МОЩАНСКИЙ А.

ПЕШКОМ ПО КАВКАЗУ

(Окончание См. “Истор. Вестник”, т. СХХIII, стр. 667.)

(Летняя экскурсия 1909 г.).

VII.

От Ананура до Мцхета.

Историческая роль Ананура. — Ананурский храм. — Развалины старой ананурской церкви. — Душет. — Цилканы.

Вот и селение Ананур с его старинной крепостью. Отдохнув и закусив в духане при самом входе в селение, мы поспешили осмотреть эту историческую достопримечательность.

Крепость расположена в конце селения, на небольшом возвышении, у подножия горного хребта, называемого Шеуповари (непокорный, неустрашимый) и спускающегося к берегам шумной Арагвы. Отсюда открывается довольно живописный вид на Арагвское ущелье или, лучше сказать, долину, окаймленную сравнительно невысокими горами. К северу амфитеатром встают предгорья центрального хребта, в котором в ясную погоду явственно обозначается Казбек, “Кавказа царь могучий, в чалме и ризе парчовой”.

Но, конечно, не красоты природы побудили выстроить здесь очень сильную, по прежним временам, крепость. Дело в том, [1026] что от Ананура начинается то дефиле, которое образует грузинские Фермопилы и заканчивается по другую сторону хребта теснинами Дарьяла, запиравшими вход разным гогам и магогам (Яджуджи и Маджуджи по Корану). Завоеватели древнего мира старались иметь в руках этот ключ Кавказа. Здесь в 241 г. нашей эры Сапор, или Шабур, царь персидский, поставил начальником и оберегателем этих вороте одного из членов своего дома, потомки которого получили фамилию Шабуровых.

Теперь Ананур — небольшое село. В прежние же века это был очень важный стратегический и административный пункта. С VI века до 1740 г. здесь была резиденция арагвских эриставов, — так назывались вассалы грузинского царя, управлявшие страною, расположенной по Арагве. Владения их были столь обширны, что в военное время могли выставить до 15 тыс. войска. А так как при том в руках арагвских эриставов были Ларсский проход (Дарьял) и арагвские теснины, то все это делало их могущественными и совершенно независимыми владетельными князьями, которые не только не считали себя обязанными подчиняться своему суверену, но даже иногда вели с ним упорные войны.

Кроме арагвских эриставов, были еще эриставы ксанские, правившие страною, лежащей по р. Ксану (приток Куры, впадающий в нее западнее Арагвы). Обе фамилии постоянно враждовали между собою и вели друг с другом войны, причем каждый из них, чтобы добыть средства на войну, грабил свой народ, и затем, при первом удобном случае, опустошал владения своего противника. Естественно, что подданные ненавидели своих правителей.

Историк и географ, царевич Вахушта, говоря о большом ананурском храме, существующем и поныне, пишет, что “здесь в древности была малая церковь; но в 1704 г. эристав Георгий воздвиг большой храм с куполом, окружил его каменной оградой и на высоком утесе скалы создал башню и крепость. Он предполагал иметь в них убежище себе и своему роду, между тем как они сделались для его сыновей и сродников местом избиения”.

Это произошло в 1739 г., когда эристав ксанский Шанше с наемным войском из лезгин в числе 12 тыс. человек осадил анапурский замок, в котором заперся с братьями и приближенными эристав Бардзим, родственник Георгия. Крепость удалось взять лишь тогда, когда осаждавшие нашли тайный водопровод и, испортив его, лишили крепость воды. Ксанцы умертвили Бардзима и его сообщников, ограбили церковь, разбили иконы, обезобразили фресковую живопись и многих увели в плен, в том числе и жену эристава Георгия. [1028]

Древняя фресковая живопись храма после погрома сохранялась в полной неприкосновенности до пятидесятых годов прошлого века, когда при экзархе Исидоре (с 1855 г. — митрополита, петербургский) или его преемнике она была забелена. Это варварское распоряжение, распространявшееся также на древние мцхетские храмы — 12-ти апостолов и самтаврский, — было сделано в виду ожидавшегося посещения Грузии какой-то высокопоставленной особой из Петербурга, для придания темным степам храма более приличного вида. Недавно часть этой побелки удалена, и из-под нее снова выглянула на свет Божий древняя фресковая живопись, истыканная кинжалами лезгин в 1739 г. При внимательном рассматривании этих ужасных кощунственных ран, оказывается, что почти все они нанесены с некоторым расчетом; выколоты глаза, обезображены лики ударами кинжала в уста; в некоторых случаях порча живописи произведена таким образом, что свидетельствует о крайне гнусном кощунстве ксанских воинов.

Несколько минута мы стояли молча пред этими немыми, по красноречивыми свидетелями тех зверств, жестокостей, безграничной злобы и мстительности, которые нашли себе выражение здесь, в священном храме, 170 лет назад.

В архитектурном отношении ананурский храм представляет прекрасный образец грузинского стиля. В основании он имеет форму креста и опирается на четыре колонны. Над храмом возвышается красивый конусообразный купол, шея или барабан которого состоит из высокого многоугольника с 16 узкими окнами.

Наружный орнамент церкви полон изящества и разнообразия. Особенного внимания в этом отношении заслуживает южная стена храма, средняя часть которой во всю свою высоту занята превосходно вытесанным из камня крестом св. Нины, просветительницы Грузии. Он состоит из переплетенных между собой виноградных лоз. По бокам креста два херувима поддерживают виноградные деревья, гроздья которых едят звери, что обозначаем, богатство и плодородие Грузии. Ниже — два прикованных льва, — символ победы над Персией. Крестами св. Нины украшены и три остальные стены храма: но орнамента западной стены заслонен высокой четырехугольной башней в шесть этажей, примыкающей к храму почти вплотную. Вероятно, эта башня выстроена раньше церкви, при сооружении которой пришлось считаться с теснотой цитадели, не позволившей отодвинуть церковь подальше. По этой же причине и вход в храм сделан, вопреки обычаю, не с западной, а с южной стороны.

Против восточной, алтарной стены церкви, на самой крепостной стене, видны следы каких-то зданий и колокольня, [1029] состоящая из восьми низеньких колонн с византийскими капителями и высокой крышей в виде восьмигранной пирамиды. С этой колокольни открывается дивная панорама Арагвского ущелья, соседних гор и раскинувшегося внизу селения.

В юго-западной части крепости находятся развалины старой церкви с куполом. Когда и кем она выстроена — неизвестно: это — общая участь древних памятников Грузии, в которой исторические документы часто гибли среди всеобщего разрушения. Но

народное предание относит ее сооружение (и, кажется, не без основания) к VI в. — ко времени утверждения христианства в Арагвском ущелье одним из 13-ти каппадокийских отцов. О древности храма красноречиво свидетельствует то обстоятельство, что уже в 1525 г. он был признан слишком ветхим, почему с того времени богослужение в нем прекращено.

Внутри храма, у южной стены его, ближе к алтарю, стоит массивный каменный балдахин на четырех колоннах. Под ним — могильная плита со стершейся надписью. Здесь именно [1030] погребены эристав Георгий и члены его рода, истребленного в 1739 году.

В храме мрачно и сыро. Сквозь трещины купола льет дождь. От всего веет страшным запустением и холодом могилы. Может быть, так именно и должно быть в храме, от многовековой истории которого остался лишь один печальный след — могила последних членов истребленного рода.

Старый, оборванный грузин, почти ни слова не говорящий по-русски, подвел нас к этой могиле и еле внятно зашептал беззубым ртом:

— Покойник... покойник...

Желая, без сомнения, этим определить, чем достопримечательна эта плита под балдахином. Он же, вероятно, сопровождал и тех туристов, которых мы видели в Пассанауре. И вот его бормотание о покойниках, в связи с мрачным, удручающим видом заброшенного храма и тяжелым, сырым воздухом, произвело на больные, измученные бестолковым путешествием нервы туристов из Новороссийска такое сильное впечатление, что им почудился даже запах разлагающихся трупов.

Налево от входа в крепость видны развалины каких-то зданий. Народная молва утверждает, что это — остатки дворца эристава Георгия и что в земле под ними скрыты несметные сокровища.

После кровавого события 1739 г. крепость уже не восстановлялась, и время беспрепятственно продолжало разрушать ее стены. Они сложены из дикого камня и были снабжены бойницами и восемью башнями: четырьмя круглыми по. углам и столькими же четырехугольными по средине каждого фаса. Из них сохранилась одна круглая, на юго-западном углу и одна четырехугольная — в западной ее стене. Остальные башни разрушены, и места их можно узнать лишь по выпуклостям стен.

Вот все, что осталось от грозного некогда укрепления, а от воинственных эриставов, наводивших отсюда ужас на всю окрестную страну, — пожалуй, и того меньше: они исчезли совершенно, и только их служебное звание превратилось в фамильное прозвище князей Эристовых, существующее и в настоящее время.

С тяжелым чувством мы вышли из Ананурской крепости: замечательный памятник глубокой старины, над которым бурно пронеслось несколько столетий, совершенно заброшен и мало-помалу разрушается, никем не поддерживаемый. Особенно жаль древнего храма, которому насчитывается более тысячи лет. Ведь если справедливо, что он построен в VI — VII вв., то, значит, он старше русского государства. Как же не принять мер к тому, чтобы такая историческая драгоценность продолжала [1032] существовать возможно дольше? А она предоставлена стихиям, и, вероятно, недалеко то время, когда своды храма обрушатся, а за ними очередь дойдет и до стен.

Местность за Анануром почти совершенно теряет свой горный характер. Кругом пологие холмы, пересеченные неглубокими долинами. Повсюду поля, пашни и сады.

Грецкий орех, винная ягода и шелковица на каждом шагу приосеняют дорогу. Ярко-красные цветы мака рассыпались по краям дороги. Все показывает, что угрюмая горная дичь кончилась и начинается область мирной земледельческой культуры.

К вечеру мы пришли в Душет — небольшой городок, очень напоминающий какое-нибудь русское уездное захолустье. Впрочем, самый городок остался немного влево от дороги и от почтовой станции, и мы осмотрели его только на другой день, утром.

Когда-то Душет служил резиденцией арагвских эриставов. В конце XVII века он был разгромлен грузинским царем Георгием XI и стал возрождаться лишь в середине XVIII века, когда здесь была выстроена крепость. В настоящее время от нее остались только еле заметные развалины, большая же часть крепостных стен застроена новейшими зданиями европейского образца, и притом, кажется, из материала, взятого из развалин.

За городом обращает на себя внимание древняя церковь св. Григория и поросшие кустарником развалины старинной церкви под названием Квирике и Ивлиты. Эти развалины составляют местную святыню, и сюда 14 и 15 июля стекается множество богомольцев из Душета и его окрестностей. Тем страннее видеть эту мерзость запустения, которая водворилась на этом святом для грузин месте. Оно ничем не огорожено, и скот беспрепятственно пасется среди развалин, оставляя свой помет не только на древних могильных плитах, но и там, где, по всем признакам, находился алтарь, и где сохранились еще остатки каменных столбов от престола.

За Душетом начинается область фруктовых садов из миндальных, ореховых, вишневых и других насаждений. Местность в общем довольно однообразная и естественными красотами не поражает. Но в историческом и археологическом отношениях она, как и все Закавказье, крайне интересна. Так, в 17 верстах от Душета, в местечке Цилканы до сих пор сохранился храм, построенный (правда, не в настоящем виде) в первую эпоху просвещения Грузии христианством сыном царя Мириана — Бакарем, царствовавшим в IV в. С VI в. Цилканы служили резиденцией епископов, при чем первым цилканским. епископом был св. Исе, один из 13-ти каппадокийских отцов, а последним (в начале XIX века) — сын царя Иессея, [1033] митрополит самтависский Гервасий. Мощи св. Псе и до настоящего времени покоятся в цилканском храме. В ризнице последнего имеется несколько очень древних предметов, относящихся к тому периоду, когда здесь была епископская кафедра. Но наибольшую достопримечательность цилканского храма составляет икона Божией Матери (которой он и посвящен), писанная, по преданию, евангелистом Лукой. Особенность ее заключается в том, что вместо обычной мягкости лик Богоматери выражает гнев.

К сожалению, у нас не хватило терпения подробно осмотреть цилканский храм и его достопримечательности: все наши помыслы были сосредоточены на том, чтобы поскорее увидеть Мцхет, эту древнюю столицу Грузии. Мы жадно всматривались вперед, стараясь разглядеть, не покажется ли вдали величественная фигура знаменитого мцхетского собора. Вот впереди, верст за 8 — 10 до Мцхета, на краю высокого обрыва показался одинокий силуэт какого-то здания церковного типа. На ясном, безоблачном небе его контуры вырисовывались очень отчетливо и производили впечатление чего-то очень легкого и воздушного.

— Тихон, что это? — спрашиваем мы своего возницу: — не Мцхет ли?

— Нет, это — так; господа беседку построили, — не задумываясь ответил Тихоня.

“Странная беседка, — подумали мы: — и какому чудаку могла прийти в голову фантазия взгромоздить ее на эту одинокую, пустынную кручу? А впрочем, чего на свете не бывает!.. Тихон здесь бывал, — он знает...”

Мцхет.

Развалины крепости. — Древний могильник. — Места древних капищ: Стефан-Цминда и Армазский монастырь. — О. Мириан. — Армазская надпись. — В гостях у о. Мириана.

К вечеру шестого дня нашего пути мы подходили, наконец, к Мцхету. “Построенная господами беседка” все время маячила перед нами, Мцхет же открылся как-то неожиданно, из-за поворота дороги. На первом плане, при самом входе в город выдвинулись развалины старинной Мцхетской крепости, построенной на довольно высоком холме. Место для нее выбрано очень удачно: город, окруженный почти со всех сторон бурными реками — Арагвой и Курой, был открыт для неприятеля только с этой стороны. И природа будто нарочно создала здесь холм, который оставалось только укрепить, чтобы совершенно [1034] обезопасить столицу грузинского царства от неприятельских нападений.

Подножье этого холма с правой стороны (если стать лицом к городу) теперь перерезано довольно глубокой траншеей, по которой пролегает дорога. И вот, проходя этой траншеей, мы невольно заинтересовались очень странными углублениями, расположенными в вертикальном разрезе холма в несколько этажей. Большинство этих углублений имеют вид невысоких ящиков, сделанных из каменных плит и сверху прикрытых такими же плитами. Некоторые же углубления представляют собою нечто вроде узких колодцев.

Кем, когда и с какою целью понаделаны в горе такие странные ячейки?

Вопрос об их назначении решается очень легко: это — не что иное, как древний, очень древний могильник. Что же касается времени их сооружения, то, по исследованию Ф. С. Байера, мцхетские могилы относятся к трем разным эпохам. Самые древние из них те, которые имеют вид колодцев. Они лежат глубже других и содержали бронзовые и железные мечи, бронзовые и каменные наконечники и даже тростинки от стрел и много костяных предметов. Наиболее характерными предметами в этих гробницах являются гончарные изделия с довольно правильным рисунком, сердоликовые бусы, шлифовка которых указывает на довольно высокую степень культуры.

Могилы второй эпохи устроены в виде каменных ящиков. Они расположены выше первых, и найденные в них предметы (гончарные изделия, миниатюрные стеклянные слезницы, перстни, печати и другие вещи из сердолика, горного хрусталя, оникса, жемчуга и красного коралла) свидетельствуют, что культура этой эпохи стояла значительно выше, чем культура первой эпохи.

Наконец, могилы третьего периода представляют ящики, сложенные из черепицы и прикрытые каменными плитами. Они содержали довольно много монете и таких вещей, которые носят несомненные следы еще более позднего культурного развития и относятся к началу христианской эры. Особенно замечательна в этом отношении найденная гр. Уваровой серебряная монета с совершенно ясной надписью, из которой видно, что она чеканена при императоре Августе, в первом веке по Р. Хр.

Если, таким образом, даже позднейшим мцхетским могилам насчитывается около 2 тысяч лет, то могилы первых двух эпох должны принадлежать к такой старине, которую с точностью определить невозможно, так как ни монете, ни надписей в них не найдено.

Развалины древней крепости, над которой пронеслись века, и этот древний могильник, существование которого нужно [1035] исчислять уже тысячелетиями, говорят о том давно минувшем времени, когда жизнь здесь била ключом и здесь же замирала под тяжелыми плитами каменных гробниц. Теперь и крепость, и кладбище давно заброшены, и остатки кипучей когда-то жизни сосредоточились около двух монументальных храмов, к которым тесно прижались небольшой кучкой темные, жалкие строения мцхетских жителей. Кажется, не будь этих храмов, — и от Мцхета не осталось бы ровно ничего, кроме крепостных руин и могильника. А между тем именно здесь была могущественная некогда столица древнего грузинского царства. Когда и кем она основана, — этого никто доподлинно не знает. Предание приписывает постройку города Картли или Картлосу, легендарному родоначальнику всего картвельского племени, в состав которого входят грузины, мингрельцы, гурийцы, имеретины и пр. Именем Картли долго называлась одна гора вблизи города, а самый город назван именем сына и преемника Картли — Мцхета. С тех пор и вплоть до исторического времени Мцхет был столицей Грузии. Своей древностью он может поспорить с Римом, так как видел и нашествие скифов на Азию, и походы Кира; в нем правили воеводы Александра Македонского. Царь Парнаваз (302 — 237 г. до Р. Хр.), изгнавший македонцев, ставил идолов и строил капища на горах, окружающих Мцхет. Так, на горе Картли был поставлен идол Ормузда или Армази, и с [1036] тех пор гора стала называться его именем; а идол Задена или Зеда-Задени стоял на горе, получившей вследствие этого название Зедазенской. Гору Армази и расположенный вблизи нее город знал еще Плиний, называвший столицу Иверии Harmastis; Страбон же описывал Армозиху на берегу реки Кируса (то есть нынешней Куры), названной так по имени царя персидского Кира.

Впоследствии на местах бывших идольских капищ возникли храмы и монастыри, остатки которых существуют и до настоящего времени. Так, на вершине Зедазенской горы, возвышающейся при слиянии Арагвы и Кура, был воздвигнут “Джварис-монастыри” — монастырь св. Креста, называющийся также “Стефан-Цминда”, то есть храм св. Стефана.

Остатки именно этого храма наш простодушный Тихоня и считает беседкой, построенной какими-то неизвестными господами. Нужно признаться, что место для храма выбрано чрезвычайно удачно. С какой бы стороны ни смотреть на него, — отовсюду он представляете в высшей степени эффектную картину, фоном которой служите небо, — то чистое и прозрачное, ярко освещенное солнцем, то задернутое клубящимися облаками. И кажется, что храм принадлежит больше этому небу, охватывающему его и сверху, и с боков, чем земле, послужившей для него лишь стройным и величественным пьедесталом. От всего сооружения веет чем-то легким, воздушным. В нем чувствуется страстный порыв — стать выше всего земного и житейского, стремление уйти в голубую небесную высь...

Местоположение монастыря при соединении двух долин и при слиянии рек Арагвы и Куры заставляете невольно предполагать, что, может быть, именно о нем говорите Лермонтов в своей поэме “Мцыри”.

Не много лет тому назад,

Там, где, сливался, шумят,

Обнявшись, будто две сестры,

Струи Арагвы и Куры, Был монастырь...

Как бы то ни было, но в Мцхете нас уверяли, что выдающееся по красоте и величавости местоположение Стефан-Цминды побудило Лермонтова приурочить к ней одно из лучших своих произведений.

На месте идола Армази в христианскую эпоху Грузии также был построен монастырь, остатки которого и до настоящего времени называются Армазским монастырем. Он поддерживается и реставрируется иеромонахом о. Мирианом, о котором в Мцхете мы узнали так много хорошего, что решили с ним познакомиться и с этой целью отправились к нему в монастырь. [1037]

Не менее часа пришлось нам взбираться по извилистой и очень живописной горной тропинке прежде, чем, наконец, мы заметили среди густой зелени леса развалины древней церкви и ютящийся около нее совершенно новенький домик. Мальчик лет 15 — 16 в монашеском подряснике и скуфейке собирал вблизи домика хворосте. На нашу просьбу доложить о нас о. Мириану он быстро куда-то скрылся и, вернувшись, сообщил, что о. Мириан сейчас занят, но скоро выйдете к нам.

Не желая терять времени даром, мы принялись за осмотр развалин.

Главную часть их составляют остатки довольно обширного, с боковым приделом, храма, сложенного из плоских старинных кирпичей. От храма сохранились лишь стены, своды же почти совершенно обрушились. Внутри кое-где едва заметны изображения святых. В алтарной абсиде — обломки круглых каменных столбов, на которых был устроен престол. Рядом с храмом — остатки каменных стен, окружавших монастырь, И развалины монашеских келий, какого-то складочного помещения и водопровода. Тут же огромный, врытый в землю, глиняный кувшин для вина.

Лучше других зданий сохранилась колокольня с восьмигранным пирамидальным куполом и с наружной лестницей, сложенной из больших каменных плит.

Увлекшись осмотром, мы совершенно не заметили, как к нам подошел красивый, стройный мужчина в летнем белом подряснике. На вид ему было лет сорок, не более. В черных, заплетенных в косичку волосах его, и в бороде не было заметно ни одного седого волоса. Это и был о. Мириан, реставратор и настоятель Армазского монастыря. Он очень приветливо поздоровался с нами и охотно снова провел нас по развалинам, давая нужные объяснения. По его словам, эти развалины составляют остатки храма, построенного не позже XI в., и в доказательство указал на белую мраморную плиту, вделанную в стену над входом в придел. Грузинская надпись на этой плите гласите, что придел построила Хатун, бывшая Мариам, мать Сабалта (Всеволода), удостоившаяся поручить душу Богом возвеличенной кафолической церкви (т. е. принять монашество) при посредстве картвельского кафоликоса Николая. Обращаясь к Приснодеве Марии, Хатун говорит в своей надписи: “Я решилась малым прислужить тебе: купила и построила армазский придел, снабженный всем: трапезою, крестьянами, грамотою и служащими для моления за душу мою; и вы, которые последовательно будете занимать картвельское кафоликосство, пожалейте убогую душу мою и утвердите сие, чтобы и вас утвердил Бог. Кто нарушите установленное мною в моление за душу мою желание мое, да будет [1038] лишен христианской веры и будет ответчиком за грехи мои. Аминь”.

Археологи относят эту надпись к XII в., когда в Грузии царствовал Георгий, внук упоминаемого в надписи Сабалта или Всеволода, а кафоликосом был также названный в ней Николай.

Указывая на плиту с надписью, о. Мириан, между прочим, сообщил, что несколько лет назад, еще до поселения его в монастыре, какие-то французские туристы пытались похитить ее, но не могли вынуть ее из стены, и ограничились лишь тем, что сделали гипсовый слепок с надписи. Остатки гипса и теперь еще кое-где видны в углублениях букв.

Вообще до о. Мириана монастырь решительно никем не оберегался, и в нем мог копаться кто угодно. И действительно, копались, отыскивая легендарные клады и при этом беспощадно разрушая один из самых замечательных памятников глубокой старины, Ни археологическое общество, ни местные духовные власти не обращали на это никакого внимания и не принимали никаких мер к охране древней святыни и исторического памятника. И не явись сюда 16 лет назад о Мириан, — от развалин, вероятно, ничего не осталось бы. Нужно отдать справедливость этому замечательному человеку: он пока один умеет ценить армазские руины и все 16 лет не только ревностно оберегает их, но и неустанно трудится над их реставрацией: подбирает старинные кирпичи и из них собственноручно возводит стены и своды в том самом виде, в каком они были до разрушения. Впрочем, последний год или два о. Мириан работал не один: ему помогает служка-мальчик, которого мы встретили при входе в монастырь, и живущие с ним два иеромонаха. Бывают и богомольцы, которые личным трудом участвуют в реставрации храма (для них-то и выстроен новенький домик). С особенным удовольствием о. Мириан вспоминал об одном студенте, жившем у него несколько дней летом 1908 года.

— Очень милый молодой человек, — говорил нам о нем о. Мириан: — весь день был занят: или читал евангелие, или помогал мне класть стены.

По окончании осмотра монастыря о. Мириан пригласил нас к себе в келью. Времени у нас было мало, но приглашение было сделано с такой любезной настойчивостью, что мы не решились обидеть о. Мириана отказом. Оказалось, что он живет во втором этаже колокольни, окна которой, за исключением одного, он заложил кирпичом. По каменной полуразвалившейся лестнице мы не без труда поднялись в келью о. Мириана, очень чистенькую, светлую и увешанную иконами и картинками духовного содержания. Суетясь и сожалея, что не может угостить нас как следует, он вынул из шкапика кусок черствого пшеничного хлеба и [1040] тарелку меда с собственной пасеки, все, что у него было, — и с неподдельным радушием просил нас принять это скромное угощение. Мед был очень хорош, и мы охотно поели бы его с хлебом, но не решились злоупотребить радушием хозяина, зная, что он не имеет средств на покупку пшеничного хлеба, и тот кусок, который у него нашелся, несомненно, оставлен ему каким-нибудь богомольцем или туристом.

Прощаясь с о. Мирианом, я вынул рубль и положил на стол, прося принять эти деньги на реставрацию монастыря.

— О, нет, ни за что! — стал было возражать о. Мириан: — Вы дорожные люди, идти вам еще далеко, и потому деньги вам нужнее, чем мне.

Он схватил со стола рубль и пытался снова положить его мне в карман. С трудом удалось убедить о. Мириана принять эту ничтожную лепту на дорогое для него дело.

Горячо пожимая нам руки и низко кланяясь, он проводил нас за монастырскую ограду, все время не переставая высказывать нам искренние пожелания счастливого пути и всего наилучшего.

Не много на свете таких преданных своему делу людей, как о. Мириан. Я часто вспоминаю о нем и с особенной любовью и удовольствием посвящаю ему эти строки.

Мцхет (продолжение).

Собор 12-ти апостолов и предание о хитоне Господнем. — Внутренность храма. — Собор снаружи. — Стены вокруг храма и развалины царских палат. — Самтаврский женский монастырь. — Пещеры около города по дороге в Тифлис.

Самый город Мцхет знаменит своими двумя храмами: собором во имя 12 апостолов и церковью Самтаврского женского монастыря св. Нины.

Первоначальное сооружение их относится к очень глубокой древности, к началу IV в. по Р. Хр., когда просветительница Грузии св. Нина выступила здесь с проповедью христианской религии. Ей удалось обратить в христианство царя Мириана, который и построил названные храмы.

Первым сооружен храм 12 апостолов, с постройкою которого связано одно из наилучших и наиболее поэтических преданий Грузии. Это предание гласит, что на месте нынешнего храма стоял некогда дом мцхетского еврея Елиоса (Елиазара), который в дни крестных страданий Спасителя был в Иерусалиме по вызову первосвященника Анны. Этому Елиосу достался нетленный хитон Господень, о котором при распятии Христа “метаху жребий”. Елиос бережно принес его в Мцхет и передал своей [1041] сестре Сидонии, которая, приняв хитон в свои объятия, тут же скончалась, пораженная рассказом о страстях и распятии Того, Кто носил эту священную одежду. Весь народ и царь Фарсман-Армазели были так поражены этим необычайным явлением, что никто не решился взять из рук умершей хитон Господень, и Елиос похоронил ее вместе с хитоном на месте ее смерти. Впоследствии над могилой Сидонии вырос стройный и гигантский кедр.

Св. Нина, еще проживая у своих родителей в Каппадокии, сильно заинтересовалась судьбою хитона Иисуса Христа и в молитвах своих просила Божию Матерь указать ей место, где он находится. Тогда Пресвятая Дева вручила ей сделанный из виноградных ветвей креста и направила ее в Иверию (Грузию). Нина перевязала креста своими волосами и отправилась в путь. Через Армению она достигла Иверии и ее столицы Мцхета, когда здесь царствовал Мириан, поклонявшийся со своим народом идолу Армази. В 323 г., после чудесного исцеления от слепоты, он был обращен св. Ниной в христианство и немедленно решил приступить к постройке храма. По указанию св. Нины, для него выбрали то самое место, где возвышался кедр. Его срубили и из огромных шести ветвей сделали шесть столбов для поддержки деревянного храма. Когда же приступили к постановке седьмого столба из ствола кедра, то, к удивлению всех, оказалось, что никакая сила человеческая не в состоянии сдвинуть его с места. Все разошлись. И только на другой день, по молитве св. Нины, столб сам поднимался и опускался несколько раз и, наконец, стал на свое основание. Под ним-то именно и оказался хитон Господень. Он хранился в мцхетском соборе до XVII в., когда шах персидский Аббас, покорив Грузию и взяв Мцхет, отыскал хитон и послал его в подарок русскому царю Михаилу Феодоровичу, который с торжеством положил его в Успенском соборе, где он хранится и в настоящее время.

Четыре года спустя после сооружения церкви во имя 12 апостолов, тот же царь Мириан построил и другую церковь на том самом месте, где теперь возвышается монастырский храм святой Нины.

Обе церкви первоначально были деревянные, и только 50 лет спустя царь Георгий VI заменил их каменными. Они были разрушены Тамерланом и восстановлены по прежнему плану в начале XV в. царем Александром. В настоящий свой вид собор 12 апостолов приведен уже в XVIII в. при известном царе-историке Вахтанге V.

Подходя к мцхетскому собору, мы испытывали некоторое душевное волнение при виде этого монументального здания, свидетеля важнейших событий в истории Грузии. В его строгом, [1042] несколько тяжелом и величественном стиле чувствуется что-то мощное, несокрушимое и вместе с тем торжественно-важное.

Храм был окружен лесами. Около него трудилось несколько рабочих, поднимавших на кровлю здания тяжелые каменные плиты. Тут же стоял высокий, седой священник, к которому мы и обратились с просьбой показать нам храм и дать необходимые объяснения. Он повел нас внутрь здания и прежде всего обратил наше внимание на каменную сень и столб, сооруженные на том самом месте, где хранился хитон Господень. Здесь же, около южной, правой стены храма, находится древнее царское место с колоннами из белого мрамора. У первой, поддерживающей свод храма колонны, направо — патриаршее место со старинной живописью. На южной стене храма, близ царского места, обращает на себя внимание весьма древняя живопись с изображением греческого календаря в круге. В этой же южной стене находится старинная каменная церковь, построенная в виде часовни гроба Господня в Иерусалиме. На правой стороне, за алтарем, видна каменная гробница, под которой, по преданию, похоронен чудодейственный плащ (милоть) пророка Елисея. Направо от входа в храм, у западной стены, в полу устроено небольшое углубление, обнесенное невысоким каменным барьером: это — древняя крестильная купель.

Много древних и позднейших царей погребено в мцхетском соборе. Здесь и прославленный Вахтанг-Гургаслан, и Давид, сын Лахи, и Димитрий-Тавдадебум, и Симон, и Георгий. Над их могилами — каменные плиты с полуистершимися надписями. У амвона, в полу, мраморные плиты над могилами последних грузинских царей: Ираклия II (ум. в 1798 г.) и Теория XIII (ум. в 1800 г. ), а в северной стороне храма — такие же плиты над могилами князей Багратионов-Мухранских, предки которых, Багратиды, были родоначальниками грузинского царского дома. Кафоликосы Грузии также почивают в мцхетском соборе.

Древняя стенная живопись храма во многих местах подверглась тому же варварству, какое постигло живопись ананурского храма. Она была замазана мелом для приведения стен в более приличный вид. Теперь эта побелка уничтожается, и древняя живопись вновь появляется на свет Божий.

От внутреннего осмотра храма мы перешли к наружному. Здесь обращают на себя внимание обычные в Грузии символические изображения льва, орла, винограда и т. п. Так, на южной стене храма есть довольно грубое и безыскусственное изображение виноградной лозы, по одну сторону которой стоит лев, а по другую человек. Тут же, недалеко, изображение корзины с виноградом, который клюют какие-то птицы, а рядом крест. По [1044] объяснению священника, первый рисунок обозначает нападение Персии (лев) на Грузию (виноград), которую защищает св. Георгий. Тот же, в сущности, смысл имеет и второй рисунок: орлы (птицы) нападают на Грузию (корзина с виноградом), но ее защищает св. крест.

Высоко, на куполе собора, едва заметен рисунок (мы разглядели его только в хороший призматический бинокль), изображающий группу людей, переносящих бревна. По объяснению священника, это обозначает построение Соломонова храма, причем передняя фигура изображает самого Соломона.

Вокруг всего купола красивою вязью вьется грузинская надпись, гласящая, что этот купол соорудила Мариам, супруга царя Ростома (в половине XVIII в.).

Храм обнесен старинной, довольно хорошо сохранившейся каменной стеной. К западной внутренней части ее примыкают развалины древних царских палат. От них сохранилось несколько покоев, засыпанных мусором и поросших сорной травой. Мы вошли в один из таких покоев и остановились в изумлении, увидев здесь два дощатых отхожих места новейшего изделия. Такая же “мерзость запустения”, только без дощатых чуланчиков, царила и в остальных покоях дворца, давая о себе знать сильным зловонием.

Неужели же эти развалины не имеют ровно никакого значения, и неужели совсем не стоите сохранять и поддерживать этот исторический памятник глубокой старины? Такой же вопрос мы и потом не раз задавали себе при виде других кавказских древностей, о которых обыкновенно никто не заботится.

В Мцхете нам оставалось осмотреть еще только Самтаврскую церковь женского монастыря.

Архитектурный план ее тот же, что и собора 12 апостолов, а внутри та же побелка, что в последнем. Остались нетронутыми лишь изображения, находящиеся в самой верхней части храма, куда трудно было залезть с кистью и белилами. Единственная достопримечательность церкви — мраморные плиты над могилами царя Мириана и его супруги Наны, обращенных в христианство св. Ниной. Гробницы эти находятся у задней, западной стены храма.

В ограде монастыря обращают на себя внимание круглая высокая башня — остаток дворца царя Вахтанга-Гургаслана, древняя трехярусная колокольня и небольшая часовня в восточной стороне ограды, обозначающая место, где была келья просветительницы Грузии. Стенная живопись в этой часовне своими пышными женскими фигурами сильно напоминаете итальянских мастеров в Тициановском вкусе и совершенно не гармонирует со строгим и несколько угрюмым стилем мцхетских храмов. [1045]

Как-то жаль было расставаться с древним многострадальным Мцхетом, — этим бедным, небольшим клочком земли, окаймленным двумя бурными реками и окруженным высокими, угрюмыми горами. Целые века и тысячелетия этот уголок служил ареной кровавой борьбы между различными народами и племенами. Жизнь здесь то расцветала, то замирала, истребляемая огнем и мечом. И теперь как-то не верится, что этот ничтожный, жалкий городок был некогда столицей славного грузинского царства.

Sic transit gloria mundi!..

Распрощавшись со своим скромным, безответным Тихоном, к которому за 6 дней пути успели сильно привыкнуть, мы наняли почтовых лошадей (до поезда ждать было долго) и поехали в Тифлис с такой скоростью, которая после продолжительного и медленного путешествия с Тихоней показалась нам совершенно необычайной.

Отъехав от станции с версту и проезжая мимо высокой, почти отвесной горы, поросшей колючим кустарником, мы заметили наверху ее какие-то пещеры, которые и решили осмотреть. С большим трудом, цепляясь за кустарники и расцарапывая себе руки в кровь, мы добрались до пещер. Некоторые из них оказались довольно просторными и снабженными кое-какими хозяйственными приспособлениями, вроде печурок в стенах для мелких вещей и каменными прилавками у стен для сиденья или спанья.

В окрестностях Мцхета таких пещер очень много. Когда и кем они построены, — никто с точностью не скажет. Некоторые археологи приписывают их постройку первобытному народу гебрам, предания же нередко связывают их с именами святых схимников, в роде св. Шио, одного из сирийских отцов, спасавшегося в пещере за Зедазенской горой, на которой стоите Стефан-Цминда.

Тифлис.

Сионский собор. — Сионское древлехранилище. — Церковь св. Давида. — Могила Грибоедова. — Развалины крепости и мартиролог Тифлиса. — Ботанический сад.

Вечером мы прибыли в Тифлис. Пробыв почти целую неделю в горах, где слышен только шум рек и водопадов, мы были неприятно поражены грохотом и суматохой большого города. Как хорошо и свободно чувствуется в горах, в постоянном общении с природой, и как, наоборот, тесно, душно и беспокойно здесь!.. [1046]

Мы решили возможно меньше оставаться в Тифлисе и, не теряя времени, принялись за осмотр его достопримечательностей.

На первом плане, конечно, стоял Сионский собор, первоначальное основание которому было положено в конце V века, царем Вахтангом Гургасланом, почти одновременно с постройкою самого города Тифлиса. Царь Гурам, живший веком позднее, уже возобновляет собор, как старый. Затем, в течение длинного ряда веков храм неоднократно подвергается разрушению вместе с городом. В конце XIII в., при царе Гусудане, хорасанский султан Джелал-Эддин приказал снять с него купол и по особо устроенным ступеням въехал на его вершину, чтобы оттуда любоваться мучениями тифлисских жителей, продолжавшимися целых пять дней.

В настоящее время по наружному виду своему Сионский собор ничем особенно не отличается от храмов типичного грузинского стиля, в роде ананурского или мцхетского. Что же касается его внутренних достопримечательностей, то главнейшая из них крест св. Нины, хранящийся за образом, по левую сторону царских врат. По своей фигуре он очень напоминает верхнюю часть архимандритского жезла, так как обе половины поперечной перекладины его опущены несколько вниз. Высота его не более одного аршина.

В прежнее время эта величайшая святыня Грузии хранилась у грузинских царей. Во время неприятельских нашествий крест обыкновенно отвозили на хранение в мцхетский собор. Около 1720 г., когда Грузия со всех сторон подверглась нападению персов, крест некоторое время хранился в ананурской крепости, во владении эристава арагвского. Грузинский кафоликос Тимофей взял его оттуда и отвез в Москву царевичу Бакару Вахтанговичу. Внук последнего, царевич Георгий, в 1801 г. поднес эту святыню императору Александру I, который отослал ее в Грузию.

Осмотрев собор, мы зашли в находящееся рядом с ним сионское древлехранилище, которым заведует M. Г. Джанашвили, автор нескольких брошюр и учебных руководств по гражданской и церковной истории Грузии. По своим размерам древлехранилище очень невелико и занимает всего одну комнату. Отдел церковной утвари и икон довольно скуден. Но главное богатство его составляет множество рукописей и церковных книг, до которых ученые еще не добрались. Нельзя не пожелать, чтобы на эту часть сионского древлехранилища было обращено серьезное внимание и чтобы находящиеся в нем книжные сокровища получили должную разработку.

Здесь кстати заметить, что сионский музей очень многим обязан епископу Кириону, получившему печальную известность по делу об убийстве экзарха Никона. Он был большим [1048] любителем и знатоком церковных древностей, тщательно собирал их по всем грузинским церквам и отправлял в Сионский музей. Священник мцхетского собора высказывал нам горькие сетования на этого еп. Кириона за то, что он в один из своих епархиальных объездов взял из собора древнюю плащаницу и отправил ее в Тифлис, где мы, действительно, ее и видели. Зато г. Джанашвили вспоминает о Кирионе не без сожаления. На всех, как видно, не угодишь...

Из Сионского собора мы поспешили в церковь св. Давида, которая дорога для нас, русских, как место вечного упокоения А. С. Грибоедова.

Церковь расположена на крутом склоне довольно высокой горы Мта-цминда, с вершины которой открывается чудный вид на сверкающий вдали снеговой хребет и живописно раскинувшийся внизу город. Поднявшись туда на электрическом фуникулере, мы долго не могли оторвать глаза от редкостной по красоте панорамы большого живописного города в оправе из садов и гор.

Церковь св. Давида, по преданию, основана в VI в. одним из 13 сирийских отцов Давидом, пришедшим в Грузию для проповеди Евангелия и подвизавшимся на том самом месте, где теперь стоит храм. В то время, — говорит предание, — дочь одного знатного человека, жившего недалеко от горы, сделалась беременной и, по наущению виновника своего проступка, оклеветала отшельника. Вытребованный в суд, св. Давид дотронулся посохом до ее чрева и спросил: Кто отец зачатого младенца? Ребенок из утробы матери назвал имя истинного обольстителя, девушка же, по молитве святого, вместо ребенка родила камень, который и послужил основанием Квашветской церкви (ква — камень, шва — родила), существующей и поныне на Георгиевской улице, близь военного исторического музея. В награду за оклеветание угодник испросил у Бога источник живой воды, которая имела бы силу исцелять бесплодных. С тех пор на горе Мтацминда и открылся чудодейственный ключ, к которому с благоговением стекаются грузинки в четверг на седьмой неделе после Пасхи и на Вознесенье, чтобы пить св. воду и служить молебны св. Давиду. Каждая из богомолок приносит с собой из-под горы кирпич или небольшой камень. Затем, приложившись к иконе Богоматери, грузинки обходят три раза вокруг церкви, обвивая ее в знак безграничной любви и преданности бумажной ниткой и наконец, взяв один из небольших, рассыпанных по земле камешков, грузинка с сильно бьющимся сердцем прижимает его к стене храма, и если он пристанет, то, значит, ее молитва услышана, и у девушки будет жених, а у матери — ребенок.

У подножия церкви, с восточной стороны, обращенной к городу, устроено нечто в роде пещеры с железной решетчатой [1050] дверью. Здесь, в этой пещере, и покоится прах нашего поэта. На пьедестале из черного мрамора водружен четырехконечный крест, к подножию которого припала, бронзовая фигура убитой горем женщины. На лицевой стороне памятника — бронзовый барельеф с портретом Грибоедова, а на боковых — трогательные надписи; на одной: “незабвенному его Нина”, а на другой: “ум и дела твои бессмертны в памяти русской; но для чего пережила тебя любовь моя?” С левой стороны (от входа) еще два памятника: один — над могилой супруги покойного поэта — Нины Александровны, а другой — над прахом его малолетней дочери — Нины.

Полукруглый сводчатый вход в пещеру густо обвит зеленым плющом. Для могилы бессмертного творца “Горя от ума трудно было бы найти более красивое и поэтичное место, чем эта церковь, прилепившаяся птичьим гнездом к крутой, почти отвесной горе, высоко-высоко над живописным лабиринтом улиц и садов Тифлиса.

К юго-востоку от церкви святого Давида, на голых, высоких скалах виднеются обломанные зубцы и выступы старинной крепости, судьба которой до присоединения Грузии к России тесно переплеталась с судьбою Тифлиса. Это — памятник многочисленных бедствий и разрушений, которым подвергался город в течение длинного ряда веков своего многострадального существования.

Постараюсь возможно короче рассказать о тех ужасах, свидетелем которых были эти печальные, угрюмые развалины.

При самом основании города в конце V века царем Вахтангом Гургасланом персы уже нападают на него и пытаются разрушить.

После небольшого промежутка персы овладевают Тифлисом и Грузией; на грузинском престоле появляются цари из персидской фамилии Сассанидов, чуждые управляемому ими краю и по религии, и по обычаям.

Затем наступает короткий период владычества Багратидов, из еврейского племени, а в начале VII века персы вновь подчиняют себе Тифлис и держат свой гарнизон в тифлисской крепости.

В 626 году хазары, действуя в союзе с византийским императором Ираклием, изгоняют персов. Но это доставляет несчастному Тифлису лишь новые бедствия и ужасы. Хазары разрушают весь город и истребляют почти все его население. Не дается пощады ни взрослым, ни детям. “И только тогда, когда прекратились голоса, вопли и стоны, и когда ни один не остался в живых, тогда только узнали хищники, что насытились мечи их”, — повествует летописец. Обоим же правителям Тифлиса, — персу [1051] и грузину, хазарский царь приказал выколоть глаза, содрать с живых кожу, выделать ее и, набив сеном, повесить на зубцах крепостной стены.

В 731 году военачальник арабская халифа Омара Мурван Глухой опустошает Грузию и Тифлис до того, что “не осталось почти ни одного уцелевшего строения”.

Через тринадцать лет арабы вновь вторгаются в Грузию, разоряют Тифлис и убивают царя.

Вслед за ними хазары прорываются чрез Дарьял, опять разоряют Тифлис и угоняют к себе в степи огромное количество пленных.

За хазарами снова появляются арабы, неся с собою смерть, разрушение и плен... Их владычество над Тифлисом продолжается до 1042 года, когда Багратиды изгоняют арабов и овладевают Тифлисом. Но ненадолго: в 1073 году турки-сельджуки берут Тифлис приступом, разоряют его и утверждают в нем магометанство. Только в 1122 году Давид Возобновитель отбивает город у турок после долгой осады.

При славной царице Тамаре, присоединившей к Грузии Армению и подчинившей себе весь Кавказ, Тифлис достигает значительного процветания. Но после ее смерти бедствия вновь разражаются над несчастным городом. В 1226 году султан хорасанский Джелал-Эддин подвергает Тифлис такому страшному разорению, какое он едва ли когда-нибудь испытывал. Целых пять дней он неистовствует над многострадальным городом и совершенно разоряет его. Число жертв этого ужасного погрома летописец определяет в сто тысяч.

Чрез двенадцать лет Тифлисом овладевают монголы и держатся в Грузии более ста лет. Правда, в половине XIV века они оставляют город, но после того Тамерлан еще шесть раз вторгается в Грузию и в 1388 году разрушает Тифлис, побив и пленив жителей “без числа и счета”, по выражению армянского историка. Кровожадный завоеватель приказывает собрать на одной из площадей Тифлиса всех детей и топчение их конями своих диких наездников. На месте этого страшная зверства основана Калаубанская церковь святого Георгия, находящаяся возле публичной библиотеки, вблизи Головинская проспекта.

Царь Александр возобновляет город и обносит его стеной. Но вслед за этим на Тифлис нападает тавризский хан Джахан и разоряет его.

В 1518 году у Тифлиса снова появляются персы во главе с шахом Измаилом. Он овладевает городом, уничтожает ее древние святыни, разрушает храмы и строит мечет.

Затем, в течение всего XVI века Тифлис попадает в руки то персов, то турок, то грузин. [1052]

В 1616 году персидский шаг Аббас избивает несчетное множество жителей Грузии и до ста тысяч уводит в плен.

В 1722 году Тифлис разоряют лезгины, причем царь Вахтанг спасается со своим семейством в Россию, где впоследствии и умирает. Тифлисом же овладевают турки и держатся в нем до тех пор, пока их не изгоняет шах персидский Надир.

В 1783 году предпоследний грузинский царь Ираклий, теснимый во всех сторон врагами и претендентами на престол, обращается за помощью к императрице Екатерине II. Русские войска помогают Ираклию укрепиться на троне, но ненадолго: в 1795 году персидский шах Ага-Магомет-хан вторгнулся в Грузию, взял Тифлис и в течение шести дней разорял его. Неистовства персов не знали границ: они отнимали у матерей грудных детей, хватали их за ноги и разрубали с одного раза, пробуя свою силу и остроту сабель. Историограф Ага-Магомет-хана сознается, что при разорении Тифлиса храброе персидское войско показало неверным грузинам, чего они должны ожидать себе в день страшного суда. Царь Ираклий бежал сначала в Мтиулетскую провинцию, а потом укрылся в Анануре, где из беглецов образовался огромный лагерь. И вот в полуразрушенном ананурском монастыре, в ветхой келье, можно было видеть человека, сидевшего лицом к стене и покрытого простым овчинным тулупом. Человек этот, некогда гроза всего Закавказья, был царь Грузии — Ираклий II. Подле него стоял старый армянин-слуга, который один из всех его подданных и ближних не покинул своего несчастного господина.

В 1798 году царь Ираклий умер, а в 1800 году его наследник, больной Георгий XIII, обратился к императору Павлу I с просьбой о присоединении Грузии к России. В конце того же 1800 года умер и последний грузинский царь Георгий. В 1801 году Грузия вошла в состав Российской империи, а 8-го мая 1802 года кафоликос Грузии, царевичи, князья, дворяне и все сословия торжественно приведены к присяге на верность России.

Этим и закончился мартиролог многострадального города, вся история которого до 1800 года была сплошным рядом страшных бедствий и разорений. Город теперь так расцвел, что он кровавых ужасов и многочисленных разгромов, при которых не оставалось камня на камне, нет следа. И только старая крепость с полуразрушенными стенами и обломками башен говорит о том многовековом прошлом, когда здесь царствовали смерть и разрушение.

Не без труда мы добрались до крепости, пробираясь по лабиринту каких-то переулков, по плоским кровлям прилепившихся, к горе маленьких домиков и по извилистым лестницам и галереям между ними. Усталые, уселись мы на развалинах [1053] одной из крепостных башен и долго любовались живописным городом, беззаботно раскинувшимся у подножия этой угрюмой и некогда грозной скалы. Как-то не верилось, что именно здесь на скале, и там, внизу, в течение тринадцати веков кипела почти постоянная война, самая дикая, кровавая и жестокая, разоряя все до основания и истребляя сотни тысяч человеческих жизней...

У подножия крепости, в довольно глубокой и узкой впадине между гор, раскинулся тифлисский ботанический сад. Мы долго бродили по его извилистым дорожкам и аллеям в сопровождении одного из ботаников сада, любезно дававшего нам самые подробные объяснения. Интересующиеся кавказской флорой найдут здесь богатейший материал для изучения, размещенный в стройной системе и образцовом порядке.

Два дня мы прожили в Тифлисе и за это время успели осмотреть, конечно, далеко не все, что заслуживало внимания. Но шум и сутолока большого города утомляли нас гораздо больше, чем сорокаверстные переходы в тиши и безмолвии гор. К тому же мы положительно горели нетерпением поскорее увидеть Гори и в особенности — знаменитый Уплис-цихе, пещерный город, который по своей древности может поспорить с Римом. Туда мы и направились в поезде Закавказской железной дороги.

Такой толкотни, давки и суматохи, какие царят в тифлисском вокзале, я никогда не видал. Грузины, русские, персы, армяне, все перемешались к какую-то неразбериху с оглушительным гамом, криком и чисто азиатской бестолковщиной. Чтобы добраться до кассы и завоевать место в вагоне, для этого потребовалось на некоторое время также превратиться в азиатов, т. е. кричать до остервенения, толкаться и самим получать довольно таки чувствительные толчки. В конце концов все, конечно, разместились по вагонам. Поезд тронулся, и воинственное настроение тотчас улеглось.

Через час из окна вагона мы снова увидели древний Мцхет и его храмы, а еще немного спустя, около полудня, поезд промчался мимо разъезда “Уплис-цихе”, против которого, за Курой, в высоком береговом утесе виднелись темные впадины таинственного, давно необитаемого города.

Текст воспроизведен по изданию:  Пешком по Кавказу. (Летняя экскурсия 1909 г.) // Исторический вестник, № 4. 1911