Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ХУЭЙ ЦЗЯО

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ДОСТОЙНЫХ МОНАХОВ

ГАО СЭН ЧЖУАНЬ

/330а/ ЦЗЮАНЬ ВТОРАЯ

Династии Лян монастыря Цзясян, что в Гуйцзи, шрамана Хуэй-цзяо составил биографии переводчиков: 1) Кумарадживы, 2) Пуньятары, 3) Дхармаручи, 4) Вималакши, 5) Буддхаяшаса, 6) Буддхабхадры, 7) Дхармакшемы

1. КУМАРАДЖИВА

Цзюмолоши (Кумараджива), что означает “Дитя, которому суждена долгая жизнь”, был выходцем из страны Индия. Представители его рода из поколения в поколение занимали пост государственного министра. Дед Кумарадживы по имени Датта своими выдающимися талантами выделялся среди современников, был в большом почете у государя и его подданных. Отец Кумарадживы по имени Кумараяна отличался умом, благонравием и душевной чистотой. Он не пожелал наследовать пост министра, пренебрег жизненной суетой и стал монахом. Он держал путь на восток через Луковичные горы (Памир). Правитель государства Куча прослышал о том, что Кумараяна отклонил мирские почести, и проникся к нему уважением. Он вышел за городские ворота и просил Кумараяну быть духовным наставником государства 1.

У правителя была младшая сестра. Ей только исполнилось двадцать лет, но была она умна и прозорлива; все, что попадалось ей на глаза, умела объяснить, повторяла наизусть раз услышанное. К тому же на теле у нее была алая родинка, что предвещало рождение умного сына. Многие государи добивались ее, но она неизменно им отказывала. Когда же она увидела Кумараяну, то пожелала стать его женой.

Вскоре был зачат Кумараджива. Когда Кумараджива был в утробе матери, она почувствовала, что ее разумение возросло вдвое против прежнего. Она прослышала, что в большом монастыре Цюэлисы собираются многие достославные мужи и праведные монахи, а также знатные женщины из правящих родов и благочестивые монахини. Они каждый день совершают подношения, предаются воздержанию и слушают проповеди. Мать Кумарадживы вдруг постигла санскрит. Сколь ни трудны были фразы, она понимала их глубинный смысл. Некий архат Дхармагхоша сказал: “У нее обязательно родится будущий мудрец. Если и было подобное, так это Шарипутра 2 в утробе матери”. С рождением Кумарадживы мать утратила познания в [132] языке. Вскоре она прониклась желанием стать монахиней. Однако муж воспротивился этому. У них родился еще сын, названный Пушадева. Как-то раз мать Кумарадживы прогуливалась у городской стены и на могильном холме увидела лежащие в беспорядке человеческие кости. Тогда она глубоко познала причины страданий, поклялась оставить семью, решила, что до тех пор, пока не пострижется в монахини, не будет ни есть, ни пить. На шестую ночь она вконец обессилела, и не быть бы ей наутро в живых, если бы перепуганный муж не дал своего согласия. Но и теперь, не пройдя пострига, /330б/ она отказывалась от пищи. Только когда муж велел слуге постричь ее, она притронулась к питью и еде. На следующее утро мать Кумарадживы приняла посвящение в монахини и с восторгом предалась Закону Дхьяны. Она постигала его самозабвенно и неустанно, своими страданиями обрела первый плод.

Семи лет Кумараджива вместе с матерью ушел в монастырь. Там под руководством наставника он за день заучивал тысячу гатх. Поскольку в одной гатхе содержится тридцать два слова, то вместе это составляет тридцать две тысячи слов. Кумараджива читал вслух шастры, и наставник объяснял ему смысл изречений. После этого Кумараджива заучивал текст наизусть, и не было в нем тайн, которые бы ему не открылись. В то время в Куча все больше людей подносили дары матери Кумарадживы, приходившейся младшей сестрой правителю. И тогда она скрылась от них и увела с собой Кумарадживу.

В возрасте девяти лет Кумараджива вместе с матерью, переправившись через реку Инд, прибыл в Кашмир. Там он повстречался со славным и добродетельным закононаставником Бандхудаттой, который был двоюродным братом правителя Кашмира. Его душевные качества были безупречными, а таланты и ученость не знали себе равных. Во всех разделах Трипитаки не было ничего, что бы он не одолел. С рассвета до полудня он записывал тысячу гатх и с полудня до заката заучивал другую тысячу. Слава Бандхудатты была всеобщей; и монахи и миряне считали его своим наставником. По прибытии в Кашмир Кумараджива почтил Бандхудатту ритуалом наставника. Под его началом он постиг “Кшудракапитака-сутру”, а также две из “Агама-сутр” — “Мадхьяма” и “Диргха” в четыре миллиона слов. Бандхудатта не раз говорил, что Кумараджива наделен божественными талантами, и эти похвалы стали известны правителю. Правитель пригласил Кумарадживу во дворец. Туда же явились наставники иных учений, чтобы сообща одолеть Кумарадживу в споре. Иноверцы рассудили, что это не составит им труда ввиду юных лет Кумарадживы, но он, воспользовавшись случаем, посрамил их. Иноверцы пали ниц 3, стыдясь и безмолвствуя. Правитель проникся еще большим уважением к Кумарадживе и назначил ему ежедневное содержание: двух вяленых гусей, мешок риса лучшего сорта весом три доу [133] и шесть шэн творога. Для пришельца из чужой страны это был большой почет. Настоятель монастыря, при котором состоял Кумараджива, определил ему в услужение пятерых монахов и восемнадцать шраманера (послушников). Иметь такого ученика он почитал для себя высшей честью.

Кумарадживе было двенадцать лет, когда его мать решила вернуться в Куча. В странах, что лежали на их пути, Кумарадживе сулили самые высокие государственные посты, но он неизменно отвечал отказом. В горах на севере страны Юэчжи 4 им повстречался некий архат. Он подивился на Кумарадживу и так сказал его матери: “Береги его от соблазнов! Если этот шраманера до тридцати пяти лет не нарушит монашеских обетов, то возвеличит он повсюду Закон Будды, спасет людей, которым несть числа, сравнится с самим Упагуптой 5. Не будет блюсти обетов — не быть ему великим, а быть по уму и знаниям только закононаставником”.

Путь их далее проходил через государство Кашгар. Кумараджива нес на голове патру и приговаривал: “Патра очень большая, отчего же такая легкая?” Внезапно патра потяжелела, да так, что не было сил ее держать. Кумараджива замолчал и опустил ее на землю. Мать спросила, отчего он это сделал, и Кумараджива, смеясь, отвечал: “Ваш сын полон противоречий, и потому патра становится то легкой, то тяжелой”.

Они остались в Кашгаре на один год. В ту зиму Кумараджива изучал Абхидхарму. Он вполне освоил разделы, озаглавленные “Десять врат” (“Дашадвара”) и “Совершенствование познания” (“Джнянабхавана”), всецело проникся их /330в/ сокровенным смыслом. Для него перестали быть затруднительными “Шесть основ” (“Шатпадабхидхарма”). В Кашгаре жил шрамана Сицзянь. Он говорил правителю: “Этого шраманера нельзя так просто отпустить! Ты, государь, должен созвать монахов и просить Кумарадживу открыть им врата Закона. Из этого ты извлечешь двойную пользу. Во-первых, шрамана нашей страны устыдятся своего несовершенства и будут стремиться к постижению мудрости. Во-вторых, правитель Куча с гордостью называет Кумарадживу своим подданным, а, почитая его, он должен будет почтить и нас — прибыть с визитом и завязать с нами дружбу”. Правитель дал свое согласие. Был созван собор, на котором Кумараджива зачитал “Дхармачакраправартана-сутру”. И в самом деле, вышло так, что правитель Куча снарядил свое посольство с выражением благодарности и предложением двум государствам породниться.

На досуге, в перерывах между проповедями Закона, Кумараджива изучал священные книги иных учений. Он превосходно разбирался в “Ведашата-шастре”, усвоил литературные стили и сочинительство, приемы ведения споров и другие предметы. Кумараджива перечитал все, что содержится в Четырех ведах и [134] трактатах о Пяти познаниях 6, овладел учением об Инь и Ян, астрологией и математикой. Кумараджива в совершенстве постиг тайны добрых и дурных предзнаменований, безошибочно предсказывал события. Был он разумен и прост, сторонился всего низменного. Странствующая братия стала его чуждаться, но Кумараджива не придал тому значения и оставался самим собой.

Жили тогда два брата. Старший был наследником правителя Яркенда, а младший — преемником на пост главного советника. Оба покинули свою страну и стали шрамана. Старшего звали Сурьябхадра, младшего — Сурьясома. Сурьясома по способностям не имел себе равного, был приверженцем и проповедником Махаяны. И старший брат, и другие ученые мужи считали его своим наставником. Среди его почитателей был и Кумараджива. Они сдружились, и Кумараджива проникся еще большим уважением к Сурьясоме. Однажды Сурьясома объяснил Кумарадживе “Анаватапта-сутру”. Кумараджива узнал, что все, составляющее сей бренный мир, есть пустота, не имеющая признаков. Кумараджива усомнился и спросил: “Какой же прок от этой сутры, если она утверждает уничтожение всех дхарм?” Сурьясома отвечал: “Дхармы и все, что познается глазами, не обладают истинной сущностью”. Кумараджива прежде полагался на свое зрение; ныне же выходило так, что все проистекает от причин, но не имеет сущности. Тогда он принялся изучать Махаяну и Хинаяну, сопоставлять их во всех частностях. Кумараджива понял, что на принципах Махаяны следует остановиться подробнее, и углубился в Вайпулья-сутры. Наконец он воскликнул: “Прежде, следуя учению Хинаяны, я уподоблялся человеку, который, не ведая о золоте, полагает драгоценный камень верхом совершенства!” Кумараджива проник в самую суть Махаяны, принял от наставника и заучил “Мадхьямака-шастру”, “Шата-шастру”, а также “Двадашаникая-шастру”.

Вскоре Кумараджива последовал за матерью в государство Аксу, что к северу от Куча. В Аксу тогда проживал один праведный муж. Он был повсюду знаменит своим умением вести спор и отважился утверждать, что нет ему равного в этом. Он ударил в царский барабан и поклялся: “Если кто победит меня в споре, я готов голову свою срубить и ему поднести!” Кумараджива предложил ему рассмотреть два взаимоисключающих суждения. Тот смешался и в страхе потерять голову отступился, стал приверженцем Кумарадживы.

Слава Кумарадживы прогремела далеко на восток, за горами Памир, достигла земель в долине реки Хуанхэ. Сам правитель Куча прибыл в Аксу, чтобы сопроводить Кумарадживу в свое государство. Кумараджива повсюду возглашал сутры. Близкие и далекие школы во всех четырех странах света преклонялись перед ним, и все до единой /331а/ признавали его превосходство.

Дочь правителя Куча была монахиней. Ее звали Акшаямати. [135] Она перечитала множество буддийских сочинений и особенно усердно предавалась самосозерцанию. Говорили, что она обрела второй плод. Проповеди Кумарадживы привели ее в восхищение. Акшаямати созвала большой собор и просила Кумарадживу открыть таинства Вайпулья-сутр. Кумараджива высказал суждение, что дхармы суть пустота, “Я” не существует, все, что мы различаем в этом бренном мире, — ложно, а имена не истинны. Все, кто внимал его словам на соборе, опечалились и сожалели, что прозрение пришло так поздно. Когда ему исполнилось двадцать лет, Кумараджива во дворце правителя принял монашеские обеты. Под руководством Вималакши он заучил “Сарвастивада-виная”.

Тем временем мать Кумарадживы собралась в Индию. Она гак сказала Бо Чуню, правителю Куча: “Твое государство скоро падет, и я оставляю его”. Она отправилась в Индию и там достигла третьей ступени совершенства. Расставаясь с сыном, она говорила: “Всеобъемлющее учение Махаяны проникло в Китай, и проповедовать это учение в Восточных землях под силу только тебе. Но тогда ты пренебрежешь собственной выгодой. Как же быть?” Кумараджива отвечал: “Учение Великих мужей 7 обращено не к своей выгоде, но к пользе других. Если мне суждено нести людям Закон, просветить многих пребывающих во мраке, то я не буду ни о чем сожалеть, пусть даже мне уготованы мучения в кипящем котле”. И он остался в Куча при монастыре Синьсы.

Как-то в старом дворце неподалеку от монастыря он отыскал “Сутру, испускающую сияние” и принялся ее читать. Злой дух, чтобы воспрепятствовать этому, скрыл от Кумарадживы очертания знаков, и все, что он увидел, были чистые листы. Кумараджива понял, что это козни духа, и поклялся быть непреклонным. Дух отступил, и строки рукописи обозначились вновь. Только Кумараджива продолжил чтение, как неведомо откуда донеслись слова: “Пристало ли тебе, мудрец, читать это?!” — “Ничтожный дух, — воскликнул Кумараджива, — сгинь немедля! Моя воля неколебима, как земная твердь!”

Кумараджива оставался в монастыре два года и все это время провел за чтением сутр и шастр Махаяны. Он проник в самые глубокие таинства этого учения. Правитель Куча распорядился возвести престол Золотого льва 8 и застелить его тканями из страны Да-Цинь (Византия). Он призвал Кумарадживу взойти на престол и поведать Закон. Кумараджива сказал: “Мой наставник еще не приобщился к учению Махаяны, и я поэтому передал ему то, чем сам обладаю. И ничто меня не остановит!” Вскоре из далеких краев прибыл знаменитый проповедник Бандхудатта. “Что заставило тебя проделать столь долгий путь?” — спросил его правитель. Бандхудатта отвечал: “Во-первых, я услышал о необычайном прозрении моего ученика; во-вторых, узнал о том, государь, что ты воздаешь хвалу учению Будды. И потому, шаг [136] за шагом преодолевая невзгоды, презрев опасности, я поспешил в твою чудесную страну”. По прибытии наставника Кумараджива принялся осуществлять свой замысел. Он истолковал наставнику “Сутру о вопросах добродетельной женщины”. Многие из его пояснений о причинах и следствиях, о пустоте расходились с тем, чему они доверялись прежде, потому-то Кумараджива и начал с этих положений. Наставник спросил Кумарадживу: “Какие особые свойства усматриваешь ты в Махаяне, что так ею увлечен?” Кумараджива отвечал: “Глубокая и чистая Махаяна утверждает, что все дхармы суть пустота. Хинаяна же в этом отношении непоследовательна и привносит многие погрешности”. Наставник возразил: “Ты говоришь, что все без исключения есть пустота. Как же так? Можно ли отрицать дхармы в угоду пустоте? Так, /331б/ когда-то один сумасшедший велел мастеру спрясть нить, и чтобы была она как можно тоньше. Мастер приложил все свое умение, и вышла нить такой тонкой, как если бы ее спряли из пылинок. Однако сумасшедшему работа все-таки показалась грубой. Рассердился тогда мастер и со словами: “Вот эта тонкая нить” — стал указывать в пустоту. “Я ничего не вижу”, — удивился сумасшедший. “Нить эта очень тонкая, — пояснил мастер, — я изготовил ее так искусно, что ни я сам и никто другой не смогут ее разглядеть”. Сумасшедший обрадовался и сполна заплатил ему за работу. Так мастер его одурачил, да еще получил вознаграждение. Твои пустые дхармы, Кумараджива, — это та же нить”. Кумараджива вновь стал приводить примеры, выстраивать их один за другим. Невзирая на трудности, он вновь и вновь обращался к сутре, и по прошествии месяца Бандхудатта уверовал. Наставник воскликнул: “Я не в силах подавить его волю! Это теперь очевидно”. Он почтил Кумарадживу ритуалом наставника, сказав во всеуслышание: “Этот монах — мой наставник в Махаяне! Я — его наставник в Хинаяне!”

В западных краях повсюду превозносили божественный талант Кумарадживы. Из года в год он читал проповеди. Правители, преклонив колени, стояли у края престола, дабы, опершись на них, Кумараджива мог взойти и возвысить свой голос. Так его ценили. Поведанное Кумарадживой учение внедрилось в западных краях, и его имя стало известно в Восточном государстве.

В то время Фу Цзянь захватил власть и основал лжединастию в Гуаньчжуне. Правитель чужеземного государства Переднее Цзюйши и младший брат правителя Куча прибыли к трону. Фу Цзянь принял обоих правителей в тронном зале, и те сказали: “В западных краях производят многие диковинные вещи. Пошли туда своих воинов и присоедини эти края к своим владениям”.

На тринадцатом году правления Фу Цзяня под девизом Цзянь-юань, в году дин-чоу (377 г.) в первую луну великий астролог сделал доклад трону: “На небосводе над чужими [137] владениями появилась звезда. Означает это, что есть в тех краях мудрец великой добродетели и что войдет он в пределы Срединного государства”. Фу Цзянь сказал: “Мне известно, что в западных краях живет некий Кумараджива, а в Санъяне шрамана Дао-ань. Не они ли это?” И он отправил гонцов на их поиски. На семнадцатом году во вторую луну правители Шаньшань и Переднего Цзюйши вновь обратились к Фу Цзяню с просьбой снарядить войско в западный поход. На восемнадцатом году в девятую луну Фу Цзянь повелел предводителю конницы Люй Гуану и полководцу Цзян Фэю, носившему титул “покоритель Янцзы”, с правителем государства Переднее Цзюйши и семидесятитысячным войском отправиться на усмирение стран Куча и Карашар. Перед выступлением войска в поход Фу Цзянь устроил Люй Гуану проводы во дворце императорских установлений и напутствовал его так: “Император правит по воле Неба, но в основе правления должны быть любовь к простому народу, любовь к нему, как к собственному сыну. Разве захват чужих земель может быть целью для человека, обретшего Путь?! Слышал я, что живет в западных краях Кумараджива. Он глубоко постиг суть Закона и превосходно владеет учением об Инь и Ян. Для целой школы последователей стал он патриархом. Я много думал о нем. Ведь мудрецы и философы — величайшая драгоценность государства. Когда покоришь Куча, с гонцами доставь Кумарадживу ко мне!”

Люй Гуан с войском еще только приближался, когда Кумараджива предупредил правителя Бо Чуня: “Твое государство на краю гибели! Есть у него всесильные враги, /331в/ и придут они в ближайшие дни с востока. Тебе следует оказать им почтительный прием и ни в коем случае не вступать в бой с передовым отрядом!” Бо Чунь не внял совету Кумарадживы и принял сражение. Люй Гуан разгромил его армию, а самого Бо Чуня убил. В правители он произвел его младшего брата Чжэня. Кумараджива стал пленником Люй Гуана.

Люй Гуан захватил Кумарадживу в плен, но не изведал его мудрости. Он увидел, что тот еще молод, и стал на обычный манер издеваться над ним, принуждать жениться на дочери правителя Куча. Кумараджива был против и отказывался, что было сил. Люй Гуан сказал: “Праведный муж следует правилу: не превосходи отца свого. Как же ты смеешь отказываться?!” И тогда Кумарадживу напоили крепким вином, вместе с дочерью правителя заперли в покоях. Так, по принуждению, Кумараджива потерял невинность. В другой раз Люй Гуан заставлял Кумарадживу садиться верхом то на буйвола, то на необъезженную лошадь, чтобы тот свалился. Кумараджива в душе переживал свой позор, внешне же оставался спокоен. Люй Гуан устыдился и прекратил издевательства. [138]

Люй Гуан повел войско в обратный путь и сделал привал у подножия горы. Кумараджива предупредил его: “Нельзя делать здесь стоянку, это обернется для тебя несчастьем. Нужно отвести войско на возвышенность”. Люй Гуан не прислушался к словам Кумарадживы. А ночью разразился ливень. Вода поднялась и все смела на своем пути. Поток был высотою в несколько чжанов и погибли в нем тысячи воинов. Люй Гуану открылся тайный смысл слов Кумарадживы, и он пришел в изумление от его проницательности. А Кумараджива между тем поучал: “Не стоит задерживаться в этом гиблом месте. Будет разумным приказать армии сняться отсюда. По дороге еще попадется удобное место для стоянки”. Люй Гуан последовал его совету. По прибытии в Лянчжоу он узнал, что император Фу Цзянь пал жертвой Яо Чана. Армия Люй Гуана облачилась в белые траурные одежды и двинулась к южным окраинам города. Так Люй Гуан незаконно присвоил себе титул независимого правителя за пределами Гуаньчжуна с девизом правления Тай-ань.

Во вторую луну на втором году под девизом правления Тай-ань (387 г.) в Гуцане 9 подули сильные ветры. Кумараджива так растолковал Люй Гуану: “Ветер этот не благовестный. Непременно будут мятежи и раздоры. Но ты ничего не предпринимай, и все само собой придет в равновесие”. Вскоре Лян Цянь, а затем и Пэн Хуан подняли мятеж. Кончилось тем, что они истребили друг друга.

На втором году под девизом правления Лун-фэй (396 г.) взбунтовались варвары из Чжанъе — Цзюйцюй Наньчэн и его сводный брат Мэнсунь. Они прочили на престол наместника Цзянькана Дуань Е. Люй Гуан послал на их усмирение пятидесятитысячное войско во главе со своим побочным сыном, округа Тайюань 10 гуном и наместником в Циньчжоу 11 Люй Цзюанем. Рассудили, что Дуань Е и прочие — попросту сброд и могущественному Люй Цзюаню не составит труда с ним покончить. Люй Гуан спросил совета у Кумарадживы, и тот сказал: “Я все тщательно продумал и понял, что ничего хорошего из этого не выйдет”. Тем временем Люй Цзюань потерпел сокрушительное поражение в Хэли 12. Вскоре учинил беспорядки Го Син. Люй Цзюань оставил основные силы и с небольшим отрядом повернул обратно. Но и на этот раз он был разбит и едва спасся бегством.

Дворцовой канцелярией Люй Гуана ведал Чжан Цзы — знаток древних сочинении и прекрасный каллиграф. Люй Гуан очень им дорожил и, когда Чжан Цзы заболел, делал все, чтобы его спасти. Один ученый чужестранец по имени Ракша взялся вылечить Чжан Цзы. Люй Гуан обрадовался и щедро одарил его. Кумараджива понял, что чужестранец на самом деле плут и мошенник, и поведал об этом: “Ракша не в состоянии выполнить [139] обещанное и намеренно вводит в заблуждение. Но ведь и тайны судеб можно сделать явными”. Он взял пять шелковых нитей и свил из них /332а/ веревку, затем веревку поджег и, когда она сгорела, бросил пепел в воду. “Если пепел всплывет и превратится в веревку, то болезнь Чжан Цзы неизлечима”, — сказал он. Через мгновение частичка пепла пришла в движение, и вскоре на поверхности плавала веревка, такая же, как прежде. Как ни лечили потом Чжан Цзы, лучше ему не становилось. А через несколько дней он скончался.

Вскоре умер Люй Гуан, и ему наследовал Люй Шао, его сын. Однако по прошествии нескольких дней он был низвергнут с престола и убит Люй Цзюанем — побочным сыном Люй Гуана. Люй Цзюань учредил девиз правления Сянь-нин.

На втором году под девизом правления Сянь-нин (400 г.) чья-то свинья принесла поросенка о трех головах, а из колодца, что в восточном предместье, вылетел дракон. Он опустился у императорского дворца и лежал там, извиваясь. На следующее утро он исчез. Правитель посчитал это хорошим предзнаменованием и назвал тот дворец Дворцом парящего дракона. Вскоре после этого через ворота Девяти дворцов вслед за солнцем 13 поднялся ввысь черный дракон, и Люй Цзюань дал новое название тем воротам — “Ворота драконовой благости”. Кумараджива сказал следующее: “Эти таинственные драконы, вышедшие погулять, и бесовская свинья показались неспроста. Иногда зловещие драконы появляются и исчезают, а тот, кому доведется их видеть, не избежит страшной беды. Наверное, есть подлые люди, которые замышляют сменить государя. Нужно тебе умножать добродетели, чтобы соответствовать небесным установлениям”. Люй Цзюань не внял его словам. Как-то раз Люй Цзюань и Кумараджива развлекались игрой в шахматы. Люй Цзюань выиграл фигуру и воскликнул: “Вот я и обезглавил раба (хуну)!” “Как же это возможно? — возразил Кумараджива, — ведь раб сам отрубит кое-кому голову”. В этих словах содержался намек, но правитель так ничего и не понял. У Люй Гуана был младший брат Люй Бао. У того был сын Люй Чао, которого от рождения звали Ху-ну. И вышло так, что он-то и обезглавил Люй Цэюаня, а затем сделал правителем своего старшего брата Люй Луна. Только тогда всем стало ясно, что скрывалось за словами Кумарадживы.

За долгие годы, что Кумараджива провел в Лянчжоу, ни Люй Гуан, ни его сыновья не приобщились к Учению. И как ни углублялись познания Кумарадживы, применения он им не находил. Фу Цзянь умер, и их встреча не состоялась. Яо Чан, узурпировавший власть в Гуаньчжуне, также был осведомлен о достоинствах и славе Кумарадживы и, преисполненный почтения, приглашал к себе. Правители из рода Люй вершили государственные дела, опираясь на мудрые наставления Кумарадживы. Они опасались, что [140] и Яо Чан в тайных планах против них будет руководствоваться советами Кумарадживы, и потому не пускали его на восток.

Яо Чан умер, и власть перешла к его сыну Яо Сину. И Яо Син не раз приглашал Кумарадживу. В третью луну третьего года правления под девизом Хун-ши (401 г.) деревья, что росли в саду при императорском дворце, переплелись кронами, а в парке Сяояоюань лук превратился в лаванду. Рассудили, что произойдет важное событие: в Гуаньчжун прибудет мудрец.

В пятую луну Яо Син послал округа Лунси 14 гуна Ши Дэ в поход на запад усмирять Люй Луна. Армия Люй Луна была наголову разбита, и в девятую луну он известил императора, что смиряется перед его мощью. Только после этого стала возможна встреча Яо Сина и Кумарадживы в Гуаньчжуне. В двадцатый день в двенадцатую луну Кумараджива прибыл в Чанъань. Император встретил его ритуалом духовного наставника государства, оказал высокие почести и провел остаток дня в беседе с ним. Так в неустанном постижении таинств Учения они провели и все последующие годы.

Начиная с правления династии Хань императора Мин-ди (58— 75), когда Великий закон стал распространяться на Востоке, и в продолжение династии Вэй (220—264) и Цзинь (265—420) в стране переводилось множество сутр и шастр. Однако переводы пришельцев из стран Юэчжи и Индия были трудны для понимания, поскольку чужестранцы-переводчики плохо владели китайским языком и литературным стилем. Яо Син с младых лет чтил Три драгоценности и утвердился в решении изучить буддийские сочинения. По прибытии Кумарадживы Яо Син пригласил его в /332б/ павильон Симин, что в парке Сяояоюань, переводить сутры. Большую часть текстов Кумараджива знал наизусть, и знал в совершенстве. Он свободно владел китайской речью, и устный перевод давался ему легко. Приступив к чтению старых переводов, Кумараджива обнаружил, что из-за множества переводческих огрехов они не отражают истинного содержания индийских рукописей. Восемьсот монахов, и среди них Цзэн-люэ, Сэн-цянь, Фа-цинь, Дао-лю, Дао-хэн, Дао-бяо, Сэн-жуй и Сэн-чжао, были определены Яо Сином в распоряжение Кумарадживы, содействовали ему в переводе сутры Да пинь. Кумараджива излагал индийский текст, а Яо Син производил сверку нового перевода со старым и вносил поправки. Новый перевод Кумарадживы, во многом отличаясь от предыдущего, точнее передавал истинный смысл сутры. Слушатели были удовлетворены и в один голос славили Кумарадживу.

Глубокое знание Учения Будды Яо Син подкреплял благими деяниями. Он уверовал в то, что учение об освобождении от страданий есть всеобъемлющий закон государственного правления. Он основывался на своде Махаяны, но не обходил вниманием и свод Хинаяны. В стремлении явить причину и следствие событий [141] он составил “Трактат о всеобщности трех периодов”. Высшая знать и те, кто ниже рангом, восхваляли его и следовали его примеру. Верховный военачальник Яо Сянь и предводитель левого крыла войска Яо Сун искренне верили в то, что их судьба определяется кармой. Они просили Кумарадживу изложить новые переводы. В Чанъани в монастыре Дасы Кумараджива одну за другой перевел сутры: Сяо пинь, Цзинь ган, Бо жо, Ши чжу, Фа хуа, Вэй мо, Сы и, Шоу лэн янь, Чи ши, Фо цзан, Пу са цзан, И цзяо, Пу ти, У син, Хэ юй, Цзы цзай ван, Инь юань гуань, Сяо у лян шоу, Синь сянь цзе, Чань цзин, Чань фа яо, Чань яо цзе, Ми лэ чэн фо, Ми лэ ся шэн, а также виная: Ши сун, Ши сун цзе бэнь, Пу са цзе бэнь и шастры: Ши лунь, Чэн ши, Ши чжу, Чжун лунь, Бай лунь, Ши эр мэнь. Эти переводы составили в общей сложности более трехсот цзюаней.

Кумараджива открыл истоки сокровенного знания, рассеял мрак невежества. Ученые мужи со всех сторон света и всех толков за десять тысяч ли приходили к нему. И поныне величие его деяний вызывает восхищение.

Ши Дао-шэн 15 из монастыря Лунгуансы, преисполненный мудрости, постигал тонкости Учения, но доискивался их вне письмен. Всякий раз, опасаясь погрешностей в словах, он приходил в Гуаньчжун к Кумарадживе и добивался от него окончательного решения. Ши Хуэй-юань с гор Лушань, муж обширной учености, обозрел многие священные книги, был столпом Учения, завещанного Буддой. Но и он иной раз надолго прерывал свое отшельничество и с Кумарадживой разрешал сомнительные места в рукописях. О том, как он отправил письмо Кумарадживе, желая знать его мнение, рассказывает биография Хуэй-юаня.

С первых дней шрамана выдающихся талантов, ума и познания Сэн-жуй 16 следовал за Кумарадживой и записывал его слова. Кумараджива рассуждал с ним о литературных стилях стран Запада, об их сходстве и различии с китайским стилем и, в частности, сказал: “В обычаях Индии высоко ценить сочинительство. Прекрасны гармония, стиль и рифма сочинений этой страны, исполняющихся под аккомпанемент струнных инструментов. Всякий, кто удостоился приема у правителя, обязан исполнить в его честь славословие. И в буддийских церемониях пение призвано услаждать слух. Гатхи и шлоки, встречающиеся в сутрах, — образцы такого рода. Однако, переведенные с индийского языка, они теряют свое изящество и выразительность. Притом, что китайские переводы доносят основное содержание оригинала, они лишены присущего ему стиля. Чтение такого перевода подобно поглощению прежде пережеванной кем-то пищи. Принятие такой пищи не приносит никакого удовольствия и способно вызвать только рвоту”. [142]

Однажды Кумараджива /332в/ сочинил гатху, посвященную шрамана Фа-хэ:

Ты разумом своим рождаешь добродетель,
И чудный аромат на много йоджанов 17 окрест струится.
На древе тунга ты, о феникс одинокий, восседаешь,
И трель твоя пронзает высь небес.

Во всех десяти гатхах, сочиненных Кумарадживой, содержатся иносказания, подобные этим.

Кумараджива благоговел перед Махаяной, но сохранил широту помыслов. Он часто сокрушался: “Сочини я даже Абхидхарму Махаяны, вторым Катьяянипутрой 18 мне все равно не стать. Китайские земли бедны на проникновенные умы, и если переломится стержень крыла Закона, то о чем тогда говорить?” Так иногда скорбел Кумараджива, но скорбь его сразу проходила. Кумараджива написал и поднес в дар Яо Сину “Трактат об истинной сущности” (Ши сянь лунь) в две цзюани и комментарий к “Вималакиртинирдеша-сутре”. Главы были составлены так, что ни одного слова нельзя было убрать или заменить, а фразы и иносказания были так изящны и просты, что самый глубокий смысл, заложенный в них, становился понятен каждому.

Кумараджива нес успокоение людям. Из окружающей толпы он выделялся горделивой осанкой и независимым видом. Он предводительствовал на собраниях, сообразуясь с обстоятельствами, и всякий раз находил выход из затруднительных положений. К тому же он был честен, милосерден и щедр. Он носил в сердце любовь ко всем, всегда был восприимчив к добру и до конца дней неутомим.

Император Яо Син как-то сказал Кумарадживе: “Великий наставник, в Поднебесной нет равного тебе по уму и познаниям. Если однажды ты оставишь мир, то кто же взрастит твой посев?!” И должен был Кумараджива по настоянию императора взять себе десять певичек. С этого времени Кумараджива оставил монастырский квартал, и император особым указом обязал казенные дома и постоялые дворы встречать его щедрыми подношениями. Каждого, кто приходил за наставлениями, Кумараджива встречал такими словами: “Слово мое подобно лотосу, что растет в вонючей грязи. Срывайте лотос, а грязь не берите!”

Еще когда Кумараджива жил в Куча, он принимал обеты от Вималакши — наставника по виная. И вот теперь Вималакша прибыл в Гуаньчжун. Кумараджива узнал об этом, несказанно обрадовался, встретил и почтил ритуалом наставника. Вималакша не был осведомлен о том, что приключилось с Кумарадживой, и потому спросил: “В землях Хань тебе был уготован [143] великий удел. Сколько же учеников приняли от тебя, Кумараджива, Закон?” Кумараджива отвечал: “Сутры и шастры были в беспорядке в пределах Хань. Те сутры и шастры, что существуют ныне, по преимуществу изложены мной. Три тысячи моих последователей приняли от меня Закон. Однако преграда моей кармы была значительно усугублена, и я так и не исполнил ваших наставлений”.

Бхикшу Бэй-ду, живший в Пэнчэне, прослышал о том, что Кумараджива находится в Чанъани. Он со вздохом сказал: “Триста с лишним лет минуло с тех пор, как я с легким сердцем расстался с этим учителем. Так и не довелось нам повстречаться вновь. Что поделаешь, придется отложить нашу встречу до следующего перерождения”.

Когда приблизилась смерть, Кумараджива почувствовал, что Четыре всесущих 19 внутри него приходят в расстройство. Он троекратно произнес заклинание и велел своим последователям-чужестранцам твердить это заклинание во имя его спасения. Однако Кумараджива не достиг желаемого, обессилел и почувствовал наступление конца. И тогда, превозмогая боль, он поведал сангхе прощальное слово: “По велению Закона повстречался я с вами, но не были претворены в жизнь все мои помыслы. Теперь, расставаясь с жизнью, какими словами выражу я свою скорбь?! Я, невежда, заблуждался относительно миссии переводчика. Три сотни цзюаней сутр и шастр переведены мною. Один только текст “Сарвастивада-виная” не прошел окончательной сверки. Обратитесь к /333а/ изначальному смыслу переводов и вы не найдете в нем огрехов и потерь. Так пусть переведенное мною распространится в последующих поколениях, и все смогут постичь великое! Я же даю вам торжественную клятву: если в моих переводах нет ошибок, то после сожжения моего тела язык останется невредимым!”

Кумараджива скончался в Чанъани в двадцатый день восьмой луны одиннадцатого года правления лжединастии Цинь под девизом Хун-ши (15.09.409). Этот год соответствует пятому году правления династии Цзинь под девизом И-си. В соответствии с чужеземным ритуалом тело Кумарадживы было предано огню в парке Сяояоюань. Когда поленья прогорели и от тела ничего не осталось, один только язык оказался невредим.

Потом пришел шрамана-чужестранец и утверждал, что Кумараджива не поведал и десятой части из того, что превосходно знал.

Свое имя Кумараджива получил от рождения. В чужих странах детские имена часто дают по матери и отцу. Отца Кумарадживы звали Кумараяна, а имя матери было Джива. Совместили два имени, и получилось Кумараджива.

Не совпадают, однако, записи о дате смерти Кумарадживы. [144] Или же говорится о седьмом годе под девизом правления Хун-ши (405 г.), или же о восьмом и одиннадцатом. Вероятно, иероглифы “семь” и “одиннадцать” перепутались 20. Между тем в каталогах переводчиков значится дата — первый год под девизом правления Хун-ши (398 г.). Боюсь, однако, что эта версия, как и три предыдущих, не поддается проверке.

2. ПУНЬЯТАРА

Фожудоло (Пуньятара), что означает “Цвет доблести и добродетели”, был уроженцем Кашмира. В юные годы он ушел в монахи, прославился неукоснительным следованием обетам. Пуньятара объял всю Трипитаку, был особенно искусен в “Сарвастивада-виная”, удостоился быть патриархом среди наставников-чужестранцев. Современники говорили, что он обрел плод святости.

В годы правления лжединастии Цинь под девизом Хун-ши (399—416) Пуньятара направил посох в Гуаньчжун. Династии Цинь верховный правитель Яо Син удостоил его почестей, какие оказывают высокому гостю. Кумараджива восторгался безупречным целомудрием Пуньятары, был с ним любезен и почтителен. Закон сутр был к тому времени изложен довольно полно, Винаяпитака — лишь частично. Когда узнали, что Пуньятара преуспел в виная, на него стали уповать всем миром. В семнадцатый день десятого месяца шестого года правления лжединастии Цинь под девизом Хун-ши (404 г.) в монастыре Чжунсы, что в Чанъани, собрались монахи-толкователи числом несколько сот человек и обратились к Пуньятаре с просьбой зачитать индийский оригинал “Сарвастивада-виная”. Кумараджива переводил на китайский язык. Перевод был закончен на две трети, когда Пуньятара внезапно оставил мир. Поскольку великое предприятие осуществлено не было, а мастера не стало, сангха сожалела и досадовала. Многие тогда испытали скорбь.

3. ДХАРМАРУЧИ

Таньмолючжи (Дхармаручи), что означает “Услада” Закона”, был уроженцем западных краев. Он оставил семью и ступил на стезю, был широко известен своими познаниями в Винаяпитаке.

Осенью седьмого года под девизом правления Хун-ши (405 г.) Дхармаручи прибыл в Гуаньчжун. Пуньятара почил, не завершив опубликования “Сарвастивада-виная”. Ши Хуэй-юань с гор Лушань узнал, что Дхармаручи преуспел в виная, и в надежде обладать Винаяпитакой /333б/ отправил ему дружеское послание, где говорится: [145]

“Поначалу Учение Будды утвердилось в Вашей великолепной стране, а затем проникло в Китай. С тех пор минуло более четырехсот лет, и нехватка установлений и запретов для шрамана ощущается все более. Праведник из западных краев, уроженец Кашмира, Пуньятара наизусть читал индийский оригинал “Сарвастивада-виная”, а закононаставник Кумараджива, сполна одаренный талантами и знаниями, был переводчиком. Но едва они миновали середину текста, как Пуньятара скоропостижно скончался. Они остановились на полдороге, так и не исполнив своего великого предназначения. Мы сожалели о том и глубоко скорбели. Но дошло до меня известие, что Вы, Ваша милость, имеете при себе сей текст, и я чрезвычайно обрадовался такому везению. Разве же только злой рок царит в деяниях людских? Я думаю, что распространять Учение должно сообразуясь с обстоятельствами. Приношу поклон тому, кто не откажет моей просьбе. Если Вы сможете завершить это начинание, то представите последователям виная образ поведения индуса-праведника и так снимете пелену с их глаз и ушей. И пусть те, кто “вступил в поток” (сротапанна), не встретят на своем пути непреодолимых преград! Тот, кто сотрудничает в столь благом предприятии, лучезарен подобно солнцу и луне. С Вашей стороны это будет глубоким проявлением добродетели и щедрости. Внимать Вам будут боги и люди. Пользуясь Вашим высочайшим расположением, я выражаю надежду, что исполнение моего заветного желания не расходится с Вашими замыслами. Пусть то, что знают немногие, станет достоянием всех праведников!” 21.

К посланию Хуэй-юаня присоединилась искренняя просьба Яо Сина, и тогда Дхармаручи совместно с Кумарадживой завершили перевод виная Ши сун люй. Они в подробностях рассмотрели и проверили текст перевода, постатейно подготовили его к опубликованию. Кумараджива сокрушался, что перевод несколько усложнен и не свободен от недостатков, однако вскоре умер, так и не сократив и не упорядочив.

Дхармаручи состоял при монастыре Дасы, что в Чанъани. Хуэй-нуань приглашал его посетить столицу (Цзянькан), но Дхармаручи ответил: “В тех землях появится человек, и Закон будет исправно служить на пользу людям. Я же должен направиться туда, где еще нет виная”. И он пустился странствовать с проповедями в иных землях. О его смерти ничего не известно. Говорят, что он умер в землях Лян (область Лянчжоу), но подробности мне неизвестны. [146]

4. ВИМАЛАКША

Бимолоча (Вималакша), что означает “Чистый взором”, был уроженцем Кашмира. Глубоко смиренный, он обладал непреклонной волей. Уйдя в монахи и ступив на стезю, он держал себя в строгости. Пребывая в Куча, Вималакша широко проповедовал Винаяпитаку. Ученые всех сопредельных стран спешили к нему за наставлениями. Среди его учеников в то время был и Кумараджива. Когда государство Куча пало, Вималакша бежал. Он узнал, что Кумараджива в Чанъани возвеличивает Сутрапитаку, и захотел, чтобы и победоносные творения Винаяпитаки проникли в Восточную страну. Он направил свой посох в Зыбучие пески, преодолевая препятствия, двинулся на восток.

В восьмой год правления лжединастии Цинь под девизом Хун-ши (408 г.) Вималакша достиг Гуаньчжуна. Кумараджива встретил его ритуалом наставника, был с ним почтителен. И Вималакша обрадовался такой долгожданной встрече. Когда Кумараджива покинул мир, Вималакша оставил Гуаньчжун. Он остановился в Шоучунь 22, при монастыре Шицзяньсы. Последователи тучами собирались вкруг Вималакши: виная раскрылись в пышном цвету. /333в/ В тех “Сарвастивада-виная”, что переводил Кумараджива, было пятьдесят восемь цзюаней. Последнее, так называемое “Чтение”, разъясняет принятие обетов и все, что служит во благо Закону. В соответствии с содержанием оно именовалось “Благостное чтение”. Вималакша принес сочинение в монастырь Шицзяньсы и расширил его до шестидесяти одной цзюани. Последнее из “Чтений” сменило название на “Виная-чтение”. Потому и существует ныне два названия.

Затем Вималакша направился на юг, в Цзянлин, и в монастыре Синьсы в продолжение летнего затвора читал проповеди по “Сарвастивада-виная”. Вималакша овладел китайским языком, превосходно вел проповедь, и, не будь он творцом сего шедевра, его признали бы великим толкователем своего времени. Тех, кто разбирался в текстах, изыскивал в них истинный смысл, собиралось вкруг него словно деревьев в лесу; не менее было и число тех, кто уяснил для себя содержание статей и запретов. В том, что широко внедрилась Винаяпитака, заслуга Вималакши.

Хуэй-гуань из монастыря Даочансы глубоко проник в суть сочинения Вималакши, распределил запреты по степени их значимости, составив сочинение в две цзюани. С этим он вернулся в столицу. Монахи и монахини принялись рьяно изучать сочинение Хуэй-гуаня, передавать из рук в руки для переписки. У тех, кто знал все эти обстоятельства, была в ходу прибаутка:

Вималакши изреченья
Едва Хуэй-гуань записал,
Столицы жители взялись за списки —
Ценней бумага стала, чем нефрит [147]

Эти списки дошли до наших дней и являют собой образец для потомков.

Вималакша взращивал свои добродетели и любил уединение. Он сторонился пустословия и чуждался суеты. Зимой того же года он вернулся в Шоучунь, монастырь Шицзяньсы. Там он и скончался в возрасте семидесяти семи лет. У Вималакши были голубые глаза, и современники нарекли его “Наставник в виная с голубыми глазами”.

5. БУДДХАЯШАС

Фотоешэ (Буддхаяшас), что означает “Слава Будды”, был уроженцем Кашмира, принадлежал к касте брахманов. Искони его семья была иноверческой. Однажды некий шрамана, проходя мимо их дома, попросил милостыню. Отец Буддхаяшаса разозлился и послал слуг побить шрамана. Тотчас его руки и ноги свело судорогой, да так, что с места не сдвинуться. Тогда обратился он к колдуну, и тот сказал: “Вы нанесли вред святому, и духи навели на вас порчу”. Тогда отец пригласил шрамана в дом и искренне покаялся. А через несколько дней он велел Буддхаяшасу идти в монахи, стать учеником того шрамана. Буддхаяшасу было тогда тринадцать лет.

Когда Буддхаяшас сопровождал учителя в дальних странствиях, в открытом поле они повстречали тигра. Наставник собрался было бежать, но Буддхаяшас сказал: “Этот тигр сыт и не нападет на человека”. Тигр тотчас ушел, а вскоре они увидели останки загубленной им жертвы. Наставник втайне подивился на Буддхаяшаса.

Пятнадцати лет Буддхаяшас зачитывал наизусть сутры в двадцать-тридцать тысяч слов. И только когда он выходил из монастыря собирать подаяние, прекращались его занятия. Один архат ценил его настолько, что собирал милостыню за него. Девятнадцати лет Буддхаяшас заучил сутры Махаяны и Хинаяны в несколько миллионов слов. Однако нрава он был надменного, кичился своими познаниями и способностью к постижению истины. Он утверждал, что немногие способны быть его наставником. Потому его и не уважала сангха. Но был он прекрасной наружности, превосходный и остроумный собеседник. Все, кто его видел, забывали, что за ним скрывается непомерная гордыня. Когда подошло время принять монашеские обеты, не нашлось кому отправлять /334а/ обряд посвящения. Вот почему, вступив в пору мужания, Буддхаяшас все еще оставался шраманера. У своего дяди он изучил трактаты о Пяти познаниях, испробовал многое из того, что составляет мирские искусства и ремесла. Только в двадцать семь лет он принял полное посвящение. Своим неизменным предназначением он полагал чтение и декламацию, не выпускал из рук [148] книгу. Иной раз, степенно сидя в позе самосозерцания, он, дабы не прерваться, пренебрегал полуденным приемом пищи. Такова была глубина его сосредоточения!

Впоследствии Буддхаяшас пришел в Кашгар. Царь Кашгара Буюй пригласил три тысячи монахов. Среди них был и Буддхаяшас. Престолонаследник Дхармапутра, что, означает “Сын Закона”, узрел Буддхаяшаса во всем его изысканном и строгом обличье, поинтересовался, откуда он пришел. Буддхаяшас благодарил за проявленное к нему внимание и был при этом весьма красноречив. Наследник пришел от него в восторг и просил Буддхаяшаса остаться при дворе, щедро одарил его. Позднее туда прибыл Кумараджива. Он овладел знаниями под руководством Буддхаяшаса и проникся к нему глубоким уважением. Потом, вслед за матерью он вернулся в Куча. Буддхаяшас оставался в Кашгаре.

Вскоре царь умер и на престол взошел наследник. Фу Цзянь тем временем послал Люй Гуана на запад покорить Куча. Царь Куча испугался и стал просить помощи от Кашгара. Кашгарский царь во главе войска двинулся на выручку, однако его армия была разбита, так и не дойдя до Куча. Царь воротился и рассказал, что Кумараджива попал в плен к Люй Гуану. Буддхаяшас огорчился: “Я давно знаю Кумарадживу, но так и не поведал ему все, что таил в себе. Теперь он попал в плен и я не скоро его увижу!”

Буддхаяшас оставался в Кашгаре более десяти лет. Потом он отправился на восток в Куча и там всемерно насаждал Закон. Кумараджива, находясь в Гуцане, послал ему депешу с приглашением. Буддхаяшас запасся едой впрок и собрался в путь, но кучарцы вернули его. Он оставался в Куча еще более года. Наконец Буддхаяшас так сказал своему ученику: “Я отправляюсь на поиски Кумарадживы. Поздно ночью выйдем переодетыми, и никто ничего не заподозрит”. — “Боюсь, что завтра же нас настигнут и непременно вернут”, — возразил ученик. Тогда Буддхаяшас набрал в патру чистой воды и бросил туда снадобье. Затем он произнес заклинание в несколько десятков слов, и они с учеником омыли той водой ноги. С наступлением ночи они вышли из города и до рассвета прошли несколько сотен ли. Буддхаяшас спросил ученика, что тот чувствует. Ученик отвечал: “Я чувствую только вой ветра и слезы на глазах”. Они омыли ноги заговоренной водой и остановились. Кучарцы наутро погнались за ними, но те уже были в нескольких сотнях ли, и их было не догнать. Они пришли в Гуцан, когда Кумараджива уже был в Чанъани. Прознав, что Яо Син навязал Кумарадживе сожительство с наложницами и вынуждает поступать не по Закону, Буддхаяшас воскликнул: “Кумараджива подобен мягкой вате. Как же можно было пускать его в терновые кущи?!” [149] Кумараджива узнал, что Буддхаяшас прибыл в Гуцан, и уговаривал Яо Сина встретить его. Однако Яо Син не внял его уговорам.

Вскоре Яо Син повелел Кумарадживе изложить перевод Сутрапитаки. Кумараджива отвечал так: “Известно, что распространение Закона достигается только посредством слияния слова и смысла. Я, бедный праведник, хотя и /334б/ овладел словом, но не преуспел в постижении смысла. Один Буддхаяшас глубоко проник в его таинства. Ныне он в Гуцане, и во власти Вашего Величества призвать его. Только слово, выверенное трижды, должно выходить из-под кисти. Избранное так слово нетленно и будет побуждать к вере и через тысячу лет!” Яо Син последовал совету Кумарадживы, направил послов к Буддхаяшасу с приглашением и щедрыми подношениями. Но Буддхаяшас даров не принял и сказал с усмешкой: “Повинуясь высочайшему повелению, я готов тронуться в путь. Мой данапати-даритель очень щедр ко мне. Но если Его Величество принудит меня к сожительству так же, как Кумарадживу, я ослушаюсь его приказа”. Посланники вернулись и обо всем доложили императору. Император был удивлен излишней осторожностью Буддхаяшаса и направил вторичное настоятельное приглашение с заверением о том, что ему не о чем беспокоиться. По прибытии Буддхаяшаса Яо Син лично вышел его встречать. Он отделил ему место в парке Сяояоюань и совершил ритуал четырех подношений. Но Буддхаяшас даров не принял. Он собирал подаяния и принимал пищу только раз на дню.

В то время Кумараджива опубликовал сутру Ши чжу цзин. Больше месяца бился он над сутрой, но так и не сумел представить окончательный письменный перевод. Когда Буддхаяшас пришел в Чанъань, они договорились сообща привести в соответствие слово и смысл сутры. Три тысячи и более праведников и непосвященных приветствовали их намерение.

У Буддхаяшаса были рыжие усы, и к тому же он прекрасно разбирался в “Абхидхармавибхаша-шастре”. Люди называли его “Рыжеусый Вайбхашик”. А поскольку он приходился наставником самому Кумарадживе, его величали “Великий Вайбхашик”. Подношениями четырех видов: одеждой, патрами, постелью и мебелью 23 были заполнены три помещения в его жилище, но ему не было до этого никакого дела. Яо Син устроил распродажу и на вырученные средства к югу от города возвел монастырь.

Буддхаяшас читал наизусть “Дхармагупта-виная”. Лжединастии Цинь столичной области инспектор Яо Шуан призвал его перевести этот текст. Но Яо Син засомневался, не вкрадутся ли в перевод ошибки, и предложил Буддхаяшасу заучить наизусть именные списки варваров-цянов и лекарственные реестры приблизительно в пятьдесят тысяч слов. По прошествии двух дней Буддхаяшаса проверяли с текстом в руках, и он не ошибся ни в одном иероглифе. Всех восхитила его могучая память. [150]

В двенадцатом году под девизом правления Хун-ши (410 г.) Буддхаяшас перевел и опубликовал виная Сы фэнь люй в сорок четыре цзюани, а также сутру Чан а хань цзин. Шрамана из Лянчжоу Чжу Фо-нянь переводил на китайский язык, а монах Дао-хань записывал. В пятнадцатом году Буддхаяшас оставил кафедру переводчика. Яо Син пожаловал ему десять тысяч штук шелка, но они не были приняты. Дао-хань и Чжу Фо-нянь получили по тысяче штук шелка каждый. Ценные дары были вручены каждому из пятисот добродетельных шрамана, участвовавших в переводе.

Вскоре Буддхаяшас распрощался с друзьями и вернулся в запредельные страны. В Кашмире он раздобыл “Акашагарбха-сутру” в одну цзюань и вручил ее купцам для передачи монашеской общине Лянчжоу. О последующем и его кончине ничего не известно.

6. БУДДХАБХАДРА

Фотобатоло (Буддхабхадра) — имя, которое означает “Пробужденная мудрость”. Его семья происходила из рода Шакьев, уроженцев Капилавасту. Был Буддхабхадра потомком царя Амртодана 24. Его дед по имени Дхармадева, что означает “Божество Закона”, по торговым делам разъезжал по северу Индии, а потом стал жить в тех краях. Его отец /334в/ Дхармашурья, что означает “Солнце Закона”, умер молодым, и Буддхабхадра с трех лет жил один с матерью. Пяти лет он лишился матери, и его взяла на воспитание материнская родня. Прознав о его уме и сообразительности, брат деда Цзюполи (Кувалая?) сжалился над сиротой. Он взял Буддхабхадру к себе, а затем определил его в шраманера. Семнадцати лет Буддхабхадра, как и его соученики, был всецело занят заучиванием буддийских сочинений. То, что другим удавалось за месяц, Буддхабхадра заучивал за день. Наставник вздыхал: “За день Буддхабхадра одолевает тридцать соперников”. Приняв полные монашеские обеты, Буддхабхадра стал совершенствоваться в Учении с особым рвением. Он всесторонне изучал священные книги, многие постиг в совершенстве. Еще в молодые годы Буддхабхадра прославился своими познаниями в дхьяне и виная. Со своим товарищем Сангхадаттой он прибыл в Кашмир и пробыл там многие годы. Сангхадатта хотя и поклонялся его уму, но не ценил по достоинству. Однажды он сидел в потаенной келье при закрытых дверях в позе самосозерцания и вдруг увидел Буддхабхадру. Сангхадатта удивился и спросил, как тот сюда попал. Буддхабхадра отвечал: “Я отправляюсь на небо Тушита на поклонение Майтрее”. Сказал и сразу исчез. Сангхадатта узрел перед собой святого, но не изведал степени его святости. Только [151] убедившись в способности Буддхабхадры к чудесным превращениям, он благоговейно его вопрошал и узнал, что тот обрел плод “невозвращающегося” (анагамин).

Буддхабхадра проникся желанием проповедовать в странствиях Учение, повсюду изучая иные нравы. Тогда-то и появился подданный государства Цинь шрамана Чжи-янь, пришедший с запада в Кашмир. Чжи-янь увидел, сколь бесподобны здесь Закон и сангха, и обратившись на восток, воскликнул: “Я и все мои сотоварищи устремлены к Учению, однако не встретили истинного мастера! Некому нас вразумить!” Он осведомился у сангхи, кто бы мог простереть Учение в земли Востока. Общее мнение было таково: “Есть такой Буддхабхадра. Он родился в Индии в городе Нагахара. Его род из поколения в поколение чтил Учение. В юные годы он ушел в монахи, успешно освоил сутры и шастры. В молодые годы он принял наставления от учителя Великой дхьяны Буддхасены”. Буддхасена в ту пору был в Кашмире. Он так сказал Чжи-яню: “Буддхабхадра и есть тот человек, который сможет повести за собой последователей и преподать Закон дхьяны”. Буддхабхадра был тронут почтительными просьбами Чжи-яня и дал свое согласие. Он покинул сангху, распрощался с наставником, запасся провизией и тронулся на восток.

В странствиях он провел три года, перенес стужу и зной, перевалил через горы Памир, миновал Шесть государств. Главы тех государств сочувствовали его трудной миссии, подносили щедрые дары. В Цзяочжи Буддхабхадра сел в лодку. Когда они шли мимо острова, Буддхабхадра указал на гору и сказал: “Нужно здесь стать!” — “Путник дорожит своим временем, — ответил лодочник, — а попутный ветер так редок. Так что останавливаться здесь не стоит”. Они прошли две сотни ли. Внезапно ветер переменился, и лодку отнесло назад к тому же острову. Все тогда уразумели чудесную силу Буддхабхадры, до самого прибытия прислуживали ему как наставнику, были ему послушны. Потом подул попутный ветер, и лодки вышли в открытое море. Буддхабхадра велел лодочнику не трогаться с места. Лодка осталась на месте, а те лодки, что вышли в море, разом опрокинулись /335а/ и затонули. Как-то глубокой ночью Буддхабхадра приказал лодочникам отправиться в путь. С ним не соглашались, и тогда Буддхабхадра сам выбрал канат. В море вышла только одна лодка. Внезапно нагрянули разбойники, напали на оставшиеся лодки.

Вскоре Буддхабхадра прибыл в округ Дунлай, что в области Цинчжоу 25. Он узнал, что Кумараджива в Чанъани, и пошел к нему. Кумараджива был ему очень рад. Они рассуждали о проявлениях Закона, прикасались к его таинствам, извлекая из этого превеликую пользу для ума. Буддхабхадра как-то спросил [152] у Кумарадживы: “Мой господин, то, что вы объясняете, не выходит за пределы обычного понимания. Однако вы достигли высот известности. Отчего так?” — “Я уже так стар, — отвечал Кумараджива, — что мне незачем домогаться похвал”. Всякий раз, когда у него возникали сомнения по переводам, он непременно советовался с Буддхабхадрой. Династии Цинь наследник престола Яо Хун пожелал выслушать проповеди Буддхабхадры. Волей наследника все монахи были призваны во дворец Дунгун. Не однажды с вопросами к Буддхабхадре обращался Кумараджива. Он спрашивал: “Можно ли утверждать, что дхармы — это пустота?” Буддхабхадра отвечал: “Частицы создают внешние формы, и те самосущны. Поэтому внешние формы и есть пустота”. Кумараджива спрашивал вновь: “Но существованием конечных частиц опровергается пустота внешних проявлений. Или же Вы отрицаете частицы?” Буддхабхадра отвечал: “Другие мастера делят каждую частицу, но мое мнение иное”. Кумараджива вновь спросил, постоянны ли частицы, и Буддхабхадра отвечал: “Ввиду того что частица единична, их множество пусто. Ввиду множественности частиц пуста отдельная частица”. Бао-юнь переводил эти речения дословно, без каких-либо пояснений. Праведники и миряне составили мнение, что Буддхабхадра утверждает постоянство мельчайших частиц. На следующий день ученые монахи Чанъани просили Буддхабхадру дать разъяснения, и тот заключил: “Дхарма не самопроизвольна, но зависит от ряда условий. По причине одной частицы имеется множество частиц. Частица не обладает самосущностью, является пустотой. Или лучше сказать, отдельная частица неделима, а ее постоянство не есть пустота”. Таков был основной вопрос диспута.

Династии Цинь глава Яо Син сосредоточил свои устремления на Законе Будды, содержал более трех тысяч монахов. Те приходили во дворец и всемерно участвовали в делах мирских. Один Буддхабхадра жил затворником и был в том несхож с остальными. Как-то он сказал своему ученику: “Я вчера видел, как из моих родных мест вышли в море пять лодок”. Сразу же ученик сообщил об этом чужеземцам. Старое монашество Гуаньчжуна сочло слова Буддхабхадры причудой и обманом. Буддхабхадра всемерно внедрял в Чанъани дхьяну. Прослышав о том, со всех сторон света приходили к нему те, кого привлекал покой. Одни из них были обучены основательно, другие — поверхностно; одних Закон одарил щедро, других — скупо. Бывало и так, что некие его лжепоследователи занимались обманом. Был у него один ученик. С юных лет он занимался самосозерцанием и утверждал, что обрел плод анагамина. Буддхабхадра еще не испытал его, а повсюду поползла молва о позоре всеобщем и бедах неисчислимых. Тогда последователи Буддхабхадры кто скрылся под чужим именем, кто затаился за монастырскими стенами [153] и выходил только по ночам. В один из дней разбежались почти все ученики. Буддхабхадра отнесся к этому смиренно, зла на них не держал. Старой сангхи монахи Сэн-люэ и Дао-хэн /335б/ обвинили Буддхабхадру: “Даже сам Будда не дозволял ученикам попусту утверждать, что они обрели Закон?! Да и то, что вы прежде говорили о пяти лодках, разве сбылось? И не есть ли пустой вымысел?! Ваши ученики дурачат людей и вызывают раскол в сангхе. И еще в вашем монастырском уставе есть искажения, его уложения расходятся с истинными. Посему вы должны немедленно оставить нас. Вам нельзя более здесь оставаться!” — “Я по натуре очень податлив, — отвечал Буддхабхадра, — мне что уйти, что остаться — все едино. Жаль только, что мои заветные помыслы не будут исполнены. Это очень досадно!” И он вместе с Хуэй-гуанем и еще сорока учениками тронулся в путь. Буддхабхадра был с виду спокоен и невозмутим. Те в сангхе, кто знали истинную причину его изгнания, с сожалением вздыхали. Провожали его более тысячи монахов и мирян. Яо Син, когда узнал о его уходе, пришел в ярость. Он вызвал Дао-хэна и сказал ему: “Шрамана Буддхабхадра — наш союзник в вере и прибыл сюда, чтобы преподать учение, завещанное Буддой. Он не изрек всего, чем владеет, и это достойно глубочайшего сожаления! Разве можно за проступок, выразившийся в одном необдуманном слове, лишать руководства десять тысяч мужей?!” Он тотчас отдал приказ догнать Буддхабхадру, но тот так заявил посланнику: “Я искренне ценю высочайшую милость, но императорские указы меня не касаются”. Он повел своих спутников ночными переходами на юг к горному пику Лу.

Шрамана Хуэй-юань был наслышан о громкой славе Буддхабхадры и, когда узнал, что тот прибудет, обрадовался ему как старому другу. Он полагал, что Буддхабхадра изгнан по вине ученика. Если же кончится эта неопределенность с пятью лодками, кривотолки прекратятся. Да и скандал из-за нарушений устава утихнет. Хуэй-юань послал своего ученика Тань-юна с письмом к государю Яо Сину и сангхе Гуаньчжуна, где разъяснял обстоятельства изгнания. Тем временем по его просьбе Буддхабхадра опубликовал тексты, составившие сутру Чань шу цзин.

Буддхабхадра тяготел к странствиям и проповеди, покоя не искал, потому, пробыв в горах Лушань около года, он отправился затем на запад в Цзянлин. Там он увидел причалившие иноземные лодки и выяснил, что это и есть те самые пять лодок из Индии, которые он видел раньше. Простой люд и мужи города спешили оказать ему почести, но Буддхабхадра не принял ничего из того, что приносили ему в дар. С патрой в руке он просил подаяния и не нажил богатства.

Юань Бао из округа Чэньцзюнь был секретарем при главнокомандующем и впоследствии династии Сун императоре У-ди [154] (420—422). Будущий династии Сун император У-ди покорил на юге Лю И (ум. 412), и Юань Бао сопроводил его в Цзянлин. Буддхабхадра и его ученик Хуэй-гуань навестили Юань Бао и просили у него милостыню. Юань Бао не чтил Закон и принял их не слишком радушно. Те, еще не наевшись досыта, стали прощаться. Юань Бао сказал: “Мне кажется, вы остались не совсем довольны. Побудьте со мной еще немного!” Буддхабхадра отвечал: “Подношения данапати должны быть скромными. Иначе его припасы иссякнут”. Юань Бао немедля послал слуг за рисом, но выяснилось, что рис исчез. Юань Бао испытал великий стыд. Он спросил у Хуэй-гуаня, что за человек этот шрамана. Тот отвечал: “Мера его добродетели столь велика, что непосвященному ее не измерить”. Юань Бао проникся уважением к Буддхабхадре и доложил о нем главнокомандующему. Командующий принял Буддхабхадру, был к нему почтителен и поднес дары. Когда командующий возвращался в столицу, он пригласил в попутчики Буддхабхадру, а затем определил его в монастырь Даочансы.

Поведение Буддхабхадры отличала величавая простота; китайских обычаев он так и не принял. /335в/ Его устремления были чисты и дальновидны, а ученость сопровождалась глубиной постижения. Столичный закононаставник Сэн-би в письме к шрамана Бао-линю писал: “Монастыря Даочансы наставник дхьяны (Буддхабхадра) полной мерой наделен величием духа. Это — индийский Ван Би 26 или Хэ Янь 27 — истинный гений!” Так был почитаем Буддхабхадра.

Ранее шрамана Чжи Фа-лин доставил из Хотана начальный раздел “Аватамсака-сутры” в тридцать шесть тысяч гатх. Он еще не был переведен. В четырнадцатом году под девизом правления И-си (418 г.) округа Уцзюнь 28 правитель Мэн И и начальник правого охранения Чу Шу-ду в качестве мастера-переводчика пригласили Буддхабхадру. Буддхабхадра придерживался индийского оригинала; он и более ста шрамана: Фа-е, Хуэй-янь и другие перевели и опубликовали сутру Хуа янь цзин в монастыре Даочансы. И буква и смысл перевода прошли тщательную проверку; текст был согласован на китайском и индийском языках, искусно передавал смысл сутры. Потому в монастыре Даочансы по сию пору существует зал Аватамсака

Кроме того, шрамана Фа-сянь добыл в западных краях индийский оригинал “Махасангхика-виная”. В переводе на китайский язык участвовал Буддхабхадра, о чем и сообщается в биографии Фа-сяня. В разное время Буддхабхадра опубликовал: Гуань фо сань мэй хай изин в шесть цзюаней, Ни юань цзин, Сю син фан бянь лунь и другие — всего пятнадцать сочинений в 117 цзюаней. В каждом из переводов он доискивался до глубинного смысла оригинала, искусно
воплощал заложенные в нем идеи. Буддхабхадра умер в шестой год под девизом правления Юань-цзя (429 г.) в возрасте семидесяти одного года.
[155]

7. ДХАРМАКШЕМА

Таньучань (Дхармакшема) — вместо Таньучань говорят также Таньмочань, но это лишь иная передача индийского звучания. Дхармакшема был уроженцем Центральной Индии. В шесть лет он потерял отца и вместе с матерью нанялся ткать ковры. Его увидел шрамана Дхармаяшас, что означает “Светоч Закона”. Почитаемый праведниками, Дхармаяшас принимал щедрые подношения. Мать восхитилась им и отдала ему сына в ученики. Десяти лет Дхармакшема уже читал дхарани, при этом умом выделялся среди своих соучеников. За день ему удавалось заучить наизусть дхарани в десять и более тысяч слов. Поначалу Дхармакшема изучил Хинаяну и к тому же обозрел трактаты о Пяти познаниях. Не было равных ему в чтении проповедей и диспутах.

Впоследствии Дхармакшема повстречал наставника в дхьяне Ботоу и повел с ним ученый спор. Они относились к различным школам, и диспут продолжался десять раз по десять дней. Доводы Дхармакшемы были мастерскими и неотразимыми, но наставник в дхьяне не отступил перед ними. Наконец сам Дхармакшема склонился перед искусными доводами наставника и спросил: “А нельзя ли взглянуть на упомянутую вами сутру?” Наставник в дхьяне поднес ему деревянные дощечки с текстом “Нирвана-сутры”. Дхармакшема прочел и ужаснулся тому, как же жалок он был, полагая себя кладезем знаний и обходя стороной Вайпулья-сутры. И тогда в собрании сангхи он принес покаяние и сосредоточился на Махаяне. К двадцати годам он читал наизусть сутры Махаяны и Хинаяны в миллион и более слов.

Двоюродный старший брат Дхармакшемы был прекрасным мастером по приручению слонов. Ненароком он погубил белоухого царского /336а/ слона. Царь был разгневан. Он казнил его и приказал: “Если кто бросит на него взгляд, то будут истреблены и он сам, и три его ближайших родственника!” Родители казненного не посмели прийти, а Дхармакшема оплакал брата и схоронил. Царь разгневался и хотел его казнить. Дхармакшема сказал так: “Ваше Величество казнили брата по закону. Я же по-родственному его схоронил и тем самым не преступил Великой справедливости. Отчего же царь гневается?” Царская свита оцепенела в ужасе, а Дхармакшема держался как ни в чем не бывало. Царь подивился силе его духа и одарил его.

Дхармакшема в совершенстве постиг искусство дхарани, предъявив тому многие доказательства. В западных краях его величали “Большим мастером дхарани”. Как-то он сопровождал царя в горах. Царь почувствовал жажду, но воды было достать негде. Дхармакшема молвил про себя дхарани, и камень стал источать [156] воду. Дхармакшема тотчас восславил царя: “Великого царя столь мудрость всеобъятна, что в мертвом камне родился родник!” В соседних странах обо всем узнали и восхитились царским добродетелям. Дожди в ту пору стали обильными, и народ ликовал. Царю было в радость искусство тантры, и он все более приближал к себе Дхармакшему. Но мало-помалу он изменил своим привязанностям, стал обходиться с Дхармакшемой все прохладнее. Поняв, что его пребывание при дворе затянулось, Дхармакшема попрощался и отправился в Кашмир.

С собой у него был первый раздел “Махапаринирвана-сутры” в десять цзюаней, а также тексты “Бодхисаттвабхуми” и “Бодхисаттвапратимокша”. В тех краях изучали по преимуществу Хинаяну, а “Нирвана-сутру” не исповедовали. Тогда Дхармакшема перебрался на восток в Куча, а затем достиг Гуцана. Здесь он остановился на почтовой станции. Дхармакшема боялся потерять сутры и, засыпая, прятал их под голову, но кто-то стаскивал их на землю. Дхармакшема в испуге просыпался и думал, что это воры. Так было и на третью ночь, когда ему неведомо откуда послышался голос: “Эти тайники открыл и извлек на свет Так пришедший. Почему же ты держишь их под изголовьем?” Дхармакшема устыдился, все понял и положил сутры в другое место на возвышении. Ночью появились воры, но сколько ни пытались, так и не смогли сдвинуть их с места. А наутро Дхармакшема взял сутры и пошел как ни в чем не бывало. Грабители стали звать его святым, пришли к нему и покаялись.

Земель Хэси 29 удельный правитель Цзюйцюй Мэнсунь узурпировал Лянчжоу и провозгласил себя государем. Он прослышал о славе Дхармакшемы, призвал его к себе и радушно принял. Цзюйцюй Мэнсунь чтил Великий закон и усердно его возвеличивал; он пожелал, чтобы Дхармакшема перевел “Нирвана-сутру”. Тот еще не научился языку тех земель, да и переводчиков там не оказалось. Из опасения исказить смысл сутр он до поры не давал своего согласия. Три года он изучал язык и только тогда приступил к переводу первого раздела сутры Не пань цзин в десять цзюаней. Как раз когда Дхармакшема оглашал сутру, в Хэси пришли каждый своим путем шрамана Хуэй-сун и Дао-лан. Они оказали Дхармакшеме большое содействие в переводе текста, а досточтимый Хуэй-сун был еще и писцом. Несколько сотен праведников и непосвященных по ходу перевода обращались к Дхармакшеме с трудными вопросами. Тот при случае давал пояснения: бурный поток его красноречия сметал все препятствия на своем пути. Перевод отличался богатством стиля, изяществом и тщательностью изложения, но не производил впечатления излишне вычурного. Хуэй-сун, Дао-лан и другие просили Дхармакшему опубликовать для всеобщего обозрения ряд сочинений, и тот последовательно перевел: Да цзи, Да юнь, [157] Бэй хуа, Ди чи, Ю по сэй цзе, Цзинь гуан мин, Хай лун ван и Пу са цзе бэнь /336б/ более, чем в шестьсот тысяч слов.

Поскольку “Нирвана-сутра” была представлена не полностью, Дхармакшема отправился в чужие страны на ее поиски. В ту пору умерла его мать, и он оставался на чужбине более года. Затем в Хотане он добыл средний раздел сутры и по возвращении в Гуцан перевел его. После этого Дхармакшема посылал своих людей в Хотан за последним разделом. Тогда-то и был зачитан перевод Не пань цзин, состоявший из тридцати трех цзюаней. Перевод был начат в третьем году лжеправления под девизом Сюань-ши (414 г.) и завершен в трех рукописях только двадцать третьего дня десятой луны десятого года Сюань-ши (421 г.), что соответствует второму году правления династии Сун императора У-ди (420—422) под девизом Юн-чу. Дхармакшема говорил: “Индийский оригинал этой сутры насчитывает тридцать пять тысяч гатх, что составляет чуть меньше миллиона слов. В нашем переводе — лишь немногим более десяти тысяч гатх”.

Однажды Дхармакшема доложил Цзюйцюй Мэнсуню: “Какие-то духи пришли в селение. Быть бедствиям и мору”. Цзюйцюй Мэнсунь не поверил ему на слово и пожелал лично удостовериться. Дхармакшема явил ему свое искусство, и Цзюйцюй Мэнсунь пришел в ужас. А Дхармакшема меж тем поучал: “Должно совершить омовение, в строгости соблюсти пост, и тогда божественные дхарани изгоняют духов”. В продолжение трех дней он читал заклинания и наконец сказал Цзюйцюй Мэнсуню: “Духи уже ушли”. А тем временем с границы доносили, что видели несколько сотен зловредных духов, убегающих прочь. В том, что в пределах государства установился мир, была заслуга Дхармакшемы, и Цзюйцюй Мэнсунь проникся к нему еще большим уважением.

Во втором году лжеправления под девизом Чэн-сюань (429 г.) Цзюйцюй Мэнсунь переправился через Хуанхэ и в Фухани 30 приготовился напасть на Цифу Момо. Сына-наследника Синго он с отрядом выслал вперед. Тот был разбит армией Цифу Момо и захвачен в плен. Затем Цифу Момо пал, а Цзюйцюй Мэнсунь вместе с Синго были схвачены Хэлянь Бобо. Тот понес поражение от Тугухуня, а Синго был убит в стычке. Великая скорбь и ярость обуяли Цзюйцюй Мэнсуня. Он говорил, что за служение Будде ему не воздается по заслугам. Одних шрамана он изгнал, а тем, кому было пятьдесят и более лет, приказал покинуть стезю. Раньше Цзюйцюй Мэнсунь воздвиг для своей матери каменное изваяние Будды в шесть чжанов высотой. И статуя стала источать потоки слез. Тогда Дхармакшема обратился к Цзюйцюй Мэнсуню с проникновенной речью, и тот, оставив свои намерения, покаялся.

Династии Вэй (386—534) варвар Тоба Дао (император Тай-у-ди) прослышал о том, что Дхармакшема овладел Тантрой 31, направил к нему с послами приглашение, а Цзюйцюй Мэнсуня предупредил: “Если не пришлете Дхармакшему, пойду на вас войной!” Цзюйцюй [158] Мэнсунь давно пользовался услугами Дхармакшемы и не допускал мысли о том, чтобы его отпустить. Тоба Дао направил в качестве посла распорядителя обрядами в храме предков и гаопинского гуна Ли Шуня с грамотой Цзюйцюй Мэнсуню, в которой величал его первым министром трона, главой императорской канцелярии, главнокомандующим и начальником над всеми войсками Лянчжоу и западных земель, исполняющим обязанности наставника двора, командующего кавалерии, правителя и лянчжоуского вана, а также удостоил его ритуала девяти пожалований 32. Ли Шунь был уполномочен заявить от имени императора следующее: “Я узнал, что в вашем государстве пребывает закононаставник Дхармакшема. Широтой и глубиной познаний он подобен Кумарадживе, а в чудесных проявлениях таинственных дхарани под стать досточтимому Фо Ту-дэну 33. Я желал, чтобы он толковал нам Закон и немедля с гонцами был послан ко мне!” Цзюйцюй Мэнсунь торжественно встретил Ли Шуня у ворот Синьлэмэнь и сказал так: /336в/ “Я, старый верноподданный Запада Цзюйцюй Мэнсунь, служу вашему двору, не смея прекословить. Однако Сын Неба доверился преувеличенным слухам и напрасно терзает меня. Ранее я обращался к Его Величеству с просьбой оставить при мне Дхармакшему. Однако он и теперь настаивает на своем. Дхармакшема — мой наставник, и я умру вместе с ним, нисколько не сожалея о непрожитых годах. Человек умирает раз в жизни и как знать, когда это произойдет!”

Ли Шунь отвечал: “Искренность Вашего Высочества известна. Ранее вы прислали любимого сына в услужение императору. Императорский двор ценит преданность Вашего Высочества и оказывает вам особые почести. Из-за одного этого варвара-праведника вы готовы поступиться горами заслуг. Вашему Высочеству не избежать гнева двора и вы испортите прекрасное к себе отношение. Разве такого ответа на свои щедроты ждал от вас двор?! Я, ничтожный, не поручусь за Ваше Высочество! У Его Величества крутой нрав, и Хун Вэнь об этом знает!” Хун Вэнь был посланником Цзюйцюй Мэнсуня при дворе династии Вэй. Цзюйцюй Мэнсунь сказал: “Вы, главный церемониймейстер, прекрасноусты, как Су Цинь 34! Боюсь, однако, что суть дела не в том, что вы говорите”. Цзюйцюй Мэнсуню было жаль отпускать Дхармакшему, к тому же он опасался, что благодаря ему усилится Вэй.

В третьем месяце третьего года правления Цзюйцюй Мэнсуня под девизом И-хэ (433 г.) Дхармакшема настоял на том, чтобы отправиться на запад за недостающей частью “Нирвана-сутры”. Цзюйцюй Мэнсуня его уход привел в ярость; он замыслил заговор с целью убить Дхармакшему. Замыслив недоброе, он снабдил Дхармакшему в дорогу провизией, щедро одарил его деньгами и драгоценностями. Когда пришел день отправки, Дхармакшема залился слезами и. обращаясь к сангхе, воскликнул: “Грядет мое [159] перерождение! Все святые не смогут меня спасти!” Но связанный клятвой и послушный велению долга, он не мог отложить свой уход. Сразу после его ухода Цзюйцюй Мэнсунь послал вслед злодея, и тот на дороге убил Дхармакшему. Дхармакшеме было сорок девять лет, и было это в десятом году династии Сун правления под девизом Юань-цзя (433 г.). Монахи и миряне из близких и далеких краев скорбели о нем.

Вскоре приближенные государя средь бела дня видели духов и божеств, поражающих Цзюйцюй Мэнсуня мечами. А в четвертом месяце Цзюйцюй Мэнсунь слег и скончался.

В те времена, когда Дхармакшема жил в Гуцане, случилось так, что шрамана из Чжаyъе 35 Дао-цзинь пожелал принять от него обеты бодхисаттвы 36. Дхармакшема на это отвечал: “Со всей искренностью кайтесь в прегрешениях, пока не пройдет семь дней и семь ночей!” Когда настал восьмой день, Дао-цзинь пошел к Дхармакшеме принимать от него обеты, но тот вдруг впал в великий гнев. Дао-цзинь подумал: “Не иначе преграда кармы мною еще не преодолена”. После этого в продолжение трех лет он без устали занимался самосозерцанием и каялся. Когда однажды Дао-цзинь достиг полного сосредоточения, явились Будда Шакьямуни и Великие мужи, вручившие ему правила для его обетов. В ту ночь с ним вместе было человек десять и всем приснилось то же, что узрел Дао-цзинь. Дао-цзинь решил явиться к Дхармакшеме и все рассказать. Когда ему оставалось пройти несколько десятков шагов, тот внезапно пробудился и возгласил: “Как хорошо, как хорошо! Вы уже приняли обеты, и я еще один тому свидетель”. И в должном порядке он перед ликом Будды стал пояснять Дао-цзиню все, что связано с обетами. Шрамана Дао-лан стяжал славу в Гуаньси 37. В ночь, когда Дао-цзиню были явлены обеты, Дао-лану привиделось то же. Дао-лан не стал кичиться монашеским саном, а попросился в ученики к Дао-цзиню. Принявших тогда обеты от Дао-цзиня /337а/ было более тысячи. Традиция такой передачи Закона существует по сей день, а исходит она от Дхармакшемы.

Отдельная запись гласит: “”Бодхисаттвабхуми-сутра” передана на сию землю бодхисаттвой Ишварой (Владыка) Майтреей. Ее перевод осуществлен впоследствии Дхармакшемой”. Могут ли быть сомнения, что Дхармакшема необычный человек!

У Цзюйцюй Мэнсуня был двоюродный младший брат рода Цзюйцюй Аньян-хоу. Это был человек с превосходной памятью, который составил изрядное представление о книгах и записях. Когда в Хэси пришел Дхармакшема и возвеличил Закон Будды, Аньян-хоу принялся изучать буддийское собрание, стал соблюдать пять обетов. Все прочитанное он умел повторить наизусть, полагая ученые занятия и умножение знаний главным призванием великого мужа. Вскоре в поисках Закона он пересек Зыбучие пески. В Хотане в монастыре Цзюмодидасы он встретил индийского закононаставника [160] Буддхасену и выведал у него смысл Учения. Буддхасена изучал Махаяну, талантов был выдающихся, читал наизусть пятьдесят миллионов гатх. Он пролил свет на Закон дхьяны, и в западных краях его нарекли “Человек-лев”. От него Аньян-хоу принял “Сутру о таинстве дхьяны, ведущем к исцелению” (Чань би яо чжи бин цзин). Этот индийский текст он зачитал наизусть сразу по возвращении на Восток. В Турфане Аньян-хоу добыл по одной рукописи “Авалокитешвара-сутры” и “Майтрея-сутры”, каждая в одну цзюань. Вернувшись в земли Хэси, он перевел и опубликовал сутру Чань яо цзин 38.

Когда лжединастия Вэй поглотила Силян 39, он бежал на юг в подданство династии Сун (420—479). Усмиряя свои желания и презрев собственную плоть, Аньян-хоу отрекся от мира, блуждал от ступ к монастырям, закончил жизнь упасакой. Он опубликовал обе сутры: Гуань ми лэ цзин и Гуань ши инь цзин. Области Даньян правитель Мэн И видел эти сутры и нашел их превосходными. Впоследствии монастыря Чжуюаньсы монах Хуэй-цзюнь попросил Аньян-хоу вновь опубликовать сутру Чань цзин. Аньян-хоу, изрядно поднаторевший в ней, водил кистью не отрываясь, в семнадцать дней опубликовал пять цзюаней. Затем в монастыре Динлиньсы, что в Чжуншань 40, он опубликовал сутру Фо фу бо ни юань цзин в одну цзюань.

Аньян-хоу порвал семейные узы, не радел о мирской славе и собственной выгоде. Он довольствовался общением с монахами и проповедью Закона. Потому и монахи, и миряне его чтили и восхваляли. Потом он заболел и умер.

Переводы, опубликованные Дхармакшемой, достигли Цзянье в годы под девизом правления Юань-цзя (424—453). Монастыря Даочансы закононаставник Хуэй-гуань преисполнился стремлением продолжить поиски недостающей части “Нирвана-сутры”. Он подал династии Сун основателю (императору У-ди) прошение о денежном вспомоществовании и отправил шрамана Дао-пу в сопровождении десяти писцов на запад за сутрой. На подходе к Чангуану 41 лодка перевернулась. Дао-пу поранил ноги, занемог и умер. В приближении конца Дао-пу горевал: “Владениям династии Сун не суждено обладать последней частью “Нирвана-сутры””.

Дао-пу был уроженцем Турфана. Он обошел западные края, побывал во многих государствах. Дао-пу совершал подношения лику Высокочтимого (Будды), бил челом перед патрой Будды. Четыре ступы 42 и древо Учения, следы ступней Будды и его изваяния — ничто не укрылось от его взора. Он превосходно знал /337б/ индийские письмена, языки многих государств. О его странствиях имеется отдельное большое повествование.

Тогда же в Турфане жил шрамана Фа-шэн. И он ходил в чужие страны и оставил о том записи в четыре цзюани. Еще были Чжу Фа-вэй и Ши Сэн-бяо, также ходившие в страны Будды.

Комментарии

1. Духовный наставник государства *** — титул, определяющий принадлежность буддийского деятеля (и сангхи в целом) к официальной иерархии; подробнее см. [Pelliot, 1911]

2. Шарипутра *** — один из десяти ближайших учеников Будды, прославленный своей мудростью.

3. ...пали ниц — по индийской традиции, поражение в ученом споре означало для побежденной стороны переход в ученики к победителю.

4. В горах на севере страны Юэчжи ***локализация затруднительна, поскольку географические пределы страны Юэчжи (Кушанское царство) определяются не вполне точно; предположительно, горный массив Восточный Гиндукуш.

5. Упагупта *** — четвертый буддийский патриарх, способствовавший процветанию буддизма при индийском правителе Ашоке (см. коммент. 39 к цз. 1).

6. Пять познаний *** — индийский комплекс научных знаний: 1) филология, 2) естественные науки, включая математику, астрономию к ремесла, 3) медицина, 4) логика, 5) философия, включая религиозную догматику.

7. Великие мужи *** — будды и бодхисаттвы (Майтрея, Амитабха, Авалокитешвара и др.), почитаемые в буддизме Махаяны

8. Престол Золотого Льва *** — квадратное седалище, которое помещается в главном зале буддийского монастыря и опирается на четыре-восемь фигур львов; Золотой Лев — один из титулов Будды.

9. Гуцан *** город Увэй в совр. пров. Ганьсу.

10. Тайюань *** — округ на территории совр. пров. Шаньси.

11. Циньчжоу *** — область на территории совр. пров. Ганьсу.

12. Хэли *** — горная местность на территории совр. пров. Ганьсу.

13. ...вслед за солнцем — традиционный образ, выражающий законность власти императора, который правит по воле Неба и проводит эту волю среди своих подданных.

14. Лунси *** — округ на территории совр. пров. Ганьсу.

15. Ши Дао-шэн *** — о нем см. с. 17, примеч. 30; отдельную биографию см. в разделе “Толкователи” ГСЧ, цз. 7, с 366б— 367а.

16. Сэн-жуй *** — буддийский деятель, ранее упоминавшийся нами (см. с. 14) в связи с биографической ошибкой автора ГСЧ, замеченной А. Райтом [Wright, 1957b].

17. Йоджан *** — древняя индийская мера длины, по разным источникам,— от 5 до 16 км.

18. Катьяянипутра *** — автор классического буддийского сочинения “Абхидхарма-джняна-прастхана” ***.

19. Четыре всесущих *** — воздух, огонь, вода и земля, которые по буддийским представлениям составляют основу всего сущего и определяют его возникновение и разрушение.

20. ...иероглифысемь” и “одиннадцатьперепутались — по причине близкого сходства *** в вертикальной строке старого китайского текста.

21. Последние пассажи из письма Хуэй-юаня в нашем переводе несколько отличаются от перевода Р. Ши [Shi, 1968, с. 83].

22. Шоучунь *** — уезд на территории совр. пров. Аньхой.

23. Подношения четырех видов: одеждой, патрами, постелью и мебелью *** — перечень подношений, несколько отличающийся от канонического, а именно одежда, пища, постель (или жилище), лекарства.

24. Амртодана *** — дядя Будды Шакьямуни.

25. Цинчжоу *** — область на территории совр. пров. Шаньдун.

26. Ван Би *** (226—249) — о нем см. с. 19, примеч. 37.

27. Хэ Янь *** (190—249) — соратник и партнер Ван Би в “чистых беседах”: один из виднейших представителей философии в духе сюань сюэ.

28.Уцзюнь *** — округ на территории совр. пров. Цзянсу.

29. Хэси *** — букв. “к западу от Хуанхэ”, обширная территория, включающая современные провинции Ганьсу, Шэньси, Нинся-Хуэйский автономный район и Внутреннюю Монголию.

30. Фухань *** уезд на территории совр. пров. Ганьсу.

31. ...варвар Тоба Дао (император Тай-у-ди) прослышал о том, что Дхармакшема овладел тантрой — основываясь на сообщениях других источников, Р. Ши уточняет, что интересы императора были не религиозными, а вполне прозаическими: он надеялся получить от Дхармакшемы наставления по сексуальной практике (см. [Shi, 1968, с. 102]), которая, как известно, далеко не исчерпывает содержание тантризма.

32. Ритуал девяти пожалований *** — следующие дары и привилегии, оказываемые государем сановнику или удельному князю: 1) кони с экипажем, 2) одежды, 3) музыкальные инструменты, 4) право выкрасить свои ворота в красный цвет, 5) право выстроить парадное крыльцо, 6) право иметь телохранителей, 7) лук и стрелы, 8) боевой топор и секира, 9) жертвенное вино.

33. Фо Ту-дзи *** — обширную биографию см. в разделе “Чудотворцы” ГСЧ, цз. 9, с. 383в—387а.

34. Су Цинь *** — прекрасный оратор, вдохновивший Шесть царств на союз против усилившегося царства Цинь; казнен в 317 г. до н.э.

35. Чжанъе *** — округ на территории совр. пров. Ганьсу.

36. Обеты бодхисаттвы *** — монашеские заповеди в буддизме Махаяны; подробнее см. с. 17, примеч. 31.

37. Гуаньси *** — букв. “к западу от заставы”, т.е. Ханьгугуань (см. коммент. 58 к цз. 1) — территория современных провинций Ганьсу и Шэньси.

38. Сутра Чань яо цзин *** — краткое название сутры Чань би яр чжи бин цзин, принятой Аньян-хоу от Буддхасены; далее в биографии Аньян-хоу см. другой вариант краткого названия сутры: Чань цзин ***.

39. Силян *** — уезд Увэй в совр. пров. Ганьсу.

40. Чжуншань *** — горы в предместьях Цзянькана (Нанкин).

41. Чангуан *** — округ на территории совр. пров. Шаньдун.

42. Четыре ступы *** — ступы, установленные в местах рождения (Капилавасту), прозрения (Магадха), первой проповеди (Бенарес) и вступления в нирвану (Кушинагара) Будды Шакьямуни.

(пер. М. Е. Ермакова)
Текст воспроизведен по изданию: Хуэй-цзяо. Жизнеописания достойных монахов (Гао сэн чжуань). M. Наука. 1991

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.