ИЗ ИСТОРИИ РЕЛИГИОЗНОГО СИНКРЕТИЗМА У ЧЕРКЕСОВ

(следы культа Ауш-Герги Георгия Победоносца)

Для изучения культуры горцев Северного Кавказа большое значение имеют местные эпиграфические памятники-надгробия христианского времени ¹.

После смерти известного эпиграфиста академика В. В. Латышева ² эти памятники изучались недостаточно. Последовательное их изучение позволило бы наметить основные вехи проникновения в горскую языческую среду христианства, а также изучить влияние, которое оказало христианство на мировоззрение и культуру горцев.

В данной статье речь идет об адыго-черкесских народах Северного Кавказа.

Христианство пришло к черкесам сначала причерноморским, прибрежным путем, из Византии, как полагают, в VI в., в царствование Юстиниана I. Во всяком случае, уже с конца VII в. на восточном побережье Кавказа известна Зихская (Никопсийская) епархия ³.

Проникновение миссионеров с побережья в глубь Кавказа и за Кавказский хребет в предгорные степные равнины было весьма интенсивным в первое время. Свидетельством этого является, в частности, каменный крест с греческой надписью с христианского городища на Рым-горе в 15 км к западу от Кисловодска. В. В. Латышев датирует его временем не позже VII-VIII вв. н. э. Подобные памятники в 40-х годах XIX в. и даже несколько позже в местах, заселенных черкесами, не [307] представляли еще редкости, но, к сожалению, немногие из них уцелели к тому времени, когда появился серьезный научный интерес к ним. И если число этих памятников дополнить сохранившимися развалинами христианских храмов (Зеленчукских, Сентинского, Белореченского и др.), построенных в X-XII вв., станет совершенно ясным, что христианство здесь в прошлом было распространено.

Христианство, проникнув на Северный и Северо-Западный Кавказ, столкнулось с наличием здесь политеизма и вступило с ним в борьбу. Итогом этой борьбы явилось создание синкретической религии с явным перевесом язычества над христианством. Представления о христианских святых сохранились лишь внешне. Содержание этих представлений оказалось измененным настолько значительно, что того или иного христианского святого подчас трудно узнать.

Распространившееся с конца XVII в. среди черкесов магометанство значительно завуалировало и без того уже потускневшую в народной памяти политеистическую мифологию черкесов. Если бы не старания этнографов вроде Султана Хан-Гирея, сохранивших нам драгоценные записи старых, подчас исчезнувших, религиозных обычаев черкесов, если бы не проникновение культовой мифологии черкесов в песенное народное творчество, да не развалины священных мест, было бы в сущности невозможно исследовать и восстановить многие страницы религиозного прошлого черкесов.

Особенно это касается вопроса взаимного влияния христианства и язычества, которое у черкесов почти совершенно не исследовано.

Цель данной статьи — осветить одну из сторон этой синкретической религии в прошлом, характеризующую языческо-христианский культ божества, в литературе обычно отождествляемого со «святым Георгием Победоносцем».

Культу Георгия на Кавказе посвящено достаточно литературы. У картвелов этот культ был обстоятельно исследован академиком И. А. Джавахишвили, у осетин — академиком В. Ф. Миллером, в Абхазии — Н. С. Джанашия и С. Званбая ⁴, у черкесов же этим культом специально никто не занимался.

Изучая эпиграфические памятники христианского времени, мне приходилось уже однажды указывать на то, что наиболее распространенным в надгробных надписях Кабарды является [308] имя Георгий ⁵. Ныне круг надписей с именем Георгия может быть расширен. Сюда относятся, кроме Малокабардинского памятника с р. Кунбелея и Этокского памятника из Большой Кабарды, также Малокабардинский памятник на ручье Ассокай, черкесский — ср. Бежгон, каменный крест — с Рым-горы, посвятительная надпись Георгию Победоносцу и каменный крест с этим именем из развалин Белореченской церкви и, наконец, упоминание о развалинах церкви, посвященной Георгию (Тауш-Герги) на берегу р. Баксан в конце VIII в.

Чем же объяснить, что имя именно этого святого христианской церкви оказалось наиболее распространенным в эпиграфике территории Северного Кавказа, заселенной черкесами?

Явление это объясняется тем, что по своим атрибутам и приписываемой ему агиографией борьбой с драконом именно этот святой оказался более отвечающим религиозному, дохристианскому мировоззрению горцев-черкесов.

С этой точки зрения интересен из названных выше памятников Этокский, датируемый 1130 г. н. э. На этом памятнике-статуе кабардинца Беке (в христианстве Георгия) Туко(ва) слева изображен пятиглавый дракон, которого держит на цепи победивший его воин, замахнувшийся обнаженной саблей. Дракон, как известно, в черкесской мифологии считается всегда злым началом, а борьба с ним признаком высшей доблести и геройства. Правда, изображенный на памятнике воин не полностью соответствует клерикальному Георгию Победоносцу, он пеший, как это принято в черкесской мифологии, но он победитель злого начала. Вот почему сам Бек-Георгий, которого изображает статуя, наделен рогом доблести (батырыбжа). Он уподоблен богатырю (батыру), так как в руках его рог (бжа) с бузой. Гораздо ближе к клерикальному Георгию Победоносцу изображение на Малокабардинском памятнике с р. Кунбелея. Здесь воин, поражающий трехглавого дракона копьем, сидит на коне. Изображение дано, как и на Этокском памятнике, с левой стороны. В черкесском суеверии левая сторона — это сторона несчастья и горя. Черкесские вестники печали, на обязанности которых лежит сообщать общественности или родственникам о случившемся несчастье, сходят с лошади с правой, а не с левой стороны. Хозяин-черкес, сопутствуя гостю, идет всегда с левой стороны, как бы оберегая его от возможных превратностей судьбы, хотя ныне причина этой предупредительности уже забыта и объясняется этикетом ⁶. Георгий [309] Победоносец воспринимался черкесами как борец против злого начала и поэтому сменил, или, лучше сказать, слился, с каким-то языческим божеством. По-черкесски это божество называлось чаще всего Ауш-Герги, реже — Дауш- или Тауш-Герги.

В народном устном творчестве черкесов имя Ауш-Герги ⁷ встречается довольно часто как в клятвенных формулах, так и вне их, и, тем не менее, несмотря на довольно частую повторяемость этого имени, сущность Ауш-Герги остается во многом неясной. Из текстов песен можно заключить, что Ауш-Герги был когда-то одним из главных божеств черкесского языческого пантеона, но функции его остаются неясными. В дальнейшем он оказался многофункциональным божеством. В настоящее время в устном народном творчестве он выступает как покровитель воинов и оружия, покровитель недужных, охоты и даже как покровитель земного плодородия.

Характеристику памятников, связанных с Ауш-Герги, начну с описания одного уже почти забытого сакрального места. В Нальчикском районе Кабардино-Балкарской АССР существует селение под названием Аушегер. Название это имеет непосредственное отношение к имени божества Ауш-Герги и представляет видоизмененную со временем форму этого имени. На расстоянии 3-4 км к юго-востоку от этого селения возвышается гора Ошхаж Ауш-Герги (Старая гора Ауш-Герги). Эта гора, по свидетельству проживающих в селении Аушегер стариков, считалась священной. На ней, по преданиям, в незапамятные времена восседали Тхашхо (Большой бог) и Ауш-Герги. Здесь совершались жертвоприношения и давались различного рода и по различным поводам клятвы. На гору приходили мириться кровники.

На самой вершине горы сооружен огромный курган. Он опоясан хорошо сохранившейся до настоящего времени древней дорогой, в некоторых местах уже поросшей лесом. Курган этот имеет следы хищнического раскопа. Место раскопа в настоящее время заросло травой. Посредине кургана лежит большой желтый песчаник 1,5 м высотой. Камень обтесан и представляет собой неправильный параллелограмм, несколько [310] суживающийся с одного конца наподобие обелиска. Никаких изображений на камне нет. Некогда здесь, на вершине горы, совершались моления, посвященные Ауш-Герги. Со стороны того места, где производилась раскопка кургана, склон горы представляет крутой спуск, именуемый Вышхафек (Бычью голову ломающий). Этот спуск упоминается в одном из сказаний, связанном с Ауш-Герги (см. приложение, текст № 1). У основания спуска Вышхафек есть колодец, от которого идет дорожка к вершине горы Ошхаж Ауш-Герги. Водой из этого колодца пользовались при совершении ритуала на вершине горы. Лет 30 тому назад при прогоне скота, на горные пастбища у этого колодца резали баранов, несли их на Ошхаж Ауш-Герги и там устраивали угощение, которое являлось традиционным остатком уже забытого языческого культа.

Особый интерес в связи с исследуемым вопросом представляет упоминание в статье неизвестного автора «О Черкасской или Кабардинской земле» («Географический месяцеслов» на 1772 г.) о том, что «...на высоком берегу Бакзана (т. е. Баксана) реки... находятся на горе остатки каменной церкви с обвалившимся сводом, которая издревле Теочь Герге чахъ, т. е. Божий храм называется».

Несмотря на неточность передачи автором статьи черкесского названия места и перевода его на русский язык, в нем можно без какой-либо натяжки выделить уже известное нам имя «Тауш-Герги».

Несомненно, место, на котором в дальнейшем был воздвигнут «Божий храм», принадлежало некогда древнему языческому божеству Тауш-Герги. На новое христианское культовое сооружение — храм, функционально было перенесено прежнее название. Налицо факт непосредственной культовой преемственности.

Перехожу к памятникам устного народного творчества.

Имя Ауш-Герги упоминается в ряде преданий, отчасти проливающих свет на исследуемый вопрос о его почитании. В селении Чегем I в 1937 г. у сказителя Мамбет Дегаза записано предание «Семь братьев Ероко(вых)», в котором упоминается имя Ауш-Герги, точнее, священная гора Ауш-Герги.

Предание говорит о том, как во время воинственных столкновений между кабардинцами, уже мусульманами, и другим народом, конкретно каким — неизвестно, эфенди перед боем, воодушевляя бойцов, воскликнул:

«Именем этого корана поклянемся сегодня, мы да не испугаемся, шиитами умрем!»

Услышав это, предводитель кабардинцев Канболет Ероко(в) отклонил эту мусульманскую клятву. «Не пойдет»,— сказал он, и тут же вместе со своими шестью братьями принес [311] клятву в таком виде: «Эта Ауш-Герг гора пока не испугается, мы да не испугаемся, именем корана клянемся!». «После этого все кто жил в Кабарде и кто мог взять оружие, богу поклялись и три дня и три ночи между Ауши-Гергом и Урванью бились».

Далее предание, сообщая о победе кабардинцев, указывает, в частности, что неприятельское войско не было пропущено через Урвань и Вышхафек, т. е. через спуск возле горы Ауш-Герги.

В конце предания клятва вновь повторяется, когда смертельно раненый Канболет Ероко (в), увидев прикрытые буркой трупы воинов и догадываясь, что это его шесть братьев, говорит: «Эта Ауши-Герг гора пока не испугается, мы не испугаемся, так перед богом мы поклялись и не солгали. Здесь лежащие — это шестеро моих братьев»; ««Какой сегодня счастливый день!» — сказал Канболет и умер».

Совершенно очевидно, что клятва именем Ауш-Герги считалась настолько святой и нерушимой, что воины отдали жизнь, но не изменили ей.

Записанное у того же сказителя второе предание «Ров старого Чегема» интересно тем, что указывает на некоторые иконографические черты Ауш-Герги как божества.

Это тем более ценно, что в черкесской мифологии описание облика божества встречается довольно редко. Приведу часть текста: «Я вверх как посмотрю — над ним звезда большая единственная сияет, я вниз как посмотрю — ни одна нога его опоры не имеет, над горой он парит, коня белого имеет».

Близкий к картвельскому Белому Георгию, черкесский Ауш-Герги, как видно из предания, восседает на белом коне (пшегоале). Он парит над горой, над ним сияет большая единственная звезда, ноги его коня не имеют опоры.

Обратите внимание на то, что в христианской иконографии Георгий Победоносец также всегда изображается на белом коне. Явление это, конечно, не случайное и древнее христианской легенды. Белый конь — это некое воплощение света, доброго начала, оно находится всегда в борьбе со злым началом, мраком-драконом. Впоследствии белый конь и сидящий на нем всадник воспринимаются как один нечленимый образ. Так возникает Белый Георгий. Над головой Георгия светлый нимб, над Ауш-Герги — звезда единственная. Образ и того и другого — воплощение света.

В связи с затронутым вопросом борьбы доброго начала со злым, как борьбы света с мраком, в черкесском изобразительном искусстве, насколько оно сохранилось ⁸, обращает на себя [312] внимание факт, имеющий некоторое отношение к описываемому черкесскому языческому божеству и его христианскому двойнику: на Этокском памятнике 1130 г., с правой боковой стороны, изображен на две трети закрытый диск наряду с открытым, полным. Академик В. Ф. Миллер пытался понять эти изображения как жертвенные хлебцы — чуреки, употребляемые в погребальном ритуале ⁹. Тер-Гукасов хотел видеть в них изображение летосчисления ¹⁰, а Гильденштедт и Филимонов — солнце и луну. И то, и другое в свете приведенных фактов оказалось неверным. На две трети закрытый диск — это солнце в затмении. Оно символизирует смерть, которую влечет за собой дракон. Полный, открытый диск символизирует солнце как источник света и жизни. Такое значение этих изображений можно проследить на туфовом кресте, найденном близ горы Кызбурун в Кабардино-Балкарской АССР. На одной стороне этого креста изображен сильно стилизованный дракон, над ним — на две трети закрытый диск, на другой — древо жизни и над ним — полный, открытый диск, в обоих случаях солнце ¹¹.

Символизирующий доброе начало восседающий на белом коне черкесский «Георгий» — Ауш-Герги — оказывается покровителем воинов, символом и залогом их победы, их спутником и своего рода «ангелом хранителем». В приведенной выше песне «Ров старого Чегема» воины воодушевляются присутствием Герги и восклицают: «Мы да не испугаемся, Ауш-Герги — тому наш залог!».

В песне «Татартупская битва», записанной в первой половине XIX в. кабардинским филологом Ш. Ногма (описывающей столкновение кабардинцев с легендарными кинтами, в которых Ш. Ногма видел орды Чингиз-хана), Ауш-Герги как покровитель воинов упоминается дважды:

«Кинты войско Татлостанцам вслед повели,
Битвы во время наш Татартуп справа, есть,
В эту пору дня Ауш-Герги наш спутник есть».
________________________
«Битвы во время Ауш-Герги чей спутник — из героев
Ешеноко он самый Озермес» ¹². [313]

В обоих отрывках Ауш-Герги как покровитель воинов сопутствует сражающимся в битве.

Близкое Георгию Победоносцу языческое божество абхазов Ерги, как и у черкесов, было наделено функцией покровителя воинов и воинской доблести. Абхазский этнограф Соломон Званбая приводит следующий текст посвященной Ерги молитвы:

«О Ерги, путеводитель воинов и покровитель мужества и храбрости! Благодарим тебя за дарованную тобою победу над неприятелем, просим и на будущее время не оставить нас своим покровительством» ¹³.

Аналогичен этому божеству и сванский Джыраг, также отождествляемый с Георгием Победоносцем. Отправляясь в военный поход, сваны молились: «О святой Георгий! спаси свой: народ, пошли Хал на перевальные высоты против вражеских сил. Пусть горячим своим дыханием он придушит им глотки и изничтожит их грешные души. Синим пламенем пусть обожгутся вражеские руки и потеряют навсегда способность направлять оружие против сынов твоих» ¹⁴.

Об Ауш-Герги как покровителе боевого оружия сохранилось меньше данных. В устном народном творчестве черкесов известен собственно только один мотив, кстати сказать, очень устойчивый, связанный с личностью известного народного героя Айдемиркана:

«Его сабли рукоятку Тлепша кан отжимает,
Его остро-режущее (саблю) Ауш-Герги рукой гладит».

Ауш-Герги в данном случае не поставлен в один ряд с богом кузницы Тлепшем. Он как бы оттесняет древнего Тлепша, функции которого передоверены его приемышу (кану).

Но Ауш-Герги в черкесских преданиях и легендах фигурирует не только как покровитель воинов и боевого оружия.

В сел. Заюко Баксанского района Кабардино-Балкарской АССР сохранилось поверье, что имя Тауш-Герги (так говорят здесь вместо Ауш-Герги) произносили в виде заклятия при смертельных ранениях и таких болезнях, как оспа и дифтерит. Посетивший больного, осведомляясь о здоровье, никогда не называл болезнь своим именем, так как от этого могло быть хуже больному. Вопрос строился в загадочной, табуированной, форме. Больного спрашивали: «Как здоровье Тауш-Герги? Кого схватил — траву или кровь?» Если больной отвечал «траву», то [314] верили, что болезнь пойдет на убыль, если же он говорил «кровь», то считали, что ему сделается хуже.

Из приведенного факта явствует, что Ауш-Герги выступал и как покровитель больных.

Явление это наблюдалось также и у соседей черкесов — абхазов. С. Званбая приводит молитву, с которой обращались абхазы к Ерги (Георгию) во время жертвоприношения ему, по времени совпадавшему с первыми днями христианской пасхи.

Текст этой молитвы был таков: «Святый великий Георгий Илорский ¹⁵, приношу тебе определенную моими предками жертву, не оставь меня и мое семейство своим покровительством: дай нам здоровья, долголетия, удали от нас всякие недуги в настоящее и будущее время, сохрани нас от злых духов и дурных глаз...» ¹⁶.

Русская христианская православная церковь считает Георгия Победоносца также покровителем недужных. В посвященном ему тропаре он воспевается как «немотствующих врач» ¹⁷.

Наконец, у моздокских кабардинцев-христиан Ауш-Герги (в форме Уаш-Черджи) выступал как божество, благоприятствующее и способствующее сбору хорошего урожая хлебов, т. е. как покровитель земного плодородия.

Во время осенних праздников уборки урожая один из почтенных стариков, поднимая чашу с пивом, провозглашал за столом здравицу, которая начиналась так:

«Уаш-Черджи наш спутник,
Кто не с нами, завидует нам...».

Шора Ногма в своей «Истории» (1843 г.), упоминая о том, что «следы христианства еще очень свежи в памяти народной». и что «теперь еще говорят о том, что предки почитали за пророка Аус-Герга», дальше поясняет — «греческого Иисуса» ¹⁸.

Почитание черкесами Ауш-Герги как божества совершенно ясно отражено в тех преданиях, выдержки из которых приведены выше, но предположение Шоры Ногма о том, что «Аус-Герг» есть «греческий Иисус» — это плод его собственной этимологизации. Решив, что Ауш-Герги — это «греческий Иисус», Шора Ногма, как видно из рукописей, без всяких оснований переделал имя Ауш-Геги на Аус-Герг» ¹⁹. [315]

Небольшое замечание об Ауш-Герги оставил Л. Г. Лопатинский. По его мнению, построенному на догадке, Ауш-Герги это «христианская святыня — Аушевский св. Георгий» ²⁰.

Чаще всего имя Ауш-Герги упоминается в охотничьем черкесском фольклоре, где Ауш-Герги фигурирует как покровитель охоты, хотя для современного черкеса в подавляющем большинстве случаев этот образ уже неясен и воспринимается просто как необыкновенно удачливый охотник.

Сопоставляя варианты охотничьих песен, в которых упоминается имя Ауш-||Тауш|| Дауш-Герги, следует отметить, что исключительный успех охоты во всех вариантах песен связан именно с участием Герги. Он является символом удачи. Поэтому нельзя не поставить в прямую связь с символизацией личности Герги некоторые мотивы легенд.

В варианте, записанном в сел. Старый Черек у сказителя Махоша Осман, указывается:

«Многое кому воздают — это Тауш-Герги».

Певец Шхагапсой Амбия из сел. Аушегер в своей песне говорит, что Ауш-Герги — это

«Тот, к которому посылают отстой красного напитка,
Тот, для которого хранят самое лучшее вино».

Певец Сижаж Кильчуко из сел. Заюко в песне о Тауш-Джерджи поет:

«Наша лосина старому Джерджи пища».

При этом в значении «пища» здесь употреблено слово «1ус», означающее не вообще пищу, а долю того или иного продукта, первоначально жертвенную.

Наконец, певец Махоша Осман в уже приведенной выше песне говорит:

«Потому-то в честь Тауш-Герги два Ендаровых сына слагают песню».

Тот почет, каким пользуется Ауш-||Тауш|| Дауш-Герги в песнях, является несомненным отзвуком почитания его как божества, покровителя охоты. Эта его функция была, вероятно, вторичной, ибо почти во всех вариантах охотничьих песен еще [316] окончательно не утрачен связанный с этим божеством основной военный мотив. Указания на то, что Ауш-Герги, этот «предводитель из многих», везет в тороках «белолицую», свидетельствует не об охотничьих, а о военных мотивах. Упоминание в большинстве песен «кинтов» свидетельствует тоже о военных мотивах, ибо термин «кинты» служит в фольклоре именем неизвестного воинственного народа, о котором упоминается и в нартовском эпосе и в различных исторических песнях.

Особый интерес в песнях, посвященных Ауш-Герги, представляет постоянный мотив, что «спутником Ауш-Герги является Тхашхо Большой бог)». Этот мотив об исключительных, непревзойденных качествах чудесного охотника Ауш-Герги, которыми его наделяет Тхашхо, в ретроспективном плане напоминает об иерархии языческих божеств, когда-то почитавшихся черкесами.

Интересно, что в одном варианте песни, посвященной Ауш-Герги, изданной в 1948 г., эта строка подверглась в устах сказителя переделке, явно под влиянием мусульманства. Если обычно строка звучит как: «Ауш-Герги ему Тхашхо (Большой бог) спутник есть», то в данном случае она представлена уже как «Ауш-Герги (Джерджи) ему собака большая спутница есть» ²¹.

Достигнуто это устранением из слова тхьэшхуэ (Большой бог) первого звука «т», отчего получилось хьэшхуэ — собака большая. Аналогичная манипуляция как проявление борьбы мусульманства с христианством была отмечена мной в отношении слова икона у моздокских кабардинцев-христиан: тхьэнапэ — божье лицо, а у кабардинцев-мусульман, также моздокских, хьэнапэ — собачье лицо ²².

Приведенных данных, конечно, далеко не достаточно для того, чтобы сделать окончательные выводы. Охотничьи песни, которыми я пользуюсь, необходимо подвергнуть кропотливому филологическому анализу, чтобы снять с них напластования времен. В них утрачены многие строфы, что затрудняет понимание оставшихся. Песни об Ауш-Герги слишком разрушены. В некоторых охотничьих песнях, посвященных Ауш-Герги, начальные строки в той или иной мере совпадают с почти забытым гимном в честь черкесского бога леса Мезитха.

«О, Мезитха, чьи усы червонное пламя...»,— поется в зачине посвященного ему гимна у нижних черкесов — адыгейцев ²³. [317]

«Тебя именуем Тха лесов. Усы твои — червонное пламя...»,— говорится у верхних черкесов — кабардинцев ²⁴.

Почти аналогичные образы и эпитеты встречаются и в зачинах обеих приведенных песен, посвященных Ауш-Герги: «В поле ты выйдешь если, там червонно-пламенно-усый есть...»,

«Полем старым мы несемся где, там червонно-пламенно-усый есть...» ²⁵

Это заставляет задуматься, не относились ли хвалебные слова песни, ныне присваиваемые сказителями Ауш-Герги, в свое время к богу леса и покровителю лесных животных Мезитха? Не воспринял ли Ауш-Герги черты, отошедшие в историю Мезитха?

Подобные вопросы возникают и будут возникать до тех пор, пока новые варианты, собирание которых необходимо продолжить, не дадут возможности осветить затронутую тему.

Подведем итоги небольшому исследованию о следах культа Ауш-Герги—Георгия Победоносца у черкесов.

Культ Ауш-Герги у черкесов являлся одним из древних политеистических культов, предшествовавших христианству и мусульманству. Следы этого культа сохранились в памятниках изобразительного искусства черкесов христианского времени (надгробия), в остатках священных мест и храмовых сооружений того же времени и в памятниках устного народного творчества, к сожалению, до сих пор очень мало изученных.

Частое использование в христианских надгробиях черкесского происхождения греческого имени Георгия одновременно с местными нехристианскими именами свидетельствует о популярности этого христианского имени у черкесов в прошлом. Ныне собственное имя Георгий черкесами забыто.

Популярность этого имени не является случайной. Христианский святой Георгий Победоносец по своим атрибутам и приписываемой ему агиографией борьбой с драконом оказался в свое время отвечающим религиозному дохристианскому мировоззрению горцев-черкесов и слился с обликом черкесского божества Ауш-Герги.

В черкесской мифологии дракон всегда являлся злым началом, приносящим народу всякие несчастья. Борьба с драконом считалась в народном творчестве всегда делом доблести, что нашло свое отражение и в черкесских сказках и в героических преданиях о богатырях-нартах. [318]

В изобразительном искусстве черкесов образ Георгия Победоносца нашел свое отражение в надгробных памятниках христианского времени, начиная с XII в. На Этокском памятнике святой Георгий еще близок по типу к эпическому богатырю-нарту, пешим поражающему дракона. На более поздних памятниках типа Кунбелеевского XVI в. воин на коне, поражающий дракона, уже целиком совпадает с христианским Георгием,

Отправляясь от этой изобразительной стороны змееборца на черкесских памятниках христианской поры к его образу в памятниках устного народного творчества, мы склонны принимать облик божества Ауш-Герги как предшествовавший христианскому Георгию Победоносцу.

Основной древнейшей функцией этого черкесского божества Ауш-Герги было покровительство воинов и оружия. Эта функция, как можно наблюдать по фольклорным текстам, является самой устойчивой. Даже в охотничьих песнях атрибуты Ауш-Герги как покровителя воинов и оружия сохраняются, хотя сам Ауш-Герги уже превратился здесь в счастливого ловца. Внешний облик христианского Георгия Победоносца — воина на коне, в доспехах, кольчуге, поражающего дракона, как нельзя лучше совпал с обликом черкесского народного героя- богатыря, поражающего дракона, по подобию которого создавался в религиозной фантазии черкеса покровитель воинов Ауш-Герги.

Другие функции Ауш-Герги, а именно функции покровителя недужных, покровителя земного плодородия и охотников, по-видимому, нужно признать функциями вторичными, перенесенными на него либо с христианского святого Георгия (функция покровителя недужных), либо с языческого божества леса Мезитха (функция покровителя охоты и охотников), либо с какого-то древнего забытого божества, являвшегося покровителем земного плодородия.

Культ Ауш-Герги, как можно судить по некоторым параллелям отправления его у абхазов, сванов, осетин и отчасти грузин, являлся в древности одним из политеистических культов коренных горских народов Кавказа.

Собирание народного фольклора культового содержания, героических песен, в которых упоминаются те или иные божества древнего черкесского пантеона, фиксация памятников сакрального содержания, изучение степени распространенности тех или иных мифологических личных немусульманских имен и подобные этому данные являются теми предварительными материалами, без которых невозможно любое историко-этнографическое исследование религиозного прошлого черкесов и смежных с ними народов. В собирании этих материалов [319] особенно много могут и должны сделать сами черкесы, адыгейцы и кабардинцы.

ПРИЛОЖЕНИЕ ²⁶

1. СЕМЬ БРАТЬЕВ ЕРОКО(ВЫХ)

(Отрывок)

Когда ефенди достиг сражающихся, он предложил им поклясться на коране: «Именем этого корана поклянемся сегодня, мы да не испугаемся, шиитами умрем!» Однако прибывший на поле сражения Канболет Ероко(е) эту клятву отклонил: «Не пойдет»,— сказал и со своими шестью братьями поклялся так: «Эта Ауш-Герг-гора пока не испугается, мы да не испугаемся, именем корана клянемся!»

После этого все, кто жил в Кабарде и кто мог взять оружие, богу поклялись и три дня и три ночи между Ауш-Гергом и Урванью бились. Через Урвань и Вышхафек врага не пропустили. Три дня и три ночи шашками бились. И полегли в этом месте шесть братьев Ероко(вых). К ночи сильно ранили Канболета Ероко(ва). Умирая, Канболет приподнялся и, увидев шесть рядом лежащих, накрытых буркой тел, спросил: «Эти бедняги, несчастные, Татлостен, чьего рода?» Татлостен побоялся, что он узнает своих шестерых братьев, и сказал будто бы это чужие. Услышав это, Канболет вынул из-под бурки и показал Татлостену руку своего брата Исмела. «Эй, Татлостенов сын,— сказал Канболет,— перед богом солгал ты. Эта Ауш-Герг гора пока не испугается, мы не испугаемся, так перед богом мы поклялись и не солгали. Здесь лежащие — это шестеро моих братьев».

«Какой сегодня счастливый день!»—сказал Канболет и умер.

(Записано в селении Чегем I у Дагаза Мамбет, 110 лет, в декабре 1937 г.).

2. РОВ СТАРОГО ЧЕГЕМА

(Отрывок)

Я вверх как посмотрю — над ним звезда большая единственная сияет, я вниз как посмотрю — ни одна нога его опоры не имеет, над горой он парит, коня белого имеет... «Мы да не испугаемся, Ауш-Герги тому нам залог!..» — его именем воины клянутся. «В чегемский старый ров, о горе, нас ты если приносил, он нам крепостью казался!..»

(Записано там же). [320]

3. АУШ-ГЕРГИ

Моя песня самая счастливая! В старом поле, где мы несемся — там находится червонно-пламенно-усый ²⁷; тот, к которому посылают отстой красного напитка; тот, для которого хранят самое лучшее вино. В-начале Аму-балки ²⁸ кинты ²⁹ действуют: убоину на арбах, наруженных верхом для нас возят. Вверх я посмотрю — многорогие старые ³⁰ там пасутся, назад я посмотрю — усатый старый ³¹ там роет. Зубробородый! шерсть зубра у которого подстелена под ребрами — поднимайся и бей! ³² Ауш-Гергу бог Великий сопутствует, с нами едущая его спутница белолицая у него в тороках сидит. Старый князь на нашем кокшуале ³³ восседает, наши кокшуали на месте не стоят, ногами туда сюда бьют. Наша княгиня-сноха рог напитка для нас готовит; старого Уруха тЕрен побурел, две старые бурые собаки Ее могут приволочить что — это наш бурдюк.

(Записано в сел. Аушегер у Амбия Шхагапсой, 82 лет, в октябре 1937 г.).

4. ТАУШ-ГЕРГИ

Бог ему спутник. У предводителя многих охотников белолицая спутница в тороках сидит. Колючие заросли терновника побурели. Две собаки бурые старые что волокут — их пища. В нашей Аму-балке кинты действуют. Мясо наших лосей на арбах верхом нагружено. Многое кому воздают— это Тауш-Герги. Старый наш Курпский лес ³⁴ Тауш-Герги весь обыскал. Его коренастый белый конь устал носить лосиное мясо, так удачна была охота. Потому то в честь Тауш-Герги два Ендаровых сына слагают песню.

(Записано в сел. Ст. Черек у Махбша Осман, 110 лет, в декабре 1937 г.).

5. ТАУШ-ДЖЕРДЖИ

В нашем старом Арыке ³⁵ многорогие старые пасутся. Наша лосина старому Джерджи пища. Тауш-Джерджи бог Великий сопутствует. У предводителя многих охотников белолицая спутница в тороках сидит. Проводник его старый Бадзелей-златокузнец ³⁶. Вверх я посмотрю — там многорогие старые пасутся. Вниз я посмотрю — там усатый самец роет. В нашей Амубалке чибля ³⁷ сгибают, каркас шалаша лосиными шкурами нам накрывают. [321] Лосиные кожи грудами на арбах лежат. Нашего терновника колючие заросли буреют. Две старые бурые собаки что волокут — их пища.

(Записано в сел. Заюко у Кельчуко Сижаж, 72, лет, в декабре 1937 г.).

6. ТАУШ-ДЖЕРДЖИ

Если ты выйдешь в поле — там находится червонно-пламенно-усый,— тот, для которого отстаивают красные напитки, тот, для которого хранят их чистейший отстой. Встаешь ли ты счастливый охотник? ³⁸Вверх я посмотрю — многорогие старые там пасутся, вниз я посмотрю — усатые самцы там роют. Встаешь ли ты, счастливый охотник? Если ты выйдешь в поле — там находится червонно-пламенно-усый. Куда его глаз ни посмотрит — туда он стреляет, ни один его выстрел не дает осечки, в кого попадет он — от него не уйдет. Встаешь ли ты, счастливый охотник? Шкура многорогого у которого под ребрами подселена, из шерсти многорогих чей чепрак, встаешь ли ты, счастливый охотник? Многорогие старые кружатся — их рога ветвисты, их бедра служат охотникам вместилищем для шипса ³⁹, а молодое поколение многорогих мнит себя героями. Встаешь ли ты, счастливый охотник?

(Записано там же).

7. ДАУШ-ГЕРГИ

Терновник Пшишха ⁴⁰ побурел, а две бурые старые собаки, что волокут — их пища. Дауш-Гергу бог Великий сопутствует, у самого Дауш-Герги спутница белолицая в тороках сидит. Если мы за лисицами охотимся, на лошадях поджарых мы едем; если мы лосей бьем, на лошадях жирных мы за ними отправляемся. В нашей Аму-балке чибля сгибают, нашу добычу возят на арбах до верха нагруженных. В нашем Арыке старом семь гор есть, семь ⁴¹ стад лосей там пасутся.

(Записано в сел. Кахун у Амирхана Хавпача, в ноябре 1937 г.)

Комментарии

1. «Эпиграфические заметки», I-III. Отделение литературы и языка (ОЛЯ) АН СССР, 1947, т. VI, вып. 6; IV-V, ОЛЯ АН СССР, 1948, т. VII, вып. 1.

2. В. В. Латышев. Сборник греческих надписей христианских времен из южной России. СПб., 1896 (новая серия), т. II, вып. 1, 1886; «Изв. имп. Арх. комиссии», вып. 10, 1904, стр. 98-101; вып. 47, 1913, стр. 115-116; вып. 58, 1915, стр. 37-38 и др.

3. Зихами издавна называют черкесов абхазы.

4. И. Джавахишвили. История грузинского народа, т. I. Тбилиси, 1913, стр. 106 и сл. (на грузинском языке); В. Ф. Миллер. Осетинские этюды, ч. 1, М., 1881, стр. 103, 119, 156 и ч. II, М., 1882, стр. 242, 256; Н. С. Джанашия. Религиозные верования абхазов. «Христианский Восток», т. IV. СПб., 1917, стр. 78-100; С. Званбая. Газета «Кавказ», 1853, №90 и др.

5. «Эпиграфические заметки», IV-V, ОЛЯ АН СССР, 1948, т. VII, вып. 1, стр. 79.

6. См. Т. М. Керашев. Дорога к счастью. Л., 1948, стр. 403. («Мхамет, уступая гостю почетное место, шагал слева от него»), а также повесть «Дочь шапгусов». Майкоп, 1951, стр. 10. («В знак особого почета прославленному гостю старик повернул обратно и поехал рядом, с левой стороны от него»).

7. Современное произношение второй части имени Джерджи. Эпитет «Ауш» однороден осетинскому Уас с метатезой дифтонга у черкесов. Эпитет этот употребляется, как полагают осетиноведы, в значении «святой». Эпитеты «Дауш» и «Тауш» — черкесские и, как можно судить по словарю Ш. Ногма, означали «честной». В статье я преимущественно пользуюсь формой Ауш-Герги как наиболее употребительной, хотя в фольклорных текстах встречаются и указанные выше разночтения имен.

8. Подавляющее большинство изобразительных памятников черкесов было уничтожено во время введения у них крымскими ханами мусульманства.

9. В. Ф. Миллер. Отголоски кавказских верований на могильных памятниках. «Материалы по археологии Кавказа», т. III. М., 1893.

10. «Записки имп. Археолог, об-ва», т. III, стр. 142.

11. Памятник стоит в саду возле краеведческого музея в г. Нальчике. Стилизованное изображение древа жизни в том виде, как оно дано на памятнике, часто встречается как аппликация на национальном женском платье и символизирует собой плодородие. Если этот памятник — надгробие, то возможно, что он женский. Христианских черкесских надгробий, надписи которых говорили бы о погребенных женщинах, до сих пор не засвидетельствовано.

12. Ш. Б. Ногма. Филологические труды, т. I. Нальчик, 1956, стр. 95, 100.

13. С. Званбая. Обряд жертвоприношения святому победоносцу Георгию, совершаемый ежегодно абхазцами. «Кавказ», № 90 за 1853 г.

14. Шаншиев. По Сванетии. Тифлис, 1931, стр. 77. Слово «Хал», как указывает З. Шаншиев, обозначает «злого горного духа».

15. В сел. Илори в Абхазии находится старая церковь, посвященная Георгию Победоносцу.

16. С. Званбая. Указ. соч.

17. «Жития святых», кн. 8, М., 1906, стр. 394.

18. Шора Ногма. История адыгейского народа. Нальчик, 1947, стр. 40.

19. Шора Ногма писал более ста лет назад, и что можно извинить ему, того нельзя извинить нашим современникам, безответственно повторяющим то же самое. Я имею в виду комментарии к книге «Нарты. Кабардинский эпос» (Нальчик, 1951, стр. 497, стр. 360, сноска на кабардинском языке).

20. «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», т. 25, отд. III, стр. 48.

21. «Къэбэрдей уэрэдхэмрэ псалъэжьхэмрэ» (Кабардинские песни и пословицы). Нальчик, 1948, стр. 72 (на кабардинском языке).

22. См. Материалы по диалекту моздокских кабардинцев. «Ученые записки Кабардинского НИИ», т. I. Нальчик, 1946, стр. 227.

23. «Адыгэ орэдыжъхэр» (Черкесские старинные песни). Майкоп, 1946, стр. 138 (на адыгейском языке).

24. «Кабардинский фольклор». М.-Л., 1936, стр. 79; «Къэбэрдей уэрэдхэмрэ псалъэжьхэмрэ» (Кабардинские песни и пословицы). Нальчик,

25. См. Приложение, №№ 3 и 6.

26. Здесь даны тексты песен, посвященных Ауш-Герги и содержащих упоминания о нем. Переводы, выполненные мной с подлинных записей на кабардино-черкесском языке, публикуются впервые.

27. Червонно-пламенно-усый — метафорический образ Ауш-Герги, перенесенный на него с божества леса Мезитха.

28. Аму-балка — название местности. Аму — растение из семейства зонтичных.

29. Кинты — легендарный враждебный черкесам народ неизвестного происхождения.

30. Многорогие старые — метафорическое изображение оленей в охотничьем языке.

31. Усатый старый — метафорическое изображение вепря в охотничьем языке.

32. Строка дает метафорическое изображение Ауш-Герги как охотника.

33. Кокшуаль — сказочный быстроходный конь.

34. Курп — селение и район на юго-востоке Кабардино-Балкарской АССР.

35. Арык — название местности.

36. Бадзелей-златокузнец — легендарный оружейный мастер и ювелир.

37. Чибля — тонкий прут, который охотники вставляют согнутым подковой внутрь свежесодранный шкуры убитого животного. Таким образом получается полый мешок, употребляемый после просушки в качестве бурдюка. Таким же путем, втыкая согнутые чибля в землю и накрывая их шкурами, строят шалаши.

38. Черкесское пшэрыхьмахуэ — «охотник счастливый» представляет собой охотничье табу (буквально — «жироноситель счастливый»), В обычной речи, по-черкесски «охотник счастливый» будет щак1уэмахуэ.

39. Шипе — черкесское национальное блюдо: соленая, приправленная чесноком, подлива к мясу.

40. Пшишха — название местности.

41. Число «семь» у черкесов, как и у большинства горцев Кавказа, имело в прошлом магическое значение. В сказках и в песнях оно обычно.