Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ЛЮЙ БУВЭЙ

ВЕСНЫ И ОСЕНИ ГОСПОДИНА ЛЮЯ

ЛЮЙШИ ЧУНЬЦЮ

(фрагменты)

Глава первая.

Часть пятая.

О беспристратии

...Цзинский правитель Пин 1 обратился к Ци Хуанъяну: “Кого бы назначить на незанятую должность правителя Наньяна?” Ци Хаунъян отвечал: “Предлагаю Се Ху”. Пин спросил: “Но разве Се Ху не враг Вам?” И услышал в ответ: “Вы ведь спрашивали, кого назначить, а не кто мне враг”. Правитель Пин сказал: “Чудесно!” Затем он назначил Се Ху, и все государственные мужи остались довольны. Через некоторое время правитель Пин вновь спросил Ци Хуанъяна: “Кого бы назначить на незанятую должность нашего военачальника?” И услышал в ответ: “Предлагаю У”. Пин спросил: “Но разве У не сын Вам?” И услышал в ответ: “Вы ведь спрашивали, кого назначить, а не кто мне сын”. Правитель Пин сказал: “Чудесно!” Затем он назначил У, и все государственные мужи остались довольны.

Конфуций, прослышав об этом, сказал: “Ответы Ци Хуанъяна великолепны! Однажды не побоялся рекомендовать врага, в другой раз — сына. Ци Хуанъян заслуживает, чтобы его называли справедливым!”

Когда наставник моистов Фу Тунь служил в царстве Цинь, его сын убил человека. Циньский царь Хуэй 2 сказал ему: “Вы уже немолоды, а других сыновей у Вас нет. Я дал указание чинам, чтобы его не казнили. Согласитесь с этим и вы”. Фу Тунь ему отвечал: “У нас, моистов, есть закон, гласящий, что убийцу карают смертью, а нанесшего рану пытают. Это для того, чтобы помешать убийствам и членовредительству. Кто мешает убийствам и членовредительству, исполняет великий долг в Поднебесной. И хотя Вы проявили милосердие и дали указание чинам не казнить его, я, Фу Тунь, не могу не последовать закону Мо-цзы”.

Он не согласился с царем, и сына его казнили.

Человек не может не быть пристрастным, когда речь идет о его сыне. Фу Тунь, отвергший свои пристрастия ради следования великому долгу, конечно же, заслуживает, чтобы его назвали справедливым! [152]

Глава вторая.

Часть вторая.

О жизнелюбии

...Жители Юэ убили подряд трех правителей. Царевич Соу, устрашившись той же участи, скрылся в Красных пещерах 3. Оставшись без правителя, юэсцы искали Соу, но не нашли в городе. Отправились за ним к Красным пещерам 4, но царевич отказался к ним выйти. Тогда юэсцы зажгли полынь и выкурили его вон, а потом возвели на царскую колесницу. Царевич Соу принял вожжи, взошел на колесницу и, взглянув на небо, сказал со вздохом: “Зачем же быть правителем?! Неужто нельзя обойтись без меня?!” Царевич Соу с ненавистью относился не к сану правителя, а к проистекающим от него напастям. Такие, как Соу, можно сказать, не желают государственными делами вредить собственной жизни. Вот поэтому-то юэсцы и желали заполучить его правителем.

Правитель Лу прослышал, что Янь Хэ — муж, постигший дао, (то есть Путь.— Пер.), и отправил к нему гонца с шелком в дар. Янь Хэ, в одежде из грубой шкуры, кормил буйвола. Когда прибыл посланец луского правителя, он сам вышел ему навстречу. Посланный спросил: “Это дом Янь Хэ?” Янь Хэ отвечал: “Да, дом Хэ”. Посланец хотел вручить ему шелк, но Янь Хэ запротестовал: “Боюсь, вы не поняли повеления! Как бы вам не поставили этого в вину. Не лучше ли справиться еще раз?” Посланец пустился в путь, получил подтверждение и вернулся с тем же, но Хэ уже не застал.

Такие, как Янь Хэ, ненавидят не богатство и знатность сами по себе. Они ими пренебрегают оттого, что слишком ценят собственную жизнь. Нынешние властители в большинстве своем из-за богатства и знатности свысока глядят на постигших дао, не желают их знать. Разве это не прискорбно? А ведь сказано: “Истина дао в том, чтобы сохранять себя 5, прочее можно употребить на управление страной, а что останется — на наведение порядка в Поднебесной”. В этом смысле труды предков и царей — то, к чему мудрец обратится в последнюю очередь, ибо это отнюдь не тот путь, на котором совершенствуют себя, вскармливают собственную жизнь.

Суетные правители нашего века ради погони за вещами готовы рисковать собой, позабыть о своей жизни. Однако можно ли таким образом достичь своего, выполнить, что задумано? Ведь деяния мудреца в том, чтобы познавать причины, по которым так происходит, по которым так поступают.

Ведь если некто станет стрелять жемчужиной суйского царя 6 по птахе летящей на высоте в тысячу жэней, все будут над ним потешаться. А отчего? Да оттого, что он станет тратить нечто ценное ради достижения весьма ничтожного. Жемчужина суйского царя не ценнее ли малой пташки?!

Некогда Хуа-цзы 7 изрек: “Превыше всего — сохранение жизни в полноте, затем следует жизнь с ущербом, затем — смерть, а самое ничтожное — жизнь под гнетом”. Почитать жизнь — значит сохранять ее в полноте. В жизни, сохраняемой в полноте, все шесть желаний 8 удовлетворяются должным образом. В жизни ущербной шесть желаний удовлетворяются отчасти, в ней меньше того, за что стоило бы ее почитать. Смерть — это когда уже ничего не ощущается, все, как до рождения. Жизнь под гнетом — это когда ни одно из шести желаний не удовлетворяется должным образом, когда приходится ощущать лишь ненавистное. Это унижение и позор! Нет большего позора, чем отказ следовать долгу, но этим позор жизни под гнетом не исчерпывается. Поэтому и говорится: “Лучше смерть, чем жизнь под гнетом”. Почему так? Когда ушам приходится слышать то, что им ненавистно, это хуже, чем вообще не слышать. Когда глазам приходится видеть то, что им ненавистно, это хуже, чем вообще не видеть. Поэтому, когда гремит гром, затыкают уши, когда сверкает молния, закрывают глаза. Если сравнить с этим положение, при котором все шесть желаний вынуждены натыкаться лишь на наиболее им ненавистное, когда не в состоянии этого избежать, для них предпочтительнее полное отсутствие того, чем воспринимают. Полное отсутствие того, чем воспринимают, у того, кто умер. Поэтому лучше смерть, чем жизнь под гнетом. Тот, кто любит угоститься мясом, не считает мясом дохлую крысу, и кто любит угоститься вином, не считает вином прокисшую бурду. Так и почитающий жизнь не считает настоящей жизнью жизнь под гнетом.

Глава седьмая.

Часть пятая.

О милосердии.

Правитель говорит не из любви к рассуждениям, и ученый спорит не из любви к словам. Один говорит только то, что соответствует законам жизни; другой спорит только о том, [153] что для него безусловно справедливо.

И потому стоит заговорить о долге, как цари, правители и большие люди устремляются к исполнению законов, а судьи и простой народ вступают на стезю долга. Когда же истина закона и долга воссияет во всей красе, тогда умелые в мятежах, разврате и разбое оказываются не у дел. Мятеж, разврат и разбой противоположны закону и долгу. Не может быть, чтобы обе эти противоположности существовали одновременно друг с другом. И посему, когда войско входит в пределы врага, тамошние горожане должны знать, что их имущество будет под защитой, а народ должен знать, что его не перебьют. И когда войско подходит к столичным предместьям, оно не должно губить посевы, разрывать могилы, вырубать деревья, сжигать припасы, предавать огню дома, угонять скот, а если захватит пленных из горожан, то должно их отпустить, чтобы этим продемонстрировать любовь к простому народу и ненависть к его угнетателям.

Если войско внушает доверие народу, оно лишает враждебного правителя опоры. Если же и после всего этого окажутся ненавистники, упорствующие и преступные, не желающие подчиняться, против них можно применить и силу.

Прежде всего следует во всеуслышание объявить: “Наше войско пришло, чтобы спасти народ от смерти. Ваш правитель на своем высоком посту утратил дао и возгордился. Он празден, алчен, деспотичен, распутен и упрям. Он отошел от освященных древностью порядков, опозорил прежних царей своего рода, извратил смысл канонов. Он не следовал небу, не любил свой народ. Его налогам и поборам не было конца, он беспрестанно тянул деньги с подданных. Он осуждал и казнил невинных, награждал и жаловал недостойных. Таких, как он, небо карает, а люди ненавидят. Он недостоин быть правителем. Ныне наше войско пришло, дабы покарать недостойного, уничтожить врага человечества и последовать дао неба. Если в народе найдутся такие, которые пойдут наперекор воле неба и станут защищать врага человечества, они будут преданы смерти, а семьи их истреблены без пощады. Тот же, кто приведет к повиновению своих домочадцев, будет вознагражден вместе с ними. Кто приведет к повиновению деревню, будет пожалован деревней. Кто приведет к повиновению волость, будет пожалован волостью. Кто приведет к повиновению город, будет пожалован городом. Кто приведет к повиновению крепость, будет пожалован этой крепостью”.

Следует покорять государства, а не карать народы. Поэтому карают лишь заслуживших кары, и только. Нужно выдвинуть способных мужей и пожаловать их уделами; нужно найти мудрых и добрых, оказать им почет и уважение; нужно осведомиться о вдовых и сирых, оказать им помощь и выказать сострадание. Нужно также принять старост и старейшин и их уважить; нужно прибавить всем жалованье и присвоить следующий чин; нужно рассмотреть дела осужденных, кого и освободить. Нужно разделить металл из государственных складов и зерно из государственных амбаров, дабы умиротворить народ. Не следует присваивать государственных сокровищ. Нужно справиться о святилищах и обрядах. То, от чего народ не хочет отказаться, следует восстановить, а список поминаемых при жертвах дополнить.

Имя поступающего таким образом будет прославлено мудрым, о его приверженности традициям будут говорить старосты и старейшины, а народ будет душой привержен ему за его добродетель.

Если, положим, нашелся бы человек, который сумел бы поднять из мертвых хотя бы одного, вся Поднебесная стала бы оспаривать право ему служить. Верное долгу войско поднимает из мертвых не одного, а многих. Могут ли люди не радоваться его приходу? Посему, когда является праведное войско, народ из соседних государств стекается к нему подобно потокам вод, народ завоеванного им государства взирает на него, как на отца и мать, и чем дальше оно продвигается, тем больше народу покоряется ему и принимает его закон еще до того, как воины успеют скрестить клинки.

Глава восьмая.

Часть пятая.

О служилых.

Когда циньский правитель Му 9 правил колесницей, она вдруг подломилась, и правая пристяжная понесла. Ее потом поймали иньцы. Правитель сам отправился на поиски и у южного склона горы Ци застал иньцев, как раз намеревавшихся съесть его коня. Му тогда [154] молвил со вздохом: “Есть мясо доброго скакуна и не пить при этом вина! Боюсь, это может вам повредить!” Затем он поднес всем вина и удалился. Через год случилась битва на равнине Хань. Цзиньцы взяли колесницу правителя Му в кольцо, и Лян Юмин 10 уже схватил под уздцы левую пристяжную из колесницы Му, а правый воин с колесницы цзиньского правителя Хуэя по имени Ци Фэнь метнул копье, и оно раскололо панцирь Му на шесть частей. Но триста иньцев, что когда-то ели конину у южного склона горы Ци, бились за Му изо всех сил у колес его боевой колесницы... Так одержал он великую победу над царством Цзинь и вернулся к себе с плененным правителем Хуэем. О таком вот и поется в песне: Он честен с благородным, Чтоб славы тот хотел; Великодушен с подлым, Чтоб сил тот не жалел.

Как может властелин не следовать добродетели и не питать любви к людям, если, следуя добродетели и любя людей, он достигает народной любви. Если же народ любит высших, он рад за них умереть. Чжао Цзянь-цзы 11 обожал своих двух белых мулов. Но вот однажды заболел хранитель южной стены дворца Сюй Цюй 12. Тогда чиновник, служивший при дворовых воротах, явился ночью с докладом к дверям правителя. Он сказал: “Ваш слуга Сюй Цюй болен. Врачеватель сказал, что, если удастся достать печень белого мула, он остановит болезнь, если же нет, больной умрет”. Когда он кончил говорить, Дун Аньюй, стоявший рядом с повелителем, раздраженно сказал: “Ха! Да ведь этот Сюй Цюй зарится на мула нашего правителя! Он достоин казни!” Цзянь-цзы сказал: “Убить человека, чтобы сохранить жизнь скотине, разве это доброта? Доброта в том, чтобы сохранить жизнь человеку, убив скотину!” И он позвал повара, чтобы тот убил мула, взял печень и отнес ее хранителю южной стены Сюй Цюю.

В скором времени Чжао поднял войска и повел их походом на племена ди. Чиновник, служивший при городских воротах, повел войска на штурм, имея семьсот воинов по правую и семьсот по левую руку. Они первыми взобрались на стены и пленили передовой отряд латников.

Так что властелин никак не может не привечать служилых. Ибо враг всегда является за выгодой, но, если ему грозит смерть, он сочтет выгодой уйти. Когда же все враги сочтут выгодой уйти, не с кем будет скрестить оружие.

Когда враг благодаря мне обретает жизнь, я благодаря ему обретаю смерть; когда враг благодаря мне обретает смерть, я благодаря ему обретаю жизнь. Можно ли не уделять внимания тому, получаешь ли ты жизнь от врага или враг получает жизнь от тебя, когда в этом самая суть военного дела, а существование и гибель, жизнь и смерть прямо зависят от этого?!

Глава девятая.

Часть вторая.

О народе.

Первые цари во главу угла ставили следование сердцу народному. И потому добивались славы и побед. Все они привлекали народное сердце своей добродетелью дэ и достигали славы через установление в мире порядка. Таких в прежние времена было немало. Не бывало лишь такого, чтобы прославили свои деяния утратой народного сердца.

Чтобы обрести сердце народное, нужно овладеть дао. Тогда и в государстве с десятью тысячами колесниц 13, и в городке в сто дворов не будет никого, кто не радовался бы. Обрести же то, чему радуется народ, означает обрести народ. Но мало ли чему радуется народ! Надо брать главное.

В старину Тан одержал победу над Ся 14 и привел мир в порядок. Небо послало великую засуху, и пять лет подряд был неурожай. Тогда Тан самолично вознес молитвы в Санлине 15 со словами: “Если преступен я один, не простирай гнев на всех. Если преступны все, накажи меня одного. Нельзя, чтобы из-за того, что один был недостоин высшего бога Шанди 16, душ предков и духов природы, уничтожались жизни многих”.

И он сбрил волосы с головы 17 и стесал ногти на руках, принося себя в жертву; так молил он высшего бога Шанди о счастье. Народ возликовал — и хлынул ливень. Так сумел Тан повлиять на деяния духов предков, духов природы и исправить последствия дел человеческих. [155] Вэнь-ван поселился на горе Ци и стал служить Чжоу 18. Хотя обращались с ним жестоко и несправедливо, сам он был справедлив и послушен. И поутру и ввечеру поспешал он сообразно времени, всегда своевременно платил и был почтителен при жертвоприношениях и молитвах. Чжоу был им доволен, пожаловал ему титул властителя удела Си и отдал во владение тысячу ли земель. Узнав об этом, Вэнь поклонился до земли дважды и отказался, сказав: “Прежде прошу отменить казнь поджариванием 19”.

Вэнь, конечно, не прочь был получить земли в тысячу ли, но, прося об отмене казни поджариванием, он желал непременно заполучить сердце народное. Ему казалось, что умнее заполучить сердце народное, нежели земли даже в тысячу ли. Потому-то он и прославился своей мудростью.

Царь Юэ 20 страдал от позора после поражения при горе Куайцзи. Стремясь вернуть себе сердце народное, сразиться насмерть с У, он спал без изголовья и без циновки, не брал в рот сластей, не смотрел на красавиц, изнурял плоть трудами. У него растрескались губы и иссохла грудь. При дворе он относился к слугам как к родным, по всей стране пестовал народ, стараясь привлечь его сердца. Если редких яств с его стола не хватало на всех, он отказывался есть их; если у него случалось хорошее вино, он выливал его в реку, чтобы так разделить со своим народом. Он сам пахал и этим кормился, одевался в то, что наткала жена. В еде запретил изысканное, в одежде — пышное; не носил одновременно одеяний двух цветов. Пускался в путь по дорогам с телегой, нагруженной едой, высматривал сирот, вдовых, старых и слабых, сирых и хворых, нуждающихся и обремененных, падших духом и печальных ликом и сам их кормил. Он собирал всех служилых и, обращаясь к ним, говорил: “Желаю одного — поспорить с У ради блага Поднебесной. Ныне государства Юэ и У истощены друг другом. Но если благородные мужи положат свои животы за меня, я готов буду схватиться с царем У врукопашную и лягу вместе с ним в тот же день. Если же мое государство окажется неспособным нанести поражение У и даже с помощью других правителей я не сумею разбить моего врага на поле брани, я покину страну, оставлю подданных, опояшусь мечом и с кинжалом в руке, изменив внешность, стану служить под другим именем как последний слуга, с совком и метлой, чтобы однажды схватиться с царем У насмерть. И пусть голова моя расстанется с телом, а руки и ноги будут валяться порознь на позор всему миру, но я свершу свою волю!”

И однажды он сошелся с У в бою при Уху 21. Уские военачальники потерпели поражение, царский дворец был окружен. Городские ворота никто не защищал, и юэсцы схватили царя Фу Ча, убили первого министра. Через два года после уничтожения У юэский царь стал гегемоном 22, а случилось это оттого, что он следовал сердцу народному.

Глава одиннадцатая.

Часть вторая.

О верности.

Речи о высшей верности режут слух и смущают сердца. Никто не в силах выслушать их, кроме мудрого владыки. Ибо то, что вызывает радость мудрого владыки, гневит властителя недалекого.

Среди властителей нет ни одного, кто не ненавидел бы смуту и крамолу, и все же они сами навлекают их день за днем. Какой же прок от их ненависти к этим вещам?

Допустим, некто пожелал бы вырастить пышное дерево. Если он будет его все время поливать, он возненавидит это занятие; но если он каждый день станет отрубать по корешку, дереву не выжить. Те, кто не желает внимать речам о высшей верности, губят все лучшее в себе.

Чуский царь, Чжуан Ай 23, охотясь в Юньмэне 24, подстрелил самку носорога. Но сын властителя Шэнь, по имени Пэй, стал пререкаться с царем из-за добычи и забрал ее себе. Царь вознегодовал: “Это бунт и непочтительность!” Он хотел наказать Пэя, но советники, приблизившись, стали его уговаривать: “Пэй — мудрец и стоит сотни в свите государя. Его поведение непременно имеет основания. Следует иметь это в виду”. Не прошло и трех месяцев, как Пэй заболел и умер. Чуский царь же поднял войска и в сражении при Лянтане одержал блестящую победу над царством Цзинь. По возвращении из похода, когда он награждал всех отличившихся, младший брат Пэя явился к чину, ведавшему наградами, и сказал: “Есть люди, заслужившие награды под знаменами, мой же брат заслужил награду у охотничьей колесницы”. Царь спросил, что он имеет в виду, тот отвечал: “Мой брат был [156] груб по отношению к вам, государь, и за этот смертный грех был осужден молвой. Но в своем простом сердце он всегда оставался верен вам, государь, желая вам долголетия. Мой брат знал из древних записей, что тому, кто убьет самку носорога, не прожить и трех месяцев. Поэтому он, страшась за вашу жизнь, и спорил с вами из-за добычи. Вот и взял на себя грех, а потом умер”. Царь послал людей отыскать в книгохранилище старые записи и справиться. Оказалось, есть такая запись. Тогда царь щедро наградил младшего брата Пэя.

Сколь славна верность Пэя! Поистине нет ничего выше поступка, совершаемого не ради того, чтобы об этом узнали, и от совершения которого не отказываются оттого, что он может остаться неизвестным.

У царя Ци появились болячки. Послали людей в царство Сун за Вэнь Цзи. Вэнь Цзи явился и, взглянув на болячки царя, сказал наследнику: “Царский недуг излечим, но для этого придется умертвить меня, Цзи”. Наследник спросил, в чем причина. Вэнь Цзи отвечал: “Невозможно излечить этот недуг, если не прогневить царя. Если же я прогневлю царя, мне, Цзи, придется умереть”. Тогда наследник, склонившись перед ним, стал упрашивать: “Если царь поправится, я и моя мать станем изо всех сил просить за вас перед моим отцом, и царь, конечно, снизойдет к нашим мольбам. Прошу вас, преждерожденный, не сомневайтесь в этом”. Вэнь Цзи сказал: “Хорошо. Раз уж вы настаиваете, чтобы я спас царя ценой собственной жизни...” И он стал приходить к царскому сыну во всякое время и с ним вместе заявляться к царю. После того как он проделал это трижды, царь впал в сильный гнев. Тогда Вэнь Цзи вновь заявился к царю, залез с ногами на царскую постель и осведомился о ходе болезни. Царь от гнева не мог вымолвить ни слова. Вэнь Цзи тогда намеренно стал говорить такие слова, чтобы разгневать царя еще больше. Тогда царь выругался, встал, и недуг его прошел. Но он был в таком гневе, что велел живьем сварить Вэнь Цзи. Наследник со своей матерью упрашивали его, но ничего не добились. Вэнь Цзи стали варить в треножнике, кипятили три дня и три ночи, но он даже в лице не изменился. Наконец он сказал: “Если и вправду хотите меня убить, закройте треножник крышкой, чтобы прервать связь между силами инь и ян”. Царь велел закрыть таган, и Вэнь Цзи умер.

Следовать долгу в упорядоченном мире легко, в мире, охваченном смутой, куда труднее. Не то, чтобы Вэнь Цзи не знал, что излечение недуга царя будет самому ему стоить жизни. Он пошел на это ради наследника, чтобы доказать свою верность долгу.

Глава одиннадцатая.

Часть третья.

О неподкупности.

Великого мужа нельзя опозорить никакими интригами. Такой почитаем больше богатых и знатных. Никакая выгода не увлечет его с истинного пути. Ни слава, как у правителя удела, ни сила, равная десяти тысячам колесниц, не заставят его свернуть с этого пути. Ибо если будет поругана его честь, в жизни для него не останется никакой радости.

Такой человек, даже получив власть, не станет ее употреблять в корыстных целях. Такой и на посту чиновника себя не опозорит. Даже если многие восстанут против него, он устоит. Таким и должен быть верноподданный, помышляющий о благе властителя и выгоде государства.

Если такому будет грозить даже гибель, он не отступится, пожертвует собой ради правителя и страны. Если в стране есть такие мужи, можно сказать, что в ней есть настоящие люди. Но их трудно найти, а еще труднее — распознать.

Царь У страстно желал убить царевича Цин Цзи 25, но никак не мог этого сделать и оттого пребывал в печали. Тогда Яо Ли сказал: “Я, ваш слуга, могу это сделать”. Уский царь сказал: “Куда уж там! Я шестеркой коней не сумел настичь его на берегу реки Цзян, я стрелял в него, и стрелы вонзались слева и справа, но ни одна не попала в цель. А ты мечом не достанешь ему до плеча, а если бросишься на его колесницу, не достанешь даже до переднего бруса. Где уж тебе!” Яо Ли сказал: “Когда речь идет о настоящем муже, можно сожалеть лишь о недостатке храбрости, но не умения. Если царь захочет мне помочь, я сделаю это”. Царь согласился. На другой день он обвинил Яо в тяжком преступлении, велел схватить его жену и детей, сжечь их и пепел развеять. Яо Ли бежал. Он направился в Вэй и предстал там перед царевичем Цин Цзи. Цин Цзи обрадовался ему и сказал: “Уский ваш царь утратил дао. Вы сами в этом убедились, и все властители на местах об этом знают. [157] То, что вам удалось избежать его рук, прекрасно”. Яо Ли поселился у царевича и через некоторое время обратился к нему: “Да, в У утратили дао, и конца этому не видно. Прошу вас взять меня с собой, когда пойдете на них походом”. Царевич Цин Цзи сказал: “Непременно!” Когда они вместе переправлялись через Цзян и уже были на середине, Яо Ли выхватил меч, чтобы заколоть царевича Цин Цзи, но тот отразил удар и сбросил Яо в воду. Тот выплыл, и Цин Цзи пришлось вновь сбросить его в воду, и так три раза, пока царевич наконец не сказал: “Ты поистине настоящий муж в Поднебесной! Я дарю тебе жизнь, чтобы ты прославился своими подвигами!” Так Яо Ли избежал смерти и вернулся в У. Царь У так обрадовался, что хотел разделить с ним страну, но Яо сказал: “Это невозможно, ибо я должен умереть”. Тогда уский царь стал урезонивать его, но тот сказал: “То, что ради нашего дела были убиты моя жена и дети и пепел их развеян по ветру, я считаю, с моей стороны было проявлением бесчеловечности. То, что ради нового господина я согласился пойти войной на старого, было с моей стороны изменой долгу. То, что, будучи трижды сброшенным в реку, я был помилован Цин Цзи, я считаю позором лично для себя. Бесчеловечному, изменившему долгу и опозоренному, я считаю, незачем жить”. Уский царь не сумел его удержать, и он закололся мечом.

Яо Ли старался не ради награды. Поэтому даже при виде великой выгоды не мог изменить долгу. Это можно назвать неподкупностью. Неподкупность — это когда ни богатство, ни знатность не дают забыть о позоре.

У вэйского правителя И 26 был слуга по имени Хун Инь. Пока он был в отъезде по поручению правителя, племена ди напали на Вэй. Тогда в народе заговорили: “У нашего правителя жалованье и посты получают журавли, в благородных и богатых ходят евнухи. Вот пусть и посылает своих журавлей и евнухов за него воевать, а нам чего ради?” И разбежались кто куда. Пришли ди и настигли И у заводи Юань. Они его убили и сожрали почти целиком, оставив только печень. Когда Хун Инь вернулся, он сделал этой печени доклад о своей поездке, а когда кончил, возопил к небу, зарыдал. Излив скорбь, он прекратил рыдания и сказал: “Прошу разрешения служить Вам покровом”. Он распорол живот, вынул свои внутренности и поместил в утробу печень своего господина.

Когда правитель Хуань 27 узнал об этом, он сказал: “Царство Вэй погибло из-за утраты его правителем дао, но, если в нем оставались такие подданые, невозможно его не сохранить!” И он вновь основал Вэй в Чуцю 28.

Хун Инь, можно сказать, сохранил истинную верность. Он отдал жизнь ради своего господина, но благодаря ему вновь был воздвигнут храм предков, жертвы им не прекратились. Это, можно сказать, подвиг!

Глава одиннадцатая.

Часть четвертая.

О должном.

Спорить, не имея здравых суждений, верить без достаточных на то оснований, геройствовать, не имея понятия об истинном долге, устанавливать суровые законы, не зная, к чему их должно применять,— это все равно что в смятении вскакивать на горячего скакуна, в безумии размахивать острым мечом. Из-за этих четырех вещей в Поднебесной и настает великая смута.

Спор хорош, когда он приводит к здравым суждениям; вера, когда она основывается на уважении к естественным основам; мужество, когда оно направлено на служение должному; закон, когда он направлен на должные цели.

Как-то удалец из шайки разбойника Чжи 29 спросил у него: “Есть ли у разбойника свое дао!” Чжи ответил: “Как не быть. Как по наитию он узнает, что за запорами что-то ценное,— в этом его мудрость. Входит первым — в этом его доблесть, выходит последним — в этом его долг. Знает время — в этом его разумность. Делит поровну — в этом его добропорядочность. В Поднебесной не было никогда великого разбойника, который, прежде чем стать им, не овладел бы этими пятью принципами. А вот насчет шести царей 30 и пяти гегемонов 31 — не знаю... Яо, к примеру, не был чадолюбив. Шунь бывал непочтителен к родителю. Юй был непрочь поразвлечься. За Таном и У числились насилия и убийства. Пять гегемонов вынашивали планы мятежей и смуты. А между тем все теперь их восхваляют, люди их поминают добрым словом. Какое ослепление!” И когда он стал умирать, решил прихватить с собой свой железный молот, приговаривая при этом: “Вот повстречаюсь там с [158] этими шестью царями и пятью гегемонами — проломлю им черепушки!” Чем так аргументировать, лучше не аргументировать вообще.

В Чу жил некий верный долгу. Его отец украл барана, и он донес об этом начальству. Власти схватили отца и приговорили его к наказанию. Тогда верноподданный стал просить, чтобы наказание было применено к нему, и обратился к судье со словами: “Отец украл барана, и я донес об этом. Разве этим я не доказал свою благонадежность? Когда отца приговорили, я просил, чтобы наказали вместо него меня. Разве этим я не доказал свою почтительность? Но если наказывать за благонадежность и почтительность, то разве останутся в стране невиновные?” Узнав об этом случае, чуский царь велел дело прекратить. Когда же об этом услышал Конфуций, он произнес: “Вот это благонадежность, даже странно! Отец у него один, а прославился он дважды”. Так что, чем благонадежность верного долгу, лучше уж никакой благонадежности вообще...

Глава двенадцатая.

Часть вторая.

О долге.

Служилый муж — это человек, которого ничто не заставит отступиться от морального долга. В момент испытания он забывает о выгоде, оставляет попечение о своей жизни и следует только ему. На смерть он смотрит как на возвращение. Такого человека нелегко заполучить в помощники правителю страны, нелегко заполучить в подданные сыну неба. Величайшие из таких способны установить порядок в мире, менее великие — в стране, но без них вообще ни то, ни другое невозможно. Поэтому те из владык, кто стремится совершить великие дела и прославить свое имя, не могут не искать повсюду таких людей. Разумный правитель из всех дел правления поэтому больше всего озабочен именно поисками таких людей.

В царстве Ци жил некий Бэй Госао. Чтобы прокормить свою мать, он плел сети и верши, собирал тростник и камыш и плел из них сандалии. Когда же этого оказалось недостаточно, он направил стопы к воротам дома Янь-цзы и, явившись к нему, сказал: “Прошу милостыню, чтобы прокормить мать”. Слуга Янь-цзы ему пояснил: “Этот человек известен в Ци своим умом. Он считает своим долгом не служить Сыну Неба, не водить дружбы с местными правителями, так как не ищет выгоды и не знает страха. Раз он обратился к вам за милостыней для матери, это означает, что он радуется вашей верности долгу. Надо дать”. Янь-цзы послал человека в амбар за зерном, в сокровищницу за золотом. Бэй взял зерно, но золото отверг. Через некоторое время Янь-цзы впал в немилость у циского правителя, принужден был бежать из страны, но, проходя мимо дома Бэй Госао, заглянул проститься. Бэй Госао как раз мылся, но все же вышел, чтобы принять Янь-цзы, и спросил: “Куда направляетесь?” Янь-цзы ответил: “Увы, я впал в немилость, приходится бежать”. Бэй Госао сказал: “Желаю вам избежать худшего”. Янь-цзы взошел на колесницу и вздохнул: “Да, мне, Ину, и впрямь надо бежать. Я совершенно не знаю людей!” Когда он уехал, Бэй позвал к себе друга и сказал: “Я всегда радовался верности долгу у Янь-цзы, потому и попросил у него на пропитание матери. Но я слыхал также, что тому, кто помог тебе прокормить родных, нужно всегда помогать в беде. Ныне Янь-цзы впал в немилость, и я хочу своей смертью заслужить для него прощение”. Он оделся, покрыл голову и в сопровождении друга, с мечом и бамбуковой корзиной в руках отправился ко двору правителя. Там он вызвал управляющего и сказал ему: “Янь-цзы — истинно разумный муж в Поднебесной. Если он покинет нас, на Ци нападут. Лучше умереть, чем видеть гибель своей страны. Головой отвечаю за Янь-цзы”. Затем он сказал своему другу: “Положишь мою голову в корзину и передашь вместе с моими словами”. Затем он отступил на шаг и закололся. Его друг передал его голову и просьбу о прощении Янь-цзы, а затем обратился к присутствующим: “Бэй Госао умер за страну, а я умираю за Бэй Госао!” И он также отступил на шаг и закололся. Когда циский правитель услышал об этом, он пришел в ужас. Вскочил на колесницу, и сам погнался за Янь-цзы. Настиг его уже на границе и стал уговаривать вернуться. Янь-цзы ничего другого не оставалось. Когда он узнал, как Бэй Госао ценой своей жизни добился для него прощения, он сказал: “Да, мне и впрямь надо было бежать — я знаю людей еще меньше, чем предполагал!” [159]

Глава двенадцатая.

Часть вторая.

О достоинстве.

Жизнь, конечно, важнее Поднебесной. И все же государственный муж жертвует собой для других. В том, что он жертвует собой ради других, его высокая ценность, поэтому-то его и стараются всеми способами заполучить к себе на службу. Когда разумный правитель умеет отличить такого мужа, тот отдает все силы и знания, правдив в речах, готов к борьбе и не отступит перед угрозой.

Таковы были Юй Ян и Гунсунь Хун. В свое время их сумели нанять властитель Чжи и мэнчанский 32 правитель.

Нынешние властители радуются, когда им достаются сто ли земли, и соседи со всех сторон спешат их поздравить. Но они не так уж рады, когда на службу к ним поступает настоящий государственный муж, да и поздравлять с этим никто не спешит. Это оттого, что они не прониклись пониманием, что важно, что нет.

Тан и У располагали всего лишь тысячей боевых колесниц, но мудрые мужи шли к ним на службу. Цзе и Чжоу 33 владели Поднебесной, но мудрые мужи их покидали. Конфуций и Мо-цзы были мужами в холщовой одежде, но ни обладатели десяти тысяч колесниц, ни повелители с тысячью колесниц не могли поспорить с ними. Из этого видно, что знатности, благородства самих по себе еще недостаточно, чтобы привлечь достойного человека. Это становится возможным, только если сам стремишься его разыскать.

Друг Юй Яна как-то спросил у него: “Отчего вы так непоследовательны? Прежде вы служили родам Фань и Чжунхан, но, когда их уничтожили, вы и не помышляли о мести. Отчего же вы ныне так стремитесь отомстить за род Чжи? 34” Юй Ян ответил: “Я скажу вам отчего. Когда я дрожал от холода, Фань и Чжунхан меня не одели, когда я умирал от голода — не накормили. А потом заставили меня искать пропитание в числе прочих. Они смотрели на меня как на одного из толпы, и служил я им как один из толпы. А с Чжи было иначе. Когда я отправлялся с поручением, мне давали колесницу, а когда возвращался назад, меня ждал роскошный стол. При дворе толпилась масса народу, но внимание всегда оказывалось мне лично. Во мне видели государственного мужа, вот я и служил как государственный муж”. Юй Ян был поистине мужем государственным, но и он обращал внимание на отношение к нему лично.

Когда мэнчанский правитель присоединился к союзу Цзун 35, Гунсунь Хун ему сказал: “Не лучше ли было бы послать кого-нибудь на запад к циньскому царю, имею в виду, что циньскому царю суждено стать владыкой над всеми царями. Вам следует опасаться того, что, став подданным Цинь, вы будете вызывать гнев тем, что присоединились в свое время к Цзун”. Мэнчанский правитель сказал: “Что ж, прекрасно. Попрошу вас отправиться туда”. Гунсунь Хун почтительно согласился и во главе десяти колесниц отправился в Цинь. Узнав про это, циньский царь Чжао пожелал его осрамить в разговоре, чтобы посмотреть, чего он стоит. Когда Гунсунь Хун предстал перед Чжао, тот спросил: “Сколь велики владения Сюэ?” Гунсунь Хун отвечал: “Сто ли”. Тогда царь Чжао рассмеялся и сказал: “В моем царстве тысячи ли, но я не решаюсь грозить другим. Земли же мэнчанского правителя составляют всего лишь сто ли, а он тем не менее мне, несчастному, угрожает. Как это возможно?” Гунсунь Хун отвечал: “Мэнчанский правитель любит государственных мужей, а вы, великий государь, как видно, их не жалуете”. Чжао спросил: “В чем же проявляется любовь мэнчанского правителя к государственным мужам?” Гунсунь Хун отвечал: “Есть люди, которые считают своим долгом не служить сыну неба и не водить дружбы с местными правителями, так как они не ищут выгоды и не знают страха. Таких у нашего правителя трое. Есть люди, способные управлять так, что у них могли бы поучиться Гуань Чжун 36 и Шан Ян 37, радующиеся долгу и способные сделать своего правителя гегемоном и царем. Таких у нашего правителя пятеро. И есть люди, которые, будучи посланниками, способны в ответ на унижения, чинимые суровым владыкой десяти тысяч колесниц, тут же перед ним пронзить себя мечом и кровью обагрить свои одежды. Таких у нашего правителя семеро”. Тогда царь Чжао рассмеялся и, извинившись, сказал: “Ну, зачем же так. Я высоко ценю мэнчанского правителя и прошу вас передать ему слова моего благоволения”. Гунсунь Хун почтительно согласился.

О Гунсунь Хуне можно сказать, что он не позволял себя задевать никому. Ведь царь Чжао 38 был великим царем, а у мэнчанского правителя была всего-то тысяча колесниц. Стоять за тысячу колесниц так, чтобы тебя не могли унизить,— это мог действительно государственный муж!

Комментарии

1. Цзиньский правитель Пин (Цзинь Пин-гун) царствовал в Цзинь с 558 по 532 г. до н. э. Ци Хуанъян был его министром.

2. Циньский царь Хуэй правил с 399 по 384 г. до н. э. Фу Тунь, последователь школы Мо-цзы, был министром Хуэя и современником конфуцианца Мэн-цзы.

3. Царевич Соу, устрашившись той же участи, скрылся в Красных пещерах Даньсюэ.— В комментаторской литературе предлагается несколько чтений и, соответственно, идентификаций имени “Соу”. Мы не будем заниматься розысканиями, а предлагаем читателю рассматривать царевича Соу просто как литературного героя. Случай с ним, как и последующие эпизоды с Хуа-цзы и Янь Хэ, приводятся также в главе 28 книги “Чжуан-цзы”, но в ином порядке и с некоторыми разночтениями.

4. Красные пещеры (буквально Киноварные), согласно свидетельствам древних, находились в пятистах ли к югу от Шаньдуна, на окраине царства Юэ, а быть может, даже за его пределами. Свое название получили от ярко-красного, киноварного цвета.

5. Чтобы сохранять себя.— У Чжуан-цзы — “совершенствовать себя”, что более логично для данного текста.

6. Жемчужина суйского царя.— Изумительная по красоте жемчужина, в древнем Китае ее красота вошла в поговорку. Согласно легенде, ее достал Священный Змей из обильной жемчугом реки Бу, протекавшей через царство Суй, и поднес одному из суйских царей в благодарность за собственное спасение.

7. Хуа-цзы (Цзы Хуа-цзы) — житель царства Сун, последователь древнего философа Ян Чжу. В даосских книгах “Ле-цзы” и “Чжуан-цзы” имеются рассказы о Хуа-цзы, очень созвучные данному фрагменту.

8. Шесть желаний. Это понятие известно в Китае уже в своей буддийской интерпретации и объединяет совокупность страстей, мешающих человеку вырваться из круга перерождений. К ним относится наслаждения цветом, формой, музыкой, речами, прикосновением, властью и положением, мечтаниями. В древности, по-видимому, означало, все возможные желания, порождаемые шестью органами чувств (зрением, слухом, обонянием, вкусом, осязанием и чувствилищем бестелесного ).

9. Циньский царь Му правил в 659—637 г. до н. э.

10. Лян Юмин — один из богатырей цзиньского царя Хуэя.

11. Чжао Цзянь-цзы — глава знатного цзиньского рода; впоследствии основал небольшое самостоятельное царство Чжэн.

12. Сюй Цюй из Янчэна... Некий чин из Гуанмэня.— Идентификация названий здесь не совсем ясна. Вполне возможно, что иероглифы “Янчэн” (переведенные здесь как “Южная стена”) составляют часть имени Сюй Цюя, а слово “Гуанмэнь” — это название должности привратника при каких-то “широких” (дворцовых?) вратах. Так, во всяком случае, переводит этот отрывок Р. Вильхельм (см. его: Fruehling und Herbst des Lu Bu Wei.— Jena, 1918,—S. 102—103).

13. Десять тысяч колесниц — символизировали крупное, царство могущее претендовать на власть во всей Поднебесной.

14. В старину Тан одержал победу над Ся.— Имеется в виду родоначальник иньской династии Чэн Тан, одержавший победу над Цзе-ваном, последним правителем династии Ся.

15. Тан самолично вознес молитвы в Санлине.— Санлинь — буквально “Тутовый лес”, священная роща на горе, где иньцы приносили жертвы Небу. Источники сообщают, что после продолжавшейся в течение семи лет засухи, когда никакие моления не помогали, было решено совершить в Санлине человеческие жертвоприношения Небу. Думается, однако, что самопожертвование Чэн Тана явилось в данном случае не вполне добровольным. Дело в том, что он, будучи вождем племени, был одновременно и верховным жрецом, то есть нес моральную ответственность за неудачные попытки избавить своих сородичей от стихийного бедствия. Ведь и впоследствии случалось, что шамана и шаманку, которым не удавалось вызвать дождь, страдающие от засухи крестьяне либо возводили на костер, либо просто выставляли под палящее солнце в надежде, что ради своей жизни те постараются как следует и дождь наконец хлынет. Видимо, нечто подобное имело место и с Чэн Таном.

16. Высший бог Шанди — главное небесное божество древних китайцев.

17. И он сбрил волосы с головы... Чэн Тан срезал волосы и ногти, а затем сжег их, желая ограничиться символическим жертвоприношением. Поскольку это успеха не возымело, он сам, очистившись и покаявшись в грехах, взошел на костер. Однако как только огонь был зажжен, загремел гром, полил сильный дождь, и огонь погас.

18. Царь Вэнь поселился на горе Ци и стал служить Чжоу.— У горы Цишань располагалась главная ставка вождя чжоуских племен, известного под своим посмертным титулом Вэнь-ван (Царь Просвещенный). Вэнь-ван был отцом будущего императора У-вана и данником последнего иньского императора Чжоу Синя. Тиран Чжоу Синь с большим недоверием относился к Вэнь-вану, постоянно усиливавшему свое влияние. Долгое время он держал его в подземной темнице (где тот якобы, создал 64 гексаграммы “Книги Перемен”). Однако, угостив как-то раз узника супом из его собственного сына (вариант известного в мировой литературе сюжета “Пир Атрея”), который тот покорно съел, тиран решил, что Вэнь-ван ему не опасен. Ублаготворенный дарами, он даже пожаловал Вэнь-вану титул Сибо (Владыка Запада) вместе с соответствующими землями (которыми тот владел и без того). Осторожная политика Вэнь-вана привела к желаемому результату, и созданное им государство (правда, уже после его смерти) одержало решительную победу над государством Инь.

19. Казнь поджариванием.— Человека привязывали к раскаленному медному столбу, внутри которого были уголья, и он как бы поджаривался на медленном огне, погибая в страшных мучениях. Согласно другой версии, преступника заставляли идти над костром по раскаленному медному брусу, смазанному маслом,— в конце концов, тот срывался и падал в огонь.

20. Царь Юэ.— Имеется в виду Гоу Цзянь, правивший в Юэ с 497 по 464 г. до н. э. Его противником был Фу Ча (или Фу Чай), правивший в другом южнокитайском царстве У с 495 по 473 г. до н. э.

21. Уху — город и уезд под таким названием находятся на территории современной провинции Аньхой.

22. Юэский царь стал гегемоном.— В так называемый период “Весен и осеней” (VII— II вв. до н. э.), о котором повествует одноименная летопись Конфуция, а также в последующий период “Сражающихся царств” власть Сына Неба все в большей степени становилась номинальной. На фоне ослабления “законной” центральной власти разгоралась борьба за гегемонию над всем Китаем между бывшими удельными правителями, фактически превратившимися в независимых государей. В различное время такими гегемонами были правители нескольких крупнейших царств (например, Фу Ча, Гоу Цзянь и более ранние “пять гегемонов”, о которых см. ниже).

23. Чуский царь Чжуан Ай, известный под именем Чжуан-вана, правил в Чу с 614 по 591 г. до н. э.

24. Юньмэн (“Туманные и Сонные”) — огромные заболоченные угодья по обоим берегам реки Янцзы на территории современной провинции Хубэй. В древности их ширина составляла около 350 км, они изобиловали разнообразной крупной дичью и птицей, служа излюбленным местом охоты чуских царей. Впоследствии от них осталось лишь несколько небольших озер.

25. Царевич Цин Цзи был полководцем царства Вэй, воевавшим с царством У. Река Цзян — это Янцзы.

26. Вэйский правитель И (И-гун) правил в царстве Вэй с 668 по 661 г. до н. э. Вошел в историю как правитель, пренебрегавший своим долгом перед народом и потому заслуживший кару неба. Все свое время он посвящал не государственным делам, а журавлям, которых очень любил. На их содержание он тратил огромные средства, в то время как народ голодал. Наиболее ранняя версия рассказа о гибели И содержится в летописи “Цзо Чжуань” под вторым годом правления Минь-гуна.

27. Правитель Хуань (Хуанъ-гун), царь Ци, был в то время “гегемоном”, то есть фактическим владыкой Китая. После разгрома вэйской армии кочевниками и гибели И он послал войска, дабы уберечь жителей вэйского царства от полного уничтожения.

28. Чуцю (буквально “Терновые холмы”) — древний город, находившийся на территории Современной провинции Хэнань.

29. Разбойник Чжи — известнейший персонаж древней китайской литературы. Подробнее о нем см. у Чжуан-цзы (русский перевод в кн. Л. Д. Позднеевой “Атеисты, материалисты, диалектики древнего Китая”.— М., 1960.— С. 28).

30. Шесть царей — совершенномудрые правители древности, превозносимые конфунци-анцами. Кроме перечисленных в тексте к ним относился также Вэнь-ван, основатель династии Чжоу.

31. Пять гегемонов — пять царей, поочередно претендовавших на высшую власть в Китае в эпоху “Весен и Осеней” (циский Хуань-гун, 685—643 гг.; сунский Сян-гун, 650—637 гг.; цзиньский Вэнь-гун, 635—628 гг.; циньский Му-гун, 659—621 гг.; и чуский Чжуан-ван, 613—591 гг. до н. э.).

32. Мэнчанский правитель (Мэнчан-цзюнь) — известный политический деятель из царства Ци, впоследствии был оклеветан врагами и погиб. Подробнее его жизнеописание см. у Сыма Цяня в его “Исторических записках” (глава 75).

33. Тан и У. Цзе и Чжоу.— Тан — это император Чэн Тан (1711—1698 гг. до н. э.), основатель династии Инь, У — император У-ди, основатель следующей за ней династии Чжоу. Оба они в китайской традиции предстают идеалом добродетельного правителя Поднебесной, благодаря заслугам которого существует созданная им династия, пока запас ее духовной потенции дэ не израсходован. Цзе и Чжоу — это Цзе-ван и Чжоу Синь, последние императоры предшествовавших династий, запятнавшие себя распутством и многочисленными злодеяниями. Они были не только духовными антагонистами Тана и У, но также их противниками на поле боя и пали от их рук. Цзе и Чжоу, от которых, согласно преданию, “отвернулось небо”, традиционно олицетворяют зло и неправду.

34. отомстить за род Чжи, то есть род своего покровителя Чжибо, обладавшего огромной властью в царстве Цзинь и убитого там в 453 г. до н. э.

35. союз цзун (“поперечный союз”) назывался так потому, что состоял из царств, протянувшихся с севера на юг Китая. Был организован для отпора возвышающемуся царству Цинь, которое впоследствии все же подчинило себе весь Китай.

36. Гуань Чжун, или Гуань-цзы,— крупный государственный деятель и философ (VIII— VII вв. до н. э.). Бывший раб, он стал впоследствии фактическим вдохновителем политики циского царя Хуань-гуна, первого “гегемона” Китая. Гуань Чжуну приписывается также авторство высказываний, вошедших в философский трактат “Гуань-цзы”.

37. Шан Ян (Гунсунь Ян, 390—338 гг. до н. э.) — крупный государственный деятель и реформатор царства Цинь, автор трактата “Шанцзюньшу” (“Книга правителя области Шан”) посвященного вопросам государственного управления и социальной философии. Основоположник школы “законников”, или “легистов” (“фацзя”).

38. циньский царь Чжао правил в Цинь с 306 по 250 г. до н. э.

(пер. А. Г. Ткаченко)
Текст воспроизведен по изданию: "Вёсны и осени" - памятники китайской философской мысли // Проблемы Дальнего Востока, № 5. 1989

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.