ЮВАЧЕВ (МИРОЛЮБОВ) И. П.

ЗАКАВКАЗСКИЕ СЕКТАНТЫ

(Окончание. См. “Исторический Вестник”, т. ХСV, стр. 167.)

V.

Прыгуны. — В гостях у представителя секты. — Спор о духе. — Молельня прыгунов. — Их религиозные процессии. — Дух и плоть. — Соблазняющее прыганье. — Пение и экстаз прыгунов.

Идя в группе еленовских жителей по главной улице селения, я подошел к большому дому с армянской лавочкой в нижнем этаже. У входа в нее стоял хозяин дома, седой старик, с голубыми глубоко ушедшими глазами.

— Вы посетили молокан и субботников, — обратились ко мне спутники, — не обидьте и прыгунов. Вот этот дедушка сведет вас в их собрание.

Старик пригласил меня подняться наверх в его горницу и закусить с ними. За столом сидели две женщины и “пресвитер” прыгунов. Кроме медного самовара на столе, в углу горницы стояли еще два других, огромной величины. Угощая меня, “пресвитер” стал толковать вторую главу Деяний апостолов о излиянии Св. Духа. Наитие духа на людей — главная особенность вероучения прыгунов, и я понял, что он сразу меня посвящает в их догму. [587]

Со мной вместе зашел в избу один молоканин, который позволил себе возразить ему словами апостола Иоанна:

— Не всякому духу верьте. Надо испытывать духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире. Вы почему знаете, что на вас находит Святой Дух, а не дух лжи? Ведь, в этом-то все и дело! Знай я, что к вам приходить Дух от Бога, сейчас бы перешел в вашу секту.

— Попробуй, испытай, — и ты сразу поймешь, каким духом мы водимся...

Я перебил их спор вопросом:

— В этой избе собираются... (хотел сказать “прыгуны”, да подумал, не обидное ли это для них слово) последователи вашей секты?

— Очень редко. Чаще всего собираемся вот у него, — показал старик-хозяин на пресвитера.

— Сегодня будет собрание?

— Надо полагать, что соберутся, и старик переглянулся с пресвитером.

В четыре часа пополудни все поднялись из-за стола. Молча постояли, то есть, прочитали про себя молитву, низко поклонились друг другу в пояс и поцеловались. Так же, как у молокан, у них не возбранялось целоваться мужчине с женщиною.

По дороге я тихонько спрашиваю пресвитера, среди их лет темнорусого мужчину, со строгим лицом постника:

— Прыгать будут сегодня?

— Это как дух укажет, — уклончиво ответил пресвитер; но по интонации его голоса я понял, что сегодня они запрыгают.

— А когда находить дух пророчества? — продолжаю я любопытствовать: — во время прыганья?

— Этого нельзя сказать: дух приходить внезапно, когда и не ждешь его.

Почти напротив синагоги субботников находилась изба пресвитера, она же и молельня прыгунов. Мы застали там только одну бабу. По всему было видно, что они не рассчитывали собираться здесь сегодня вечером, но, вероятно, ради меня решили устроить экстренное собрание. Пресвитер оставил меня со стариком, а сам побежал сзывать братию. Собственно, прыгунов в Еленовке очень мало. Очевидно, эта секта здесь непопулярна, или она вообще отживает свое время.

Прежде, когда было побольше прыгунов, да и администрация не так усердно преследовала их радения, они не ограничивались прыганьем в своей избе, но выходили на улицу и устраивали религиозное шествие во главе с пророчицею. Здешние молокане и субботники не один раз описывали мне картину, как прыгуны с шумом, с выкрикиваньем малопонятных слов “чудно” [588] скачут в этой религиозной процессии, а пророчица, повернувшись лицом к прыгающей братии, пятится задом и тоже выкрикивает какие-то таинственные слова. Так они пройдут во всю длину улицы. Некоторые от изнеможения падают на дороге.

Недолго пришлось мне со стариком ждать в избе пресвитера. К моему удивлению, она быстро стала наполняться не только прыгунами, но также молоканами и субботниками. Всех их принимали любезно и усаживали на первых скамейках с почетом. Очевидно, пришедшие рассчитывали увидеть выдающееся радение.

Пока народ собирался, я расспрашивал своего соседа главным образом о прыганье. Он старался провести связь между телесным исступлением и пришествием духа.

— Вы знаете, — говорил он мне, — что плоть желает противного духу, а дух — противного плоти: они друг другу противятся. Чтобы дух царил в человеке, непременно надо умертвить плоть. Вот почему силы чудотворения и особенная премудрость даются людям, изнурившим себя постом. Но воздержание от сна и пищи — это долгий путь. Сам Христос постился сорок дней, прежде чем выступить на проповедь. Мы же, грешные и слабые люди, очень нетерпеливы. Мы не хотим долго и постепенно изнурять себя, а в то же время желаем поскорее ощутить в себе пришествие духа. Вот причина, почему мы и прыгаем до изнеможения плоти. Когда плоть со своими страстями замолкнет, станет бессильна, изнеможет, тогда-то в человеке и проявляется сила духа: он видит в это время видения и пророчествует. Бывает то же самое, что случилось с апостолом Петром в Иоппии. Он ослабел от голода и, вероятно, от усталости до того, что пришел в исступление. И вот в это самое время Господь открывает ему важное видение и говорить с ним.

— Хорошо. Но ведь мудрость, сходящая свыше, по апостолу, чиста, мирна, скромна. А ведь у вас некрасивое прыганье, соблазняющее посторонних.

— Что делать! Не все это понимают. Вот пророк Давид оделся в льняную одежду и стал скакать пред Господом изо всей силы, а жена его за это вздумала стыдить и ругала его пустым человеком. А что ей ответил Давид? Пред Господом, говорит, буду играть и плясать, и еще больше уничижусь, и сделаюсь еще ничтожнее. Также и женщины израильские ходили с пением и пляскою и пророчествовали.

— Тогда объясните мне, пожалуйста, к чему это апостол дал правила, как вести себя в духовных собраниях. Он тоже говоришь, чтобы мы, христиане, ревновали о даре пророчества; но только чтобы пользовались им благопристойно. А то, говорит, войдешь к вам в собрание кто-нибудь из неверующих и скажешь, что вы беснуетесь. Все должно быть благопристойно [589] и чинно. И духи пророческие послушны пророкам, потому что Бог не есть Бог неустройства, но мира.

— Вот вы увидите сейчас, во время толкования слова Божья или пения, или молитвы, и у нас все чинно и благопристойно.

В самом деле, несмотря на многолюдье и даже тесноту, все время сектанты держали себя тихо и скромно. Богослужение прыгунов целиком заимствовано у молокан. Сначала также все вставали и кланялись навстречу входящим. Потом также толковали Библию вперемежку с пением стихов. И вся обстановка молельни совершенно такая же, как у “постоянных”. Запевал тот самый старик, у которого я был в гостях. Во время пения он сидел неподвижно в одной позе, с немного склоненной на бок головой, выдавая свое внутреннее волнение лишь нервным отбиванием такта пальцами по столу. На фоне всего хора выделялась верхняя нота сильного грудного голоса одной женщины. Она придавала всему пению какой-то страстный, возбуждающий характер. С третьей песней я стал замечать в старике легкие подергивания в теле. Общее возбуждение у всех поющих росло все больше и больше. Пальцы старика стали выбивать такт крепче и быстрее. Мне казалось, еще немного, — и они вскочат и запрыгают...

Я оглядел собрание. Все были в напряженно выжидательном положении. Очевидно, у всех была одна мысль: сейчас начнется радение. И мне представилась картина, как в этой тесноте вдруг вскочит со скамьи какая-нибудь баба и с криком и с визгом запрыгает среди собрания. За ней подымятся другие. Наверно, запрыгают и старик с пресвитером. И вся эта кучка людей будет скакать, кричать, вертеться и топтаться на одном и том же месте до изнеможения... Мне вдруг стало жалко их, и даже страшно было допустить эту картину, сознавая, что я, может быть, главный виновник сегодняшнего собрания.

Надо уйти, — решил я про себя и к общему удивлению внезапно поднялся, простился общим поклоном со всеми и вышел. За мной потянулись молокане и субботники.

Радение не состоялось.

VI.

Прошение молокан Александру I. — Тайная секта “духовных христиан”. — История Библии. — Отрицание икон и крестного знамения. — Отрицание молитв святым угодникам. — Жалоба на гонения. — Неудачное прошение сектантов Екатерине II. — Пожелания и благословения.

Поздно вечером, когда тьма окутала селение, и наступила непрерываемая ни одним звуком тишина, я сидел дома и писал. Вдруг вдали залаяли собаки. Вот они подвигаются все ближе и ближе и, накопись, целой сворой яростно заливаются у [590] ворот моего дома. Я вышел и встретился в сенях с знакомым молоканином, который поздоровался со мною и попросил позволения “побеспокоить” меня.

— Милости просим! — усаживаю его на табуретку. — Что скажете?

— Да, я пришел все насчет той бумаги, о которой мы говорили вам.

И он развернул мне затасканную тетрадь в лист писчей бумаги, всю исписанную полууставом. Это была, как значилось на ней, копия с прошения молокан, поданного ими императору Александру I в 1805 году. Вероятно, это одно из тех многочисленных прошений, докладов, разных петиций и записок о вероучении молокан, которыми они осадили только что вступившего на престол молодого государя.

Я попросил переписать для меня принесенную тетрадку, на что мой гость охотно согласился.

Такого обстоятельного изложения молоканской веры мне не приходилось встречать раньше, а потому понятно, почему они так дорожат этим документом и берегут его вот уже целое столетие.

Здесь я передам вкратце содержание прошения и сделаю несколько выдержек, чтобы показать характер изложения его.

После витиеватого и многословного обращения к государю Александру Павловичу говорится о самих подателях прошения. Двое из них — Лосев и Мотылев — Воронежской губернии, а третий — Журавцев — Тамбовской. Затем пространно излагается вероучение молоканской секты.

“Из древних лет, — начинается прошение, — мы содержим в тайне секту “духовных христиан”, называемых простонародно “молоканами”, изысканную предками и праотцами нашими. Мы веруем в Бога и Отца, Вседержителя Творца, и в Единородного Сына Его Иисуса Христа, Господа нашего, и в Духа Животворящего, от Отца исходящего. О чем изъясняет нам Священное Писание, называемое Библия”...

Я опускаю дальнейший текст прошения, потому что в нем кратко пересказывается библейская история израильского народа, и пророчества о Спасителе мира. Говоря о Новом завете, передается несколько распространенный известный текст никеоцареградского символа веры, и опять о Библии:

“...А апостол Павел, как орел крылатый, всю вселенную облетел и все племена языков учением своим просветил и послание свое совершил. А Иоанн все это рассмотрел и во един завет совокупил, вообще называемый Библией...

Далее говорится о переводах святого писания, и приводится история Библии в России, с Владимира святого до Александра I, [591] но крайне спутано и с грубыми ошибками. И уже после, так сказать, подробного исследования о Библии — единственном источнике вероучения молокан, отвергающих священное предание и постановления вселенских соборов, — они излагают особенности своего учения:

“Что Господь сказал роду возлюбленного Авраама, раба своего, то усматриваем от начала и даже до закона Моисеева, и по всем пророческого писания книгам, и в Благовестии — Евангелии Спасителя мира, и в Деяниях апостольских, и в Посланиях, где никак не сказано, чтобы какому либо подобию поклоняться или изображать образ небесных и земных, и преисподних, или в водах под землею. Или молить святых угодников, ангелов, или пророков, или апостолов, или мучеников, или святых отцов, кроме Бога Отца и всех Творца и Его Единородного Сына, Иисуса Христа, и Духа Святого. Или кто сказал в священном писании, чтобы изображать какое либо подобие или крестное знамение на себе, или на челе, или на руке и поклоняться рукотворному образу? Но ныне, ваше императорское величество, побуждает нас время открыть вашему величеству сию тайну (вероятно, “тайной” молокане называют свою секту или особенность их учения — не поклониться иконам, не молиться св. угодникам.), содержимую нами от многих лет, то есть, от царствования великого князя Великой и Малой и Белой России, Алексея Михайловича, даже доднесь, страха ради прежних монархов и страха ради градоначальников, земских и дворянских исправников, а кольми паче св. чина приходских священников. Как скоро где соберемся мы читать Священную Библию, и при том воздать славу Богу Небесному, и попросить милости у Господа за житие царя и за весь августейший его дом и за всех начальствующих, тотчас доносят на нас священники и их причетники. И где у кого в доме найдут собрание, тотчас запирают, согласясь с начальством, влекут и бьют нещадно, заковывают в железы и в кандалы, и в наручные, сажают в тюрьму и остроги, приковывают на стенные цепи, без дневного пропитания и с ежедневным наказанием. А особенно страдают господские люди. Такое мучительное наше положение заставило нас донести вашему величеству, как в древности были мученики в дни Диоклетиана или Декия, царя римского, так точно и ныне рассеивают нас повсюду, все семейства наши. Старых в ссылку, а молодых на службу вашему величеству без очереди, а малых детей в кантонисты, грудных же младенцев отнимают от отцов своих и матерей и рассылают по своим экономиям. Отдают в рабство всякому человеку, изнуряют тяжкими работами и оброками и жестокими [592] работами и другими невыносимыми нитками и наказаниями, отчего многие страдают болезнями, скорбями и теснотами”.

Затем идет трогательная просьба “войти в рассмотрение несчастной жизни” их.

“...Просим тебя, государь, от многолетних старцев, украшенных сединами, и от множества младенцев, и их матерей, со слезами: оставьте нас при своем мнении, прикажите, кому следует, чтобы нам твердо основываться на священном писании наших обрядов, подаваемых па тридцати пунктах (относительно учении тамбовских молокан XVIII век;” см. “Всемирный Труд”. 1867 г., № 2.), которые и прежде были подаваемы духоборцами и двумя поверенными нашими блаженной памяти в Бозе почивающей ее величеству бабушке вашей, Екатерине Алексеевне. Оные поверенные, по натуре своего недоразумения, приступили к лицу ее величества неблагоразумно и вместо милости претерпели большое наказание: разосланы были во все края Сибири. Но мы, духовные христиане, скрылись от страха... (неразборчиво) в глубину мрака даже до царствования вашего величества”.

Действительно, в царствование Екатерины II в Тамбовской губернии удивительно успешно шла пропаганда известных молокан — Уклеина и Швецова и достопамятного среди духоборов — Побирохина. У одного Семена Уклеина было последователей более пяти тысяч человек! Но в это время с ними не церемонились: вожаков предавали суду и ссылали в Сибирь на поселение.

“...В первое лето, — говорится дальше в прошении, — по приняли скипетра державы, ныне возбудились, как духоборцы, так и мы, молокане, утруждать ваше величество. По согласно избрали двух поверенных (в начале прошения поименованы трое) весьма, доброго поведения, которые, видя несчастную свою участь, припадают под скипетр вашего величества: тотчас вашим монаршим милосердием разрешено было бы возвратить всех внутрь России и наградить особыми участками земли в Таврической губернии”.

Духоборы появились в Таврической губернии в конце XVIII столетия. А в начале XIX века правительство нашло нужным переселить из средней полосы империи, кроме духоборов, еще и молокан в Мелитопольский уезд на Молочные воды, или на реку Молочную, впадающую в Азовское море. Молокане не сразу сдались на предложение правительства, а сначала попробовали просить оставить их на месте родины. Так, например, тамбовские молокане, купцы Сорокины, 28 апреля 1819 года подавали прошение о дозволении им свободного вероисповедания на месте их жительства и о запрещении православным священникам входить [593] в их дома, но им предоставили переселиться на “Молочные воды”, где тогда была уже дана известная свобода вероисповеданию духоборам и молоканам.

Ливанов свидетельствует (“Раскольники и острожники”, том III, стр. 409), что Александр I интересовался молоканством преимущественно пред всеми другими сектами, потому молокане и были так смелы в своих требованиях, как это мы видим в дальнейшем изложении цитируемого нами прошения. Кстати сказать, об этом прошении у Ливанова ничего не говорится; но в прошении тамбовских молокан на имя государя Александра 1, 6-го августа 1809 года, вскользь упоминается их жалоба, поданная министру внутренних дел, графу В. П. Кочубею, приблизительно около этого времени, т. е. в июле 1805 года.

Далее прошение читается так:

“Равным образом и мы припадаем к святейшему трону вашего императорского величества обратить внимание на порабощение нас православною религией (?), от наказаний и от клевет, возводимых на нас священниками. Изьмите обидимых из рук обидящих и изведите из дому темницы во всяком месте во узах заключенных. Освободите от притязаний господь и от истязаний начальников, и от приходских священников наши обряды, которые вдаем в руки вашего величества, и повелите им, чтобы они с потребою своею не входили в дома наши, да никогда могут оклеветать меру клевет на нас напрасными ложными доносами вашему величеству, военным и гражданским губернаторам и земским исправникам, что будто бы мы ругаем священников, хулим крест и икону и дерзаем имя вашего величества и начальствующих, вследствие чего они высылают команды и забирают нас”.

Прошение заканчивается благословениями и пожеланиями.

“Успокойте миром ваше царство, — и буди великий государь благословен Богом и человеками и всеми племенами нашего отечества России. Мы дождались вашего царствования и принятия вами всероссийского престола, — да воздохнет небесному Царю царей всякая душа: да даст вам Господь обрести милость и мир к очах Его, якоже даде Господь во дни царствования царя Соломона, да оградить вас Господь державою крепости Своей и благословить вас Господь росою небесною и туком земли, множеством пшеницы, вина и елея. Да здравствует наш государь и весь августейший его дом!”

Подписано поверенными: Журавцевым, Лосевым и Мотылевым.

На прошении стоить дата: В 1805 году, июля, 12-го дня. [594]

VII.

Подложный документ. — Собрание государственного совета. — Сочиненные речи. — Прения александровских вельмож. — Исповедь представителя секты. — Значение документа. — Современный мечты молокан.

— Известно вам, — спрашиваю я своего гостя, — что ответил государь на это прошение?

— А вот прочтите!

И, торжествующе улыбаясь, молоканин вынимает из-за пазухи другую тоже сильно затасканную тетрадь и обеими руками подает мне:

— Тут все полностью прописано, как собирался государственный совет, кто что говорил, и какое решение постановили.

Сначала я с любопытством стал читать обветшалые страницы тетради, полагая, что имею дело с копией действительного документа, начинающегося казенной фразой: “По указу его императорского величества”... Но с первой же страницы очевидна была сочиненность бумаги. Тем не менее, я попросил списать и эту тетрадочку, довольно верно рисующую взгляды молокан того времени.

Указывать чуть ли не в каждой строчке признаки подложности документа, конечно, нет надобности. Это очевидно и в тех немногих выдержках, которые я приведу для характеристики молоканской секты Александровской эпохи.

“Копия с документа” начинается рассказом, как назначено на 15-е июля 1805 года собрание “военных генералов, действительных статских советников, духовного митрополита Амвросия и епископов, живущих в С.-Петербурге, в присутствие палаты государственного совета”. По открытии заседания государь приказал статс-секретарю Сперанскому “вычитать прошение молокан”. Затем начались прения. Первым высказался светлейший князь Кутузов-Смоленский. Это прилагательное “Смоленский” показывает, что бумага писана после 1812 года.

— “Государь и все присутствующие господа! — говорит Кутузов: — возможно ли остановить слово Божье, закон священной Библии, чтобы не читать его всякому православному христианину и всякому роду людей?”

Его поддерживает архиепископ (раньше он был назван митрополитом) Амвросий:

— “Как невозможно остановить течение солнечного и лунного сияния или угасить запечатанных звезд, так невозможно остановить слово Божье”.

Потом опять говорит князь Кутузов и делает заключение:

— “Сию книгу Библию дать им, как благонадежное и твердое основание”. [595]

Государь подтвердил это заключение пространною речью, со ссылками на священное писание. Вспоминая кроткий образ Христа, он предлагает “меры терпения”.

“Следует ли, — спрашивает государь, — христианскому роду подвергать сих людей под гонения, жестоким истязаниям, свирепым пыткам, тяжким и прискорбным побоям и разным обидам? Так свирепствовала блаженной памяти покойная бабушка Екатерина Алексеевна. Она наказывала их ссылкою в Сибирь и в Архангельск и в Кол-град и закладывала в темные столбы. А в Тамбовской губернии один заседатель засек двух человек на смерть. Но и ныне не убыло того страха и строгости, а между тем более и более приумножаются последователи к числу сих людей”.

Для примера, как жестоко обращались с сектантами в 90-х годах ХVIII столетия, приведем небольшую выдержку из решения перекопского уездного суда по делу о 34 духоборах (см. “Раскольники и острожники” Ливанова, том II, стр. 219): “Как вышепоименованные подсудимые за внушением и увещанием (всемерно) от уездного суда (?) и протопопом остались непреклонными, то, дабы отвратить впредь у людей им подобных суеверие... в Днепровке наказать: публично мужчин кнутом по тридцати, а женщин плетьми по сорока ударов; дочерей же духоборцев Якова Лактева — Катерину, и Ивана Шалаева — Настасью, как несовершеннолетних, по силе указа 1765 года мая 2-го дня, высечь первую в Алешках, а последнюю в Днепровке розгами, и, по наказании всех сих преступников, отправить их в Сибирь на поселение, имение же их описать”.

Но вернемся к описанию государственного совета.

Граф Шереметев делает такое замечание:

— “По высочайшему повелению можно дать только тем полную свободу религий, кои находятся из природы (от рождения) в сей вере. А что касается до отпадших от православной церкви, то таковых людей должно возвращать покаянием, да не подают повода к соблазну прочим”.

Ему возражает министр внутренних дел, граф Виктор Павлович Кочубей:

— “Из вашего совета видно, что вы мало печетесь о слове Божьем и о защите сих несчастных людей. Вы единственно наблюдаете свою собственность, потому что у вас таковых людей находится немало в Нижегородской губернии, в селе Рассказове. Я был там во время проезда моего по всей России. И мне известно, что большая часть таковых людей находится в Тамбовской, Саратовской, Оренбургской и других губерниях по малой части”.

Говорили еще Петр Васильевич Лопухин и Александр Николаевич Голицын, но я речи их опускаю. Автор документа [596] и им влагает в уста тексты снятого писания на защиту молоканского учения. Но этим дело не кончилось. На 17-е июля было новое собрание из двенадцати сенаторов для выслушания исповедания поверенных молокан. “Государь сказал:

“ — Дозволяем вам показать свою секту. “Журавцев стал среди совета и против императора и начал говорить:

“ — Мы веруем сердечно и несомненно слову Божью...”.

Затем идут пространные рассуждения о Триедином Боге, об ангелах, о сотворении мира, о грехопадении людей, о искуплении и Иисусом Христом. Рассказываются евангельские события и об устроении святой церкви. Закончил он свое исповедание картиною пришествия Господня и страшного суда.

В конце концов, конечно, дается молоканам полная свобода вероисповедания и даже больше — объявляется угроза всем тем, которые вздумали бы помешать молоканам в чтении Библии.

Я попробовал было уверять своего гостя, что этот документ подложный, но он и слушать не хочет! Еще бы: в него вложены все упования молокан! Несомненно, однако, и то, что в ту эпоху, среди приближенных государя Александра I, много было сторонников перевода Библии на русский язык, чтобы сделать ее более доступною для народа. Вероятно, автор документа, так или иначе, был осведомлен о новом религиозном направлении в высших сферах столицы и, воспользовавшись этим, изобразил совет представителей гражданских и духовных властей в желательном для секты духе. Известно, например, что министр народного просвещения, князь Александр Николаевич Голицын, сделавшись президентом только что основавшегося российского библейского общества, особенно старался о распространении книг св. писания и не один раз писал министру внутренних дел, ходатайствуя за молокан, чтобы они беспрепятственно читали в своих собраниях Библию. “Если молокане, — писал он между прочим, — и действительно находятся в каком либо заблуждении, то всякому известно, что заблуждения в предметах, к религии относящихся, истребляются только убеждениями, а всякое насилие и истязание, ожесточая сердце, порождает в оном чувство гибельного фанатизма, не приемлющего уже никакой истины”.

Желая узнать, насколько примирились еленовские молокане с существующим своим положением, я стал расспрашивать своего гостя. Ответы были неопределенные. Сказал он, между прочим, что была у них думка переселиться в другой край, куда-нибудь на простор туркестанских земель, но и ее они оставили до поры до времени. [597]

VIII.

Духоборы. — Отличительный костюм. — Помощь духоборов в Турецкую кампанию. — Лукерья Васильевна. — Разделение. — Пропитание от земли. — Уличная встреча. — Библейское объяснение их названия. — Шаткость учения сектантов. — Овцы без пастыря.

Обозрение Эриванской губернии пришлось мне закончить городом Александрополем. Главное население его — армяне. Из русских — много военных, да кое-где на улице мелькнет заметная фигура сектанта. Меня предупредили, что я сразу по внешнему виду отличу духобора. И действительно: иду я однажды днем по базару, любуюсь оживленной азиатской толпой, приглядываюсь к разнообразным товарам... Вдруг проходит мимо меня высокий парень в черной фуражке с большим козырьком и с красной розеткой на ней. Я остановился и с любопытством оглядел духобора. На нем были короткий темно-синий кафтан на крючках, цветной жилет и платок в виде галстука под воротником белой рубахи. Брюки убраны в высокие сапоги.

Потом я еще встречал духоборов разного возраста, и все они имели подобный же костюм. У некоторых было небольшое изменение в фуражке. Например, по тулье вшит красный кант, а у других — еще по краям околыша (иногда бархатного) нашиты по тоненькому золотому позументику. Главное же отличие их фуражек — красный помпон вместо кокарды.

Расспрашивая местных жителей о духоборах, я слышал только самые лестные отзывы о них. Военные с особенною похвалою отзывались о их помощи при трудных передвижениях в турецкую кампанию 1877 года. Некоторые из них знали лично известную духоборку Лукерью Васильевну, имевшую громадное влияние на свою среду. Красивая и умная, она, как библейские судьи в Израиле, с удивительным уменьем распоряжалась во всех серьезных делах духоборов и безапелляционно судила их тяжбы. В сношениях с администрацией Лукерья Васильевна проявила много такта и заслужила уважение со стороны даже высокопоставленных лиц. В конце минувшего столетия разыгралась та драма, которая привела духоборов к разделению. Здешние чиновники, свидетели всех событий в духоборческой среде, искренно жалеют их и более обвиняют нетактичность некоторых администраторов, из-за которых так обострился вопрос об отбывании воинской повинности.

С отъездом наиболее молодой энергичной части духоборов в Канаду, оставшиеся сектанты несколько пошатнулись в своих строгих принципах, упали духом, ослабели. Одни стали пить, другие в более обширных размерах занялись коммерческими предприятиями, что в принципе так осуждается духоборами. [598]

Называясь, подобно молоканам, “духовными христианами”, духоборы немного отличаются от них, как по учению, так и по складу жизни. Они менее зажиточны, избегают городской жизни и предпочитают обрабатывать землю сами, а не наемным трудом. Духоборы тоже занимаются извозом, но мало.

— В шатании по городам, — говорят они, — человек портится. Если много денег звенит в кармане, — ему не устоять от соблазнов. Только из земли человек должен доставать себе пропитание. В поте лица, сказано, ешь хлеб твой.

Как-то встречаю я трех духоборов: двое молодых, а третий — среди их лет, невысокого роста. Один из молодых поотстал от своей компании и засмотрелся на крикливую ссору армян, готовую перейти в драку. Я подошел к нему и, тронув за плечо, спросил, откуда он.

— Из Ефремовки, — пугливо отозвался парень и поспешил догонять своих товарищей.

Старший из них остановился и спросил меня:

— Вам чего надо?

— Да, вот хотел бы поговорить с кем-нибудь из духоборов насчет вашей веры.

Он насторожился и в ответ мне вдруг стал говорить, что они исправно служат царю и отечеству и, если надо, готовы принять воинское звание. Мне не понравилось такое поспешное заверение, как будто пред полицейским чиновником. Я ему откровенно рассказал, что здесь я заезжий человек и очень интересуюсь их сектой.

Духобор оживился и начал звать меня в их селение, где мне можно будет побеседовать с наставником.

Во время моих переговоров с духобором около нас собралась толпа праздных армян. Продолжать при них беседу на улице было неудобно, а потому он обещался прийти ко мне завтра утром на квартиру, и мы расстались.

На другой день вечером я опять встретил его на улице около телеги.

— Что же, — спрашиваю его, — не пришли ко мне утром?

— Никак не мог! Верьте совести, не мог.

Опять разговорились. Я не хотел терять случая и поспешил расспросить его, как они, оставшиеся духоборы, смотрят теперь на вопросы, послужившие к их разделению. Но он уклончиво сам спросил:

— Да вы, собственно, что хотите знать про нас?

— Меня интересует все: как вы живете, как веруете, как молитесь. Вот вы называетесь духовными христианами так же, как и молокане. Но какая между вами разница? [599]

Тогда он пустился в пространные объяснения, из которых я только понял, что духоборы отвергают установления церкви, и что учение Христа надо понимать духовно.

Я еще попросил его объяснить мне, почему они называются духоборами.

— Помните, — ответил он, — как сказано, что война наша не с плотью и кровью, а с духами злобы, с правителями тьмы века сего. Вот потому мы и называемся духоборами, то есть, с злыми духами боремся. Поэтому и оружия наши — не плотские, а духовные. Наш пояс не чеканного серебра с кинжалом и с пистолетом. Мы препоясываемся истиною, одеваемся в броню правды, закрываемся шлемом спасения да, щитом веры. А главное наше оружие — меч духовный, то есть, слово Божье. Одним словом, духом боремся против духов.

К сожалению, занятый службою, я не мог съездить к нему в гости или в какое либо другое селение, где живут исключительно духоборы. Рассеянных-то их можно встретить по всему Закавказью. Мне и случилось побывать у одного духобора, живущего среди православного населения совершенно уединенно.

Кстати об этом духоборе. Он признался мне, что не может считать себя принадлежащим к какой либо секте. Он родился и вырос среди духоборов. Живя с молоканами, он ходил в их молельню, а теперь не один раз заглядывал в православную церковь.

— Так как же вас считать по вере? — спрашиваю его.

— Я и сам не знаю. Читаю Библию, верю писанию пророков и апостолов, — вот этим и живу. А к какой принадлежу я секте, — не могу сказать.

Мне кажется, этот духобор до некоторой степени выражает религиозное состояние многих сектантов Закавказья. Читать священное писание и верить ему — это все у них. И на этой почве можно легко создать здесь какую угодно новую секту. По почтовому тракту, близ озера Гокча, рассказывают удивительные случаи, как по временам в том или другом русском селении являлись пророки и увлекали за собою толпы народа. Всем, например, хорошо памятен случай, как за одним проповедником поднялись почти все жители селения на высокую гору, и там они пребывали в ожидании откровений свыше несколько дней, пока не разогнала их полиция.

Мне писала одна учительница, пожившая среди здешних сектантов, как нужны им люди, которые помогли бы разобраться в их многочисленных путях. Как раз во время моего пребывания на озере Гокча появилось в газетах известие, что сюда командируется священник-миссионер. Но, заранее можно предсказать, трудно будет добиться успеха этой миссии: известно, [600] как предубеждены сектанты против миссионеров вообще и особенно — в рясе священника. Всякий же другой человек, без пугливого для них названия — миссионер, скорее может рассчитывать на успешную беседу с любым сектантом. Мне рассказали потом, что еленовские сектанты сначала тоже подозревали — не миссионер ли я, и боялись со мной говорить. Но увидев, что я приехал в их край по делам совсем другого ведомства, охотно слушали меня и выложили все, что у них было на сердце.

Да, жатвы здесь много, а делателей мало. Здешних сектантов можно сравнить с овцами без пастыря. Изолированные, заброшенные далеко среди чуждых языков, они создают иногда удивительные учения! Но что безусловно хорошее в них: так или иначе они горячо ищут вечной правды. И надо надеяться, что, при их сравнительно нравственной и трезвой жизни, они найдут настоящий путь к свету и истине. Ибо, скажем словами Божественного Учителя, всякий просящий получает, и ищущий находись, и стучащему отворят.

IX.

Разделение духоборов. — Замена скота людьми. — Духоборческое домоводство. — По закону свободы. — П. В. Веригин. — Земельный вопрос. — Поход голых людей. — Стремление в теплый край. — Воззвание ко всем народам мира. — Искание Адамова рая. — Арест. — Муки в заключении. — Печальный финал. — Переселение духоборов. — “Навстречу Христу”.

В дополнение моего очерка о закавказских сектантах, я скажу немного о духоборах, переселившихся в Канаду. В последнее время довольно часто появлялись в журналах и в газетах известия о жизни русских переселенцев в Америке, из которых можно понять, что там у них идет напряженная борьба двух лагерей. Одна часть духоборов крепко села на землю, завела хорошее хозяйство, приспособилась к местным порядкам и, вероятно, скоро будет украшением своего нового отечества. Другая же, преследуя свои религиозные идеи, ушла в такие крайности, которые делают их нетерпимыми ни в одном современном государстве. До меня дошло несколько писем, посланных из Канады духоборами обоих лагерей в разное время. В этих письмах раскрывается, из-за чего собственно пошла у них рознь, и как они могли дойти до таких необычайных поступков, как поход нескольких сотен людей “навстречу Христу”.

Сперва я приведу выдержки из безыскусственного письма переселенца-духобора, адресованного на имя отца-старика в Елисаветпольскую губернию, о первых странностях религиозного увлечения. [601]

“...Ну, что будем делать, — пишет канадский духобор, — видно, пришло второе пришествие Господа на землю... У нас еще пошла другая жизнь, такая страшная, ужасная и невыносимая. Не знаем: выносима или нет. У нас уже половина мира бросила работать на лошадях. Теперь ездят и возят на себе и повозки, и плуги, и дрова. Лошади стоят в конюшнях, жирные и здоровые, а люди тянут на себе плуг. Коровы ходят на воле с телятами. Молоко так на все бока и брызжет. Коровы хорошие, молочные, — теленок не может высосать... Страшно и ужасно глядеть! Вам на старых местах спокою нет, а нам на новых местах нет спокою. Невыносимые дела приходятся. Может, погибать придется... Говорят, поехали за мукой в Иорктон, запряглись двадцать человек в повозку. Когда я увидел, то своим глазам не верил”...

Затем он подробно описывает, как люди возят повозки. А между тем, как видно из дальнейшей части письма, хозяйство у них стало налаживаться, и они могли бы зажить припеваючи.

“... Жизнь наша была очень хорошая. Обзавелись было всем хозяйством. А теперь надо опять разоряться”.

Далее несколько непонятно написано, но есть основание предположить, что он колеблется: с одной стороны, боится разойтись с учением общины, с другой — не хочется поступиться материальным благосостоянием.

“...Может быть обман. Опять вздумаем, как бросили ружья и другие вещи (вероятно, здесь вспоминается тот случай, когда, к конце июня 1895 года, закавказские духоборы из партии “постников” снесли на площадь все свое оружие и предали его сожжению.)... То же было страшно! Думали, что пропадем, а оно вышло к лучшему. И теперь Бог знает, что будет. Наши старички поехали другие участки искать, где родится фрукта и всякие овощи, Хотят возвратить Адамов рай. Что привезут — неизвестно”.

После поклонов всем оставшимся в России родным он описывает свое домоводство:

“...В эту весну сделал хату себе, хорошую, здоровую. Хата семи аршин шириною, восемь — длиною; пяти аршин кухня, чулан пяти аршин. Вышина три с половиною аршин. Очень было трудно. Теперь уже помазали. Выделку всю поделал, и две лавки уже сделал. Завтра буду делать пол, а потом буду класть печь. Скоро буду переходить в новую хату, а то я жил до сих пор в землянке...”

На письме была дата — 8-го июня 1902 года. Другое письмо, написанное сторонником духоборческих крайностей :25-го августа [602]

1903 года, показывает, до какого Адамовского рая они дошли в своих религиозных увлечениях.

“Дух Отца небесного, — пишет второй духобор, — живущий в детях Его, требует свободы и творит все новые дела, которые пробуждают сердца спящих, обновляют жизнь, установляют истину, достигают свободы совершенной”.

“Вы хорошо знаете, что духоборы шли в Канаду, как в край свободы, чтобы на свободе устроить жизнь но закону свободы, а вышло вдруг не то, чему нужно было бы выйти”.

Надо заметить, что в этом письме духоборы “законом свободы” (Иак. II, 12) называют то учение, по которому они при — знают всеобщее равенство перед Богом и общение имуществ. Они отрицают земельную собственность и дележ земли. “Земля — Божья, — говорят они, — она создана для всех равно. Кто трудится над землею, тот и пользуется в это время трудами рук своих; а мы замечаем часто обратное: слуги работают над землею, а господа, ничего не делая, пользуются всеми плодами ее”. На этом основании они не хотят держать ни прислуги, ни работников и даже скот отпустили на свободу. Исходя из того положения, что подчинение всяким правилам и законам, основанным на принудительном исполнении, ограничивает жизнь по свободе совести, они отказываются от всяких гражданских прав и обязанностей, устанавливаемых государственным законодательством, и руководствуются исключительно указаниями совести (См. постановления общества Всемирного братства в Канаде.).

Дальнейший текст письма:

“Скажу вам, что вышло. По приезде Петра Васильевича Веригина, правительство Канады обратилось к нему с просьбой, чтобы он поддерживал руку его в несогласии с духоборами. За это правительство предложило ему власть над духоборами. Так он и сделал”.

Упоминаемый в письме П. Б. Веригин — очень известное и уважаемое лицо среди духоборов. По смерти их правительницы в Закавказье Лукерьи Васильевны, в 1886 году, произошли ссоры между двумя претендентами на ее власть — Петром Веригиным и Алексеем Зубковым (по другим сведениям — Губановым). Каждый из них имел своих сторонников, и духоборы разделились на две партии. Это разделение породило такие смуты и беспорядки, что для успокоения духоборов Петр Веригин, как агитатор и виновник смуты, был административно сослан сперва в город Шенкурск Архангельской губернии, а потом — в Обдорск, самый северный город Тобольской губернии. В ссылке на умственное и нравственное развитие Веригина оказали [603] большое влияние политические ссыльные. В 1901 году, он был отпущен в Канаду, где сразу заявил себя умным администратором. Канадское правительство предложило Веригину такую же власть над духоборами, какая предоставлена старшинам-начальникам индейских племен. Раньше в Закавказье он был главою духоборов с характером религиозной, “первосвященнической” власти, а теперь он становится официальным администратором, санкционированным канадским правительством или “земной” властью. Это многим из духоборов не понравилось, и опять произошло разделение.

“Как только приехал Веригин, — продолжает описывать духобор в своем письме, — так сейчас же сделал список (духоборов) и опрос, кто признает его власть. И тех, кто не признавал его власти, грозил исключить из духоборческой среды. Тогда люди испугались и поспешили записаться под его власть. На всех записавшихся Веригин взял землю у правительства”.

По законам Канады, каждый эмигрант, достигший восемнадцатилетнего возраста, имеет право выбрать себе кусок земли в пятьдесят слишком десятин, которую и получает в собственность, если исполнит все требуемые правительством формальности и принесет присягу на подданство английской короне. А так как большинство духоборов не соглашалось принести такую присягу, то правительство Канады с помощью Веригина обошло этот вопрос, признав его официальным представителем духоборческого племени. Тем не менее, некоторые духоборы, как это видно из следующих строк письма, не поддались такому обходу вопроса о земельной собственности и наотрез отказались принять землю иначе, как в общественное пользование.

Обратимся к тексту письма:

“Но некоторые все-таки не записались и не взяли земли на тех правах, на каких давало правительство. Тогда народ духоборческий говорит им: мы вас прогоним; вы не взяли на себя земли, и мы не дадим вам. Наши братья и сестры подумали и сказали: не надо нам собственной земли и не только земли, но и ничего нам не надо. Бог сотворил человека голым, — таким ему и быть должно, и жить должно, как живут птицы небесные. А птицы небесные не присваивают себе ни земли, ничего другого. У них нет ни своей земли, ни своей деревни; а увидела птица злого человека, который хочет ее убить, — поднялась и полегла. Вот так и мы подымемся и уйдем от вас, если вы нас прогоняете. Здесь, в ваших деревнях, много нашего труда, но нам не для чего жалеть труда рук своих: труд духа нашего не в пример дороже ручного труда. Христос сказал: просят у вас верхнее платье, — отдайте и нижнее. II мы без скорби и сожаления оставляем вам все ручные труды наши”. [604]

В самом деле, в первые два года по переселении в Канаду, духоборы несли неимоверные труды, устраивал свои поселения в прериях. По свидетельству одного из заправил духоборческой эмиграции, это был поистине каторжный труд, который продолжался не только с весны до осени, но и всю зиму на открытом воздухе, иногда при тридцати градусном морозе. Но уже в 1900 году духоборы достигли такого благосостояния, что заработок их в этом году равнялся почти миллиону рублей (на 7.500 душ обоего пола). Русский консул в Монреале г. Н. Струве также свидетельствует, что духоборов в Канаде ценят, как прекрасных работников, непьющих и честных. Восхищается их силою, выносливостью и малотребовательностью и автор “Духоборческой эпопеи” II. А. Тверской.

“Как сказали наши братья и сестры, — повествует далее автор письма, — так и сделали: все поскидали, все оставили и пошли нагишом собирать своих по селам. Духоборы из народа говорят им: как вам не стыдно ходить голыми! А они отвечают: Бог да любовь братьев и сестер помогут нам. Идем смело! Знаем куда, знаем для чего!”

“Так они прошли несколько сел. Навстречу к ним выехал Петр Васильевич (Веригин). Они идут голые и не дают ему дороги. Рассерчал он, кричит, грозит: я вам дам! А они остановили его лошадь и хотели ее выпрячь, чтобы отпустить на свободу. Веригин еле ушел и еще больше рассерчал. Он поспешил в то село, куда шли братья и сестры, и собрал там молодцов, чтобы они воспрепятствовали приходу наших странников. Пришли они, а молодцы Петра Васильевича их не пускают. Пошли в другое село, — тоже не пускают. Тогда наши братья и сестры говорят им: дайте дальше пройти, хоть по мосту через речку. Вместо ответа молодцы взяли прутья и так стали бить наших братьев и сестер, что у многих кожа вздулась и лопалась. Молодцы ни дальше не пустили их, ни в село не пустили. И ночевали наши голые братья и сестры в голой степи, голодные и холодные. А была весна (1903 г.), шел дождь и снег. Так они голодные и голые ночевали в голой степи. На утро из духоборческого народа приехали с фургонами и, забрав жен, детей и некоторых мужчин, развезли их по селам. Остальные не поехали, а пошли в теплый край чрез город Иорктон”.

Упоминаемый здесь Иорктон есть ближайший город в провинции Ассинобойи к поселениям духоборов. От него на юг идет железная дорога до Виннипега, столицы другой канадской провинции — Манитобы. Чтобы понять стремление духоборов на [605] юг “в теплый край”, надо знать, что духоборы получили отказ от канадского правительства, осенью 1900 года, на просьбу “избавить их от подчинения тем установлениям, которые не согласуются с правдой Божьей” (между прочим, не записывать участки земли в личную собственность, не заносить в полицейские книги их брачных союзов, а также о рождении и смерти членов семьи, и др.). Вследствие этого духоборы выпустили в свет свое “Воззвание ко всем народам мира”. Они обращаются к людям-братьям всех стран земли и просят сказать им, есть ли где такая область и такое общество, среди которых они были бы терпимы и могли поселиться и кормиться, и не заставляли бы их за это быть нарушителями законов их совести и правды. Такой страны не оказалось. В приведенном мною первом письме из Канады духобор пишет: “Наши старички поехали другие участки искать, где родится фрукта и всякие овощи. Хотят возвратить Адамов рай”. В поисках такого рая, где они могли бы, отвергнув современную культуру, питаться готовыми плодами с деревьев и ходить чуть ли не нагишом, духоборы писали и губернатору Колумбии, но и тот не мог им предоставить для проживания девственные леса под экватором. И вот, когда духоборы убедились, что людям, которые намереваются установить свою жизнь на христианских началах, нет более места на земле (2 Тим. III, 12), они двинулись большой массой, в несколько сот человек, в исключительный поход в поисках Иисуса Христа осенью 1902 г. Но вернемся к письму духобора:

“Дошли до Иорктона, хотели войти в город, но их не пустили. Вышли из него мужчины и женщины с камнями, с палками и стали их бить. Потом полиция всех их арестовала и посадила под арест. Нарядили над ними суд и осудили на три месяца в каторгу, в город Реджайн. Там их очень мучили, крутили руки и выворачивали ноги, или накидывали веревку на шею и били шпорами и палками. Все требовали от них

подчинения. Сажали в...

Приставляли револьверы к груди и грозились, будто бы застрелят. Или бросали в холодную воду и держали подолгу в холодной воде. Оттого некоторые стали навсегда глухими. Или возьмут двое: один держит, а другой что есть силы давит коленкой в грудь. Цеплялись ремнями за шею, за ноги, за руки, и привязывали к стене поперек. Мучили так, что уж и не знали, как еще больше мучить; но всегда так, чтобы поменьше было наружных знаков: гоняли бегом без остановки, так что они......

Невыносимо мучили, но братья все вынесли, пока не приехал Петр Васильевич”.

Известно, как заключенные за религиозные убеждения своим непреклонным упорством вообще выводят из терпения [606] тюремщиков и палачей; но тюремные сторожа в Реджайне вышли из себя вследствие отказа духоборов подчиниться установленному там режиму. Самим сторожам приходилось делать все, что должны были исполнять заключенные: убирать камеры, грязную посуду и проч. Пошлют, например, за водою. Не идут. Выведут насильно одного и дадут ему ведро. Не берет, но умышленно падает на землю. Привяжут ему ведро на шею и спустят его вместе с ним в воду. Но и эту ванну он переносит стойко. Заканчивает свое письмо духобор очень грустно: “Веригин стал их (духоборов) просить и уговаривать, и они тогда не вынесли и согласились воротиться на подчинение Петру Васильевичу. Теперь со стыдом они думают о том, что было, и смеются. И над ними смеются. Теперь остается только плакать и рыдать. Скрутили, свертели и задавили. Одна печаль, одна печаль, одна печаль... Все нерадость, все нерадость, все нерадость... О Боже! О Боже! О Боже, все нерадость! Если бы был Бог, то Он заступился бы за своих; но наверху нет Бога, и некому заступиться за праведных. А если есть Бог, то Он помогает тем людям, которые мучат, богатеют, властвуют. Таким людям Бог помогает”. Письмо помечено: Yorkton. Assa. Canada. Каким отчаянием и даже отрицанием Бога заканчивается письмо! Уж слишком великую жертву они принесли, не видя результатов. Ведь, в самом деле, сколько одних переселений сделали духоборы! Сначала из внутренних губерний России они были переселены в Мелитопольский уезд. Затем, в начале сороковых годов прошлого столетия их переводят за Кавказ, в Тифлисскую и Елисаветпольскую губернии, главным образом, в Ахалкалакский уезд; но чрез пятьдесят лет часть их опять была расселена по Кахетии и Карталинии. В 1898 году, начинается массовое переселение духоборов в английские владения. Но и тут они сели на землю не сразу: сперва 1.100 человек переселилась на остров Кипр, а потом они переехали в Канаду. Кончились ли их злоключения? Нет еще. Они и из Канады должны были двинуться неизвестно куда, чтобы “установить в своей жизни свободу, правду и любовь по учению Христа”. Еще раньше только что рассказанного в письме похода, было грандиозное шествие духоборов в октябре — ноябре 1902 года. В американских журналах (например, в “Американском Православном Вестнике”, 1903 г., № 20) такая рисуется картина осеннего похода:

Невиданное и странное зрелище для американцев представляли из себя эти толпы пилигримов, мужчин и женщин, медленно подвигающихся с пением уныло-протяжных псалмов-кантов. По временам пение прерывалось проповедью. Изнуренные постничеством их лица, более чем скромная, самодельная одежда — самотканная рубашка, штаны и лапти, но чаще без [607] последних, несмотря на холод и слякоть, — возбуждали в посторонних зрителях вместе с удивлением неподдельную жалость. Власти г. Иорктона озаботились о женщинах и детях, равно о больных и убогих, размещая их в удобных помещениях, хотя не без некоторых затруднений. Здоровенные амазонки-духоборки, когда их принуждали оставаться в помещениях, с воплями прокладывали оттуда себе путь силой, так что некоторых из них приходилось уносить в эмиграционный дом и другие помещения на руках, где они от совершенного истощения падали в обморок. Напрасно им предлагалась нища! Мужчины же расположились лагерем под открытым небом. Несмотря на утомление, что заметно было по бледным, изнуренным лицам, ночь провели в молитве.

Между предводителями духоборцев особенно выдавались и обращали на себя внимание Семен Черненков и Зибаров. Последний изображал из себя Иоанна Предтечу. Высокий, с развевающимися по ветру волосами, со взором постоянно обращенным к небу, он производил на зрителей сильное впечатление. Кто речи на ломанном английском языке, обращаемые к публике, полные страстного чувства и дерзновения, заставляли толпу серьезно выслушивать их, а иных из толпы — плакать.

— Нет, мы не вернемся; вперед, вперед, всегда вперед! — таковы восклицания, повторяющиеся в разговорах их. — А куда мы идем? Мы апостолы Иисуса. Он имел апостолов и сказал им, чтобы они шли в мир. Вот и мы идем, и будем продолжать наш путь, а как он далек, неизвестно.

В Америке было несколько попыток устроить, подобно Оуэну, идеальное общежитие, или Царство Божье на земле, но все эти попытки кончились ничем. Наши русские духоборы вздумали тоже установить жизнь по закону свободы, по совести, по учению Христа, и их попытка не удалась: они тоже вернулись к прежнему установленному порядку жизни.

— Почему, — спрашиваю одного сектанта, — несмотря на столько жертв, принесенных духоборами, несмотря на полное “отвержение себя” и всего внешнего благосостояния, даже до отдачи нижней рубахи, Господь, как они говорят в этом письме, не услышал их?

— Оттого, — после некоторого раздумья ответил он, — что искали устроить Царство Божье на земле, а не на небе. Забыли слова Христа: Царство Мое не от мира сего.

И. П. Ювачев (Миролюбов).

Текст воспроизведен по изданию: Закавказские сектанты // Исторический вестник, № 2. 1904