Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

СУНЬ У

СУНЬ ЦЗЫ

ВОЕННАЯ ДОКТРИНА СУНЬ-ЦЗЫ

I. УЧЕНИЕ СУНЬ-ЦЗЫ

Как видно из вышеизложенного, трактат Сунь-цзы содержит в себе подробно разработанное учение о войне и военном искусстве. Можно сказать даже больше: это учение представлено в трактате в виде определенной системы.

О наличии этой системы говорит несколько внешних признаков. Во-первых, трактат состоит из нескольких глав. Подразделение на главы, вообще говоря, уже само по себе свидетельствует об известной систематичности изложения: каждая глава представляет особый раздел общего учения о войне. Во-вторых, эти главы имеют свои особые названия: «Предварительные расчеты», «Полнота и пустота», «Огневое нападение» и т. д. Такие названия говорят о содержании глав, называя, по существу, тему каждой главы. Все это делает трактат Сунь-цзы на редкость — для столь древнего памятника — систематическим.

Но наряду с этим так же несомненно, что в ряде случаев мысли, касающиеся одного и того же предмета, разбросаны по разным главам трактата. Таковы, например, соображения о «полноте» и «пустоте». Этим понятиям посвящена особая глава, и все же, как нам представляется, изложить учение Сунь-цзы об этих предметах во всем объеме можно, только сопоставив сказанное в этой специальной главе с тем, что говорится о «полноте» и «пустоте» в других главах. И так во всех прочих подобных случаях. В исследовании, посвященном трактату Сунь-цзы как учению, такое обобщающее изложение, как нам кажется, необходимо.

Далее, главы трактата посвящены, как сказано, отдельным самостоятельным темам. Это означает, что в каждой из них раскрывается какой-нибудь раздел всего учения. Но соотношение этих глав, внутренняя связь между ними не всегда ясна. А в то же время по многим признакам эта связь существует. Поэтому на долю исследователя трактата как целого выпадает задача эту связь раскрыть, ибо, лишь поняв внутреннее соотношение мыслей, изложенных в каждом разделе, мы сможем представить себе учение Сунь-цзы как такое целое.

И наконец, еще одна причина делает необходимым наличие обобщающего очерка, посвященного этому трактату в целом.

За всеми мыслями трактата, за всеми положениями его скрывается определенная философская концепция. Об этом прямо говорят некоторые места текста, вроде тех, где речь идет о пяти стихиях, об изменениях и т. п. Но еще в большей степени об этом говорит содержание многих мыслей, по своему материалу как будто и не имеющих отношения к философии. Такова, например, мысль о том, что «правильный бой и маневр взаимно порождают друг друга», что «беспорядок рождается из порядка» и т. п. [246]

Для знающего историю китайской философской мысли в эту древнюю эпоху понятны эти мысли, ясно их философское содержание и виден их источник. Несомненно, что эти и им подобные мысли отражают стихийное диалектическое мышление «И-цзина», как оно выражено в основном тексте этого памятника, а также в его важнейшем «приложении» — «Си цы-чжуань». Ясна также зависимость многих идей трактата от чрезвычайно распространенного в те времена учения о пяти стихиях, представляющего наивный материализм древнего Китая.

Но стоит только эту философскую концепцию, это философское основание в трактате обнаружить, как сразу в новом свете предстанет перед исследователем и содержание учения Сунь-цзы и, главное, облик этого учения как целого, как системы.

Предыдущий «Комментарий», где шаг за шагом раскрывались отдельные положения трактата в том порядке, в каком они даны, является по своей задаче чисто аналитической частью работы. Но, раскрывая идеи Сунь-цзы, исследователь постоянно наталкивался на эту философскую подоплеку и был вынужден уже там привлекать те или иные общефилософские положения для объяснения разбираемого места трактата. Остается сделать последнее: попытаться на этой почве связать воедино все разделы учения и осмыслить это учение как систему. Этой задаче и посвящена последняя, синтетическая часть всей работы. Она призвана представить учение Сунь-цзы как некое целое.

1

Война есть борьба. Так понимает Сунь-цзы природу войны, в борьбе видит все ее содержание. Целая глава (VII) его трактата посвящена войне именно как борьбе. В ближайшем смысле война есть единоборство двух армий: «Две армии стоят друг против друга и ведут борьбу...» — говорит один из лучших комментаторов трактата Чжан Юй.

Но это только в узком, чисто военном смысле. Борьба на войне, как считает Сунь-цзы, не представляется чем-то резко отличным по своей природе от борьбы вообще: это такая же борьба, как и всякая другая, ведущаяся не военными средствами. Сунь-цзы ставит ее в один ряд с борьбой дипломатической, с борьбой политической.

«Самая лучшая война — разбить замыслы противника; на следующем месте — разбить его союзы; на следующем месте — разбить его войска»,— говорит он (III, 2). Отличие только в одном: из всех видов борьбы «нет ничего труднее, чем борьба на войне» (VII, 1).

Большинство читавших Сунь-цзы — и в древнее время и в наши дни — так и понимали его.

Что такое борьба, о которой говорит Сунь-цзы в VII главе? «Это — борьба из-за выгоды. Получение выгоды и есть победа» — в такой всеобъемлющей форме воспринимает учение Сунь-цзы старый комментатор трактата Ван Чжэ. Сорай в XVIII в. пишет: «Эти положения (речь идет об общих положениях борьбы, устанавливаемых Сунь-цзы.— Н. К.) являются не только основным законом для военных стратегов древних и новых времен; все те, кто, живя в этом мире и занимаясь жизненными делами, захотели бы развить большую деятельность, в такой же мере должны принять положение Сунь-цзы как высшее руководство» 1. [247]

Конечно, подобные взгляды ведут к такому расширению учения Сунь-цзы, при котором оно уже утрачивает свою специфику, перестает быть учением о войне. Ведь сам Сунь-цзы если и распространяет свою концепцию войны как борьбы на что-нибудь иное, то только на борьбу политическую, ведущуюся между двумя государствами. Но наличие взглядов, подобных высказанным Сораем, свидетельствует о том, что находили в трактате Сунь-цзы его позднейшие читатели — даже в XVIII в.

Ради чего ведется борьба вообще? Ван Чжэ сказал: «ради выгоды». Ради этой выгоды ведется и борьба на войне. Именно так определяет Сунь-цзы цель войны. Для него эта цель — не победа; победа нужна не сама по себе, она есть только средство для получения выгоды. Понятие выгоды он выставляет не только потому, что оно наиболее точно определяет конечную, для его времени — завоевательную, цель войны, но и потому, что оно приложимо к каждому частному случаю, частному проявлению борьбы: борьба за позицию есть борьба за овладение теми стратегическими выгодами, которые эта позиция представляет для занявшего ее; осада крепости есть борьба за те выгоды, которые приобретаются взятием этой крепости, и т. д. Слово «выгода» Сунь-цзы считает самым удобным, так как оно равным образом точно определяет и цель войны вообще и цель каждого действия, предпринимаемого на войне.

Война предпринимается только ради выгоды: «Государь не должен поднимать оружие из-за своего гнева; полководец не должен вступать в бой из-за своей злобы. Двигаются тогда, когда это соответствует выгоде; если это не соответствует выгоде, остаются на месте» (XII, 5),— говорит Сунь-цзы. Эту мысль он повторяет неоднократно: «Те, кто в древности хорошо вели войну... двигались, когда это соответствовало выгоде; если это не соответствовало выгоде, оставались на месте» (XI, 4). По Сунь-цзы, «борются за выгоду», предпринимая движение за 100 миль, «борются за выгоду», предпринимая движение и за 50, за 30 миль (VII, 4). Понятию выгоды подчинены все стратегические расчеты: «Если он (полководец.— Н. К.) усвоит их (расчеты.— Н. К.) с учетом выгоды, они составят мощь» (I, 5). Выгода направляет всю тактику: «Мощь — это умение применять тактику, сообразуясь с выгодой» (I, 6).

Но выгода не только цель, но и средство. Противник также сражается ради выгоды; выгода составляет цель и его действий. А если так, то, управляя этой целью, можно управлять и его действиями. Это значит: цель для него нужно уметь превратить в средство для себя. Именно на этом Сунь-цзы строит свое учение о заманивании, завлечении противника, о принуждении его к тем или иным желательным для меня действиям. Заставить его предпринять нужное для меня действие можно, воздействовав на него предоставлением ему какой-нибудь временной или незначительной, а то и прямо призрачной выгоды. «Уметь заставить противника самого прийти — это значит заманить его выгодой» (VI, 2). И обратно: «Отвлекают... противника выгодой» (VII, 2). Так говорит Сунь-цзы о выгоде, как одновременно и о цели и о средстве борьбы на войне.

Борьба на войне, как и всякая борьба, может приводить к успеху, может приводить и к неудачам. Успех для Сунь-цзы состоит в получении выгоды. Неуспех — это для него уже не просто неудача, недостижение цели; всякая неудача есть уже опасность. Поэтому Сунь-цзы [248] говорит не об успехах и неудачах в борьбе, а о том, что за ними скрывается: «Борьба на войне приводит к выгоде, борьба на войне приводит и к опасности» (VII, 3).

Но война, как отметил Сунь-цзы, есть самый трудный вид борьбы, а следовательно, и наименее выгодный и наиболее опасный. Почему наименее выгодный? На этот предмет Сунь-цзы придерживается особых взглядов: «Наилучшее — сохранить государство противника в целости, на втором месте — сокрушить это государство. Наилучшее — сохранить армию противника в целости, на втором месте — разбить ее. Наилучшее — сохранить бригаду противника в целости, на втором месте — разбить ее. Наилучшее — сохранить батальон противника в целости, на втором месте — разбить его. Наилучшее — сохранить роту противника в целости, на втором месте — разбить ее» и т. д. (III, 1). Такова его точка зрения.

Что она означает? Если война ведется ради выгоды, то, по мнению Сунь-цзы, выгоднее овладеть страной противника, не разорив ее, лучше подчинить себе армию противника, не уничтожая ее, а получив возможность распоряжаться и ее живой силой и ее материальными ресурсами.

Но на войне неминуемо хотя бы частичное уничтожение того, чем стремятся овладеть. Поэтому для Сунь-цзы война и есть наименее выгодный способ приобретения выгод. «Сто раз сразиться и сто раз победить — это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего — покорить чужую армию, не сражаясь» (III, 1). Следовательно, сначала нужно попытаться пустить в ход другие средства.

Война не только наименее выгодный путь к обретению выгод, но и наиболее опасный. Для решающегося на войну на карту ставится решительно все. Именно об этом говорят знаменитые, постоянно цитируемые слова Сунь-цзы, те самые, которыми открывается его трактат: «Война — это великое дело для государства, это почва жизни и смерти, это путь существования и гибели» (I, 1). Сунь-цзы особо не развивает этого положения, но из него следует, что прежде чем решиться на войну, необходимо испробовать все прочие средства. Какие же это средства? Сунь-цзы отвечает очень определенно: сначала нужно попытаться действовать политическими, дипломатическими средствами. Это и есть на его языке «самая лучшая война». При этом он даже устанавливает некоторую последовательность: «Самая лучшая война — это разбить замыслы противника», т. е. не только искусной политикой разрушить план агрессивно настроенного соседа, но и соответствующими мероприятиями в своей собственной стране сделать осуществление его замыслов вообще невозможным.

«На следующем месте — разбить его союзы», т. е. добиться того, что на современном языке назвали бы международной изоляцией противника, в каком положении он вряд ли мог бы решиться на нападение. Характерно, что Сунь-цзы, признавая действенность этой дипломатической «борьбы, все же ставит ее на втором месте. Первое средство надежнее.

И только на третьем месте — «разбить его армию», т. е. начать действовать оружием. К этому следует обратиться только тогда, когда предыдущие средства не помогли. Однако и тут Сунь-цзы предупреждает: «Если нет опасности, не воюй» (XII, 5). Только в случае непосредственно грозящей опасности можно решиться на войну. Необходимо соблюдать в этом деле величайшую осторожность и полное спокойствие. [249] Сунь-цзы считается с возможностью обращения к войне под влиянием излишнего, не вызванного обстоятельствами возбуждения, воинственных настроений и т. п. На его языке эта мысль выражена словами о том, что правитель может начать войну «из-за своего гнева», полководец — «из-за своей злобы». Поэтому Сунь-цзы предупреждает: «Гнев может опять превратиться в радость, злоба может опять превратиться в веселье, но погибшее государство снова не возродится, мертвые снова не оживут. Поэтому просвещенный государь очень осторожен по отношению к войне, а хороший полководец очень остерегается ее. Это и есть путь, на котором сохраняешь и государство в мире и армию в целости» (XII, 5).

Так поступают «просвещенные правители» и «хорошие полководцы», как их называет Сунь-цзы. Для них высшая цель — «сохранить государство в мире, армию в целости». А из этого следует еще раз, что к войне можно прибегать только тогда, когда других путей уже нет.

2

Но, предпринимая войну, следует помнить, что «на войне слышали об успехе при быстроте ее, даже при неискусности ее ведения, и не видели еще успеха при продолжительности ее, даже при искусности ее ведения» (II, 5). Сунь-цзы против затяжной войны; он предпочитает войну короткую, быструю. Вся II глава его трактата отведена аргументации в защиту этого положения, сформулированного им в кратких словах: «Война любит победу и не любит продолжительности» (II, 14). И здесь Сунь-цзы остался верен своей основной, исходной идее — понятию «выгоды». Он отвергает длительную войну прежде всего потому, что она невыгодна: «Никогда еще не бывало, чтобы война продолжалась долго и это было бы выгодно государству» (II, 6). Что страна дает для войны? Во-первых, солдат, т. е. человеческие жизни, во-вторых, материальные ресурсы, т. е. свое богатство, в-третьих, свой труд. Характерно, что Сунь-цзы понимает, что войну ведут не полководцы, а народ, и что именно народ дает все для войны. Один из комментаторов — Мэй Яо-чэнь выражается еще яснее. Он считает, что во времена Сунь-цзы основную массу народа составляли земледельцы, крестьяне. Поэтому Мэй Яо-чэнь и говорит: «Крестьяне содержат армию имуществом, продовольствием, силами и рекрутами».

Что значит вести войну? Для Сунь-цзы это значит: вооружить стотысячную армию и двинуть ее за тысячу миль (II, 2; XIII, 1). Иначе говоря, Сунь-цзы имеет в виду войну крупного масштаба. Как об этом будет подробнее сказано ниже, речь идет о завоевательных войнах, тех самых, которые вели тогда «ба» — князья-гегемоны.

В VII-VI вв. до н. э. «гегемон» был центральной фигурой на военно-политической арене Китая. О нем и говорит Сунь-цзы в XI главе своего трактата (23, 24, 25), именно его имеет в виду, создавая свое учение о войне. Сам Сунь-цзы был стратегом-военачальником у такого гегемона; его патрон — князь Хо-люй, как известно, был одним из претендентов на роль главы союза князей. Таким образом, Сунь-цзы устанавливает свои законы войны, имея в виду не мелкие драки, а большую завоевательную войну. Эта цель накладывает свой отпечаток на всю его доктрину и прежде всего отражается на масштабах, в которых он мыслит себе подлинную войну.

Сунь-цзы, рассуждая как экономист, считает, что экономика войны [250] зависит от двух факторов: численности мобилизуемой армии и протяженности театра военных действий. При мобилизации стотысячной армии, о которой он говорит, приходилось снаряжать тысячу легких боевых колесниц, предназначенных для наступления, а также тысячу тяжелых колесниц для перевозки боеприпасов и снаряжения, а равным образом и для обороны. Для этих колесниц требовалось 4000 коней и 12 000 волов. Далее шли различные орудия — метательные, осадные и т. п.; заготовлялись орудия «огневого боя», т. е. различные зажигательные снаряды и т. д. (XII). Для всего этого требовались оружие, боеприпасы, амуниция, продовольствие, денежные средства. Сунь-цзы дает точное перечисление видов военных расходов: это расходы на оснащение армии, на ее содержание, на поддержание ее боевой мощи — изготовление и ремонт оружия, на военную дипломатию (II, 1). Кроме того, население, снабжавшее армию всем, должно было отдавать ей свой труд и непосредственно: во время войны вводилась особая подводная повинность; крестьяне были обязаны подвозить к действующей армии боеприпасы и провиант.

Что же получалось, по мнению Сунь-цзы, при затяжной войне? Сунь-цзы опять рассуждает прежде всего как экономист. Неминуемо должны были возникнуть финансовые затруднения. По его расчетам, один день такой войны стоит 1000 золотых (II, 1). «Если войско надолго оставляют в поле,— как выражается Сунь-цзы,— средств у государства не хватает» (II, 3). При затяжной войне «средства иссякают, у себя в стране — в домах пусто» (II, 10).

Огромны и материальные потери. Сунь-цзы считает, что при длительной войне «имущество народа уменьшается на семь десятых; имущество правительства... на шесть десятых» (II, 10). Однако все эти потери по своему значению меркнут по сравнению с основным, по его мнению, бедствием, вызываемым длительной войной: упадком народного хозяйства, точнее — для эпохи, когда жил Сунь-цзы,— сельского хозяйства. «Когда поднимают стотысячную армию, выступают в поход за тысячу миль... не могут приняться за работу семьсот тысяч семейств» (XIII, 1),— говорит он.

Выше уже указывалось, что это место трактата становится понятным только в том случае, если признать, что он имеет в виду крестьянскую общину, состоящую из восьми дворов. Такая община считалась единицей — и с точки зрения землепользования и с точки зрения налогов и повинностей. Во время войны каждая община должна была выставить одного рекрута, что выпадало, естественно, на долю одного двора из восьми, на плечи же остальных семи дворов ложилось снабжение армии, а также подводная повинность. Эта последняя была, очевидно, настолько тяжела, что Сунь-цзы прямо заявляет: «Во время войны государство беднеет оттого, что возят далеко провиант. Когда провиант нужно возить далеко, народ беднеет» (II, 8). Таким образом, мобилизация стотысячной армии непосредственно затрагивала 800 000 дворов, из которых 100 000 давали рекрутов, прочие же 700 000 дворов должны были непрерывно возить снабжение армии. Следовательно, 7/8 затронутого войной населения оказывалось оторванным от своего непосредственного труда, от земли. Это и составляло главную причину того, что «народ беднеет». А раз он беднеет, «беднеет все государство», как замечает Сунь-цзы. Поэтому он сейчас же отмечает первое и важнейшее для государства последствие разорения крестьян: «Когда же средства истощаются, выполнять повинности трудно» (II, 9). [251]

Итак, разорение страны, подрыв экономической основы государства — сельского хозяйства, обнищание населения — таковы, по мнению Сунь-цзы, экономические результаты затяжной войны.

Могут на этой почве возникнуть и внутренние осложнения. Сунь-цзы говорит: «Когда поднимают стотысячную армию, выступают в поход за тысячу миль, издержки крестьян, расходы правителя составляют в день тысячу золотых. Внутри (т. е. в стране) и вовне (т. е. в армии) — волнения...» (XIII, 1).

Эти волнения могут принимать опасный характер. Сам Сунь-цзы об этом не говорит, предоставляя читателям самим понять его намек, но один из его комментаторов, Ли Цюань, проговаривается: «Вторичного набора не производят потому, что народ в таком случае окажется переобремененным и зародится недовольство».

Помимо этого, происходит ослабление боевой мощи самой армии; длительная война сопровождается большими человеческими и материальными потерями, что подрывает силу армии. «Если ведут войну и победа затягивается,— оружие притупляется и острия обламываются; если долго осаждают крепость,— силы подрываются...» (II, 3). «Имущество правителя — боевые колесницы поломаны, кони изнурены; шлемы, панцири, луки и стрелы, рогатины и малые щиты, пики и большие щиты, волы и повозки — все это уменьшается на шесть десятых» (II, 10). При таком истощении страны, при таком подрыве ее боевой мощи всегда возможны и внешние политические осложнения: «Когда же оружие притупится и острия обломаются, силы подорвутся и средства иссякнут, князья, воспользовавшись твоей слабостью, поднимутся на тебя. Пусть тогда у тебя и будут умные слуги, после этого ничего поделать не сможешь» (II, 4).

Как же предупредить такие опасности, которыми грозит война? Сунь-цзы указывает на один такой способ, которым можно если не полностью устранить все трудности войны, то, во всяком случае, значительно облегчить их: надо постараться переложить все тяготы войны на плечи противника.

Этого можно достигнуть, во-первых, тем, чтобы стараться воевать на территории противника. Сунь-цзы говорит об этом словами о ведении войны за 1000 миль, т. е. далеко за своими пределами; во-вторых, надо стараться пополнять материальные потери за счет трофеев. «Это и называется: победить противника и увеличить свою силу» (II, 13).

Сунь-цзы считает, что страна противника обязана доставлять и продовольствие для армии: «Умный полководец старается кормиться за счет противника» (II, 11). Это требование делается особо повелительным, когда армия заходит далеко в глубь неприятельской территории и когда вследствие этого подвоз провианта из своей страны осуществляется с большими затруднениями. В таком случае Сунь-цзы говорит прямо: «грабь» (XI, 3).

Но все же эти средства не более чем паллиатив. Решительное средство избежать всех трудностей и опасностей войны — это вступить в войну подготовленным во всех отношениях и провести ее быстро. «Никогда еще не бывало, чтобы война продолжалась долго и это было бы выгодно государству» (II, 6). «На войне слышали об успехе при быстроте ее, даже при неискусности ее ведения, и не видели еще успеха при продолжительности ее, даже при искусности ее ведения» (II, 5).

Короткая, быстрая война — таково, по мнению Сунь-цзы, лучшее средство добиться наибольшего успеха при наименьших потерях. [252]

3

Выше было указано, что наиболее легкой для населения и успешной Сунь-цзы считает войну не только быструю, но и хорошо подготовленную. Ввиду этого в его трактате довольно много места отведено вопросам этой подготовки.

Сунь-цзы различает две стороны этой подготовки: политическую и чисто военную.

В чем выражается внутриполитическая подготовка? На этот вопрос Сунь-цзы отвечает точно: воевать можно тогда, когда достигнуто такое положение, что «мысли народа одинаковы с мыслями правителя, когда народ готов вместе с ним умереть, готов вместе с ним жить, когда он не знает ни страха, ни сомнений» (I, 3). Единство правителя и народа — таково первое условие войны, первое требование внутриполитической подготовки. Важен и результат этого единства: «народ не знает в этом случае ни страха, ни сомнений». В другом месте Сунь-цзы дает более широкое толкование этого единства; он подчеркивает необходимость наличия единства у всех слоев населения: «Побеждают там, где высшие и низшие имеют одни и те же желания» (III, 8).

К области военной подготовки в узком смысле этого слова Сунь-цзы относит: прежде всего, конечно, формирование армии (VII, 1), ее оснащение (II, 2); затем хорошую ее организацию, надлежаще поставленное руководство и налаженное снабжение (I, 3). Организация армии в основном заключается, по его мнению, в установлении системы подразделений и построений (V, 1, 2). Ввиду того что управление строем и действиями армии в те времена осуществлялось с помощью звуковых сигналов — ударами в барабаны и гонги, звуками флейт и звоном колокольчиков, а также с помощью зрительных сигналов — знамен, штандартов и значков, необходима точная организация этого дела (VII, 11). Налаженное снабжение выражается в регулярном подвозе к месту операции боеприпасов и провианта.

Из всего этого слагается полнота боевой подготовки. Сунь-цзы в весьма энергичных выражениях требует этой подготовки: «Правило ведения войны заключается в том, чтобы не полагаться на то, что противник не придет, а полагаться на то, с чем я могу его встретить; не полагаться на то, что он не нападет, а полагаться на то, что я сделаю его нападение на себя невозможным для него» (VIII, 6). Во многих местах своего трактата, особенно в VI главе, Сунь-цзы развивает особое учение о «полноте», под чем подразумевает прежде всего именно полноту боевой подготовки. Ей он придает настолько серьезное значение, что советует: «Если у тебя вообще что-либо хуже (чем у противника.— Н. К.), сумей уклониться от «его» (III, 4).

Очень большое значение Сунь-цзы придает полководцу. Удачный выбор полководца — вернейший залог успешности войны. Сунь-цзы всегда очень высоко оценивает роль и значение полководца. «Полководец для государства — все равно что крепление у повозки: если это крепление пригнано плотно, государство непременно бывает сильным; если крепление разошлось, государство непременно бывает слабым» (III, 5). Хороший полководец — «сокровище для государства» (X, 12). Сунь-цзы считает возможным даже сказать: «Полководец, понимающий войну, есть властитель судеб народа, есть хозяин безопасности государства» (II, 15). [253]

В связи с этим Сунь-цзы предъявляет полководцу очень высокие требования, в первую очередь касающиеся его как личности. Он требует от него прежде всего наличия пяти качеств: ума, беспристрастности, гуманности, мужества, строгости. При этом характерно, что Сунь-цзы, считая необходимым, чтобы полководец обладал всеми пятью качествами, все же на первом месте ставит ум. В своем трактате он называет полководца, «умеющего вести войну», не иначе как «умным», «мудрым».

Эти пять качеств составляют необходимую принадлежность полководца как человека. Кроме них, Сунь-цзы предъявляет к нему ряд специальных требований как к руководителю армии. Но об этом ниже.

4

После того как произведена вся нужная подготовка — и внутриполитическая и специально военная, достигнуто внутриполитическое единство, доведена до полноты боевая подготовка, найден подходящий полководец, можно начинать войну. Но и здесь Сунь-цзы требует одного: начинать войну можно тогда, когда существует план войны, выработанный заранее, еще «до сражения», как он выражается, план, разработанный «во дворце князя» (I, 9), т. е. особым военным советом.

Этот план должен быть основан на том, что Сунь-цзы называет «расчетами»: войну «взвешивают семью расчетами»,— говорит он (I, 2).

«Расчеты» — это на его языке предварительный учет всей обстановки, соотношения сил и боевой подготовки. Происходит то, что Сунь-цзы называет «взвешиванием» всех обстоятельств: «Двигаются, взвесив все на весах» (VII, 10).

Для чего нужен этот предварительный расчет? Сунь-цзы считает, что посредством расчета «определяют положение» (1, 2), т. е. выясняют всю конъюнктуру.

Что подлежит такому предварительному учету? Сунь-цзы отвечает: все, что касается и себя и противника, причем именно в сопоставлении, в сравнительном плане; только знание именно этого соотношения и может стать прочным основанием оперативного плана. Взвесить нужно следующее: «Кто из государей обладает Путем? (на языке Сунь-цзы это означает: у кого в стране достигнуто упомянутое выше единство.— Н. К.). У кого из полководцев есть таланты? (т. е. перечисленные выше качества.— Н. К.). Кто использовал Небо и Землю? (т. е. учел факторы времени и пространства.— Н. К.). У кого выполняются правила и приказы? У кого войско сильнее? У кого офицеры и солдаты лучше обучены? У кого правильно награждают и наказывают?» (I, 4). Иначе говоря, взвешиванию подлежат и материальные, и организационные, и моральные факторы войны.

Само собой разумеется, что эти расчеты могут быть произведены лишь тогда, когда в распоряжении имеются соответствующие данные, т. е. полное знание обеих сопоставляемых сторон. Знание самого себя естественно. Но требуется полное знание не только себя, но и противника. Эту мысль Сунь-цзы выражает в своих известных словах: «Если знаешь его и знаешь себя, сражайся хоть сто раз, опасности не будет; если знаешь себя, а его не знаешь, один раз победишь, другой раз потерпишь поражение; если не знаешь ни себя, ни его, каждый раз, когда будешь сражаться, будешь терпеть поражение» (III, 9). [254]

* * *

Но как получить это знание, причем до того, как предпринимать какие-либо действия? Сунь-цзы отвечает: «Знание наперед нельзя получить от богов и демонов, нельзя получить и путем умозаключений по сходству, нельзя получить и путем всяких вычислений. Знание положения противника можно получить только от людей» (XIII, 4). На языке Сунь-цзы под «людьми» здесь подразумеваются тайные агенты.

Сунь-цзы различает пять видов таких агентов — соответственно роду их работы и целям их использования. Одними пользуются во время военных действий для получения сведений о противнике; другими — для дезинформации противника; третьи существуют для диверсионных актов в лагере противника (XIII, 5). Для предварительных расчетов, т. е. для получения всех данных о противнике еще до войны, важна главным образом та категория агентов, которую Сунь-цзы называет «внутренними шпионами». Таких шпионов «вербуют из чиновников (противника) и пользуются ими» (XIII, 7). Иначе говоря, Сунь-цзы полагает, что наиболее достоверная информация получается от должностных лиц, находящихся на службе у противника. И чем выше по своему положению эти лица, тем важнее значение получаемой от них информации. Какую роль именно такие осведомители могут сыграть, показывает пример, на который Сунь-цзы ссылается: «В древности, когда поднималось царство Инь, в царстве Ся был И Чжи: когда поднималось царство Чжоу, в царстве Инь был Люй Я» (XIII, 13). По мнению Сунь-цзы, две древние «династии» традиционной китайской истории пали под ударами восставших потому, что восставшие имели все сведения о противнике от его сановников. Не менее важна в этих же целях и другая категория агентов, которую Сунь-цзы называет «обратными шпионами». Это своеобразное название Сунь-цзы прилагает к агентам противника, засланным сюда, но распознанным и теми или иными средствами обращенным на службу себе (XIII, 7). Они особенно ценны потому, что одновременно выполняют две задачи: поставляют нужные сведения о противнике, который продолжает доверять им, а с другой стороны, они доставляют по моему заданию ложную информацию обо мне, которую противник, доверяя им, принимает за достоверную. Важны и так называемые «шпионы жизни», т. е. агенты, посланные к противнику с заданием во что бы то ни стало вернуться живыми и доставить нужные сведения (XIII, 7).

С помощью всех этих агентов можно получить полное знание о противнике еще до войны, «знание наперед», как говорит Сунь-цзы (XIII, 4). А на основании этого знания можно заранее «все взвесить», «все рассчитать».

Сунь-цзы исключительно высоко оценивает значение предварительного расчета, основанного на полном знании противника. С его точки зрения, такой расчет — вернейший залог победы. «Кто — еще до сражения — побеждает предварительным расчетом, у того шансов много; кто — еще до сражения — не побеждает расчетом, у того шансов мало. У кого шансов много — побеждает; у кого шансов мало — не побеждает; тем более же тот, у кого шансов нет вовсе. Поэтому для меня — при виде этого одного — уже ясны победа и поражение» (I, 9). При хорошем расчете не только достигается верная победа, но она достигается точно тем путем, который был намечен наперед. «Когда (умеющий вести войну.— Н. К.) сражался и побеждал, это не [255] расходилось с его расчетами. Не расходилось с его расчетами — это значит, что все, предпринимаемое им, обязательно давало победу; он побеждал уже побежденного» (IV, 5).

Расчет же строится на знании. «Поэтому просвещенные государи и мудрые полководцы двигались и побеждали, совершали подвиги, превосходя всех других, потому, что всё знали наперед» (XIII, 3).

5

План войны выработан, все данные учтены. Можно приступить к войне уже в прямом значении этого слова, или, как говорит Сунь-цзы, к «военной борьбе». «Полководец, получив повеление от государя, формирует армию, собирает войска и, войдя в соприкосновение с противником, занимает позицию» (VII, 1). С этого момента начинается в полном объеме деятельность полководца.

Роль, которую отводит Сунь-цзы полководцу — руководителю военных операций,— огромна. «Нет ничего труднее, чем борьба на войне» (VII, 1). Исключительная трудность борьбы предопределяет и исключительное положение руководителя этой борьбы. Сунь-цзы требует для полководца, пока он находится в поле, полной оперативной самостоятельности.

По-видимому, это считалось в те времена совершенно нормальным. Подготовка к войне производилась, естественно, правителем и его приближенными, но их роль заканчивалась составлением плана. В последний раз в дворцовом храме предков, т. е. в помещении, предназначенном для важнейших совещаний, собирался совет из высших должностных лиц и заслуженных сановников, который производил все «расчеты», о которых шла речь выше, и вырабатывал план войны. После этого «правитель действует в своем совете и отдается делам правления, а за войну во всем спрашивает со своего полководца» (XI, 29). Происходило, следовательно, своего рода разделение функций: государь оставлял за собой все дела по внутреннему управлению, все же дело ведения войны всецело передавал в руки полководца. Это разделение оформлялось даже особым актом. Назначение полководца сопровождалось церемонией вручения ему секиры как знака его власти над войском. Самостоятельность полководца как будто подразумевалась сама собой.

Тем не менее Сунь-цзы усиленно напоминает о ней. Надо полагать, что китайские полководцы на деле нередко чувствовали давление со стороны дворцового совета. Поэтому Сунь-цзы не только напоминает о такой самостоятельности, но и доказывает ее необходимость.

Значение независимости полководца от центральной власти характеризуется Сунь-цзы такими словами: «Побеждают те, у кого полководец талантлив, а государь не руководит им» (III. 8). Этими словами постулируется общая независимость полководца непосредственно от правителя. Но Сунь-цзы настаивает и на полной оперативной самостоятельности. С его точки зрения, нет ничего хуже, чем когда правитель лично вмешивается в руководство армией: «Армия страдает от своего государя в трех случаях: Когда он, не зная, что армия не должна выступать, приказывает ей выступить; когда он, не зная, что армия не должна отступать, приказывает ей отступить; это означает, что он связывает армию. Когда он, не зная, что такое армия, распространяет на управление ею те же самые начала, которыми управляется [256] государство; тогда командиры в армии приходят в растерянность. Когда он, не зная, что такое тактика армии, руководствуется при назначении полководца теми же началами, что и в государстве; тогда командиры в армии приходят в смятение» (III, 6).

Из этих слов видно, что Сунь-цзы проводит резкую грань между армией и государством с точки зрения организации и методов управления. Поэтому он требует от полководца права не считаться с обычными законами государства: «(Полководец) раздает награды, не придерживаясь обычных законов, издает указы не в порядке обычного управления» (XI, 26). Иными словами, в армии вводится исключительное положение, хозяином которого становится ее руководитель.

В древнем Китае, несомненно, считалось, что право на оперативную самостоятельность полководца коренится в самой природе войны. Один из таких же древних трактатов по военному искусству — «Сыма фа» («Законы Сыма») — выставляет такую формулу: «Война — это тактика, бой — это храбрость, позиция — это искусство». Война, т. е. борьба в непосредственном смысле, есть тактика, которая по своей природе рассчитана на гибкость, маневренность. Поэтому лучше всего видеть, что нужно предпринять в данный момент, может именно тот, кто этой борьбой непосредственно руководит, т. е. полководец. Он же видит, что нужно делать, потому что обладает знанием науки о войне. «Поэтому, если согласно науке о войне выходит, что непременно победишь, непременно сражайся, хотя бы государь и говорил тебе: “не сражайся". Если согласно науке о войне выходит, что не победишь, не сражайся, хотя бы государь и говорил тебе: “непременно сражайся"» (X, 11).

Выше было уже приведено, каких качеств требует Сунь-цзы от полководца. Он должен обладать: умом, беспристрастностью, гуманностью, мужеством и строгостью (1, 3). Но это его качества как человека. Помимо них он должен обладать особыми качествами как вождь, как руководитель армии. «Такой полководец, который, выступая, не ищет славы, а отступая, не уклоняется от наказания, который думает только о благе народа и о пользе государя, такой полководец — сокровище для государства» (X, 12). Кроме того, как руководитель армии полководец должен обладать проницательностью. Это качество важно во всех случаях, но особенно необходимо в одном: «Не обладая тонкостью и проницательностью, не сможешь получить от шпионов действительный результат» (XIII, 8). При всем этом полководец должен обладать «совершенным знанием». Оно распространяется прежде всего на все то, что касается обеих воюющих сторон: «Если знаешь его (противника.— Н. К.) и знаешь себя, победа недалека; если знаешь при этом еще Небо (т. е. условия времени.— Н. К.) и знаешь Землю (т. е. географическую обстановку.— Н. К.), победа обеспечена полностью» (X, 16). Знание распространяется и на стратегию и на тактику, на то, что «взвешивается» упомянутыми выше «расчетами»: «Если полководец станет применять мои расчеты, усвоив их, он непременно одержит победу... Если полководец станет применять мои расчеты, не усвоив их, он непременно потерпит поражение» (I, 5). Знание требуется и в специальном случае: «Не обладая завершенным знанием, не сможешь пользоваться шпионами» (XIII, 8).

Сунь-цзы предупреждает и против недостатков, свойственных полководцу: «у полководца есть пять опасностей: если он будет стремиться во что бы то ни стало умереть, он может быть убитым; если он [257] будет стремиться во что бы то ни стало остаться в живых, он может попасть в плен; если он будет скор на гнев, его могут презирать; если он будет излишне щепетилен к себе, его могут оскорбить; если он будет любить людей, его могут обессилить» (VIII, 7).

В этих словах Сунь-цзы обращает внимание на то, что во всем требуется мера и разумность. Слишком пылкая храбрость, не контролируемая разумом, может только навлечь беду. Такую же опасность таят в себе и излишняя осторожность, превращающаяся уже в трусость, чрезмерная горячность, излишняя щепетильность к своему достоинству и чести, слепая любовь и доверчивость к людям.

Эти недостатки полководца уже не касаются его одного: их действия распространяются и на руководимую им армию, отражаются на всем ведении войны. «Эти пять опасностей — недостатки полководца, бедствие в ведении войны. Разбивают армию, убивают полководца непременно именно этими пятью опасностями»,— утверждает Сунь-цзы (VIII, 8).

Помимо этих «опасностей» Сунь-цзы отмечает и ряд других недостатков полководца, именно как руководителя армии. Это слабость характера, препятствующая полководцу проявлять необходимую строгость; это неумение оценивать способности своих подчиненных, а значит, неумение своевременно и целесообразно выдвигать их; это неумение установить надлежащий и прочный порядок в армии; это неумение оценивать противника и находить всегда нужную тактику борьбы с ним (X, 9). Сунь-цзы считает, что эти недостатки полководца и вызываемое ими состояние армии могут привести к поражению (X, 9).

Полководец — руководитель армии. Сунь-цзы много места уделяет именно этому руководству. Каков основной принцип руководства армией? На это Сунь-цзы дает следующий ответ: «Приказывая им (солдатам.— Н.К.), действуй при помощи гражданского начала; заставляя, чтобы они повиновались тебе все, как один, действуй при помощи воинского начала» (IX, 20). Сунь-цзы рекомендует в руководстве армией действовать теми двумя началами, из которых, по традиционным китайским воззрениям, слагается вообще вся деятельность человеческого общества. «Гражданское начало» — это мирная деятельность со всеми соединенными с нею признаками и требуемыми для нее качествами: прежде всего гуманностью (кит. жэнь). «Воинское начало» — это военная деятельность, необходимая для обеспечения мирной, в которой находят свое выражение такие свойства человеческой природы, как храбрость и отвага. Уже с древних времен в Китае установилась точка зрения, что для гармонического развития как отдельной человеческой личности, так и всего общества необходимо сочетание этих двух начал. Правители государств должны неукоснительно заботиться об одинаковом и всемерном их развитии. Эти же начала, по мнению Сунь-цзы, должны быть перенесены и на руководство армией. Руководство армией в непосредственном смысле осуществляется при помощи приказов. Лучшее средство достичь того, чтобы солдаты послушно исполняли эти приказы, это гуманными средствами привлечь их к себе, вызвать их доверие. Но заставить всю массу войска повиноваться себе как один человек можно, пуская в ход, где это нужно, всю строгость военных законов.

В этом правиле уже сквозит то отношение к своим солдатам, которое должен выработать в себе полководец. Основной целью, как выражается Сунь-цзы, является «взаимное обретение»: полководец и его [258] солдаты должны «обрести друг друга», т. е. понять друг друга, довериться друг другу. Какими же мерами полководец может достигнуть этого?

«Если будешь смотреть на солдат как на своих детей, сможешь отправиться с ними хоть в самое глубокое ущелье; если будешь смотреть на солдат как на любимых сыновей, сможешь идти с ними хоть на смерть. Но если будешь добр к ним, но не сможешь ими распоряжаться; если будешь любить их, но не сумеешь им приказывать; если у них возникнут беспорядки, а ты не сумеешь установить порядок, это значит, что они у тебя — непослушные дети и пользоваться ими будет невозможно» (X, 13).

Нетрудно видеть, что эти слова только раскрывают вышеприведенное основное положение, на котором строится все руководство армией: умелое сочетание двух принципов, которые Сунь-цзы называет «гражданским» и «военным». Действовать добротой и любовью нужно, иначе нельзя добиться расположения у солдат. А такое расположение необходимо: «Если солдаты еще не расположены к тебе, а ты станешь их наказывать, они не будут тебе подчиняться; а если они не станут подчиняться, ими трудно будет пользоваться» (IX, 19). Но, с другой стороны, нельзя и заискивать у солдат: «Если полководец разговаривает со своими солдатами ласково и учтиво, значит, он потерял свое войско» (IX, 16). Когда полководец начинает задабривать своих подчиненных, это свидетельствует только о том, что положение в армии создалось плохое: «Если он без счету раздает награды, значит, войско в трудном положении» (IX, 16). И обратно: нельзя переходить меру и по части строгости. Наказания вообще нужны: «Если солдаты уже расположены к тебе, а наказания производиться не будут, ими совсем нельзя будет пользоваться»,— говорит Сунь-цзы (IX, 19). Но, с другой стороны: «Если он бессчетно прибегает к наказаниям, значит, войско в тяжелом положении» (IX, 16). Главная задача полководца — обеспечить себе полное повиновение армии; только оно может гарантировать возможность самого главного: пользоваться армией для выполнения боевых задач.

Все это — самое общее правило управления армией. Сунь-цзы, конечно, этим не ограничивается и дает ряд конкретных указаний.

Управлять солдатами, по его формулировке, это значит управлять их «глазами и руками, их духом и сердцем, их силами».

Что значит управлять глазами и руками солдат? Глазами солдаты воспринимают сигналы команды, которые в китайской армии подавались, как было уже упомянуто, знаменами и значками. Ушами солдаты слушают те сигналы, которые подаются гонгами и барабанами. Поэтому эти инструменты сигнализации являются орудием, которым направляются в надлежащую сторону зрение и слух солдат, т. е. которым им указывается какое-нибудь действие. Но важнее другая сторона: «Гонги, барабаны, знамена и значки соединяют воедино глаза и уши своих солдат. Если все сосредоточены на одном, храбрый не может один выступить вперед, трусливый не может один отойти назад» (VII, 11). Обеспечение единства действий всей разнородной массы войска — такова задача управления «глазами и ушами солдат». При таком единстве перестают играть роль индивидуальная храбрость и индивидуальная трусость: все будут одинаково храбры, притом точно s той мере, в какой потребует полководец. А это и есть самое главное: «Если даже связать коней и врыть в землю колеса повозок, все равно [259] на это еще полагаться нельзя. Вот когда солдаты в своей храбрости все как один, это и будет настоящее искусство управления войском» (XI, 15).

Нетрудно видеть, что Сунь-цзы этими словами указывает на огромную силу, которую имеет воинский строй, как таковой, указывает, как этот прочно организованный и неукоснительно поддерживаемый строй сам по себе дисциплинирует солдат, объединяет их волю и уравнивает их качества. Введение и поддержание этого строя и есть «закон руководства массой», заявляет Сунь-цзы (VII, 11).

Полководец должен считаться, далее, с общим состоянием солдат. Он должен помнить, что «по утрам духом бодры, днем вялы, вечером помышляют о возвращении домой» (VII, 13). Этими словами Сунь-цзы хочет предупредить полководца о неизбежных колебаниях боевого духа солдат. Конечно, слова об утре, дне и вечере должны пониматься в самом широком смысле. Под «утром» может подразумеваться начало кампании, когда боевой энтузиазм еще свеж и силен; под «днем» — середина кампании, когда боевое воодушевление уже начинает спадать; под «вечером» — время к концу кампании, когда боевой дух уже почти исчезает. Можно применить эти слова и к отдельным этапам операции. С этим колебанием боевого воодушевления полководец должен считаться. Сунь-цзы распространяет это правило и на армию противника и подает свои указания, именно исходя из него: «Кто умеет вести войну, избегает противника, когда его дух бодр, и ударяет на него, когда его дух вял или когда он помышляет о возвращении» (VII, 13). Отсюда выводится и обратное указание: пускать свою армию в ход тогда, когда ее дух бодр. Это Сунь-цзы и называет «управлением духом» (VII, 13).

Из приведенных слов явствует, что Сунь-цзы рассматривает понятие боевого духа армии не как нечто абсолютное, существующее само по себе. Боевой дух — понятие относительное, определяемое двумя сторонами — своей и противника, и слагается из взаимодействия этих двух сторон. Управление боевым духом состоит именно в искусстве сопоставления этих двух сторон. Полководец должен стремиться к тому, чтобы противопоставить высокий боевой дух своих солдат пониженному или совсем угнетенному состоянию противника и избегать обратного. В этом и заключается искусство «управления духом».

Совершенно так же ставится вопрос и об «управлении сердцем». «Находясь в порядке, ждут беспорядка; находясь в спокойствии, ждут волнений» (VII, 14). Полководец должен противопоставить организованность и спокойствие своих солдат беспорядку и растерянности противника и, конечно, остерегаться обратного. Это Сунь-цзы и называет «управлением сердцем», т. е. чувствами, эмоциями (VII, 14).

Так же рассуждает Сунь-цзы и об «управлении силой»: «Находясь близко, ждут далеких; пребывая в полной силе, ждут утомленных; будучи сытыми, ждут голодных; это и есть управление силой» (VII, 15).

Сунь-цзы вообще, придает большое значение состоянию физических сил солдат. Свежесть сил и утомленность — это для него факторы первостепенного значения. «Управление силой» своей армии заключается прежде всего в том, чтобы тщательно заботиться о своих солдатах и не утомлять их, сплачивать их дух и соединять их силы (XI, 8). С другой стороны, нужно стремиться к тому, чтобы силы своих солдат, были всегда выше сил противника. Поэтому, «если его силы свежи, утоми его» (I, 7). [260]

Последнее правило воздействия на дух своих солдат, создания в них боевого воодушевления сводится Сунь-цзы к совету пробуждать в них «ярость и жадность».

Сунь-цзы не только признает наличие чувства вражды к противнику, но и считает его прямо необходимым. Он не вдается при этом в рассуждение ни о происхождении этого чувства, ни о его природе. При этом, по его мнению, важно не само чувство вражды, как таковое, а то, что оно может вызвать в человеке. Само чувство вражды может быть инертно, не побуждать человека к каким-либо действиям против врага. Такое чувство вражды совершенно бесполезно для полководца. Ему важно, что именно из этого чувства можно извлечь такого, что заставило бы человека, чувствующего вражду, наброситься на своего врага. Такими чувствами, извлекаемыми из общего чувства вражды, Сунь-цзы считает ярость, побуждающую обрушиться на своего врага и уничтожить его, и жадность — желание отнять у него все, что тот имеет. Именно эти чувства и советует пробуждать в своих солдатах Сунь-цзы. А значение их, с его точки зрения, огромно: «Убивает противника ярость, захватывает его богатства жадность» (II, 12).

Последнее средство повысить боеспособность армии путем управления ее духом — это поставить своих солдат в положение, которое Сунь-цзы называет «местом смерти».

Учение об этом приеме развивается у Сунь-цзы в целую теорию. Основанием ее служит следующая мысль: «Бросай своих солдат в такое место, откуда нет выхода, и тогда они умрут, но не побегут. Если же они будут готовы идти на смерть, как же не добиться победы? И воины и прочие люди в таком положении напрягают все свои силы. Когда солдаты подвергаются смертельной опасности, они ничего не боятся; когда у них нет выхода, они держатся крепко; когда они заходят в глубь неприятельской земли, их ничто не удерживает; когда ничего поделать нельзя, они дерутся» (XI, 9). «По этой причине солдаты без всяких внушений бывают бдительны, без всяких понуждений обретают энергию, без всяких уговоров дружны между собой, без всяких приказов доверяют своим начальникам» (XI, 10). В таких словах оценивает Сунь-цзы значение «места смерти».

Нетрудно видеть, что Сунь-цзы под «местом смерти» подразумевает положение фактической или кажущейся безвыходности. С его точки зрения, такое положение обеспечивает не только подъем боевого духа, но и абсолютное единство всех устремлений армии и ее безусловную покорность воле полководца, т. е. то, что Сунь-цзы ставит превыше всего. «Когда сильные и слабые все одинаково обретают мужество, это действует закон местности (т. е. “места смерти".— Н. К.). Поэтому когда искусный полководец как бы ведет свое войско за руку, ведет, как будто это один человек, это значит, что создалось положение, из которого нет выхода» (XI, 16). «Когда люди поставлены в положение, из которого нет выхода, они храбры, как Чжуань Чжу и Цао Куй» (XI, 12).

«Место смерти» рассматривается Сунь-цзы двояко. Это может быть место в географическом смысле слова: «Спереди — высокие горы, сзади — большая река; продвинуться вперед нельзя, отойти назад — преграда» — так описывает такое место комментатор Цао-гун. Но можно обозначить этим термином и обстановку, создавшуюся для армии во время ее действий против неприятеля. В данном случае важно не это, а то, что Сунь-цзы советует полководцу, когда это нужно, [261] искусственно создавать такую обстановку для своих солдат. Так, например, когда армия попадает в окружение противника и остается только один узкий выход из мешка, Сунь-цзы советует полководцу самому этот выход закрыть (XI, 21). Он подает свой ставший знаменитым совет «убрать лестницы»: «Ведя войско, следует ставить его в такие условия, как если бы, взобравшись на высоту, убрали лестницы. Ведя войско и зайдя с ним глубоко на землю князя, приступая к решительным действиям, надлежит сжечь корабли и разбить котлы (для варки пищи.— Н. К.)» (XI, 18). Почему Сунь-цзы советует это делать? Только потому, что «место смерти» — это такое положение, когда люди, «бросаясь быстро в бой, уцелевают, а не бросаясь быстро в бой, погибают» (XI, 2); потому, что «место смерти» есть на самом деле «место жизни». «Только после того как солдат бросят на место гибели, они будут существовать; только после того как их ввергнут в место смерти, они будут жить; только после того как они попадут в беду, они смогут решить исход боя» (XI, 27). Таким образом, «место смерти» есть не только «место жизни», но и «место победы».

«Собрать свою армию и бросить ее в опасность» — это значит не только пробудить в своих солдатах высокий боевой дух. Этим можно наилучшим способом и сплотить их, пробудить в них чувство самой тесной солидарности. Выше уже было приведено замечание Сунь-цзы о том, что в такой обстановке «солдаты без всяких уговоров дружны между собой» (XI, 10). Но он находит для характеристики армии, попавшей в такое положение, более выразительные слова. Он сравнивает ее со змеей, водящейся на горе Чаншань: «Когда ее ударяют по голове, она бьет хвостом, когда ее ударяют по хвосту, она бьет головой; когда ее ударяют по середине, она бьет и головой и хвостом» (XI, 13).

«Чаншаньская змея» стала знаменитым образом армии, боевую силу которой нельзя ничем сломить, армии, молниеносно отвечающей ударом на удар, армии, все части которой находятся в теснейшем взаимодействии и немедленно приходят друг другу на помощь. «Можно ли сделать войско подобным чаншаньской змее? Отвечаю: можно. Ведь жители царств У и Юэ не любят друг друга. Но если они будут переправляться через реку в одной лодке и будут застигнуты бурей, они станут спасать друг друга, как правая рука левую» (XI, 14). Сознание общей опасности — такова, как думает Сунь-цзы, наиболее надежная почва для такой солидарности.

Есть еще одно необходимое условие руководства армией, а вместе с тем и руководства военными действиями вообще. Полководец должен соблюдать величайшую тайну; оперативный план, выработанный им, не должен быть известен никому. «Передвигая войска, действуй согласно своим расчетам и планам и делай так, чтобы никто не мог проникнуть в них» (XI, 8). Замыслы полководца не должны быть известны не только противнику, но и собственной армии, даже подчиненным командирам. Более того, Сунь-цзы советует даже намеренно вводить в заблуждение не только противника, но и своих солдат. «Полководец должен сам быть всегда спокоен и этим непроницаем для других... Он должен уметь вводить в заблуждение глаза и уши своих офицеров и солдат и не допускать, чтобы они что-либо знали. Он должен менять свои замыслы и изменять свои планы и не допускать, чтобы другие о них догадывались. Он должен менять свое местопребывание, выбирать себе окружные пути и не допускать, чтобы другие могли что-нибудь сообразить» (XI, 17). [262]

Таковы требования, обращаемые Сунь-цзы к полководцу как руководителю армии. Но это еще не военные действия в точном смысле этого слова. Поэтому помимо всего перечисленного полководец должен в совершенстве владеть и искусством войны — ее стратегией и тактикой. В I главе трактата Сунь-цзы устанавливает «пять явлений» — пять основных элементов стратегии — и говорит: «Нет полководца, который не слыхал бы об этих пяти явлениях, но побеждает тот, кто усвоил их» (I, 3). Там же он говорит о «семи расчетах» — о семи приемах выработки стратегического плана — и говорит: «Если полководец станет применять мои расчеты, усвоив их, он непременно одержит победу» (I, 5).

6

Все предписания стратегии и тактики исходят у Сунь-цзы из одной мысли — мысли о победе. Поэтому ему прежде всего необходимо установить саму природу победы. Выяснению этого понятия посвящена IV глава трактата.

Прежде всего надлежит понимать, что победа есть результат взаимодействия двух сторон — своей и противника. Чтобы иметь победу, нужно иметь того, над кем ее одержать. Во-вторых, следует понять, что победа есть результат соединения моей собственной непобедимости для противника с возможностью для меня победить его. Собственная непобедимость, с точки зрения Сунь-цзы, есть результат доведенной до полноты обороны; возможность победить противника сводится только к одному — к способности наступать. «Непобедимость есть оборона; возможность победить есть наступление»,— кратко говорит Сунь-цзы (IV, 2). Настоящая оборона не есть признак слабости; наоборот, она есть признак силы. В самом деле, если бы оборона не была проявлением силы, она не была бы обороной. А если оборона есть действительно оборона, т. е. такая сила, о которую разбиваются все усилия противника, она есть тем самым и непобедимость. Таков смысл слов Сунь-цзы. Но непобедимость не есть еще победоносность. Эффективная оборона не есть наступление. «Когда обороняются, значит, есть в чем-то недостаток» (IV, 2). В чем? В чем-нибудь у себя? Нет, потому что такая оборона, которую Сунь-цзы только и называет «обороной», есть полная, совершенная оборона, создающая свой наивысший эффект — собственную непобедимость. Следовательно, недостаток не в себе самом; он в том, что мешает непобедимости превратиться в победоносность, обороне в наступление, своей непобедимости в возможность победить. Но «непобедимость заключена в себе самом, возможность победы заключена в противнике»,— говорит Сунь-цзы (IV, 1). «Тот, кто хорошо сражается, может сделать себя непобедимым, но не может заставить противника обязательно дать себя победить» (IV, 1). Именно этого недостает обороняющемуся: возможности победить. Недостает ему потому, что возможность победы над противником в конечном счете предоставляется им самим. «Поэтому и сказано,— цитирует Сунь-цзы какое-то древнее изречение: “Победу знать можно, сделать же ее нельзя"» (IV, 1). Можно знать, что нужно иметь от противника, чтобы его победить, но это не значит еще заставить его именно это иметь. Поэтому «в древности тот, кто хорошо сражался, прежде всего делал себя непобедимым и в таком состоянии выжидал, когда можно будет победить противника». Нужно, следовательно, чтобы противник сам открыл возможность победы над собой; в этот момент своя [263] непобедимость превращается в победоносность, оборона тем самым становится наступлением.

«Когда нападают, значит, есть все в избытке»,— кратко говорит Сунь-цзы (IV, 2). В избытке такие признаки состояния противника, которые дают возможность его победить, возможность, следовательно, открываемую им самим. Победу создают две сталкивающиеся противоположности — «я» и «противник»; в ней, в победе, сходятся два противоположных начала: своя собственная непобедимость и возможность победы над противником.

Как же все-таки в таком случае одерживают победу? Сунь-цзы говорит: «Кто хорошо сражался, прежде всего делал себя непобедимым и в таком состоянии выжидал, когда можно будет победить противника» (IV, 1). Понятие «ждать» у Сунь-цзы отнюдь не пассивное. Оно прежде всего означает: внимательно следить за противником, т. е. содержит в себе признак активного действия. Кроме того, «ждать» значит не только «следить», но и «не упускать» случая. «Тот, кто хорошо сражается, стоит на почве невозможности своего поражения и не упускает возможности поражения противника» (IV, 6). «Наука верховного полководца состоит в умении оценить противника, организовать победу» (X, 10).

Что же подлежит наблюдению и оценке? Ответ на это дается Сунь-цзы особым учением о «полноте» и «пустоте».

Эти два слова стоят в заголовке VI главы трактата, но Сунь-цзы говорит о «полном» и «пустом» неоднократно и в других местах. Смысл, вкладываемый автором в эти слова, в разных случаях различен. Но все же он сводится к одним общим понятиям: под «полнотой» подразумевается полнота боевой подготовки, способность к активным действиям, полная неуязвимость для противника; под «пустотой» подразумевается несовершенство подготовки, слабая способность к действиям, уязвимость. Вместе с тем слово «полнота» Сунь-цзы прилагает и ко всякому частному случаю, называя так всякий сильный пункт; словом же «пустота» называет любой слабый, уязвимый пункт.

Именно за этой «пустотой» у противника, обнаружением у него каких-либо дефектов, недостатков, слабых, уязвимых сторон и должен следить полководец. Поэтому особенно важно, чтобы он умел оценивать, так как часто лишь очень опытный глаз может открыть за как будто ничего не значащим признаком наличие уязвимого пункта. Этот момент и не должен упускать полководец. Что же он делает в этом случае? По учению Сунь-цзы, он должен «пустоте» у противника противопоставить «полноту» у себя, уязвимости противника — свою собственную неуязвимость, причем в первую очередь именно в том пункте, в котором обнаружилась уязвимость противника. Например, если у противника обнаружилось утомление, нужно противопоставить ему свежесть своих сил; если у него появился недостаток боеприпасов, нужно противопоставить полноту своего снабжения; если в его позиции обнаружился какой-нибудь дефект, нужно противопоставить крепость своей позиции, и т. д. Это и есть уже, в сущности, победа. Полководец, сумевший открыть уязвимый пункт противника, сумевший противопоставить ему свою собственную неуязвимость, уже тем самым, как думает Сунь-цзы, победил. Сражение только оформляет уже достигнутую победу.

Такая точка зрения позволяет Сунь-цзы высказать следующий парадокс: «Войско, долженствующее победить, сначала побеждает, а потом [264] ищет сражения; войско, осужденное на поражение, сначала сражается, а потом ищет победы» (IV, 6). Сунь-цзы считает, что в таком сражении «побеждают уже побежденного» (IV, 5).

Употребляя свои понятия «полноты» и «пустоты», Сунь-цзы уподобляет удар такой уже победившей армии по армии, уже, в сущности, побежденной, удару «камнем по яйцу», «полным по пустому» (V, 4). Наличие «твердости» у камня есть уже победа над «хрупкостью» яйца. Это сравнение рисует предрешенность победы; другим сравнением Сунь-цзы обрисовывает всесокрушающую силу удара того войска, которое должно победить: «Когда побеждающий сражается, это подобно скопившейся воде, с высоты тысячи саженей низвергающейся в долину» (IV, 10).

Итак, полководец должен уяснить себе двойственную природу победы и еще в одном смысле: победа есть результат столкновения собственной неуязвимости с уязвимостью противника, или, выражаясь словами Сунь-цзы, результат столкновения «полноты» у себя с «пустотой» у противника.

Но знание природы победы дает уже оружие в руки полководцу. Уметь подметить уязвимый пункт противника и вместе с тем противопоставить ему свою неуязвимость — это значит решить победу. Таким образом, Сунь-цзы, с полным правом сказавший (в одном смысле), что победу сделать нельзя (IV, 1), может с таким же правом (уже в другом смысле) сказать: «победу сделать можно» (VI, 10).

Сунь-цзы остается верен своей основной мысли: самая лучшая, самая верная победа достигается еще до сражения. «Тот, кто видит победу не более, чем прочие люди, не лучший из лучших. Когда кто-либо, сражаясь, одержит победу и в Поднебесной скажут “хорошо", это не будет лучший из лучших» (IV, 3). Лучший из лучших, конечно, тот, кто «побеждает уже побежденного». Эта победа не только самая верная, но и самая легкая: победа в сражении с таким противником будет простым ударом «камня по яйцу». Однако в таком случае полководец оказывается в странном положении. Обычно никому не приходит в голову удивляться тому, что твердым камнем удалось разбить хрупкое яйцо. Совершенно так же обычно никто не станет восхищаться легкой победой. «Когда поднимают легкое перышко, это не считается большой силой; когда видят солнце и луну, это не считается острым зрением; когда слышат раскаты грома, это не считается тонким слухом... Поэтому, когда хорошо сражавшийся побеждал, у него не оказывалось ни славы ума, ни подвигов мужества» (IV, 4). Таково теперь отношение света, или Поднебесной, как говорят китайцы, к такому полководцу. Увидеть его искусство, оценить его талант обычно могут только те немногие, кто обладает большим умом и проницаемостью. Китайские писатели, противопоставляя чему-нибудь отрицательному что-нибудь положительное или идеальное, обычно ссылались на древность. Поэтому и Сунь-цзы говорит: «Про кого в древности говорили, что он хорошо сражается, тот побеждал, когда было легко победить» (IV, 4).

7

Элементов стратегии Сунь-цзы насчитывает четыре: я, он (противник), небо (время), земля (пространство). «Если знаешь его и знаешь себя, победа недалека; если знаешь при этом еще Небо и знаешь [265] Землю, победа обеспечена полностью» (X, 16). Сунь-цзы не устает подчеркивать важность этих элементов: «Если будешь видеть, что с твоими солдатами напасть на противника можно, но не будешь видеть, что на противника нападать нельзя, победа будет обеспечена тебе только наполовину. Если будешь видеть, что на противника напасть можно, но не будешь видеть, что с твоими солдатами нападать на него нельзя, победа будет обеспечена тебе только наполовину. Если будешь видеть, что на противника напасть можно, будешь видеть, что с твоими солдатами напасть на него можно, но не будешь видеть, что по условиям местности нападать на него нельзя, победа будет обеспечена тебе только наполовину» (X, 14). Особо важное значение имеют первые два элемента: «я» и «он». «Если знаешь его и знаешь себя, то сражайся хоть сто раз, опасности не будет; если знаешь себя, а его не знаешь, один раз победишь, другой раз потерпишь поражение; если не знаешь ни себя, ни его, каждый раз, когда будешь сражаться, будешь терпеть поражение» (III, 9).

О содержании этих четырех элементов Сунь-цзы говорит в I главе трактата, в учении о «пяти явлениях» и «семи расчетах» (I, 2-4), дополняя многочисленными высказываниями в других местах. Суммируя эти его мысли, можно устанавливаемые им элементы стратегии разбить на три группы: моральные, материальные и географические.

Под понятие моральных элементов подходят: дух воюющего народа — вопрос о моральном единстве внутри страны (I, 3); состоянии духа армии — вопрос о сосредоточении всего внимания армии, всех мыслей солдат на войне, на победе (VII, 11; XI, 14); таланты полководца — личные и как руководителя армии (см. выше раздел 5).

К материальным элементам стратегии можно отнести: саму армию как организацию — вопросы ее строя (V, 1-2), ее руководства (VII, 11), снабжения (I, 3); состояние ее дисциплины (I, 4), степень обученности личного состава (I, 4); характер системы наград и наказаний (I, 4); наконец — и этому отводится сравнительно большое место — вопрос численности армии (III, 4; VI, 8; IX, 17).

К географическим элементам относятся: время — сезон, день (VI, 9), час суток, состояние погоды (I, 3) и пространство — учение о местности как категории топографической (X, 1) и категории стратегической (XI, 1).

Все эти элементы, как полагает Сунь-цзы, не существуют изолированно, сами по себе; они находятся в теснейшем взаимодействии. Более того, они вытекают друг из друга, друг друга обусловливают. Для характеристики этого их соотношения Сунь-цзы берет формулу, заимствованную им из какого-то старинного, нам неизвестного сочинения по военному искусству. Первая часть этой формулы гласит: «первое — длина, второе — объем, третье — число, четвертое — вес, пятое — победа» (IV, 8).

Понять эту своеобразно выраженную мысль помогают комментаторы. В свете их разъяснений эта часть формулы устанавливает последовательность стратегических элементов: первое — длина, т. е. расстояние, отделяющее от противника; второе — объем, т. е. размер и конфигурация местности, им занимаемой; третье — число, т. е. количество его сил; четвертое — вес, т. е. соотношение шансов противника со своими шансами; пятое — победа, т. е. организация на основе всех этих данных победы. Другими словами, в этой формуле устанавливается последовательность географических и материальных элементов стратегии, причем [266] управляет этой последовательностью конечная цель всякой стратегии — победа. Но вторая половина этой формулы устанавливает внутреннюю зависимость этих элементов: «Местность рождает длину, длина рождает объем, объем рождает число, число рождает вес, вес рождает победу» (IV, 8). Эти слова, по-видимому, имеют тот смысл, что общий характер местности определяет все расстояния на поле сражения; в факторе расстояния уже заложен фактор размера территории; размер территории определяет численность, в численности уже заложено соотношение сил, а соотношение сил определяет победу.

На таком понимании элементов стратегии Сунь-цзы строит свое учение о «форме». Это понятие употребляется им очень своеобразно и требует особого объяснения.

Соотношение всех вышеперечисленных элементов — моральных, материальных и географических — определяет исход, т. е. на чьей стороне будет победа. Что это значит? Это значит, что такое соотношение определяет, в чем слабость и сила каждой стороны, на чьей стороне вообще слабость, на чьей — сила. И вот Сунь-цзы эту слабость или силу армии и называет «формой» ее (V, 9). Под «формой» армии он подразумевает, таким образом, тот облик армии, который определяется совокупностью и взаимодействием ее сильных и слабых сторон. Можно сказать, что этот термин Сунь-цзы употребляет в приложении к армии в том смысле, в каком в наше время прилагают его к спортивной команде, выходящей на поле.

Однако для Сунь-цзы понятие формы не абсолютное. С его точки зрения, нельзя сказать об армии, что она находится в такой-то форме, наблюдая ее самое. Для этого нужно наблюдать ее на фоне противника, соотносительно с ним. Сила и слабость армии — понятия относительные: можно быть сильным или слабым только в сопоставлении с чем-нибудь. Поэтому сказать об армии, что она в таком-то отношении сильна, а в таком-то слаба, можно, лишь установив, что в этом же отношении противник слаб, а в том силен. Поэтому Сунь-цзы и говорит: «Форма у войска подобна воде... Вода устанавливает свое течение в зависимости от места; войско устанавливает свою победу в зависимости от противника» (VI, 13).

Сунь-цзы отдает себе полный отчет в важности этой формы. Если армия в «полной форме», т. е. преодолела все свои слабые места и обеспечила себе силу во всех отношениях, такая армия, как это Сунь-цзы раньше установил, победила, еще не сразившись. А «когда побеждающий сражается, это подобно скопившейся воде, с высоты тысячи саженей низвергающейся в долину. Это и есть форма» (IV, 10).

Понятием, сопряженным с понятием формы, является «мощь» армии. Мощь — это потенция армии, та внутренняя сила, которая скрывается за ее «формой». Сунь-цзы дает такое образное определение «мощи»: «То, что позволяет быстроте бурного потока нести на себе камни, есть ее мощь» (V, 7).

Но подобно понятию «формы» и понятие «мощи» — относительное: само наличие мощи, не говоря уже о степени ее, находится в зависимости не только от состояния своей формы, но и от формы противника. Поэтому Сунь-цзы говорит о мощи в тех же выражениях, что и о форме: «У войска нет неизменной мощи, у воды нет неизменной формы» (VI, 14).

Таково учение Сунь-цзы об элементах стратегии в их существе, взаимодействии и обусловленных ими действующих на войне силах. [267]

8

Сунь-цзы устанавливает в своем трактате правила ведения войны. Но он сам же говорит об исключениях, причем понятие «исключение» прилагает не к применению правила, а к самому существу правила. Например, понятие «дорога» само по себе включает в себя признак того, что по ней ходят; это составляет само содержание этого понятия. И тем не менее: «бывают дороги, по которым не идут»,— говорит Сунь-цзы. С такой же точки зрения «бывают армии, на которые не нападают; бывают крепости, из-за которых не борются; бывают местности, из-за которых не сражаются; бывают повеления государя, которых не выполняют» (VIII, 3).

Эти знаменитые в военной литературе Дальнего Востока «пять исключений» Сунь-цзы открывают путь к центральной идее всей его стратегии.

Идея эта — действие на войне, как и во всем прочем, закона изменений и превращений.

Наличие такой идеи вскрывается во многих высказываниях Сунь-цзы. Так, вышеприведенные слова о том, что «бывают дороги, по которым не ходят» и т. д., помещаются в главе, носящей заголовок «Девять изменений». Об изменениях говорят такие слова, как «тонов не более пяти, но изменений этих пяти тонов всех и слышать невозможно» и т. д. (V, 6). Из этих и им подобных высказываний явствует, что Сунь-цзы считал, что все на свете подвержено закону изменений и что эти изменения бесконечны. Однако это положение у него дополняется существенным признаком. В том месте трактата, где говорится о высшем искусстве полководца, мы находим слова о владении им «изменениями и превращениями» (VI, 14). Это дополнение словом «превращение» меняет содержание закона изменений, указывая на то, что это — не простая смена одного другим, но превращение одного в другое.

Трактат не оставляет сомнений и в том, как Сунь-цзы понимал это превращение. У него есть слова: «Беспорядок рождается из порядка, трусость рождается из храбрости, слабость рождается из силы» (V, 9). Как прямой смысл этих слов, так и весь ход его рассуждений в других местах свидетельствуют о том, что для него «изменение и превращение» означало переход к чему-то противоположному.

Сунь-цзы дает возможность судить и о том, как происходит это превращение явления в свою противоположность. Говоря о «форме», он заявляет: «Предел в придании своему войску формы — это достигнуть того, чтобы формы не было» (VI, 12). В этих словах заложена мысль, которую можно формулировать так: каждое явление развивается, и когда такое развитие доходит до своего предела, это явление превращается в свою противоположность.

Одно место в трактате позволяет нам раскрыть основу этого воззрения. В VI главе у него есть упоминание о «пяти элементах природы». Нам хорошо известно, о каких элементах идет речь. Это — дерево, огонь, земля, металл, вода. По древней китайской натурфилософии, это те элементы, из которых слагается все бытие; при этом не делается различия между бытием материальным и нематериальным. Эти элементы переходят друг в друга — каждый в противоположный себе, конечно, противоположный по представлениям того времени: дерево переходит в огонь, огонь — в землю, земля — в металл, металл — в воду, вода — в дерево. Этот переход воспринимался тогда как «порождение» [268] одного элемента другим и как «преодоление» одного другим в том смысле, что переход в другой элемент означал «преодоление» природы первого. Не подлежит сомнению, что эта натурфилософская концепция и легла в основу вышеприведенных идей Сунь-цзы. А если так, то мы по праву можем назвать его концепцию стихийно-диалектической, основанной на примитивном материализме. Такое понимание подкрепляется и отрицанием Сунь-цзы каких-либо обращений к нематериальным силам. Так, он решительно запрещает производить в армии всякие гадания; отрицает, что какие-либо сведения о противнике полководец может узнать, от «богов» и «демонов» (XIII, 4). Однако эти воззрения Сунь-цзы имеют одну существенную особенность. Представление о бытии как о бесконечном процессе развития с переходом от одного явления или состояния в ему противоположное сопровождается представлением о том, что это развитие и переход носят характер круговорота. Идея круговорота выражена у Сунь-цзы в таких словах, как «кончаются и снова начинаются — таковы солнце и луна; умирают и снова нарождаются — таковы времена года» (V, 6). Несколько ниже он прямо говорит о круговращении: «Правильный бой и маневр взаимно порождают друг друга, и это подобно круговращению, у которого нет конца» (V, 6).

Такая же идея круговорота присутствует и в учении о «пяти элементах», или о «пяти стихиях»; и там, как это мы знаем, предполагается круговорот этих стихий: дерево порождает огонь, огонь — землю, земля — металл, металл — воду, вода — дерево; и снова: дерево — огонь и т. д. Следы этого представления можно увидеть в словах Сунь-цзы о том, что «среди пяти элементов природы нет неизменно побеждающего», т. е. первый «побеждает» второй, но сам «побеждается» третьим, третий — четвертым, четвертый — пятым; пятый же — снова «побеждается» первым и т. д.

Такое представление о «круговороте» должно быть признано характерной чертой философских воззрений Сунь-цзы. В свете этой общей философской концепции Сунь-цзы рассматривает все основные понятия своей стратегии, а именно: понятие сторон, их целей, состояния, действия. Он считает, что природа каждого из этих явлений сложна, противоречива и в войне происходит именно ее раскрытие.

С точки зрения стратегии воюющие стороны для Сунь-цзы не являются тем, что обычно называют: «я» и «противник». Эти названия и обозначаемые ими понятия, по мнению Сунь-цзы, не стратегические. Названия воюющих сторон с точки зрения стратегии будут: «хозяин» и «гость».

Сунь-цзы берет эти слова потому, что именно они, как он думает, определяют соотношение сторон на поле сражения, соотношение чисто стратегическое. Прежде всего слово «хозяин» прилагается к той стороне, на чьей территории ведется война: оно будет означать «хозяин территории», противник же его, вторгшийся к нему, будет пришелец, «гость» (XI, 20). Но это лишь первое, элементарное значение этих терминов. Основное значение их — это положение, которое занимает каждая сторона в борьбе: тот, кто руководит борьбой, кому принадлежит стратегическая инициатива, является «хозяином», кто принужден принимать то, что ему предлагает противник, есть «гость». Поэтому Сунь-цзы не раз называет искусного полководца «хозяином победы» (XIII, 2). Термины «хозяин» и «гость» распространяются и на каждое отдельное проявление борьбы: в любом сражении одна сторона неизбежно [269] оказывается «хозяином», другая «гостем». Точно так же и в области стратегического расположения занимаемых позиций и т. д.

Но «хозяин» и «гость» — понятия противоположные. А коль скоро так, они подлежат действию общего закона изменений и превращений. Поэтому «хозяин» в определенных условиях может превратиться в «гостя» и наоборот. Борьба, с этой стороны, есть своеобразное развитие диалектики соотношения «хозяин — гость».

Следующее понятие, могущее быть также оцененным с точки зрения стратегии, это цель воюющих сторон. Как было сказано выше, цель всех действий на войне Сунь-цзы определяет словом «выгода». Но это название достаточно для характеристики цели борьбы только в приложении к одной стороне. Совершенно естественно, что в борьбе всякая выгода для себя является вредом для противника. Поэтому цель войны наиболее точно обозначается одним составным словом: «выгода-вред», двойной состав которого отражает двойственную природу этой цели. Поэтому Сунь-цзы всюду наряду с выгодой говорит и о вреде.

Но это лишь первое, наиболее элементарное раскрытие соотношения двух противоположных понятий выгоды и вреда. Несомненно, что война в целом и каждое действие на войне, каждая операция содержит в себе элементы выгоды и вреда для каждой стороны, причем не только потенциально, ибо каждая операция может принести или то или другое, но и реально, так как война всегда в какой-то мере означает и то и другое. Поэтому Сунь-цзы и требует от полководца, чтобы тот понимал до конца и всю выгоду от войны и весь вред от войны (II, 6). «Понимать до конца» — это значит понимать, что в каждой выгоде есть свой вред, и наоборот.

Третье основное понятие стратегии — состояние воюющих сторон. Это понятие, сформулированное со стратегической точки зрения, раскрывается в понятиях «полноты» и «пустоты». Выше уже было объяснено, что под этими словами подразумевается, с одной стороны, полнота всех качеств, нужных для войны, отсутствие каких-либо уязвимых пунктов, с другой — именно наличие этих пунктов. Но Сорай хорошо раскрывает соотношение этих двух понятий — точно в духе Сунь-цзы: «Полнота и пустота так меняются, так переходят друг в друга, что между ними нельзя просунуть даже тончайшего волоска. То, что до сих пор было полнотой, вдруг меняется и становится пустотой; то, что до сих пор было пустотой, вдруг меняется и становится полнотой. Как нет раз навсегда установленной полноты, так нет и раз навсегда установленной пустоты» (Сорай, цит. соч., стр. 63). А «полнотой» и «пустотой» определяется состояние как одной, так и другой воюющей стороны с точки зрения степени полноты боевой подготовки, боевой мощи.

Следующее понятие стратегии касается действий враждующих сторон. Этих действий два: наступление и оборона.

В IV главе трактата с достаточной ясностью раскрывается природа этих двух понятий. Сунь-цзы, как было указано выше, устанавливает сам два положения: собственной непобедимости и возможности победить. Первое положение Сунь-цзы соединяет с понятием обороны, второе — с понятием наступления.

При такой формулировке в каждом положении заключены и признак слабости и признак силы. Положение обороны есть положение силы, поскольку это есть то положение, при котором противник не может меня победить. Но в то же время оно есть признак слабости, поскольку в таком положении я не могу победить противника. Точно так же [270] обстоит и с положением наступления. Оно характеризуется Сунь-цзы как такое состояние, в котором я могу победить противника. Но как было объяснено выше, Сунь-цзы полагает, что возможность победить, присущая мне, реализуется не одним мной, а и противником, который должен сделать возможным свое поражение. Поэтому в наступлении есть своя сила — возможность победы, и своя слабость — известная зависимость этой победы от состояния противника. Таким образом, природа и того и другого явления опять-таки диалектична.

Но этим не исчерпывается диалектика этих двух явлений. Они сами по себе стоят в диалектическом отношении друг к другу. Такое отношение хорошо раскрывается в «Диалогах» Ли Вэй-гуна. Один из собеседников — танский император Тай-цзун — обращает внимание на слова Сунь-цзы: «у того, кто умеет нападать, противник не знает, где ему обороняться; у того, кто умеет обороняться, противник не знает, где ему нападать» (VI, 4). Тай-цзун при этом замечает: «Сунь-цзы ведь не говорит: “появляется противник и нападает на меня, и я тоже нападаю на него, или: если я обороняюсь, то и противник обороняется". Наступление и оборона у него равны друг другу». При этом Тай-цзун спрашивает: «Наступление и оборона, ведь это по сути дела одно и то же, не так ли?» После ряда рассуждений, в которых принимают участие оба собеседника, Ли Вэй-гун дает окончательную формулу внутреннего соотношения обороны и наступления: «Наступление есть механизм обороны, оборона — орудие наступления. Если наступать, не обороняясь, и не обороняться, наступая, это значит не только считать эти два действия разными вещами, но и видеть в них два различных действия по существу. Такие люди языком могут сколько угодно твердить о Сунь-цзы и об У-цзы, но умом не понимают их глубины. Учение о единстве наступления и обороны... кто может понять, что оно именно таково?» («Диалоги», ч. II, стр. 54-56).

Такова, по Ли Вэй-гуну, природа наступления и обороны как двух понятий стратегии. Таким образом, с точки зрения Сунь-цзы, все четыре основных понятия стратегии — хозяина и гостя, выгоды и вреда, полноты и пустоты, наступления и обороны — обладают диалектической природой, раскрывающейся в процессе борьбы.

Таков закон изменений и превращений, отраженный в самом содержании войны. Однако Сунь-цзы далек от мысли, что полководец, знающий этот закон и понимающий природу явлений, с которыми имеет дело, может и должен ограничиться только одним наблюдением и констатированием факта. Сунь-цзы допускает вмешательство в этот процесс изменений и превращений, более того — овладение им. И в этом смысле Сунь-цзы уже более оригинален: именно в его трактате ярче, чем в каком-либо другом древнем памятнике китайской мысли, дана теория овладения процессом изменений и превращений.

Прежде всего Сунь-цзы требует знания «изменений». Так, например, говоря о местности и устанавливая девять стратегических видов местности, он говорит: «Изменения в девяти видах местности... все это нужно понять» (XI, 19). Однако такое знание не может и не должно быть пассивным; оно должно иметь свою направленность, свою целеустремленность: полководец должен познавать процесс изменений, чтобы обнаруживать в нем то, что ему может быть выгодно. И тогда это знание уже само по себе составит большую силу. «Полководец, постигший, что есть выгодного в “Девяти изменениях" (т. е. во всех бесконечных изменениях.— Н. К.), знает, как вести войну. Полководец, [271] не достигший, что есть выгодного в “Девяти изменениях", не может овладеть выгодами местности, даже зная форму местности. Когда при управлении войсками он не знает искусства “Девяти изменений", он не может овладеть умением пользоваться людьми, даже зная “Пять выгод"» (VIII, 4).

Но все же это — не последнее. Последнее — это овладение процессом изменений и превращений, господство над ним и обращение его на службу себе. Что это значит, какую силу это дает в руки полководца, можно понять, вспомнив только, что процесс изменений и превращений для китайца того времени есть не что иное, как мировой процесс, содержание всего бытия. Как же назвать человека, полководца, который этим процессом уметь владеть, его направлять, умеет поставлять его себе на службу? «Кто умеет в зависимости от противника владеть изменениями и превращениями и одерживать победу, тот называется божеством» (VI, 14).

9

Как уже было сказано, Сунь-цзы всегда остается верен своему основному убеждению: лучше одерживать победу, не воюя, чем воюя. «Тот, кто умеет вести войну, покоряет чужую армию, не сражаясь; берет чужие крепости, не осаждая; сокрушает чужое государство, не держа своего войска долго. Он обязательно сохраняет все в целости и этим оспаривает власть в Поднебесной» (III, 3). Возможно ли это? Сунь-цзы убежден, что возможно, и указывает, каким способом такая победа достигается: «Можно, не притупляя оружия, иметь выгоду: это и есть правило стратегического нападения» (III, 3) 2.

Сунь-цзы не развивает специально этого правила. Очевидно, он считает это понятным из всех его рассуждений. В самой общей формулировке оно сводится к следующему: нужно поставить противника в такое положение, при котором он увидел бы, что борьба бесполезна и что ему остается только одно — капитулировать. Сунь-цзы полагает, что, если полководец владеет стратегическим искусством, т. е. понимает в совершенстве процесс изменений и превращений на войне и умеет им распоряжаться, в этом нет ничего невозможного.

Стратегическое нападение состоит из умелого действия той категорией, о которой была речь выше: формой.

Форма, как было объяснено выше,— это общее состояние армии, ее потенциальная мощь. Она представляет собой производное от «полноты» и «пустоты»; она зависит от соотношения сильных и слабых сторон. Поэтому оперирование формой есть, по сути дела, оперирование сильными и слабыми сторонами. Сунь-цзы требует, чтобы эта форма была нераспознаваемой для противника, т. е. чтобы от него были скрыты все мои потенции. «Поэтому предел в придании своему войску формы — это достигнуть того, чтобы этой формы не было»,— говорит Сунь-цзы. «Когда формы нет, даже глубоко проникший лазутчик не сможет что-либо подглядеть, даже мудрец не сможет о чем-либо судить» (VI, 12). Следовательно, моя истинная форма должна быть от противника скрыта; ему должна быть видима только та форма, которую я хочу ему [272] показать. И тогда эта демонстрируемая ему моя форма становится орудием в моих руках, орудием стратегического — в широком смысле этого слова — нападения.

Сунь-цзы считает, что перевес сил, особенно когда он достигает определенных размеров, имеет решающее значение. Если обладать десятикратным превосходством в силах, следует только произвести окружение противника, и он должен будет капитулировать (III, 4). Это есть пример победы без сражения. Но можно достигнуть того же результата и оперируя «формой»: «Если я покажу противнику какую-либо форму, а сам этой формы не буду иметь, я сохраню цельность, а противник разделится на части. Сохраняя цельность, я буду составлять единицу; разделившись на части, противник будет составлять десять. Тогда я своими десятью нападу на его единицу... 3. У того, кто умеет массой ударить на немногих, таких, кто с ним сражается, мало, и их легко победить» (VI, 7). Смысл этого маневра понятен: будучи равным противнику по силам, можно добиться десятикратного превосходства над ним, заставив его разделиться на десять частей; сделать же это можно, показав ему (конечно, ложно) нужную форму, т. е. такое свое состояние, которое заставило бы его это разделение произвести. Сунь-цзы уверен в безошибочном действии этого маневра; надо только уметь показать нужную форму. «Когда тот, кто умеет заставить противника двигаться, показывает ему форму, противник обязательно идет за ним» (V, 10). Управлять действиями противника в этом смысле, т. е. с тем чтобы поставить его в положение неизбежной капитуляции, можно; для этого есть различные средства. «Когда противнику что-либо дают, он обязательно берет; выгодой заставляют его двигаться, а встречают его неожиданностью» (V, 10).

Последние слова бросают свет на другое орудие стратегического нападения: действие выгодой и вредом. Выгода и вред, как было объяснено выше, являются двойной целью каждой воюющей стороны. Цель всех действий каждой стороны — добиться выгоды для себя, вреда для противника. Поэтому управлять действиями противника так, чтобы он попал в положение, из которого нет другого выхода, кроме капитуляции, можно, воздействуя на него выгодой, вернее — приманкой ложной или временной выгоды. Создавая же угрозу ему, ставя ему препятствия, т. е., по терминологии Сунь-цзы, действуя «вредом», также можно привести его в такое положение. «Уметь заставить противника самого прийти — это значит заманить его выгодой; уметь не дать противнику пройти — это значит сдержать его вредом» (VI, 2).

Орудиями стратегической борьбы могут быть и такие действия, как наступление и оборона. Сунь-цзы говорит, что, комбинируя наступление и оборону, нужно добиваться того, чтобы противник не знал, где он будет со мной сражаться; «а раз он этого не знает, у него много мест, где он должен быть наготове. Если же таких мест, где он должен быть наготове, много, тех, кто со мной сражается, мало. Поэтому, если он будет наготове спереди, у него будет мало сил сзади; если он будет наготове сзади, у него будет мало сил впереди; если он будет наготове слева, у него будет мало сил справа; если он будет наготове справа, у него будет мало сил слева. Не может не быть мало сил у того, у кого нет места, где он должен быть наготове. Мало сил у того, [273] кто должен быть всюду наготове; много сил у того, кто вынуждает другого быть всюду наготове» (VI, 8). Когда же получается такое соотношение сил, как это выражено в последних словах, по мнению Сунь-цзы, признающего в известной стратегической обстановке перевес в силах решающим фактором победы, результат, т. е. почти верная капитуляция противника, обеспечен. Таким образом, все основные понятия стратегии, не только полнота и пустота, но и выгода и вред, наступление и оборона, могут в руках искусного полководца послужить орудием стратегического наступления, т. е. орудием достижения почти бескровной победы.

Однако Сунь-цзы хорошо понимает, что далеко не всегда можно добиться желаемого результата только такими средствами. Надо полагать, что опыт истории и в его время с наглядностью свидетельствовал, что добиваются победы главным образом именно ведя бой; поэтому он столь же много, вернее — гораздо больше, говорит и о действительной войне, о ведении военных действий.

10

Первое и основное правило стратегии войны Сунь-цзы определяет следующими словами: «Тот, кто хорошо сражается, управляет противником и не дает ему управлять собой» (VI, 1). Нетрудно понять, что в этом изречении содержится требование сохранения в своих руках всей полноты инициативы.

В этом правиле, в сущности, резюмируется вся стратегическая теория Сунь-цзы. Все прочее, что им предлагается, представляет не более чем развитие этого принципа. Сунь-цзы при этом точно объясняет, что значит управлять действиями противника. Это значит, во-первых, управлять его движениями: заставлять его идти туда, куда я хочу, и не давать ему идти туда, куда я не хочу (VI, 2). Это значит, во-вторых, управлять его боевыми действиями: заставлять его принимать бой там и тогда, когда это мне выгодно, и не давать ему возможности вступать со мной в бой, когда это мне не выгодно (VI, 6). Как этого можно достигнуть? Сунь-цзы перечисляет ряд наиболее надежных средств достижения этого. Прежде всего, сохранить за собой всю полноту стратегической и тактической инициативы можно путем предупреждения противника во всех его действиях. Сунь-цзы очень часто употребляет слово «первым»: например, «первым прийти на поле сражения», иначе говоря, занять выгодную стратегическую позицию и иметь возможность дать отдых армии после перехода, т. е. встретить противника со свежими силами (VI, 1). Большое значение придает Сунь-цзы и предупреждению действий противника в одном особом случае. В XI главе трактата Сунь-цзы, разбирая со стратегической точки зрения различные типы местности, устанавливает понятие «перекрестка». Это название он прилагает к территории «чужого князя», т. е. нейтрального государства, которая граничит с обеими враждующими сторонами (XI, 2). Сунь-цзы называет эту местность «перекрестком» потому, что с нее, в случае занятия ее одной из враждующих сторон, для занявшего открывается легкая возможность вторжения на территорию противника. Сунь-цзы считает, что каждая сторона будет стремиться занять эту нейтральную территорию. Поэтому он рекомендует занять ее первым, т. е. поспешить овладеть ею, пока этого не успел еще сделать противник. При этом Сунь-цзы советует сначала попытаться занять эту территорию своими [274] войсками по соглашению с князем — владетелем этой территории (XI, 3); но если бы тот не согласился, необходимо оккупировать эту территорию независимо от его согласия. Предупреждение действий противника в этом случае, по его мнению, имеет настолько большое значение, что останавливаться ни перед чем не приходится.

Второй способ управления действиями противника — овладеть тем, что ему дорого: «Захвати первым то, что ему дорого. Если захватишь, он будет послушен тебе» (XI, 5), т. е. будет невольно делать то, что ему хотят навязать. Сунь-цзы сам не объясняет, что следует понимать под словами «то, что ему дорого». Одни комментаторы считают, что в данном случае речь идет о выгодной позиции, другие — о родных местах противника и т. п. Возможно, что Сунь-цзы нарочно оставляет эти слова без уточнения, так как понятие «дорогого» может быть самым различным в зависимости от обстановки и условий борьбы.

Близко к этому способу действий подходит рекомендуемый Сунь-цзы прием «нападения на то, что противник не может не защищать». «Если я хочу дать бой, пусть противник и возводит высокие редуты, роет глубокие рвы, все равно он не сможет не вступить со мной в бой. Это потому, что я нападаю на то место, которое он непременно должен спасать». Тут же Сунь-цзы продолжает: «Если я не хочу вступать в бой, пусть я только займу место и стану его оборонять, все равно противник не сможет вступить со мной в бой. Это потому, что я отвращаю его от того пути, куда он идет» (VI, 6). Вероятно, здесь идет речь о стратегическом маневрировании, вынуждающем противника к тем или иным действиям.

Хорошим средством управлять действиями противника Сунь-цзы считает, как было объяснено выше, умелое применение тактики «выгоды-вреда», т. е. завлечения, заманивания противника какой-нибудь несущественной или временной выгодой, а с другой стороны — создания ему препятствий. К тому же результату может привести и действие, являющееся для противника неожиданностью, вследствие чего он оказывается неподготовленным. Сунь-цзы советует «идти по тому пути, о котором он и не помышляет» (XI, 6). Неожиданным действием можно вызвать полную растерянность противника. «Напасть и при этом наверняка взять — это значит напасть на место, где он не обороняется; оборонять и при этом наверняка удержать — это значит оборонять место, на которое он не может напасть. Поэтому у того, кто умеет нападать, противник не знает, где ему обороняться; у того, кто умеет обороняться, противник не знает, где ему нападать». Сунь-цзы считает, что полководец, умеющий так действовать, является «властителем судеб противника» (VI, 4).

Таков общий закон ведения войны. На его основе устанавливается то, что можно назвать общей тактикой и тактикой частной.

В основе общей тактики лежит положение: война — это путь обмана (I, 7). Сунь-цзы подробно разъясняет, что он подразумевает под этими словами. Это есть тактическая маскировка, различные меры предосторожности, использование недостатков или ошибок противника, воздействие на него изнутри, воздействие на его психологию (I, 7). Короче говоря, он имеет в виду различные приемы военной хитрости. При этом он придает этой хитрости, или «обману», как он выражается, такое значение, что считает возможным заявить: «В войне устанавливаются на обмане» (VII, 7). [275]

К области общей тактики относится и развиваемая Сунь-цзы теория «прямого и обходного путей». С его точки зрения, цели на войне могут быть достигнуты двумя этими путями.

При этом Сунь-цзы особое значение придает тому, что он называет «тактикой обходного пути». В этом пункте он, верный своему методу, снова устанавливает диалектическую зависимость этих двух понятий. Для Сунь-цзы в обходном пути скрывается прямой; обходный путь нередко ближе и вернее ведет к цели, чем прямой. Но «трудное в борьбе на войне — это превратить путь обходный в прямой, превратить бедствия в выгоду. Поэтому тот, кто, предпринимая движение по такому обходному пути, отвлекает противника выгодой и, выступив позже него, приходит раньше него, тот поднимает тактику обходного движения» (VII, 2). Сунь-цзы очень высоко ставит эту тактику: «Кто заранее знает тактику прямого и обходного пути, тот побеждает. Это и есть закон борьбы на войне» (VII, 10).

Главнейшим условием всех действий на войне Сунь-цзы считает быстроту. Ей он придает первостепенное значение. Характеризуя быстроту, он говорит, что она должна быть подобной ветру (VII, 8). Удар должен быть нанесен «быстрее, чем достигает звук грома ушей человека, быстрее, чем блеск молнии достигает его глаз»,— как говорит комментатор Чэнь Хао.

Быстрота сама по себе уже представляет мощь. Бурный поток обладает такой мощью, что может нести на себе тяжелые камни. Что дает ему эту мощь? Только его быстрота (V, 7). Также и удар по противнику: если он производится с быстротой, «подобной ветру», он уже тем самым обладает сокрушительной силой.

Признавая быстроту необходимой во всех действиях на войне, Сунь-цзы особо указывает на то, что лучшим на войне является быстрое вторжение на территорию противника. Он рекомендует внимательно следить за всеми действиями противника и подстеречь удобный момент, когда тот как бы несколько приоткрывает себя. «Когда противник станет открывать и закрывать, непременно стремительно ворвись к нему» (XI, 30). Умение подстерегать малейшую оплошность противника при одновременной искусной маскировке своих собственных намерений Сунь-цзы рисует очень образно: «Сначала будь как невинная девушка — и противник откроет у себя дверь. Потом же будь как вырвавшийся заяц — и противник не успеет принять мер к защите» (XI, 31).

Таково содержание общей тактики Сунь-цзы. Частная тактика состоит из правил, говорящих о том, как вести бой в различных местностях в зависимости от их топографических свойств (IX, 2-5; X, 2-7) и их стратегических свойств (XI, 3, 20); как действовать в различных случаях численного соотношения сил сторон (III, 4), и т. д. Сюда же относятся и правила тактической разведки (XI, 11).

Свое учение о бое Сунь-цзы строит на теории правильного боя и маневра. Этим его понятиям старая китайская военная наука придала особо важное значение. И сам Сунь-цзы видит в этих двух элементах все содержание боя. «Действий в сражении всего только два — правильный бой и маневр»,— говорит он (V, 6). Собственно говоря, каждый из этих приемов боя имеет свое специальное назначение: «Вообще в бою схватываются с противником правильным боем, побеждают же маневром». Поскольку маневр является инструментом победы, Сунь-цзы и считает возможным заявить: «Тот, кто хорошо пускает в ход маневр, [276] безграничен подобно небу и земле, неисчерпаем подобно Хуанхэ и Янцзыцзяну» (V, 5).

Однако было бы неправильным считать, что Сунь-цзы отдает предпочтение какому-либо одному из этих приемов. Каждый из них имеет свою особую функцию, и Сунь-цзы ее определяет. Но вместе с тем он тут же указывает, что каждый из них в отдельности сам по себе еще не может дать требуемого эффекта, т. е. победы. Нужно их сочетание: «То, что делает армию при встрече с противником непобедимой, это правильный бой и маневр» (V, 3).

Но было бы неправильным ограничиваться и этим. Полководец должен понимать, что непроницаемой стены между этими двумя приемами боя нет вообще. Наоборот, их соотношение такое же диалектическое, как и всех прочих элементов стратегии и тактики. Правильный бой в известных условиях переходит в маневр, маневр — в правильный бой.

«Действий в сражении всего только два — правильный бой и маневр, но изменений в правильном бое и маневре всех и исчислить невозможно. Правильный бой и маневр взаимно порождают друг друга, и это подобно круговращению, у которого нет конца. Кто может их исчерпать?» (V, 6). Таким образом, и в этой области боя господствует закон изменений и превращений. И как всегда, секрет победы заключается в том, чтобы этими изменениями и превращениями, этой внутренней диалектикой боя овладеть.

В «Диалогах» Ли Вэй-гуна, в дополнение к высказываниям Сунь-цзы, говорится следующее: полководец должен уметь, во-первых, превращать маневр в правильный бой и обратно; этим самым он будет распоряжаться самим процессом изменений и превращений. Во-вторых, он должен уметь применять эти изменения и превращения для обмана противника. Тай-цзун, в уста которого вложены эти слова, вспоминает учение Сунь-цзы о форме, о том, как пользоваться ею в борьбе с противником. Сунь-цзы учит, что следует всегда скрывать свою истинную форму и демонстрировать ложную. Это правило применяется и в отношении правильного боя и маневра. Следует «заставлять противника принимать мой правильный бой за маневр, а мой маневр заставлять принимать за правильный бой». Эти слова Тай-цзуна, хорошо укладывающиеся в русло рассуждений Сунь-цзы, могут быть признаны вполне точным разъяснением мысли самого Сунь-цзы.

Последнее, что осталось отметить в тактике Сунь-цзы, это его учение об ударе. Он требует, чтобы удар был стремительным, рассчитанным, коротким, сокрушительным. Стремительность удара он ставит в зависимость от мощи, той самой мощи, которая порождается быстротой. «То, что позволяет быстроте бурного потока нести на себе камни, есть ее мощь... У того, кто хорошо сражается, мощь — стремительна» (V, 7). Рассчитанность удара он также ставит в связь с быстротой, но в другом виде: «То, что позволяет быстроте хищной птицы поразить свою жертву, есть рассчитанность удара... У того, кто хорошо сражается... рассчитанность коротка». Таким образом, два образа рисуют надлежащий по качеству удар по противнику: бурный несущийся поток и нацеливающийся на свою жертву пернатый хищник.

Но есть одна подробность в этом учении об ударе. Сунь-цзы считает, что удар наносит не что иное, как то, что он именует «мощью» армии, т. е. ее потенциальной силой, слагающейся из ряда вышеописанных взаимодействующих элементов. Полководцу не требуется прибегать к [277] каким-нибудь особым, внешним действиям и усилиям; ему нужно только пустить в ход мощь своей армии. «Тот, кто хорошо сражается, ищет все в мощи, а не требует всего от людей. Поэтому он умеет выбирать людей и ставит их соответственно их мощи», т. е. приводит в действие их собственную силу (V, 11). «Тот, кто ставит людей соответственно их мощи, заставляет их идти в бой так же, как катят деревья и камни. Природа деревьев и камней такова, что, когда место ровное, они лежат спокойно; когда оно покатое, они приходят в движение; когда они четырехугольны, они лежат на месте; когда они круглы, они катятся» (V, 12). «Поэтому мощь того, кто умеет заставить других идти в бой, есть мощь человека, скатывающего круглый камень с горы в тысячу саженей» (V, 13). Такой сокрушительной силой будет обладать удар той армии, у которой приведена в движение ее собственная внутренняя мощь.

* * *

Таково учение Сунь-цзы, изложенное как некая система. Несомненно, что в этой системе не все части одинаково развиты, кое-что совершенно отсутствует — даже с точки зрения военной теории древнего Китая. Так, например, много нового мы встречаем в двух ближайших по времени трактатах по военному искусству — «У-цзы» и «Вэй Ляо-цзы» (оба относятся к IV в. до н. э.). Но ни в одном древнем сочинении по военному искусству нет той полноты и цельности, которые наличествуют в учении Сунь-цзы.

Само собой разумеется, что в этом учении отразилась историческая эпоха, в которую оно создалось.

Доктрина Сунь-цзы прежде всего — явление, характерное для определенной исторической эпохи. Выяснение этой связи учения Сунь-цзы с его эпохой и составляет последнюю задачу настоящего исследования Это тем более важно, что в свете истории явственнее проступает и существо самого учения.

Текст воспроизведен по изданию: Н. И. Конрад. Избранные труды. Синология. М. Наука. 1977

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.