БАНЬ ГУ

ИСТОРИЯ РАННЕЙ ДИНАСТИИ ХАНЬ

ЦЯНЬ ХАНЬ ШУ

ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ТРАКТАТ «ИСТОРИИ ХАНЬ»

(ГЛАВА 28)

«ТРАКТАТ ОБ УЗОРЕ ЗЕМЛИ» И СЕВЕРНЫЕ ОКРУГА ИМПЕРИИ

«Ветер» влияния местности состоит из «дыханий, или эфиров» (ци), специфических для нее (или местностей этого типа). По древнекитайским представлениям, «дыхания» (под которыми понимается комплекс местных природно-климатических условий) влияют на психофизические особенности, этические характеристики, здоровье и долголетие местных жителей; при этом каждая местность рождает людей того же рода, что и она сама, что и ее особые «дыхания»: где «дыхания» [32] камней, там много сильных (так как сила имитирует крепость камня), где «дыхания» бугров, там много алчных (так как стяжательство имитирует скопление земли, каким является бугор) (см. [16, с. 46-47; 17, гл. 15, с. 46]).

Бань Гу разделял подобную точку зрения. Удобнее всего показать это на примере двух противоположных групп людей, чьи различия, по мнению историка, были обусловлены различием мест их обитания. Речь идет о людях, храбрых и воинственных по своей природе, годных для пополнения конной гвардии и числа прославленных генералов, и о других людях, по своим внутренним свойствам годных для пополнения гражданского чиновничества и числа возглавляющих его канцлеров. Далее мы попробуем показать, что, по понятиям историка, этих людей сделали такими «дыхания» инь и ян.

Это представление не было изобретено Бань Гу, а досталось ему от прошлого вместе с китайской культурой, китайским языком, официальной идеологией императорских эдиктов и их терминологией. И в этих эдиктах, и в произведениях западноханьских авторов, и в истории самого Бань Гу прослеживается деление этих округов на «внутренние» и «внешние» (нэй цзюнь ##, вай цзюнь ##). Так, согласно императорским эдиктам 73, 67 и 12 гг. до н.э., «внутренние округа и [удельные] государства» рекомендовали трону «знатоков писаний», «достойных и хороших, прямых и честных ученых, [способных] говорить откровенно и увещевать неуклонно» и т.п., а 22 округа по северной границе (т.е. «внешние округа») - «смелых и яростных [людей], знающих законы войны» (см. [54, т. 2, с. 208, 220, 411]). Как указывает Янь Шигу, «государство центра (чжун го ##) составляло внутренние округа, а тот [район], в котором вдоль границы были крепости и крепостцы [для отражения] варваров от [восточных] и # до [северных] ди #, составлял внешние округа. Во времена божественного императора Чэна ## внутренние округа рекомендовали [двору] прямых и честных [людей], а 22 округа на северной границе рекомендовали [двору] смелых и яростных [людей]» [18, гл. 8, с. 254-255]; ср. [54, т. 2, с. 208, примеч. 4.4]. Если 22 округа по северной границе были «внешними округами», то очевидно, что они входили в 25 округов от Уду до Лэлана, описанных в географическом трактате. Скорее всего, все эти 25 округов, расположенные по северной и северо-западной границам империи, считались «внешними». ²⁵

В представлении древних историков деление на «внутренние» и «внешние» округа было связано (но не полностью совпадало) с делением земного пространства на две области - инь и ян, встречающимся и у Сыма Цяня, и в астрологической главе «Хань шу», быть может, завершенной не Бань Гу. Сыма Цянь писал: [33]

«Когда [царство] Цинь присоединило и поглотило три [государства, выделившиеся из] Цзинь #, [земли] Янь # и Дай #, то [область] к югу от Реки (Хэ #) и горы [Хуа #] составила государство центра. В [стране, лежащей] между четырех морей, государство центра находится на востоке и юге и является ян. На ее западе и севере [живут] такие народы, как варвары ху #, мо # и юэчжи ##, которые носят шубы из войлока и натягивают луки, [они] являются инь... Поэтому [цепи] гор и [русла] рек государства центра идут на северо-восток, их система такова, что [ее] начало находится в [горных районах] Лун # и Шу # (в совр. Шэньси, Ганьсу и Сычуани. - Ю. К.), а [ее] конец погружен в [море] Бо[хай] ## в районе горы] Цзе[ши] #[#]. По этой причине [жители земель] Цинь и Цзинь любят применять оружие...» [35, гл. 27, с. 88-89]; ср. [18, гл. 26, с. 2215-2216]. Комментатор Вэй Чжао ## (204-273) поясняет: «[Жители] Цинь и Цзинь, [обитающие] к северу от [начала] системы [гор и рек государства центра на] юго-западе, являются инь, так же как и народы [вроде] варваров ху и мо, которые натягивают луки, поэтому они любят применять оружие» [35, гл. 27, с. 89]. Такой же комментарий приписывают Мэн Кану ## (ок. 180 - ок. 260) (см. [18, гл. 26, с. 2216]).

Сравнение областей инь и ян с зонами «внутренних» и «внешних» округов показывает, что «внутренние округа» считались областью ян (поскольку и эти округа, и эта область отождествлялись с «государством центра»), тогда как «внешние округа» на западе и севере (но не на юге!) империи составляли часть области инь. Это соответствует обычной теории годичного движения инь и ян в космосе, которая дана в «Хуайнань-цзы ###» - по ней «дыхания» ян появляются на северо-востоке, движутся на юг через восточную часть мира и иссякают на юго-западе, а «дыхания» инь появляются на юго-западе, движутся на север через западную часть мира и иссякают на северо-востоке (см. [49, т. 2, с. 26]).

Из приведенных слов Сыма Цяня и Вэй Чжао следует, что бывшие земли Цинь, трех владений, выделившихся из Цзинь (по нашим наблюдениям, Вэй и Чжао, но не Хань), а также владений Дай и Янь находились, по древнекитайским понятиям, в области инь и составляли часть территории «внешних округов». С этим Сыма Цянь и другие историки связывали воинственность тамошних жителей - военное, карающее начало ассоциировалось с инь, а благая сила дэ # - с ян; именно поэтому, выражаясь словами Янь Шигу, «внутренние округа рекомендовали [двору] прямых и честных [людей], а 22 округа на северной границе (т.е. «внешние округа». - Ю. К.) рекомендовали [двору] смелых и яростных [людей]» (см. выше, с. 32). В свою очередь, Бань Гу писал о бывшей территории Цинь: [34]

«В [округах] Тяньшуй ## и Лунси ## на горах леса со множеством деревьев, народ делает из досок дома; что же до [округов] Аньдин ##, Бэйди ##, Шанцзюнь ## и Сихэ ##, то все они примыкают к [землям] варваров жун # и ди #; [тамошние жители] совершенствуются в подготовке к войне, высоко ставят энергию (ци) и силу (ср. [18, гл. 94Б, с. 5357, 5375; 9, вып. 2, с. 34, 50]. - Ю.К.) и рассматривают охоту как ведущее [занятие]. Поэтому в циньских песнях (ши #) сказано: «Нахожусь в своем дощатом доме». И еще сказано: «Царь поднимает войска, я приведу в готовность свои латы и оружие и пойду в поход вместе с вами» (ср. [68, с. 193 (I.XI.III, 1), 202 (I.XI.VIII, 3)]. - Ю. К.). Что касается [других циньских песен -] произведений «Колесницы грохочут», «Четверка лошадей темной гнедой масти» и «Малая боевая колесница», записанных на [отдельных] связках бамбуковых дощечек, - все они говорят о колесницах, лошадях и таком занятии, как охота. Когда возвысилась [династия] Хань, то сыновей из хороших семей шести округов [- Лунси, Тяньшуй, Аньдин, Бэйди, Шанцзюнь и Сихэ -] стали отбирать для исполнения [обязанностей конных лейбгвардейцев государя - «чинов дворцовой охраны из] пернатого леса» и «служителей у ворот [дворца]» (см. [42, с. 24]. - Ю.К.); они использовали свои способности и силу для [получения воинских] должностей; из них вышло много прославленных генералов (ср. [18, гл. 94А, с. 5301-5302; 9, вып. 1, с. 34]. - Ю.К.). Кун-цзы сказал: «Если благородный муж обладает храбростью, но не имеет [чувства] долга, то учинит смуту. Если низкий человек обладает храбростью, но не имеет [чувства] долга, то учинит разбой» (ср. [14а, с. 197 (17.23)]. - Ю. К.). Поэтому в этих нескольких округах в обычае у народа [вести себя] безыскусственно [в соответствии со своей] природной сущностью и не стыдиться грабежа и разбоя» [18, гл. 28Б(II), с. 3020-3021].

Бань Гу указывает также: «Со времен Цинь и Хань [земли] к востоку от горы [Хуа] поставляют канцлеров, [земли] к западу от горы [Хуа] поставляют генералов. Во времена Цинь воевода Бо Ци ## был уроженцем [уезда] Мэй # [округа Юфуфэн] (см. [18, гл. 28А(I), с. 2515]. - Ю. К.), Ван Цзянь ## был уроженцем [уезда] Пиньян ## [округа Цзопинъи] (см. [там же, с. 2505]. - Ю.К). Когда возвысилась [династия] Хань, то Ван Вэй ## и Гань Яньшоу ### [из уезда] Юйчжи ## [округа Бэйди], Гунсунь Хэ ### и Фу Цзецзы ## [из уезда] Ицюй ## [округа Бэйди], Ли Гуан ## и Ли Цай ## [из уезда] Чэнцзи ## [округа Тяньшуй], Су Цзянь ## и Су У ## [из уезда] Дулин ## [столичного округа Цзинчжаоинь] (см. [18, гл. 28А(I), с. 2501]. - Ю.К.), Шангуань Цзе ### и Чжао Чунго ### [из уезда] Шангуй ## [округа Лунси], Лянь Бао ## [из уезда] Сянъу ## [округа Лунси], Синь Усянь ## и [Синь] Цинван [#] [35] ## из уезда Ди с преобладающим варварским населением (Дидао ##) [округа Лунси] - все были хорошо известны благодаря храбрости и воинственности, а отцы и сыновья Су и Синь проявили душевную чистоту. Вот те из них, которые заслуживают того, чтобы быть перечисленными с [высокой] похвалой, прочих же не счесть. Почему? [Округа] Тяньшуй, Лунси, Аньдин и Бэйди, [расположенные] к западу от горы [Хуа], по своему местоположению примыкают к [землям] варваров цян те и ху, в обычае у [местного] народа совершенствоваться в подготовке к войне, высоко ставить храбрость, силу, [умение], оседлав коня, стрелять из лука, сидя верхом. Поэтому в циньской песне (ши) сказано: «Царь поднимает войска, я приведу в готовность свои латы и оружие и пойду в поход вместе с вами». Их дух (ци #) и обычаи, [проявившиеся в] звуках [этой песни из раздела «Ши цзина»] «Нравы [царств]», с древности были таковы; нынешние песни [этих мест], которые поются под аккомпанемент музыкальных инструментов и без него, исполнены воодушевления и возмущения; [в них] еще сохраняется отголосок [распространенных там] нравов» [18, гл. 69, с. 4532].

Добавим, что Сыма Цянь, а вслед за ним и Бань Гу в чем-то изображали варваров, соседствующих с китайцами северо-запада, очень похожими на них. При этом оба историка говорили о склонности сюнну к скотоводству, охоте, военной подготовке и войне как об «их природе, [дарованной] Небом» [35, гл. 110, с. 2-3; гл. 94А, с. 5301-5302]; ср. [9, вып. 1,с. 34].

Заканчивая описание зоны Лу в географическом трактате, Бань Гу указывал: «С тех пор как возвысилась [династия] Хань, [из уроженцев государства] Лу и [округа] Дунхай ## многие достигли [постов] министров и канцлеров» [18, гл. 28Б(II), с. 3042].

Из приведенного материала можно заключить, что Бань Гу принял точку зрения Сыма Цяня и других ханьских авторов, согласно которой территория империи делится на области инь и ян и часть области инь совпадает с «внешними округами» запада и севера, а область ян - с «внутренними округами». Его теория о том, что земли к западу от горы Хуа поставляют генералов, а земли к востоку от этой горы - канцлеров, в сущности, мало отличается от описанной ранее концепции императорских эдиктов (см. выше, с. 32); по ханьским понятиям, власти каждой местности рекомендовали трону людей того же рода, что и она, в природе которых соответственно преобладало инь или ян.

Сходный взгляд выражен в словах, написанных Бань Гу о жителях округов Сюаньту ## и Лэлан ##, которые были учреждены на землях бывших древнекорейских владений (царства Чаосянь ## и других): «...Восточные варвары и # по природе, [дарованной] Небом, мягки и послушны в отличие от [живущих] за пределами [остальных] [36] трех сторон [государства центра]...» [18, гл. 28Б(II), с. 3037]. С этим взглядом следует сравнить расхожее конфуцианское мнение, которое Бань Гу сообщает (не высказывая, правда, своего к нему отношения) как компилятор материалов конфуцианской дискуссии 79 г. в «Зале белого тигра»: «Восточная страна света - [это район] младшего ян, [тамошних варваров] легко (и #) духовно преобразить, поэтому взяли [для них] название и #... Северная страна света - [это район] старшего инь, отсюда низость и жадность [тамошних варваров], поэтому мало [возможностей] и трудно духовно преобразить их» [16, с. 50].

Приведенный материал как будто оправдывает вывод, что для Бань Гу природные особенности людей - воинственность, смелость и твердость одних, «конфуцианские» добродетели других, послушность и мягкость третьих и т.п. - объяснялись тем, в какой области пространства - инь или ян и даже младшего или старшего инь или ян - эти люди обитают.

Прежде мы пришли к выводу о том, что, описывая округа империи и дойдя в своем описании до морского побережья к северо-востоку от столицы, Бань Гу далее описывал округ за округом, следуя по направлению часовой стрелки (см. выше, с. 19). Но это направление, по китайским понятиям, и есть направление годичного движения сначала ян, а потом инь в космосе (см. выше, с. 33). Следовательно, одним из факторов, повлиявших на последовательность названий округов в географическом трактате «Хань шу», была обычная теория годичного движения инь и ян.

Внимательно проанализировав «внешние факторы», влияющие, по мнению Бань Гу, на «врожденные свойства человеческой природы» - «обычаи и черты характера», М.В. Крюков отнес к этим факторам «деятельность царей, чиновников, мудрецов; переселения; территориальные контакты и заимствования». В качестве примера действия последнего фактора ученый указывает на ситуацию, когда «две местности относятся к различным регионам, но соседствуют друг с другом» и это «может явиться причиной изменения обычаев их населения»; он иллюстрирует эту мысль сходством обычаев северных районов царства Янь и соседних территорий Чжао; случаем с У, Юэ и Чу, которые «имели общие границы, и потому обычаи там в основном сходны»; наконец, случаем соседства китайцев и варваров: «Крайний северо-запад и север современной провинции Шэньси в ханьское время «находился в непосредственной близости к жунам и ди, поэтому тамошнее население постоянно упражнялось в военном деле, считало главным достоинством человека умение стрелять из лука и охотиться; обычаи в этих округах грубы; воровство и разбой не считаются зазорным занятием»... Примерно такая же ситуация, утверждает историк, [37] существует на бывших чжаоских землях, которые «находятся вблизи от северных варваров, и поэтому народ отличается здесь злобностью и ценит храбрость» [4, с. 342-343].

Приведенные ученым примеры заставляют насторожиться. Действительно, он цитирует (в несколько отличном от нашего переводе и, видимо, с сокращениями) характеристику, которую Бань Гу дал бывшей территории Цинь (ср. выше, с. 34), причем для иллюстрации мысли, совершенно отличной от нашей. То, что М.В. Крюков считает свидетельством признания Бань Гу существования фактора «территориальных контактов и заимствований», мы рассматриваем в качестве признания историком влияния «дыханий инь». Доказательства своей точки зрения мы уже привели; добавим лишь одно соображение. Если М.В. Крюков прав и, по мнению Бань Гу, жители округов Аньдин, Бэйди, Шанцзюнь и Сихэ занимаются военным делом и охотой потому, что научились этому у соседей-варваров в результате «территориальных контактов», то было время, когда они этим не занимались; слово «заимствование» предполагает такое время. Между тем Бань Гу сам указывает, что тамошние жители занимались этим еще в древности, и это отражено в циньских песнях,«Ши цзина»; он внятно повторяет эту мысль, добавляя: «Их дух (ци) и обычаи, [проявившиеся в] звуках [этой песни из раздела "Ши цзина»] «Нравы [царств]», с древности были таковы» (см. выше, с. 35). Историк попросту не сообщает нам о том, что когда-либо ситуация была иной; какие же основания предполагать тут заимствование?

Кроме того, М.В. Крюков, как кажется, без оснований дважды вставляет в свои переводы между сообщением о соседях жителей определенного района и описанием обычаев этих жителей слово «поэтому», указывающее на причинно-следственную связь. Так, он добавляет это слово в характеристику территории Цинь, приведенную выше (ср. с. 35 и 36). Добавляет он его и в характеристику «бывших чжаоских земель» (ср. с. 36), в которой на самом деле говорится: «[Местность] Чжун Ш и [округ] Дай (# лежат к северу от [уездного города] Ши[и] #[#], они примыкают к [землям] грабителей-варваров ху; в обычае [тамошнего] народа быть твердым и злым, любить, придя в ярость, совершать преступления, не заниматься ни земледелием, ни торговлей; [еще] во времена, когда [царство] Цзинь было [единым] целым, [а не было разделено на три владения, его правители] уже были озабочены его (населения Чжун и Дай. - Ю. К.) проворством и дерзостью, а [чжаоский] царь Улин ### к тому же еще больше усилил эти [свойства]...» [18, гл. 28Б(II), с. 3035]. Мы намеренно перевели более длинный отрывок текста, чем М.В. Крюков, так как в последней части здесь подразумевается культурное заимствование: [38] чжаоский царь Улин (?-295 гг. до н.э.) в 307 (или 302?) г. до н.э. усилил «проворство и дерзость» населения Чжун и Дай, введя в войске обычай ношения одежды варваров ху и обучение стрельбе из лука с седла (см. [36, гл. 129, с. 2720 (примеч. 21), 2736; 4, с. 334-336]). Но для историка здесь важно не заимствование, а влияние царя как внешний фактор воздействия на нравы. Этому царю он и отводит роль усилившего и без того существовавшие в Чжун и Дай нравы, о возникновении которых Бань Гу ничего не сообщает, указывает лишь, что они уже существовали ранее 403 г. до н.э. Эти нравы, действительно, похожи на то, как Бань Гу изображает нравы округов Лунси, Тяньшуй, Аньдин, Бэйди, Шанцзюнь и Сихэ (см. выше, с. 34-35), только объясняется это сходство не заимствованием, а, как нам представляется, влиянием на местное китайское население (да и на их соседей-варваров) одного и того же внешнего фактора - «дыханий инь». Кстати сказать, бывшая территория царства Чжао, так же как и бывшая территория Цинь, при Хань считалась поставщиком генералов. Бань Гу пишет о чжаоских округах Тайюань ## и Шандан ##: «Когда возвысилась [династия] Хань, [их] название стало «трудно [поддающиеся] устроению», [династия] постоянно выбирала [из числа их жителей] суровых и храбрых генералов» [18, гл. 28Б(II), с. 3035].

Что касается сходства обычаев северных районов царства Янь с обычаями соседних территорий царства Чжао, то Бань Гу отнюдь не объясняет его «изменением» местных обычаев Янь под воздействием со стороны соседа или наоборот (ср. выше, с. 36). Он попросту указывает на сходство обычаев - и все: «[Территория от округа] Шангу ## до [округа] Ляодун ##... неоднократно подвергалась грабительским [набегам] варваров ху, ее обычаи схожи с [обычаями] Чжао и Дай» [там же, с. 3036]. Кстати сказать, эта характеристика, как, впрочем, и процитированная выше характеристика обычаев местности Чжун и округа Дай бывшего царства Чжао, дословно заимствована Бань Гу у Сыма Цяня (см. [35, гл. 129, с. 19-20, 21]); Сыма Цянь же, напомним, считал, что Цинь, три государства, выделившиеся из Цзинь, и владения Янь и Дай суть инь, а «по этой причине [жители земель] Цинь и Цзинь любят применять оружие» (см. выше, с. 33). Иными словами, мы предполагаем, что и точка зрения Бань Гу на обычаи «внешних округов и [удельных] государств», расположенных на территориях бывших владений Цинь, Цзинь, Дай и, вероятно, Янь, не отличалась от мнения Сыма Цяня, а, напротив, была заимствована у него.

Последний из аргументов М.В. Крюкова - что У, Юэ и Чу «имели общие границы, и поэтому обычаи там в основном сходны» [4, с. 343] - основан на неполном переводе. У Бань Гу сказано: «Изначально У и Юэ граничат с Чу, неоднократно одно присоединяло к себе [39] [земли] других, поэтому обычаи народа [там] в основном одинаковы» [18, гл. 28Б(II), с. 3048]. Но, по древнекитайским понятиям, присоединение территории означает, что ее население попадает под влияние правителя, присоединившего ее, и сходство обычаев может быть с этой точки зрения объяснено совсем не «территориальными контактами и заимствованиями», а тем, что население двух или более стран стало объектом одного и того же трансформирующего монаршего влияния.

Рассмотрение доводов, приведенных М.В. Крюковым в пользу мнения, что Бань Гу считал одним из «внешних факторов», влияющих на «обычаи и черты характера», «территориальные контакты и заимствования», побуждает нас не согласиться с ученым. Поскольку сам Бань Гу выражения «территориальные контакты и заимствования» не употреблял, нам кажется, что больше в духе его мышления объяснять сходство нравов и обычаев проживающих рядом людей или народов не тем, что одни заимствуют что-то у других, а тем, что и те и другие подвергаются одинаковому влиянию со стороны местных «дыханий ветра» или одного и того же правителя.

Еще об одном «внешнем факторе», выделенном М.В. Крюковым во взглядах Бань Гу, - «переселениях» - можно сказать, что историк в своем описании нравов и обычаев говорит о них всего раз пять (см. [18, гл. 28Б(II), с. 3019-3020, 3021, 3032, 3035, 3044]), да один раз о губительном влиянии поведения приезжих китайских чиновников и купцов на честность древних корейцев (см. [18, гл. 28Б(II), с. 3037]; ср. [4, с. 343-344]). Зато очень большое внимание Бань Гу уделяет такому «внешнему фактору», как (по выражению М.В. Крюкова) «деятельность царей, чиновников, мудрецов» (см. [4, с. 342]). Нам кажется, что «переселения», с точки зрения Бань Гу, были не самостоятельным внешним фактором формирования обычаев, а одним из результатов действия другого внешнего фактора - «деятельности царей». Поэтому правильнее сосредоточиться на рассмотрении именно последнего фактора.

М.В. Крюков совершенно прав, относя к этому внешнему фактору деятельность не только «царей», но также «чиновников» и «мудрецов». Из описания нравов и обычаев, составленного Бань Гу, складывается следующая картина.

Важным источником влияния на нравы и обычаи считались «прежние цари». Так, Бань Гу указывает, что народ древних местностей Тай #, Бинь #, Ци #, Фэн # и Хао # в княжествах Цинь и Бинь (где некогда жили государи дома Чжоу от его основателя Хоу Цзи ## до Вэнь-вана ## и У-вана ##) «имеет нравы, оставленные после себя прежними царями, любит сеять хлеб и убирать урожай, сосредоточивает усилия на основном занятии» [18, гл. 28Б(II), с. 3019]; что на [40] территории округа Хэдун ## у народа древнего владения Тан #, где когда-то жил Яо #, «есть наставления, оставленные после себя прежними царями; благородные мужи предаются глубоким размышлениям, низкие люди [чрезмерно] бережливы и [умственно] ограниченны» [18, гл. 28Б(II), с. 3026]; что на территории бывшего княжества Сун # «в старину Яо поднялся в (см. [36, гл. 129, с. 2722, примеч.6]. - Ю. К.) Чэнъяне ##, Шунь # ловил рыбу в озере Лэй ##, Тан # поселился в [иньской столице] Бо #, поэтому тамошний народ еще имеет нравы, оставшиеся после прежних царей; он серьезен и великодушен, [в его среде] много благородных мужей; он любит сеять хлеб и убирать урожай, [умеет, экономя], носить плохую одежду и есть скудную пищу, чтобы делать накопления» ²⁶ [18, гл. 28Б(II), с. 3043].

Влияние прежних царей не рассматривалось ханьской мыслью как только положительное. Считалось, что наставления, к которым прибегала каждая из «трех династий» (Ся #, Инь # и Чжоу), были односторонними и приводили к развитию у подданных не только достоинств, но и недостатков, являвшихся прямым продолжением этих достоинств (см. [2, с. 85-89]). Разделявший эту теорию Сыма Цянь писал о достоинствах жителей Инчуани иЛаньяна: «Инчуань ## и Наньян ## были местами жительства людей (т.е. государей. - Ю. К.) [династии] Ся. Люди [династии] Ся в правлении высоко ставили искренность и простоту, [и жители этих мест] все еще обладают нравами, оставленными после себя прежними царями» [35, гл. 129, с. 26]; ср. [2, с. 87]. А Бань Гу намекал, что к той же традиции восходят недостатки местных жителей: «Инчуань и Наньян первоначально [входили в] государство Юя # [династии] Ся. Люди Ся высоко ставили искренность, а недостатком их [наставлений] были дикость и неотесанность» [18, гл. 28Б(II), с. 3032]. Особенно стойким Бань Гу считал отрицательное влияние, шедшее от последнего царя династии Инь, порочного Чжоу #. Столица этого царя находилась там, где при Хань был округ Хэнэй ##. После падения Инь и неудачной попытки иньцев поднять мятеж против победителей на этой части иньских земель было создано государство Вэй #, пожалованное князю (хоу) Кан Шу ##, младшему брату чжоуского У-вана; как гласит предание, Кан Шу обладал прекрасной благой силой дэ, влияние которой чувствовалось в «одах Вэй» еще в 545 г. до н.э. (ср. [47, с. 545, 549]), т.е. сформировало нравы Вэй. Но после того, как Хэнэй с иньским городищем стали подчиняться государству Цзинь, по словам Бань Гу, «нравы, [оставленные после себя] Кан Шу, перестали существовать, а преображающее влияние [иньского] Чжоу еще сохранялось. Поэтому в [тамошних] обычаях твердость [характера и склонность к незаконным притеснениям, там] много могущественных и внушающих страх лиц, [41] которые захватывают и отнимают [то, что им не принадлежит, там] проявляют к другим мало милостивого и учтивого отношения и любят делить [имущество между братьями при] жизни [родителей]» [18, гл. 28Б(II), с. 3024-3025]; ср. [4, с. 342-343].

На последнем примере видно, что Бань Гу рассматривал случаи наложения одного личного влияния на другое и что, с его точки зрения, сила и длительность существования разных влияний могут быть неодинаковы, а люди, от которых исходят эти влияния, могут занимать неодинаковое общественное положение.

Иерархически следом за «прежними царями» идут удельные правители времен Чжоу, сподвижники основателей и первых царей этой династии. Среди них видное место принадлежит Чжоу-гуну ##, чей сын был пожалован в князья владения Лу и ведал жертвоприношениями духу своего прославленного отца; Бань Гу кратко замечает: «У тамошнего народа есть наставление и духовное преображение совершенномудрого человека. Поэтому Кун-цзы сказал: «Как только [наставление и духовное преображение народа в] Ци # изменится, [это владение] достигнет [уровня] Лу; как только [наставление и духовное преображение народа в] Лу изменится, [это владение] достигнет истинного пути» (ср. [14а, с. 66-67 (6.24)]. - Ю. К.). [Это] значит, что [Лу] близко к [совершенной] норме» [18, гл. 28Б(II), с. 3041].

Рядом с Чжоу-гуном стоит его современник Тай-гун ##, пожалованный князем в Ци. Тай-гуну приписывается многостороннее влияние на народ Ци. Это, во-первых, экономическое влияние: исходя из природных условий княжества, Тай-гун стал «поощрять такое занятие, как труд женщин (т.е. ткачество. - Ю. К.), и пустил в обращение богатства от рыболовецкого и соляного [промыслов]»; через 14 поколений местную традицию государственного регулирования экономики продолжил князь Хуань-гун ## (VII в. до н.э.), обогатив этим государство Ци; «поэтому в тамошних обычаях роскошествовать и ткать такие изделия, как тонкая белая шелковая ткань, шелковая ткань с прекрасными вышитыми узорами, лучшие красивые [материи]; прозвание [Ци] - «снабжающее шапками и поясами, одеждой и обувью Поднебесную»» [18, гл. 28Б(II), с. 3039]. Во-вторых, это духовное влияние: «Вначале, когда Тай-гун [занимался] устроением Ци, он осуществлял методы, [соответствующие] истинному пути, почитал достойных и умных, награждал имеющих заслуги. Поэтому поныне [среди] тамошних ученых много таких, которые любят изучение конфуцианских классических книг и кичатся своими заслугами и репутацией; они «спокойны и неторопливы, обладают широкой [натурой], пониманием и большим умом» (ср. [35, гл. 129, с. 22]. - Ю. К.). Их недостатки [состоят в том, что они] хвастают своей расточительностью, «создают сообщества [42] и объединения сторонников; их слова и поступки разнятся друг с другом, они лицемерны, лживы и неискренни ²⁷; когда с ними суровы, то они рассыпаются в разные стороны; когда с ними мягки, то они ведут себя распущенно» [18, гл. 28Б(II), с. 3040].

Как видно из этих слов Бань Гу и в случае удельных правителей рассматривает и положительные, и отрицательные последствия их влияний (ср. [4, с. 341]), причем и тут недостатки кажутся прямым продолжением достоинств (похвальба расточительностью - следствие богатства, неискренность - следствие культурности, изучения классических книг).

Бань Гу пытается проследить влияние выдающегося китайца начала Чжоу и в варварских землях. Он пишет о Цзи-цзы ##, достойном сановнике последнего иньского царя, который, по преданию, удалился в древнекорейские земли: «Когда путь Инь пришел в упадок, Цзи-цзы удалился и достиг Чаосянь. Он наставлял тамошний народ обрядам и долгу, земледелию и шелководству, ремеслу ткачества. У народа Лэлан и Чаосянь было (т.е. осталось. - Ю. К.) [от него] восемь статей о нарушении запретов... По этой причине тамошние простолюдины в конце концов перестали воровать друг у друга и не запирали дверей... Округ [Лэлан] вначале брал чиновников из [округа] Ляодун. Чиновники увидели, что [тамошний] народ не прячет [вещей], запирая [их; они], а также купцы, которые отправлялись туда, по ночам занимались воровством, и [местные] обычаи мало-помалу все более портились. Теперь [правил], касающихся нарушения запретов, постепенно стало [так] много, [что число их] достигло 60 с лишним статей. О, как преображающее влияние гуманного достойного человека заслуживает того, чтобы им дорожили!» [18, гл. 28Б(II), с. 3037].

М.В. Крюков пытается найти в этом рассказе противоречие с концепцией нравственного превосходства китайцев над варварами, разделявшейся Бань Гу, и даже обнаружить в последнем предложении сарказм (см. [4, с. 343-344]). Его попытки не кажутся нам убедительными. Бань Гу считал китайца Цзи-цзы культурным героем, цивилизатором, в том числе и законодателем древних корейцев, которые, выражаясь современным языком, по мнению историка, получили от китайцев нравственность и культуру, хозяйственные навыки и право. Это еще одно «заимствование», которое Бань Гу опять осмысляет как результат влияния правителя на прежние обычаи. Он противопоставляет долговременному благому влиянию китайца Цзи-цзы разлагающее влияние китайских же «низких людей» эпохи Хань; но не следует забывать, что, по мнению историка, эти китайцы внесли порчу не в самобытные корейские, а в привнесенные из Китая нравы и обычаи.

Более поздний век «гегемонов» представлен всего несколькими фигурами, оказавшими влияние на местные нравы и обычаи. Это два [43] князя Ци, один из них- Хуань-гун, о чьем влиянии на хозяйственную жизнь Ци уже говорилось. Его старший брат, князь Ци Сян-гун ## (697-686 гг. до н.э.), по словам Бань Гу, вел себя распущенно; его старшая и младшая тетки по отцу не вышли замуж; тогда он отдал приказ, чтобы старшие дочери в семьях простолюдинов тоже не выходили замуж, а становились шаманками, ведали семейными жертвоприношениями и приносили пользу своим семьям. Историк заключает: «Народ и поныне считает это своим обычаем. Как жаль! Можно ли не проявлять осмотрительность по отношению к пути руководства народом!» [18, гл. 28Б(II), с. 3040] ²⁸.

Век «гегемонов» представлен также царем У Фу-ча ## и уничтожившим его царем Юэ Гао-цзянем #### (V в. до н.э.). Как пишет Бань Гу, «государи У и Юэ оба любили смелость, поэтому тамошний народ и поныне любит пускать в ход мечи, презирает смерть и легко приходит в гнев» [18, гл. 28Б(II), с. 3047].

С точки зрения Бань Гу, из выдающихся людей «золотого века» китайской философии и эпохи Чжань го благое влияние на других оказал только Конфуций. Это произошло в период ухудшения обычаев в княжестве Лу, когда «путь Лу пришел в упадок», что сказалось, в частности, в неладах между старшими и младшими, в отказе молодых помогать старикам. «Кун-цзы был опечален тем, что путь истинного царя вот-вот будет отринут; тогда он привел в порядок шесть классических книг, чтобы рассказать о путях танского # [Яо], юйского # [Шуня] и трех династий; [среди его] учеников было 77 таких людей, которые, получая его наставления, понимали их. По этой причине тамошний народ любит учиться, высоко ставит обряды и долг, высоко ценит бескорыстие и чувство стыда». Рассказав о постепенном ослаблении княжества Лу и его гибели, Бань Гу рисует современные ему нравы и обычаи народа Лу: «Ныне он давно отошел от совершенных мудрецов, преображающее влияние, оставшееся после Чжоу-гуна, захирев, впало в ничтожество, волостные и деревенские школы господина Куна пришли в упадок. «Земли [здесь] мало, а народу много», «широко распространены занятия шелководством и выращиванием конопли, нету щедрых ресурсов лесов и озер». [Здесь] в обычае «бережливость и скупость» (ср. [35, гл.129, с. 22]. - Ю. К.), любовь к богатству, стремление заниматься торговлей, любовь к тому, чтобы хулить [других], много [случаев] ловкого обмана; [во время] обрядов погребения и жертвоприношения полностью [соблюдается их] форма, но [у людей] недостаточно [чувства, составляющего] сущность [обрядов]. Однако их любовь к ученью все же сильнее, чем [их] другие обычаи» [18, гл. 28Б(II), с. 3041-3042].

Таким образом, по мнению Бань Гу, Лу дает пример относительной стойкости хорошего обычая, введенного совершенными мудрецами. [44] Но другие китайские владения в период V-III вв. до н.э. не могут похвалиться фигурой, сопоставимой с Конфуцием, и потому подобных примеров не дали. Даже ученик Конфуция Цзылу ##, согласно описанию нравов Бань Гу, оказал на обычаи своего родного княжества Вэй # влияние не как конфуцианец, а как могучий и храбрый муж: «В конце [периода] Чжоу [в Вэй] были [храбрецы] Цзылу и Ся Юй ##; народ восхищался ими; поэтому в его обычаях твердость [характера] и смелость воина, он высоко ставит энергию и силу» [18, гл. 28Б(II), с. 3044]. Прямо противоположным конфуцианскому было влияние выдающихся фигур той поры в царствах Чжао и Хань #. Из описания Бань Гу мы узнаем, что царь Чжао Улин своими реформами лишь усилил «проворство и дерзость» местных жителей, идущие от «дыханий ветра» тамошних «воды и земли» (см. выше, с. 37-38); что в столице царства Хань Инчуани «у ученых есть вредоносное наследие, оставшееся от Шэнь-цзы ## (Шэнь Бухая ### - Ю. К.) и Хань Фэя ##, они высоко ставят государственную службу, любят писаные законы, народ считает удовольствием из жадности вести тяжбы о разделе [имущества при] жизни [родителей]» [18, гл. 28Б(II), с. 3032-3033].

Бань Гу отмечает и влияние правителей Цинь на нравы и обычаи. С одной стороны, он не забывает сказать, что построенный при Ши хуан-ди канал Чжэн Го ## дал воду для 1000 ли орошаемых полей, и это обогатило народ (см. [18, гл. 28Б(II), с. 301]). С другой стороны, он отмечает, что предпринятые Цинь переселения людей не принесли в новые места их жительства добрых нравов и обычаев. Так, завоевав Наньян, принадлежавший царству Хань, правители Цинь переселили туда нарушителей закона Поднебесной, «поэтому в тамошних обычаях хвастать расточительностью, высоко ставить энергию и силу, любить [занятия] торговлей, рыбной ловлей и охотой, скрываться, [так что народом] трудно управлять» [18, гл. 28Б(II), с. 3032]; ср. [8, т. 2, с. 47]. Завоевав Пуян ##, принадлежавший владению Вэй #, и учредив округ Дунцзюнь ##, Ши хуан переселил тамошних жителей в Еван ## (241 г. до н.э.); это были вэйцы, носители обычаев, восходящих к храбрецам Цзылу и Ся Юю, поэтому в результате население Евана «любит приходить в ярость и вести себя как надежные вооруженные самоуправные люди (жэнъ ся ##), обладает [воинственными] нравами с берегов [реки] Пу # (т.е. из Пуяна. - Ю. К.)» [18, гл. 28Б(II), с. 3044]; ср. [35, гл. 6, с. 5; 8, т. 2, с. 54].

В царстве Янь незадолго до создания первой китайской империи в 221 г. до н.э. сильно ощущалось влияние тамошнего наследника престола царевича Даня ###, организатора неудачного покушения Цзин Кэ ## на будущего императора Цинь в 227 г. до н.э.: «Вначале наследник престола Дань содержал как гостей смелых воинов и не [45] дорожил красавицами из [гарема-] «заднего дворца». Народ духовно преобразился [под его влиянием] и сделал это [предпочтение своим] обычаем; и посейчас он еще ведет себя так. Обходясь [с другими] как с гостями, [люди стараются] превзойти друг друга и побуждают жен прислуживать им при ложе. В ночь свадьбы мужчины и женщины [не только] не соблюдают [должных] различий, [но], напротив, считают [такое поведение] прекрасным; потом [власти] понемногу стали пресекать его, но в конце концов еще так и не изменили их обычай. [Местные жители] безрассудны и злобны, нетерпеливы, легкомысленны и не умеют держать себя с достоинством. [Но у них] также есть и сильная сторона: они смело [приходят на помощь] людям в беде. Это нравы, оставшиеся после яньского Даня» [18, гл. 28Б(II), с. 3036].

Здесь, как и в случаях с населением княжества Вэй и Евана, мы встречаемся с оценкой, которую Бань Гу дает обычаям и нравам, близким традиции так называемых «странствующих поборников справедливости, или вооруженных самоуправных людей» (ю ся ##). Он относился к ней весьма критически как конфуцианец, но чувствовал ее сходство со стилем поведения таких людей, как Цзылу, и не мог отказать «странствующим поборникам справедливости», которых в принципе осуждал, в признании некоторых их достоинств (см. [18, гл. 92, с. 5255-5257]; ср. [72, с. 222-225; 74, с. 3-23; 2, с. 32-34]).

Содержание вельможами «гостей», клиентов, было сродни традиции «странствующих поборников справедливости»; это признавали и Сыма Цянь, и Бань Гу (см. [35, гл. 124, с. 6; 18, гл. 92, с. 5255-5256]; ср. [73, т. 2, с. 454; 72, с. 223-224]), который говорил, что четверо прославленных содержателей «гостей» времени Чжань го вели себя как «странствующие поборники справедливости». В своем географическом трактате Бань Гу указал еще на один аспект влияния содержания «гостей» на местные нравы - поддержание и развитие при дворах удельных правителей местных традиций письменного слова. Он писал: «Вначале достойный сановник Чу Цюй Юань ## был оклеветан, выслан и изгнан; он сочинил ,,Ли сао ##" («Скорбь отрешенного») и все [свои] стихи в прозе (фу #), чтобы [выразить] свою скорбь о самом себе; а потом [при дворе Чу] были такие люди, как Сун Юй ## и Тан Лэ ##, которые, восхищаясь им, продолжали его, и все они прославили этим свои имена. Когда возвысилась [династия] Хань, то Гао-цзу ## сделал царем У [своего племянника] Пи #, сына своего старшего брата, [а тот] созвал и привлек к себе [молодежь -] сыновей и младших братьев Поднебесной, которые путешествовали для [собственного] развлечения, таких людей, как Мэй Шэн ##, Цзоу Ян ##, Янь-фу-цзы ### (Янь Цзи ##.- Ю. К.); они процветали в период [царствований божественных императоров] Вэня # и Цзина #. [46] А хуайнаньский царь Ань #### также имел столицу в [чуском] Шоучуне ##; он созвал гостей, [чтобы те] писали книги ²⁹. А в У были [еще] Янь Чжу ## и Чжу Майчэнь ###, которые заняли высокое положение и прославились при дворе Хань. Одновременно появились [сочиненные ими] писания, поэтому из поколения в поколение передают «Чу цы ##» («Чуские строфы»). Их недостаток же состоит в том, что они искусны [в сочинительстве] и мало заслуживают доверия» [18, гл. 28Б(II), с. 3048]. Эта оценка перекликается с оценками, данными Сыма Цянем и Бань Гу стихам в прозе (фу) Сыма Сянжу ####, которые, по мнению историков, изобилуют «пустыми словами» и «вздорными высказываниями» (см. [35, гл. 117, с. 105; 18, гл. 57Б, с. 4138]; ср. [18, гл. 30, с. 3186; гл. 64Б, с. 4367-4368; гл. 87Б, с. 5123]). Видимо, то, что сейчас объясняют как жанровую особенность стихов в прозе (полет фантазии, склонность к преувеличениям), Бань Гу воспринимал как обычай, отражающий психологический склад авторов фу.

В отличие от периода V-III вв. до н.э., когда единственным источником безоговорочно доброго влияния Бань Гу считал Конфуция, при Западной Хань он называет несколько источников такого влияния, пусть менее масштабных, но несомненно благотворных и действенных. Все это правители, как их называли при Хань, «великие блюстители» округов. Бань Гу пишет: «Во времена божественного императора Сюаня ## (74-78 гг. до н.э. - Ю. К.) Чжэн Хун ## и Чжао Синьчэнь ### были великими блюстителями Наньяна... [Чжао] Синьчэнь поощрял народ заниматься земледелием и шелководством, отказаться от второстепенного и вернуться к основному [занятию], и округ поэтому стал обильным и богатым... Когда Хань Яньшоу ### стал великим блюстителем Инчуани, он повел за собой тамошний народ (досл. «его». - Ю. К.), [воздействуя на него] почтительной уступчивостью, а [его преемник] Хуан Ба ## продолжил эту [линию поведения]. Стали широко осуществляться наставление и духовное преображение [народа], в тюрьмах иногда по восемь лет не было заключенных за тяжкие преступления. [Жители] Наньяна любили заниматься торговлей, а отец Чжао (Чжао Синьчэнь. - Ю. К.) обогатил их при помощи основного занятия; [жители Инчуани] любили вести тяжбы, чтобы жить отдельно, а Хуан Ба духовно преобразил их честностью. «Духовная сила благородного мужа - это ветер; духовная сила маленького человека - это трава» (ср. [14а, с. 137 (12.19)]. - Ю. К.); [как это] верно!» [18, гл. 28Б(II), с. 3032-3033]. Он добавляет о Хань Яньшоу: «Когда возвысилась [династия] Хань, то [чиновники, получающие] 2000 мер ши [зерна в качестве жалованья], которые занимались устроением [округа Дун], также создавали [себе] вселяющее страх величие при помощи казней. Во времена божественного императора [47] Сюаня Хань Яньшоу был великим блюстителем округа Дун; он почтительно принимал [для распространения] милости совершенномудрого [государя], воздавая почет обрядам и долгу, выказывал уважение к увещаниям; и поныне название округа Дун - «[место, где] хорошо умеют быть чиновниками». [Это следствие] преображающего влияния [Хань] Яньшоу. Недостаток же его состоит в том, что [в этом округе] многие роскошествуют и расточительствуют, [идут на] чрезмерные [траты во время] свадеб и проводов умерших» [18, гл. 28Б(II), с. 3044].

В том, что Бань Гу пишет о преображающем влиянии ханьских правителей округов, чувствуется, что он считает это влияние мощной преобразующей силой. Так, по его мнению, при всей пестроте обычаев занимавшегося скотоводством и охраной границы населения «внешних округов» Дуньхуан ## Цзюцюань ## Чжанъи ## и Увэй ## (это население составляли переселенцы из числа последних бедняков страны к востоку от Застав и преступников), «когда [великие блюстители округов], получающие 2000 мер ши [жалованья], занимались их устроением, то все они считали важным [войско -] солдат и боевых коней; на сборищах для [совершения] обряда [питья] опьяняющего напитка высшие и низшие вследствие этого общались, чиновники и простолюдины сближались друг с другом; по этой причине в их обычае было [такое управление], что «ветры и дожди были ко времени»; закупка зерна неизменно [производилась здесь] по низкой цене, и было мало разбойников и грабителей; [на это] был такой ответ [космоса], как гармоничные дыхания [инь и ян, причем] сильнее, чем во внутренних округах. Это было вызвано тем, что правление было мягким, а чиновники не были жестокими» [18, гл. 28Б(II), с. 3021-3022].

В сущности, он хочет сказать, что хотя от природы именно во «внутренних округах» (т.е. в «государстве центра»), а не во «внешних» естественны гармония инь и ян и наличие их «гармоничных дыханий» (ср. [41, гл. 14, с. 100]), хорошее и мягкое управление «великих блюстителей» четырех «внешних округов» рождало там более сильный благой ответ космоса в виде «гармоничных дыханий» инь и ян, чем бывает во «внутренних округах». Представляется, что в данном случае он примыкает к теории конфуцианца-«феноменталиста» канцлера Вэй Сяна ##, высказанной в докладе трону ок. 65-62 гг. до н.э., где тот утверждал, что государь в своем поведении должен опираться на путь космической гармонии, сообразоваться с инь и ян, и тогда солнце и луна будут ярко светить, «ветер и дождь будут ко времени», периоды холода и жары будут в гармонии; в результате «перестанут появляться стихийные бедствия», а в природе и обществе наступят расцвет и изобилие (см. [18, гл. 74, с. 4672]; ср. [72, с. 183]). Воспроизводя с сокращениями этот доклад в своей летописи, Сюнь Юэ ##, (148-209) писал, [48] что государь должен сообразовываться в своем поведении с инь и ян, и тогда «гармоничные дыхания будут ему ответом и перестанут появляться стихийные бедствия» [24, гл. 18, с. 6б-7а].

Почти такое же всесилие Бань Гу приписал влиянию Вэнь Вэна ## (который стал «великим блюстителем Шу #» примерно в 158 г. до н.э.) и его чиновника- поэта из Шу Сыма Сянжу: «В [округах] Ба, Шу и Гуанхань... народ питается рисом и рыбой, не озабочен [угрозой] неурожайного года. В [тамошнем] обычае не печалиться и не горевать, быть легкомысленным, предаваться необузданным желаниям и праздности, обладать мягким, слабым и мелочным [характером]. В пору [царствований божественных императоров] Цзина и У Вэнь Вэн был великим блюстителем Шу. Он учил народ читать книги, законы и указы. [Народ] был еще не в состоянии глубоко поверить в уменье [правителя] следовать по истинному пути и [его] благую силу, а, напротив, воспользовавшись [развившейся в нем] любовью к письменному слову, [научился] критиковать [его недостатки с помощью литературных приемов и при этом] чтил [его как обладателя] могущества и [высокого] положения и восхищался им. Когда Сыма Сянжу, уехав, стал чиновником [на чужбине], в столице и у удельных правителей, то он прославился в тот век благодаря своим писаниям, и [его] односельчане (или: жители деревень. - Ю. К.), восхищаясь им, последовали по его стопам; потом [в Шу] были такие люди, как Ван Бао ##, Янь Цзунь ## и Ян Сюн #(=#)#, которые по своим писаниям стали первыми в Поднебесной; [они появились] вследствие того, что Вэнь Вэн положил начало наставлению тамошних [жителей], а [Сыма] Сянжу стал для них учителем (или: образцом). Поэтому Кун-цзы сказал: «Когда [у благородного мужа] есть наставления [для других], не бывает [людей иного] рода, [чем он] (или: [людей разного] рода. - Ю. К.)» (ср. [14а, с. 1777 (15.39)]. - Ю. К.)» [18, гл. 28Б(II), с. 3022]; ср. [53, с. 14-18].

Хотя Бань Гу признает здесь бессилие Вэнь Вэна сделать народ своего округа нравственным, он приписывает его наставлениям способность вызвать там к жизни литературное течение придворных авторов фу с характерным для них стремлением косвенно критиковать недостатки правителя.

Третий пример его глубокой веры в силу влияния незаурядной личности относится к хуайнаньскому царю Аню (ум. в 122 г. до н.э.). Бань Гу замечает по его поводу: «Вначале хуайнаньский царь особо выделял семьи тех простолюдинов в своем государстве, в которых были дочки, так как, принимая странствующих ученых, выдавал за них замуж [этих девушек]. Поэтому до сих пор [там] много женщин, но мало мужчин» [18, гл. 28Б(II), с. 3048]. Это утверждение показалось слишком далеко идущим даже представителю китайской культурной традиции. «Подданный [49] Цзань ##» (Фу Цзань ## (?), жил ок. 285 г.) заявил: «В [разделе «чиновники], ведающие [землями четырех] стран [света]» (чжи фан) «Чинов Чжоу» сказано: «У народа... области Ян ##... на двух мужчин [приходится] пять женщин» ³⁰ (ср. [27, гл. 8, с. 344]. - Ю. К.). Это [результат действия тамошних] дыханий ветра, а не следствие того, что хуайнаньский царь Ань сумел привести к тому, чтобы было много женщин» [18, гл. 28Б(II), с. 3048]. Таким образом, правомерно заключить, что из обоих внешних факторов формирования нравов и обычаев, которые принимал во внимание Бань Гу, он склонен был отдавать некоторое предпочтение «ветру» влияния незаурядной личности перед «дыханиями ветра» «воды и земли» данной местности . Вероятно, именно потому, что он придавал такое значение влияниям выдающихся личностей, он ввел в каждое из описаний нравов и обычаев 13 зон империи краткую историю местного княжеского дома.

Что до распределения влияний выдающихся личностей во времени, из сказанного выше явствует, что Бань Гу признавал особо благотворным воздействие на нравы и обычаи «прежних царей», их сподвижников времен начала Чжоу, Конфуция и ханьских «великих блюстителей». Это значит, что история нравов и обычаев после первых государей Чжоу представлялась ему в целом историей постепенной деградации и вырождения, которые прекратились лишь при Западной Хань, когда появился ряд правителей округов, изменивших к лучшему местные нравы и обычаи.

Перечень идей, связанных с описанием нравов и обычаев, был бы неполным, если бы мы не упомянули, что в начале описания каждой из 13 зон империи Бань Гу указывает, какие небесные созвездия, или «постоялые дворы» (су #), из общего числа 28 таких созвездий ей соответствуют, например: «Земля Цинь по отношению к «чиновникам Неба» - это зона на земле, соответствующая [созвездиям] Дун цзин ## (Восточный колодец) и Юй гуй ## (Духи людей)» [18, гл. 28Б(II), с. 3017]; ср. [8, т. 4, с. 138]. Это в общем те же (с минимальными расхождениями) соответствия, которые были указаны еще в астрономическом трактате «Ши цзи», только там те же созвездия соотнесены с другими, преимущественно более древними географическими названиями - одиннадцатью названиями чжоуских «областей» (чжоу) и еще двумя названиями «три [местности возле] Реки» (сань Хэ ##) и «[район] рек и озер» (цзян ху ##) (ср. [18, гл. 28Б(II), с. 3017, 3023, 3027, 3029, 3033, 3035, 3038, 3041, 3042, 3043, 3044, 3046, 3049; 35, гл. 27, с. 62-63; 8, т. 4, с. 138, 282-284, примеч. 132]). Следует добавить, что непонятно, с какой зоной на земле Бань Гу соотносил созвездие Вэй # (Желудок), поскольку оно выпало из текста географического трактата; если правы те, которые считают, что Бань [50] Гу соотнес его с территорией Чжао (см. [18, гл. 28Б(II), с. 3033]), то здесь мнение Бань Гу отличалось от мнения Сыма Цяня, который соотнес его с областью Сюй (Сюй чжоу ##), т.е. землей Лу в описании Бань Гу (ср. [35, гл. 27, с. 63; 18, гл. 28Б(II), с. 3041]).

В конце описаний четырех зон из тринадцати Бань Гу также указывает, какая из 12 «станций» (цы ##) Юпитера (т.е. из 12 частей пояса зодиака - участков неба с их созвездиями, через один из которых ежегодно проходит эта планета, совершая свой 12-летний оборот вокруг солнца) соответствует данной зоне, например: «[То, что находится в пространстве] от 10-го градуса [созвездия] Цзин # (Колодец) до 3-го градуса [созвездия] Лю # (Изгиб, Ива), называют станцией (цы) [Юпитера] Чунь шоу ## (Голова перепела). Это зона Цинь» [18, гл. 28Б(II), с. 3023]; ср. [там же, с. 3028, 3033, 3038]. Хотя описания 9 зон у Бань Гу такой концовки не имеют, сама концепция «зоны на земле, соответствующей станции [Юпитера] на небе» (фэнь е ##) («распределение территорий» в дословном переводе Р.В. Вяткина, см. [8, т. 4, с. 283, примеч. 132]) заставляет предположить, что в основе деления пространства империи на 13 зон и у Сыма Цяня, и у Бань Гу лежит концепция 12-ти «станций» Юпитера. Считалось, что в каждой зоне следует гадать, наблюдая движение небесных тел в соответствующей ей части Неба; а чтобы уравнять число зон на Земле и «станций» Юпитера на Небе, древние астрологи объединяли У и Юэ в одну зону, и получалось, что и зон, и «станций» по 12 (см. [19, т. 2, с. 580]). Таким образом, в основе разделения пространства империи с точки зрения нравов и обычаев на 13 зон лежало не только (и не столько) обобщение «этнографического материала», сколько стремление подогнать количество этих зон к пропорциям мира, заданным числом 12 - числом «станций» Юпитера. По всей вероятности, при этом большую роль играла нумерология, присущая коррелятивному мышлению и подчеркивающая изоморфизм Неба и Земли (см. ниже, с. 279-280).

Таким образом, древнекитайская географическая концепция, как она сложилась к I в. н.э., воплотившись в термине ди ли, носит комплексный характер. Она сочетает в себе черты физической и «социально-экономической» географии, включает историческое описание «нравов и обычаев» - прото-«этнографию», имеет две стороны - природы и культуры. Через свое место в ряду «узор Неба» - «узор Земли» - «узор человека», а также через теорию о существовании на Земле тринадцати зон, соответствующих двенадцати «станциям» Юпитера, «узор Земли» соотнесен с «узором Неба». Это свидетельствует, что, вопреки мнению Дж. Нидэма, в I в. н.э. в термине ди ли было еще вполне живо его прямое значение. Бань Гу воспринимал нравы и обычаи не просто как явление жизни общества, а как часть «узора [51] Земли», для него они были заключены как бы в «космическую рамку».

Таким образом, концепция «узора Земли», с одной стороны, была связана со склонностью китайского историка воспринимать историю людей как заключенную в такую рамку, а с другой (через аспект культуры, присущей этой концепции) - с теорией о мироустроении как о главной функции монарха, т.е. с двумя особенностями мышления Бань Гу. Видимо, поэтому он и включил «Трактат об узоре Земли» в «Хань шу», создав прецедент для авторов некоторых других «образцовых историй». Вероятно, эти связи концепции ди ли с традиционным мышлением могут объяснить и то, почему в китайской культурной традиции география так тесно сплетена с историей, а географические сочинения входят в раздел исторических книг по системе «четырех хранилищ» литературы (см. [1, с. 36-40; 1а, с. 28-31]).

Комментарии

25. На северо-западе этот ряд открывали 4 округа: Дуньхуан ##, Цзюцюань ##, Чжанъи ## и Увэй ##. Бань Гу противопоставлял 4 округа - Увэй и те, что к западу от него, - «внутренним округам» (см. [18, гл. 28Б(II), с. 3021-3022]), следовательно, считал их «внешними». На северо-востоке этот ряд замыкали округа, образованные на бывших землях древнекорейского царства Чаосянь ##. Большую часть II в. до н.э. царь Чаосянь именовался «внешним подданным» (см. [35, гл. 115, с. 3; гл. 130, с. 56]); в 108 г. до н.э. его царство было превращено в 4 округа, позднее, в 82 г. до н.э., объединенные в 2 «укрупненных» округа Лэлан ## и Сюаньту ## (см. [18, гл. 95, с. 5427; 54, т. 2, с. 92, 160 и примеч. 4.2]). Бань Гу называл Чаосянь «внешней территорией [царства] Янь #» (см. [18, гл. 100Б, с. 5879]) и противопоставлял Лэлан и Сюаньту «внутренним округам» (см. [18, гл. 28Б(Н),с. 3037]).

26. Текст этот заимствован у Сыма Цяня (ср. [35, гл. 129, с. 23]).

27. При У-ди сановник Цзи Ань ## упрекал другого сановника, уроженца Ци Гунсунь Хуна ### в нарушении договоренности, заметив: «Уроженцы Ци много лгут и не искренни» [35, гл. 112, с. 5; 18, гл. 58, с. 4145]; ср. [4, с. 342].

28. Внимание к шаманкам Бань Гу проявляет еще раз, описывая обычаи бывшего княжества Чэнь ##; по словам историка, жена князя этого владения Ху-гуна ##, пожалованного чжоуским У-ваном, занимала высокое положение, любила жертвоприношения и использовала шаманок, вследствие чего в обычай народа вошло любить шаманок (см. [18, гл. 28Б(II), с. 3031-3032]). В обоих случаях Бань Гу явно не одобряет склонность народа к шаманкам и их деятельности - позиция, созвучная конфуцианскому мировоззрению.

29. Дословно «писания» (шу #). Возможно, в этом контексте имеется в виду не столько «Хуайнань-цзы» и т.п., сколько стихи в прозе (фу), которые также писались при дворе хуайнаньского царя Аня как его «гостями», так и им самим (см. [18, гл. 30, с. 3173]).

30. Цитируя в географическом трактате этот текст, Бань Гу приводит и это утверждение (ср. [18, гл. 28А(I), с. 2489]). Следовательно, в географическом трактате содержатся два разных объяснения того, почему в Хуайнани (древней области Ян) женщин значительно больше, чем мужчин.

31. Бань Гу также утверждал, что «твердость» характера вообще зависит от местных «дыханий ветра», но при этом объяснял «твердость» характера жителей Хэнэй влиянием иньского Чжоу, а характера жителей Вэй - влиянием храбрецов Цзылу и Ся Юя (см. выше, с. 30, 40, 43-44). И здесь предпочтение отдано личностным объяснениям.