Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

В. И. РОБОРОВСКИЙ

ПУТЕШЕСТВИЕ В ВОСТОЧНЫЙ ТЯНЬ-ШАНЬ И В НАНЬ-ШАНЬ

ОТДЕЛ ПЕРВЫЙ

ОТ ТЯНЬ-ШАНЯ до НАНЬ-ШАНЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В ТЯНЬ-ШАНЕ

(СТРАНА ДАЛЫН-ДАБАН, НИЖНИЙ ХАЙДЫК-ГОЛ И ПО Р. АЛГО ДО ЛЮКЧЮНСКОЙ КОТЛОВИНЫ)

Идем в страну Далын-дабан. – Дорога ущельем реки. – Река Сейхен-тохой. – Перевал Сейхен-тохой и плато Далын-дабан. Перевал Кара-гайтын-дабан и ущелье Ларасайтын-гол. – Перевал Харгутын-ула. – Перевал Гун-Хапчелык-дабан. – Река Улясутай-гол. – Флора беднеет к востоку. – Перевал Уластын-дабан. – Заметное понижение к востоку Далын-дабана. – Ключ Соргын-булак. – Река Цаган-усу. – Древнее укрепление. – Котловина Чубогорин-нор. – Перекочевка в Хара-мото. – Пашни и враги их. – Одежда торгоутов. – Жилище их. – Р. Хахрын гол. – Приезд П. К. Козлова. – Двигаемся дальше. – Ур. Гун-хара. – Чаза. – Новый проводник. – Погода на нижнем Хайдык-голе. – Опять в горы. – Р. Саарылтын-гол. – Перевал Дзурмын-Тахилга-дабан. – Мертвый монгол. – Р. Ихэ-Киргут-гол. – Перевал Гымыке.Долина озера Нарин-Киргут-нора. – Отъезд П. К. Козлова на верховье р. Алго. – Наш путь до ур. Ташагайн на р. Алго. – Ур. Бакшин-амы. – Ур. Зурмунте.Множество старых укреплений пор. Алго. – Р. Шагрын-гол. – Ур. Текен-амы. – Ур. Алтын-амы. – Пустынный переход до с. Илянлыка.

Шестого августа оставляем собственно долину Большого Юлдуса и вступаем в восточную его горную часть, страну Далын-дабан (70 перевалов), о которой столько ужасов рассказывали нам торгоуты, надеясь склонить нас взять направление через Малый Юлдус. Со стоянки в Алтын-гасны мы четыре версты прошли на юг и вышли на р. Хайдык-гол. Здесь она величественно и плавно вливает свои воды в ущелье. С юга в нее падают каменные отвесы северных склонов гор Сейхен-тохой, поросших редким небольшим ельником, кустами ивы и березы, да еще кое-где жимолостью. Иногда попадались площадки с верблюжьим хвостом (Caragana jubata).

Чтобы сократить к реке путь, мы пересекли идущий с севера горный мыс и спустились с него прямо в ущелье. Крутые склоны Далын-дабана обставляют речное ущелье с севера; река бежит по руслу, местами сжатому стенами северных и южных скатов, местами немного [78] раздвигающемуся, сопровождаемая луговыми кормами. Слева, с Далын-дабана, приходят одно за другим ущелья и приносят в реку свои воды. По дну боковых ущелий и при реке кусты ивы (Salix sp.), верблюжий хвост и жимолости попадаются значительными порослями и заполняют иногда виднеющиеся на реке острова; ели тут у реки не встречаются. Наш путь пока идет по левому берегу реки и, по словам проводника, сегодня же покинет ее. Она направляется здесь к юго-востоку.

На пути, на противоположном склоне гор, мы видели косулю (Cervuscapreolus L.). Проводник говорил, что выше на горах водятся аргали (Ovis sp.) и горные козлы.

Мы прошли ущельем реки Хайдык-гол около 24 верст. Здесь Хайдык-гол склонился более к юго-востоку, и ущелье приняло дикий, недоступный характер и сдавило реку в темных каменных объятьях своих гигантских теснин.

Слева пришло светлое широкое ущелье, по дну которого речка Сейхен-тохой стремительно несла свои светлые воды в Хайдык-гол. Дорога наша втянулась в это ущелье, и мы вскоре разбили свой бивуак, перейдя речку. Несмотря на прекрасный корм, не на радость была эта остановка: овода в несметном количестве осаждали и нас и животных, которые бегали, метались из стороны в сторону, катались по земле и приходили почти в бешенство от назойливости этих мучительных насекомых, озлобленно кусавших и людей, и животных до крови. Я не имел никакой возможности ни вычертить съемки, ни записывать своих заметок в дневник. Овода лезли в нос, в уши, забирались за ворот, за пазуху, валились в чай, в кушанье, в котел с обедом, и я вспомнил время египетских казней. Только с сумерками это нашествие стихло, и наступил для всех отдых. Отсюда на юге мы увидали громадные вершины гор Арзамлык-шиле, увенчанные мощными снегами. Кое-где по ущелью Сейхен-тохой попадались старые стойбища монголов, густо поросшие тучной синеватой травой. Вчера ночью был дождь и сегодня к вечеру тоже собрался. На другой день утро тихое, туманное. Мы направлялись вверх по ущелью Сейхен-тохой. Со стоянки прошли почти на север версты четыре и свернули по ущелью, направившись на юго-восток. Пройдя 13 верст, остановились у подъема на плато. Здесь рос редкий еловый лес и различные кустарники по склонам; прекрасная трава одевала берега речки. В нескольких местах видели рытье медведя. Оводов опять без числа.

Всю ночь лил дождь, а нам предстояло подыматься вверх на плато по довольно крутому склону ущелья, довольно каменистому, с выступами скал серо-зеленого кварцево-глинистого сланца и светлосеро-зеленого известково-глинистого сланца. Подъем начался с самой стоянки, и довольно высокий и крутой, но, благодаря частым извилинам, крутизна его умаляется. На самом верху он мокрый и скорее даже болотистый, что не особенно приятно было для верблюдов 45. Мы достигли плато на 10 000 футов абсолютной высоты и увидали Большой Юлдус и окружающие его хребты.

Плато это изрезано множеством балок, несущих воды в Хайдык-гол. По всему плато разбросаны хребты, хребтики, отдельные горки и выходы светлосеро-зеленых известково-кварцево-глинистых, известково-глинистых и кварцево-глинистых сланцев. Эти хребтики и горки достигают до 11 000 футов абсолютной высоты и больше, имеют [79] западно-восточное направление с небольшими уклонениями к северу и югу; все они выжжены солнцем и лишены растительности, которая встречается при их подъемах на степи и иногда по падям забегает наверх. На севере стояли высокие горы Сейрмын-дабан, покрытые снегом, вытянутые на северо-запад.

Пройдя под проливным дождем верст 12 по мокрому плато среди сазов 46, разбросанных повсюду, мы перевалили небольшую известковую высоту Карагайтын-дабан, идущую от берега р. Хайдык-гол, и стали спускаться глубоким, лесным ущельем в балку р. Карагай-гол. Правый, т. е. северный склон ущелья, покрыт еловым лесом, к которому примешивались березы и ивы. Тут при спуске встретили кровохлебку (Sanguisorba L.) и слышали уларов (Tetraogallus sp.). Ниже спуск до р. Карагай-гол, идущей с севера, с снеговой группы Сейрмын-дабана и восточной Хор-гутын-ула, несущей свои воды в Хайдык-гол по глубокой лесной балке того же имени, довольно удобный.

Река Карагай-гол прибыла от дождей настолько, что мы не сразу нашли брод; после переправились на другой, левый берег, где была протоптана дорога.

Оба склона этой балки крутые; частью скалистые, поросшие еловым лесом с березой и ивой. По дну ущелья, перемешиваясь с березами и ивами, стоят стройные тополя; встречается черемуха (Prunus padus L.) и жимолость (Lonicera sp.); у последней уже красные прозрачные ягоды резко выделялись в зелени листьев.

Множество ключей выбегает из подножия скатов; они орошают зеленые луговины, обставленные тополями и другими деревьями. К сожалению, плохой дождливый день мешал нам подробнее познакомиться с жизнью этого лесного ущелья. Это обстоятельство было причиной устроенной нами на следующий день дневки.

Всю ночь опять дождь; утром тоже дождь, заправившийся на весь день, не пустил нас далеко от палатки; но я все-таки собрал семена от вьющегося неприятно пахнущего колокольчика (Godonopsis viridiflora Max.) и даурской березы (Betula davurica Pall.). Дождь шел до ночи и всю ночь.

Не перестал дождь и на утро 10 августа, стал стихать только к 10 часам. Мы решились воспользоваться этой передышкой и итти далее, но не успели еще завьючить караван, как дождь полил с новой силой. Нечего делать, совсем уже промокшие, пошли вперед; на четвертой версте наша балка отвернула на юг к Хайдык-голу, до которого всего расстояния верст 6, а с северо-востока-востока пришло другое ущелье, в которое пошла наша дорога, подымаясь на перевал. Тут мы встретили жителей торгоутов, не изъявивших по отношению к нам любопытства и не подъезжавших к каравану; может быть, причиною этому был сильный дождь, от которого они прятались в свои юрты. Немного пройдя, мы свернули к перевалу на восток.

Перевал был труден, от дождя мокрый и очень скользкий. Верблюды с величайшей осторожностью шли, чтобы не поскользнуться на мокрой глине; много камней мешали движению 47. Высота перевала достигала [80] 11 000 футов над уровнем моря. На перевале мы встретили растущую в изобилии капустообразную кочанную Saussurea.

На перевале сложено «обо». Отсюда мы увидали на юге, за Хайдык-голом, прятавшиеся за облаками и видневшиеся только частями снежные горы Хан-хоро-ула. Видна была и темная трещина, в которой бежал Хайдык-гол.

Наш путь шел на восток по местности, немного падающей к югу и всхолмленной выходами известково-кварцево-глинистых светлосеро-зеленых сланцев, стоящих на ребре и направляющихся с запада на восток. Вдоль левого берега хайдыкгольской трещины по верхнему краю тянется изрытая водами и пестреющая множеством сланцевых выходов, тянущихся тоже на восток, валообразная возвышенность, называемая Хоргутын-шиле, и непосредственно за Хайдык-голом – высоты Хатын-ула. На севере ближайшими горами были протянувшиеся с запада от Сейрмын-дабана на восток Хоргутын-ула.

На этом возвышенном плато Далын-дабана почва глинисто-песчаная с известковыми и глинисто-сланцевыми обломками, крупными и мелкими.

Встреченная растительность представляла собою по степи: белые астрагалы (Astragalus sp.), мята (Mentha sp.), сушица (Anaphalis sp.), розовый василек (Gentaurea sp.), горечавка (Gentiana sp.), дикая рута (Peganum Harmala), Arnebia guttata, полевой вьюнок (Gonvolvulus arvensis), ковыль (Stipa sp.), овсяница (Festuca sp.) и другие злаки.

Мы подошли к глубокой балке р. Хоргутын-гол, куда спустились благополучно. Р. Хоргутын-гол берет начало в северных горах того же имени, роет себе глубокую балку и впадает в реку Хайдык-гол. На самой реке Хоргутын-гол кочевали торгоуты, и вся трава была выедена скотом кочевников; поэтому мы остановились на скате, не доходя до реки ½ версты, где травы еще были достаточно хороши, хотя рытвины, камни и прочие неровности мешали выбору места под палатку и, вообще, под наш бивуак. При реке росли березы, ивы, тополя и кусты облепихи (Hippophae rhaninoides). В стороне, выше нас, был ключ, и возле него устроились юрты торгоутов. Северные горы Хоргутын-ула, видимые вдоль ущелий вверх, переходят линию снега, т. е. достигают 15 000 – 17 000 футов абсолютной высоты.

И сегодня сделали под дождем все 18 верст пути. Лишь с 3 часов, через отверстия прорванных облаков, проглянуло солнце, к великой радости нашей и наших животных. Перед ночью дождь пошел снова с западной бурей на всю ночь.

Утром следующего дня прошли остальную часть спуска и перешли реку. Подъем вверх на плато, несмотря на свою высоту, очень удобный и легкий, вследствие искусно проложенной дороги 48. По пути камня хотя и много, но он убран частью, а находящийся на пути окатанный и не режет ног верблюдам. Этим перевалом мы вышли на плато и держались все того же восточного направления, уклоняясь немного то к северу, то к югу, сообразно удобствам местности. Дорогою пришлось раз пересечь одну балку и спуститься в балку реки Карасая, впадающей в р. Улясу-тай, для ночлега. Обе реки берут начало в снегах Хоргутын-ула, разделяются вначале одна от другой небольшим отрогом, а затем, слившись под именем р. Улясутая, глубокою балкою доходят до Хайдык-гола. [81]

Наш путь сопровождала погода облачная, но без дождя, который пошел с 12 час. дня до вечера на ночь. Прошли всего 19 верст.

Корма стали хуже, ибо их уже вытравили торгоуты своими стадами; да и дождей, от которых мы теперь не можем избавиться, весною здесь было маловато, и растительность от засухи плохо развилась. Спуск к реке Улясутаю трудный, каменистый. На реке встретился вид лапчатки до 2 фут. высотою с крупными белыми цветами (Comarum Salessowi).

По мере того как растительность беднела, уменьшалось и количество тарабаганов и зурмунов.

Дожди, непрерывно идущие, не позволяют нам нигде подольше остановиться и более подробно познакомиться с интересной страной Далын-дабана, не посещенного до нас европейцами. Естественно-исторические исследования наши оставляют желать еще многого, да и прочие работы не могут похвалиться своей полнотой. Будет весьма полезно, если эта страна будет кем-либо посещена при лучших метеорологических условиях.

Утром мы опять полезли вверх на плато из ущелья р. Карасая и р. Улясутая, служившего нам для ночлега последнюю ночь. Подъем довольно пологий и не так высок, как были предыдущие. На подъеме встретили каменных куропаток, кекликов (Gaccabis chukar). В горах слышны были улары (Tetraogallus sp.). Пролетела стайка каменных голубей (Columba rupestris), где-то глухо отдавался удод (Upupa epops L.) 49. В общем абсолютная высота плато стала понижаться до 8 000 футов, падала заметно к востоку. Стали попадаться кусты золотарника (Caragana sp.), Calimeris sp., дырисуна (Lasiagrostis splendens), хвойник (Ephedra sp.), кипец (Stipa sp.), ломонос (Clematis songarica) и кустики Atraphaxis sp. Верстах в 8 от Карасая на восток, к северу от дороги в горах встретилось довольно обширное плоское урочище Хура, разделяемое речкою того же имени; травы здесь окончательно выедены торгоутским скотом. Отсюда местность стала падать заметно на глаз к востоку и изрыта массой балок, сбегающих к юго-востоку, по направлению к реке Хайдык-голу. Почва тут пестрела различными оттенками в зависимости от составляющих ее пород. Попадались красные, то глиняные, размытые дождями и раздутые ветрами пригорки и хребтики, то конгломератовые, то серые и зеленоватые сланцевые, чередующиеся с глинами и конгломератами, приподнятые с юга, а иногда поставленные на ребро и протягивающиеся на восток, в полнейшем беспорядке, отчего дорога для верблюдов значительно затруднялась.

Злаки почти исчезли и уступили место растениям пустынь: преобладали солянки, попадался и золотарник (Caragana sp.).

На 21-й версте мы встретили небольшой ключик Соргын-булак, струящийся по дну небольшого лога. В голове ключа небольшая солонцеватая площадка, покрытая дырисуном, дала нам возможность, хотя и стесненно, разбить свой бивуак. Кое-где белели выпоты соли и росли кусты хармыка (Nitraria Schoberi). Здесь мы в последний раз видели зурмунов и тарабаганов (Spermophilus eversmanni et Arctomys dichrous).

Абсолютная высота этой местности не превышала 6 500 футов.

Дождь не забывал нас и попрыскивал дорогой и на бивуаке, к ночи разошелся ливнем, с западной бурей, да не перестал и на следующее утро. На юго-востоко-востоке, куда мы держали путь, с Соргын-булака на [82] р. Цаган-усу, стоял густой туман. По берегу Хайдык-гола хребтики сланцев тянулись попрежнему в восточном направлении. Местность все понижалась, начали встречаться кусты парнолепестников (Zygophyllum xantoxylon), сугаки (Lycium ruthenicum), бударгана (Kallidium sp.), белолозники (Eurotia sp.), ломонос (Glematis orientalis), Sympegma Regeli, золотарник (Caragana sp.); по балкам – тамариски (Tamarix sp.) и Myricaria germanica. Появилась первая сойка (Podocis hendersoni), виднелось множество чекканов (Saxicola sp.). Видели харасульту (Antilope subgutturosa) и прекрасной шерсти лисиц (Canis Vulpes).

Заметно спускаясь, дорога вывела нас через 18 верст от Соргын-булака к реке Цаган-усу, протекающей по каменному руслу среди кустарных зарослей в довольно широкой и не особенно глубокой конгломератовой балке; бежит она с высоких снеговых северных гор Хура-дабан, с перевала того же имени, ведущего на Малый Юлдус и, прорвав сланцевую северную ограду р. Хайдык-гола, вливается в эту последнюю.

Здесь же северный хребет Хура-дабан отворачивает немного на северо-восток, и подгорная долина Далын-дабана раздвигается, но представляет не гладкую равнину, а местность всхолмленную, скатывающуюся на юго-восток к Хайдык-голу и изрезанную в этом направлении сухими руслами и логами, по дну которых растут полынки (Artemisia sp.), ломоносы (Clematis songarica), хвойники (Ephedra sp.), дырисуны (Lasiagrostis splendens), Calligonum mongolicum и хармыки (Nitraria Schoberi).

Поверхность почвы выстлана обломками известняков и сланцев, иногда затейливо обработанных ветрами и песками; так как особенно выдуты западные стороны галек, то, следовательно, господствующие ветры здесь западные. Конгломератовым склоном балки мы спустились в ложе ее; дно его засыпано огромными валунами, окатанными и принесенными сюда с гор; пришлось выбирать среди них дорогу. Между камней пристроились дырисун, кусты белой розы (Rosa sp.) и кусты барбариса (Berberis sp.) до 14 футов вышиною. Барбарис этот отличается совершенно круглыми крупными вкусными ягодами, вполне съедобными (я собрал их для семян фунта 1½). Попадаются группы тополей и ив, чащею теснящихся к реке; карагачи (ильмы) (Ulmus campestris), стоящие отдельными деревьями, непролазные кусты облепихи (Hippophae rhanmoides), хвойники (Ephedra sp.) и кусты белолозника (Eurotia sp.), достигающие до 7 футов вышиною.

Вся впереди лежащая местность прячется от любопытного взгляда путешественника в постоянные здесь пыльные туманы, приносимые с востока из баграшкульской долины и через простирающиеся к востоку южные горы Борохотын из Кашгарии. Перейдя бродом на левый берег реки Цаган-усу, светлыми водами своими доходившей до брюха лошадей, мы разбили свой бивуак среди прекрасных тополей, между которыми тут же струился хрустальный ключик; на нем суетливо бегал дупель (Scolopax sp.), боязливо вспорхнувший при нашем появлении.

В реке Цаган-усу летом вода самая малая часов в 11 дня; после полудня она прибывает; самая высокая – ночью, а утром сбывает вновь. Судя по береговым приметам, вода иногда прибывает до 1½ сажени выше ее ординара.

По реке в окрестностях нашего лагеря, кроме указанной выше флоры, на солонцеватой глине росли кусты тамарисков (Tamarix sp.), хармыков с разноцветными ягодами (Nitraria Schoberi), на корнях которых песья дурь (Cynomorium coccineum) развивала свои красно-бурые цветовые початки. Попадались кустики Atraphaxis sp., злаки (Gramineae sp. sp.), [83] Statice sp., по ключикам – осоки (Carex sp.), водяная вероника (Veroniea sp.) и др.

По верхнему краю левого берега балки хорошо заметна линия каменного укрепления, пришедшего ныне в разрушение. Оно расположено в 30-100 шагах от края, параллельно ему, и представляет каменную стену, протянувшуюся на 8 верст с юга от реки Хайдык-гола на север, вдоль Цаган-усу к горам, закрывая собою вход в Далын-дабан. Ширина стены около одной сажени. Сложена она из валунов, внутри заполнена галькой с глиной. Наружные валуны стены свидетельствуют о ее древности, ибо тронуты временем настолько, что рассыпаются от прикосновения ноги. Через каждые 80 шагов стояли здесь башни по 2 сажени в квадрате. Перед стеной заметны следы рва до трех шагов шириною. Форма стены в плане такова:

Это старинное укрепление защищало когда-то вход из восточной низкой баграшкульской долины в только что пройденную нами горную страну, разрываемую рекой Хайдык-голом и носящую ныне название Далын-дабан. Насколько достоверны сведения, полученные мною от проводника относительно этого укрепления, не могу сказать, но передаю их в том виде, в каком слышал: тому назад лет 300, а может быть и того ранее, на Большом Юлдусе и в стране Далын-дабан жил хан монгольского племени, Мохур-хан; от набегов джунгар он выстроил эту стену, на которой в 150 больших и многих малых башнях, соединенных каменной стеной, жило охранительное войско. Мохур-хан управлял племенем шарасы-махасы, которые были людоедами; они не оставили к настоящему времени потомства, кроме 10 хошунов олютов, живущих ныне по р. Текесу.

На Цаган-усу мы передневали, т. е. провели день 14 августа, который простоял хотя довольно облачным, но без дождя, что дало возможность мне и Ладыгину сделать сборы местной флоры и насекомых, осмотреть укрепления, описанные выше, а людям привести в порядок вьюки и починить свое порванное в дороге платье и сапоги.

Перед вечером сгустились облака, а ночью, прошел сильный, хотя и непродолжительный, дождь, наливший много воды, забежавшей в нашу палатку и подмочивший все наши войлоки и разложенные по бивуаку вещи, а главное – сушившиеся семена, набранные по пути с Далын-дабана.

Вьюки наши скоро просохли, восточный сухой ветер их живо обдул.

Прошедший ночью дождь прибил пыль впереди лежащей песчанистой пустыни, и мы тронулись в путь, который оказался значительно лучше, чем рисовал его нам проводник. Прошли 38½ верст по неприветливой скучнейшей пустыне: на всем пространстве попадались разрушенная выдутая глина и песок, сдутый кое-где в небольшие барханы, множество глиняных увалов и сухих русел и логов, тянувшихся сначала на ЮВ, а потом на восток; одним сухим руслом мы шли в этом последнем направлении 11 верст; с правой стороны тянулась высота, разбитая на множество хребтиков, а слева высокие лёссовые обрывы примыкавшей к северным горам пологой покатости, обмытой когда-то бежавшей здесь водой.

Выйдя из этого русла мы увидели впереди плоскую местность, лежащую, ловидимому, немного ниже русла, текущего на юге Хайдык-гола. На ней виднелись леса; мы направлялись туда, держась все того же восточного [84] направления, испытывая непривычную 30° жару, при облачном небе. Не доходя до леса мы встречали множество дзеренов (Antilope subgutturosa). Усталые и заморенные собаки еле плелись и даже не увлекались преследованием их. Попалась нам и лисица, должно быть, охотившаяся на кур у близкого уже жилья. Наконец достигли леса, состоящего из карагачей (Ulmus campestris), среди которых были раскиданы пашни и бахчи, с приютившимися на опушках глиняными хижинами карашарских монголов-торгоутов, занимающихся здесь исключительно земледелием. На одном из арыков, в тени карагачей, на прекрасном лугу, мы разбили свой бивуак. Вся эта долина называется Чубогорин-нор; она, действительно, лежит немного ниже уровня реки Хайдык-гола, орошается выведенными из нее арыками, а когда-либо, может быть, заливалась из реки водою, образуя озеро, как гласит ее название. Абсолютная высота Чубогорин-нора равняется 3842 футам; на том же меридиане Хайдык-гол бежит на высоте 3855 футов.

Почва пашен Чубогорин-нора состоит из серых лёссовых и тончайших намывных илов. Котловина Чубогорин-нора, замкнутая с запада горами Далын-дабана, с севера горами Хура-ула, Хабцагайтын-ула, а восточнее Балтабарин-ула, а с юга Боро-ула и Хан-хоро, к востоку открыта к озеру Баграш-кулю и несомненно составляла когда-то огромный залив этого, некогда обширного внутреннего бассейна.

Вечер был прекрасный, теплый, ясный и тихий; мы соблазнились и пили чай на лугу, вне палатки, на разостланном войлоке при освещении полной луны и наслаждались непривычными прелестями этого редкого для нас вечера. Перед сумерками летало много стрекоз (Libellula sp.), а в сумерки летучих мышей (Vespertilionea sp.), гонявшихся за бабочками и насекомыми; кричал филин (Bubo sp.), должно быть в развалинах покинутой фанзы; трещали полуночники (Caprimulgus sp.); заводила свою песню медведка (Gryllotalpa sp.), и ей вторили хоры кузнечиков (Locusta sp.), рассевшихся по деревьям и кустам.

Наступившая ночь была так тепла и хороша, что в палатках не осталось ни одного человека, все разлеглись на ночлег между вьюками, чтобы отдаться в объятья Морфея при такой необычно прекрасной обстановке. Перед утром туман покрыл влагой всю землю, но проснувшееся солнце живо прогнало его и осушило своими приветливыми лучами игравшие на ней капли росы.

После пережитых месяцев, все время безжалостно донимавших нас дождями, мы здесь блаженствовали и наслаждались, не дрогли более в мокрой одежде, не жались и не тряслись более от пронизывающих ветров и с наслаждением пользовались ласками теплых солнечных лучей.

В 7 часов утра я с казаком Баиновым отправились верхами по направлению к р. Хайдык-голу, чтобы присмотреть удобное место для более продолжительного бивуака, на котором нам предстояло дожидаться возвращения П. К. Козлова из его разъезда в Кашгарию. Дорогой, по оазису, нам попадались юрты и глиняные фанзы, скрываемые кустами и порослями высокого золотистого дырисуна (Lasiagrostis splendens), окруженные пашнями и бахчами. Жители выбегали и удивленно рассматривали невиданных всадников.

При первом нашем появлении на Юлдусе на нас также смотрели с удивлением, не только люди, но даже табуны лошадей и стада коров, сбегавшихся поглядеть на новых людей, и провожали наш караван на потеху наших собак, пользовавшихся случаем полаять вволю. [85]

По числу попадавшихся пашен можно судить, что земледелие у здешних торгоутов сильно развито, и обработка пашен, довольно аккуратная, превосходит во много раз качеством все другие виденные нами ранее монгольские пашни; здесь они, по тщательности обработки, напоминают пашни китайские. На восьмой версте мы вышли к рукаву р. Хайдык-гола, отмывающего небольшой лесистый остров от левого берега. Широкая многоводная река плавно и величественно двигалась гладкою поверхностью, иногда свертывая ее в круги и воронки, в небольших водоворотах. Не доходя берега, мы встретили небольшую крепостцу, теперь уже разрушенную и построенную монголами не одну сотню лет тому назад.

Реку сопровождает обильная растительность, давшая возможность пополнить мой гербарий как цветущими видами, так и семенами. По реке мы прошли верст 6-7, местами пашнями, местами густыми зарослями ивы, джиды (Elaeagnus sp.), барбариса и облепихи. Река Хайдык-гол и ниже делится на рукава, образуя прекрасные лесистые острова. На 13-ой версте мы пересекли арык, выведенный из реки на пашни в ур. Хара-мото. Это место я нашел удобным для бивуака: вблизи шла дорога из Карашара, и П. К. Козлову здесь нас будет легко найти.

На обратном пути, на бивуак наш проводник немного заблудился среди пашен. Это дало повод поторопиться нам перекочевать на видное место, потому что если местный житель не мог найти бивуака сразу, то как же найдет его проводник Козлова, взятый где-либо в Карашаре.

Весь день простоял тихий и ясный, но в воздухе носился сухой туман, пришедший с востока.

Вечер и ночь теплые и душные. Не хотелось ложиться спать, и мы, я и Ладыгин, провели до 10 часов под густыми карагачами, не пропускавшими лунного света, болтая о предстоявших нам работах, о родине, вспоминая родных, знакомых и вообще делясь воспоминаниями обо всем, забывая сон. Ночью пронеслась с северо-запада сильная буря, но благодаря защите окружающего леса, нас она не беспокоила. Перед утром она совершенно стихла, только принесла значительное количество перисто-слоистых облаков и густого тумана.

Напившись чаю, мы быстро завьючили верблюдов и покинули бивуак. Накануне нашелся торгоут, который взялся вести нас до Токсуна; он повел в Хара-мото дорогою несколько иною, чем та, по которой мы ездили накануне; сегодня нам попадалось больше пашен и жителей. Здесь возделывают 2 вида пшеницы, кукурузу, просо, 3 вида ячменя и овес; кроме того около домов разводят морковь, земляные груши, бобы, дыни, арбузы, огурцы, баклажаны; возделывают сады, в которых можно встретить яблоки, абрикосы, груши и персики. Из животных, кроме лошадей, коров, овец и коз, держат собак; попадаются кошки. У некоторых есть куры, утки, гуси; голуби и воробьи тоже ютятся около фанз.

Поросль леса составляют карагачи (Ulmus campestris), ивы (Salix sp.), серебристый и пирамидальный тополь (Populus alba et pyramidalis), джигда (Elaeagnus sp.), тамариски (Tamarix sp.). На пути мы собрали здесь Atraphaxis sp., Myricaria sp., хармыки (Nitraria Schoberi), сугак (Lycium sp.), белолозник (Eurotia sp.), хвойник (Ephedra sp.), четыре вида полынок (Artemisia sp.), 4 вида солянок (Salsola sp.), 6-7 злаков (Gramineae sp.), высокий камыш (Phragmites communis), очень высокий, до 3 метров, дырисун (Lasiagrostis splendens), метелку (Calamagrostis Epigeios), рогозник (Typha sp.), осоки (Carex sp.), ситник (Juncus sp.), татарники (Cnicus sp.), песью смерть (Gynanchum sp.), солодку [86] (Glycyrhiza sp.), верблюжью траву (Alhagi camelorum), Sphaerophysa salsa, брунец (Sophofa alopecuroides), Dodartia orientalis. лебеду (Chenopodium sp.), девясил (Inula sp.), Kochiasp, 2 вида гречишника (Polygonum sp.), овечий репейник (Xantium atriirnarium). осот (Sonchus sp.) и мн. др.

Из зверей, по словам проводника, обыкновенны: кабаны (Sus scrofa), волки (Ganis lupus), лисицы (Ganis vulpes), дзерены (Antilope subgutturosa), барсы (Felis irbis), рыси (Felis lynx), малуны (F. malun), зайцы (Lepus sp.), и др. грызуны; в горах медведи (Ursus sp.) и косули (Cervus pigargus).

Из птиц чаще других попадались: сойки (Podoces hendersoni), фазаны (Phasianus sq. torquatus?), турпаны (Gasarca rutila), утки (Anas sp.), кулики (Totanus, Limosa sp. sp.), воробьи (Passeres sp. sp.), сороки (Pica sp.), вороны (Corvus sp.), коршуны (Milvus sp.), орлы (Haliaetus, Aquila sp., Buteo etc. sp.), завирушки (Accentor sp.); варакушки (Gyanecula sp.), камышевки (Salicaria sp.), чекканы (Saxicola sp.) и мн. др.

Нам попались: 2 вида ящериц (Phrynocephalus et Eremias sp. sp.), змеи, жабы (Bufo sp.). Много мелких мух и комаров; слепней и оводов почти нет в это время года (вторая половина августа). Из бабочек попадались: Argynnis sp., Lycaena amanda Sehw, Colias erate sp., Leucophasia sinapis L. var., Satyrus arethusa Esp., Pieris rapae L., Vaaessa sp. и др.

До Хара-мото сделали 13 верст и раскинули свой бивуак на берегу арыка, выведенного для поливки пашен, из реки Хайдык-гола, протекавшего шагах в 100 и доставлявшего нам прекрасную воду и отменное купанье. Только что мы расположились, проводник принес нам 6 штук прекрасных дынь, стоивших всего 25 копеек.

Вскоре пришли к нам торгоуты; за чаем гости очень откровенно жаловались нам на своих господ-китайцев, к которым вообще относились недружелюбно, и спрашивали, скоро ли придет к ним батыр Амур-сана 50, чтобы освободить всех монголов от китайцев, которых он всех вырежет. По их поверью, Амур-сана перерождается и живет в России постоянно, то на Волге, то на Урале, то в Сибири; когда же настанет время, он, с разрешения русского царя, объявит свое имя и уничтожит китайское царство. Тогда все народы Китая будут молиться и благодарить бога за счастье, посланное им на землю, ибо все тогда будут жить хорошо, богато и счастливо, и никто не будет обижать друг друга. Вообще торгоуты, при ласковом с ними обращении, довольно доверчивы и откровенны.

Здесь в ур. Хара-мото (на р. Хайдык-голе) мы простояли 9 дней, в течение которых знакомились с окрестной жизнью животной, растительной, с самими торгоутами и делали различные наблюдения: метеорологические, астрономические, магнитные и прочие. Всякого рода коллекции наши тоже пополнялись постепенно.

Невдалеке от нас пролегала большая, дорога, и много торгоутов проходило по ней мимо нас к Карашару и обратно. Они уже скочевывали с Юлдуса; там теперь начались дождливые и снежные погоды и наступают холода. Здешние жители тоже торопятся с уборкою хлебов, которые местами уже начали осыпаться. Для той же цели многие юлдусские торгоуты, имеющие здесь пашни, тоже торопятся скорее перекочевать, чтобы не опоздать с уборкою хлеба. Жнут здесь серпами, довольно низко срезывая солому; иногда же выдергивают колосья с соломой из земли и вяжут пучками. По нивам довольно много сорных трав, но несмотря на это урожаи очень хорошие. Летом торгоуты со скотом откочевывают отсюда в горы и на Юлдусы, а караулить пашни остаются только старики и бедные люди, служащие работниками за плату. [87]

Главными врагами пашен и бахчей считают кабанов, водящихся по окрестным камышам в большом количестве. С закатом солнца они выходят из своих логовищ и направляются на покормку на ближайшие пашни, где проводят ночь до утра, производя большие опустошения. Трусливые торгоуты принимают против них самые незатейливые меры: они зажигают на пашнях костры и время от времени стреляют холостыми зарядами, или кричат благим матом, чтобы испугать и прогнать опустошителей. Но кабаны, уже знакомые с этими безвредными для них приемами торгоутов, спокойно кормятся на пашнях, не обращая внимания на старания торгоутов прогнать их. Много вредят пашням и антилопы (А. subgutturosa).

Одежда мужчин здесь состоит из широких панталон, спускающихся немного ниже колен (до половины икры), и китайского образца дабовой (материя грубой бумажной ткани) рубахи, распашной спереди и застегивающейся у ворота на медную пуговицу и у пояса; иногда подпоясываются куском синей или белой дабы; длина рубахи на ½ аршина ниже пояса, часто забирается в панталоны. Ноги почти всегда обуты в гутулы – сапоги из выделанной местной кожи, или в чирки из бараньей или другой какой сырой кожи. На голове носят войлочную шапочку китайского образца, только на верхушке прикреплена красная кисть, длиною 6-8 вершков из тонких бумажных шнурков, а у богатых – из толстых шелковых ниток. На работе эта шапочка часто заменяется куском синей или белой дабы, обернутой по-китайски вокруг головы и сверху обвитой косою. Для выезда и зимою имеется меховая шапка с квадратным верхом (матерчатым), с наушниками и назатыльником. Верхние халаты синего или черного цвета, из дабы или привозной русской материи (кизинец, чортова кожа). Духовенство, т. е. ламы, которых вообще у всех Монголов очень много, носят свои одежды желтого и красного цветов 51. Женщины носят такие же, как и мужчины, халаты, с косым воротом, застегивающимся на правую сторону. Шапки у них меховые, бараньи или выдровые того же образца, как и мужские, только меньшего размера. Женщины надевают их лихо набекрень и не глубоко на голову. В ушах мужчины и женщины носят большие серебряные серьги, убранные маржанами или бирюзой. Мужчины подбривают спереди волосы до половины темени и кругом за ушами и у шеи, оставляя лишь на макушке клок длинных волос, которые заплетаются в косу. Многие добавляют, подобно китайцам, к своим волосам пряди шелка и вплетают их в косу, отчего последняя бывает особенно длинна и густа, что составляет некоторое франтовство. Женщины заплетают волосы в две косы, разделенные по середине темени прямым пробором. Чтобы спущенные на грудь косы не секлись, их носят в синих дабовых чехлах.

Живут все почти в юртах, хотя более богатые имеют фанзы, битые из глины. У местного хана довольно большая фанза с садом, ее называют по-китайски «ямынем» (управлением). Хан строит для себя еще новый ямынь. Местный торгоутский гэгэн, ныне отсутствующий и находящийся в Амдо для получения своего высшего духовного образования, имеет тоже свой ямынь с садом и с помещениями для монахов. Много попадалось нам здесь старых разрушенных стен глиняных фанз и множество покинутых пашен; нам торгоуты говорили, что все это теперь только остатки разрушений, произведенных дунганами во время их восстания.

Эти торгоуты, так же как и юлдусские, – выходцы с Волги около 200 лет тому назад, считают свое пребывание в пределах Китая временным и надеются возвратиться со временем в Россию, где, по их словам, у них есть земли, на которые у хана хранится бумага русской царицы. Китайцев [88] сильно недолюбливают зато, что последние изводят их ханов и не дают им долго жить. Отец настоящего малолетнего [хана] тоже изведен (отравлен) китайцами по достижении 25 лет. Это делается для того, чтобы какой-нибудь энергичный хан, войдя в более зрелые годы, не увел бы торгоутов из Китая в Россию.

Здесь, после проведенных девяти дней, повидимому, нам уже нечего было делать: мы обошли все ближайшие окрестности и обыскали все кустики и все камешки. Бивуак наш порядочно загрязнился, животные кругом объели весь корм, а нам двигаться вперед никуда нельзя было, не дождавшись П. К. Козлова, еще не вернувшегося из своего разъезда. Долгое его отсутствие меня начинало сильно беспокоить, и я решил, выбрав новое место для бивуака и перейдя на него, послать на Юлдус Баинова с монголом, чтобы хотя узнать там что-нибудь о П. К. Козлове.

26 августа мы перебрались на р. Хахрын-гол. Эту р. Хахрын-гол мне называли многими именами, а именно: Хахрын-гол, Кара-су, Уластын-гол. Может быть, она и называется всеми этими именами, но я буду звать ее Хахрын-гол, потому что ее мне чаще так называли, да и покойному Пржевальскому она была названа торгоутами тем же именем.

От Хара-мото пришлось всю дорогу, 10 верст, колесить по болоту, заросшему местами густыми камышами, среди которых множество кабанов находят себе притоны, откуда по ночам делают набеги на соседние пашни и бахчи. На левом довольно возвышенном берегу Хахрына мы раскинули свой бивуак под двумя развесистыми карагачами, среди роскошной высокой травы, скрывавшей наши вьюки. Противоположный берег представлял собою сплошные пашни на далекое пространство.

Река шириною сажени 3, при глубине в пояс, своими чистыми водами заманивала лишний раз искупаться. В прозрачных водах ее довольно значительными стаями разгуливали рыбы, не раз разнообразившие наш стол прекрасной ухой и своим нежным мясом. Рыба эта из расщепнобрюхих, сильно распространенных во всей Азии. Река начинается в северных горах Хахрын-дабан и в юго-восточном направлении идет по камышовой долине, принимает в себя р. Хабцагай-гол и вместе с нею впадает в Хайдык-гол, в 25 верстах выше города Карашара.

На Хахрыне для нас тоже началась кое-какая коллекторская пожива, но для этого приходилось уходить подальше от бивуака.

27 августа я направился на речку Хабцагай-гол, чтобы посмотреть характер ее при выходе из гор, и, возвратясь домой, нашел, к великому моему удовольствию, П. К. Козлова возвратившимся из поездки. Причины, задержавшие П. К. Козлова, были таковы: взявшийся вести его в г. Куча проводник завел его в непроходимое ущелье, откуда Козлов должен был вернуться обратно на Юлдус; проводник же бежал от него. При содействии гэгэна нашелся другой проводник; уставших лошадей пришлось заменить новыми наемными, и вышли не на Кучу, а на селение Вугур. Во всяком случае новое пересечение гор вполне удалось, хотя и не в том месте, которое было желательно осмотреть. Дорога в Кучу есть, но в наиболее доступных местах она уже несколько десятков лет засыпана валами камней: кашгарские сарты, боясь юлдусских торгоутов, загородили ущелья, или, вернее, наоборот. Из Бугура Козлов через Курлю вышел к нам нижним Хайдык-голом на р. Хахрын. 1 сентября вернулся и Баинов, ласково принятый на Юлдусе гэгэном, которому он оставил необходимые запасы для Козлова на случай, если бы ему не удалась его вторичная попытка пройти через горы в Кашгарию. [89]

Соседние торгоуты приходили приглашать нас на охоту на кабанов. Козлов, Ладыгин и Шестаков три ночи подряд сидели и караулили их. Кабаны приходили, но за темнотою ночи стрелять их ни разу не пришлось.

3 сентября, пообедав, мы тронулись в дальнейший путь. Дорога пролегала частью по камышовым, частью по песчаным пространствам и вывела на 12-ой версте в урочище Гун-хара, расположенное на арыке, выведенном из реки Цаган-тюнге, идущей с северо-востока от подножия северных гор и разбираемой на арыки обширных пашен Гун-хара. Дорогою мы пересекли р. Хабцагай-гол, очень маловодную в ту пору.

Ур. Гун-хара расположено среди зарослей огромных карагачей и тополей, между пашнями на ровном месте, а по пескам его толпятся тограки (Populus euphratica), тамариски (Tamarix sp.), камыши (Phragmites communis), белолозники (Eurotia sp.) и хвойники (Ephedra sp.). В одной версте к юго-востоку от Гун-хара строится новый ямынь (управление) для молодого хана.

Сильный туман застилал окрестность и мешал видеть на значительные расстояния вдаль. Комары и здесь в значительном количестве надоедали нам; впрочем, они нас не оставляли все время с тех пор, как мы пришли из Далын-дабана на нижний Хайдык-гол. На здешних пашнях мы кое-что собрали в свой гербарий. В сумерки небо совсем закрылось облаками. Ночью пролил небольшой дождь, разрешившийся значительной бурей, продолжавшейся почти до рассвета. Утром же совершенно разъяснило, и мы после чая быстро собрались и тронулись дальше.

Около шести верст мы шли на северо-восток камышами, большая часть которых растет на болоте, образуемом разливами арыков р. Цаган-тюнге.

На 6½ версте мы встретили помещение торгоутского гэгэна, состоящее из нескольких глиняных построек и сада с группою пирамидальных тополей. Дорога здесь сворачивает на восток, куда тянется и северная граница баграшкульской растительной полосы, направляющейся отсюда на восток к Ушак-талу, и к югу, за Хайдык-гол, обнимая озера Баграш-куль с юго-запада узкой полосой.

На 10-ой и 11-ой верстах нам попадалось множество отдельных разрушенных глиняных фанз, раскиданных среди заброшенных пашен. Это все печальные воспоминания о бывшем дунганском восстании. Тут же влево, недалеко от нашего пути, был виден и старый ханский дворец и ямынь, тоже посещенный в свое время дунганами, оставившими свои разрушительные следы и здесь. Сохранились лишь роскошные пирамидальные тополя, видимые издалека. Здесь живет несколько семей монголов, и несколько разрабатываемых пашен свидетельствуют, что здесь земледелие еще не совсем брошено.

Слева, к северу от дороги тянутся вдоль ее сагызы, глиняные обмытые обрывы, напоминающие как бы старинный берег водоема, может быть, отступившего в свое время отсюда Баграш-куля. Выше этих сагызов к горам тянется галечная предгорная пустынная покатость.

Вправо тянулось плодородное урочище Чаза, вновь после дунганского разрушения разрабатываемое ныне торгоутами под тучные пашни.

Сорные травы близ арыков здесь вырастают до удивительных размеров; некоторые из Chenopodiaceae достигали до 22 футов вышины.

Через 19 верст мы разбили свой бивуак. Могли бы, конечно, пройти и больше, но шли такими прекрасными кормами, что хотелось воспользоваться этим случаем и покормить наших животных. Мы остановились среди убранных уже пашен. Невдалеке была усадьба зажиточного монгола, [90] хозяина этих пашен. Он нам жаловался, что его сильно обижают дзерены, приходящие с севера, из пустыни, пастись на его хлеба. От кабанов по ночам постоянно жгут сторожевые костры, которые в темную ночь очень красивы. Комаров здесь тучи. Сильный, сухой туман скрывал ит нас гиры и задергивал далекий горизонт.

Наш путь лежит на р. Алго, через альпийское озеро Нарин-Киргут-нор. Предстоит довольно большой и совершенно бесплодный переход к северным предгорьям. Но мы делим его на два раза, чтобы лишний раз покормить животных.

До поворота дороги на северо-восток прошли оазисом еще 7 верст и остановились там, где кончалась вода в арыке. Проводник наш заболел и отказался итти дальше. Нужно было искать другого. Послал Баинова по юртам за проводником, которого он скоро нашел, до озера Нарин-Киргут-нора. Необыкновенно высокая травянистая растительность поражала нас: дырисун (Lasiagrostis splendens) был вышиною за 14 футов. Один вид Artemisia доходил до 5½ аршина, другой до 4 аршин; одна солянка до 4½ аршин. Хлеб весь уже сжат; древесная растительность здесь реже. Комаров те же тучи.

После страны Далын-дабана мы провели в бассейне нижнего Хайдык-гола и долине Баграш-куля двадцать один день. За это время температура днем была выше +30°Ц шесть раз, на Хайдык-голе 19 августа доходила до +32,3°Ц.

Самая низкая температура была +18,3°Ц днем, в полдень, отмечена при ясной и тихой погоде 30 августа, Поверхность земли нагревалась 17 августа до +64,1°Ц. Тихих дней было 8; ветры дули преимущественно северо-западные или северо-восточные; по ночам частые бури. Ясных дней пять; облачность выражалась более слоистыми и перистыми облаками. Пыльные туманы, приносимые с востока, наблюдались ежедневно. По ночам бывало иногда довольно холодно; в горах не раз замечался выпадавший снег. 30 августа ночью случился мороз, земля покрылась инеем. 4 раза ночами шел дождь и один раз на северных горах замечена гроза. Птицы довольно спешно летят на юг.

Добыв себе нового проводника, мы выступили в северо-восточном направлении прямо в пустыню, устланную галькою. Нашу дорогу перебегали довольно часто сухие лога дождевых потоков, а на 16-17 версте мы пересекли небольшие высоты, протянувшиеся с запада на восток неширокой полосой. За ними опять шла крупногалечная пустыня, изрезанная сухими логами, по дну которых растут корявые полусухие карагачи. По одному из этих русел мы вошли в узкое, темное ущелье, пройдя по которому около версты, мы нашли струящуюся по гальке воду, сейчас же снова исчезающую в гальку. Тут густо толпились карагачи, ивы, кусты барбариса, местами представлявшие непролазную заросль. Для животных же травяного корма почти на нашлось; несмотря на это мы должны были здесь переночевать.

Ущелье это носит название Саарылтын-гол; летом здесь кочуют торгоуты и совершенно вытравляют тот немногий корм, который сумеет здесь вырасти. Немного выше мы нашли еще несколько чистых ключей, привлекающих для водопоя множество мелких птичек. Мы видели и крупных их представителей: бородачей, соколов, воронов, сорок, клушиц, плисиц, горихвосток, овсянок и др. Состав окрестных гор известково-сланцевый; оголовки приподняты с юга на 35-45°. Ночью нас покропил небольшой дождь. [91]

Чтобы продолжать путь, мы должны были выйти из ущелья вновь к подножию гор; отсюда в дымке тумана, на юге под углом 171°, мы увидели северный залив озера Баграш-куля; на восток видели южный склон северных гор, падающий к селению Ушак-талу. Двигаясь на северо-восток, на 7-ой версте, мы снова вступили в невысокие глиняные размытые горки и пошли извилистым ущельем, которым вышли на невысокий удобный перевал Дзурмын-шахилга-дабан, с которого направление нашего пути сделалось более восточным (75°). Окрестные горы состоят из скал глинистого серо-бурого известняка и мелкозернистого с простилками известкового шпата. Мы двигались междугорной долиной. Поперек нее сбегают вправо сухие лога, поросшие корявыми ильмами (Ulmus campestris). Отсюда опять виден на юге Баграш-куль. На 18-ой версте мы снова перевалили через небольшой сланцевый отрог левых гор и спустились к реке.

На берегу ее нам бросился в глаза лежащий у кустов труп монгола. Он лежал на спине, головой на запад; ноги были согнуты в коленях. Синий драповый халат прикрывал труп. 2 палки в головах и 2 в ногах, с привязанными на концах белыми тряпками, были воткнуты в землю. Труп издавал уже смрадный запах, но ни птицы, ни звери еще не нарушали его покоя и не приступали к тризне. Как оказалось впоследствии, в здешнем округе была распространена злокачественная горловая болезнь, уносившая многих монголов в другой мир. Болезнь эта выражается язвами в гортани с белым налетом; затем гнойные пленки заволакивают горло и удушают больного. Многие из нашего конвоя тоже заболевали, но им помогло полосканье, составленное из чайной ложки нашатыря (Ammonium chloratum) на бутылку кипяченой воды, повторяемое 4-6 раз в день.

Речка, на которую мы вышли и, пройдя 24½ версты, остановились, называемая Дзурмын-гол или Ихэ-Киргут-гол, течет на юг по галечному руслу, среди высоких и толстых, в 2-3 обхвата тополей, стоящих красивыми рощами. Между густых зарослей ив, облепихи, роз и барбариса множество светлых ключей бежит из-под скал в речку. Корму для наших животных на реке почти уже не было. Проходящие из гор монголы, скочевывавшие со скотом в долину Баграш-куля, стравили своими многочисленными стадами здесь все корма окончательно. Окрестные серые известняковые горы по падям и ущельям прикрыты кое-где кустарниками и группами деревьев, преимущественно карагачей. На северных склонах гор виднеются темные пятна большого елового леса. На реке близ нашего бивуака видны следы не очень давно обрабатывавшихся пашен.

Далее, вверх по реке дорога идет, затейливо извиваясь по ущелью, постоянно переходя вброд речку и с трудом пробираясь среди рощ громадных тополей, карагачей и зарослей ив. Множество крупных камней и валунов, разбросанных в хаотическом беспорядке по дну ущелья, и узких тропинок, проложенных по крутым поросшим лесом скатам, иногда и по карнизам, представляют много затруднений, а подчас и опасностей для движения верблюжьего каравана.

Направление ущелья постоянно ломается под различными углами; местами каменные стены сдвигаются и сдавливают небольшую клокочущую речку, непокорно выбивающуюся из их жестких, неласковых объятий. Местами же эти стены раздвигаются, особенно в верхнем ее течении, до версты, и сравнительно широкая долинка заполняется красивыми рощами тополей и карагачей (Populus sp. et Ulmus campestris). [92]

Дорога все время шла в северо-восточном направлении, на 12-ой версте свернула вправо, в падь, и, поднимаясь довольно крутым и каменистым ущельем, через ½ версты привела нас на невысокий перевал Гымеке-дабан, с которого мы увидели вдали всю реку Ихэ-Киргут-гол, идущую навстречу с запада с перевала Сасык-дабан, довольно высокого, но пологого, ведущего в долину Малого Юлдуса. Река, сбегая с него, вскоре же окаймляется древесной и кустарной растительностью и бежит среди зелени извилистой синей лентой. На восток, через неширокую долинку, виден другой перевал, Дулен-дабан (через который лежит наш дальнейший путь).

Прямо внизу под нашими ногами, на восток, тянется с севера зеленая долина, местами довольно обширная, реки Нарин-Киргут-гол, разбивающейся на многие рукава и пробивающейся среди густых зарослей ивняков. Немного правее, т. е. на юг, река собирает свои русла в одно и по широкому травянистому лугу, сопровождаемая группами вековых тополей, затейливо извивается и впадает в синее, охваченное отвесными серыми скалами, альпийское озеро Нарин-Киргут-нор, в большую воду изливающееся в р. Ихэ-Киргут-гол, посредством протоки, разрывающей горы.

Спуск с перевала каменистый, крутой, но наши верблюды сошли по нему спокойно.

Остановились мы на берегу озера у устья реки. Красота местности, обилие корма и желание обшарить этот прелестный уголок соблазнили нас провести здесь два дня.

Озеро Нарин-Киргут-гол лежит на высоте 6 315 футов. Мы застали здесь уже наступающую осень. На деревьях листья пожелтели и осыпались; травы отчасти тоже стояли желтыми. В густом лесу на склонах гор лежал снег, ночью лужи замерзали; по утрам земля застилалась инеем, хотя в полдень температура и доходила до +13°Ц в тени. Утром на дно ущелья, обставленного крутыми горами, к нам на бивуак солнце приходило не скоро.

На другой день по приходе, дождавшись его первых лучей, я снял несколько видов, в том числе и сжатое каменными громадами озеро, поросшее по берегам золотой каймой желтеющих тополей, красиво отражавшихся в зеркальных водах его. Подувший довольно сильный ветер с северо-востока помешал мне приступить к астрономическим наблюдениям. По скалам и по лугу я собрал несколько видов растений для гербария, сборы которого приходилось, кажется, на этот год уже приканчивать. Несколько видов собранных здесь семян пополнили и этого рода коллекцию. Несколько интересных птиц были добычею П. К. Козлова. Рыб мы не нашли; в реке, хотя в озере я заметил круги, как бы от плещущейся мелкой рыбы. Насекомых было не много, хотя из бабочек нам попались: Vanessa antiora L., V. urticae L. var., Golias erate Esp., Satyrus arethusa Esp.

Животные наши отъедались на прекрасном корме при отсутствии оводов и всякой мошки.

Температура благодаря ветру была невысока и днем, так что заставляла одеваться несколько теплее, чем ранее в долине нижнего Хайдык-гола и Баграшского озера. Вокруг нашего бивуака непременные наши гости, сороки и вороны, постоянно дрались, оспаривая друг у друга добычу из отбросов нашего обеда.

Выше нашего бивуака по ущелью кочевали монголы-торгоуты; они приезжали к нам просить лекарства от горловой болезни, от которой за 3 последних дня у них умерло четыре человека. Я поделился чем мог, дав им нашатыря, и, как впоследствии узнал, мое лекарство помогло многим. [93]

С трех часов дня солнце покинуло наш бивуак, уйдя за горы; сделалось сразу холоднее, а ночью даже был порядочный мороз. Следующий день, 10 сентября, был более облачный, но мне все-таки удалось поймать в небольшой промежуток времени ясное солнце и определить широту места и время. Кроме того, я съездил наверх в соседние горы, чтобы осмотреть озеро сверху, ибо берегом обойти его невозможно, вследствие падающих отвесно в воду скал, загораживающих путь. Подъем на гору был мало доступен из-за большой кручи. Цепляясь руками и ногами за камни, мне удалось, наконец, достичь места, удобного для обзора озера. Оно, замкнутое с трех сторон скалами, вытянуто версты на три с северо-запада на юго-восток; в середине образует как бы пролив, вследствие сблизившихся с обоих берегов каменных глыб. У южного края его, где начинается ущелье, выносящее избыток вод в реку Ихэ-Киргут-гол, верстах в трех ниже нашего бивуака, на истоке этого прорыва, сгруппировалась поросль из нескольких ив и тополей, которые образуют красивую растительную кайму в западной части берега; местами голые, негостеприимные серые скалы спускались непосредственно в воду, не уступая места пристроиться и неприхотливым тополям. В самом широком месте озеро не достигает версты. Бассейн озера довольно обширен, несколько ущелий несет в него воды: Харынга-дабан, Харгын-дабан, Бюрге-дабан, Кайтын-дабан и Дулен-дабан.

Поверхность этого озера прежде находилась на 500 футов выше настоящей; прежний уровень ее прекрасно обозначается на склонах гор горизонтальной полосой, представляющей обмытые и сглаженные водой скалы, служившие когда-то береговой линией прежнего озера. Разумеется, оно распространялось значительно на север, заполняя собою все ущелье нынешней реки Нарин-Киргут-нор, проложившей себе русло по дну озера, сбежавшего через прорыв, промытый; в скалах, в реку Ихэ-Киргут-гол.

Здесь мы добыли проводника на верховья р. Алго, чтобы ею пройти в селение Токсун. По словам проводника, через четыре дня мы должны выйти на р. Алго, на один большой день хода ниже ее истоков; но так как желательно было снять на карту все ее течение, то и решили, что П. К. Козлов поедет другой, более западной дорогой на ее истоки и соединится с караваном по приходе последнего на р. Алго, для чего был найден и ему проводник.

Утром, 11 сентября, мы выступили в путь. Пройдя версту, я простился с П. К. Козловым, отправившимся на северо-запад вверх по р. Нарин-Киргут-голу с казаком Жарким и проводником торгоутом, а сам с караваном свернул на восток в ущелье Дулен на перевал Дулен-дабан.

Подъем на Дулен-дабан пологий, начинается с самого поворота в ущелье. С полдороги по ущелью правая его сторона (северный склон) покрыта еловым лесом, забирающимся по скалам далеко вверх. Внизу по ущелью растут тополя, карагачи (Ulmus campestris), кизильник (Cotoneaster sp.), верблюжий хвост (Garagana jubata) и золотарник (Caragana sp.), барбарис (Berberis sp.) и др. Травы выедены торгоутским скотом, пасшимся здесь летом. Воды в ущелье нет. В лесу кричали ореховки (Nucifraga sp.), пролетные овсянки (Emberiza sp.), горихвостки (Ruticilla sp.) и синички (Leptopoecile sophiae), с криком перелетавшие по кустикам.

С перевала мы увидели долину р. Сохотын-гола и следующий на востоке перевал Улунтын-дабан. Поднялись благополучно.

Поднимаясь на перевал, мы встречали серых куропаток (Perdix barbata), взлетавших из-под ног верблюдов небольшими стайками. Верблюдов [94] трудно было понудить быстро двигаться вверх: встречавшийся, хотя и небольшой, снег затруднял их движение.

Спустившись, мы пришли на реку Сохотын-гол в 3 часа дня, пройдя всего 15 верст. Здесь кочует несколько юрт торгоутов. Корма окончательно вытравлены. Нашим животным приходилось довольствоваться лишь приятным воспоминанием о прекрасных травах покинутого утром бивуака.

На р. Сохотын-голе появилась масса зурмунов (Spermophilus eversmanni). В горах слышны крики и свист уларов (Tetraogallus sp.) и клушиц (Fregilus graculus).

С вечера небо стало заволакиваться облаками, пошел дождь, перешедший в снег, засыпавший к утру землю белым покровом на 2 вершка.

Утром t –10°Ц. Животные, не привыкшие к таким холодам, дрожали. Вьюки и палатки пришлось очищать лопатою от снега. Это обстоятельство не позволило нам рано оставить бивуак.

Подъем на Улунтын-дабан [сравнительно] мягкий, но вследствие выпавшего ночью снега, довольно скользкий для верблюдов. Дорогой нам опять попадались куропатки. Одну поймал наш Марс (караванная собака); [куропатку] мы не успели от него отнять, как он ее уже растрепал.

С перевала виднелась дорога на запад через р. Харынгунгын-гол и за нею перевал Джимкен-дабан. По скользкому таявшему снегу мы спустились к реке Харынгунгын-гол. Правый склон ущелья был покрыт хорошим еловым лесом, который потянулся вниз по реке. Перейдя ее, мы опять поднялись на невысокий и удобный перевал Джимкен-дабан, спустились в лог небольшой речки, оставив которую осилили еще небольшой отрог перевалом Хурерин-гурбун-кедере-дабан и за ним остановились на реке Нюцугун-Камагай-гол, пройдя по ней вверх пять верст на северо-запад, чтобы ночевать на порядочном корме для животных. Здесь снег уже почти стаял, а к ночи его и вовсе не осталось. Прошли 26 верст.

На другой день продолжали итти вверх по р. Нюцугун-Камагай-гол в северо-западном направлении. Корма здесь были всюду. Мы вышли на перевал Шара-дабан (он же Нюцугун), подъем на который идет правой стороной ущелья по его склону. Самый кряж этого перевала состоит из серого биотитового мелкозернистого гранита. Соседние породы состоят из красного роговообманкового хлоритового крупнозернистого, приближающеюся к аплиту, гранита.

Спуск – около 4 верст, и мы вышли на реку Дунду-Камагай-гол, направляющуюся на юго-восток. Вверх по этой реке, куда мы держали путь, стояли роскошные, нетронутые скотом травы: ковыль (Stipa sp.), дикая пшеничка (Triticum sp.) и другие, главным образом, злаки (Gramineaesp.). Мы прошли 18 верст и остановились покормить своих верблюдов и лошадей, а так как выше травы становились площе, и на следующий день мы непременно должны были дойти до р. Алго, до которого оставалось не больше пройденного на сегодняшний день, то мы раскинули здесь бивуак на ночь. Место это довольно высоко поднято абсолютно, и потому наступившая ночь была холодная; вдобавок еще с вечера выпал дождь и смочил наши вещи и палатки, замерзшие к утру, что немного замедлило наше выступление в путь.

Утром холод особенно чувствовался, свежий северо-западный ветер резал лицо и щипал уши; руки приходилось прятать в рукава. Подъем к перевалу Ташагайну пологий; северные склоны ущелья местами чрезвычайно каменисты и болотисты. Животным трудно было итти по замерзшей, [95] твердой и неровной почве. По сторонам стоящие горы сделались положе и как-то расплылись, раздвинув ущелье вверху.

Наконец, на северо-западе мы увидели «обо» и за ним ущелье, идущее на север. Это – перевал Ташагайн-дабан; мы свернули к нему. На плоской поверхности перевала сложено большое «обо» до 30 саж. в диаметре. Перевал этот лежит на высоте 8 783 фут. абс. высоты. Окрестные горные породы состоят из белых роговообманково-биотитовых среднезернистых гранитов, с белым и желтым кварцем.

С перевала мы увидели на севере снеговой хребет Уластын-дабан, протянувшийся в восточном направлении, а за ним другой, Урумчийский, как его назвал проводник. Между ними идет река Шагрын-гол, впадающая в р. Алго слева. Выше своего владения в Алго, Шагрын-гол принимает справа р. Уластын-гол, впадающую в нее с запада, с хребта Уластын-дабан. Хребет, который мы перешли перевалом Ташагайн, общего названия не имеет и тянется с запада на восток вдоль правого берега р. Алго. По ту сторону р. Алго к северу до гор Уластын-дабан тянется высокое плоское плато, называемое Дзулан-хура и падающее к реке Алго крутыми дикими гранитными скалами.

Спуск с перевала довольно крутой, каменистый, устланный осколками красного гранита, осыпавшегося с верхних скал. Ущелье шло сначала на северо-восток, а потом на северо-запад. В нижней его части склоны его поросли прекрасной луговой травой, соблазнявшей наших верблюдов. Лишь только мы вышли из ущелья, нас встретил монгол, проводник П. К. Козлова, прибывшего на Алго ранее нас днем, другой дорогой, сделавшего около 95 верст и посетившего верховья р. Алго.

В урочище Ташагайн, против Ташагайнского ущелья, на одном из островов р. Алго, заросшем тополями и ивами с хорошим кормом, мы разбили бивуак и устроили дневку. Здесь было заметно теплее, чем в горах, и зелень, хотя и пожелтела, но не имела еще вполне зимнего вида. Урочище это находится на абсолютной высоте 7 615 футов. Пункт этот удалось мне определить астрономически. Мы видели много торгоутов, кочующих мимо нас с Малого Юлдуса вниз по реке Алго и на Баграш-куль; по их словам на Юлдусах уже наступила настоящая зима.

Местная растительность состояла из рощ тополей, ив, Myricaria, шиповника (Rosa sp.), хвойника (Ephedra sp.), белолозника, (Eurotia sp.), камыша (Phragmites communis), дырисуна (Lasiagrostis splendens), кендыря (Apocynum sp.) и др.

На дневке мы приводили в порядок свое караванное снаряжение, запущенное во время дороги в горах.

Ниже урочища, на котором мы стояли, ущелье реки то расширяется, то суживается. Поросли вдоль реки не прекращаются и рощами обступают реку. Пространства, свободные от зарослей, покрыты желтеющими камышами, дырисуном, среди которых там и сям виднеются пашни торгоутов, уже приступавших к уборке хлебов (пшеница и ячмень).

Довольно широко раздвинулось урочище Бакшин-амы. Мы нашли здесь только что перекочевавших с гор торгоутов. Тут же мы видели развалины построек, сложенных из крупных камней, когда-то живших здесь иных обитателей. Главный южный горный хребет тянется на восток вдоль реки; гребень его находится приблизительно верстах в 10 от нее и загораживается передовыми отрогами; впрочем, иногда гребень этот открывается, и пытливый глаз может проникнуть в далекие недра его. Горы эти состоят из среднезернистых белых роговообманковых биотитовых гранитов. [96]

В урочище Зурмунте, где мы устроили ночевку, эти громады сжимают своими тисками р. Алго. С них пришло сюда ущелье, по которому тянется вверх, через горы, перевалом Зурмун-дабан, дорога в селение Ушак-тал, расположенное на большой кашгарской дороге в 16 верстах севернее озера Баграш-куля у южного подножия Тянь-шаня. Тут же, на правом берегу,, стоят каменные развалины какой-то старой постройки. Туземцы-торгоуты относят их ко времени джунгар 52. Пришедшие с Малого Юлдуса торгоуты со скотом не успели еще вытравить корма.

Далее ущелье шло в том же восточном направлении с небольшим северным склонением. Обширные заросли, здесь встречавшиеся, были несколько реже и дорога значительно каменистее. Всюду много следов старинных, разрушенных ныне построек и укреплений, сложенных из огромных валунов. На девятой версте от Зурмунтё стены ущелья совсем сдавили реку и она, вырвавшись из каменных объятий горных великанов, сделала крутой и короткий поворот к югу, затем снова побежала в прежнем направлении и на несколько верст лишилась своего постоянного спутника – древесной и кустарной растительности, которая снова потом возвратилась, чтобы не покидать ее надолго.

На пути нам попались развалины укрепления, сбитого из глины, несомненно не столь отдаленного происхождения. О нем мы не могли получить никаких сведений от проводника, туземцев же не встречали.

На 17 версте, пройдя узким проходом, мы встретили опять сложенное из валунов укрепление, перегораживающее ущелье поперек. Оно, говорят, принадлежит ко времени последнего дунганского разгрома. Далее, на 21 версте, на обрыве правого берега мы увидели опять небольшое укрепление вроде пикета, сложенное из кусков каменной осыпи.

Против последнего с северо-запада проходит ущелье р. Шаргын-гола, впадающей в реку Алго. Здесь прекрасный корм, обширное место для экскурсий и заметный пункт, который я определил астрономически; абсолютная высота этой местности, называемой Текен-амы, равняется 5 230 ф. Ущелье Шаргын-гола в своих низовьях плодородное, довольно обширное и около реки поросшее рощами тополей, ив и хорошими злаками. Монголы здесь занимаются земледелием, о чем говорят виденные нами здесь значительные пашни. Тут же с левого берега реки наверх поднимается наезженная вьючная дорога в город Урумчи через горы Текен-дабан. В реку Шаргын-гол, выше ее устья верстах в 25, справа впадает р. Уластын-гол, протекающая по плато Дзулан-хура, в глубоком, вымытом ею ущелье, с западо-северо-запада с гор Уластын-дабан.

Окрестные горы состоят из белого мелкозернистого биотитового гнейсо-гранита и мелкозернистого розового роговообманкового гранита с прослойками темнобуро-серого кремнистого сланца.

Два дня, проведенных нами на ур. Текен-амы, простояли хорошие, теплые; мы собрали кое-что в свои коллекции. Вечером второго дня наши люди устроили иллюминацию: зажгли огромный костер из старого сухостоя и валежника, около которого провели вечер: казаки пели и плясали, вспоминая далекую родину. Ночь простояла теплая, хорошая. Завывание волков разносилось за полночь по ущельям гор.

Утром густой сухой туман, пришедший с востока, заволок окрестности. Мы по обыкновению после чая тронулись в дорогу. Сегодняшний переход, как и прежние по р. Алго, сопровождался множеством развалин древних построек, свидетельствующих о сравнительной густоте населения, прежде владевшего этой долиной. [97]

Богатство этой долины не так велико, чтобы прокармливать плотное население, и какие средства служили для его существования прежде, неизвестно. Ущелье и на этом переходе часто суживается настолько, что река, пенясь и бурля, спешит скорее прогнать в этих местах свои воды и вынести их на свободу, в более широкие пространства. Густые заросли сильно стесняют движение верблюдов, преграждая им дорогу сплетающимися своими ветвями, перевиваемыми ломоносами (Clematis orientalis) и кутрой (Cynanchum sp.). Множество огромных валунов тоже усугубляет неудобства дороги.

Южные горы понемногу начинают отступать от реки к югу, оставляя при ней баррикаду невысоких каменных грядок вдоль берега. С севера слабо падающее к востоку плато Дзулан-хура уже не обрывается в реку сплошной каменной стеной, а спускается небольшими размытыми ущельями.

На 11 версте этого перехода ущелье р. Алго опять суживается, и в этом месте, поперек его, построена стена из валунов торгоутами, во время прошлого магометанского восстания в Китае, от дунган, чтобы преградить им доступ вверх по реке. Отсюда же начинается в горах и другая горная порода, обнажающаяся в склонах ущелья. Тут преобладают розовые граниты с прослойкой каких-то сланцев. Слои приподняты с юга (45-70°) и имеют массу плойчатых складок и сдвигов.

Боковые ущелья, кроме р. Шаргын-гола, не дают воды в р. Алго, и потому воды в ней заметно ослабевают.

Начали попадаться маралы (Gervus sp.), следы которых встречались в значительном количестве. Вообще по реке Алго мы встречали еще зайцев (Lepus sp.), зурмунов (Spermophilus eversmanni); заметили волков (Lupus sp.) и лисиц (Canis vulpes), и следы горных баранов (Ovis sp.), и козлов (Capra sibirica), последних особенно много в северном хребте Текен-дабан. К растительным видам, попадавшимся ранее, стали прибавляться тамариски (Tamarix sp.). Среди камышей два вида кендыря (Apocynum venetum и А. pictum), местами до двух сажен вышиною, шиповники (Rosa sp.), увешанные кистями красно-желтых продолговатых ягод и подымающиеся выше 2½ сажен. На голых галечных местах и на сухих речных выносах ползут каперсы (Capparis herbacea) в разные стороны своими колючими ветвями с белыми крупными цветами и грушевидными плодами; попадались и многие другие виды.

20 сентября сделали небольшой, всего в 11 верст, переход по Алтайскому ущелью и остановились на выходе этой реки в долину, падающую на восток в глубокую котловину Люкчюнскую, опускающуюся ниже уровня океана, как показали наши наблюдения, на 130 метров (427 футов) 53.

Урочище, где мы остановились, называется Алгын-амы; его абсолютная высота уже всего лишь 2 710 футов. Река здесь заметно менее многоводна. Древесная растительность тут, видимо, уже знакома с топором человека; больших деревьев почти не осталось; но кустарные поросли тамарисков и ив настолько еще густы, что мы близ бивуака видели нескольких оленей, которым эти заросли служили убежищем. В урочище прежде были даже пашни, следы которых время не успело еще сгладить и сравнять с соседней местностью.

Невысокие обрывы пологих пустых предгорий обставляют здесь немного расширившуюся долину реки. Северные горы, значительно пониженные, как бы порвались и, отступив еще далее к северу, направились [98] к горам Даванчину. Южные горы тоже отодвинулись к югу и, уклоняясь к юго-востоку, далее на восток сильно пониженные, служат уже южной оградою Люкчюнской котловине под именем Чоль-тага; уходящего на восток далеко за меридиан города Хами.

Завтра предстоит большой безводный переход; для удобства мы выйдем после обеда и будем ночевать в пустыне без палаток, а на следующий день, выйдя со светом, по словам проводника, утром придем в чантуйское селение Илянлык, западный предел Люкчюнской котловины.

Переночевав в урочище Алгын-амы, мы после часа пополудни, пообедав, тронулись в пустыню. Направления держались восточного по мягкому песчаному грунту. Река Алго, вырвавшись из ущелья, из своего родного, одинокого в горах русла, и почуяв свободу на широкой долине, разбежалась несколькими рукавами по степи и растратила в ней свои ослабленные воды, которые, будучи не в состоянии бороться с алчностью жадной пустыни, частью впитались в почву и скрылись под гальку пустыни, частью же поглотились сухой атмосферой. Растительность, сопровождавшая реку до сих пор все время, кинулась по следу за водою и, добывая ее своими длинными корнями из почвы, образовала по руслу несколько зелено-желтых извилистых лент на сером фоне окружающей мертвой пустыни; полосы эти теряют свою свежесть на востоке, тощают и, наконец, исчезают, и голая галечная с валунами, светлосерая полоса, идущая по темному, безотрадному фону пустыни на восток, обозначает сухое русло р. Алго.

На далеком восточном горизонте видна лишь белая дымка, в которой теряется граница и серой земли и голубого неба.

На второй версте от урочища Алгын-амы мы перешли речку Урубан-гол, пришедшую с северо-западных дальних снеговых гор, выделяющих на восток хребет Даванчин. Эта речка, выбежав из гор, влила свои воды в р. Алго и, увлеченная ее свободой, разлилась по ее рукавам, увлекшим ее на совместную погибель в пустыне. Тут же близ переправы стоят развалины какого-то укрепления, запиравшего вход в Алгойское ущелье; кроме того, по обоим берегам Алго стоят развалины двух башен и много других, на вид довольно старых, построек, сложенных из речных валунов и глины.

Русло р. Алго тянулось по пустыне вправо в двух-трех верстах от нашей дороги. Затем вправо показались глиняные холмы карызов 54, выведенных в селение Илянлык и отчасти в селение Токсун.

С севера нас сопровождали известковые и песчаниковые высоты, местами передутые сероватым песком.

Мы прошли 21 версту к 5½ часам вечера и остановились у подножия этих высот. Расположились для ночлега на открытом воздухе, не ставя палаток. Ночь теплая +18°Ц, удушливая, как всегда в пустыне. Серая, пыльная, безводная пустыня, накаленная дневным солнцем, не успевала остынуть и всю ночь лучеиспускала теплоту в воздух. Густая дневная пыль пустыни села ночью, и плохо видимые днем окрестные горы были недурно видимы ночью, освещенные луной, придающей особенный таинственный вид молчаливой и нежилой застывшей пустыне.

Утром наши сборы были очень коротки, и мы могли выступить в дорогу еще до света, тем более, что все необходимые засечки для своей съемки [99] я сделал еще засветло, накануне. Качество дороги не изменилось нисколько: та же ровная и гладкая поверхность пустыни, выстланная глинисто-песчаной мягкой с галькою почвою, иногда с белыми выпотами соли.

Сопутствовавшие вчера нам слева высоты стали мельчать и отходить к северу, а за ними виднелись силуэтами в утренней слабой дымке высокие горы Даванчина, отделяющие на севере Люкчюнскую котловину от города Урумчи. Пройдя верст 15, мы разглядели группу дерев – это оказалось селение Илянлык, орошаемое карызами из р. Алго и р. Субапш, идущей с южных гор Борто-ула, на востоке обрывающихся ущельем, по которому проходит карашарская дорога. Мы с радостью подвигались, к оазису и вскоре встретили двух человек, ехавших навстречу баранам, которых гнали в селение Токсун сарты для продажи; но узнав от нас, что бараны прогнаны еще ночью, вернулись с нами и довели нас до воды и удобной остановки на одном карызе у мельницы в сел. Илянлыке. Прошли 28 верст; пустыня оканчивается у западной окраины оазиса, обрываясь крутыми скатами и обрывами глины к оазису. Они состоят из лессовидного серого суглинка и, можно предполагать, составляют почву алгойской пустыни на западе. [100]


Комментарии

45. Перевал этот называется Сейхен-тохой-дабан.

46. Сазы – небольшие водоемы от аршина до нескольких сажен в диаметре, разбросанные на болотистых пространствах; очень часто встречаются на солончаках; на дне их, в таком случае, находится самосадочная соль.

47. Проводник назвал этот перевал Карагайтын-дабан, спрошенный же дорогой, торгоут назвал его Харгутын-джурхынын-дабан, что, конечно, правильнее, ибо и предыдущий перевал наш проводник называл Карагайтын-дабаном.

48. Перевал называется Гун-Хапчелык-Дабан, несколько шире предыдущего.

49. Этот подъем называется Уластын-дабан, он не поднимается выше 9 000 футов абсолютной высоты.

50. Амур-сана – популярный герой множества легенд, батырь, спасшийся будто бы от китайцев во время разгрома ими Джунгарии и удалившийся в Россию. Согласно легендам, Амур-сана в самом ближайшем времени должен был вернуться на родину, объединить ойратов (западные монгольские племена) и уничтожить ненавистных китайских чиновников, купцов и солдат.

51. Красные халаты в Монголии и Тибете носят служители старой буддийской веры; желтые – ламаисты, представители нового реформированного буддизма, возникшего в середине XIV в. Важнейшим отличием новой, созданной Цзонхавой, религии от старой, помимо некоторых философских вопросов, является большая строгость устава, запрещающего ламам брачную жизнь – что отрицательно влияло на рост населения и порождало разврат в среде лам.

52. Вероятно имеется в виду время существования государства монголов, которые в XVII в. основали на территории Джунгарии Джунгарское царство, разгромленное в 1757 г. китайцами. Китайцы вырезали часть джунгарского населения и заменили его переселенцами из Восточного Туркестана – дунганами и таранчами (таранчи – тюркский народ, проживающий в Кульджинском крае, язык их уйгурский. Ныне их от уйгуров как «таранчей» не отделяют).

53. Люкчюнская котловина была открыта экспедицией братьев Грумм-Гржимайло осенью 1889 г. и через год М. В. Певцовым, не знавшим об ее открытии Грумм-Гржимайло.

По измерениям В. И. Роборовского оказалось, что самая низшая ее точка – озеро Боджанте – ниже уровня океана на 130 м.

В настоящее время принята отметка –154 м, полученная советскими учеными. Данные Роборовского, опирающиеся на материал, собранный в течение двух лет, и близкая к этой величине отметка в –154 м советских географов показывают, что отметка в –298 м, полученная английской экспедицией А. Стейна, не заслуживает большого доверия.

54. Искусственные подземные галереи, собирающие подземные воды для орошения.

Текст воспроизведен по изданию: В. И. Роборовский. Путешествие в восточный Тянь-Шань и в Нань-Шань. Труды экспедиции Русского географического общества по Центральной Азии в 1893-1895 гг. М. ОГИЗ. 1949

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.