Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ДИНАСТИЯ ХАНЬ ПЕРЕД УГРОЗОЙ ИЗВНЕ

(из докладов Цзя И трону)

Введение, переводы, заключение

Концепция «Хуа-и», предполагавшая абсолютное превосходство Китая над «варварами», в отдельные исторические периоды вступала в серьезное противоречие с политической реальностью. Такое противоречие отчетливо проявилось в первой половине II в. до н.э., когда молодая, неокрепшая династия Хань столкнулась с военными угрозами, исходящими от усилившегося северного соседа — сюнну 1. Система договоров «о мире, основанном на родстве», принятая в период правления первого ханьского императора, Гао-цзу (206-195), недолго сдерживала агрессию сюнну, при его преемниках утратила свою силу, более не ограничивала военную экспансию северного соседа и, по существу, исчерпала себя окончательно. О неблагополучном состоянии империи свидетельствует эдикт, изданный четвертым ханьским императором — Вэнь-ди (180-157).

«Мы обрели право оберегать храм предков, и нам со столь малыми достоинствами поручено стоять над народом, над правителями и ванами. Поэтому порядок или беспорядок в Поднебесной зависит только от нас одних и от двух-трех держащих бразды правления [сановников], которые подобны нашим рукам и ногам... Мы оказались не в состоянии распространить наши добродетели на далекие земли, поэтому с тревогой помышляем, что люди, живущие вне пределов [Срединного государства], могут сотворить зло...» [10, с. 231 (перевод модифицирован)].

Вэнь-ди признается в своей неспособности выполнить функцию мироустроителя до конца — упорядочить «дальних», т.е. варваров «внешних» земель. Китайская политическая мысль того времени была призвана предложить и обосновать меры, способные изменить сложившееся положение.

Цзя И *** (200-168 гг. до н.э.), представивший трону доклады об устроении империи с обстоятельным разделом, посвященным сюнну, не принадлежал к тем «двум-трем держащим бразды правления [сановникам]», о которых упоминал в своем эдикте Вэнь-ди. Высшей ступенью его рано оборвавшейся дворцовой карьеры стала должность [363] наставника младшего сына императора. Между тем у нас есть все основания присоединиться к мнению X. Дабса, считавшего Цзя И «величайшим государственным деятелем времен Ранней Хань» [28, т. 1, с. 293].

Выдающиеся успехи в ученых занятиях и литературный талант юного уроженца Лояна Цзя И обратили на себя внимание правителя области Хэнань, который приблизил его к себе, а заняв высокую должность Верховного судьи, представил своего протеже двору. Двадцатилетнему Цзя И было пожаловано официальное ученое звание боши — «муж обширной учености». Будучи самым молодым среди придворных ученых, он оказался и самым способным среди них, снискав особое расположение императора своими превосходными суждениями по проектам императорских указов. Вскоре он вступил в должность тайчжун дафу, или советника при дворе, в чьи непосредственные обязанности входило обсуждение императорских эдиктов. Император и далее благоволил к молодому сановнику, прочил его на высшие посты в государстве, но продвижение Цзя И к вершинам власти было неугодно вельможам из ближайшего императорского окружения, видевшим в нем потенциально опасносного конкурента. По их настоянию император был вынужден отдалить Цзя И от принятия важных решений, определив его на должность наставника младшего сына. Трагическое происшествие, приведшее к гибели воспитанника, роковым образом сказалось и на судьбе наставника: Цзя И был сослан в Чанша (удельное царство на территории совр. пров. Хунань), место, в то время считавшееся глухим и гиблым. Цзя И, оставшись не у дел, тяжело переживал случившееся, виня себя в нерадивом исполнении обязанностей. Жестокие удары судьбы пробудили в Цзя И высокое поэтическое дарование, вызвали к жизни строки, ставшие китайской поэтической классикой. Поэзия Цзя И проникнута элегическими настроениями, глубоким сопереживанием с трагической судьбой «поэта-отшельника» Цюй Юаня 2. Проведя в ссылке несколько лет, Цзя И был возвращен в столицу, где и провел последние годы жизни 3.

В эти последние годы жизни Цзя И становится доверенным лицом императора, оказывает неформальное и, по-видимому, определяющее влияние на принятие некоторых высочайших решений. Его биограф, в частности, сообщает, что после смерти строптивого младшего брата, удельного хуайнаньского царя, император, прибегнув к совету Цзя И, поделил владения покойного между его сыновьями, тем самым устранив беспокоившую его прежде угрозу трону (об этом см. [13, т. 5, с. 3739]). Меры по устранению сепаратистских тенденций, по усилению центральной власти были, вне всякого сомнения, важнейшей, но [364] отнюдь не единственной частью политических рекомендаций Цзя И. С его именем связывают обширную программу переустройства империи, касающуюся сфер правления и финансов, внутренней и внешней политики, хозяйственных и других видов деятельности. Если историк обратится к содержанию программы Цзя И, то обнаружит, что едва ли не все ее положения оказались воплощенными в государственной практике II в. до н.э. если не при жизни Цзя И, то после его смерти. Так, восходящий к Цзя И принцип равного наследования удельных владений взамен прежней системы майората становится всеобщим при императоре У-ди (141-87). То же следует сказать и о системе государственных экзаменов, о нововведениях в сфере денежного обращения и сельского хозяйства (подробнее об этом см. [16; 17; 30]),

Приступая к интересующей нас внешнеполитической части программы Цзя И, следует отдавать себе отчет в том, что мы имеем дело не со случайным или рядовым, но с авторитетным и влиятельным мнением если не крупнейшего политического деятеля, то, вне всякого сомнения, выдающегося представителя китайской политической мысли своего времени. В политических воззрениях Цзя И прослеживаются как отдельные даосские вкрапления, так и обстоятельные конфуцианские мотивировки. Например, Цзя И вполне в духе конфуцианства порицает, в частности, предшествующую династию Цинь (221-207 гг. до н.э.), уповавшую на законы и наказания при полном забвении добродетели (подробнее об этом см. [24, с. 473-483]). Вместе с тем в ряде конкретных политических рекомендаций, в сфере текущей политики Цзя И предстает последователем школы легистов, восприемником «метода» или «искусства» Шэнь Бухая *** (ок. 400 — ок. 340 гг. до н.э.), предлагавшего способы контроля правителя над бюрократическим аппаратом, приемы, способствующие успеху политических акций (подробнее об этом см. [21, с. 252-258]).

В исторической реальности эпохи Ранняя Хань (206 г. до н.э. — 8 г. н.э.), характеризующейся переосмыслением прежних философских представлений и взаимовлиянием ранее противоборствовавших философских школ, восприемник легистских методов управления Цзя И отходил от легизма в его крайних проявлениях и в этическом смысле склонялся к конфуцианству. В исторической ретроспективе Цзя И представляется нам непосредственным предшественником конфуцианства Дун Чжуншу *** (ок. 179 — ок. 104 гг. до н.э.) и его школы, которое вобрало в себя ряд приемлемых легистских положений, относящихся, главным образом, к системе управления государственным аппаратом, и на протяжении многих веков существовало в качестве официальной доктрины. Остается заметить, что в китайской традиции, [365] начиная с Бань Гу, утвердилось мнение о Цзя И как о конфуцианском мыслителе 4.

Изучение системы взглядов Цзя И на современную ему политику (в том числе и на внешнюю) сопряжено с серьезными, лишь отчасти преодолимыми трудностями и возможно только при условии критического отношения к источникам. О «Синь шу» ***, или «Новой книге», традиционно приписываемой Цзя И, к настоящему времени утвердилось мнение (впрочем, издавна бытовавшее в китайской библиографической критике) как о памятнике не вполне аутентичном или аутентичном лишь отчасти, сочинении если не поддельном, то определенно не избежавшем позднейших интерполяций (об этом см. [18, т. 2, с. 756-759; а также 21, с. 273-274; 25, с. 254-255]). Исследователь политической мысли Цзя И полагается в основном на те части «Синь шу», которые с меньшими или большими отклонениями приводятся также в тексте биографии Цзя И из «Хань шу» в качестве извлечений из его докладов трону. Аутентичность же тех частей «Синь шу», которые не находят соответствий у Бань Гу, остается неподтвержденной, по большей части сомнительной.

Относительно интересующей нас проблемы мы располагаем двумя обстоятельными отрывками, несомненно принадлежащими самому Цзя И. Один отрывок заключает в себе оценку состояния китайско-сюннуских отношений и с небольшими разночтениями приводится в «Хань шу» и «Синь шу». Другой приводится только в «Синь шу» и содержит конкретные рекомендации по исправлению сложившейся ситуации, т.е. собственно описание политической комбинации «три манеры поведения, пять приманок» ***. Бань Гу предпочел опустить эти рекомендации, но со всей определенностью указал на то, что они были представлены на высочайшее рассмотрение и входили в тексты докладов Цзя И трону (см. [13, т. 5, с. 3740]).

В тексте «Синь шу» присутствует также пространное суждение, касающееся тех выгод, которые обещает политика «трех манер поведения, пяти приманок», последующих политических акций (см. [14, цз. 4, с. 40-41]). Каких-либо параллелей этому отрывку в «Хань шу» не прослеживается; судя по содержанию некоторых вошедших в него пассажей (о южных сюнну и их переходе на сторону династии Хань 5), он вряд ли написан Цзя И и скорее всего является поздней интерполяцией. Это обстоятельство заставляет нас ограничить рассмотрение внешнеполитических воззрений Цзя И двумя упомянутыми выше отрывками.

Итак, вот как Цзя И оценивал состояние китайско-сюннуских отношений. [366]


«Положение Поднебесной такое, как у человека, который висит вниз головой. *Ведьа Сын Неба — глава Поднебесной. Почему? Он наверху. [Варвары от южных] мань [до восточных] и — ноги Поднебесной. Почему? Они внизу 6. Ныне же сюнну выказывают к нам пренебрежение, совершают грабительские набеги. Они *нисколько не чтят [Сына Неба]б. Для Поднебесной они стали бедой, да такой, которой нет конца. Династия Хань из года в год доставляет золото, разноцветный шелк и шелковую вату им в подношение. [Варвары от восточных] и [до северных] ди призывают нас к себе и отдают приказы, а это составляет прерогативу владыки и высшего. Сын Неба подносит дань, а это *подобаетв подчиненному и низшему. Ноги вопреки *всемуг оказываются наверху, а голова, наоборот, внизу. Поднебесная висит вот так вниз головой, и никто не в состоянии ей помочь... А еще говорят, что в государстве есть достойные люди... 7.

[Однако Поднебесная] не только висит вверх ногами. Она подобна хромому 8, да к тому же еще и больному сыпью. Но ведь и хромота — болезнь, и сыпь — болезнь тоже. *Ныне округа на северных и западных границах хотя и обладают высоким рангом, но [их жители] не освобождены от воинской повинности, начиная с мальчиков ростом в пять чи никто не откажется от отдыхад. Наблюдатели издали всматриваются в дневные и ночные сигналы тревоги, не могут прилечь; генералы и офицеры спят в доспехах. Потому-то я, Ваш подданный, говорю о еще одной болезни и берусь ее вылечить. Если Верховный [правитель] не воспользуется моими советами, то будет от чего лить слезы.

Ваше Величество, подобает ли Вам, носящему титул “божественный император" и “августейший", быть в удельных правителях у варваров-жунов. Ваше положение и без того униженное и постыдное, а Вы [367] продолжаете сносить обиды! Если так пойдет и дальше, то чем же это кончится?!

Все выдвигавшие планы полагали, что это [затруднение] неразрешимо, что никаких средств для этого не существует. Я же, Ваш недостойный подданный, подсчитал орды сюнну. Все они не превышают населения одного большого уезда [империи] Хань 9. Я весьма стыжусь за тех, кто держит в руках дела [правления]! При громадности [ее территории] как может Поднебесная испытывать затруднения от орды, населяющей всего один только уезд?!

Ваше Величество, почему бы Вам не попробовать сделать меня, Вашего подданного, чиновником, управляющим зависимым государством, ведающим сюнну. Осуществите мой план, и я с Вашего дозволения приведу шаньюя 10 со шнуром на шее, *отдам его жизнь в Вашу властье, брошу перед Вами ниц Чжунхан Юэ 11 и стану бить его палками по спине. Вся орда сюнну станет подчиняться только приказам Верховного [правителя].

Ныне же Вы охотитесь не на лютого врага, а на полевых кабанов, ловите не взбунтовавшихся разбойников, а поднятых [псами] зайцев. Вы предались ничтожным развлечениям и не помышляете о великом бедствии. Не это ведет к умиротворению. *Благая сила-дэ [императора] распространяется далеко, грозное величие-вэм [императора] простирается вдаль. Когда же приказы [императора], облеченного грозным величием, действуют лишь на несколько сотен ли окрест, — вот из-за чего стоит лить слезы»ж [13, т. 5, с. 3710-3712].

Вот какие пути исправления сложившейся ситуации видит Цзя И.

*«Я, Ваш подданный, установил для Вашего Величества “три манеры поведения" [по отношению к сюнну] и поставил “пять приманок". Если с их помощью спорить с шаньюем [за обладание] его народом, то подчинить сюнну будет так же легко, как стряхнуть с дерева [привлеченных на яркий свет цикад] 12. Ведь люди, не следующие по истинному пути, способны на нарушения и непокорство. А они (т.е. сюнну. — М.Е.) таковы с давних порз. [368]

*Если Вы, Ваше Величество, снизойдете до меня и соблаговолите принять план Вашего подданного, то Ваш подданный, [сообразуясь с] положением дел, возвестит [сюнну] слово Сына Неба, сделает так, что великая орда сюнну поверит Вашему Величеству. Если кто-то передает слова, они [должны] непременно выполнятьсяи. *Человек, давший обещание во сне, и проснувшись, не обманет доверия. Если Ваше Величество уже обещали, то [Ваше слово] ясно, как солнце на восходе. Поэтому, когда [люди] слышат единое слово государя, то пусть они будут даже такими далекими, [как сюнну], их воля не будет [омрачена] сомнениями, пусть они даже враждебны нам, в их сердца не закрадется недоверие. А если так, то доверие [Сына Неба] будет возвещенок и все, что мы наметили, осуществится. [Это] первая “манера поведения".

Кроме того, я, Ваш подданный, *[сообразуясь с] положением дел, возвещу [сюнну] любовь Вашего Величества, сделаю так, что [сюнну] сами узрят ее воочию. Если люди, у которых лица варваров-гу и внешность варваров-жунов, сами убедятся, что они любимы Сыном Неба, то [потянутся к нему], как малое дитя к любящей матери. А если так произойдет, то Ваша любовь к ним будет наконец возвещена.л [Это еще] одна “манера поведения". [369]

Кроме того, я, Ваш подданный, возвещу [сюнну], что* приятно Вашему Величеству. Пусть варвары-ху сами увидят: если они в чем-то умелы и искусны, то всем этим можно прийтись по вкусу Сыну Неба.м А если так произойдет, то будет наконец возвещено, что приятно [Сыну Неба. Это еще] одна “манера поведения".

*[Итак, Сын Неба] любит наружность других людей, ему нравятся умения других людей. В Пути людей доверие является великим моральным устоем, долгом божественного императора. [Если то, что он] любит [их внешность] и ему приятны [их умения], так и есть на самом деле; если можно надеяться на данные им обещания, то и [в случаен смертельной опасности, когда] десятерых постигает смерть и лишь один остается в живых, они непременно придут к [Сыну Неба]. Это и называется “тремя манерами поведения".

Вообще говоря, что касается *наград в государстве, то [эти награды] не могут распределяться поровну. Награждать поровну — значит опустошить государство. Однако, когда награды скудны, этого недостаточно, чтобы тронуть людей.о Поэтому умеющий награждать [сначала как бы] станет топтать, попирать [сюнну] ногами, а после этого будет время от времени проявлять к ним щедрость. Пусть смотрят [на награды], как на нечто, достойное внимания, твердят о них, как о том, о чем стоит говорить. И тогда можно будет привлечь к себе сердца *целогоп государства.

Ваше Величество, соблаговолите внять советам Вашего подданного, и тогда у меня найдутся свободные средства 13.

Прибывшие к нам сюнну от глав кланов и выше пусть непременно будут одеты в расшитые шелковые одежды, а их жены и дети — в узорные парчовые платья. *Пусть представят им пять серебряных колесниц, разукрашеных крупными резными узорамир, запряженных [370] каждая четверкой лошадей, снабженных зелеными тентами. Пусть придадут им эскорт из нескольких всадников и каждому, кроме кучера, еще и сопровождающего, [сидящего на колеснице справа]. *Даже шаньюй при выездах и возвращениях [в ставку] не пренебрег бы этим. Пусть сюнну, предавшиеся нам, всегда получают, а [Ваше Величество] одаривает их этим. Все в государстве, кто услышит и увидит [это],с с сердцами, полными надежд, сообщат об этом другим. Люди станут уповать на Вашу милость, полагая, что если сами прибудут к нам, то смогут получить то же. Тем самым мы *наведем порчут на их глаза. [Это] — одна “приманка". [371]

*Если среди сюнну, которых [Ваше Величество] побудили приехать, будет много предавшихся нам,у то при большом скоплении народа Верховный [правитель] непременно призовет кого-то из них и пожалует еду. Еда будет состоять из четырех-пяти превосходных блюд, великолепных кусков вареного и жареного мяса, приготовленного в маринадах. Перед каждым [поставят] столик в несколько чи в длину и ширину, велят сесть за каждый из них по одному человеку. Варвары-ху, *исчисляемые сотнями, пожелавшие посмотреть [на пир], будут стоять рядом. Те, кто отведал яства, обрадуются, будут есть и посмеиваться. А еда будет на вкус такой, какой им и пробовать-то никогда не приходилось. Пусть прибывшие к нам всегда получают, а [Ваше Величество] потчует их [этим]. В целом государстве, кто это слышал и видел, пуская слюни, расскажут об этом другим. Люди станут алкать того же 14, полагая, что если сами прибудут к нам, то смогут это получить. Тем самым мы наведем порчу на их уста.ф [Это еще] одна “приманка".

*Что до предавшихся нам выдающихся мужей, а также тех, кого [Ваше Величество] побудили приехать 15, то Верховный [правитель] непременно пошлет пригласить кого-нибудь из них в качестве гостей. Пусть получат приглашение и их знакомые. Тем варварам-ху, которые пожелают посмотреть [на прием], не запрещать.х Пусть придворные [372] дамы напудрятся, подведут брови тушью и *в расшитых шелковых одеждахц в количестве двадцати-тридцати человек прислуживают им в зале. *За азартными играми, за развлечениями они станут потчевать варваров-ху.ч *Верховный [правитель] пошлет [за артистами] Музыкальной палаты, милостиво изволит воспользоваться [их услугами]. Пусть музыканты дудят в маленькие флейты, бьют в барабаны и барабанчики, а актеры и акробаты сменяют друг друга. Пусть время от времени выступают танцоры и плясуны, а вслед за ними под грохот барабанов исполняет свой танец человек-кукла 16. А ночью выступят с музыкальным представлением варвары-жуны. Они возьмут за руки и поведут за собой гостей Верховного [правителя]. С начала и до конца [представления] их будут поддерживать придворные дамы в количестве десяти и более. Пусть те, кого [Ваше Величество] побудили предаться нам, время от времени получают, а [Ваше Величество] услаждает их [этим]. В целом государстве, кто это слышал и видел, широко раскроют глаза от изумления и расскажут об этом другим. Люди засуетятся, забеспокоятся только о том, как бы им не опоздать с прибытием к нам. Тем самым мы наведем порчу на их уши.ш [Это еще] одна “приманка". [373]

*Вообще, если кто из предавшихся нам милостиво удостаивается приема [у Вашего Величества] или прибывает согласно условиям договора, пусть Ваше Величество иногда проявляет к кому-то из них щедрость. Сделайте так, чтобы здесь у них была высокая зала и отдельный флигель, превосходная кухня с большими кладовыми и конюшня с отборными лошадьми, боевая колесница в личном хранении. Рабы и рабыни, множество детишек, домашний скот — [всего должно быть] в достатке. Устройте так, чтобы в это время был большой пир, и пусть пригласят варваров-ху в гости, станут потчевать послов варваров-ху. Пусть Верховный [правитель] назначит чиновника в помощь им на пиру, предоставит музыку. И пусть жилище, кухня, музыка, кладовые и скот превосходят то, что [они имели] прежде. Если [сянь-]ваны и лу [ли-ваны] уйдут от своего шаньюя, пусть [Ваше Величество] иногда кого-то из них так одаривает, предоставляет им дома 17. Целое государство сюнну будет расположено [к Вашему Величеству] и станет уповать [на Ваше Величество]. Люди засуетятся, забеспокоятся только о том, как бы не опоздать с прибытием к нам. Тем самым мы наведем порчу на их желудки.щ [Это еще] одна “приманка". [374]

Из тех, кто пришел предаться нам, Верховный [правитель] непременно кого-нибудь милостиво удостоит приема, одарит родительской лаской, а затем дозволит определиться на службу. Известно, что старшие варвары-ху — грубые родители. Так пусть же Верховный [правитель] к младенцам-ху будет так же добр и любвеобилен, как к сыновьям своих высокопоставленных [подданных]. Верховный [правитель] милостиво соизволит принять у себя с несколько десятков человек, сделает так, чтобы и на официальных приемах, и в часы досуга они сопровождали его при выездах и посменно прислуживали во внутренних покоях. Когда же Верховный [правитель] потчует варваров-ху, когда [учреждает] Великие ристалища 18 и приглашает на них послов варваров-ху, силачи 19 и воины, как всегда, будут прислуживать близ [императора] по одну сторону, а мальчикам-варварам будет дозволено приблизиться и прислуживать по другую. Знатные варвары-гу будут поочередно выступать вперед и предлагать [гостям] вино. Верховный [правитель] милостиво изволит лично распорядиться, чтобы подливали вино в чаши послов, обхаживали их. Когда Верховный [правитель] уходит на отдых, [парадное] платье расписного шелка, [украшенный драгоценными раковинами] большой пояс и другие оставшиеся после приема гостей одежды подносятся им в качестве даров. Верховный [правитель] милостиво изволит ласкать мальчиков-варваров, похлопывает их, играет с ними в кольцо. А когда подают жареное мясо, милостиво изволит кормить их. [Верховный правитель] снимает с себя великолепные одежды и лично одаривает их. [Когда] Верховный [правитель] встает, мальчики-варвары [находятся] кто сзади, кто спереди него. Знатным варварам будет дозволено подносить вино; и они будут в платье с казенной печатью на шнурке. Знатные варвары будут стоять перед [Верховным правителем]! *Пусть только некоторые люди достигают, а [Верховный правитель] устанавливает им такое положение. В целом государстве, кто увидит и услышит [это], широко раскроют [375] глаза от изумления, возжелают [того же]. Люди засуетятся, забеспокоятся только о том, как бы не опоздать с прибытием к нам. Тем самым мы наведем порчу на их сердца. [Это еще] одна “приманка".

Итак, привлечем, притянем к себе их уши, привлечем их глаза, привлечем их рты, привлечем их желудки. И они окажутся в четырех отношениях привлечены. А еще мы привлечем к себе их сердца. Так разве же мы не подчиним варваров-ху, не принудим их упасть [к нашим ногам]?!э Это и называется “пять приманок"» [14, с. 38-40].


* * *

Впечатление известного практицизма, остающееся от прочтения сентенций Цзя И, отчасти объяснимо. Доклад трону — документ конфиденциального содержания, хотя и выдержанный в духе высокой словесности, но не предназначенный для широкой публики, обращенный в сферу не декларируемой, но реальной политики. Мы располагаем памятником не политической теории, но практики, документом своего рода «тайной дипломатии» династии Хань — периода, когда, по общей оценке исследователей, складывалась китайская имперская доктрина.

Приведенные сентенции позволяют нам удостовериться в том, что Цзя И ни в чем не отступает от исконных, идущих из глубокой китайской древности представлений об устроении мира. В этих представлениях центральное место, причем не в формальном значении этого слова, отводится Сыну Неба (Верховному правителю), власть которого простирается на Срединное государство (внутренние, цивилизованные земли), а также на государства варваров (некитайский обозримый мир). Верховный правитель, или Глава Поднебесной, наделен в этой системе представлений прерогативой высшей, абсолютной власти, в условиях имперской государственности освященной к тому же титулами «августейший» и «божественный». Идеальный способ существования этой системы подразумевал «благое воздействие» (дэ) императора на варваров, подкрепленное имперским могуществом или «грозностью» (вэй), [376] и как бы замыкался на ответном изъявлении покорности варварами, прибывающими ко двору (об этом см. [2]). Резкое несоответствие этой идеальной системы тому реальному состоянию внешних сношений, какое сложилось при первых ханьских императорах («...сюнну выказывают к нам пренебрежение, совершают грабительские набеги... не чтят [Сына Неба]; варвары... призывают нас к себе и отдают приказы»), вызывало у Цзя И образ висящего вниз головой человека, определяло пафос его высказываний.

Вместе с тем отмеченное несоответствие ни в коей мере не побуждало Цзя И усомниться в исходных положениях этой системы, подвергнуть ее хотя бы частичному пересмотру. В частности, предлагая свои услуги в качестве управителя зависимого государства, он нисколько не посягает на высшие права Сына Неба, ничуть не помышляет о предоставлении ему части сакральных мироустроительных функций императора 20. Основное содержание его деятельности в этом качестве сводится к изъявлению варварам императорской воли, к приведению их в состояние полнейшей покорности Главе Поднебесной 21.

Путем простейших логических построений нетрудно убедиться, что китайская традиционная система мироустроения приемлет правителей-варваров и их державные притязания до определенных пределов, в той лишь степени, в какой они не угрожают приоритету и верховной власти императора. Притязания верховного вождя сюнну, шаньюя, выходили далеко за эти пределы, и потому основным звеном, как бы средоточием планов Цзя И становятся меры по устранению опасного конкурента. В качестве таких мер предлагается политическая комбинация «три манеры поведения, пять приманок».

Политическая комбинация Цзя И отмечена полнейшим реализмом, предельной политической (а в некотором роде и психологической) изощренностью, унаследованной, вероятно, от мастеров «искусства» управления. Легистские приемы как нельзя кстати пришлись в области внешней политики, оказались приемлемыми в отношении тех варваров, которые, в представлении жителя Срединного государства, люди не вполне полноценные. Вероятно, внешняя политика, в понимании Цзя И, — сфера, наименее стесненная моральными запретами.

«Три манеры поведения» только по первому впечатлению отличаются от «пяти приманок» некоторым благообразием, бoльшим сходством с привычными дипломатическими нормами. «Искусство» управления, преподнесенное Шэнь Бухаем, предписывало правителю вызывать любовь и симпатию своих подданных (об этом см. [2, с. 73-75]); судя по всему, отсюда этот прием и был заимствован Цзя И. «Три манеры поведения» в политической комбинации Цзя И как бы подготавливают, обслуживают и обеспечивают «пять приманок». Возвещая [377] народу сюнну об императорском доверии, любви и одобрении, Цзя И, конечно же, не ожидает от него всеобщего и немедленного изъявления покорности, верноподданнических чувств. Политический расчет состоит здесь в том, чтобы посредством заверений в императорском расположении открыть доступ и обеспечить приток сюнну к императорскому двору, создать для них новую сферу притяжения, а в конечном итоге, предложить альтернативу власти шаньюя. Тот же политический расчет, по-видимому, подсказал Цзя И, что такие заверения могут показаться соблазнительными для тех сюнну, кто состоял в открытой или тайной оппозиции к шаньюю, в частности для кого-нибудь из сянь-ванов или лули-ванов.

Теоретической предпосылкой для «пяти приманок» Цзя И послужил метод наград и наказаний, в качестве важнейшего средства государственного управления разработанный школой легистов и с течением времени воспринятый ханьским конфуцианством (об этом см. [9, с. 208]). Применение наград в отношении сюнну вдохновлялось и традиционными представлениями о том, что поступками этически неполноценных варваров движет выгода и алчность (об этом см. [4]). Политический подтекст и здесь состоял в том, чтобы посредством щедрых посулов и богатых даров переманить на свою сторону представителей высшей сюннуской знати, вызвать раздоры в стане северного соседа. Тем самым Цзя И предвосхитил ту политику «с помощью варваров уничтожать варваров», которая по прошествии столетия становится доминирующей в сношениях Китая с сюнну (об этом см. [3, с. 22]).

В согласии с господствующими представлениями угрозы, исходящие от сюнну, воспринимаются Цзя И явлением того же порядка, что и внутренние раздоры, их своего рода продолжением. Вряд ли случайно раздел о сюнну примыкает в его докладе к разделу, излагающему меры по устранению сепаратистских тенденций, а в его политическом диагнозе «хромота» (угрозы изнутри) соседствует с «сыпью» (угрозы извне). В планах Цзя И решение внешних задач тесно увязывается с задачами внутренними, а военные угрозы со стороны северного соседа заставляют его сокрушаться не о военной слабости империи, но об общем состоянии «дел правления» 22.

В той полемике вокруг сюннуской проблемы, которая на протяжении многих десятилетий II в. до н.э. велась при ханьском дворе, Цзя И, как нам представляется, всецело принадлежал к «мирной» партии, тому течению политической мысли, которое избегало решительных военных акций во внешней политике, опиралось на договорную систему. Виднейший представитель этого течения Дун Чжуншу несколькими десятилетиями позже Цзя И следующим образом изложил задачи политики в отношении сюнну. [378]

«Долг побуждает благородного мужа, а выгода движет алчным [человеком]. Что же касается сюнну, то их нельзя образумить гуманностью и долгом, но только с помощью [предоставления] больших выгод и связав обетом Небу. Поэтому предоставим им большие выгоды для того, чтобы они оставили свои устремления, заключим союз перед Небом и тем закрепим договор, возьмем в заложники любимых сыновей [шаньюя] и так обеспокоим их. Если и захотят сюнну проявить непостоянство, то разве пойдут на потерю значительных выгод, разве осмелятся на обман Верховного Неба, разве смирятся с гибелью любимых сыновей [шаньюя]?!

Стоимость даров [для сюнну], собираемых за счет налогов, не столь велика, как расходы на содержание войск, а упорство при защите городских стен приводит к тем же результатам, что и договоры, заключенные верными чиновниками. Так пусть же отцы и братья из народа, обороняющего пограничные земли, ослабят свои пояса, а их дети едят вдоволь. Пусть же лошади варваров-ху не переходят за Великую стену, а приказы о спешном военном наборе не рассылаются по Срединному государству» [13, т. 8, с. 5391-5392].

Сентенции Дун Чжуншу обнаруживают несомненное сходство с тем, что докладывал трону Цзя И. Избегая решительных военных акций, Дун Чжуншу вслед за своим предшественником предлагает экономический способ воздействия на варваров. Впоследствии этот способ воздействия в сочетании с дополнительными мерами, изложенными Дун Чжуншу (придание договорной системе сакральных форм и введение института заложников), лег в основу даннической системы, ставшей стержнем имперской политики Китая (об этом см. [32, с. 38-39]).

В китайской политической традиции к рекомендациям Цзя И сложилось двойственное отношение, прослеживаемое начиная с Бань Гу (см. [13, т. 5, с. 3740]). Не в силах пренебречь этими рекомендациями в экстремальных ситуациях, которые не раз повторялись впоследствии, а отчасти и при благоприятной политической конъюнктуре, китайские политические деятели при первой возможности старались предать их забвению, вовсе о них умалчивали или упоминали вскользь (об этом см. [31, с. 28-31]). Для нас рекомендации Цзя И интересны как памятник китайской политической мысли периода становления имперской доктрины. На наш взгляд, они обнаруживают полную способность имперской доктрины применяться к реальным историческим условиям.


Комментарии

1. О сюнну и истории китайско-сюннуских отношений в ряду обстоятельных исследований последних лет см. [8; 11; 20; 22; 27].

2. О поэтическом наследии Цзя И см. [23; 26].

3. Обстоятельную биографию Цзя И вслед за Сыма Цянем (ок. 145 — ок. 85 гг. до н.э.) (см. [12, с. 879-882]) написал Бань Гу (32-92) (см. [13, V, 3687-3740]), который значительно дополняет своего предшественника за счет текстов докладов Цзя И трону. Вместе с тем биография из «Хань шу» во многом лишена того поэтического наполнения, благодаря которому биографию Цзя И в «Ши цзи», объединенную в одной главе с биографией Цюй Юаня, относят к шедеврам китайской исторической прозы. Современные критические издания биографии Цзя И см. [15; 19, с. 159-197].

4. Бань Гу помещает сочинение Цзя И в главу «Конфуцианцы» биографического раздела «Хань шу» (см. [13, т. 5, с. 3137]). Подробнее о философских позициях Цзя И см. [16; 17; 29].

5. Южные сюнну стали политической реальностью и появились в китайском политическом лексиконе только в I в. н.э., т.е. по прошествии двух веков.

6. Оппозиция «верх (Китай) — низ (варвары)» — обычный риторический прием китайского политического лексикона. Много веков спустя Чжу Юаньчжан (1368-1398), основавший династию Мин, направил тибетцам манифест, где относительно предшествующей монгольской династии Юань, в частности, говорится: «В недавнем прошлом варвары-ху воровски захватили Хуася и господствовали над ним более ста лет. Кто из имеющих разум может сдержать гнев, когда головной убор и обувь меняются местами» (цит. по [7, с. 48]).

7. Эта и последующие инвективы в адрес «держащих бразды правления» или ближайших сановников императора не покажутся слишком резкими, если вспомнить обстоятельства, приведшие к ссылке Цзя И.

8. Цзя И уподобляет Поднебесную хромому в предшествующем разделе доклада, где речь идет о внутренней угрозе трону, исходящей от владетельных царей (см. [13. т. 5, с. 3708]).

9. Подробные данные о численности сюнну приводятся в «Синь шу», где, в частности, говорится: «...Сюнну, натягивающих лук, числится всего шесть раз по десять тысяч. Пять ртов дают одного латника. Пять на шесть будет тридцать, что означает численность тридцать раз по десять тысяч» [14, с. 37]. По оценкам современных исследователей, в «Синь шу» приводятся явно заниженные данные: предпочтительнее сведения других китайских источников, согласно которым численность сюнну достигала полутора миллионов (об этом см. [8, т. 2. с. 5-6]).

10. Шаньюй — титул верховного правителя сюнну; подробнее о нем см. [8, т. 2, с. 6-7].

11. Чжунхан Юэ — евнух, перешедший на сторону сюнну и открывший им тайные планы двора; в докладе шаньюю предостерегает от увлечения предметами китайской материальной культуры, усматривая в этом основную опасность для сюнну (см. [32, с. 37]).

12. Фраза ...стряхнуть с дерева привлеченных на яркий свет цикад реконструируется по сходному пассажу, приведенному ранее в тексте «Синь шу» (см. [14. с. 37]); по традиции, идущей от «Сюнь цзы» (гл. «Чжи ши»), под ловлей цикад на свет разумеется искусство привлекать на свою сторону нужных правителю людей.

13. Китайские комментаторы считают выделенную фразу плеоназмом, указывая на то, что она в точности повторена в другом месте «Синь шу». где выглядит логичнее.

Прим. отв. ред.: Высказывалось и мнение, что это не плеоназм (см. [16а, с. 442, примеч. 1]).

14. Перевод выделенной фразы выполнен исходя из соображений параллелизма; дословный перевод: «Люди станут жаждать [добраться] до того [источника], откуда проистекают эти [дары]».

Прим. отв. ред.: Вот текст этой фразы по Ци Юйчжану: жэнь сюй! (ту) тань ци со ***? (***) *** («люди не будут находить себе покоя на своем месте») [16а, с. 445].

15. В оригинале: «если прибывают послы», что представляется сомнительным, поскольку нарушает параллелизм.

Прим. отв. ред.: Тем не менее китайские комментаторы считают, что и здесь и ранее речь идет именно о двух параллельных рядах событий — прибытии послов от сюнну в Китай и переходе «больших людей» сюнну на его сторону (см. [16а, с. 446 (примеч. 1), 451]).

16. Человек-кукла — популярный персонаж китайских театрализованных представлений, в эксцентричной форме воплотивший черты западного варвара; его образ восходит к рассказу о герое древнего предания Янь-ши.

Прим. отв. ред.: В рассказе о Янь-ши говорится лишь, что этого ремесленника подарили Му-вану, когда тот возвращался с запада (где перевалил через Куньлунь), но до прибытия в «государство центра». Комментаторы считают, что Янь-ши преподнесло чжоускому царю какое-то «владение» (см. [10а, гл. 5, с. 11-12]).

17. По утверждению китайских комментаторов, выделенная фраза в оригинале содержит неверные иероглифы. Сянь-ваны и лули-ваны — удельные правители высших степеней знатности, ближайшие советники шаньюя; сыновья и младшие братья шаньюя, наследующие его титул (подробнее об этом см. [8, т. 2, с. 11-14]).

18. Великие ристалища — своего рода фестивали с бойцовскими турнирами, конными соревнованиями и состязаниями по стрельбе из лука, а также с театрализованными представлениями и пирами, созываемые при ханьском дворе (подробнее см. [28, т. 2, с. 129-131]).

19. В одной из редакций «силачи» заменены на «доблестные мужи».

20. По этому поведу будет уместным вернуться к эдикту Вэнь-ди (см. ранее, с. 362) и привести суждение современного исследователя М.В. Крюкова.

«...В тексте данного эдикта содержится одно весьма любопытное признание, свидетельствующее о новых качественных изменениях во внешнеполитических представлениях китайцев. Если в период Инь-Чжоу-Цинь мироустроительными функциями обладал лишь один император, то здесь уже эти функции распространяются на двух-трех высших сановников. В этом чувствуется влияние конфуцианской концепции цзюнь цзы (“благородного человека") — только “благородный человек" способен управлять Поднебесной, а поскольку цзюнь цзы может стать всякий, кто в совершенстве владеет учением Конфуция, то к управлению делами Поднебесной теоретически допускался уже не один лишь император. Признание Вэнь-ди весьма знаменательно, и на него следует обратить особое внимание, ибо это было, по-видимому, первое в истории китайской внешнеполитической мысли официальное признание, что отныне император делит свои мироустроительные функции с ближайшим окружением. Высшая бюрократия допускается к решению крупных международных проблем» [6, с. 366].

Приведенное высказывание может быть принято, но с одной существенной оговоркой. Императорский эдикт, конечно же, ни в коей мере не посягал на незыблемый постулат китайской внешней политики — неделимую мироустроительную функцию Верховного правителя, дарованную Небом. В реальной политике высшие сановники занимали активные, а в отдельные исторические моменты и ведущие позиции, но их деятельность так и не была освящена авторитетом верховной власти, подобно власти императора.

21. Официальный представитель ханьского двора, наделенный в чем-то сходными полномочиями, прибыл в ставку шаньюя южных сюнну по прошествии более чем двухсот лет. Ему были приданы небольшой военный отряд и несколько чиновников, которым вменялось в обязанность решение спорных дел и контроль за исполнением императорских указов (подробнее об этом см. [3, с. 39]).

22. Выявление способов взаимосвязи «внутреннего» и «внешнего», установление соподчиненности и взаимообусловленности внутренней и внешней политики в китайской имперской доктрине представляется нам одним из наиболее перспективных направлений специальных исследований; ряд интересных соображений по этому предмету см. в [5; 1, с. 259-260].


Комментарии отв. редактора

*а За исключением переводов из географического трактата «Истории Хань» (см. выше, с. 55-76) в ходе титульного редактирования мною были сверены все переводы в статьях Е.А. Торчинова и почти все в статье М.Е. Ермакова. Не считая себя вправе произвольно менять там что-либо существенное, я дал свои варианты перевода тех или иных отрывков, начала которых отметил звездочками, а концы — буквами; те же знаки повторяются в постраничных примечаниях, содержащих мои варианты перевода. В некоторых случаях я счел нужным сопроводить текст комментариями и внести дополнения в библиографии. — Отв. ред. Ю. Кроль.

В оригинале стоит не «ведь», а «обычно», «каждый».

*б Точнее: крайне непочтительны [к Сыну Неба] («крайняя непочтительность» — термин: название тяжкого преступления при Хань).

*в Досл : ритуал, подобающий.

*г Ожиданиям.

*д Ныне в округах на северных и западных границах даже обладателям высокого ранга нелегко получить освобождение от воинской повинности, [людям же] начиная с мальчиков ростом [всего] в пять чи и старше нелегко получить отдых [от тягот пограничной службы].

*е Досл.: по своему усмотрению решить, жить ему [или умереть]...

*ж Благую силу дэ [божественного императора] можно распространить на [живущих] далеко, грозным величием вэй [божественного императора] можно поразить [живущих] далеко. Но если всего за несколько сот ли от [его резиденции его] грозные приказы не действуют, — вот из-за этого стоит лить слезы».

*з Согласно другой, более древней редакции этого отрывка, он начинается словами би ся вэй чэнь *** (а не чэнь вэй би ся) и означает: Если Вы, Ваше Величество, велите мне. Вашему подданному, ввести «три манеры поведения» и разложить «пять приманок», с их помощью вступить с шаньюем в спор [за власть над] его народом, то подчинить сюнну будет так же [легко], как стряхнуть [с дерева] сухие листья. Да почему же [этим] людям, не следующим истинному пути, подобает быть такими дерзкими и непокорными в течение [столь] долгого времени? [16а, с. 433-435, примеч. 1-4].

*и В оригинале стоит знак янь ***, отсюда перевод Ермакова: «слово Сына Неба». Но один из комментаторов предлагает заменить инь знаком синь ***, очень похожим на него по начертанию. Это позволяет понять текст иначе: «...Если Вы, Ваше Величество, согласитесь осчастливить Вашего подданного и применить [его] план, то Ваш подданный будет, используя положение дел, доводить до сведения (= возвещать) сюнну, что Сын Неба заслуживает доверия, и сделает так, что широкие массы сюнну поверят Вашему Величеству; [он] станет произносить [перед ними] лишь слова [Вашего Величества, подлежащие] претворению [в жизнь] (? или: распространению? тун янь ***), которые будут непременно выполняться и не будут высказываться легкомысленно».

*к По мнению комментатора «Синь шу», сочетание бэй ци синь ***, переведенное Ермаковым: «обмануть доверие», следует заменить графически очень похожим сочетанием бэй ци янь *** («нарушить свое слово»). В нескольких изданиях «Синь шу» после знака жо *** («как») в тексте стоит знак синь *** [16а, с. 433, 435-436, примеч. 7, 8] («верить, доверять, не сомневаться», а также «регулярный», здесь — «считать регулярным», «не сомневаться в регулярности»). Отсюда мой вариант перевода: «Человек, давший обещание во сне, и проснувшись, не нарушит своего слова. Если Ваше Величество уже обещали, [в Вашем обещании не сомневаются], как не сомневаются в регулярности восходов сияющего солнца. Поэтому, когда [подданные] слышат одно-единственное высказывание государя, пускай [там] есть сокровенные и глубокие [мысли выше их понимания(?)], его стремления не [вызывают] недоверия; что же до враждебных [нам] людей, то [и] в их сердцах не [возникает] сомнений; а раз так, то, значит, до сведения [сюнну] доведено (= возвещено), что Сын Неба заслуживает доверия...»

*л ...используя положение дел, доведу до сведения (= возвещу) [сюнну], что Ваше Величество [их] любит, сделаю так, что они взглянут на себя: если у них лица варваров ху и внешность варваров жун, они убедятся, что любимы Сыном Неба, и [потянутся к нему], как дитя, встретившее любящую мать; а раз так, то, значит, до сведения [сюнну] доведено (= им возвещено), [кого (или: что) он] любит.

*м...доведу до сведения (= возвещу) [сюнну], что нравится Вашему Величеству. Пусть варвары ху взглянут на себя: если у них есть искусства, в которых они сильны и которыми хорошо владеют, то всем [этим] можно прийтись по нраву Сыну Неба; а раз так, то, значит, до сведения [сюнну] доведено (= им возвещено), [что ему] нравится.

*н Если любят наружность [других] людей, если нравятся искусства [других] людей, это [соответствует] пути человеколюбия; если, заслуживая доверие, действуют [в духе] высокой нравственной чистоты, это [соответствует] долгу божественного императора (или: неизменному долгу ср. [13, гл. 48, с. 3740, коммент. Янь Шигу]. — Ю.К.). [Ваше Величество], когда [Вы] любите или [Вам что-нибудь] нравится, то [Вы] искренни; если [Вы] уже дали обещание, то [на него] можно надеяться; [поэтому и в случае...

*° ...[раздачи] наград в государстве, то эти [награды] нельзя распределять поровну. Награждать поровну — значит опустошить государство. Однако, когда награды скудны, их нехватает для того, чтобы тронуть [сердца] людей.

*п ...всего[их]...

*р И вместе с тем пусть предоставят им пять серебряных (или: отделанных серебром?) колесниц...

*с У слов первого предложения бу цин ду цы *** есть и другое толкование (см. [16а, с. 444, примеч. 6]), которое использовано в моем варианте перевода: «Ведь даже выезды [из резиденции] и возвращения [туда] шаньюя не могут быть пышней и красивей этих. Пусть сдавшиеся нам (= перешедшие на нашу сторону) сюнну время от времени получают [такие одежды и выезды, а Ваше Величество] одаривает их этим. Во всем [их] государстве те, кто услышит об этом или увидит это...»

*т Как показали китайские комментаторы, знак хуай *** (здесь и далее переведенный Ермаковым: «навести порчу на») стоит в тексте вместо графически похожего на него знака хуай ***, означающего: «привлечь на свою сторону добрым отношением», «располагать к себе» или же, как считает Ци Юйчжан, являющегося синонимом знака ань *** («доставить удовлетворение», «умиротворить, дать покой»), — в древности оба иероглифа хуай взаимозаменялись. Следовательно, параллельные сочетания хуай ци му ***, хуай ци коу ***, хуай ци эр ***, хуай цифу *** и хуай ци синь *** значат: «привлечь к себе их глаза», «их уста», «их уши», «их животы (брюхо)», «их сердца» или же «доставить удовлетворение (удовольствие) их глазам», «их устам», «их ушам», «их животам» и «ихх сердцам». Однако Ци Юйчжан приписывает знаку хуай значение ань лишь в первых четырех случаях, а про «сердца» сюнну говорит только, что некто (судя по контексту, император) «влечет за собой (= привлекает к себе. — Ю.К.)» эти сердца, соблазняя сюнку примкнуть к империи. Кроме того, он толкует фу («живот») как заимствованный иероглиф, указывающий на его омоним фу *** («богатство»), а сочетанию хуай ци фу приписывает значение: «с помощью богатства обеспечить им [= сюнну] мир и благоденствие» [16а, с. 444-445 (примеч. 8), 459, примеч. 7]. С одной стороны, это гораздо лучше подходит к описанию четвертой «приманки», где в основном говорится про обогащение сюнну в Китае, хоть и упомянуто о приглашении их на пиры (добавим, что «уста» и «животы» функционально близки друг другу как образы поглощения еды и пищеварения; казалось бы, без одного из двух можно было бы обойтись). С другой стороны, приняв толкование фу=богатство, комментатор вставляет в перечисление ряда человеческих органов (глаз, ушей, уст, сердец) характеристику материального положения человека, которое в отличие от них может меняться с течением времени; поскольку оно — не орган человеческого тела, то кажется совершенно неуместным в этом ряду; к тому же между фразами перевода «доставить удовольствие их животам» и «с помощью богатства обеспечить им [= сюнну] мир и благоденствие» отсутствует параллелизм (в одном случае дополнение — «животы», а в другом — «они», т.е. сюнну; в первом случае дополнение стоит после сказуемого, как и в китайском оригинале, во втором оно вынесено Ци Юйчжаном перед сказуемым и введено как инструментальное ), так что перевод сочетания хуай ци фу у Ци Юйчжана кажется натянутым. Для меня вопрос решается тем, что в конце рассуждения о «пяти приманках» мысль о «привлечении к себе» первых четырех органов тела сюнну повторяется, но при этом вместо слова хуай употреблен его синоним цянь ***; последнее слово значит: «привлекать (притягивать) к себе», а не «дать удовлетворение, покой, мир или благоденствие»; выражение цянь ци фу означает: «привлекать к себе животы», а не «обеспечить им [= сюнну] мир и благоденствие с помощью богатства». В свете этих фактов хуай в сочетании с му («глазами»), коу («устами»), эр («ушами»), фу («животами») и синь («сердцами») значит только: «привлекать к себе» и ничего больше, и все эти сочетания построены по одной и той же модели.

*у В соответствии с комментарием [16а, с. 446, примеч. 1] возможен вариант перевода: «Когда прибывают послы [от] сюнну, а также когда [их] большие люди сдаются нам (= переходят на нашу сторону)...»

*ф ...которые пожелают посмотреть [на пир], без сомнения, исчисляемые сотнями, будут стоять рядом. Те, что получат пожалованные [им яства], обрадуются, станут посмеиваться да есть, [а] все [яства на] вкус будут такие, к каким [варвары ху] питают пристрастие, но каких никогда не получали (или, если принять редакцию X в. [12а, гл. 800, с. 6а; 16а, с. 449, примеч. 6]: но каких [им] не следует получать. — Ю.К.). Пусть прибывшие к нам время от времени получают эти [яства, а Ваше Величество] потчует их [ими]. Во всем [их] государстве те, кто слышал про это или видел это, будут рассказывать об этом другим, пуская слюну [от желания попировать]. Люди станут страстно желать [для] себя места [среди Ваших гостей], думая о себе, что если прибудут к нам, то тоже в будущем получат это [угощение]. Этим в дальнейшем мы привлечем к себе их уста.

*х Когда самые могущественные (досл.: выдающиеся) из тех [сюнну], кто нам сдался (= перешел на нашу сторону), а также послы [от сюнну] прибудут [к нам, то пусть] верховный [правитель] непременно пошлет людей пригласить кого-нибудь из них [к себе] в гости, [а гости] пусть получат возможность пригласить своих знакомых. Тем из варваров ху, которые пожелают посмотреть [на прием], не надо запрещать [этого].

*ц ...одеждах с разноцветными вышивками [о шелке речи нет]...

*ч Исходя из контекста, Ци Юйчжан предлагает заменить знак фань *** (перевод Ермакова — «потчевать») графически похожим знаком хуй *** («встречаться») [16а, с. 453, примеч. 6]. Этому соответствует перевод: «[Пусть] одни играют в азартную игру в фишки на доске ([лю] бо [***] *** (= ***)), а другие — в азартную игру в раскладку (?) денег (янь ***), [пусть] устраивают игрища-представления [для] этих варваров ху, чтобы встречаться с ними».

*ш В этот отрывок входит фрагмент из четырех иероглифов: у ци оу жэнь ***, перевод которого заслуживает обсуждения. На мой взгляд, фрагмент состоит из дополнения оу жэнь («кукла с обликом человека»), предваренного определением ци («его, свой, этот, такой») и управляемого сказуемым у. Теоретически это сказуемое может быть выражено глаголом у с орудными («играть (забавляться)», «размахивать (напр., оружием)», «упражняться во владении (инструментом)», «жонглировать», «манипулировать») или же с побудительными значениями («заставлять плясать», «заставлять пританцовывать (подпрыгивать) от радости», «заставлять поворачиваться (вертеться)», «заставлять двигаться по кругу (обходить)», «вдохновить кого-нибудь на то, чтобы сделать дело») или же со значениями типа «вращать», «обегать», «презирать», тоже требующими прямого дополнения. Часть этих значений отпадает в связи с тем, что дополнение оу жэнь означает неодушевленный предмет — куклу с внешностью человека, аналог той танцующей и поющей, которую якобы сделал из дерева, кожи, клея, лака и красок и показал чжоускому Му-вану искусный ремесленник, мастер Янь (Янь-ши) [16а, с. 454, примеч. 11; 10а, гл. 5, с. 111-113]. Наиболее вероятные в данном случае значения могут быть в обобщенном виде переданы словами «водить свою куклу (или своих кукол)», поскольку слово ((водить» предполагает определяющее воздействие на объект со стороны актера, будь то использование или побуждение. На этом переводе я пока с оговоркой и остановился; разумеется, он предположительный и условный. Трое из четырех комментаторов реконструируют сочетание дань юэ *** как чан *** юэ («выступления музыкантов и актеров с песнями и танцами на игрищах-представлениях») [16а, с. 453-454, примеч.7]. Вот мой вариант перевода отрывка: «[Пусть] верховный [правитель] велит [начальнику] Музыкальной палаты, осчастливив [сюнну], пожаловать им (= устроить для них. — Ю.К.) выступления музыкантов и актеров с песнями и танцами на игрищах-представлениях; [пусть те] играют на флейтах и бьют в барабанчики, выходы акробатов и [актеров в] масках чередуются друг с другом; в течение короткого времени выступают плясуны и прыгуны, [затем] в течение короткого времени [музыканты] бьют в барабаны; [кукловоды (?)] заставляют плясать (или: водят) своих кукол с обликом человека, [а] ночью [музыканты] исполняют музыку варваров экун: [играющие варваров (?)] берутся за руки, все [они] могучие. [Число придворных] женщин, что состоят при высоких гостях, которых они поочередно (или: от первого до последнего?) обслуживают, без сомнения, [должно] быть больше 10 человек. Пусть время от времени кое-кто из послов и сдавшихся нам (= перешедших на нашу сторону) [больших людей сюнну] будет получать [возможность насладиться] этим, а [Ваше Величество] станет радовать их [этим]. Во всем [их] государстве те, кто слышал об этом или видел это, будут рассказывать [про это] другим с видом людей, предвкушающих удовольствие, и все люди будут торопиться, опасаясь лишь одного — что они прибудут к нам последними. Этим в дальнейшем мы привлечем к себе их уши».

*ш Мой вариант перевода: «Вообще, что до сдавшихся нам (= перешедших на нашу сторону) [больших людей сюнну, которые] осчастливлены приглашением Вашего Величества, а также тех [сюнну], которые прибыли к нам на основании договора, [пусть] Ваше Величество непременно время от времени обогащает кого-нибудь из них, непременно делает так, чтобы у всех у них были высокие залы, обширные жилища, превосходные кухни, большие житницы, в [их] конюшнях были кони, составляющие [целые] группы (упряжки? или табуны? — Ю.К.), в каретниках-арсеналах были боевые колесницы, [а в хозяйстве] в положенном числе были рабы, рабыни, дети обоего пола и домашний скот. Пусть время от времени (см. [12а, гл. 800, с. 66]) [на] большие банкеты станут приглашать гостей из варваров лгу, потчевать послов от варваров ху. [Пусть] верховный [правитель], осчастливив [их], прикажет казенному учреждению [— Музыкальной палате —] помочь им, предоставить и пожаловать им (= устроить для них) [выступления] музыкантов. Пусть все эти их жилища, радости (или: музыка? — [см. 12а, гл. 800, с. 66]), житницы и домашний скот превзойдут [то, чем их одаривал] их прежний царь [— шаньюй; пусть] в основном [они будут считать], что, покинув своего шаньюя, пожалуй, можно вести дом (= заниматься домашним хозяйством), регулярно получая эти [милости от божественного императора]. Все государство сюнну, обратив [к нему свои] сердца, станет надеяться (или: рассчитывать) [на это], все люди будут торопиться, опасаясь лишь одного — что [они] прибудут к нам последними. Этим в дальнейшем мы привлечем к себе их животы, [по толкованию Ци Юйчжана (см. выше, с. 370-371), мы обеспечим им мир и благоденствие с помощью богатства]».

*э Пусть всего несколько человек, получив это [положение], занимают [его]. Во всем [их] государстве те, кто видел [это] или слышал [об этом], с видом людей, предвкушающих удовольствие, захотят [занять это положение], все люди будут торопиться, опасаясь лишь одного — что они прибудут к нам последними. Этим в дальнейшем мы привлечем к себе их сердца. [Это еще] одна “приманка".

Поэтому привлечем к себе их уши, привлечем к себе их глаза, привлечем к себе их уста и привлечем к себе их животы Когда эти четыре [органа сюнну] уже будут привлечены к нам, привлечем к себе также их сердца; как же смогут [они тогда] не приехать к нам [с выражением покорности]? Подчинить варваров ху будет [так же легко, как что-то] уронить (ср. выше, с. 367, утверждение в начале описания «трех манер поведения», что «подчинить сюнну будет так же [легко], как стряхнуть [с дерева] сухие листья». — Ю.К.).

(пер. М. Е. Ермакова)
Текст воспроизведен по изданию: Династия Хань перед угрозой извне (из докладов Цзя И трону) // Страны и народы Востока, Вып. XXXII. М. Восточная литература. 2005

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.