ДОБЕЛЬ П. В.

Морские разбойники, или, как их там европейцы называют, ладроны, сделались в одно время столь страшны своим числом, что если бы они были так же храбры и предприимчивы, как многочисленны, то могли бы совершенно уничтожить всю [147] иностранную торговлю в Кантоне и даже завладеть четырьмя богатейшими областями Китая; к счастию, у них недоставало сих качеств. В 1806 году мне удалось принять деятельное участие в спасении от плена одного богатого американского купеческого корабля, называемого «Катахуальпа», под командою шкипера Стерджеса, который вез богатый груз и несколько сот тысяч пиастров наличными деньгами, принадлежавших одному бостонскому купцу; к тому же судно и груз не были застрахованы. Весь экипаж состоял из 13 человек, включая самого шкипера и коммерческих приказчиков. Вечером, прибыв на рейд Макао, шкипер бросил якорь близ мыса Кабрито и тотчас отправил на баркасе шестерых матросов с помощником своим на берег, чтоб испросить позволение и достать лоцмана для провода корабля через Боко-Тигрис на рейд в Вампоа. В сие время английский военный фрегат «Dedaigneuse» (фр. «Гордец». — В. М.) стоял на якоре в Тайпе¹¹. Командир оного, приятель мой королевский капитан Белль, часто бывал у меня в доме и особенно приезжал ко мне утром, чтоб вместе пить чай, часу в 8-м; мы оба любили вставать рано; из комнаты моей, в которой обыкновенно мы завтракали, был преобширный вид, и Макаоский рейд был весь как на ладони. Утром, по прибытии американского судна, сидя за завтраком и рассуждая с капитаном Беллем, хулили мы оплошность американца, который в опасное время, когда пираты посещали сии места, вздумал становиться в таком отдалении от помощи; вдруг я заметил целый флот разбойничьих ионок, которые с отливом моря спускались прямо на американца. «Нечего терять время, — сказал я товарищу своему, — я уже заметил, что американец отправил часть своего экипажа на берег и, обессиленный сим, непременно попадет в руки разбойникам, если не успеет сойти с своего места». Сказав сие, я позвал слугу своего, приказав ему тотчас нанять рыбачью лодку для доставления немедленно на американский корабль от меня записки, а я заплачу рыбаку, чего бы он ни потребовал. Пока он отыскивал рыбака, я написал несколько строк американскому шкиперу, предостерегая его о предстоящей ему от пиратов опасности и советуя ему, обрубив якоря и распустив паруса, стать под пушки крепости. Едва успел я окончить записку, как явился рыбак, который за 20 пиастров (100 руб.) взялся доставить записку мою в [148] четверть часа на корабль в своей шестивесельной лодке. Рыбак, получив тотчас мое согласие, отправился в путь, а мы, между страхом и надеждою, смотрели, как он приблизился к кораблю, и при помощи подзорной трубы видели, как шкипер читал записку и как вдруг все бросились распускать паруса и поднимать якоря; мы более шестерых человек на корабле насчитать не могли. Однако же скоро положение их сделалось отчаянным: они за недостатком людей не знали, за что схватиться, то поднимали якоря, то лазили по снастям, но не могли распустить парусов и только с трудом через долгое время подняли якорь. Видя сие, я предложил капитану Беллю, если он даст мне свой баркас с 18-фунтовою пушкою и полным вооруженным экипажем с одним офицером, отправиться через Тайпу на помощь американцу. Белль без труда согласился, и мы бросились со всевозможною скоростью на его фрегат, где через четверть часа баркас был готов и плыл под моею командою по Тайпе. Между тем 17 разбойничьих судов уже приближались к американцу, под начальством самого адмирала Эпо-ци, с коим я уже имел случай познакомить читателей моих в предыдущих главах. Адмиральская большая ионка имела 24 пушки и была наполнена народом. Мы уже успели подъехать на такое расстояние, что посредством зрительных труб ясно видели начало нападения пиратов. Вместо того чтоб разом, сцепившись с кораблем, высадить на оный сотню экипажа, как бы хороший моряк должен был сделать, Эпо-ци начал кидать гранаты и другие зажигательные вещества и потом вздумал бросить крючья, которые тогда оказались короткими, а ионку его между тем течением отлива отнесло вниз, и он принужден был снова начать атаку, хотя он и стрелял между тем из погонных орудий, кои одни только могли быть направлены на американца. При сем случае мне надобно объяснить, что корабельные пушки у китайцев вделаны в деревянные брусья так, что оных ворочать нельзя, и если нужно стрелять по предмету, который не против жерла пушечного, то надобно ворочать самое судно. Ни одна из прочих ионок не сумела приблизиться к американцу, а все упали под ветер. Мы нарочно осматривали ионку Эпо-ци в наши телескопы, однако же не могли увидеть ни одной пушки большого калибра; но в сем, как оказалось впоследствии, мы весьма ошибались, ибо он нарочно скрыл свои орудия, завесив [149] оные искусно. Посему я решил стать на такую позицию, чтоб можно было стрелять вдоль по нему, а ему бы трудно было дать по нас залп всем бортом. Между тем пират возобновил атаку, а храбрый шкипер Стерджес с одним приказчиком, имея только два ружья, стрелял беспрестанно по корме неприятеля. Мне казалось, что Эпо-ци не заметил нас, но едва только мы обогнули мыс, близ коего я избрал выгодную позицию, как вдруг 24-фунтовое ядро упало на сажень от нас и тотчас другое, так близко, что обрызгало нас водою, сделав рикошет мимо нас; посему я тотчас поворотил, дабы, обогнув мыс, не представить ему всего борта нашего, ибо тогда ему легче было бы в нас попасть. Еще два ядра упали, не долетев; однако ж мы остались на веслах, наблюдая за его движениями. Три раза возобновлял он нападение; но всякий раз относило его течением; между тем американец, держась в одной позиции постоянно, спускался по течению по одному узлу в час. В четвертый же раз намерение Эпо-ци состояло в том, чтоб взять судно абордажем; но за его движениями хорошо наблюдали, и он дорого заплатил за свое намерение. Мы заметили на американском корабле человека, стоявшего на корме с зажженным фитилем близ сигнальной пушки, единственной на судне; для приведения же своего намерения в действие Эпо-ци должен был привести к ветру и, приблизясь к борту, сцепиться с кораблем, для чего весь бак его был наполнен людьми, но едва он начал спускаться и поворачивать, как американец успел навести на него свою единственную пушку и выстрелил вдоль по нему. Нельзя представить себе, какое ужасное действие произвел сей меткий выстрел в толпе. Целый широкий ряд разбойников был вырван, и мы ясно видели, как обломки летели со всех сторон, как они таскали своих убитых и раненых и как через минуту ни одной души не осталось на палубе. Воспользовавшись сим, мы обогнули мыс и, став в позиции, открыли огонь из нашего орудия: после нескольких выстрелов Эпо-ци бросился бежать на всех парусах. Мы же, приблизясь к американцу, пособили ему поднять марсели и скоро подвели его под защиту крепостных пушек. Шкипер изъявил нам свою нелицемерную признательность за извещение и за помощью и непременно настоял на возвращении мне 20 пиастров за отправление записки. Эпо-ци дал несколько залпов по кораблю, и одно ядро, пробив [150] коунтер¹² оного, вошло в каюту и остановилось в чемодане приказчика, перепортив все белье и платье. Шкипер Стерджес, по возвращении в Бостон, напечатал во всех американских газетах изъявление признательности своей капитану Беллю и мне. Через несколько лет мне случилось опять встретиться с сим шкипером, и он уверял меня, что, когда он рассказал богатому хозяину корабля о сем сражении и о поданной ему помощи, тот только, улыбнувшись, сказал: вы чуть было не попались в беду, и, не поблагодарив его за мужественную защиту его собственности, не возвратил ему даже тех 20 пиастров, кои он издержал за доставление моей записки! Если мы рассудим, что собственность сего человека не была даже застрахована и что корабль с грузом стоил около 3 миллионов рублей, то, конечно, должны подумать, что у сего скупого хозяина сердце каменное.