Н. М. ПРЖЕВАЛЬСКИЙ

ОТ КЯХТЫ НА ИСТОКИ ЖЕЛТОЙ РЕКИ

ИССЛЕДОВАНИЕ

СЕВЕРНОЙ ОКРАИНЫ ТИБЕТА

И

ПУТЬ ЧЕРЕЗ ЛОБ-НОР ПО БАССЕЙНУ ТАРИМА

ВТОРОЕ ТИБЕТСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ Н. М. ПРЖЕВАЛЬСКОГО

«Второе Тибетское путешествие» — так назвал Николай Михайлович Пржевальский свою последнюю экспедицию в Центральную Азию. Это его лебединая песнь. Как известно, на пороге пятого путешествия в Центральную Азию, на берегу живописного оз. Иссык-куль, смерть настигла отважного русского путешественника. Заветная мечта — исследование Южного Тибета — так и осталась не претворенной в жизнь. Сколько в этом неожиданности и грусти!...

Четвертое путешествие в Центральную Азию Пржевальский совершил в 1883-1885 годах. В это время ему было уже 45 лет; он выступал как опытный путешественник, известность и слава которого были признаны во всем мире. Еще в третьем путешествии начала формироваться школа русских научных географических рекогносцировок в Центральной Азии. С третьего путешествия принял участие в экспедициях Пржевальского В. И. Роборовский, также известный исследователь Центральной Азии; в четвертом путешествии начинает свою исследовательскую работу П. К. Козлов, позже прославившийся как один из выдающихся русских исследователей-путешественников. Это значение тибетских экспедиций Пржевальского, особенно последней, следует подчеркнуть.

«Четвертое путешествие по Центральной Азии представляет собою продолжение научных рекогносцировок, которые ранее произведены были мною в той же части азиатского материка», — так начинает автор эту свою книгу.

Пржевальский сам выработал методику своих комплексных географических исследований в Центральной Азии, развив идеи, полученные от Петра Петровича Семенова-Тян-Шанского — основоположника метода комплексных географических исследований в Азии. Эта методика исследований Пржевальского затем была успешно применена в работах М. В. Певцова, В. И. Роборовского, Г. Н. Потанина, П. К. Козлова, Г. Е. Грумм-Гржимайло. Если внимательно просмотреть отчеты этих путешественников, то мы заметим, что и писательская манера Пржевальского оказала свое влияние на их творчество. Своеобразная структура книг Пржевальского, в которых главы с описанием маршрута путешествия сочетаются с тематическими главами, где строго научный материал прекрасно увязан с увлекательными рассказами об охоте, приключениях и с описанием встреч, привлекала внимание читателей и делала книгу интересной для всех.

Такая структура отчета стала обычной почти у всех путешественников, исследовавших Центральную Азию в конце прошлого ив начале нашего века. В этом отношении очень показательны работы Г. Н. Потанина, [6] замечательного русского путешественника. Его «Очерки Северо-западной Монголии» написаны в результате путешествия 1876-1877 гг. Они имеют форму дневниковых записей, содержащих большой фактический материал. Но читать эти записи, специально не занимающемуся районом исследований, трудно и порой скучно. В деталях, представляющих большой научный интерес, слабо проглядывает романтика путешествия, жизнь экспедиции, ее люди и быт. Здесь нет и обобщающих тематических разделов; это только полевые дневники, очень нужные и полезные, но требующие еще окончательной обработки. Между тем вторая известная работа этого же путешественника «Тангутско-тибетская окраина Китая и Центральная Монголия», написанная в результате путешествия 1884-1886 гг. (СПб., 1893), существенным образом отличается от предыдущей. Эта книга построена автором в плане работ Пржевальского, по структуре, принятой этим путешественником, в его манере и стиле.

«Тангутско-тибетская окраина Китая и Центральная Монголия» — сочинение, выдающееся среди аналогичных работ по Центральной Азии. Оно читается с увлечением, легко; внимание читателя приковано к экспедиции Потанина с первого до последнего дня путешествия. В то же время книга содержит большой познавательный материал, поданный автором уже в обобщенном виде.

Второе тибетское, или четвертое путешествие Н. М. Пржевальского в Центральную Азию, продолжалось два года — с 21 октября (2 ноября) 1883 г. по 29 октября (10 ноября) 1885 г. За это время экспедиция прошла на верблюдах и лошадях громадный путь в 7 815 км. Выйдя из Кяхты, Пржевальский проторенной и хорошо известной ему дорогой прошел через Монголию к Куку-нору, откуда сделал большой кольцевой маршрут к истокам Желтой реки и к Янцзы. Далее он пересек Цайдам и Алтын-таг, вышел к Лоб-нору, прошел вдоль Алтын-тага, сделал меридиональное пересечение пустыни Такла-макан и через Тянь-шань вышел к Караколу (ныне Пржевальску). Основная цель этого путешествия заключалась в исследовании истоков Желтой реки, Алтын-тага и Кашгарии (Восточного Туркестана). Это подчеркивал и сам путешественник, когда называл отчет по четвертому путешествию: «От Кяхты на истоки Желтой реки, исследование северной окраины Тибета и путь через Лоб-нор по бассейну Тарима».

В истоках Хуан-хэ Пржевальский открыл и описал два больших озера — Джарин-нур и Орин-нур, которым он дал названия: Русское и Экспедиции.

Богато географическими открытиями путешествие по северной окраине Тибета. Здесь путешественник обнаружил мощную и сложную горную страну, где открыл и назвал ряд хребтов и вершин русскими именами. Именно в результате этого путешествия и появились названия, сейчас обычные на картах Центральной Азии: хребет Русский, хребет Московский с горой Кремль, гора Шапка Мономаха, хребет Колумба, озеро Незамерзающее, хребет Загадочный, названный по решению Русского Географического общества хребтом Пржевальского.

Спустившись с Алтын-тага, Пржевальский пошел к Лоб-нору, этому любопытному кочующему водоему, открытому им в 1876 г. Еще свежа была в памяти полемика с Ф. Рихтгофеном относительно положения Лоб-нора. Пржевальский вновь отправился в низовья Тарима и к берегам Лоб-нора, проверил данные, добытые во время второго путешествия, заполнил дневники новыми записями и убедился в правоте своих прежних исследований. [7] На Лоб-норе его с радостью встретили старые знакомые, особенно расположенный к нему Кунчикан-бек. Материалы второго путешествия в Центральную Азию Пржевальский частично включил в настоящий отчет.

С берегов Лоб-нора опять новый путь: р. Черчен, предгорья Алтынтага, цветущие оазисы Восточного Туркестана — Кия, Кзрия, знаменитый древний Хотан.

Программа работ Пржевальского во втором тибетском путешествии оставалась такой же, как и в прежних, и заключалась в маршрутной съемке, определении астрономических пунктов, к которым привязывалась съемка. Барометрические наблюдения по маршруту позволяли выяснить гипсометрию района путешествия. Регулярные метеорологические наблюдения расширили наши познания климата Центральной Азии, а по ряду мест дали совершенно новый материал. Продолжались зоологические и ботанические сборы, которые пополнили коллекции русских музеев редчайшими экземплярами животных и растений.

Этнографические наблюдения, изучение населения, его хозяйства, быта, занимавшие в прошлых путешествиях Пржевальского небольшое место, в данном путешествии проводились довольно широко. Этому, конечно, способствовал маршрут по Восточному Туркестану, в ряде мест пересекавший многолюдные и густо населенные оазисы Кашгарии. Эти оазисы нравятся Пржевальскому, с симпатией он пишет и о трудолюбивом земледельческом населении, порабощенном китайскими завоевателями.

В предлагаемой вниманию читателя книге Пржевальский остается верен своей манере письма и изложения материала. Местами чтение книги настолько увлекательно, что забываешь о том, что это солидный научный труд большого географа. Достаточно прочитать отрывки из четвертой главы — «Охота за дикими баранами» или «Нападение тангутов», чтобы убедиться в этом.

Пржевальский великолепный наблюдатель. Но его наблюдения не остаются описательными, он старается связать их с явлениями природы, нуждающимися в объяснениях. Вспомним хотя бы отрывок из первой главы «Механическая работа бурь»:

«Нужно видеть воочию всю силу разгулявшегося в пустыне ветра, чтобы оценить вполне его разрушающее действие. Не только пыль и песок густо наполняют в это время атмосферу, но в воздух иногда поднимается мелкая галька, а более крупные камешки катятся по поверхности почвы. Нам случалось даже наблюдать, как камни, величиной с кулак, попадали в углубление довольно крупных горных обломков и, вращаемые там бурей, производили глубокие выбоины или даже протирали насквозь двухфутовую каменную толщу. Те же бури являются главной причиной образования столь характерной для всей Внутренней Азии лёссовой почвы...» и т. д.

Пржевальского нередко обвиняли в недостаточном внимании к геологическому строению и геологическим условиям местности по проходимым им маршрутам. Второе, что ставилось ему в вину критиками, — это небольшое количество этнографических материалов, собираемых путешественником, и часто пренебрежительное отношение к культуре местного населения Центральной Азии. Пржевальский сам неоднократно писал в своих работах, что главной его целью были географические исследования, изучение природы, а этнографические наблюдения им могли быть выполнены [8] только урывками, — ведь большая часть маршрута проходила по ненаселенным, пустынным или высокогорным районам Тибета.

Чувствуя справедливость упреков в отношении изучения геологии, Пржевальский, уже будучи известным путешественником с громким именем и овеянный славой, скромно является к крупнейшему русскому геологу конца прошлого столетия Ивану Васильевичу Мушкетову и покорно просит его преподать несколько уроков по геологии и методике геологических исследований в поле. Мушкетов соглашается, и начинаются совместные занятия геолога с путешественником. Пржевальский оказался примерным учеником. Он старательно записывает содержание уроков, внимательно читает монографию «Туркестан» Мушкетова. Пржевальский прячет свое самолюбие, слушая указания Мушкетова, — учитель ведь на 11 лет был моложе своего ученика ¹.

Уроки Мушкетова и критика пошли Пржевальскому на пользу. В этом отношении особенно интересно именно второе тибетское путешествие Пржевальского. В отчете об этом путешествии, в книге, предлагаемой читателю, нередко можно заметить указания на состав пород, слагающих горы, или на деятельность геологических агентов, видоизменяющих внешний облик земной коры. Много внимания уделено характеристике населения, отдельных племен, их быта и хозяйственной деятельности человека и, что нам важно, в большинстве случаев симпатии автора на стороне простого люда — дехканина в оазисах Восточного Туркестана, горца в Алтын-таге, лобнорца на берегах Лоб-нора.

Радостно, как старых знакомых, встретили экспедицию Пржевальского лобнорцы, а их правитель Кунчикан-бек стал большим приятелем Николая Михайловича и при уходе экспедиции с Лоб-нора провожал своих русских друзей, пройдя с ними несколько переходов. С большой теплотой и симпатией дан автором портрет Кунчикан-бека, «человека редкой нравственности и доброго до бесконечности» (глава седьмая). Трогательна дружба экспедиции с жителями оазиса Полу, где русские пробыли пять дней. Не могу не привести следующий краткий, но замечательный отрывок:

«Дружба наша с жителями Полу вскоре возросла до того, что они дважды устроили для казаков танцовальный вечер с музыкой и скоморохами. На одном из таких балов присутствовал и я со своими помощниками. Местом для залы избран был просторный двор сакли и устлан войлоками. Музыка состояла из инструмента, вроде гитары, бубна и простого русского подноса, в который колотили по временам. Все гости сидели по бокам помещения; для нас были отведены почетные места. На середину выходили танцующие — мужчина и женщина. Последняя приглашается кавалером вежливо, с поклоном. Пляска состоит из довольно вялых движений руками и ногами в такт музыки. Зрители выражают свое одобрение криком во все горло; иногда же вдобавок к музыке поют песни. В награду музыкантам собираются деньги на подносе, который, по обычаю, проносят над головами танцующих. Наши казаки также принимали участие в общем веселье и лихо отплясывали по-своему под звуки гармонии; инструмент этот приводил слушающих в восторг. В антрактах танцев появлялись скоморохи: один наряженный обезьяной, другой козлом, третий, изображавший женщину, верхом на лошади; выделывали они [9] очень искусные штуки. Сначала наше присутствие немного стесняло туземцев, которые даже извинялись, что их женщины не могли хорошо нарядиться, ибо лучшее платье, вследствие китайских наветов, далеко спрятано в горах; потом все освоились и веселились от души. Вообще наши казаки до того очаровали местных красавиц, что когда мы уходили из Полу, женщины плакали навзрыд, приговаривая: «Уходят русские молодцы, скучно нам без них будет».

Интересны и полны фактов описания оазисов и населения Восточного Туркестана; еще геолог Тибетской экспедиции, ученик И. В. Мушкетова К. И. Богданович, писал, что этнографическая характеристика мачинцев (таглыков или горцев) — жителей Алтын-тага — сделана мастерски и живо (глава десятая).

Во время своего четвертого путешествия Пржевальский убедился, что Восточный Туркестан переживает трагическое время. Освободительное движение, возглавлявшееся Якуб-беком, подавлено с большой жестокостью. Путешественник слышит, что говорит местный трудовой люд, ругая продажную китайскую администрацию, китайских торговцев, ростовщиков. Симпатии населения, отмечает путешественник, на стороне Якуб-бека, который хотя и был суров, но справедлив к бедным, а богатых облагал большими налогами. «Приехавшие старшины соседних мачинских родов сами мне теперь говорили: У нас каждый китайский чиновник, даже каждый солдат могут безнаказанно бить кого угодно, отнять имущество, жену, детей. Подати с нас берут непомерные. Мы не можем долго вынести подобное положение. У многих из нас заготовлено и спрятано оружие. Одно только горе — нет головы, общего руководителя. Дай нам хотя простого казака; пусть он будет нашим командиром». Таковы были мысли угнетенного дехканства Восточного Туркестана; они могли быть высказаны только другу. Таким другом был Пржевальский. Местные жители видели в Пржевальском и его спутниках представителей великого русского народа, единственно способного помочь им в борьбе за свою свободу, язык, древнюю культуру. Массовый уход из китайского Восточного Туркестана (Кульджи) уйгуров, дунган и представителей других народов в Россию в 70-80-х годах прошлого столетия показывает, что в России они видели силу, способную защитить их от врага, а в русских — гостеприимных друзей, с которыми можно было вместе жить и трудиться. Конечно, не только своими личными качествами Пржевальский привлекал симпатии местных жителей, но и тем, что был русским, а с русскими, как описывает сам Пржевальский, население Восточного Туркестана познакомилось уже давно, и питало к ним дружеские чувства.

По поводу этнографических наблюдений Пржевальского очень интересны высказывания П. П. Семенова-Тян-Шанского, руководителя Русского Географического общества. Приводим их в цитате, которая прекрасно характеризует Пржевальского как путешественника-исследователя и как человека. Это свидетельство тем более ценно, что оно сделано человеком, хорошо знавшим Пржевальского, всемерно помогавшим ему в организации экспедиций. К советам и наставлениям Петра Петровича всегда внимательно прислушивался Пржевальский. Вот что писал П. П. Семенов:

«Пржевальский, по меткому выражению Академии наук, был первым исследователем Центральной Азии, но отнюдь не оседлых обитателей ее городов и культурных оазисов. Этнографии он оказал несомненные услуги своими наблюдениями над бытом кочевых и горных племен Средней Азии [10] (с которыми он охотно имел общение) и зависимостью этого быта от природных условий, но культурные центры, с их китайской администрацией, он старался обходить и во всяком случае держался от них в стороне, не только потому, что, наученный опытом, он не хотел приходить ни в какие соприкосновения с лицемерными китайскими властями, но и потому, что, не обладая знанием туземных языков, он не мог ожидать никаких важных для науки результатов от сношений с жителями городов Центральной Азии.

Упрекали Н. М. Пржевальского и в пренебрежении не только к китайской администрации, но и к китайской цивилизации и ко всей китайской исторической и географической литературе. Собственно пренебрежение Пржевальский высказывал только к существующим ныне китайским административным порядкам и к боевым силам Китая, особливо в Застенной империи, где китайские администраторы, с одной стороны, коварно создавали русским путешественникам всякие препятствия и затруднения, а с другой — опасались их, главным образом, потому, что нравственная сила русских заключалась в их обходительности и гуманности по отношению к туземцам и в ненависти сих последних к китайцам. При таких условиях Н. М. Пржевальский указывал на совершенное бессилие Китайской империи в Застенном Китае... к истории же Китая и его древней цивилизации пренебрежения Пржевальский никогда не имел...

Наконец, упрек, делаемый некоторыми Пржевальскому уже не с научной точки зрения, а как к начальнику экспедиции, заключался в приемах его путешествия и его отношениях к туземным властям и туземцам.

И в этом отношении нельзя не признать, что приемы Пржевальского в тех обстоятельствах и местных условиях, в которых он находился, были единственным залогом успеха его экспедиций и безопасности вверенных ему людей, о которых он, держа их в строгой дисциплине, заботился с трогательной гуманностью, как это ясно видно, например, из его рассказа о заблудившемся на охоте и едва не погибшем казаке Егорове ². Счастливое соединение строгой дисциплины с истинно братской заботливостью о людях, входящих в состав его экспедиций, имело последствием то, что, при всех трудностях и опасностях его путешествий, ни один из его спутников не погиб и все сохранили к нему такое чувство любви, уважения и преданности, какие достаются в удел только немногим. Гуманным был Пржевальский и по отношению к туземцам, в которых он видел безыскусственных детей природы, которую он так любил и понимал, перенося эту любовь и на своих инородных братьев по человечеству. Честно и прямо он упрекал тибетцев в том, что они нехорошие люди, если не хотят пропустить в свою землю чужеземцев, которые никому зла и обиды не делают, а напротив стараются принести всем людям такую пользу, какую только могут...

В других отношениях находился Пржевальский с туземцами, проживающими в Застенной империи и уже совершенно не признающими власти Китая. К таким туземцам принадлежали горные племена тангутов, подобно ёграям, издавна привыкшие жить грабежами мирных караванов, идущих из разных областей Китая в Лхасу, на поклонение далай-ламе. Но и по отношению к этим разбойникам Н. М. Пржевальский действовал, [11] можно сказать, с рыцарской безукоризненностью. Он не заходил в их гнезда, не вступал с ними ни в какие сношения, не предъявлял к ним никаких требований; но когда они первые нападали на него, действовал против них с тем мужеством и энергией, которые присущи всякому честному бою, и когда они, действуя вооруженной силой, ставили перед ним враждебные засады и преграды, то сокрушал эти преграды отважным приступом.

Совершенно иначе отнесся Н. М. Пржевальский к тибетцам, когда они, встретив его мирной толпой, преградили ему путь и от имени правительства страны не пропускали в нее русских путешественников. С своей беспредельной отвагой Пржевальский мог бы пробиться через массы, оказывавшие ему не агрессивное, а пассивное сопротивление, и рассеять всю эту толпу теми же залпами, какими он так успешно рассеивал несравненно более мужественных и закаленных в боях ёграев; но здесь человеколюбие не позволило ему прибегнуть к насилию и заставило его отказаться от заветной, любимой, взлелеянной им мечты добраться до Лхасы» ³.

* * *

В июне 1888 г. Пржевальский подписал предисловие к книге «От Кяхты на истоки Желтой реки» и уже 5 августа того же года попрощался со своим домом в имении «Слобода», отправляясь в новый путь, в новую экспедицию. Как отшельник, скучающий в городах и грустящий о милых пустынях, путешественник спешит в Центральную Азию. Фанатически преданный делу науки, делу исследования Центральной Азии, Пржевальский торопился. Но в год издания этой его последней книги, — ее автора не стало. Болезнь сломила его. В ее течении и печальном исходе сказалась тяжесть путешествий в высоком нагорье Тибета и пустынях Центральной Азии. Укатали лошадку крутые горы.

Настоящее издание последнего труда великого путешественника подготовлено в соответствии с изданием 1888 г. Текст основных глав книги оставлен без изменений. Весьма небольшому сокращению подверглись только некоторые абзацы. Редактор не считал нужным сохранить в книге списки дорожных станций, перечень цен на рынках Кашгарии и еще несущественные детали, которые в настоящее время кажутся устаревшими и ненужными, не имеющими научной и практической ценности. В первом издании в книге было 13 глав, в настоящем издании оставлено только 11 глав. Две выпущенные нами главы (первая и тринадцатая) не имеют отношения к описанию путешествия и прямо не связаны с ним ⁴. Они излагают взгляды автора на вопросы техники и методики экспедиционных исследований в Центральной Азии и на политическое и экономическое положение в этой далекой редко населенной стране. Материал этих двух [12] глав представляет небольшой и узко-специальный интерес. С того времени, как они написаны, прошло 60 лет; за это время техника полевых исследований, особенно их методика, коренным образом изменилась, и взгляды Пржевальского по ряду вопросов, изложенные им в гл. XIII, ныне оказываются практически мало пригодными. Поэтому редактор счел возможным подготовить настоящее издание без этих двух глав ⁵, отметив в этой статье только интересующие нас ценные места.

Остановимся кратко на содержании этих двух глав.

Первая глава озаглавлена «Как путешествовать по Центральной Азии». Здесь содержатся «рецепты», советы, проверенные опытом путешественника.

Говоря о личности путешественника, автор пишет: «Не ковром там будет постлана ему дорога, не с приветливой улыбкой встретит его дикая пустыня, и не сами полезут ему в руки научные открытия. Нет! Ценою тяжелых трудов и многоразличных испытаний, как физических, так и нравственных, придется заплатить даже за первые крохи открытий. Поэтому для человека, ставшего во главе подобного дела, безусловно необходимы как крепость физическая, так и сила нравственная». Путешественник должен обладать рядом качеств, без которых невозможно выполнить задачу исследования. По мнению Пржевальского, качествами этими должны быть: цветущее здоровье, сильный характер, энергия, решимость, хорошая научная подготовка, любовь к путешествию, беззаветное увлечение своим делом, охотничья страсть и умение отлично стрелять. Путешественник не должен избегать любой работы, он должен уметь ставить палатки, вьючить верблюдов, седлать лошадь и т. д. Как видно из этого перечня, нелегко стать настоящим путешественником. «Откровенно говоря, путешественником нужно родиться, да и пускаться вдаль следует лишь в годы полной силы», — заключает Пржевальский данный раздел главы.

Но этого мало. Еще ряд условий обеспечивает успех путешествий. Многое зависит от внутренней спаянности в экспедиции, в подборе спутников, дисциплины, личного примера начальника, к которому должны быть искренне привязаны остальные участники. В этом отношении, по мнению автора, организация военного отряда экспедиции более оправдана, чем экспедиции, составленной из штатских лиц ⁶. Смелость, риск, необходимость быстрого изменения планов и решений в зависимости от местных обстоятельств также необходимы путешественнику. Пржевальский считает, что не нужно организовывать большие экспедиции, предпочтение следует отдавать маленькой, компактной экспедиции, — в этом случае можно дальше пройти в пустынные районы, меньше брать громоздкого снаряжения и продовольствия.

Обслуживающий персонал должен быть хорошо подобран и надежен. Пржевальский считает, что «наши солдаты и казаки — это идеальные для трудных и рискованных путешествий люди: они смелы, выносливы, неприхотливы и легко дисциплинируются; кроме того, из тех же казаков выходят хорошие препараторы и сносные переводчики». [13]

В этих набросках характера и качеств, необходимых путешественнику, конечно, много автобиографического; без сомнения, что портрет путешественника Пржевальский писал с себя, стараясь быть объективным, что ему удалось в той мере, в какой можно быть объективным в оценке собственных достоинств.

Но вот что о качествах Пржевальского и его отношении к спутникам говорит П. П. Семенов:

«Поставленный в необходимость итти, можно сказать, на приступ и на пролом... препятствий и принимая на себя тяжелую ответственность за жизнь и безопасность вверенных ему спутников, Н. М. Пржевальский пришел к убеждению, что единственной гарантией успеха его предприятий было их безусловное подчинение одной энергической воле, а потому, относясь с братской гуманностью к своим спутникам, он держал их в строгом дисциплинарном подчинении. Очевидно, что при таких условиях не было места в его экспедиции для человека, ему равного по научному образованию и развитию» ⁷.

Далее в главе «Как путешествовать по Центральной Азии» Пржевальский приводит соображения по снаряжению вещевому, продовольственному и научному, заготовляемому дома и на границе. Здесь и одежда, и обувь, и брезенты, и палатки, и оружие, и продовольствие, и научный инструментарий, и ящики, и вьюки. Все это нужно с умом уложить, упаковать и правильно навьючить на верблюдов. От умения хорошо сделать такую операцию многое зависит.

Особое внимание обращает Пржевальский на «движущие силы экспедиции», понимая под этим домашних животных. «Один только верблюд — этот всем известный хотя по имени «корабль пустыни» — способен выполнить долгую и надежную службу для путешественника, лишь бы он умел как следует обращаться со столь своеобразным животным».

Самые хорошие верблюды для долгих и трудных путешествий — это халхаские двухгорбые верблюды Северной Монголии. В других местах Центральной и Средней Азии — верблюды гораздо хуже, они мельче и слабее. Условиям покупки этих животных, их особенностям в работе автор посвящает несколько страниц.

Порядку в пути, дисциплине, питанию и гигиене отряда Пржевальский придает большое значение.

Нельзя полностью согласиться с советами Пржевальского в отношениях с местным населением. Некоторые из них не могут быть приняты для руководства; но, конечно, Пржевальский абсолютно прав, когда пишет что «путешественник в далеких и диких странах Азии, помимо научных исследований, нравственно обязан высоко держать престиж своей личности, уже ради того впечатления, из которого слагается в умах туземцев общее понятие о характере и значении целой национальности».

В Центральной Азии Пржевальский представлял русский народ и, как русский человек, он заботился о престиже России и своей нации всюду, где ему приходилось бывать за долгие годы путешествий.

Полезные рекомендации содержит раздел «Система научных работ». Необходимо собирать факты, — это главное; записывать свои наблюдения всегда на свежую память, а не откладывать на последующее время.

Размах научных работ и интересов виден из следующего: «маршрутно-глазомерная съемка, астрономические определения [14] широт, а причетвертом путешествии и долгот; барометрическое определение абсолютных высот; метеорологические наблюдения; специальные исследования над млекопитающими и птицами; этнографические изыскания, насколько было возможно; общий дневник; собирание коллекций — зоологической, ботанической и частью минералогической; наконец, при третьем путешествии, мой помощник поручик Роборовский, насколько умел, рисовал, а во время четвертого путешествия, при удобных случаях, делал фотографические снимки».

Полевые наблюдения Пржевальский сразу записывал в небольшую записную книжку. Ежедневно на стоянках все записи разносились в специальные дневники: в общий — физико-географические наблюдения за день и движение каравана. Зоологические наблюдения заносились в отдельные тетради, посвященные описанию млекопитающих и птиц. Специальная рубрика в дневнике отводилась метеорологическим наблюдениям, в конце месяца обобщалась характеристика климата.

Съемка требовала большого напряжения и аккуратности, и Пржевальский всегда ее проводил сам, никому не передоверяя. Ежедневно съемка за день пути переносилась на чистый планшет. При составлении ботанической, зоологической и геологической коллекций требовалась большая тщательность. Все аккуратным образом регистрировалось, анкетировалось, укладывалось. Особенно много хлопот доставляло коллекционирование млекопитающих, птиц, пресмыкающихся, рыб, моллюсков, яиц. Для всего этого имелась своя методика коллекционирования и свои специфические условия хранения.

В заключение вводной главы Пржевальский намечает задачи будущих исследований Центральной Азии. «Переживаемый нами эпический, так сказать, период путешествий по Центральной Азии, вероятно, протянется недолго. Уже и теперь сравнительно немного осталось здесь местностей, не посещенных европейскими путешественниками. Дальнейшие работы по изучению Центральной Азии должны осуществляться двумя методами: методом научных рекогносцировок тех районов, которые остались совсем еще неизвестными науке, и методом детального изучения уже «разведанных быстролетными путешествиями стран». Научный результат таких исследований будет громадный. Последующие специализированные исследования Центральной Азии показали, что Пржевальский был абсолютно прав, и недаром эта часть азиатского материка привлекает внимание исследователей и по сей день... «Соединенные усилия, с одной стороны, пионеров науки, а с другой — ее присяжных жрецов, снимут окончательно, вероятно, в недалеком будущем, темную завесу, еще так недавно покрывавшую почти всю Центральную Азию, и прибавят несколько новых блестящих страниц к истории прогресса нашего века».

После Пржевальского в Центральной Азии побывало немало экспедиций, изучавших ее природу и население. На этом поприще особенно отличились русские ученые, продолжавшие работы Пржевальского. Не будет преувеличением сказать, что русские ученые для познания Азии сделали больше, чем западно-европейские и американские путешественники, вместе взятые. Но справедливость требует отметить, что и до сих пор Центральная Азия изучена гораздо хуже, чем соседняя с ней Средняя Азия, где за последние 30 лет была проведена громадная по масштабу научно-исследовательская работа, охватившая как горные, так и равнинные территории Туркестанского края. [15]

Последняя, тринадцатая, глава первого издания книги «От Кяхты на истоки Желтой реки...» озаглавлена автором «Очерк современного положения Центральной Азии», В этой главе Пржевальский постарался обобщить некоторые свои наблюдения над размещением населения, китайским владычеством и положением китайских резидентов и войск в этой окраине. Пржевальский определяет границы Центральной Азии, как проходящие по Гималаям и Памиру, по Западному Тянь-шаню и Табагатаю. На востоке границей Центральной Азии является Большой Хинган и пограничные в сторону Гоби хребты собственно Китая. Эти обширные территории населены крайне редко; хотя точная цифра населения неизвестна, но она, видимо, в то время не превышала, по мнению путешественника, 8-9 млн. человек, а в настоящее время приблизительно исчисляется в 10-15 миллионов. Население Центральной Азии главным образом кочевое, пастушеское, только островки оазисов под горами густо населены оседлым земледельческим населением. Пустыни Гоби, Тибета, солончаки Цайдама, пески Тарима, Ала-шаня и Джунгария — мало пригодны для хозяйственной деятельности человека, и даже скотовод-кочевник со своим несложным хозяйством местами избегает этих обширных и бесплодных пустынь.

Пржевальский подчеркивает, что Гоби на севере и востоке является не пустыней, а степью, где условия для скотоводства сравнительно хорошие, и эта часть Гоби населена монголами.

Несмотря на кажущуюся бесплодность, Центральная Азия населена очень давно, еще в глубокой древности здесь жил и работал человек, и издавна главной отраслью хозяйства центрально-азиатских народов было кочевое скотоводство, хотя и земледелие подгорных оазисов Гань-су или Кашгарии так же очень древнее; но оазисы перенаселены и не могут дальше расти, так как для этого не хватает воды.

«Таким образом, Центральная Азия, несмотря на свою громадную площадь, представляет весьма мало местностей, годных не только для оседлой, но и для кочевой жизни. Скудная цифра здешнего населения не может увеличиться значительно, ибо пустыня останется непригодной для человека навсегда». Таков печальный вывод, к которому приходит Пржевальский и с которым невозможно согласиться. История говорит об обратном. Именно в пустынях более всего ярко и резко проявляется воздействие человека на природу, на изменение географического ландшафта. За прошедшие 60 лет после написания Пржевальским этой книги, вопреки его пророчеству, население в оазисах растет, растут сами оазисы, выросло население и в Центральной Азии в целом. Конечно, рост оазисов, борьба с пустынями — это колоссальный труд, особенно в условиях колониальных или полуколониальных стран, к которым относится большинство стран Центральной Азии; борьба с пустынями не всегда под силу для человека в условиях капиталистического общества.

Но зато как грандиозны изменения ландшафтов в пустынях Советской Средней Азии. В условиях социалистического общества человек проводит громадную созидательную работу, которую не мог предвидеть Пржевальский. Большой Ферганский и Чуйский каналы, Фархад, Каттакурганское водохранилище — эти и другие грандиозные гидротехнические сооружения сужают площадь пустынь, растут оазисы, растет их население. Когда будет осуществлено строительство Большого Каракумского канала и орошение правобережья Аму-дарьи за счет ее вод, — границы оазисов вновь сильно расширятся. [16]

Объясняя причины, приведшие население Центральной Азии к пассивности, созерцательности, Пржевальский видит причину в тлетворном воздействии религии на народные массы. И буддизм и магометанство — каждая из этих мировых религий — по-своему воздействует на психику населения. Оценивая воздействие буддизма на народы Азии, Пржевальский говорит: «Буддизм, как известно, проповедует учение о суетности и эфемерности всего существующего; говорит, что мир — иллюзия, а жизнь тяжелое бремя; что несчастье лежит в самом факте существования; что истинно только одно — нирвана... Высшая задача жизни каждого человека, по учению буддистов, стремиться к уничтожению всех личных желаний, чувствований, идеалов, словом, приготовиться к нирване, к небытию». Как буддизму, так и магометанству, этой воинственной религии, обращающей «неверных» в лоно ислама огнем и мечом, Пржевальский дает сильную и справедливую оценку: «Одна религия требует меча и насилия; другая кроткая, но в то же время едва ли не более опасная в смысле подрыва энергии, труда и лучших стремлений человека».

В таких утверждениях много правды, но Пржевальский упускает более важные причины, объясняющие тяжелое положение населения Ц. Азии. Он ошибочно считал также, что характер кочевников, населяющих эту обширную страну, определяется неблагоприятными физико-географическими, особенно климатическими условиями: «Дикая природа пустыни, нигде не дающая простора деятельности человека, наоборот, всюду приводящая его лишь к пассивной выносливости, выработала и закрепила вполне пассивный характер своего обитателя. Никогда и нигде от него не требуется здесь активной энергии: выносить постоянно холода, жары, бури и другие климатические невзгоды можно лишь пассивно; ездить по целым месяцам шагом на верблюде, терпеть при этом голод и жажду, можно также лишь пассивно; созерцать всю жизнь одну и туже бесплодную пустыню нужно пассивно и т. д. При таких условиях жизни энергичный характер не только непригоден, но послужит даже во вред индивидууму, — он скоро сломится, скоро погибнет в неподходящей для него борьбе. Как для всякой грубой работы, здесь нужен не острый резец, а тупое, прочное долбило».

Нельзя отказать Пржевальскому в образности, но нельзя и согласиться с ним. Конечно, здесь дело не в географических или климатических условиях. Географические условия воздействуют на человека через способ производства, через экономические и общественные отношения. Пржевальский в своих объяснениях не был оригинален, он применил к Центральной Азии идеалистические концепции о влиянии географической среды на человека, господствовавшие в то время. Классическое сталинское определение влияния географической среды на человека и общество имеется в Кратком курсе «Истории ВКП(б)»: «Географическая среда, бесспорно, является одним из постоянных и необходимых условий развития общества и она, конечно, влияет на развитие общества, — она ускоряет или замедляет ход развития общества. Но ее влияние не является определяющим влиянием, так как изменения и развитие общества происходят несравненно быстрее, чем изменения и развитие географической среды» ⁸.

Наш путешественник очень мало где говорит о том, что народы Центральной Азии переживали (частично они ее переживают и в [17] настоящее время) феодальную стадию общественных отношений. К тому же вся Центральная Азия являлась (частично и ныне является) колонией Китая. Феодальные отношения, колониальное порабощение и господство религии, пронизавшей всю жизнь кочевника, — вот главные причины замедленного прогресса народов Центральной Азии.

Пример с Монгольской Народной Республикой в этом отношении весьма поучителен. Народы этой страны, освободившись от колониального господства Китая, покончили с феодализмом и теократическим засильем и смогли создать у себя народно-демократическое государство. Результаты этого не замедлили сказаться. Страна прошла большой путь экономического и культурного возрождения. Те самые монголы, которые, по мнению Пржевальского, имеют малые задатки к прогрессу и цивилизации, создали свою фабрично-заводскую промышленность, организовали сотни школ, открыли университет и в ближайшие годы предполагают полностью ликвидировать неграмотность в своей стране и открыть национальную Академию наук.

Переходя к характеристике политического положения в Центральной Азии, Пржевальский отмечает, что китайцы, покорившие в XVII-XVIII вв. Центральную Азию (кроме Тибета), за это время не смогли укрепить своз политическое влияние и колонизировать эту обширную часть Азии, полностью подчинить ее себе. Крупные недостатки китайской администрации, порочность ее методов в отношении к местному населению, произвол, неоднократно отмечает внимательный путешественник в этой книге и в ранее вышедших его отчетах. Понятно поэтому, что история китайского господства в Центральной Азии, населенной народами, в этнографическом, языковом и религиозном отношениях резко отличающимися от завоевателей, полна восстаниями и освободительными войнами. Одним из крупнейших государственных образований, которое возникло в результате такого движения, и было эмирство Джеты-шаар, возглавлявшееся Якуб-беком.

Взоры порабощенного населения Центральной Азии обращены к России, отмечал с гордостью Пржевальский:

«При всех четырех здесь путешествиях мне постоянно приходилось быть свидетелем большой симпатии и уважения, каким пользуется имя русское среди туземцев, за исключением лишь Тибета, где нас мало знают, зато среди других народностей Центральной Азии их стремления к России достигают весьма высокой степени...

Замечательно и весьма важно, что ведь никто и никогда не агитировал в нашу пользу среди народов Центральной Азии; к такому результату привел самый ход событий».

Весьма нелестного мнения Пржевальский о китайских войсках, в связи с чем вспоминает народную китайскую пословицу: «Из хорошего железа не делают гвоздей; из честных людей не делают солдат» и приводит подробные данные о составе, организации, оснащении китайских войск и характеризует их отдельные части. Характеристики Пржевальского вспоминаются и теперь, когда читаешь о продажных гоминдановских войсках, ведущих борьбу против Национально-освободительной армии Китая.

По мнению Пржевальского, задача России — расширить свою торговлю в странах Центральной Азии и Китая, даже несмотря на скрытое сопротивление последнего. Особенно может хорошо развиваться торговля [18] с внешними владениями Китая и в некоторых провинциях Северного Китая (территориально расположенных вдали от берегов Тихого океана), где торговля будет преобладать заморская, — товарами, идущими по морям и океанам. Многие русские товары уже в восьмидесятых годах пользовались большой популярностью у местного населения Центральной Азии. Таковы сукно, ситцы, плис, шерстяные и хлопчатобумажные ткани, железо в изделиях и другие.

* * *

Многочисленные латинские названия животных и растений, часто встречающиеся в книге, специально проверены для настоящего издания. За время, прошедшее с первого издания, зоологическая и ботаническая систематики сильно изменились, — это получило отражение в списках животных и растений, приведенных в конце книги.

Проверку латинских названий выполнили в части зоологической доцент А. Г. Банников, в части ботанической — старший научный сотрудник Ботанического института Академии наук СССР Л. Е. Родин. Оба они проделали большую работу, потребовавшую от них много терпения и времени. Однако в ряде случаев все же полное сопоставление названий могло бы иметь место только при пересмотре всех коллекций, привезенных Пржевальским из Центральной Азии и сохранившихся в музеях и гербариях Академии наук СССР. Названия растений из семейства Hymen ophyllaceae до семейства Leguminosae изменены по «Флоре СССР», а все остальные — по работе В. Л. Комарова, обрабатывавшего сборы Пржевальского ⁹.

В тексте книги редактор оставил те латинские названия, которые были и в первом издании, изменив только ошибочные, согласно отмеченным опечаткам. В прямых скобках мною проставлены русские названия растений и животных там, где это представлялось возможным. В дополнение к тексту Пржевальского сделаны примечания и комментарии. Примечание 55 написано специально для этого издания доцентом Московского института востоковедения К. А. Усмановым, который в кратких чертах изложил историю образования Джеты-шаара. За это приношу ему мою благодарность.

Следует отметить также труд редактора издательства Б. В. Юсова, который провел большую работу по подготовке к изданию всех пяти томов сочинений Н. М. Пржевальского.

Мы не переводили старых мер длины и веса, употреблявшихся Пржевальским, в новые. Это очень загромождает текст и создает ряд неудобств, но в конце книги приложены соответствующие таблицы. По ним, в случае надобности, легко и быстро это можно сделать.

Выпуском данного последнего труда Н. М. Пржевальского издательство Географической литературы завершает переиздание всех основных сочинений путешественника. Вторым изданием вышли: «Монголия и страна тангутов», «От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор», «Путешествие в Уссурийском крае» ¹⁰, «Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки» и настоящее сочинение, впервые увидевшее свет ровно 60 лет [19] назад. Первые издания трудов Пржевальского уже давно стали библиографической редкостью. Теперь читатель получил возможность изучать работы Пржевальского в оригиналах и по достоинству оценить их. Путешествия Пржевальского — это целая эпоха в развитии географической науки, и мы по праву гордимся Пржевальским и его работами, прославившими русское имя, русскую науку.

Это прекрасно понимал и сам Пржевальский, когда писал, что дорога странника не ковром устлана, но что в интересах науки, во славу родины, русский человек должен итти трудными, непроторенными путями.

В связи с этим хочу в заключение привести слова Пржевальского, изложенные им в приказе по экспедиции по случаю благополучного окончания четвертого путешествия по Центральной Азии и возвращения на родину.

«Мы выполнили свою задачу до конца — прошли и исследовали те местности Центральной Азии, в большей части которых еще не ступала нога европейца. Честь и слава вам, товарищи! О ваших подвигах я поведаю всему свету. Теперь же обнимаю каждого из вас и благодарю за службу верную — от имени науки, которой мы служили, и от имени родины, которую мы прославили...».

В полевом дневнике от 29 октября (10 ноября) 1885 г. Николай Михайлович записал: «Так сегодня окончилось мое четвертое путешествие по Центральной Азии. Ровно два года провели мы в пустынях вдали от цивилизованного мира. Но мила и сердцу дорога свободная странническая жизнь. Как в прежние годы, так и теперь жалко, больно с нею расставаться, — быть может надолго, если только не навсегда. Тяжело подумать о последнем, но годы налегают один за другим и, конечно, наступит время, когда уже невозможно будет выносить всех трудов и лишений подобных путешествий. Пусть же — если только мне не суждено более итти в глубь Азии — воспоминания о виденном там и сделанном в течение долголетних странствований будут для меня отрадой до конца жизни. Пусть с именами Лоб-нора, Куку-нора, Тибета и многими другими будут воскресать в моем воображении живые образы тех незабываемых дней, которые удалось мне провести в этих неведомых странах, среди дикой природы и диких людей на славном поприще служения науке...

Снова бури миновали,
Снова невредим пловец...
Снова, снова не сказали,
Что для бурь настал конец...»

Грустные предчувствия не обманули путешественника, его нога больше не ступила на дорогую ему землю Центральной Азии. Друзья советовали ему жениться и окончить свои скитания, но не это прельщает Пржевальского, который пишет А. М. Лушникову в Кяхту, где он обычно гостил перед переходом границы Монголии: «...речь о генеральше вероятно останется без внимания, не те уже мои года (46 лет), да и не такая моя профессия, чтобы жениться. В Центральной же Азии у меня много оставлено потомства — не в прямом, конечно, смысле, а в переносном: Лоб-нор, Куку-нор, Тибет и пр. — вот мои детища».

С отеческой заботливостью думал Пржевальский о своих спутниках; он писал теплые, полные любви и участия, письма казаку Телешову, все время руководил учебой Роборовского и Козлова, видя в них продолжателей своего любимого дела. Оба они оказались достойными учениками своего великого учителя. [20]

Замечательные, пророческие слова писал он за два года до смерти П. К. Козлову: «Воображаю, как тебе бывает грустно при хорошей погоде. Но нечего делать, нужно покориться необходимости. Твоя весна еще впереди, а для меня уже близится осень. Пожалуйста, не часто пиши, лучше учись к экзамену, после же экзамена пиши каждую неделю...».

Надолго запомнилось это письмо Петру Кузьмичу. Уже будучи всемирно известным путешественником, он в 1907-1909 гг. совершает свое знаменитое путешествие в Центральную Азию, следуя путями Пржевальского и прокладывая новые, дотоле неизвестные науке пути. В своем отчете об этой экспедиции: «Монголия и Амдо и мертвый город Хара-хото» он эпиграфом избирает слова своего учителя — Николая Михайловича: «Твоя весна еще впереди, а для меня уже близится осень».

Эд. Мурзаев. [21]

Комментарии

1. Этими интересными данными я обязан академику Б. Б. Полынову, рассказавшему о них со слов Ю. М. Шокальского.

2. Рассказ о Егорове приведен в книге о третьем путешествии Пржевальского — «Из Зайсана через Хами в Тибет».

3. П. П. Семенов. История полувековой деятельности Русского Географического общества, ч. 2, СПб., 1896, стр. 544-548.

4. Глава «Очерк современного положения Центральной Азии» первоначально была написана в виде самостоятельной статьи для специального издания, а затем уже включена в книгу «От Кяхты на истоки Желтой реки». Статья под названием «Современное положение Центральной Азии» была написана в 1886 г. и тогда же напечатана в Русском вестнике, т. 186, No 12, стр. 472-524, а в следующем 1887 г. в Москве вышла отдельным изданием. Глава «Как путешествовать по Центральной Азии» также была напечатана еще в «Сборнике географических, топографических и статистических материалов по Азии», вып. 32, СПб., 1888, стр. 142-233.

5. В связи с этим нумерация глав в настоящем издании отличается на единицу. Глава вторая в старом издании соответствует первой в данной книге, третья — второй и т. д.

6. Экспедиции Г. Н. Потанина и В. А. Обручева в Центральную Азию показали несостоятельность этого тезиса.

7. П. П. Семенов, цитированная работа, стр. 544.

8. История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков), Краткий курс, стр. 113, Госполитиздат, 1945.

9. В. Л. Комаров. Ботанические маршруты важнейших русских экспедиций в Центральную Азию, вып. 1, маршруты Н. М. Пржевальского. Труды Главного Ботанического сада, т. 34, вып. 1, П., 1920.

10. Это уже третье издание (редактор М. А. Тенсин); второе издание вышло в Соцэкгизе в 1937 г.