ШТЕДЕР

ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ

ИЗ ПОГРАНИЧНОЙ КРЕПОСТИ МОЗДОК ВО ВНУТРЕННИЕ МЕСТНОСТИ КАВКАЗА, ПРЕДПРИНЯТОГО В 1781 ГОДУ

TAGEBUCH EINER REISE, DIE IM JAHR VON DER GRENZFESTUNG MOZDOK NACH DEM INNERN CAUCASUS UNTERNOMMEN WORDEN

ДНЕВНИК ОДНОГО ПУТЕШЕСТВИЯ ИЗ ПОГРАНИЧНОЙ КРЕПОСТИ МОЗДОК В ЦЕНТР КАВКАЗА В 1781 ГОДУ.

Я продолжал свой путь на юг к Казибеку (Kasibek). Дорога шла по левому берегу Терека и через 6 верст привела к Ларсу (Lars). Жители находятся под властью Ларса; они подчиняются Ахмету и называются тагаурцы (Tagaurzi), они осетины (osseten), живут бедно и грязно на возвышенности, по которой проходит дорога. Их жилища и хлевы построены вместе, вероятно, из-за недостатка леса, который привозится сюда издалека. Над ними, на крутой сланцевой скале находится укрепленное место, где живет незначительное количество людей. Это укрепление небольшое. Однако местоположение его надежное, и Терек омывает (47) низменный правый, берег. Дорога проходит недалеко от этого места. Проехав еще: 4 версты, я был принужден отослать лошадей обратно. Терек, на протяжении 8 саженей (Taden) омывает крутую высокую скалу и заставляет путешественников подниматься на эту опасную скалу, перенося через нее вещи с помощью горцев.

До этого места дорога была удобной и шла без всяких: препятствий вдоль речек Кур-дон (Kur-don), Кайт-дон (Kait-don ) и Ца-дон (Za-don)) («Дон» по-осетински означает «река») Грузины считают с этого места свою границу и. под предлогом грабежей не имеют здесь никаких мостов. Однако, отсутствие мостов является в значительной степени выгодным для казибекских старшин (Kasibekischen Altesten) и жителей, поскольку они вынуждают этим путешественников переносить свои вещи в Казибек (Kasibek) с, помощью людей. За каждый груз, который переносится через гору, уплачивают [26] от 4 до 5 рубашек (Hemden), половина которых попадает им, Я встретил здесь моздокский караван, который 5 дней уже как был занят переноской своих грузов через, скалу. При наличии же незначительного моста у этой скалы, поскольку вблизи имеется лес, они сумели бы переправиться в Казибек в течение 3 часов.

Долина Терека становится все уже, и река перебрасывает дорогу через пару плохих мостов то на правый, то на левый берег (48). Мост состоит из двух деревьев, поперек которых лежит хворост, и пригоден только для пешеходов. На левом берегу, на полпути от Шими (Schimi) к Казибеку, виднеются развалины пограничной крепости Дариель (Dariel), являющейся старой границей или Кавказскими воротами. Она расположена чрезвычайно выгодно на скале, омываемой Тереком. Долина не шире 60 саженей и лежит между двумя высокими крутыми цепями гор. На западной стороне видны остатки поперечной стены, откуда дорога через ворота проходит прямо под стеной. Стена имеет 40 саженей в длину, окружена крутыми скалами и доступна только с западной стороны. На скалах с восточной стороны над Тереком высечены ступеньки, для того, чтобы ходить за водой. Под крепостью находятся остатки садов и плодовых деревьев, хотя местность уже давно покинута.

Незначительно укрепив это место и имея здесь небольшой гарнизон и артиллерию — можно сделать ущелье непреодолимым.

Довольно хорошая дорога ведет отсюда к реке Дефдарок (Defdarokflusse), которая, спускаясь с высоких снежных вершин на западе, впадает с правой стороны в Терек. Эта снежная гора со своей круглой вершиной, покрытой вечным льдом, возвышается над другими снежными горами; она вместе с Эльбрусом (Elburus), Шатом (Schat) и Шах-горой (Schachgebirge) является наиболее высокой вершиной Кавказа .. . (49). В массивах этих скал и земли я обнаружил минералы, местонахождение которых я искал выше. Несколько западнее я также нашел их признаки.

Недалеко от Дефдарока лежит селение Голлета (Goletta), в стороне от дороги на склоне горы, плохо обработанном бедными осетинами. Принц Ираклий (Heraclee) пользуется ими для розыска потерявшихся в горах грузин, В четырех верстах к югу на левом берегу Терека находится на скале Цудо Zudo окруженной стеной. Находящиеся там жилища из камня [27] представляют из себя грязные стойла, не имеющие ни окон, ни каминов. Разложенный посередине огонь дает им свет и тепло. Жители бедные и оброчны старшинам в Казибеке. Дорога идет вдоль западного склона и через речку Чегер (Tscheger) приводит в Казибек.

Это местечко лежит на плоском склоне гор, в северной части которого бежит речка, в 100 саженях от правого берега Терека. Несколько выше над отвесными скалистыми берегами Терека переброшен мост, ведущий на правый берег к Казибеку. Местечко имеет каменные здания и несколько башен (50). Старшина Габриель (Gabriel) самый богатый и главный начальник этой местности. Лежащее напротив на левом берегу селение Гергетта (Gergetta), подчиняется Казибеку и расположено, как и то, на равнине у небольшой речки. На высокой крутой горе к западу от этого местечка находится красивая греческая церковь царицы Тамары (Tamara). Еще выше к западу лежат старые остатки жилищ и пещер. — Древнее сказание побудило меня взобраться на эту гору, покрытую соснами ...

Выше Казибека в 4 верстах в Терек впадает один из его притоков — Тчуда (Tschuda). Около него живут гудашауры (Gudschauren), идолопоклоннический и с разбойничьими наклонностями народ (51). Выше, ближе к его истокам, обитают туши (Tuschi), верный и подчиненный царю Ираклию народ, который служит ему за плату вроде швейцарской гвардии. Все они считают кахетинских (Cachetinischen) князей в числе своих подданных называют их хебизами (Chebinzen) или жителями долин.

Юго-западный рукав, или собственно Терек, вытекает из последней цепи смежных гор, и дорога на Тифлис идет по его довольно открытой долине. В этих местах можно найти различные минеральные источники. В полутора верстах выше Казибека, на левом берегу Терека находится один источник, а еще в 3 верстах — другой; остальные лежат на юго-запад от грузинской дороги. Наконец, достигают последней и наивысшей гряды снежных гор, на северной стороне которой находятся истоки Терека, а на южной — истоки Арагвы (Aragwa). Дорога на Тифлис идет вдоль последней реки, которая выше Тифлиса впадает в Куру (Kur) у Цегетты (Zegetta). Вдоль дороги лежит разбросанно много маленьких селений, расположение которых с севера на юг таково: Hypбаган,(Nurgaban), Поссети (Posseti), Арахан (Arachan), Грибетта (Gribetta), Тотти (Totti), Каршетти (Karschetti), Гарзихи (Garsichi), Бортуси [28] (Bortussi), Атсготи (Atsgotti), Каноби (Canobi), Сиони (Sioni), Тальгази (Talgasi) и Коби (Kobi). Все эти селения лежат на протяжении 35 верст в сторону Грузии или лучше Картуеля (Kartyel). Дорога гористая, но ее легко сделать удобной для езды, улучшив в ущельях и проложив хорошую колею на склоне горы... (52).

Оссы (Ossen) или осетины (Ossetien)

Оссы или по-русски осетины граничат на востоке с ингушами и Тереком, на юге с грузинами и имеретинцами, на западе с рекой Лесген (Lesgen) и большой Кабардой, на севере — с Малой Кабардой. Протяжение с востока на запад равно 75 верстам, ширина с севера на юг в северных горах равна 55, а в южных — 30 верстам; эти расстояния исчислены по часам. Оссы занимают среднюю и горную часть Кавказа. Северные жители могут вооружить 6000 человек; южные породнились с грузинами и имеретинцами и могут выставить вместе 4000 человек. Их образ правления также разнообразен, как и их округа, и каждое селение имеет свой собственный общественный союз. Южная часть в значительной степени смешалась со своими соседями и в большинстве случаев говорит на грузинском языке; жители могли бы быть богаче, благодаря плодородным, долинам, если бы их старшины (Altesten) и начальники не обращались с ними слишком корыстолюбиво. Эти старшины состоят на службе у соседних князей, с помощью которых они и получили свое превосходство над другими. Оссы, граничащие с грузинами, более покорны чем те, которые граничат с имеретинцами. Обитающие в снежных горах совершенно не зависят от северных жителей только те, которые живут у подножья гор, более зависят от своих старшин.

Влияний кабардинцев способствует господству этих последних, за что кабардинцы считают их своими вассалами и они вместе с их (54) подданными уплачивают семье кабардинского князя подать. Однако, некультурные кабардинцы не только берут эти подати, но часто грабят и продают слабых. Оссы мстят тайными грабежами и разбоями на больших дорогах; кабардинцы продолжают грабежи и другие насилия. Таким образом, возникла национальная ненависть между обоими народами, которую кабардинцы разжигают презрением, а оссы — мщением. Таково положение обоих народов на сегодняшний день. Сведения о прежнем их положении ненадежны и сомнительны, так как они не умеют ни читать, ни писать и известны своим соседям только своими грабежами. История средних (muttlern) оссов состоит, главным образом, по данным [29] окружающих их варваров, только из сказок, песен о героях и темных традиций. В своих песнях о героях они воспевают коварные кражи, дерзкие грабежи, увоз скота и людей и т. д. Отдельные остатки от церквей, святых мест и рощ — являются свидетельством их прежней принадлежности к христианству. Каждая долина или округ имели свою церковь. От этих времен они сохранили только трех святых — Илью, Николая и Георгия, воспоминания о которых перемешаны со многими чудесами и суевериями и образы которых переделаны согласно их понятиям. Век их дикости виден как из пещер в неприступных скалах и непроходимых горах, так и из их разбросанности по местам, где неплодородная (55) почва, простиравшаяся далеко вокруг, не могла обеспечивать их скудного пропитания. Такие места могли быть обитаемы только отдельными людьми, которые добывали себе пропитание охотой и грабежами в отдаленных местах. Прирост населения требовал надежного пропитания; семьи (Familie) стали объединиться для защиты, начали охотиться вместе и первая ступень общежития привела их в средние цепи гор. Кругом их поселений было мало пастбищ для скота, а незначительная обработка земли спасала их в случае нужды от голода. Их жилища беспорядочно строились из отломанных камней, на крутых склонах скал или высоких вершинах, куда вели только ступеньки. Следы их видны всюду вблизи от селений. Многолюдные семьи почувствовали себя, наконец, достаточно сильными для того, чтобы спуститься в нижние плодородные долины, где они выстроили свои каменные жилища в круг, укрепив их башнями. Их пашни лежали на расстоянии ружейного выстрела. Как только они считали себя достаточно сильными для защиты, они шли войной на семьи, разбросанные еще в средних горных возвышенностях; побуждаемые разбойничьими нападениями, эти также стремились к большим скоплениям в равнинах, и селения образовали таким образом округа. Так образовались следующие округа: Шарах (Scharach), Шимити (Schimiti), род которого назывался Тагаур (Tagaur), Тагаеф (Tagaef), Кобан (Koban) и Дергипш (Dergipsch) на реке Кезил, Кургат (Kurtat) на Погке (Pogk), Валагир (Walagir) на Арадоне (Aradon) и Дугор (Dugor) с его потомками на Усдоне (Usdon), Дурдуре (Durdur) (56) (в особенности на реке Уруг (Urug) и новые на Лесгене (Lesgeen)все истощенные земельные участки новых времен. [30] Пещеры, суровые горы и непроходимые места были теперь покинуты, но их старые привычки последовали за ними в долины. Все что не находилось с ними в союзе, все что не относилось ни к их селению, ни к их округу — считалось ими чуждым и они относились ко всему этому враждебно. Они вредили Друг другу взаимными набегами, отделялись друг от друга, прекращали сношение и это враждебное отдаление поддерживалось во все время их варварства. Охота оставалась их главным занятием и делала их все более жестокими, дикими и воинственными; вечные волнения и раздоры принуждали их также к преследованию людей; грабеж и убийство сделались страстью. Отсюда зародилась мстительность, которая кроме того еще более усиливалась, благодаря безнаказанности, при их опустошениях и распрях; потомки их еще более расширили между собою раздоры и преследования. Это нарушило законную связь между селениями и боязнь друг друга разделила их снова на семьи. Старость, могущество, а также особые преимущества определили избрание старшин в качестве советника и предводителя одной семьи, одного селения. Отец, однако, оставался деспотом своей жены и детей и продавал их по желанию, пока они были еще слабыми. Когда дети подрастали, то право сильного защищало их от отцовского насилия. Никакое принуждение не поддерживало семейную связь, только боязнь собственной слабости и надежды на лучшее пропитание связывали их (57) крепче в одно общество. В случае общей угрозы и больших набегов селение защищалось против селения, долина против долины и они соединялись в союзы. Если кто-нибудь был оскорблен за общее, то его защищали все. После окончания набега этот союз каждый раз распадался и в селениях оставалось право сильного для совершения в одиночку привычной мести. Если обстоятельства привлекали к мщению многих, то старшины стремились вмешаться путем уговоров, или проявления власти. Если потери обеих сторон были одинаковы, то ходатайство было положительным; кроме того за остальных убитых уплачивалось скотом. Кровавая месть и самовольные действия были обязательны среди семей; позор и презрение продолжались до тех пор пока эта обязанность не была выполнена. Мщение, грабеж и убийство считались добродетелью, вследствие чего погибать считалось славным. Тройная сила усмиряла некоторым образом эти беспорядки, именно — обычай или сила привычки; боязнь высшего существа или будущего, в особенности же страшные суеверии. Обычай заставлял уважать преклонный возраст. Во всех случаях [31] старшина говорит первым, молодой человек уступает ему свое место, стоит в его присутствии, зажигает ему трубку, подает ему первому еду, слушает его совет, допускает его вмешательство, и старость во всех случаях жизни имеет преимущество. Считается отвратительным бить женщину. Тот считается в безопасности, кого взяла год свою защиту женщина. Когда они вмешиваются в кровавые схватки с криками и распущенными волосами (58), то все пристыженные вкладывают сабли в ножны и расходятся до более благоприятных обстоятельств. Дотрагивание до их груди означает усыновление чужого человека в качестве ребенка, брата или родственника. Если убит единственный сын матери, то молодой убийца бежит с кинжалом к матери убитого и принуждает ее подать ему грудь. Во время этого насильственного требования родственники требуют кровавой мести. Решение предоставляется матери, которая сопротивляется; если, пока он сосет ее грудь, они кричат, она теряет этим через его убийство двух сыновей. Среди, таких частых убийств редко случается, чтобы погибала; женщина; хотя ее сейчас же продают и держат, как рабыню. Гостя (кунака — kunak) осетин защищает как самого себя и погибает скорее сам, чем уступит врагу его тело; он берет на себя кровавую месть за него. Они отдают чужеземцам своих сыновей для воспитания, часто целыми селениями и местностями. Воспитатели снаряжают воспитанника и вступают этим в родство и связь. Кровавая месть прекращается, если убийца похищает сына убитого, становится его приемным отцом и воспитывает его. С помощью такого средства примиряются самые мстительные семьи. Похищение среди своих вознаграждается в три раза, старшинам в шесть раз и (59) князьям в 9 раз. Боязнь всесильного существа не позволяет оссам похищать то, что свято для кого-нибудь или под защитой чего он находится. Он держит обещание и союз, заключенные в святых местах, потому что его понятия о силе божества очень темны и запутанны. Они наследовали от своих предков некоторое количество нелепостей, смесь христианства и суеверий, которые они согласовывают со своим образом мыслей, продолжая распространять их. Ежегодные жертвоприношения всей нации умиротворяют божество. Перед жертвоприношением старшина молится, поднимает на палке кусок жира или почки, разделяет его между всеми присутствующими, а остаток бросает в огонь. После перенесенного набега старшина опускается на колени в священном месте, молится и приносит в жертву что либо [32] съедобное или кусок своей одежды. Священные места представляют из себя большей частью каменные груды или скалы вблизи от опасного места. Кусок соленой рыбы, если она является лакомым кусочком, рассматривается как превосходная жертва. С меня для одного умершего потребовали курительный табак; так как я не имел его, то я дал немного сахара и кнастер табака, который был использован ими в качестве фимиама. Их суеверия особенно проявляются в смешных клятвах и обожествлениях, например, кошек, собак, мертвецов и многих других предметов. Дающий клятву перерезает у кошки горло или вешает собаку и клянется, что животное должно за фальшивую клятву (60) царапаньем, укусами и другими мучениями отомстить виновному. Над могилой осе призывает ушедшие души в свидетели, называет себя их рабом и готов перенести на том свете всевозможные напасти, если он дал фальшивую клятву. Когда экскременты скота насаживаются на палку с пожеланием, чтобы вор насыщался этим на том свете, это защищает скот от грабежей лучше, чем сторож. В знак союза они зарывают кол в землю и объявляют преступника лишенным покровительства закона. Вместо актов они передают друг другу бирки, надрезы на которых означают отдельные пункты. При всем невежестве в чтении и письме, они ведут что-то вроде летописи по развешенным головам и рогам в помещениях для жертвоприношений, которые напоминают им о событиях, явившихся в то время достопримечательным. Их лето исчисление ведется по времени жатв и в большинстве случаев так ограничено, что они не могут определить даже свой собственный возраст.

Уже в древние времена они были обращены в христианство, и знаменитая среди горных жителей царица Тамара старалась путем постройки многих церквей в горах укрепить среди них христианство. Хороший успех ее усилий объясняет то благоговение, которое народ сохраняет к этим местам. Падение греческой церкви в Грузии, благодаря частым нападениям персов и турок, захватил в еще большей степени и горные цепи (61). Близкая связь с христианскими соседями была уничтожена и служители церкви потеряны частью по невежеству, частью вследствие опасности. Последние священнические семьи старались сохранить за собой службу в церкви из-за корыстолюбия по праву наследования. Отсюда старшина при торжественных случаях умел произносить молитвенные формулы, с которыми у невежественного народа вскоре связалось полное тайн суеверие. Явления, предсказания, [33] предзнаменования поддерживали легковерность невежественного народа, а языческие жертвоприношения заменили забытую церковную службу. При торжественных празднествах еда и питье занимали главное место после жертвоприношения. Для того, чтобы скрыть обман и невежество и пользоваться преимуществом, которое предоставляло им суеверие народа, каждому постороннему был запрещен под угрозой смерти и несчастья вход в священное место. Я посетил такое место и убеждал доверчивых оссов в обмане; они сочли меня за исключение или за непрочного и хорошего христианина, которому, как они себе представляли, разрешалось приближаться к таким местам.

Они охотно позволяют себя крестить; некоторые повторяют это по нескольку раз для того, чтобы получить 7 аршин грубой холстины, которую им за это выдают; однако, после крещения, чтобы доказать свое христианство, они умеют разве только сделать крест и есть свиное мясо. Они отчасти соблюдают великий пост, но придерживаются и своих прежних суеверных обычаев и отличаются друг от друга (62) по еде и питью в известные праздники. В день пасхи я напомнил им об этом великом празднике христиан; они были смущены своим невежеством, тем более, что они не приготовили никакого пива. Иногда в горы посылали миссионеров осетинской комиссии из Моздока, о которых уже несколько лет как я ничего не могу отметить другого кроме того, что они крестят народ и раздают полагающийся при этом холст. Учебное заведение комиссии в Моздоке, если бы оно было общеполезным и его доходы разрешали бы более значительную подготовку, могло бы явиться основой преобразования этой нации. (Их следовало бы учить не только молиться по псалтырю, но и другим более полезным вещам) Я знаком в горах с прежними воспитанниками комиссии, которые не соответствуют всем тем требованиям, которые могут быть к ним предъявлены. Слишком высокомерные и ленивые для того, чтобы обрабатывать землю, неопытные в ручном труде и ремеслах, они живут гостеприимством своего народа или являются посредниками при обманах (Betrugs) между русскими и своей нацией, а иногда даже просто отвратительными разбойниками. Чрезвычайно необходимо было бы устроить в соседних местностях школы с их простым содержанием и чередованием земледельческих навыков и ремесел. Они не избегают казачьей службы и могли бы за сходное содержание освободить жителей Терека (Terekischen) от большой заботы. [34]

Их следовало бы учить не только молиться по псалтырю, но и другим Солее полезным вещам.

Их потребности настолько же несложны, как и их образ, жизни в большинстве случаев они пользуются собственными продуктами; в случае нужды они обходятся всем чужим. Холст, бумажная материя, слегка обработанное железо, особенно соль (63) они получают из России или Азии. Их женщины заботятся об одежде, которая состоит из черного или серого грубого кафтана (Rock) с разрезными рукавами, несколько короче татарского; из нижнего платья из грубого холста или бумажной материи; длинных белых штанов, достигающих лодыжки; носков, отделанных мягкой кожей снизу вместо подметок с плетенными ремнями и подложенной снизу травой; из высокой набитой татарской шапки; из черного лохматого мехового плаща и часто из грубой сорочки. Их постель состоит из двойных шкур и нескольких набитых шерстью подушек. Их пропитание самое умеренное. Тесто из грубо перемолотого проса, ячменя или маиса, испеченное в виде блинов под горячей золой или сваренное просо в воде, сыр, а также сырые коренья — вот что составляет их ежедневную пищу; реже встречается мясо и пиво. Живущие у подножья гор имеют также пчельники и изготовляют из своего проса обычную горелку (Brantwein).Они держат себя несколько чистоплотнее, чем кочевые народы, в особенности следят они за оружием. Они не садятся за еду не вымывшись и повторяют это после еды. Они склонны к работе, в особенности женщины постоянно заняты. Они заботятся обо всей одежде, о домашнем хозяйстве о жатве, сборе плодов, дровах и тому подобных работах. Мужчины, напротив, занимаются седельной сбруей, обработкой земли, пахотой, ремеслом кузнеца, каменщика и строителя, приготовлением пороха, выделкой из кожи ремней и обуви, охотой и войной. Их оружие состоит из длинного крымского или черкесского ружья (Rohr) с двумя дулами, привязанными ремнями к стволу; из легкой хорошей сабли, которая более прямая, чем изогнутая; из кинжала и ножа на ремне. Они имеют на груди кафтана от 5 до 8 патронов в деревянных или костяных цилиндриках и большую деревянную обитую кожей пороховницу с 2 или 5 фунт, пороха. Пороховницу, кинжал, нож, огниво, кожаный мешочек с пулями, другой с кремнем и прочими мелкими вещами, банка с жиром или маслом для чистки ружья — все это прикрепляется узким ремнем у пояса. Небольшая пороховница с охотничьим порохом висит на перевязи на шее и прячется в карман на груди. Они носят свое ружье всегда в чехле из барсучьего меха. Они держат оружие очень чистым и всегда готовым к употреблению, не [35] занашивая его. Их постоянные чистки, смазывание мозгом и высушивание во время хорошей погоды — все это предохраняет оружие от ржавчины. После каждого выстрела они прочищают ружье шомполом из твердого дерева с железным наконечником, кругом которого они наматывают тряпочку. Их заряды в соответствии с качеством пороха точно отмеряются без дальнейшей обработки, заряжаются с обыкновенной пулей, имеющей крестообразно два выпуклых ободка, что является более надежным и легче выбрасывает ее. Когда, они прицеливаются или сидят на земле, они верные и отличные (65) стрелки, но при перезарядке они медленны и нуждаются в нескольких минутах. Осс должен слезть с коня, чтобы зарядить ружье и вложить пулю. Они ищут для выстрелов защищенное место и не теряют их зря, но выжидают своих врагов с упорством, чтобы уничтожить их тем более верно. Когда несколько человек находится вместе, то они стреляют друг за другом, а не все вместе и выжидают, когда другой снова зарядит свое оружие. Они располагаются при обороне в нескольких шагах друг от друга, а при отступлении: первым стреляет всегда передний, который затем отбегает в самый конец для перезарядки ружья. Они стремятся в этих случаях достигнуть крутых мест, чтобы стоять друг над другом. Они умеют так выгодно пользоваться гористой местностью, что 10 человек могут защищаться против 100. Их война и набеги представляют из себя скорее нечаянные нападения, чем правильные наступления. Сначала они горячи, но вскоре остывают. При обороне они стойки и при наличии защищенного места, упорны; если же они окружены, то дерутся, как отчаянные.

Телосложение оссов соразмерно стройное, худощавое, жилистое; они среднего роста, часто несколько выше. Загорелое строгое лицо, дикие живые глаза больше обыкновенных, татарского разреза, общий вид — независимый. Они быстры и легки в беге, способны носить через горы невероятно тяжелые грузы, вбегать по крутым (66) скатам, так что носильщики часто погибают на месте от сильного кровотечения из легких, а взбирающиеся по горам — от астмы.

В их характере можно отметить черты хороших от природы людей, которые только благодаря привычкам и предрассудкам получили ложное направление.

Они во всем преувеличивают; только внешнее и настоящее управляет их страстями. Природа и привычка часто находятся в противоречии, отсюда их поступки так противоречивы. Они [36] щедры, делят свое пропитание между нуждающимися, услужливы, не отказывают просящему другу. Гостя они принимают со следующими словами: «Мой дом — твой дом; я и все мое — твое». С тем, кто находится под их защитой, они обращаются как с родственником и не отдают беглецов. Многочисленные русские перебежчики, которых я мало-помалу возвращал, были все увезены из гор за мой счет. Они жили свободно среди осетин и находили себе, не работая, пропитание. Они продавали им свои вещи и получали безвозмездно местную одежду. Мне предлагали за свободу этих людей подарки, а женщины преследовали меня из Далагира (Dalagir) на далекое расстояние; с умоляющими слезами прося за двух гренадеров из Томска (Tomskische), которых я ночью похитил у них. Так как все просьбы были напрасны, то они просили меня по крайней мере оставить их безнаказанными (67). Со своими рабами они обходятся справедливо и хорошо; их верность и служба обеспечивают им свободу.

Воровские, разбойничьи и жестокие наклонности развились у них в результате привычки и склонности к злодейскому славолюбию. Юноши доказывают свои способности воровскими набегами; даже грабеж на большой дороге укрепляет его славу, а смерть придает ему вид героя. Он гордится своими обманами и кичится убийствами и кровавой местью. Он не знает границ своей отваге, если считает себя или свою честь оскорбленными. Родители, братья, друзья — всем этим он жертвует бесчувственной жестокости. В моем присутствии сын убил своего старого отца за несколько сказанных им бранных слов. Он стоял вполне хладнокровно рядом с хрипящим старцем для новой зарядки своего ружья. Все равнодушно проходили мимо умершего, не оплакивая его и не унося с дороги. Я потребовал у старшины, которому я хвалил преимущества нашего закона, наказания этого убийцы. Он рассмеялся, увидев мой гнев: «Что вы Лотом будете делать?» задал он мне вопрос. «Еще строже его казнить» — был ответ. «Таковы ваши хваленые законы?» — вскричал он. «Это не твой отец и не мой отец; это его отец. Тут стоят его братья. Что нам за дело?»

Мой толмач был ограблен пятью братьями. При разделе кусок богатой ткани достался второму брату. Старший брат счел себя оскорбленным и убил его, а один из братьев отомстил за смерть первого. Последний (68) похоронил первого с материей, поскольку он думал, что она ему принадлежит и поскольку он хотел отдать ему справедливость. Осетины [37] убивают врага, если он стар или если он не пригоден вследствие ран в качестве раба.

Между тем несмотря на дикость, их легко одолеть, если умеют управлять их страстями. Их вспыльчивому гневу необходимо пойти навстречу, а нерешительность предупредить силой. Их склонность к переменам побеждается только холодной, твердостью; при этом неожиданное и новое оказывают лучше всего действие на их невежественный ум; если склоняется один — он ведет за собой остальных. Их покорить легче, чем удержать. Это непостоянство является результатом боязни обмана, который между ними так же распространен, как и славен. Если они убедились в искренности, то они слепо следуют за человеком. Красноречие может много сделать среди них, убеждение — еще больше, а пример делает все. С помощью услужливости, осторожности и приветливости можно свести с ними знакомство; с помощью хорошей славы можно вскоре получить их дружбу, а с помощью услуг и небольших подарков можно привязать их к себе. Поняв это, можно с некоторой осторожностью безопасно жить среди них и, благодаря многим связям, сделаться вскоре влиятельным лицом. В тех местах, где я сперва едва решался ездить с конвоем, я мог затем находиться с полной безопасностью. Шайки разбойников были моей свитой и самой надежной охраной в наиболее опасных местах. Среди врагов (69) русского имени я нашел вскоре лучший прием и был самым приятным гостем. Сами убийцы, которые прежде грозили мне гибелью, старались как можно лучше мне услужить и давали мне спокойно спать среди них, в то время как они охраняли мою безопасность. Упрямый Каншу (Kanschou) старшина Дергипша (Dergipsch) требовал мостовой сбор даже с генерала Тотлебена, потому что, как он говорил, даже грузинский архиепископ должен был его уплачивать; он грабил офицеров и курьеров, задерживал караваны и недавно имел в своих когтях д-ра Рейнегса (Reinegs). Этот 80-летний разбойник, несмотря на свою Слабость, заставил свести себя вниз по каменной лестнице с своего холма и пришел при остановке держать мою лошадь. Это уважение я приписываю только молве моих приверженцев, так как он ничего с меня не потребовал и только вспоминал, что много обо мне слышал. Бекби (Becbi) хитрый, вероломный бродяга, скрывавшийся в горах, как ловкий вор и жестокий убийца на большой дороге, оставался преданным мне человеком в самых опасных положениях, пренебрегая даже своей выгодой. Со своей шайкой разбойников он служил [38] мне охраной и провожал меня с собственной опасностью туда, куда отказывались итти другие конвои. После знакомства с ним, путешествуя однажды с одним уже 10 лет лак сбежавшим русским солдатом и проводником, достиг я у подножья снежных гор его банды из 30 разбойников. Я нашел его с его сообщниками, обдумывающими разбой и лежащими у огня. Так как здесь никого не ожидали, то они были очень удивлены моему появлению среди ночи. Они проявили сильное (70) беспокойство, задавали мне тысячу вопросов и подозревала измену. Я смеялся и ничего не отвечал на их волнение. Бекби вскочил с ложа, направил ружье и в упор спросил меня, зачем я сюда пришел., «За едой, — отвечал я и сел на его ложе, — Я ничего не ел со вчерашнего дня». Он рассмеялся, дал мне в знак дружбы оружие и прислуживал мне, «Ты имеешь право, — сказал он, — теперь я понимаю, почему ты не отвечал».

Послам имеретинского царя было чрезвычайно трудно проходить через горы; их пропустили только под моей защитой. В течение 3 лет царь Соломон (Solomon) согласно собственному признанию, не мог перевести князя Диван-бека (Divan-bek) с чиновниками особых поручений к начальнику русской границы. После полученного приказа сопровождать его, мне было гораздо труднее убедить царя з безопасности переезда, чем избежать грозившей нам опасности. В горах нас окружили черкесы (Tscherkessaten), направившие на нас свои ружья. Я пошел к ним один- с толмачем и после коротких переговоров они нам открыли дорогу со словами: «Ты вырвал у нас из рук верную добычу; мы дарим ее тебе и уходим» Я мог бы привести еще много таких приключений, если бы это не было излишним. Считать безопасные сношения с этими варварами за невозможное — является простым предрассудком. Наше собственное поведение является причиной многих неприятностей. Справедливое и уступчивое (71) поведение сделало бы из этих горцев уже давно наших друзей и, конечно, хороших подданных. До этого времени их посещали только наши толмачи; это были обыкновенно изгнанные ими люди, которые, опираясь на пример русских, обращались с ними непристойно и высокомерно, так что они не могли ужиться между их скалами; кроме того корыстолюбие таких представителей, проявлялось совсем на азиатский лад. Отсюда как следствие — строптивость этих людей, которые, при наказании их, таили в себе вражду. Честный человек, которому горная комиссия могла бы довериться и который жил бы между ними и умел бы пользоваться их прямодушием, [39] вероятно добился бы без труда того, чего не в состоянии сделать сила. Миссия действительно выполнила бы этим свое дело, а уговоры возделывать равнины оказались бы более действительными. То начало, которое я добился в столь короткое время в деле обработки земель, показывает, что можно ожидать с этой стороны. Я хотел взять обязательство ежегодно приводить на равнины свыше 1000 людей для новых поселений тогда, когда они искали себе надлежащую защиту. По этому вопросу меня порядочно беспокоило много селений. Главной целью этого труда было заселение с помощью русского гарнизона из Татартупа (Tatartup) ущелья, которое должно было бы впоследствии взято (72).

Как вообще Кавказ заслуживает внимания, так в особенности и Осетия (Osetien) имеет значение, так как она близка нам и важна для сношений с грузинами. Нельзя ли было бы найти более короткий путь на Анатолию (Anadolien) через эту страну? Я думаю, что мог бы указать один, который путем улучшений оказался бы вполне приличным. С помощью его освоения можно было бы одолеть народы, которые, вместо того, чтобы грабить наши границы, стали бы их охранять; недоступные горы, стена из скал между двумя морями, предназначенная как будто бы для того, чтобы с приложением небольших усилий воздвигнуть непреодолимую линию — представляет из себя здесь естественную границу. Минералы, которыми богата Осетия, дают больше надежды на эту местность, и я могу указать богатые свинцовые и серебряные руды. Земледелие, скотоводство и народонаселение увеличивалось бы прямо на глазах, если бы русские законы препятствовали раздорам, свирепствующим среди этого народа. Долины могли бы приносить все продукты, которыми богата Швейцария, если бы только они подвергались правильной обработке. Зима здесь сносная, как и в соседних низменных местах, где в течение всей зимы могут пастись стада. Корма для больших стад было бы вполне достаточно если бы отдаление от жилищ не было опасно вследствие грабежей.

Это самое важное в Осетии. Климат умеренный и здоровый не мало способствует плодовитости людей, скота и земли. Эти горцы здоровый, сильный (78), проворный и кропотливый народ — могли бы быть вдвойне более многолюдными и хорошими подданными, если бы они имели законное государственное устройство (79). [40]

Река Кезил (Kesil)

В 12 верстах к западу от Терека с гор течет Кезил (золотая река). Он течет на протяжении 35 верст к северу в низких каменистых берегах через плодородные равнины и впадает у горы Ахловиш (Achlowisch) с левой стороны в Терек. Он меньше остальных притоков. С его правой стороны впадает река Архан (Archon) в которую в 6 верстах к востоку под горой вливается Гутшедон (Gutschedon). Истоки этой реки в горах и само ущелье полны лесов и имеют в ширину 80 сажень; дорога вдоль левого берега на протяжении 16 верст удобна для езды. 10-ю верстами выше оправа впадает горный ручей Генал (Genal) с юго-востока. На Генале еще выше в 8 верстах лежат селения Шаниба (Schaniba) и Калатш (Kalatsch), куда ведет трудная дорога. Отсюда идет пешеходная тропа через горы на восток к Шимити (Schimiti) на Тереке.

Дорога идет вдоль Кезиля и после селения Кобан (Koban) переходит на полпути на правый берег. Долина расширяется, леса становятся реже и дорога ровнее. Через 16 верст от истоков или в 28 верстах к юго-западу от Caypoвa (Saurow) находится Кобан (79). Эта местность лежит на левом или западном высоком берегу реки; по ней разбросаны селения, а с запада по ней течет небольшая речка. Лесистые предгорья здесь заканчиваются, долины узки, но плодородны, сильно заселены и жители более миролюбивы, чем остальные. Я повторяю еще раз, что лучшее пропитание и более открытое местоположение сделали этих людей более обходительными и человечными; тогда как бедность, недостаток в самом необходимом и жалкие жилища развивают грабительские и опустошительные наклонности. Здесь можно встретить отдельные каменные строения, но по большей части это деревянные плохие дома, похожие на горные хижины. Старшина Сурхав-Илик. (Surchaw-Ilik), очень преданный нам человек, принял нас хорошо и проводил далеко с проводниками и охраной. К западу лежат пастбища и пашни, откуда также кадет пешеходная тропа через горы к Пагку (Pagk)выше Файнагедона (Fainagedon) На западной стороне моста (через Кезил в 2 верстах отсюда) лежит на высокой крутой скале небольшое селение (80).

С возвышения, откуда, в отдалении виден Дергипш (Dergipsch) дорога идет к югу по левому берегу (Кезиля) через равнину . . . Дергипш лежит на правом высоком берегу Кезиля . . . Местечко большое и имеет по большей части каменные жилища, между которыми на северо-восточной [41] стороне поднимается укрепленный замок старшины Каншава (Каnschaw). Этот старый разбойник заставил свести себя вниз из своего разбойничьего гнезда для того, чтобы встретить меня; я не ожидал этого от его спеси. Его 5 сыновей держались несколько в стороне вооруженными на конях из предосторожности и боязни, но по моему требованию им пришлось приблизиться, чтобы в знак гостеприимства передать саблю и всем вместе увезти обратно старика . . . (81).

После дружественного приема я взял у них проводника в Куртат (Kurtat) я отправился к западу по левому берегу, по равнине длиной в 4 версты, в конце которой Кезил пробивает себе путь к югу сквозь узкое ущелье. У этого ущелья на западном склоне горы лежит на берегу речки селение Какадур, а несколько далее к югу — селение Ламардон (Lamardon) в 7 верстах от Дергирша на левом берегу недалеко от дороги стоит камень ... К северу (82) от него находится скалистая гора, на вершине которой лежит так называемая Табау-Ватшила (Tabau-Watschila) или пещера Ильи. Это священное место почитается всеми соседними местностями ..... (83).

С упомянутой возвышенности дорога идет вниз год гору к Куртату (Kurtat). Идя вдоль правого берега реки Факсан (Faksan), достигают Шаарикау (Schoarikau), который лежит в 2 верстах от Куртата на скалистой возвышенности. Куртат лежит в 12 верстах от Дергипша к западу и его селения расположены частью на реке Порк (Pogk) или Фок (Fokflusse) и частью на соседних возвышенностях. Этот округ один из наиболее обширных, многолюдных и плодородных. Многочисленные развалины башен и стен на самых высоких возвышенностях говорят о древности места и о многих происшедших здесь изменениях. Поскольку поблизости нет лесов, земледелие вполне обеспечивает жителей. Долина тянется к юго-западу на протяжении 8 верст; в ней расположены следующие селения: Харишкин (Charischkin), Xopa (Chora), Хидикус (Chidikus), Ладш (Ladsch), Шимити (Schimiti), большое местечко на левом берегу на склоне горы; Барсикау (Barsikau) на правом высоком берегу у маленькой речки. Здесь нас наилучшим образом принял старшина Соломон Гуриев (Solomon Guriev). Он крещенный, хочет быть хорошим христианином и придерживается старых суеверных обычаев.

К северу, где долина имеет 5 верст длины, лежат селения Фартиг (Fartig), Валассик (Walassig) и Хикус (Chikus), где имеется деревянный мост через Погк. На противоположном левом берегу находится Талаков (Talakow), Мисси (Missi) на речке, [42] протекающей вдоль возвышенности и Гули (Guli). Шаноба (Schanoba) на правом берегу и Шифгис (Schifgis) на левом, старое местечко у подножья северных скал около узкого ущелья, которое здесь достигает едва ли 30 сажень ширины. Здесь имеется часовня с двумя небольшими колоколами, посвященная св. Георгию и отпирающаяся ежегодно только в день его праздника. В северной скале находятся пещеры, старинные жилища этой долины. Небольшие каменные ступеньки (86) ведут к этим пещерам.

К востоку по направлению к Куртагу у истоков Факсана лежат селения Ганикоф (Canikof) и Гарикоф (Garikof,). На вершине высокой крутой горы напротив Куртата лежит Сакуна (Sakuna), древнейшее местожительство куртатских осетин, покинутое главным образом вследствие трудной дороги ..... Дорога идет далее на юго-запад, удобна для езды и приводит к последнему селению Гаришкин (Carischkin). Это местечко лежит на левом возвышенном берегу Погка, который течет с юга и имеет мост, через который дорога идет к левому берегу. Оно лежит к юго-западу в 6 верстах от Куртата. Долина, суживатся (87), а дорога становится трудной и неровной ... По неровной дороге мы вскоре дошли до старой разрушенной стены, в которой находилась башня. Эта защитная стена, как рассказывают, была взята хитростью франкским (Fraenkischen), ханом после длительной осады ... На Плоском каменистом берегу реки я обнаружил различные богатые куски руды, которые, вероятно, оторвались от ближайших снеговых гор. Ни одна местность не показалась мне так богатой минералами, как эта, и я нашел здесь также топазы и горный хрусталь, которые лежат кругом реки с большим количеством кварца.

Хилак (Chilak) лежит к югу в 2 верстах от старой стены у входа в долину, которая все больше расширяется по направлению к югу. Местечко лежит на левом берегу Погка и имеет плохие, каменные, близко друг от друга, построенные жилища. . . Местность холодная и неплодородная; жители бедны и нуждаются в дровах. В трех верстах выше лежит другое селение, вблизи от которого Шамара (Schamara), текущая с юго-востока, впадает с правой стороны в Погк. У истоков этой речки живут тринши (Trinschen), а у истоков Погка — сахинзы (Sachlnzen (88), ближайшее селение которых лежит в. снеговых горах . . . На южной стороне снеговых гор в 12 верстах живут нарри ( Narri) до самой линии снегов. Дорога [43] идет к границе Грузии и Имеретии или по старому Картуеля и Ибери . . . Большая дорога на Армению и Анатолию (Natolien) проходит поблизости . . . Другая дорога идет с юга, юго-запада в северную Имеретию через Маминсон к Хлоби (Chlo bi), северному селению провинции Кадш ( Kadsch)...

В долине Куртата дорога удобна для езды до самого северного селения Шифгис (Schifgis). . .(89). К востоку около ручейка идет пешеходная тропа по лесистой возвышенности по направлению к селению Кобан (Koban). В 10 верстах от Куртата мы достигли небольшой, окруженной лесами, равнины, у истоков Фаинагидона (Fainagidon) на левом берегу Погка. Поднявшись по пешеходной тропе по возвышенности на левом берегу Фаинагидона через густые леса вдоль хребта гор, я достиг через 7 верст селения Картш (Kartsch). Это последнее лежит у подножья горы на левом берегу Фаинагидона и состоит из плохих деревянных хижин. На крутом высоком холме, находящемся посередине долины, лежат старые каменные жилища, обнесенные стенами и башнями, в большинстве развалившиеся и плохо содержащиеся. К западу в 4 верстах на возвышенности правого берега реки лежит другое селение, где мы переночевали у старшины Татта (Tatta) богатого человека. Это местечко живет обособленно от Картша и имеет на обнаженных-лежащих кругом горах хорошие пастбища и стада. К северу на вершине лесистого предгорья растет лучшее красное дерево Негной (Negnoi), тисовое дерево. В полутора верстах к западу, на такой же возвышенности, лежит второе селение, около сбегающего с юга ручейка (90). От истоков Фаинагидона идет пешеходная тропа через густые леса вперемежку с маленькими лугами; она ведет в долину 10 верст длиною около, левого берега Погка. Река течет по равнине в 25 верст длиною. Недалеко от ее истоков в нее впадает река Кезил (Kesil), а выше Татартупа (Tatartup) она: вливается в Терек, в 5 верстах от впадения Кумбелея. У предгорий в 6 верстах к северо-востоку и в 2 верстах к югу от Погка находятся развалины осетинского Подвора (Podwor), лежащие в прекрасной к плодородной равнине, в сторону центра. Осетии (Ossien) и к югу от Моздокской дороги . . .

Мы достигли двух маленьких речек с крутыми берегами, из которых наиболее значительной является Швадок (Schwadok) В двух верстах к северу от горы в таком же расстоянии от Арадона (Ara-don) в равнине находится небольшой (91) лесок, называемый священной рощей ... С другой стороны [44] рощи бежит речка Гатипс (Gatips), у истоков которой растет красное дерево.

По соседству течет Арадон . . . Это самая быстрая и большая река после Терека.

Дорога на Валагир (Walagir) идет по левому берегу Арадона. Селения этого округа начинаются в 8 верстах в горах и разбросаны вдоль возвышенностей долины. Долина более узкая, чем остальные (92) и менее плодородная, вследствие чего жителям не хватает достаточно пропитания. Они основами две колонии на восточной стороне предгорий: к югу — Саликар-дон (Salikar-don), а к северу, у склона горы — Баригсан (Barigsan), на речках такого же названия. Я вскоре убедил их спуститься для обработки земли на равнину под горами и вернулся с несколькими их старшинами для осмотра местности, где они еще этим летом просили позволения поселиться. Местность у речки Ширау (Schirau), которая протекает мимо в нескольких верстах от Арадона, представляется им особенно выгодной. Около речки лежит ровное пустое предгорье, которое они выбрали для постройки селения.

Перейдя 4 небольших речки, мы достигли Усдона (Us-don — Белую речку). Он образует два рукава выходя из скалистых высоких гор, которые тянутся как стена из скал от Арадона к западу до Уруга (Uruh). Вдоль восточного рукава по второй дороге приходят к валагирским (Walagirschen) селениям Ходо Сhоdо, и Нузал (Nusal), а отсюда и в самый округ . . . (93).

Ус-Дон (Us-don) (Белая река).

Река Ус-дон или по-русски — Белая (Bjelaja) получила свое название от многочисленных известняков, находящихся по ее берегам; ока имеет довольно крутые берега, но течение ее менее быстрое и сама она меньше, чем реки высоких горных цепей ... В северной долине у истоков на лесистых флецовых горах лежат два наиболее значительных селения Кубати (Kubati). Первое лежит на левом высоком берегу реки, которая омывает его с южной и восточной стороны... С другой стороны к югу от реки стоит на крутом высоком берегу обоих рукавов, которые здесь соединяются, более старое селение Кубати (Kubati); оно господствует над обоими ущельями на Валагир и Дугор, имея с юга сзади себя густые леса и скалистые горы. В первом селении стоят деревянные жилища с огороженными дворами и садами. Во втором южном селении среди каменных строений виден замок бадилеттов [45] (Badilettische) с одной высокой башней. В садах они разводят по примеру кабардинцев — бобы, турецкий маис, редьку, огурцы и большое количество обыкновенного зеленого табака; всем этим они торгуют с Моздоком. Они хорошо обрабатывают поля и обменивают излишки на скот у кабардинцев, которые в этом отношении обычно более нерадивы (94). У них имеются большие стада и по сравнению с другими горцами сии зажиточны, в чем им помогли плодородная почва и хорошее местоположение. Они являются недавно вышедшими колонистами дигоров (дугоров - Digoren) из Уруга. В нервом селении живут кургоки (Kurgok), во втором — кельмени (Kelmen) и мизошты (Misosi) из Бадилеттского рода, их начальники, считающие себя равными князьям.

При моем приезде все были в большом смятении и волнении. Старшины сопротивлялись в течение многих лет все усиливавшемуся притеснению бадилеттов (Badiletter), которые хотели обращаться с ними по примеру кабардинских князей, как со своими подданными . . . (95).

В течение двух лег, когда я объезжал Малую Кабарду и изучал ее, народ принес неслыханные жалобы на бадилеттов лейтенанту полковнику (Obristlieutenani) Фромгольду (Fromhold) Так как положение казалось слишком трудным, то их обнадежили. Бадилетты обратились к кабардинцам, которые, однако, благодаря своему собственному сомнительному положению не могли оказать никакой помощи или только в незначительной степени. Для того чтобы поддерживать волнение в горах, они вое больше поднимали бадилеттов против народа. Помимо надежды, которую они имели, подчинить себе народ этими ссорами, они также отнимали у него пошлины, в которых те отказывали бадилеттам. При моем приближении селения, граничащие близко с Кабардой, послали своих старшин ко мне с жалобами на то, что молодой кабардинский князь Мизошт отнимал у них пошлины. Согласно моих инструкций я должен был всю Осетию считать совершенно независимой от (95) Кабарды и я пригрозил этому кабардинцу, что я его схвачу к велю отвести на границу. Князь убежал, оставив уже погруженные телеги, которые были снова вручены владельцам. После этого случая большинство селений посылало ко мне в Кубати своих старшин со своими жалобами. Я призвал туда бадилеттов, но получил настойчивый отказ; для более подробного расследования дела я назначил общее, собрание всех дигорских старшин в Каретшау.

Каретшау (Karetschau) — колония дигорцев, лежит на [46] северо-запад от Усдона под лесистыми предгорьями на Уруге . . . Посредственная дорога приводит вскоре от Кубати через окруженную лесом речку в 6 верстах к реке Дурдур (Durdur) между обоими источниками которой лежит значительное селение Дурдур (Durdur) Название Дурдур («камень-камень») произошло от большого количества камней. Река выходит из ближнего лесистого предгорья, течет на север-северо-восток и близ Татартупа (Tatartup) впадает в Усдон. Вместе с ней Усдон вливается в Терек как раз перед ущельем, к югу от Татартупа (Tatartup), чем делает ущелье еще более неприступным. Селение Дурдур в полверсте от предгорьев считается за бадилеттской семьей Таговер (tagower), которая состоит сейчас из 7 братьев, старший из которых Эйдек (Eidek) для сохранения своих прав заново крестился и покинул сторонников бадилеттов (96).

Идя по левому рукаву Дурдура, дорога вьется вдоль плоской возвышенности и через три версты проходит через речку Большой Гуссарек (Gussarek), а еще через 2 версты через Малый Гуссарек, которые вскоре соединяются и через 6 верст впадают в Дурдур. В нескольких верстах протекают два рукава Псогала (Psogala) по-русски их ошибочно называют Соола (Soola) . . .; в трех верстах отсюда по Татартупскому ущелью течет речка Хатин (Chatin) с двумя рукавами и впадает в Уруг.

Река Уруг (Urug)

Уруг начинается в высоких снеговых горах Имеретинской провинции Радша (Radscha), принимает в себя много горных ручьев, течет по горам и вытекает из глубокого, узкого, скалистого русла в лесистое предгорье. Где то выше Дшулата (Dschulat) он впадает с левой стороны в Терек. Он затрудняет дорогу на Бештомак (Beschomak), Каретшау (Karetschau) большое селение в 23 верстах от Кубати, лежит между крутым и высоким берегом Уруга и берегом реки Харсин (Charsin), которая течет с юго-запада и около этого местечка (97) впадает в Уруг. Местечко имеет удобное и хорошее местоположение, деревянные строения, сады, поля, особенно хорошие пастбища и здешний табак, который горцы считают наилучшим. Татартупская горная цепь тянется за селением в сторону Кавказа. Она замыкает здесь Суншу (Sunscha) и образует между Суншей и Уругом большую осетинскую равнину, одну из превосходных и плодородных местностей, по которой протекают 8 больших и некоторое количество маленьких рек; с помощью [47] обработки она могла бы сделаться счастливейшей местностью, однако, она лежит необработанной вследствие обоюдной боязни кабардинцев и горцев.

Ниже Каретшау (Karetschau) в 8 верстах к северу на возвышенности левого берега Уруга, в узком ущелье, проделанном рекой через татартупские горы, лежат селения Ватшило (Watschilo), Вассилово (Wassilowo) и Тума (Tuma) принадлежащие незаконнорожденным детям бадилеттов. Кабардинские селения Коголкин (Kogolkin) граничат с ними с северной стороны. В 8 верстах к западу на Лесгерне (Lesgern) у подножья гор лежит самое крайнее осетинское селение Кабан (Koban). Между ними и Каретшау лежит татартупская цепь, через которую сквозь леса ведет не особенно удобная дорога. Все селения, лежащие впереди и у подножья гор, являются новыми поселениями живущих в горах дигорцев, с которыми они все связаны и находятся в родстве . . .(98).

При увеличении народонаселения они не нашли другого (98) пути расселения, кроме северных степей. К югу турки оттеснили беглых (fluechtigen) имеретинцев до снеговых гор Кавказа. К западу они граничили с татарским народом бассианами (Bassianen) или лучше сказать балкарами (Balkaren).

К востоку они дошли до Усдона, но далее их остановили сильно заселенные валагирские долины. Бадилетты соединились с кабардинцами, получив благодаря этому возможность поселиться у подножья гор. Народ попал в зависимость, а благодаря этому, власть бадилеттов усилилась, и форма управления стала более аристократической; при моем пребывании она снова изменилась в демократическую.

Бадилетты (Badiletter), хотя они и не называют себя князьями, но требуют таких же преимуществ и смотрят на старшин, как на своих узденей (Undes (дворян). Тумы (Tuma), происходящие от незаконнорожденных детей, являются их солдатами, приходят по требованию вооруженными и насильно взыскивают штрафы, часть которых достается также и им. Бадилетты вместе с кабардинским союзом приняли также магометанскую религию. Их род увеличился в настоящее время в полтора раза; большинство из них не имеют значительных или никаких владений. Они вступают в брак между собой или с самыми знатными кабардинскими семьями.

Старшины (Starschinen) у бадилеттов, согласно их традиций, происходят от маджаров (Madscharen), из одного и того же рода с ними, и склонны к христианской религии (99); часть из них приняла крещение, в особенности обитающие в [48] селениях на границе со степью. Однако, их христианство, за исключением крещения и имени, не имеет никакого значения.

Благодаря общей ненависти к бадилеттам и их защитникам кабардинцам, среди них возникло отвращение к магометанской религии. Их крещение поэтому чисто политическое, для того, чтобы путем вписывания своих имен обеспечить себе ближайшую помощь России. Простой народ вступил в тесный союз со старшинами по сходству образа мыслей для того, чтобы помочь удержать свою свободу. Они хотят называться христианами и имеют некоторое знакомство с христианскими верованиями, например, с великим постом и почитанием св. Георгия и Ильи, но все это вперемежку с суевериями. Пример таких суеверий я увидел при моем возвращении в Кубати. Сильная гроза, часто наблюдавшаяся в предгорьях, погнала работавших в полях женщин в селения и в 50 шагах от моей палатки убила молодую женщину. После удара те, которые с ней шли, издали крик радости, стали петь и танцовать кругом убитой, все полевые работники, так же как и все жители селения, собрались вокруг танцующего круга, невзирая на то, что гроза продолжала бушевать. Их единственным и простым напевом был: «О Елаи! Ельдаер чоппей» (О Ellai! Ellai! eldaer tschopie) — слова, которые никто не мог мне объяснить, поскольку они сами не знали языка, из которого они были взяты. Кружась в хороводной пляске (100) повторяли они в такт эти слова, то в таком, то в обратном порядке, причем один запевал, а хор подхватывал. Убитой после грозы, надели новую одежду, ее положили на подушке на то место и в том положении, как она была убита и до самой ночи продолжались беспрерывные танцы. Ее родители, сестра и муж танцевали, пели и представлялись настолько довольными, как будто бы это было какое-то празднество потому, что печальные лица оценивались как бы грех против Ильи. Это празднество тянулось 8 дней и попечение о нем нес горный врач Геншек (Genschek), эскулап Кавказа, получивший свое искусство от старых женщин и прославленный всюду благодаря своему лечению травами. Он, которому я вследствие любопытства пожертвовал много подарков, известил меня о новом событии. Он насильно заставил пораженного когда-то молнией юношу пойти к месту, где лежала убитая. Там верят, что все, пораженные молнией, но оставшиеся в живых, становятся служителями и провозвестниками воли Ильи; даже скот, пораженный молнией, получает свободу. Как только молодой человек приблизился к убитой, он поздоровался с ней, [49] как с товарищем, назвал ее такой же счастливой, как и он сам, пел, танцевал в кругу, извивался, упал, наконец, на по душку к убитой, закрыл глаза и продолжал до полного изнеможения биться в конвульсиях, во время которых четыре сильных человека едва могли удержать его. Хор возобновлял пение и пляски, когда судороги (101) оставляли его, но как только они усиливались, все останавливались и смотрели на страждущего с большой серьезностью и благоговением. Юноша рассказывал с закрытыми глазами очень бойко о том, что он видит у Ильи и называл все имена убитых,, которые находились рядом с ним. По целым часам, корчась попеременно в судорогах, возвещал он в восторге приказания Ильи для умершей. Самым значительным был приказ поддерживать огонь в течение 8 дней около трупа и воздержание от всяких работ и ремесел. Были собраны подарки, убитая была положена в гроб и выставлена в течение 8 дней на подмостках. На восьмой день ее положили в новую арбу (Arba) (телега), которую должны были везти пара быков с белыми пятнами. Быки были выбраны таким образом, что они принадлежали скупому человеку после этого их убивали. Эту шутку проделал с ним врач потому, что он не уплатил ему за лечение. Молодые люди пошли процессиями с родственниками по соседним деревням, пели и собирали подарки скотом и другими продуктами. Подарки шли или для убитой, или для празднества, или для родственников, в число которых входил и доктор и юный ясновидец. За несколько подарков доктор открыл мне свой обман, именно, — что он перевязывает молодому человеку руку, чтобы препятствовать кровообращению, вследствие чего естественно и начинаются судороги. Несмотря на жару, я не мог через 8 дней заметить в гробу никакого гниения; осетины считали это за чудо, но так как гроб был заколочен (102), то я не мог разъяснить обман. Гроб был поставлен, наконец, на телегу, запряженную быками и им позволили итти, куда они хотели; там, где они сами остановятся, и должна была быть похоронена убитая. На этот раз быки остановились у ближайшей травы; тотчас же выложили четырехугольник из камней, на возвышении в несколько футов, поставили гроб и заложили его кругом и сверху камнями, образовав возвышение в сажень высоты. Рядом с этой кучей камней воздвигли шест с натянутой козьей шкурой и головой; рядом на более маленьком шесте повесили лучшие одежды усопшей и поели сообща у могилы собранные подарки. Скот убитой (так ее благодарили) [50] был отпущен в степи, где он получил свободу и оставался непотревоженным. Этому скату привязали значок и, если он приближался к пастухам, его снова отгоняли.

Волнения среди дигорцев продолжались, а недовольство бадилеттами среди старшин и народа ежедневно все увеличивалось. На собрании в Каретшау (Karetzchau) насилия этих последних были расследованы, и я потребовал их прибытия туда во второй раз, чтобы кончить по хорошему их ссоры. Они созвали собрание в горах около Дугора, обещали все привести в Порядок и уладить по хорошему, но тут же сделали воинственные приготовления и принудили многих присоединиться к их партии. Они старались склонить меня на свою сторону; их удерживал исключительно страх перед (103) большим собранием в Каретшау, но как только оно разошлось, они пришли ко мне за правосудием. Роспуск собрания в Каретшау казался мне тем более необходимым, что многие для защиты своих семей должны были вернуться в горы. Через три дня было созвано новое заседание в Кубати и перед этим между ними была учинена присяга, а именно: по первому требованию России принять присягу верности и насильно задержать бадилеттов; не допускать никакого насилия бадилеттов над отдельными людьми, но защищаться сообща под страхом смерти.

На третий день собрались старшины Кубати, куда на этот раз пришли 20 бадилеттов. Они уселись в узком ущельи, держали себя миролюбиво обещали за все насилия дать удовлетворение и всем вместе принести присягу. Все казалось обещало быть очень хорошим. Эйдек (Eidek) бадилетт дал себя окрестить, а другой из Каретшау отправился к русской границе к генералу Фабрицию (Fabrizian), чтобы изложить устно свое дело. Я так же писай тогда, что варил в ближайшее улаживание дигорских волнений. Я ежедневно заставлял сообщать себе исход переговоров и нашел, что меньше всего упоминалось о том, что я предложил сделать. Черед 6 дней стал ясно виден обман бадилеттов, которые стремились только выиграть время. Я назначил следующий день как для принесения присяги (104), так и для улаживания главных вопросов их насилий. В этот день они были сговорчивы, самое главное было сделано, и собрание тянулось до ночи, между тем как я убеждал их оставаться вместе до окончания дела. Присяга за неимением корана была отложена до следующего дня: в этот день бадилетты убежали в горы. Я узнал с помощью небольших подарков, что они сговорились никогда не [51] сдаваться России, противиться всем русским приказаниям, нападать на русских, убивать их посланников, грабить несговорчивый народ и продавать самых знатных предводителей рабство. Старшины с гор известили меня как об этом, так и о том, что бадилетты вошли перед этим в соглашение с черкесами и бассианами (Bassianern), своими соседями и ждали от них помощи. Старшины умоляли также о помощи во имя всего дигорского народа. Я сделал еще одну попытку и послал к ним толмача, чтобы по хорошему уговорить их приехать ко мне; кроме того, я приказал тайно разузнать их приготовления. Они упрямо ответили толмачу, что если я останусь еще один день в их местности, они сумеют меня открыто или тайно по дороге убить... Они вооружали около 600 человек, частью из своих, частью взятых из Народа. Они хотели с их помощью захватить узкое ущелье между скалистыми горами (105) и крутыми берегами Уруга, захватив все пути сообщения предгорий как для того, чтобы сделать невозможным доступ к ним, так и затруднить мне выезд из гор, принуждая этим горцев присоединиться к ним. Рано утром несколько старшин пришло ко мне, умоляя о срочной помощи, иначе все погибло. На следующий день было решено сделать на меня нападение, убить всех кругом меня, захватить дорогу, укрепиться и умертвить всех сопротивляющихся, я очутился в неприятнейшем положении. Я был слишком далеко, чтобы дать о себе сведения и потребовать помощи. Если бы я поспешно убежал, это дало бы бадилеттам время укрепиться, сделаться опасными и означало бы навсегда потерять доверие народа: это было как раз то, что именно и ожидали бадилетты. Я выбрал выход, против которого все, благодаря связанной с ним опасности, возражали: именно, доверяясь ненависти народа уйти с ними в горы и заставить бадилеттов насильно пойти на соглашение. Только благодаря обычному праву сохранилось еще некоторое почтение к бадилеттам, и я знал, что месть народа задерживалась только из-за отсутствия вождя. Я приказал собравшимся у меня старшинам внезапно собрать селения Кубати: во время этого бадилетты скрылись. Старшины провозглашали на улицах, чтобы от каждого дома вооружился один человек и, взяв с собой запасы провизии на три дня, под страхом отнятия быка, встал бы на мою защиту (106). Они выставили не более 60 человек. Мои старшины сказали мне, что незначительность штрафа вызвала сомнение в серьезности дела. Я удвоил штраф и начал с пары быков. Тогда ко мне побежали [52] со всех сторон и через несколько минут кругом меня собралось несколько сот хорошо вооруженных горцев. Я тотчас же отправил нескольких из них с казаками и старшинами в селение Дурдур, Каретшау и Кобан, чтобы таким же способом собрать народ. Я назначил им сборным местом обнаженную гору над ущельем, где сходятся все дороги из этих селений. С 300 дигорцами и 6 казаками отправился я после полудня через селение Кубати к западу вдоль левого рукава Усдона в горы... Я оставил перед ущельем отряд из 20 казаков и нескольких горцев (107) ... Я послал старшину с несколькими дигорцами... захватить узкое ущелье и через нескольких старшин дал знать живущим дальше в горах собраться ко мне рано утром под ущельем. С наступлением ночи расставленные посты привели молодого бадилетта Мисоста (Misost), который хотел пробраться к своим, но нашел все проходы занятыми. Он прятался со своими 5 рабами в горах, наблюдая за мной и хотел теперь сообщить своим о моем приближении. Его сообщники признали, что не предполагали последнего шага, но скорее боялись русских войск, почему они больше наблюдали за дорогой к границе и слишком поздно узнали об ополчении селений.

В тот же вечер пришел из Дурдура отряд в 200 человек, а около полуночи такой же отряд из Каретшау. На рассвете пришло еще 300 человек из Кобана и других селений. Уверяли, что придет еще больше народа, но я считал себя достаточно сильным, чтобы пройти через ущелье с войскам, состоявшем более, чем из 900 вооруженных людей и проникнуть к месту сбора бадилеттов, чтобы не дать им (108) времени для подготовки встречных мероприятий. Как только я достиг узкого ущелья, я отпустил пойманного Мисоста к своим с мирными предложениями. Я сказал ему, что бадмдетты сами заставили меня притти к ним в Дугор, так как они тайно покинули собрание в Кубати. Я пришел без всякой другой цели, кроме улаживания их споров по справедливости, взятия у них присяги верности России, подкрепления согласованных в Кубати пунктов и отобрания у них обеспечения их верности. Если они будут вести себя спокойно, я обещал им правосудие и справедливость и обеспечивал им навсегда милость моего шефа, которому я передам их защиту, когда они передадут ему свои дела. Я оставил в узком ущельи Уруга несколько сот человек и спустился с гор... (109). В двух верстах от селений встретили меня посланники народа и старшины, стоявшие за дигорцев. Они желали счастья предприятию и принесли известие, что [53] бадилетты покинуты многими своими приверженцами и при моем продвижении к их крепким замкам и жилищам убежали а скалы и крутые возвышенности; народ Дугора ожидала меня с нетерпением. Я отослал еще несколько человек в ущелье Уруга. чтобы не быть отрезанным с этой стороны. Это ущелье одно из наиболее значительных в Кавказских горах....(110) Дорога ведет по склону восточной горы к равнине и через 5 верст достигает северных дигорских селений. Я шел по дороге через села вдоль нижнего склона гор вплоть до реки Гарниске (Garniske), которая течет к востоку и на полпути впадает с правой стороны в Уруг. Вдоль правого берега Гарниске дорога идет на юго-восток вдоль крутых возвышенностей его берега, где когда-то находилось место обитания бадилеттов. Напротив, на левом берегу, на крутой высокой скалистой горе лежит укрепление этих бадилеттов, Я достиг, наконец, моста, по которому перешел на левый берег, где стояли собравшиеся дигорцы. При моем приближении все оживились и так как они считали себя достаточно сильными, то стали требовать от меня, чтобы я тотчас же повел их на укрепления бадилеттов; все мои советы были отклонены; они требовали полного уничтожения бадилеттов, так как считали, что без умерщвления их нельзя было надеяться в будущем на спокойствие. Я был в страшном затруднении удержать необузданный народ от нападения на замки бадилеттов; оказалось гораздо труднее их укротить нежели собрать. Их превосходство делало их буйными и ничто не могло их удержать — ни приказания, ни просьбы, ни угрозы (111)... Я говорил о том, что крепости бадилеттов не могут быть взяты без трудностей, что большинство народа без провианта, и тяжесть их содержания ляжет на ближайшие селения. Самые знатные старшины были из этих делений и они не были склонны взять на себя тяжесть пропитания стольких людей. Этим мне удалось уговорить народ уйти с предгорий для обеспечения себя провизией, но быть наготове возвратиться по первому требованию... Народ сохранил свой перевес над бадилеттами; он собрался на небольшой равнине на левом берету Гарниске, посредине которой стоит старинная каменная часовня. Она служит им для от правления богослужения, жертвоприношений и пиршеств по праздничными дням, а также в качестве ратуши для совещаний. Они считают ее святой и питают к ней благоговение. Она очень старая, глубоко осела в землю (112), имеет 12 шагов в длину и 10 в ширину, плохо сооружена из камней с плоской земляной крышей. Вход и пара маленьких отверстий находятся [54] на северной стороне: через них проникает мало света. Внутри стены украшены головами, рогами и костями а в западной ее части в большом ящике собираются такие же половы и кости жертвенных животных. Они служат в качестве летописи и по ним вспоминают о наиболее важных происшествиях, имевших место во время жертвоприношения, остатки которого сохраняются... В лежащей ниже долине земля, за исключением обработанных полей, совершенно неплодородна; население держит скот на высоких вершинах южных гор, куда были отведены также наши лошади. Дорога туда трудная и узкая, поэтому скот при наличии нескольких пастухов находится в полной безопасности от всяких грабежей... (113).

Через тайных приверженцев бадилеттов, которые были мне известны, я старался победить их недоверчивость и упрямство. При их посредстве я призвал их к себе и с помощью серьезных убеждений показал им, сколько мне стоило труда успокоить народ, требовавший их уничтожения. Я убеждал их в моих усилиях привести дело к благополучному исходу при условии оставления ими своих укреплений и доверия в мою справедливость, которая ничего не требовала, кроме спокойствия. В противном случае, при длящемся с их стороны сопротивлении и не будучи в силах дольше удерживать отвагу народа, их замки подвергнутся нападению. После повторных обещаний всяческой безопасности бадилетты согласились выйти из своих укреплений для новых переговоров с народом. Согласно обычаю бадилетты и народ расположились друг против друга на равнине двумя кругами в 200 шагах друг от друга. Свое мнение они передавали через 2-х вестников с палочками в руках, стоявших между кругами; для этого они выбирали хороших ораторов, которые умели отвечать на все возражения другой партии. Кроме того каждое собрание имело у себя своего оратора, который повторял своему кругу слово в слово речь вестников, когда наступал его черед. Он собирал также мнение круга и давал заключение и ответ двум другим вестникам своего круга, передававшим его другому кругу. Оба вестника никогда не говорили вместе (114), но один подсказывал другому, если тот забывал что либо из своей речи или когда возникало недоразумение. Эти вестники вели себя во всем, как страдающие; как только собрание становилось слишком громким, они замолкали и предоставляли другим вестникам приносить ответ. В серьезных и трудных случаях вестники говорили не на своем родном языке, но на татарском или черкесском, а оратор передавал это вольным [55] переводом или дословно. При совещаниях чужие вестники удалялись, прения велись бурно, говорили в особенности старшины и их красноречие оказывало значительное действие. Они говорили друг после друга; если мнения разделялись, то каждая партия говорила друг против друга и если они не могли придти к соглашению, то все вставали и садились в некотором отдалении столькими кругами, сколько было мнений. Дебаты продолжались до тех пор, пока не удавалось собрать большинство голосов, после чего снова садились в один круг. Здесь, ясно сказывается влияние ораторов или старшин на простолюдинов (gemeine), которые в конце концов, не упрямясь, следовали за большинством голосов. Без такой уступчивости при той свободе, которая царила среди них, никогда нельзя было бы придти к соглашению. Кто сидит на их собрании — не смеет удалиться, а тому, кто не принадлежит к нему — запрещено приближаться. Это делается для того, чтобы на совещание не пробрался никакой шпион. Они заседают с раннего утра до вечера, не расходясь, всегда (115) с оружием в руках; в полдень они не трогаются, так как едят обычно только утром вставая, и поздно вечером.

Заседания продолжались в течение пяти дней, не приходя к заключению. Часто, благодаря повторениям одного и того же, так разгорячались, что обе партии начинали угрожать друг другу в припадке враждебности. Мне с трудом удавалось успокаивать разгоравшуюся ненависть и снова восстанавливать их переговоры. Я все еще по-прежнему был их посредником, когда уже, как казалось, не осталось никакой надежды на соглашение. Но, наконец, все было сделано, вплоть до пунктов, касающихся податей, выплачиваемых бадилеттам: этот вопрос причинил много затруднений. Народ был готов платить бадилеттам подать по примеру своих дедов, когда эти подати были добровольными и незначительными. Но бадилетты требовали их выплаты по обычаю своих собственных отцов, т. е. по гримеру тех времен, когда надались уже притеснения.

Между тем я старался с помощью народа перетянуть из числа их сторонников тумов (Tuma), незаконнорожденных детей и потомков бадилеттов. Когда то они были свободны от всяких податей и не платили ничего, за исключением добровольных подарков, пользуясь напротив многими преимуществами перед народом. В новые времена они не только сделались вассалами, но бадилетты смотрели на них и [56] на их имущество, как на свою собственность, вследствие чего они требовали с них произвольные выплаты. В результате ухода тумов, образовавших третий круг, бадилетты потеряли 200 вооруженных человек, что значительно убавило их силы (116), Однако, бадилетты все таки еще не сдавались: их высокомерие грозило решить дело оружием. Наконец, из числа их сторонников был перетянут также Бекби (Beckbi) старшина черкесов (Tscherkessaten) или черных черкесов . . . Эта черкесы живут под высокими снеговыми горами до истоков левого источника Уруга, за последними убежищами бадилеттов. На этом собрании в Каретшау я неожиданно с большой опасностью познакомился с этим Бекби. Я отправился через густой лес без оружия и конвоя на возвышающийся холм, чтобы незамеченным нарисовать ландшафт местности. Я наткнулся на его скрытое убежище и был окружен. Проявленное мною хладнокровие и выставленный предлог, что я сознательно без оружия и конвоя пришел к нему, чтобы сделаться его гостем, как будто бы снискали мне его доверие, из чего я впоследствии извлек большую пользу. . . Он поклялся и перешел со своими сторонниками на сторону дигорского народа. К этому же склонились местечки Какадур (Kakadur) и Донифорс (Donifors), которые уже в течение нескольких столетий отделились от остальных дигорцев, жили в демократическом государственном устройстве и поэтому (117) не были запутаны в существующих несогласиях. Несмотря на то, что они жили в дигорской долине, бадилетты не могли их покорить, и соседи считали их непобедимыми. Они живут в узком ущелье на склоне горы на левом берегу Уруга и к западу от них находится достопримечательная пещера св. Николая. Они почитают его, приносят жертвоприношение и представляют его себе в образе орла . . . Когда они видят орла перед сражением, они принимают это за предзнаменование победы и это суеверие сделало их непобедимыми и укрепило их республиканское государственное устройство.

Бадилетты не приходили ни к какому заключению и ежедневно замечали, что они предпринимали меры к своей защите. Уговоры не помогали; я попробовал с помощью неожиданного удара принудить их скорее необходимостью, чем добром. Старшины должны были убедить Бекби, чтобы он на следующее утро засел со своими черкесами (118) в узком ущелье между собранием и укреплениями. Это дело было тем более легко выполнимо, что Бекби со своими приверженцами [57] каждый день ночевал в лесу. Бадилетты в этот день необычайно медлили перед собранием, так что мне пришлось осведомиться у них по вопросу их задержки, тем более, что я полагал, что задуманное дело наполовину открыто. Они ответили мне, что собрались между собой для решения последних пунктов присяги с тем, чтобы на сегодняшнем собрании все могло быть без замедления окончено. Наконец, они появились, но их приготовления, увеличенное и лучшее вооружение казалось не предвещали ничего мирного. Заседание было более бурным, чем всегда; было больше криков нежели переговоров; бадилетты дали почин к перерыву переговоров, встали и начали угрожать оружием, потому что они охотнее бы погибли, нежели согласились на предложение народа. Я пошел к ним и, указал им на тот пункт, которым можно успокоить народ. Я представил им их неминуемую гибель и страшное положение, в которое они поставили себя своим упрямством. Я намекнул им под большим секретом о засаде, которую им приготовил народ и убеждал их, что благоразумие требует лучше согласиться с народом, нежели все потерять. Они растерялись и установили, что дела были действительно так, как я сказал. Положение было настолько серьезным, что они отдали себя и все свое благосостояние на безграничную милость России (119) предоставив мне закончить дела с народом. По составленным статьям была принесена клятва. Стороны, согласно обычаю, вырезали эти статьи на бирках и обменялись половинками в качестве взаимного соглашения.

Главные статьи были таковы:

1. Должна быть принесена общая клятва верности России.

2. Все дигорцы, сделанные бадилеттами рабами, должны быть отпущены и все незаконно взятые во владение со времен их отцов земли должны быть отобраны. Весь скот и оружие, которые были насильственным образом удержаны, должны быть возвращены, насколько можно отыскать таковые.

3. Подати бадилеттам будут уплачиваться впредь согласно старого обычая, но будут точно установлены.

4. Тумы должны быть впредь независимыми от бадилеттов и пользоваться одинаковыми правами с народом и старшинами дигорцев.

5. Бадилетты не могут требовать с их селений никаких податей до точного выполнения пунктов соглашения, но после их выполнения они приобретают, однако, свои старые преимущества. [58]

6. Один бадилетт и двое старшин из каждого селения отправятся к русскому старшему начальнику, чтобы подтвердить соглашение (120).

7. Все бадалетты и старшины 30 дигорских селений подтвердили присягой и приложили вместо подписи свои пальцы под соглашение.

Все ссоры были отложены, и мир между бадилеттами и дигорцами был снова восстановлен... Так были восстановлены мир и согласие в Дигорских долинах после 10 лет непрерывных волнений. Мне с обеих сторон дали конвой, я отослал обратно свой казачий отряд из 4 человек и вместо него взял охрану из горцев.

Таким образом, путем подчинения этого народа, была установлена свободная и до сих пор нам неизвестная связь с Имеретией через горы. Более, чем три тысячи оссов сделались подданными (121) России, и, находясь сзади Малой и Большой Кабарды, они могли бы в случае нужды направить этот неспокойный народ на другие мысли, содействуя им.

Осетия богата минералами и хорошими металлами и сулит большие доходы. Единственным затруднением является недостаток дерева поблизости. Неудобные дороги мешают проникнуть в богатые лесами места. В различных местах я обнаружил куски руды. Только так называемый валагирский золотой песок не кажется мне тем за что его выдают. Он был найден в погребе одного валагирского старшины. Я оказался настолько счастлив, что после долгих трудов случайно обнаружил известный усдонский (Usdonsche) свинец, которым горцы пользуются для изготовления своих пуль. Совершенно неверно, что он, как идет слух, имеется на Усдоне и тем менее на Тереке. Горная цепь, проходящая с запада на восток вдоль Валагирских долин, имеет на своей северной стороне высокий холм, который омывается двумя речками с севера и востока. За ним на склоне горы находится небольшой сосновый лес единственный в этой лишенной леса местности. Этот лес, возможно, был бы достаточен для небольшого горного производства. Добываемая руда должна была бы отвозиться на вьючных животных на 15 верст к северу к густым лесам у подножья Кавказа. Здесь находится самое безопасное и удобное место для горного завода. Минерал (122) содержит как будто бы, кроме мышьяка, свинца и серы также достаточно серебра, обещает хороший доход и лежит на поверхности. Первые сведения о нем я получил через грузин, которые под предлогом переговоров со мной держались в моем соседстве. Беглец [59] из Имеретин, который жил у них в течение некоторого времени пришел ко мне просить защиты.

Я расспросил его о занятиях этих грузин и приказал ему показать мне тех горцев, которые имели с ними самые близкие отношения. Он привел ко мне молодого горца, который после многих обещаний и подарков признал, что они собирают камни. На другой день он мне принес под большим страхом руду и хотел меня убедить, что ему это будет стоить жизни, если я его предам. Успокоившись полученными подарками, он мне указал местность, где имеется много ям, которые как будто бы были обнаружены трудолюбивыми искателями руды.

Прежде чем переходить к дальнейшему, я остановлюсь несколько на их истории, которую я почерпнул из их саги. Дигорские долины, где с давних пор существовало демократическое государственное устройство остальных оссов, с приходом бадилеттов были покинуты. В первое время они жили совершенно свободными и в качестве вождей имели рыцарей из своей среды, которые являлись их защитниками и судьями. Они содержали их добровольно без установленных обязанностей и права наследования. Их заслуги давали им преимущество (123), а добрая слава подкрепляла это. Последнего и при том самого знаменитого рыцаря горцы воспевали еще в своих песнях о героях. Его могила, находящаяся у истоков реки Гарниске (Garniske) в узком ущелье, ведущем в сторону большого Дугора, еще до сих пор пользуется почитанием, кругом нее втыкают зеленые ветки и приносят жертвоприношения. Место овально обложено камнями, а немного севернее воздвигнуто несколько больших осколков скалы, чтобы показать могилы остальных героев. Они построены без всяких надписей. С приходом бадилеттов они прекратили все это, а эти последние старались отличиться в каких-нибудь делах. Бадилетты были двумя братьями, потомками маджарского хана, после рассеивания Маджар (Madschar) они наткнулись во время своих похождений на жителей спокойных Дигорских долин. Их приняли как гостей и они поселились в южном углу возвышенности, где проходит дорога в долину Гарниске. Они застроили у входа в ущелье небольшой кусок неплодородной земли, который имел едва 200 шагов в окружности. Это покинутое теперь место называется еще бадилеттским полем. Так как они жили на вершине узкого ущелья, то они несли охрану прохода и получали за это добровольные пожертвования на свое пропитание. Эта охрана и эти взносы сделались [60] потомственными. Этот обычай, что охрана определенного ущелья и крепости является правом семьи, которую за это содержат, я часто встречал в Грузии. С помощью последующих набегов и грабежей, в которых бадилетты были предводителями (124), они приобрели богатство и авторитет. Они сделались защитниками слабых семей, приобрели этим расположение народа, снискали себе всеобщее влияние и в результате защиты дигорцев сделались постепенно их властителями. По мере возрастания их власти благодаря приверженцам, росли и их требования к народу. Путем связей и родства с кабардинцами они стремились, как и те пользоваться правами князей, равными которым они себя почитали. Они получили, вероятно, эти княжеские преимущества от греческих царей за то, что пропустили через Кавказ греческую армию, которая долгое время была заперта персами на южной стороне. Единственно, что является достоверным это то, что дигорские старшины произошли от старшего брата, а бадилетты — от младшего. Старший брат, как рассказывают, ехал при своем везде на прекрасном коне, а младший — на муле. Восхищение и уважение вызвал тот, который ехал на лошади, а не тот, который сидел на муле: ездить на этом последнем приличествовало только маджарам. Вскоре после этого старший отнял мула, на котором удобнее было передвигаться по горам, а младший чувствовал себя гордым на своей лошади, которая обеспечивала ему почтение народа. Вероятно намек! Старший занялся делами народа и обработкой земли, а младший делал набеги в равнину, познакомился с черкесами, женился на дочери их князя и прогнал свою первую жену с ее детьми (125). Они называли ее кума, а ее детей — тума, откуда и пошли так называемые тумы. Дети его незаконной жены были впоследствии, при развившемся многоженстве, причислены к тому же классу. Эти незаконнорожденные дети бадилеттов стали их солдатами и защитниками и в качестве, службы занимались взысканием денежных штрафов, зависли непосредственно от них, отчасти вознаграждались за них и должны были за это оделять законных детей определенной долей. При разделении соразмерность вознаграждения была такова бадилеттам девять частей, тумам — шесть, старшинам — три: из этих соотношений расцвели позднее остальные преимущества, которые, однако, впервые были введены только в новые времена. По мере тога, как размножался род бадилеттов, возрастало и их превосходство; увеличивались налоги на народ и росло угнетение его. Вассалы-тумы и старшины с народом одни занимались обработкой долин и скотоводством, [61] вследствие чего они и стали владельцами земельных угодий и стад. Бадилетты, по введенному обычаю, не хотели иметь по примеру князей никакой собственности ни земельными участками ни стадами, но кормились податью и лихоимством с дигорцев, над которыми они, с помощью кабардинцев, отстаивали свое господство. Они снискали благосклонность этих последних путем раздаривания своих собственных подданных, которых можно было по слабости или несовершеннолетию обратить в рабство. Имущество (126) их они забирали себе благодаря чему получали владения, которые заставляли зарабатывать своих рабов. С родством кабардинцев между ними распространилась также магометанская религия, которые однако, как будто бы не очень вкоренилась.

Дигорцы питают естественную ненависть к кабардинцам, потому что угнетение их происходило с помощью их посредничества. Во время последних волнений и нападений черкесов на нашу границу бадилетты старались привлечь народ к участию в этом, встав на сторону черкесов. Благодаря отлучке бадилеттов, которые помогали черкесам, произошло первое собрание народа, а после полного поражения кабардинцев на Малке (Malka) дигорцы решились на всеобщий союз против угнетения; эти волнения продолжались до заключения вышеупомянутого соглашения.

(пер. Г. Кокиева)
Текст воспроизведен по изданию: Осетины во II половине XVIII века по наблюдениям путешественника Штедера. Госиздат СО АССР. Орджоникидзе. 1940