ЗАПИСКИ О СЛУЖБЕ ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛА ГРАФА И. В. ГУДОВИЧА, СОСТАВЛЕННЫЕ ИМ САМИМ ⁹⁷

<...> В исходе 1775 года приказано было мне от генерал-фельдмаршала графа Румянцева формировать три легкоконных полка: Киевский, Черниговский и Северский, из трех полков малороссийских компанейских (Компанейские полки были учреждены в царствование Алексея Михайловича,малороссийским гетманом многогрешным, и еще теперь существует из них один – Гусарский Его Императорского Высочества герцога Максимилиана Лейхтенбергского, переименованный из Киевского Гусарского.), по сформировании которых определены были полковниками: в Киевский Энгельгардт ⁹⁸, племянник князя Потемкина; в Черниговский – князь Иван Прозоровский ⁹⁹, потом генерал-поручик, а в Северский – полковник Салиньяк ¹⁰⁰.

1776 года, по прибытии генерал-фельдмаршала в Малороссию, когда позван был к высочайшему двору для путешествия блаженныя памяти с Государем Императором Павлом I, бывшим тогда Цесаревичем и Великим Князем ¹⁰¹, генерал-фельдмаршал, имея тогда известие, что турки начали в некотором числе собираться при Очакове ¹⁰², нарядил меня с корпусом, из четырех полков пехотных и двух тысяч казаков малороссийских состоящим, следовать к Днепру, ниже Переяслава, а оттуда перешел Днепр к Елисаветградской крепости, откуда того же года, в сентябре месяце, пошел я с корпусом вперед, к стороне Очакова и стоял на речке Березовке, в восьмидесяти пяти верстах от Елисаветградской крепости, где простояв до первых чисел декабря, принужден был потом, по наступлении морозов и вьюг, с великою нуждою, вести пустою тогда степью, без жилья, корпус на зимние квартиры, став с одним полком в самом городе Елисаветграде.

1777 года, в половине апреля месяца, пошел я опять в поход, к устью реки Ингула, впадающего в Буг, остановился [56] лагерем при реке Громоклеве, где было несколько леса, в восьми верстах от Буга. Тут, будучи, как выше сказано, вторым генерал-майором, произведен я, по старшинству, в генерал-поручики. Поколику турки не переходили чрез Буг и не делали никакого покушения, то, узнав, что число войск, собравшихся под Очаковым, несколько уменьшилось, отвел я войска, в команде моей состоявшие, в начале ноября месяца, на квартиры, откуда в декабре позван был к приехавшему тогда в Малороссию генерал-фельдмаршалу графу Румянцеву.

По новом расписании армии в 1779 году, я получил часть войск, под командою генерал-фельдмаршала графа Румянцева состоящих, именно шесть полков пехоты. С оными, в 1780 году, в половине апреля месяца, повелено было мне следовать в Киев, где имея в своей команде шесть полков пехоты и легкоконный Киевский полк, в котором был подполковником граф Бенингсен ¹⁰³ (Впоследствии генерал от кавалерии и главнокомандующий Второй армией.), командовал я маневрами, по повелению фельдмаршала, в присутствии Императора Иосифа II ¹⁰⁴, который изъявил мне за то свое удовольствие. С того времени, по 1783 год, находился при командовании частью войск в Малороссии ¹⁰⁵. 1783 года июня с 15-го дня до 1784, апреля по 26, находился в бывшей Польше, при командовании частию войск в корпусе генерал-аншефа графа Салтыкова ¹⁰⁶ состоящих, имея в команде своей шесть полков пехотных и шесть конных. 1784 года января 1-го дня, за всю мою прежнюю службу, начиная от 1772 года и в самое заключение с Портою первого мира ¹⁰⁷, не получив никакого награждения, получил я орден Св. Александра Невского, нося прежде двенадцать лет и несколько месяцев орден Св. Анны. И когда корпус, бывший в Польше, распущен, то повелено мне было явиться в команду генерал-фельдмаршала князя Потемкина, к которому явившись в город Кременчуг, послан был от него в город Херсон, командовать частью войск, из шести полков пехоты состоящею, легкоконного Елисаветградского, формированного мною в десяти эскадронах, трех рот артиллерии, бывшего отборного бомбардирского полка и четырех донских казачьих полков, имея в своей команде как Херсонскую крепость, так и на левом берегу Днепра Сбуривский ретраншемент, где был поставлен один пехотный полк, и [57] Кинбурнскую крепость с гарнизоном, быв оттуда в сношении с трехбунчужным пашою, в Очакове командовавшим и бывшим потом визирем.

По приезде моем в Херсон, нашел я заразительную болезнь чуму, от которой город был в унынии, но которую успел я, при помощи искуснейшего в сей болезни доктора Самойловича ¹⁰⁸, прекратить. Сверх того, как там было строение кораблей при вице-адмирале Сухотине ¹⁰⁹, то о успехе оного и надобной помощи мне было предписано доносить. Там будучи, в апреле месяце 1785 года, Высочайше пожалован я в должность генерала-губернатора Рязанского и Тамбовского, с повелением, оставив команду, явиться к высочайшему двору, где получив высочайшее наставление, отправился в губернии, мне порученные. Будучи уже при губерниях, 1785 года в октябре месяце, получил я указ о пожаловании меня инспектором армии, как по кавалерии, так по инфантерии, в зависимости генерал-инспектора всех войск армии, князя Потемкина. Осмотрев губернии во всем в точности, в 1786 году явился в Петербург, блаженные памяти к Императрице Екатерине II, с донесением о всем, по губерниям мною усмотренном, и с планами о новом устроении в тех губерниях городов. В 1787 году сентября 22-го дня, за приведение в порядок губерний, мне вверенных, пожалован мне орден Св. равноапостольного князя Владимира первой степени. С того времени по 1789 год отправлял я должность генерал-губернатора Рязанского и Тамбовского, а в начале 1789 года, в открывшуюся с Оттоманскою Портою войну, поехал я, при испрошенном позволении, в Петербург и просил послать меня в армию, на службу. Блаженныя памяти Императрица Екатерина II, приняв ту мою просьбу, милостиво определила меня в армию князя Потемкина, с оставлением в ведении моем управляемых мною губерний. Посему и отправился я, в марте месяце, в Кременчуг, где явился к главнокомандующему той армией, князю Потемкину, который отдал мне в команду главный корпус, при взятом уже тогда Очакове ¹¹⁰ стоявший, завися прямо от его ордера. Во время командования моего там сим корпусом неприятель большим флотом подходил два раза к Очакову и Кинбуру, но далее выстрела пушечного; легкие его суда подходили перестреливаться с нашими легкими судами, посланными от эскадры нашей, там находившейся; но неприятель, видя взятые мною меры, не [58] посмел с главным своим флотом приближаться ни к Очаковской, ни к Кинбурнской крепостям. В последний приход того флота приехал и князь Потемкин, который, за распоряжение мое, изъявил мне свою признательность. Потом желая князь Потемкин сделать предприятие на укрепленный замок Гаджибей, что ныне город Одесса ¹¹¹, подле которого в пяти верстах, в море, находился во все время флот неприятельский и двадцать восемь военных судов в самой бухте, при упоминаемом замке, поручил мне исполнить сие, приказал малой эскадре нашей, при Очакове стоявшей, во время моей атаки действовать, сколько можно, и со стороны моря. Почему и поручено было генерал-майору Рибасу ¹¹² (Осип Михайлович, впоследствии бывший адмиралом.) взять свою команду черноморских казаков, при Очакове находившихся, которому положено было от меня, по прибытии моем к замку, приставив лестницы, стараться овладеть оным. Я, с корпусом моим, обошедши некоторые из Черного моря заливы, прибыл близ замка 13-го сентября и стал в скрытном месте, почему неприятель о моем приближении совсем не знал, откуда поехав с генерал-майором Рибасом к высокому, близко замка лежащему месту, скрытно рекогносцировал оный, и потом в ночь, на 14-е число, тронувшись, хотя и терпел проливной дождь и темную ночь, прибыл на рассвете к оному замку, который тотчас и взят был; суда же, стоявшие в бухте, начали потом по нас стрелять и уходить. Для отрезания их в бухте эскадра наша не поспела; мы принудили только выстрелами пушечными два судна сдаться. Я тотчас поставил на углу бухты баттареи, на которые флот неприятельский пытался, подсылая суда канонерские и бомбардирские, но получая урон от выстрелов наших баттареи, перестал приступать, и 16-го числа весь флот неприятельский удалился. В сем замке взят был двухбунчужный паша и несколько пленных. Замок сей приказано было мне подорвать. За сию экспедицию я никакого награждения не получил. Князь Потемкин предписал мне после сего идти к Бендерам, которые предпринимал он осадить, а генерал-майору Рибасу, сев на суда черноморские, идти с оными к устью Днестра, к крепости Акерманской, которую между тем князь Потемкин уже взял. Я потому, оставивши подорванный замок Гаджибей, пошел прямо пустою степью к Бендерам и, оставив оные в левой руке, стал на Днестре, выше [59] Бендер в пяти верстах, с корпусом моим, примкнув правым флангом к Днестру. Чрез день после того пришла и вся большая армия, примкнув по другой стороне Днестра к оному левым флангом, против моего корпуса, и обложила крепость; князь Потемкин, по прибытии, призвал меня к себе, и приказал мне, обще с генералом от артиллерии бароном Меллером-Закомельским ¹¹³ (Барон Иван Иванович, умерший в следующем 1790 году от раны, полученной при нападении на крепость Килию.), рекогносцировать и представить ему план о сделании апрошей и баттареи против крепости, приказав мне между тем на левом берегу Днестра сделать баттарею, которую и сделал я в ночь, в кустарниках, на пушечный выстрел от крепости лежащих; но после того Бендеры сдались на капитуляцию, где я пробыл с корпусом несколько времени на левом берегу Днестра, потом приказано мне было распустить мой корпус на зимние квартиры, и ехать, до начатия кампании, в губернии, мне вверенные.

В 1790 году, в начале марта месяца, явился я в Яссы, к главнокомандующему генерал-фельдмаршалу, который, по прибытии моем, послал меня сделать инспекцию одному карабинерному и одному пехотному полкам, как инспектору армии. Полки сии находились около восьмидесяти верст от Ясс. Исполнив сей смотр и подавши о том рапорт, послал меня главнокомандующий для сформирования корпуса за Буг, к селению Соколам, где, сформировав оный из двух гренадерских, одного пехотного и корпуса егерей, в четырех батальонах состоявшего, пошел к Бендерам и расположился в удобном месте лагерем, выше шести верст от Бендер, ожидая вперед там его ордера. По прибытии туда главнокомандующего и войск, в Молдавии, на квартирах расположенных, разделены были оные и мой корпус на две дивизии. Первая поручена была генерал-аншефу князю Репнину, а вторая мне. В сем лагере приказано мне было сделать инспекцию пришедшему из Молдавии Санкт-Петербургскому гренадерскому полку и переформировать оный из четырех батальонов в два комплектные батальона, с переименованием, из Санкт-Петербургского Николаевским гренадерским полком. После половины сентября месяца главнокомандующий послал генерала от артиллерии барона Меллера-Закомельского, с корпусом, для взятия крепости Килии, но потом, [60] дней чрез девять, послал и меня туда же, с отборным гренадерским корпусом, с полком, четырехбатальонным Малороссийским гренадерским и гренадерским двухбатальонным комплектным Николаевским, формированным мною из Санкт-Петербургского, с принадлежащею к ним артиллерией и с десятиэскадронным легкоконным Елисаветградским полком. С сим корпусом, спустясь вниз по Днестру, по причине дальнего весьма расстояния от Бендер воды, пошел я безлесною и безводною степью, к крепости Килии, куда пришед пред вечером, явился к генералу от артиллерии барону Меллеру-Закомельскому, который объявил мне, что он уже сделал диспозицию войскам, при нем бывшим, в ту же ночь штурмовать малый ретраншемент, впереди крепости пред пространным форштатом лежащий, под командою генерал-поручика графа Самойлова ¹¹⁴ (Александр Николаевич, впоследствии бывший действительным тайным советником и генерал-прокурором.), что в полночь и предпринято. Неприятель не мог в том малом ретраншементе держаться, который перешли войска без лестниц; но потом, на рассвете, рассыпались на грабеж форштата, которых оставшие некоторые турки впереди крепости в домах убивали, а из крепости стреляли по оным из пушек. Генерал Барон Меллер-Закомельский отъехал на время в лагерь, не спавши целую ночь, но когда подполковник принц Гессенский Филипсталь (Находившийся при армии князя Потемкина волонтером.), приехав туда, донес, что неприятель делает вылазку и что суда неприятельские рукавом Дуная подходят, он сел поспешно на лошадь и поехал к крепости, что я узнав, поскакал вслед за ним; но, переехав чрез ретраншемент, нашел его уже смертельно раненного, так что едва мог мне сказать, что поручает мне над всеми войсками команду. Я потому, употребя строгость, собрал тотчас рассыпанные по форштату войска, ложировал оные в турецком ретраншементе и потом начал делать траншеи, а в надобных местах баттареи из полевых орудий, и брешь-баттарею, не далее семидесяти саженей от крепости, против угла оной, из двенадцати орудий осадных, которые даны были барону Меллеру-Закомельскому, прикрыв все надобным числом екатеринославских гренадер. Неприятель сделал большую вылазку на левый мой фланг, но был [61] отбит с немалым уроном. При сем был тогда дежурным в траншеях покойный генерал-майор молодой принц Виртембергский ¹¹⁵ (Карл Александр Фридрих, родной брат Императрицы Марии Феодоровны, находившийся тогда в армии князя Потемкина и скончавшийся от горячки 15 сентября 1791 г.). По устроении же совсем баттареи, рапортовал я о том главнокомандующему, с курьером, в Бендеры, который приказал было мне действие баттареи не начинать, но когда я тотчас донес ему, что у меня все готово и что неприятель из крепости и с судов на Дунае, за тростниками стоявших, вредил войскам, то главнокомандующий отдал мне на волю действовать, как я за лучшее найду. Посему, получа сие ввечеру, сделал я распоряжение: на рассвете начать брешь бить из осадных орудий, а из баттареи, по флангам сделанных, метать бомбы из единорогов, так как у меня мортир не было. Неприятель перестреливался все еще из крепости пушками и из ружей на брешь-баттарею. Пред вечером, за два часа, он замолк, а я продолжал до вечера канонаду. В ночь выслал неприятель, с фонарем, трех человек, к брешь-баттарее, с требованием представить оных ко мне, которые явясь объявили мне, что трехбунчужный паша, в крепости находящийся, отдаст оную на капитуляцию. Я согласился на оную с тем, чтобы он на рассвете все войска вывел из крепости вон, позволяя одному ему остаться два дня, для вывозу своего собственного имения, а войскам, которые были отборные азиатские, около 4000 человек, позволил взять только их собственное вооружение. Таким образом нарядив, до света, три батальона комплектных лучших гренадер, привел я оных к крепости, к стороне ворот, где принесены были мне из крепости ключи, и войска турецкие выведены, кроме малого числа оставшихся жителей. Итак, 18 ноября крепость Килия была мною взята ¹¹⁶, в которой я нашел 72 пушки, 12 хороших новых мортир, несколько знамен и на Дунае одно военное судно с пушками. Тут повелено было мне отправить конницу и Екатеринославский гренадерский полк к Бендерам, при генерал-поручике князе Волконском ¹¹⁷ (Григорий Семенович, впоследствии бывший генералом от кавалерии.), а генерал-майору Рибасу, по рапорту его главнокомандующему, что может он сделать на острове рукава Дуная, простирающемся до крепости Измаильской, баттареи, подвести канонерские суда, [62] сжечь как из баттареи, так и с оных Измаильскую крепость, и принудить оную к капитуляции, будучи от меня независим. А как, по открытии из баттареи и с судов канонады, неприятель сбил баттареи, заставил оные молчать и, взяв одно судно канонерское, принудил другие поврежденные удалиться, то по таковой неудаче повелено было, оставя гарнизон в Килии, с прочими войсками идти к Измаилу, где уже находился в моей команде, для прикрытия моей осады Килии, генерал-майор Кутузов ¹¹⁸, бывший после генерал-фельдмаршалом и князем. Пришед к оной крепости, по нескольких днях получил я ордер от главнокомандующего, 2 декабря, что я произведен, по старшинству, генерал-аншефом, с приказом явиться к нему, в Бендеры, для посылки меня на Кавказскую линию, для командования бывшей Кубанской армией, поруча войска под моей командой, пред Измаилом стоявшие, сдать старшему по мне, генерал-поручику графу Самойлову, с извещением, что продолжать осаду Измаила поручил он генерал-аншефу графу Суворову ¹¹⁹. Посему, явясь, в Бендерах, к главнокомандующему князю Потемкину, послан от него, в последних числах декабря месяца 1790 года, для командования бывшей Кубанской армией, состоящей из двух корпусов: Кавказского, расположенного на Кавказской линии, и Кубанского, расположенного в Воронежской губернии; из двух поселенных на Кавказской линии казачьих полков, из двух донских и из одного уральского, с частию полевой артиллерии и с поручением малой эскадры на Каспийском море.

Прибыв на Кавказскую линию, 1791 года 26 января, сделал я тотчас приготовления для взятия неприятельской крепости Анапы, лежащей от моей квартиры, города Георгиевска, более шестисот верст, на берегу Черного моря, близ впадения реки Кубани в оное. К сей крепости подходил прежде меня генерал-аншеф Текеллий со своими войсками ¹²⁰, но не взяв оной, отошел обратно на Кавказскую линию; другой раз приступал к оной генерал-поручик Бибиков, но принужден был отступить, с некоторым уроном, не имея довольно провианта, с голодными войсками, на Кавказскую линию ¹²¹. Я, приготовясь, как можно ранее, с войсками, выступил из Георгиевска 9 апреля, обеспеча линию остановленными войсками, и, дав маршруты назначенным в поход войскам, предписал прийти им на рандеву, на угол реки Кубани, где теперь построенная потом мною [63] Кавказская крепость, кубанскому корпусу, под командою генерал-майора Загрядского ¹²², стоявшему в Воронежской губернии, предписал тоже, дав маршруты, прийти на реку Кубань, назнача число, дабы пришел оный на другой день пришедших туда Кавказской линии войск, что и исполнено в исходе мая, при урочище, где теперь главное селение черноморских казаков, называемое Екатеринодар, а до того переправою Гудовича. Оттуда переправился я, с обоими корпусами, чрез Кубань ¹²³, кинув понтонные мосты, а по широте реки, в недостатке оных, имел с собою везенные лодки, хотя и полагаемо было, что по наводнении реки Кубани в то время оную перейти не можно. Горские народы, на левом берегу Кубани живущие, державшие тогда еще сторону турок, пускали по реке большие деревья для разорвания моста, и успели было тем разорвать мост; но я, починив оный, переправя лошадей конницы вплавь, а людей и амуницию, пехоту, артиллерию и все прочее чрез мост, дабы скорее перейти с пехотой и артиллерией, поколику уже левый берег реки Кубани на один фут был только от воды, поспешил далее идти к Анапе, хотя и встречал в иных местах реку, вылившуюся из берегов, дабы отдалиться от оной реки до высоких мест. При переправе чрез Кубань, сообщил я генерал-аншефу Каховскому ¹²⁴ (Михаил Васильевич, впоследствии граф.), в Крыму командовавшему, который имел от главнокомандующего князя Потемкина повеление: по требованию моему, дать мне один полк пехоты, батальон егерей и четыре эскадрона драгун и несколько артиллерии, прося, дабы он приготовил назначенные войска на правом берегу реки Кубани, при устье оной в Тамане, в первых числах июня ¹²⁵. Я писал ему, что когда подойду близ Анапы, на аман реки Кубани, близ устья оной, и займу узкий проход сухим путем от Анапы, между лиманом реки Кубани и Черным морем, то дам знать метанием ракет, для сделания моста на узком устье Кубани, впадающей в море. Когда я пойду обложить крепость, которая не далее от меня была, как шестнадцать верст, то обещал дать знать, имея уже сухопутное сообщение прислать те войска берегом моря и стать за речкою, близ Анапы, впадающей в море, вне выстрела пушечного, приготовив и несколько провианта, на случай моего требования. На переправе моей [64] сделал я на обоих берегах Кубани тет-де-поны ¹²⁶, в которых и оставил весь излишний обоз, а для прикрытия оного обоза и моста оставил двести человек пехоты, с двумя пушками, и два эскадрона карабинер с тем, чтобы уже оттуда вслед за мною, до получения от меня приказа, когда сделается верная коммуникация, никакого известия иначе не присылали, как правым берегом Кубани, чрез Тамань. Таким образом пошел я скорыми маршами к Анапе ¹²⁷, останавливаясь лагерем всегда так, чтоб кругом огражден был пикетами, на случай нападения горских народов, державшихся, как я уже сказал, турецкой стороны. Тут, взявши несколько горских пленных, попытавшихся сделать нападение на фуражиров, отпустил оных и дал им знать, что я иду бить турок, и, ежели они уймутся от покушения на меня, то оставлю их в покое, наблюдая притом, дабы посеянный ими хлеб как при лагерях, так и во время марша, колоннами моими не был не только потравлен, но и не потоптан. После сего, во время похода моего к Анапе, и были они спокойны. Подошед для осады крепости Анапской, в семи верстах от оной, и перешед речку, впадающую близ Анапы в море, вброд, послал я генерал-майора Загрядского с конницей, и сам туда же переехав, с четырьмя батальонами егерей, прогнал выехавших навстречу, как из Анапы конных турок, так и более 2000 черкес; обложил крепость, взяв лагерь от оной, по рекогносцировании вперед самим мною, в четырех верстах, поставил сильный пост у подошвы гор на высоте, из пехоты и гребенских казаков. После того начал я делать, в ночь, баттареи, поколику от Черного моря и до речки, впадающей близ Анапы, была равнина, делающаяся уже так, что правый фланг крепости был к самому морю, а левый примыкал к устью оной речки. От отряда, присланного ко мне от генерала-аншефа Каховского и расположенного за болотистой речкой, приказал я сделать баттарею, стрелять из оной как по крепости ядрами, так и метать, наипаче из единорогов, бомбы и брандскугели. Из баттарей, мною сделанных, приказал я стрелять также по крепости, которая в обе стороны перестреливалась сильно и метала бомбы из мортир. Позади моего лагеря, верстах в пяти, на горах, каждый день собиралось несколько тысяч горских народов, при которых было 2000 турок. Неприятель делал сильные вылазки из крепости, а черкесы сзади покушались, нападая наипаче на фуражиров, которых, по отдаляющемуся фуражу, [65] должен был я прикрывать батальонами егерей, с пушками. При сем были и сильные сшибки с некоторым уроном убитых и раненых в посылаемых от нас прикрытиях. От баттареи, устроенной за речкою, хотя и сделан был довольно сильный пожар в крепости, после которого я посылал трубача с парламентером, махавшим белым платком, о предложении сдать крепость на капитуляцию, но неприятель, вместо ответа, начал стрелять из пушек по посланным от меня для переговоров. Таким образом, видя крайнее упорство неприятеля и чрезвычайное затруднение идти к крепости апрошами, не имея осадной артиллерии, и получа притом известие, что неприятельский гребной флот идет на сикурс крепости (который и подошел близко, но уже для него было поздно), после двенадцатидневной осады, я решился штурмовать крепость. На 21-е число июня, в ночь, подошел с войсками к крепости ¹²⁷ при шуме морском и стрелянии из баттареи, остановился я во время подхода войск до времени начинания рассвета, отрядив генерал-майора Загрядского с пехотою и конницею, для недопущения черкесов и турок, собиравшихся на высотах гор, атаковать меня в тыл во время штурма и разграбить оставленный мною в удобном месте вагенбург. Сам я, как скоро показалась на небе светлота, приказал из батарей метать в крепость бомбы и, под сим шумом подведши на рассвете две колонны с лестницами к правому флангу крепости, послал к левому флангу фальшивую колонну (где был ров глубже и вал выше, и баттареи, обставленные палисадами) из 500 казаков поселенных пеших и артиллерию, с пятидесятью человеками пехоты. Я атаковал на самом рассвете, штурмом, крепость, и нашед впереди крепости человек двести турок, оные тотчас были переколоты. Неприятель начал как из ружей, так и картечами стрелять по войскам. Колонны мои, спустившись в ров, где можно было без лестниц, приставили лестницы к валу и полезли на оный, но сначала были отбиты. Тут подкрепили их небольшие резервы и посланные от меня три эскадрона Астраханского полка драгун, которые, кинувши своих лошадей, туда же полезли на подкрепление, а затем, видя еще сильную оборону неприятеля, послал я из резерва, при мне находившегося, четыреста человек пехоты, оставя при мне и при всех знаменах двести егерей, а затем уже четыре эскадрона конницы, чрез мост, овладенный пехотою, которая, хотя и терпела урон в людях, от [66] баттареи недалеко стоявшей, но переехала в крепость. Неприятель хотя отступил от вала и некоторые баттареи его взяты были, но оборонялся отчаянно; почему послал я еще из двухсот человек, при мне остававшихся, сто человек храбрых егерей 4-го Кавказского батальона (Т. е. четыре батальона Кавказского егерского корпуса.). Тут неприятель уже бросился на уход, в море, бросая ружья и сабли и прося пощады, которая и дана была некоторым туркам, еще неутопшим. В самое то время старались черкесы с турками атаковать меня в тыл; но отрядом, поставленным при самом выходе из гор, были опрокинуты, причем гребенские казаки, спешившись, сражались саблями и потеряли пятьдесят человек убитыми и ранеными. Таким образом, после продолжения пяти часов с половиною беспрерывного, сильного ружейного огня и поражения неприятеля, въехавшею в крепость конницей крепость была взята. В ней взяты в плен ¹²⁸: трехбунчужный паша, командовавший под ним, Батас-паша, приходивший прежде меня на Кавказскую линию ¹²⁹ (Сераскир Батас-паша был взят в плен в кровопролитном сражении 30 сентября 1790 года, генерал-майором Германом, тем самым, который впоследствии, в 1799 году, будучи уже в чине генерала от инфантерии, командовал русскими войсками в Голландии.), сын, и много других чиновников; более ста орудий, более ста знамен, провиантский магазин и восемнадцать тысяч пленных, между которыми небольшая часть гарнизона, состоявшего из 25000, ибо прочие, при упорном сражении, все побиты были. У меня было войска на штурме 7200 человек, из которых 1240 было убитых и 2415 раненых. Когда вся крепость была уже очищена, то стреляли еще по войскам, из одной землянки, куда и скрылся лжепророк Ших (Лжепророк Ших-Мансур, по привозе его в Петербург, был представлен Императрице и потом сослан на житье в Соловецкий монастырь.) ¹³⁰ с шестнадцатью человеками, ему приверженными, который взят был, по увещанию, живым и отослан при рапорте, к высочайшему двору и который прежде атаковал с 10000 крепость Кизляр, по сильной доверенности к нему почти всех горских народов, на северной стороне Кавказских гор обитавших. На другой день по взятии крепости послал я особливый отряд для взятия крепости Суджук-Кале ¹³¹, в двадцати семи верстах от Анапы лежащей, которую неприятель, устрашенный скорою посылкою туда войск и сильным поражением Анапы, бросил, и спасся на суда, приходившие [67] берегом моря к Анапе, на сикурс. В ней (В Суджук-Кале.) взято 32 пушки с снарядами.

По взятии крепости Анапы, чрез три дня подошел и весь большой неприятельский флот, из семидесяти судов состоявший, под командою самого Капитана-паши. Став на якоре верстах в пятнадцати, подослал он к крепости три кирлангича, не видя моего лагеря и не знав, что крепость взята. Я велел всем войскам на валу не показываться и не стрелять, разве бы пришли те суда на картечный выстрел. Посему один кирлангич ввечеру и подошел в гавань, и когда уже было темно и по-турецки ему закричали, чтоб он приехал, то он на шлюпке, к крепости подъехал. Тут изготовленные гренадеры, кинувшись в воду, как там море не глубоко было, взяли шлюпку, начальника и других, а затем уже и судно, с пушками и прочими турками, стоявшее на якорь, сдалось. Флот, на другой день увидя приплывающих к нему убитых великое число турок, одетых и раздетых, которых я, по причине великого числа, погребсти не могши, приказал бросать в море, до того устрашился, что Капитан-паша не мог уговорить турок остаться, и по их требованиям, подняв паруса, удалился, что из ведомостей известно было. Отправивши из крепости все пушки, мортиры и сколько можно было поднять пороху и снарядов, на судах, присланных от генерал-аншефа Каховского, по требованию моему, от Тамани, и по данному мне предписанию забросав оставшимися турецкими снарядами все колодцы, обложив на валу крепкие палисады тростником, зажег оные; подорвал баттареи и пороховой погреб; пошел с поисками в обратный путь, вдоль гор, и покорил все горские народы, на северной стороне гор живущие, которые прислали ко мне аманатов более ста человек, по требованию моему, а прочие, далеко лежащие от меня, прислали оных на Кавказскую линию. Перешед обратно чрез Кубань и отославши вперед как раненых, так и весь излишний обоз, с большею добычею нижних чинов, сам я повел войска на Кавказскую линию, после половины августа, для расположения оных по-прежнему. За сей мой подвиг награжден я, блаженныя памяти Императрицею Екатериною II, орденом Св. Георгия второго класса и шпагою, украшенною лаврами и алмазами. [68]

Прибыв на Кавказскую линию, в последних числах октября того же (1791) года, начал я делать описание Кавказской линии, со всеми подробностями, представил оное Ее Величеству блаженныя памяти Государыне Императрице Екатерине II, с мнением моим: сделать вновь на Кубани и Тереке в надобных; неизвестных мне местах крепости и прибавить население оной, как для обеспечения коммуникации с Доном (ибо, до прибытия моего туда, не только горские народы свободно въезжали на дорогу, ведущую к Черкаску, забирали едущих в плен, но и целое одно селение разорили и людей забрали в плен), так и для обеспечения селений, на реке Тереке лежащих; на что и имел счастие получить Ее Величества аппробацию с милостивым выражением и с повелением быть также, сверх управляемых мною губерний Рязанской и Тамбовской, генерал-губернатором Астраханским, называемым тогда Кавказским. Посему тотчас отправился я на Кубань с присланным ко мне инженерным генерал-майором Ферре ¹³²; назначил сам места для крепостей (как я и сам инженерной науке научен). Начиная снизу Кубани, построил Устьлабинскую крепость; потом Кавказскую, на углу реки Кубани, где оная поворачивается налево, и против последнего селения на линии, называемого тогда Донскою крепостью, сделавши связь между сими двумя крепостями, нерегулярными редутами, по положению места с прикрытиями и пушкою. Затем укрепил я находящуюся уже вверху Кубани крепость Прочный Окоп, которая была худо сделана. Затем и далее, вверх Кубани, распространил малую крепость Константиногорск, делающую связь между селениями на реках Малке и Тереке, а между Моздоком и Кизляром, имеющими между собою расстояния двести верст, сделал я тоже крепость, называемую Шелководскою ¹³³. В то же лето старался я привести в подданство Шамхала Тарковского, который вошел в подданство и прислал своего посланца, для представления к высочайшему двору ¹³⁴. Потом привел я в подданство и хана Дербентского, который тоже послал своего посланца к высочайшему двору ¹³⁵. Далее представил я о приумножении малой эскадры нашей, на Каспийском море, у которой некоторые суда уже были не способны, с тем, чтобы никакое военное судно чужое на Каспийском море терпимо не было; что также Высочайше [69] аппробовано. Я занял в Капийском море остров, в семи верстах от Талышей лежащий, поставив на нем гарнизон и содержа одно военное судно, которое должно было наблюдать, чтобы персидские береговые суда, называемые киржим, между островом и Талышами проходить не могли. Тут же найдя, что казна была должна подрядчикам, ставившим провиант и фураж на линию и конным полкам, до миллиона шестисот тысяч рублей (хотя отпускалось на то каждогодно два миллиона сто тысяч) из присланных ко мне денег, на 1791 год, миллиона четырехсот тысяч руб. уплатил я долгов миллион триста тысяч, а прочие просил уплачивать от Провиантского департамента, из недосданной суммы на 1791 год. Впредь, на 1792 год, представил я отпускать только один миллион, а потом, рассчитавшись по требованиям бывшего тогда генерал-прокурором, графа Самойлова, убавил еще 200000; в числе сей суммы назначено было 110000 на экстренные расходы, без отчета. Я просил только 36000, но блаженныя памяти Государыня Императрица Екатерина II изволила прибавить к отпуску еще 36000, то есть 72000. На таковую сумму сделаны мною были приходная и расходная книги, из которых в расходную книгу записывался расход, не только большой, но и самый мелкий, и книги такие отсылаемы были в Военную коллегию, для ревизии. За все сие и за прежние мои подвиги, во время второй войны с Оттоманской Портой, награжден я, во время празднества мира, 1793 года сентября 2-го дня, орденом Св. Апостола Андрея Первозванного.

В 1794 году Ага-Магомет-Хан ¹³⁶ Персидский, дядя нынешнего, признанного шахом (Т. е. Фет-Али-Шаха, умершего в 1834 году.) ¹³⁷, усилившись в Персии и назвавши себя шахом, прислал ко мне трех посланцев с письмом своего визиря, чтобы оных отправить к высочайшему двору ¹³⁸. Оных посланцев принял я ласково, но отвечал им, словесно, не давши письма к их визирю, сказав притом, что поколику моя Государыня Императрица Агу-Магомета шахом не признала, то и почитаю я его почтенным и первейшим в Персии Агою-Магомет-Ханом; потому же объяснил я, самому с визирем его в переписку входить и почитать за визиря шахского не могу, а советую Ага-Магомет-Хану послать письмо просительное к моей [70] Государыне Императрице, о признании его шахом: то, конечно, для него весьма полезно будет, и уже прочие ханы, ему непокорные, противиться не станут. С сим оные посланцы обратно и отправились, а я донес о сем моем ответе блаженыя памяти Государыне Императрице Екатерине II и получил милостивую на мой ответ Аге-Магомет-Хану аппробацию. Сей Ага-Магомет-Хан, за два года прежде моего прибытия, захватил нашего морского капитана Воиновича, пришедшего в гавань Астрабатскую, и держал в плену (Это случилось в 1781 году с графом Марком Ивановичем Войновичем, который впоследствии был адмиралом и скончался в первой половине царствования Императора Александра I.). В начале 1795 года выступил он, с войсками, на Муганскую степь, за рекой Курой лежащую, где обыкновенно себя шахи коронуют; послал войска разорить Карабахского хана, ему непокорного, а затем напал и на Грузию ¹³⁹. По донесении моем о том Ее Величеству блаженныя памяти Императрице Екатерине II, получил я повеление послать в помощь к царю грузинскому, что мною и исполнено было в половине декабря месяца. Сделав двенадцать мостов на реке Терек, в середине гор Кавказских протекающей, которая одна делает дорогу возможной в Грузию, до того бывшую для войск непроходимой, я нанял тамошних горцев для построения оных мостов, самым малым иждивением, стоившим казне около восьми тысяч рублей, когда прежде меня, при бывшем там начальником графе Павле Потемкине (Граф Павел Сергеевич, двоюродный брат князя Потемкина-Таврического, скончавшийся в чине генерал-аншефа, в 1796 году.), стоила таковая переправа малого числа войска в Грузию, казне, пятьсот тысяч рублей. Поелику на мое представление о поступках Аги-Магомет-Хана последовало повеление действовать против оного, как я лучше усмотрю, то я, не решившись сам вести против оного прямую войну, представил оной план, а между тем как и хан Дербентский, имевший уже своего посланца при высочайшем дворе, изменив, перекинулся к стороне Аги-Магомет-Хана, то, после половины декабря месяца того же 1795 года, послал я, для взятия Дербента, небольшой отряд, с артиллерией, в четырех батальонах состоящий, под командой генерал-майора Савельева ¹⁴⁰, и как в то время регулярной коннице нельзя было доставить фураж, то сделал я притом 500 человек калмык, ничего почти казне не стоивших. [71]

В начале 1796 года получил я повеление изготовить войска, на Кавказской линии стоявшие, и послать в Персию, поруча оные в команду присланному из Петербурга генерал-поручику графу Валериану Зубову ¹⁴¹, снабдив его как наставлением, так и всем нужным для похода. Посему изготовленные войска прибыли в лагерь, недалеко от Кизляра, в удобном месте назначенный, 2 апреля, и сделан был мост на реке Терек, а по прибытии оного генерал-поручика в Кизляр, где и я тогда находился, назначенные к походу войска с линии перешли чрез реку Терек во всей исправности. Заготовлено в Астрахани сто тысяч четвертей провианта для доставления оного морем, куда надобность востребует в Персию, и изготовлена эскадра астраханская, под командой одного контр-адмирала, который должен был впредь зависеть от генерал-поручика графа Зубова. Затем отправил я генерал-поручика графа Зубова, в апреле месяце, с войсками к Дербенту, который еще не был взят, дав ему мое наставление, 1000 верблюдов и 1000 волов, для доставления за ним провианта. По отправлении сей экспедиции, будучи в Кизляре, получил я жестокую болезнь, и коль скоро мог везен быть, отъехал я в квартиру мою, в город Георгиевск, а между тем прибавлены были еще войска из внутрь России к генерал-поручику графу Зубову, как регулярной конницы, так и казаков, под командою тогда бригадира, а ныне донского атамана графа Платова ¹⁴². Прибыв в Георгиевск, по представлению генерал-поручика графа Зубова, доставлял я ему еще верблюдов и волов большое число. Генерал-поручик граф Зубов, по покорении Дербента, пожалован был, не по старшинству, генерал-аншефом, и уже от меня не зависел. Бака, по приближении эскадры, сама сдалась без сопротивления, а генерал-аншеф граф Зубов терпел нужду в провианте, которого хотя довольно привезено было в Баку, но, по отдалении взятого им лагеря от Баки, доставлением оного оттуда безводною и бесфуражною степью, на верблюдах и волах, понес великий урон в доставлявших оный верблюдах и волах. Также стоявший долговременно в одном лагере близ гор, он понес знатный урон и в лошадях конницы, и хотя подвинулся на реку Куру, но уже поздно. Тут блаженныя памяти Государыня Императрица Екатерина II, за мою многую, усердную службу, за скорое и исправное отправление корпуса в Персию, в июле месяце пожаловала мне, Подольской губернии в Проскуровском Повете, 1800 душ. [72]

После бывшей жестокой болезни, сколь ни удерживался я просить отдохновения, находясь в слабом состоянии здоровья, но принужден был потом всеподданнейше просить отпуска на два года, на что хотя сначала и не было соизволения, но потом, по повторенной моей просьбе, в начале ноября месяца того же 1796 года, получил отпуск для выздоровления, на два года, с милостивейшим выражением в именном указе: с получением полного жалованья, с штабом генерал-аншефа и со всею канцелярией, к оному чину принадлежащею ¹⁴³. Посему, сдав команду, в половине того ноября, генерал-поручику Исленьеву ¹⁴⁴, я поехал с линии; но не доезжая города Черкаска, еще по левую сторону реки Дона, получил указ из Военной Коллегии о вступлении на Всероссийский престол блаженныя памяти Государя Императора Павла I, по кончине блаженныя памяти Государыни Императрицы Екатерины II, который указ распечатав и не имея еще позволения принять обратно команду, отправил того курьера, с тем указом Военной коллегии, при моем сообщении, к принявшему от меня команду на линии генерал-поручику Исленьеву, а сам продолжал путь к Москве, где находилось мое семейство. Доехав до Воронежской губернии, получил я высочайшее повеление Государя Императора Павла I, преподанное мне от генерал-фельдмаршала графа Салтыкова, бывшего после князем, с дороги, где оное меня найдет, возвратиться на линию и принять опять в мою команду, как войска на Кавказской линии, так и находившиеся в Персии, под командой графа Зубова. Посему и возвратился я в город Георгиевск, где получил Высочайшее повеление вывесть войска как из Персии, так и из Грузии, а по приходе оных на Кавказскую линию формировать по новому штату как пехотные, так и легкоконные полки и гусарские, что исполнил я в точности; перевез великое число больных и конную амуницию, поколику в конных полках, находившихся при реке Куре, оставалось самое малое число лошадей, на судах береговых, к пристани, недалеко от Кизляра, а оттуда перевез больных в приготовленные госпитали по дороге в один близ Кизляра и другой в Екатериноград, где оные больные во многом числе выздоравливали. Потом послал я к войскам, выходившим из Персии, надобное число лошадей и повозок, в чем имели они большой недостаток, а по приходе оных войск из Персии и Грузии на линию, формировал я полки пешие и конные по новому [73] штату. За прежнюю мою долговременную и усердную службу и за сие распоряжение всемилостивейше пожаловано мне, в 1797 году апреля 5-го, в день коронации Его Величества блаженныя памяти Государя Императора Павла I, Российской Империи графское достоинство.

Отправивши по повелению некоторые войска с Кавказской линии в Россию, в 1798 году, в марте месяце, получил я Высочайший именной указ о сдаче, на время, команды генерал-лейтенанту Исленьеву, бывшему инспектору тамошней кавалерии, до назначения туда начальника, а самому явиться к Его Императорскому Величеству, в Санкт-Петербург, куда я тотчас и отправился. Будучи в дороге, назначен я был военным губернатором в Киев, а по прибытии, высочайше определен был военным губернатором в Каменец-Подольский, с поручением мне команды, тамошней дивизии, расположенной в губерниях Подольской, Волынской и Херсонской, и с поручением: по гражданской части в управление мое трех губерний: Подольской, Волынской и Минской. При сем за ревность и усердную мою службу пожалованы мне были 3000 душ в Подольской губернии.

1798 года, блаженныя памяти Император Павел I повелел мне готовым быть с войсками, в 60000 состоящими, на помощь Порте Оттоманской ¹⁴⁵, которая тогда затруднена была междоусобною бранью бунтовавшего против нее Пасвана-Оглу ¹⁴⁶. О сем повелено было мне, чрез посланника нашего в Константинополе, сообщить Порте Оттоманской, но Порта не требовала, а только благодарила ¹⁴⁷. В начале 1799 года высочайше повелено было командовать мне армией моего имени, которая состояла из трех корпусов, одного собственно под моею командою, в Волынской губернии, на Буге, впадающем в Вислу, где я и взял свою квартиру, на границе в местечке Рожеямполе, что на Буге, другого под командою генерала от кавалерии Михельсона ¹⁴⁸, в Подольской губернии, и третьего, под командою генерал-лейтенанта Шица ¹⁴⁹, на Днестре и в Херсонской губернии. Притом мне поручено смотрение и наблюдение за корпусом принца Конде ¹⁵⁰, в Волынской губернии расположенным, которому повелено было в июне месяце с самим принцем Конде выступить за границу, мне дать в оный корпус Гусарский полк Баура ¹⁵¹, (Павлоградский.) [74]

взамен чего остались бы, до времени, в моей команде два полка драгунских: Дворянский полк, в котором был шефом Дюк-де-Берри ¹⁵², и Павлоградский другой полк, в котором был шефом Дюк д'Анген ¹⁵³; но после и те два полка повелено было отправить за границу. Мне, имевшему свою квартиру в местечке Рожеямполе, на Буге, повелено быть в такой готовности к выходу за границу на Рейн, чтобы в двадцать четыре часа, по повелению, выступить мог, а по выходе за границу поручена мне была и армия генерала от инфантерии Ласси ¹⁵⁴, но армия осталась без движения. В октябре месяце повелено было мне, корпуса армии, под командою моею, расположить на квартиры Волынской губернии.

В начале 1800 года повелено было мне распустить армию, а самому отправиться к моему месту, в Каменец-Подольский, где находясь имел я счастье получить милостивые именные указы; но потом, в июне месяце, получил с гневом указ, а делая инспекторский смотр в Кинбурне, батальону там стоящему, получил и приказ, что я от службы отставлен. Сдавши полк, тогда моего имени, в Каменце стоявший, в исправности и все дела мне порученные, находился я в отставке.

В 1806 году, в апреле месяце Его Императорское Величество, преславно и преблагополучно ныне царствующий великий Государь Император (Александр Павлович) Высочайше повелел мне, во всемилостивейших выражениях, приехать в Санкт-Петербург на службу, на каковое повеление, 2 мая того же года, поспешно отправился я из деревни моей, в Подольской губернии лежащей, и имел счастье в исходе того же месяца предстать Его Императорскому Величеству. Государь Император, поручив в командование мое войска на Кавказской линии, в Грузии и Дагестане находившиеся, куда отправясь и приехав в Георгиевск на Кавказскую линию, нашел я там и в других местах заразительную болезнь, чуму. Сделав распоряжения мои о прекращении оной, отправил я немедленно генерала от инфантерии Булгакова командовать войсками, в Дагестане находившимися, предписав оному сделать предприятие на Баку и взять оную; сам же, по укрощении чумы, так что незначащее число только больных оставалось, в сентябре месяце, поехал чрез горы, в Грузию ¹⁵⁵. По извещению из Грузии, что шехинский хан ¹⁵⁶ отложился, карабахский ¹⁵⁷, бывший в подозрении, убит и ханство осталось без хана, а лезгинцы, народ бойкий, имеющий порядочные каменные дома и все хозяйство в лучшем порядке, [75] нежели в Грузии, и упражняющиеся в шелководстве, призвали к себе в помощь Хамутая ¹⁵⁸, хана казыкумыцкого, намереваясь грабить Грузию, дал я предписание мое генерал-майору Несветаеву ¹⁵⁹ приготовить часть войск на левом берегу реки Куры, у Джавата, против устья реки Аракса, впадающей в Куру, и часть войск в Кахетии. Тут, по несчастью моему, под самыми снеговыми горами, в Владикавказской крепости, я сильно заболел, так что десять дней не мог вставать с постели; но как скоро мог встать, то хотя и будучи еще очень слаб, нанял осетинцев, горский народ, которые несли меня на носилках в Кавказских горах. В средине самой сих гор получил я рапорт от генерала от инфантерии Булгакова, что он выгнал из ханства Дербентского бунтующего хана ¹⁶⁰, прежде уже изменившего и ушедшего из корпуса графа Зубова, и приступив к Баке, овладел оною; оба же хана, дербентский и бакинский, ушли. О сем тогда же, с присланным от генерала Булгакова курьером, всеподданнейше донес я Его Императорскому Величеству. Продолжая потом несен быть на носилках, покуда сесть мог на лошадь, 27 октября приехал я в Тифлис, откуда предписал генерал-майору Небольсину ¹⁶¹ идти на покорение изменившего хана шехинского, который генерал оное исполнил и покорил ханство шехинское, а хан ушел в горы. Потом предписал я генерал-майору Небольсину зайти в тыл к лезгинцам, а войскам, приготовленным в Кахетии, наступать оттуда на лезгинцев, что сведав, войска хана казыкумыцкого ушли, а лезгинцы, видя себя обойденными спереди и с тылу, без потери одного человека, покорились и прислали ко мне двенадцать человек из первых у них людей, аманатов, которые и пришли ко мне, с повешенными на шеях саблями, в знак их порабощенной покорности, и из которых некоторые переменяемы быв, по его просьбе, надежными и лучшими людьми, оставались всегда в Тифлисе. Они же должны были провожать моих курьеров, как от меня, так и из Баки ко мне посланных. В ханство Шехинское, по всеподданнейшему моему представлению, определен был ханом усердный Джафар-Кулыхан-Хойский, изгнанный Бабаханом и сражавшийся с его войсками, а в ханство Карабахское – сын убитого хана карабахского, Мехти-Кули-Хан ¹⁶². По приезде моем еще на линию прислан был в Астрахань посланец Бабахана, живущего в Танране (Тегеран.), который, по просьбе его, ко мне в [76] Георгиевск доставлен и привез мне письмо от первого Бабаханова чиновника, что Бабахан желает прекратить неприятельские действия, которому дал я ответ сходственный Высочайшему достоинству великого Государя Императора, о каковом я тогда же донес Его Императорскому Величеству ¹⁶³. А как не было ответа на оный мой ответ, данный присланному из Персии, от Бабахана, то, по высочайшему повелению, посылал я в Танран к Бабахану (ныне персидскому шаху) для переговоров моего адъютанта. Какие же были переговоры у него в Танране, доносил я Его Императорскому Величеству и сообщил тогда министру иностранных дел. Также приметил я, что от турецкой стороны происходят неприятельские намерения, хотя ахалцыхский паша и прислал ко мне своего чиновника с письмом, будто в приятельском намерении. Карский паша, переговариваясь с генерал-майором Несветаевым, стоявшим на границе Карского владения, послал мимо меня прошение к Его Императорскому Величеству с покупавшим у него лошадей для заводов казенных, Армянином, что он будто готов покорным быть великому Государю Императору, когда ему подана будет помощь против Турок, и посему прислано было ко мне оному паше алмазное перо, но оного я к нему не отослал, так как он уже совершенно открыл свое коварство.

Выступил я в начале 1807 года с войсками, в Грузии и Кахетии находившимися, в лагере, а генерал-майору Небольсину приказал бригаду свою расположить впереди Елисаветпольской крепости, дабы в предпринятом мною движении против турок обеспечиться от впадения персиян в ханства Карабахское, Шехинское и Грузию. Тут, узнав неприятельские намерения ахалцыхского паши, пошел я в Ахалцых, дабы схватить крепостцу Алха-Калак (Ахалкалаки) и тем обеспечить от впадения в Грузию; но нашел оную крепость изготовленную к обороне, а в восьми от оной верстах более 2000 турецкой конницы, которая, по неудаче взять приступом крепость Алха-Калак ¹⁶⁴, подъезжала ко мне, но была опрокинута с немалым уроном.

При выступлении моем в ахалцыхский пашалык предписал я генерал-майору Несветаеву, стоявшему на границе карского владения, вступить с войсками на помощь коварно просившему оной карскому паше; но по вступлении оного в его [77] владения нашел он тотчас противящегося брата паши, по прогнании которого подошел он и к крепости Карской ¹⁶⁵, но нашел и тут оборону и стреляние из пушек по войску. Известясь тут, что сераскир Юсуф-паша ¹⁶⁶, бывший прежде два раза визирем и сражавшийся с Императором Иосифом II, а потом бывший и третий раз визирем, защищавшим Силистрию, идет с немалым числом войск турецких для впадения в границы наши, в провинцию Шурагельскую, называя уже себя владетелем Грузии, генерал-майор Несветаев потому отретировался в селение Гумры, мало укрепленное, в Шурагелях находящееся, на границе нашей, на реке Арпачае, где нашел в своей команде три батальона, в малом комплекте Саратовского пехотного полка, батальон Кавказского гренадерского, еще в меньшем комплекте батальон пятнадцатого егерского в таком же некомплекте, и два донских казачьих полка. Оттуда, получив от него известие, будучи под Алха-Калаком, что вышеупомянутый сераскир атаковал его, подвез мортиры и пушки, из которых по нем стрелял, пошел я форсированными маршами против оного сераскира, оставив в Тифлисе Кабардинский пехотный полк при генерал-майоре князе Орбельянове. Будучи в марше больше половины дороги, получил я и еще рапорт от генерал-майора Несветаева, что сераскир, атаковав его в другой раз, ворвался в самое селение, но войска наши оборонялись храбро, особливо гренадеры кавказские, не допустили овладеть оным селением, хотя и с уроном, и турки ретировались, но что турецкие войска, стоящие в лагере от его поста в четырех верстах за рекою Арпачаем, усиливаются. Я поспешил к нему сколько возможно; перешед горы, отделяющие Шурагельскую провинцию, послал поспешно вперед авангард генерал-майора Портнягина ¹⁶⁷ и с ним на казачьих лошадях снаряды артиллерийские, в которых имел генерал-майор Несветаев надобность, предписав оному непременно в ночь прийти в селение Гумры, а в случае встречи на пути неприятеля пробиться туда. Сам я, на другой день поутру, оставив излишние обозы и перешед еще дефилею между небольших гор, вышел на равнину, расположился лагерем в виду неприятеля, около десяти верст за Арпачаем стоявшего ¹⁶⁸. Оттуда я поехал к генерал-майору Несветаеву, для дальнейшего распоряжения, и возвратился в свой лагерь. В темную ночь неприятель подослал конную партию, которая стреляла из ружей, но не в близком расстоянии и без всякого вреда. [78]

Я приказал по оной не делать никакого выстрела, разве бы подъехала она на картечный выстрел, баттарее, в ту сторону мною поставленной, но партия сия удалилась. На другой день перешел я, по рекогносцировании, в удобное место, ближе к посту генерал-майора Несветаева, расположился в трех с половиною верстах от оного и делал два раза обманные рекогносцирования, вверх по реке Арпачаю пехотою и конницей, показывая вид, будто думаю там переходить оную и атаковать неприятеля во фрунт. Сам неприятель, быв встревожен, сделал потом, впереди своего лагеря, на высоте, ложамент с пушками и обставил баттареи, пред лагерем своим, палисадом, но я вместо того секретным образом рекогносцировал, пред вечером, с одним обер-квартермистром (Генерального штаба майором Матушевичем. ¹⁶⁹) и двумя казаками, дабы обойти его правый фланг и перешед ниже неприятельского лагеря реку Арпачай, зайти в тыл и отрезать неприятелю ретираду. О сем намерении, кроме обер-квартермистра никто из генералов не знал; но как после того на другой день был пресильный и большой град с проливным потом дождем, то река Арпачай наводнилась и принудила меня обождать до слития воды. Посему, по частой рекогносцировке вверху реки Арпачая о слитии воды, и получив известие, что вода спала, послал я обер-квартермистра, пред сумерками, дабы неприятелю неприметно было, расставить по рекогносцированной мною с ним дороге по два казака, на примерной дистанции, так далеко, чтобы неприятелю неприметно было, дабы в ночь вести по оным к атаке войска. По исполнении сего, при наступлении ночи, сняв лагерь, отослав все излишние обозы в селение Гумры, в пост генерал-майора Несветаева, кроме принадлежащих к фрунту и малого числа лазаретных фур, и призвав генералов и полковников, приказал я оным построить из каре колонны и следовать, куда обер-квартермистр, приставленными к каждой колонне вожатыми, укажет. Хотя пред сим, когда лагерь снят уже был и бежали к неприятелю два солдата и один татарин, из поста генерала Несветаева, но как сим беглецам неизвестно было, куда я пойду, то неприятель, будучи только в готовности, имея у себя более огней в лагере, ожидал моей атаки по обманным моим рекогносцировкам, перешед реку Арпачай, во [79] фронт. Я потому, дошед до последних, расставленных для указания дороги казаков и поравнявшись почти против правого фланга неприятельского, остановил войска, ожидая всхода месяца после полуночи в светлую ночь. Как скоро можно было видеть дорогу, пошел далее. В начале самого рассвета посланные вперед стрелки, егери и казаки нашли небольшой пикет неприятельский, чрез реку, ко мне поставленный, и прогнали оный с уроном. Тут неприятель встревожился и переправил против меня всю свою конницу, чрез реку, пехоту, засевшую в деревнях подле реки, и несколько пушек. Я уже тогда, миновав их фланг, построился в каре, поставив один гренадерский каре позади в резерв, на перекрестных выстрелах, с средним и левым кареем, и хотя неприятель нападал везде многочисленной конницей на картечные и ружейные выстрелы, но был опрокинут и отбит. Когда правый каре, остановившись на месте, имел от пушек, вывезенных неприятелем против него, урон в людях, артиллерийских лошадях и в повреждении лафетов, а я увидел, что сераскир заехал в тыл правого карея, с отборною конницею, то я, взяв средний каре из фрунта и приказав место оного заступить резервному каре, сам, с средним каре, пошел прямо на сераскира, и перешед не большую, но болотистую речку, велел из двух орудий выстрелить по сераскиру, подвигаясь сам поспешно и взошедши на высоту, откуда сераскир отошел и поехал далее, оставив за собою для прикрытия часть отборной конницы. Я велел оную атаковать, как ста человекам казакам линейным, у меня бывшим, так части донских и трем эскадронам драгун, и опрокинул сопротивляющуюся конницу с уроном, которая и поскакала вслед за сераскиром, вышед из выстрелов пушечных. Я с средним каре, обошед правый каре и послав к оному казачьих лошадей на место убитых артиллеристов, пошел далее вперед и, поставив на высоте баттарею, приказал оной из единорогов метать бомбы в лагерь, а по неприятелю на той стороне стрелять ядрами. Потом переправил вброд, чрез реку Арпачай батальоны егерей и, переехавши сам, приказал и прочим, переправясь чрез реку, атаковать, что неприятель увидя бросил лагерь и, увозя некоторые пушки, начал поспешно ретироваться, так как я отрезывал ему ретираду мимо лагеря, где был сераскир. Тут увидел я, что от селения Гумры, правым берегом Арпачая идет генерал-майор Несветаев с батальонами и казаками, при нем находившимися, которому от меня [80] приказано было, скрытно изготовившись до света, за высотами, между лагерем неприятельским и его постом, как скоро я стану переходить Арпачай, для атакования неприятеля, во фрунт, но он уже нашел лагерь и баттареи брошенными. Неприятель побежал стремглав и бросал увезенные было им пушки, а некоторые далеко увезенные, находившиеся на левом берегу Арпачая, бросил в озеро, там за Арпачаем находившееся. Во время атаки моей неприятеля стояли позади меня, верстах в четырех, 500 человек персиян, на горах, а в двенадцати верстах, за горами, 10000 человек. В сем сражении у меня было войска всех и всяких шесть тысяч, а у неприятеля, по собственному его показанию, 24000, две тысячи отборной конницы, называемой делибаши, в одинаковых белых шапках; куртинцев, кочевого народа, соседнего арабам, и лучшей азиатской пехоты, прозываемых лазы. В сем сражении взял я у неприятеля два лагеря и собственный сераскира, более двадцати пушек, а сколько именно не упомню, и три мортиры. Таким образом всеподданнейше донесши о сем подвиге моем Его Императорскому Величеству, награжден я был всемилостивейше Великим Государем Императором произведением меня в генерал-фельдмаршалы (30 августа 1807.) Неприятель ретировался из виду, до крепости Карса, в расстоянии тридцати верст, где и сераскир остановился. Я потом послал деташамент, для взятия в Карском владении, вниз Арпачая, крепостцы, которую неприятель, увидев подходящие войска наши, оставил, и в ней взято шесть или семь пушек, чего, за прошествием времени, не упомню и о чем я всеподданнейше донес Его Императорскому Величеству. Сам потом, перейдя обратно чрез Арпачай, я расположился при оном лагерем, посылая вперед партии, далее двадцати верст, которые нигде уже неприятеля не видали. В сем лагере получил я высочайшее повеление заключить с сераскиром перемирие ¹⁷⁰, о чем сообщил сераскиру в крепость, дабы он от себя прислал, в назначенное мною при деревне место, одного пашу, куда я и от себя пошлю генерал-майора, чему сераскир обрадовался, и перемирие заключено было, о чем я донес всеподданнейше Его Императорскому Величеству. Тогда же и персидский хан, стоявший с войсками персидскими, как выше донесено, за горами, присылал ко мне с поздравлением одержанной победы, [81] называя меня начальником непобедимых войск, и войска свои отвел к Эривани, в последних числах августа, и наследник шахский, Аббас-Мирза ¹⁷¹, прислал ко мне посланца и верховую лошадь с богатым убором. Видя, что персияне, при продолжающихся с ними переговорах, спокойны, в первых числах сентября оставил пост в селении Гумры, на границе; учредил карантин по оказавшейся после сделанного перемирия чумы у турков; поставил некоторые войска в Шурагели, а прочие сам отвел в квартиры. После сего, сделав план, какие действия на будущую кампанию предполагаю, по мнению моему, сделать, всеподданнейше представил о том Его Императорскому Величеству. Между тем продолжал я переговоры и переписку с Аббас-Мирзою, наследником шахским и первым чиновником, называющим себя визирем шахским, когда Бабахан не признан был еще шахом. Персияне, однако же, продолжали переговоры двугласные, предлагая все перемирие, на что я не соглашался, не имея на то Высочайшего повеления.

В начале апреля месяца 1808 года вывел я войска, в Грузии и Кахетии расположенные, в лагерь, куда прислан был ко мне хан, посланцем из Такрана, который, по данной ему доверенности, предлагал сделать перемирие, на что показал я ему, без перевода, Высочайшую грамоту с высочайшею доверенностью мне: заключить с Персией мир, которую присланный хан увидев низко поклонился. Я примерно тут же сему хану сказал границы, которые при заключении мира должны поставлены быть между Всероссийской Империей и Персией, а именно реки: Арпачай до впадения ее в Аракс; Аракс до впадения ее в реку Куру, при Джавате, а далее Кура до впадения ее в Каспийское море, включая тут же и за Курою талышинского хана, сказавши притом, что при заключении мира на предложенных тогда пунктах, и Его Императорское Величество, Всемилостивейший мой Государь, признает Бабахана шахом. Угостивши потом сего присланного хана, отправил оного обратно. Посылал я потом еще, в Такран, подполковника ¹⁷², поручив ему и от министра иностранных дел к французскому послу в Персии, Гардану ¹⁷³, письмо, приказав оному подполковнику проведать, что персияне намереваются предпринять и имеют ли в сборе войска, ибо имел уже известие, что Бабахан с помощью французов формирует регулярные войска, что французы приготовляют персиянам артиллерию и научают их оною действовать. О сем [82] и возвратившийся из Такрана подполковник подтвердил мне то же и привез письмо от называвшего себя визирем шахским, в котором тоже на заключение мира написаны двугласные и ничего не значащие выражения. Тут же я получил и письмо от французского посла Гардана, который вошел со мною в переписку по получении пересланного ему мною письма от министра иностранных дел. Переводчика, посыланного с подполковником, офицера из Грузии, оставили персияне у себя. Между тем новый Карский паша (поелику прежний казнен был) прислал ко мне чиновника с известием, что он там пашою, и с просьбою, сохраню ли я перемирие, с ним сделанное. Оного чиновника подарив, приказал я уверить пашу, что хотя бы подвинулся я к границам, но, конечно, не с намерением делать нападение в Карскую провинцию. Видя ясно, что Бабахан дает ответы на заключение мира двугласные и ничего не значащие, проволакивая время, дабы между тем собрать и привести свои войска в порядок и приумножить свою артиллерию; по уверению же моему и разведыванию, турки, граничащие с Грузией, спокойны, и в сбор войск не имеют, решился я, по всемилостивейшей мне доверенности, действовать по усмотрению моему войсками, к пользе службы Его Императорского Величества, и предпринять в такое удобное время поход для взятия Эривани, где, по известиям, не было еще в сборе больше войск, как тысяч до пяти. В том числе несколько вновь формированной французами регулярной пехоты.

В начале сентября месяца пошел я, с так называемою тогда, но уже малочисленной моей армией, в шести тысячах человек под ружьем стоящей, в поход к Эривани, и пришед в Шурагели, перешел горы, делающие нашу границу с Персией, а оттуда далее по дороге к Эривани, не встречая еще нигде, на расстоянии 50 верст, войск персидских. Подвинувшись далее вперед, в 15 верстах, увидел я конницу персидскую по другой стороне реки Арпачай, которая, опасаясь быть отрезанной от Эривани, поспешно опередя меня, идущего по левую сторону Арпачая, переправилась так поспешно чрез мост, там находившийся, что я едва только успел, с моим малым авангардом, атаковать оную казаками и высланными егерями, не могши употребить драгун, по причине усыпанного поля и дороги острыми каменьями. Конница сия была, с уроном, тотчас [83] опрокинута и даже не заезжала к Ячмезинскому (Эчмиадзинскому) монастырю, на дороге лежащему и имеющему впереди большие сады и каменные ограды, где прежде меня князю Цицианову великое сопротивление было ¹⁷⁴. На другой день пошел я далее, и занял Ячмезинский монастырь, не встретя никакого сопротивления. Как обоз не мог инаково идти, как по той же дороге, за войском, а видна была выехавшая от Эривани конница персидская, верстах в восьми, то, построив впереди сего монастыря три батальона пехоты и драгун, занял я посланными егерями сады, и тем обеспечив обоз, идущий по трудной каменистой дороге, по приводе которого, видя персиян удалившихся, расположился лагерем впереди крепкого монастыря Ячмезинского. Оставив тут больных, большую часть обоза и надобное прикрытие, на другой день, до света, пошел я вперед к Эривани. В сию ночь деревни, впереди меня лежащие и в стороне, были зажжены персиянами. Дошед до реки Занги без сопротивления, не видев уже нигде конницы персидской, с которою Гассан-Хан удалился и оставив брата своего хана комендантом в Эривани с пехотою регулярной и нерегулярной ¹⁷⁵. Накануне моего прихода уехал из Эривани французский инженерный офицер, там находившийся. Я, потому переправивши войска чрез быструю реку Зангу, текущую подле самых стен Эривани, ниже крепости, подвинулся к Эривани, и по рекогносцировании мною впереди, расположился лагерем в пяти верстах от крепости, примкнув левым флангом к реке Занг, 1808 года октября 3 числа ¹⁷⁶. На другой день послал я отряд, под командой генерал-майора Портнягина, из небольшого числа пехоты, с четырьмя пушками и из драгунского исправного Нарвского его полка состоящего, к стороне реки Аракс не допускать неприятеля меня тревожить с тыла и подавать сикурс крепости. Того же дня, после полудня, неприятель из крепости начал делать вылазку (в числе которой были и регулярные персидские войска) на поставленные впереди лагеря, в удобном месте, гренадерские батальоны, которые и опрокинули неприятеля с немалым ему уроном и с малозначащим со стороны нашей. В ночь потом послал я обложить крепость полковника Симоновича ¹⁷⁷, с надобным числом войск, под командой генерал-лейтенанта барона Розена ¹⁷⁸, поделать баттареи и траншеи, что и исполнено было. [84] Генерал-майop Портнягин два раза прогонял покушавшегося неприятеля подать помощь крепости: в первый раз прогнал до 1000 человек, а во второй раз переправившуюся чрез Аракс, для сикурса крепости, в 5000 человек, состоявшую персидскую конницу, при одном хане, прогнав их с большим уроном, преследовал чрез Аракс в глубокий брод, драгунами и на крестцах лошадей их посаженными егерями. Как при начатии моем похода к Эривани предписано было генерал-майору Небольсину, с бригадой его, с артиллерией и казаками идти вверх по Араксу, к Нахичивану, то, осаждаючи крепость, получил я от оного рапорт в том же месяце, числа не упомню, что он, подходя к Нахичивану, встречен был, переправившись при Нахичиване чрез реку Аракс, персидскими войсками, под командой самого наследника шаха Аббас-Мирзы, с конницей и пехотой регулярной и артиллерией. Опрокинув оный корпус персидский с большим уроном, он прогнал неприятеля, чрез Аракс бежавшего, причем убит был один хан, дядя наследника шахского; взято в плен несколько персиян, а подлинного числа не упомню, и семь человек наших беглых, служивших у персиян, сражавшихся вместе с персиянами, которых я приказал прогнать жестоко шпицрутеном, отчего оные по нескольких днях после померли. Генерал-майор Небольсин занял Нахичиван ¹⁷⁹, которому и предписано было от меня сделать уже верное сообщение с отрядом генерал-майора Портнягина. С тех пор уже неприятель не смел переходить чрез реку Аракс.

Из Эриванской крепости, имеющей к реке Занг и в других местах двойную каменную стену, неприятель отчаянно оборонялся из ружей и из пушек. Я, не имев осадной артиллерии, имев только на другой стороне реки Занг, от крепости, баттарею из нескольких пушек и трех мортир, взятых мною у турков, не мог оному наносить желаемого вреда, и хотя из близко поставленной баттареи, на левом берегу реки Занг, на котором и все войска, обложившие крепость, находились из двенадцатифунтовых орудий и делана была небольшая брешь, но персияне каждую ночь, находящимися в крепости армянами, старались починивать, хотя не без урона от выстрелов шестифунтовых пушек. Неприятель стрелял как днем, так и ночью из ружей и пушек, а когда я делал для устрашения оного фальшивые по ночам тревоги, то стрелял вокруг сильно из ружей почти всю ночь и метал подсветы, но без вреда нашим войскам. [85]

Таким образом, продолжавши осаду по 17 ноября, увидел, что большой снег упал на горе Арарат и на Черных горах, подле меня недалеко лежащих, а приехавший ко мне, с великой нуждой, курьер из Грузии сказал мне, что, по причине упавших больших снегов в горах, чрез которые должно проходить в Грузию, проезд сделался так затруднителен, что я и курьеров впредь ожидать не могу. Живущий за Араксою подчиненный персиянам народ куртинцы прислали ко мне своих поверенных с предложением быть подданными России, которых я обласкав и подарив, дал оным мою сальвагвардию ¹⁸⁰. Войска, осаждавшие Эривань и в отрядах находившиеся, имели продовольствие не только надобное, но, могу сказать, роскошное, ибо получали довольное число муки пшеничной, сарачинское пшено, которого там изобильно, мясо и собирали тоже овощи огородные, в предместиях Эривани находившиеся, даже и пресладкий виноград. Лошади довольствованы были сеном и ячменем из деревень, имевших мою сальвагвардию, между Зангою и Араксом, заготовленными персиянами для своей конницы; мясом же войска довольствованы были от выгнанной из крепости, по тесноте и недостатку корму, скотине, овец и рогатого, часть которого скота сами пастухи пригоняли к войскам, а часть отхвачена была; так что я не имел в прокормлении войск и лошадей никакой еще нужды. При всем этом, от продолжавшейся осады, ожидая уменьшения войска, лишась от упадших больших снегов с Грузией сообщения, а по позднему времени не ожидая возможности до весны уменьшения таковых снегов, должен был я решиться, имея уже мало в остатке снарядов артиллерийских, штурмовать крепость, в которой была небольшая брешь. Дав мое распоряжение атаковать оную, с 16 на 17 число, подошел и сам к крепости наполовину малого пушечного выстрела, с оставшимися в лагере войсками, для резерва, который с тем поставлен был, что когда влезшие в крепость войска займут ворота, взойти ему на помощь сражающимся, расположив оный за малою высотою, дабы меньше терпеть урона от ядер. Штурм был предпринят до света; но неприятель, приметив движение войск, кинул такие подсветы из крепости, что ясно мог увидеть приближение колонн, и хотя одна колонна, по лестницам, взошла в крепость, но по главной колонне, подошедшей к бреши и от которой были уже некоторые во рву, неприятель метал зажженные бомбы и [86] приготовленные камни, а ведший оную полковник Симонович был тяжело ранен. Также и влезший по лестницам в крепость ... был убит, а потом и взошедший, с резервом, полковник Булгаков был тоже убит. Я, хотя и послал из резерва, при мне находившегося, атаковать крепость с противной стороны взлезшей в крепость колонны, дабы отвлечь неприятеля от обороны на ту колонну, но и оный отряд подошед к крепости, по сильной обороне неприятеля, не мог взлезть в оную и отошел. По таковой несчастной неудаче приказал я войскам, в траншеях прежде находившимся, войти опять в оные, а раненых собрать и отвести в лагерь ¹⁸¹. После сего, отправивши в лагерь раненых и постоявши несколько часов пред крепостью, откуда неприятель не смел делать вылазки, послал я к находящимся в траншеях, на место убитых и раненых, из резерва, прочие отвел в лагерь, и продолжав осаду, отнял у неприятеля свободное взятие воды из реки Занги, текущей под стенами, и посылал сказать, что не отойду до тех пор, пока не возьму крепость. Неприятель продолжал оборону отчаянную; и посему, не видя уже возможности продолжать далее осаду по малому остатку артиллерийских снарядов и убавке войск, не имея оных и с начала моей осады более 5000 человек, из которых понес убытка более 800 чел. убитых и раненых на штурме, принужден я был, по всем вышеописанным причинам, призвав отряд генерал-майора Портнягина в лагерь, 30 ноября оставить осаду, и отошел к монастырю Ячмезинскому, где простояв день, собравши все к походу, 2 декабря пошел я к горам, по дороге к Грузии, а как уже известно было, что проход чрез горы, по причине большого снега, не токмо затруднителен, но без раскрытия сколько можно, дороги, невозможен, послал я вперед драгунский полк Нарвский и батальон пехоты, с лопатами. Неприятель до 3-го числа декабря нигде не показывался из крепости, а 3-го числа в обед, когда обозы еще не все втянулись в лагерь, который у меня был уже на снегу, но не так великом, ибо от Эривани более двадцати верст шел я еще сухою дорогою, засев в каменьях, начал стрелять по немалому прикрытию обоза, в арьергарде находившемуся. Посему я послал один гренадерский батальон, пришедший уже в лагерь, который и прогнал неприятеля. Сам я, на другой день, пошед далее, находя отчасу более снегу и наконец мороз до пятнадцати градусов. Тут, перейдя горы, на границе между Персией и грузинской провинцией [87] Шурагели, где, спустясь с гор, было уже весьма мало снегу, расположив войска, сколько можно было, по деревням на квартирах для отдохновения и потом простояв несколько дней, сделал мое распоряжение, которым войскам оставаться в Шурагели, а прочих повел в Грузию.

Из Шурагели должно было мне опять переходить горы, в которых также было много снегу, при больших морозах, но спустясь с оных, на равнинах было снегу мало, а далее, проходя в двадцати семи верстах от Тифлиса, нашел уже спустясь с гор сухую землю. При переходе сих, снегом заваленных гор я получил сильный ревматизм так, что уже последний переход к Тифлису не мог верхом ехать. От оного ревматизма наконец потерял я и один глаз. Приехав в Тифлис, 20 декабря, был я болен так, что наконец ходить не мог, но должен был лежать в постели или сидеть. Будучи пользуем в сей болезни и не видя исправления моего здоровья, принужден я был, против воли моей, всеподданнейше просить Его Императорское Величество уволить меня ¹⁸² оттуда, на что и последовало мне высочайшее повеление сдать команду находившемуся в команде моей генералу от кавалерии Тормасову ¹⁸³, что ныне граф. Сие исполнивши, в исходе апреля, поехал я из Грузии, чтобы явиться к Его Императорскому Величеству.

Во время дороги моей в Воронежской губернии имел я счастие получить Высочайший Указ, в котором написано было, что Всемилостивейший Государь Император назначает меня главнокомандующим в Москве. По приезде моем в Петербург, я удостоился предстать пред лицом Его Императорского Величества и 7-го числа августа 1809 года определен главнокомандующим в Москву со всемилостивейшим определением меня в Государственный Совет и Сенат. Отправясь из Петербурга к своему месту, в Москву, вступил я в свою должность, стараясь, по данному мне высочайшему наставлению, поступать, приводить все в порядок. Того же года, декабря 6-го числа, был я столь много счастлив, что великий Государь Император соизволил сам посетить Москву, по въезде в которую узрел и беспредельную радость (каковой, конечно, ни один монарх в Европе не находил у своих подданных), увидев своего всемилостивейшего и с кротостью управляющего многими миллионами своих подданных, великого Государя Императора, и что сия радость была непритворная, а искренняя, сам [88] всемилостивейший Государь видеть изволил. Начальствовавши я в древней столице и содержа оную в надлежащем порядке, два года и десять месяцев, по приключившейся мне, в 1812 году, в феврале месяце, катаральной болезни, от которой не видя восстановления сил моих, принужден я был, по старости и слабости, всеподданнейше просить увольнения. На это Его Императорское Величество, всемилостивейший Великий Государь не токмо изъявил свое высочайшее соизволение, во всемилостивых выражениях, в высочайшем указе ко мне написанных, отпустя меня в отпуск, до восстановления сил моих с тем, чтобы явиться к моему месту в Государственный Совет, когда возмогу, но и наградил меня драгоценнейшею, всех наград превосходною наградою, всемилостивейше пожаловав мне, для ношения, священный свой образ, мая 13-го дня 1812 года. Глубокая старость и ослабевшие силы лишили меня до сих пор несравненного и первейшего для меня счастия упасть к освященным стопам Его Императорского Величества (Это было писано около 1820 года, следовательно, весьма незадолго до кончины фельдмаршала. Здесь должно заметить, что граф Иван Васильевич не упомянул о сформировании им в Москве в конце 1811 года 27-й пехотной дивизии, столько прославившей себя в отечественную войну, под начальством храброго генерала Неверовского. Это была последняя из многочисленных заслуг, оказанных покойным графом государю и государству. В незабвенную кампанию 1812 года, обремененный летами, маститый полководец покоился на лаврах, в своих поместьях, но имя его еще украшало списки русского воинства. Сын его ¹⁸⁴ командовал в это время храбрым Орденским кирасирским полком и между прочим участвовал в достопамятной Бородинской битве, отличие в которой, по ходатайству князя Кутузова, приобрело сему полку одну из лестнейших наград в Российской армии – георгиевские трубы.).

Комментарии

97. Иван Васильевич Гудович (1741-1820) получил образование в Кенигсбергском и Лейпцигском университетах и в 1859 г. начал службу инженер-прапорщиком, затем был флигель-адъютантом при генерал-фельдцейхместере графе П.И. Шувалове и генеральс-адъютантом при графе А.И. Шувалове, а в 1763 г. в чине полковника назначен командиром Астраханского пехотного полка. Гудович участвовал в 1764 г. в походе русских войск в Польшу и в 1-й русско-турецкой войне (1768-1774) и за сражение при Ларге получил орден Св. Георгия 3 класса. С 1785 по 1796 г. был рязанским и тамбовским генерал-губернатором. Продолжая формально занимать эту должность, с 1789 г. участвовал во 2-й русско-турецкой войне, командуя сначала отдельным корпусом, а затем с ноября 1790 г., произведенный в генерал-аншефы, был назначен командующим войсками Кавказского и Кубанского корпусов. Гудович командовал войсками на Кавказской линии до 1798 г. с небольшим перерывом в 1796 г. В 1797 г. он был возведен в графское достоинство. С 1800 по 1806 г. был в отставке. С 1806 по 1809 г. был главнокомандующим войсками на Кавказской линии и в Грузии, с 1807 г. – генерал-фельдмаршал. В 1809-1812 гг. главнокомандующий в Москве, с 1809 г. сенатор, с 1810 г. член Государственного совета. С февраля 1812г. – в отставке. Мемуары И.В. Гудовича охватывают период с 1764 по 1812 г. и впервые опубликованы в «Русском Вестнике» (№ 3 за 1841 г., с. 607-681). Как утверждается в примечаниях первых публикаторов, мемуары были написаны около 1820 г. В настоящем издании текст дается по первой публикации; публикуется только часть мемуаров, охватывающая период с 1775 по 1812 г.

98. Энгельгардт Василий Васильевич (1758-1798) – в 1775 г. полковник Киевского легкоконного полка, с 1790 генерал-поручик, с 1797 г. сенатор, действительный тайный советник, с 1800 в отставке, племянник Г.А. Потемкина (сын его сестры, Марфы Александровны).

99. Прозоровский Иван Иванович, князь – в 1775 г. полковник Черниговского легкоконного полка, в 1786 г. был генерал-майором, с 1792 генерал-поручик; брат жены А.В. Суворова.

100. Салиньяк Эрнст Гендрих – в 1775 г. полковник Северского легкоконного полка; позднее генерал-майор (с 1782), в 1788 г. находился при Украинской армии.

101. В апреле 1776 г. при родах скончалась первая жена Павла Петровича, принцесса Вильгельмина Гессен-Дармштадтская. В июне того же года Павел Петрович отправился в Берлин, чтобы сделать предложение избранной ему в невесты вюртембергской принцессе Софии-Доротее-Августе (будущей императрице Марии Федоровне). В числе сопровождавших Павла лиц был и фельдмаршал П.А. Румянцев.

102. После Кючук-Кайнарджийского мира (1774) отношения с Турцией оставались напряженными. Шла борьба за влияние в Крыму, постоянно происходили мелкие пограничные стычки. В 1783 г. Крым был окончательно присоединен к России, заключен Георгиевский трактат о протекторате над Грузией. В ответ на эти шаги Турция в 1787 г. начала новую войну против России.

103. Беннигсен Леонтий Леонтьевич (Левин Август Теофиль) (1745-1826) – граф, участник Семилетней войны, с 1773 г. на русской службе; в 1778 г. был произведен в подполковники и назначен в Киевский легкоконный полк, с 1787 г. полковник, командир Изюмского легкоконного полка (до 1792), участник 2-й русско-турецкой войны, Персидского похода 1796 г. (был начальником штаба корпуса В. А. Зубова) и наполеоновских войн; генерал от кавалерии (с 1802), в ходе войны с Францией 1806-1807 гг. командовал корпусом, а затем стал главнокомандующим русской армией, в августе 1812 г. был назначен начальником Главного штаба объединенной русской армии, в 1814-1818 гг. главнокомандующий 2-й (Южной) армией.

104. Иосиф II (1741-1790) – австрийский император с 1765 г., в 1765-1780 гг. соправитель своей матери, императрицы Марии-Терезии.

105. Победа в 1 - й русско-турецкой войне привела к обострению отношений России с Пруссией, к сближению ее с Австрией. Летом 1780 г. в Могилеве произошла встреча Екатерины II и Иосифа II, путешествовавшего инкогнито под именем графа Фалькенштейна, затем переговоры были продолжены в Петербурге. А в 1781 г. было заключено русско-австрийское соглашение о союзе против Турции. Заключение этого союза было первым шагом на пути осуществления Греческого проекта Екатерины II и Иосифа II. Этот проект предполагал ликвидацию Османской империи и создание на ее землях балканского государства Дакии и полузависимой от России Греческой империи. В связи с этим на первый план во внешней политике выходила задача присоединения Крыма и Кубани. В ходе 2-й русско-турецкой войны 1787-1791 гг. Австрия выступала в качестве союзника России, в частности, при Фокшанах и Рымнике русские войска действовали совместно с австрийскими. Однако в сентябре 1790 г., после смерти Иосифа II, ввиду обострения обстановки в Бельгии (входившей в состав Священной Римской империи) и отношений с Пруссией Австрия заключила с Турцией сепаратное перемирие.

106. Салтыков Иван Петрович – см. прим. (36)

107. Имеется в виду Кючук-Кайнарджийский мир 1774 г.

108. Самойлович (Самойлович-Сущинский) Данило Самойлович (1744-1805) – доктор медицины (с 1780), действительный статский советник; в 1771 г. член комиссии по борьбе с чумой в Москве, в 1780-х гг. был дивизионным доктором в русской армии, выдающийся организатор борьбы с эпидемиями чумы. В 1791-1792 г. главный начальник карантинов и госпиталей в Екатеринославской и Таврической губерниях, затем, после кратковременной отставки – главный врач всех карантинов на юге и инспектор Черноморского медицинского управления.

109. Сухотин Яков Филиппович (ум. 1790) – поступил в Морскую академию в 1743 г., вице-адмирал (с 1783), в 1783-1785 гг. главнокомандующий Черноморским флотом, затем управляющий комиссариатской экспедицией на Балтийском флоте (до 1788).

110. Очаков взят 6 декабря 1788 г.

111. Князь Г.А. Потемкин решил взять Бендеры. Для того чтобы лишить крепость возможности сообщений, было решено взять Гаджибей и Аккерман.

112. Рибас, де, Осип (Хосе) Михайлович (1749-1800) – на русской службе с 1772 г., участник 1-й русско-турецкой войны и похода в Крым в 1783 г., в 1789 г. в чине генерал-майора командовал авангардом корпуса Гудовича; с 1793 г. вице-адмирал и командир Черноморского гребного флота; в 1794–1796 гг. руководил строительством порта в Одессе, с 1799 адмирал, закончил карьеру в должности помощника вице-президента Адмиралтейств-коллегий.

113. Меллер-Закомельский Иван Иванович – см. прим. (88)

Бендеры сдались 3 ноября 1789 г.

114. Самойлов Александр Николаевич (1744-1814) – граф (с 1795), племянник Г.А. Потемкина и его биограф, в 1783-1784 в чине генерал-майора (с 1779) состоял при Кавказском корпусе; позднее генерал-поручик (с 1788), участник 2-й русско-турецкой войны, с 1792 генерал-прокурор.

115. Виртембергский Карл-Фридрих-Александр (ум. 1791) – принц, в 1790 г. генерал-майор, младший брат будущей императрицы Марии Федоровны.

116. Килия была взята 18 октября 1790 г.

117. Волконский Григорий Семенович (1742-1824) – в 1790 г. генерал-поручик (с 1780), участник 2-й русско-турецкой войны; позднее генерал-аншеф (с 1794), действительный тайный советник (с 1797), в 1803-1817 гг. оренбургский генерал-губернатор, с 1817 г. член Государственного совета; отец декабриста С.Г. Волконского.

118. Голенищев-Кутузов-Смоленский Михаил Илларионович (1745-1813) – граф (с 1811), светлейший князь с июля (с 1812), в декабре 1812 г. пожаловано почетное прибавление к фамилии – Смоленский; в 1790 г. генерал-майор (с 1784), участник штурма Измаила, а затем его комендант; в 1812 г. главнокомандующий русской армией, с августа 1812 г. генерал-фельдмаршал.

119. 25 ноября 1790 г. Потемкин назначил Суворова командовать войсками под Измаилом. Гудович же (под руководством которого военный совет 26 ноября принял решение о снятии осады с крепости) был назначен командовать войсками Кавказского и Кубанского корпусов.

120. Речь идет о походе 1788 г. См. об этом походе подробнее в мемуарах А.С. Пишчевича (с. 158-160) и С.И. Мосолова (с.46-47), а также прим. к мемуарам С.И. Мосолова.

121. После отбытия в декабре 1789 г. командующего Кавказской армией И.П. Салтыкова на театр русско-шведской войны Кубанским корпусом командовал генерал-поручик (с 1789) В.И. Розен, а Кавказским корпусом генерал-поручик (с 1786) Юрий Богданович Бибиков (1743-1812). Бибиков 10 февраля 1790 г. отправился в зимний поход к Анапе, не взяв достаточного количества продовольствия. Нанеся 24 марта поражение войскам турок и горцев, русские вынуждены были отступить от Анапы и с трудом переправились обратно за Кубань. Из 7609 человек, участвовавших в экспедиции, по официальным данным здоровыми возвратились только 5407 человек. Екатерина II писала по поводу этого похода: «Экспедиция Бибикова для меня весьма странна и ни на что не похожа; я думаю, что он с ума сошел, держа людей на воде почти без хлеба». Уцелевшие участники похода были награждены медалью с надписью «за верность». За неудачную экспедицию Бибиков был предан суду и исключен из службы. Командиром Кавказского корпуса был назначен А.Б. де Бальмен. (Подробнее см. Петров А.Н. Война России с Турцией и польскими конфедератами 1769-1774. СПб., 1887. Т. 2. С. 118-120; Бутков П. Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 г. СПб., 1869. Ч. 2. С. 217-221.) Упоминая о двух неудачных походах к Анапе, Гудович умалчивает о победе русских войск под командованием генерал-майора Германа 30 сентября 1790 г. над войсками Батал-паши.

122. Загряжский Иван Александрович (1750-1807) – генерал-майор (с 1786), в 1791 г. командовал Кубанским корпусом, с 1794 г. генерал-поручик; дед Н.Н. Пушкиной.

123. Русские войска переправились через Кубань 29 мая 1791 г.

124. Каховский Михаил Васильевич (1734-1800) – генерал-аншеф (с 1784), граф (с 1797), в годы 2-й русско-турецкой войны управляющий Таврической областью, командующий Крымским корпусом, с 1791 г. командовал Украинской армией, участвовал в войне с Польшей 1792 г., в 1792-1794 гг. пензенский и нижегородский генерал-губернатор, в 1798-1800 гг. новороссийский генерал-губернатор.

125. Войска Кубанского и Кавказского корпусов соединились с отрядом Крымского корпуса под командованием генерал-майора А.О. Шица 8 июня 1791 г.

126. Тет-де-пон – предмостное укрепление; могло представлять собой крепость или временную укрепленную позицию.

127. Русские войска подошли к Анапе 9 июня 1791г. После потери Крыма турки стали наращивать свое присутствие на Кубани, чтобы сохранить свое влияние на народы Северного Кавказа. Особенно интенсивно турки стали укреплять Анапу после двух русских походов к ней Текелли и Бибикова. К моменту прихода войск Гудовича крепость с суши была окружена глубоким рвом и валом, одетым диким камнем, позади вала был палисад; обрывистые берега и отмель препятствовали атаке с моря.

128. Вероятно, фраза должна читаться следующим образом: «... командовавший под ним Батас-паша, приходившего прежде меня на Кавказскую линию сын...» При штурме Анапы среди прочих пленников оказались Мустафа-паша, Батас-паша – сын Батал-паши и Шейх-Мансур (Ушурма) (Петров А.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 211).

129. Имеется в виду поход генерал-майора Ивана Ивановича Германа фон Ферзена (1744– после 1801) против войск Батал-паши. Подробнее см. в мемуарах самого И.И. Германа и в комментариях к ним в настоящем издании.

130. Сведения о смерти Ушурмы в Соловецком монастыре являются легендарными. Соловецкий монастырь был монастырской тюрьмой – местом не только заключения, но и церковного покаяния для лиц православного исповедания, поэтому определять туда мусульманина смысла не было. После пленения Ушурму отправили в Петербург, где над ним производилось следствие. Граф Безбородко в записке на имя главы Тайной экспедиции С.И. Шешковского сообщал, что императрица Екатерина II не считает его за военнопленного «как сущего развратителя народов закубанских и кавказских». Находясь в Петропавловской крепости, Ушурма порезал ножом караульного, за что был закован «в железо» и в таком виде отправлен в Шлиссельбургскую крепость «на безысходное в ней пребывание». 13 апреля 1794 г. комендант Шлиссельбургской крепости сообщил о болезни и смерти Ушурмы (Смирнов Н. Шейх-Мансур и его турецкие вдохновители // Вопросы истории, 1950, № 10. С. 37).

131. Крепость Суджук-Кале была взята 30 июня 1791 г. Флотом под Анапой командовал Сары-паша; капитан-паша – возможно искаженный турецкий воинский чин – капудан-паша.

132. Фере Фридрих (Федор Данилович) (ум. 1794) – генерал-майор инженерного корпуса (с 1789), в 1791 г. служил на Кавказе, затем был переведен в Оренбург.

133. В соответствии с программой Гудовича в 1792-1793 гг. были возведены крепости Шелкозаводская (при впадении Сунжи в Терек), Кавказская (у урочища Темишбек, на правом берегу Кубани), Усть-Лабинская (недалеко от впадения реки Лабы в Кубань). Для поддержания сообщения между последними двумя крепостями были возведены Кавказский, Тифлисский и Ладожский редуты. Исправлена и усилена Константиногорская крепость. При реке Куме построен Кумский штерншанец, а на месте переправы Батал-паши – Воровсколесский редут (Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. 2. СПб., 1886. С. 266).

134. Еще в 1764 г. один из дагестанских владетелей шамхал Тарковский Муртузали (шамхал до 1782) направил Екатерине прошение о принятии его в подданство, но, не дождавшись ее согласия, умер в том же году. Наследовавший ему брат Бамат повторил просьбу и в 1786 г. был принят в российское подданство. Умершемув 1791/1792 г. Бамату наследовал Мугамет. Именно его Гудович привел к присяге на вечное подданство России. Ему было назначено жалование 6 тыс. руб. серебром в год для содержания войск и обороны своих владений.

135. Речь идет о хане дербентском и кубинском Шейх-Али-хане, вступившем на престол в 13-летнем возрасте в 1791 г. В 1793 г. посланец хана присягнул от его имени на вечное подданство России, однако, в отличие от шамхала, хан присягу не подписал, а лишь клялся на Коране.

136. После убийства в 1747 г. Надир-шаха Иран вступил в полосу острого политического кризиса, страна фактически распалась на части. Ага-Мухаммед-хану из племени каджаров, жившего на севере Ирана, удалось с помощью жестокого террора восстановить единство страны. В начале 1791 г. он провозгласил себя шахом. В 1795 Ага-Мухаммед-хан (1742-1797) совершил опустошительный набег на Грузию. В 1796 г. он торжественно короновался. Но через год во время очередного похода в Закавказье в результате заговора был убит.

137. Фет-Али-шах (Баба-хан) (1771-1834) – племянник и наследник Ага-Мухамед-хана, шах Ирана с 1797 по 1832 г.

138. В период борьбы за власть Ага-Мухаммед-хан был крайне заинтересован в поддержке и признании со стороны России. В 1793 г. на заседании Верховного совета при хане была подтверждена идея сохранения дружественных отношений с Россией. Не исключено, что Ага-Мухаммед-хан хотел мирно договориться с Екатериной II о разделе сфер влияния в Закавказье. Русское же правительство в 1780-х и в начале 1790-х гг. не спешило признавать нового правителя Ирана, поддерживая его соперников в борьбе за ханский престол. Хотя в начале 1790-х гг. в указаниях Екатерины Гудовичу наметилась линия «умиротворения» Ага-Мухаммед-хана, однако его отказ принять иранских послов и образование при молчаливом согласии Петербурга антикаджарской коалиции в лице Ираклия II, Ибрагим-хана Карабахского и Умма-хана Аварского оттолкнули шаха от России и дали дополнительный толчок его агрессивной политике в Закавказье, которая была «не лишена сходства со стратегией упреждающего удара» (Дегоев В.В. Борьба за господство в Закавказье (вторая половина XVIII века) // Большая игра на Кавказе: история и современность. М., 2001. С. 41-43). При этом следует помнить, что Восточная Грузия была традиционной сферой влияния Ирана и грузинские цари находились от него в вассальной зависимости. Иранский правитель Керим-хан, опасаясь возросшего могущества Картлинско-Кахетинского царства, готовился нанести по нему удар, и только смерть, последовавшая в 1779 г., помешала ему это сделать.

Впрочем, отношения России с закавказскими и иранскими правителями были далеко не безоблачными. В 1780 г. в Астрахань был направлен А.В. Суворов, который должен был подготовить войска для нового похода к южному берегу Каспия. Посредством создания там торговой фактории экспедиция должна была обеспечить безопасную торговлю с Востоком. Однако заключение в 1781 г. русско-австрийского союза, направленного против Турции, открывшиеся в связи с этим возможности более прочно закрепиться в Крыму и на Кубани, а также обострение обстановки в этих регионах привели к тому, что масштабная экспедиция была отложена, а Суворов переведен в 1782 г. на Кубань. Однако еще в июне 1781 г. была предпринята экспедиция графа Войновича. Марк Иванович Войнович (1750-1807) в 1780 г. был назначен командовать Каспийской флотилией, позднее он был адмиралом (с 1801), командовал Севастопольской эскадрой, с 1797 г. был членом Черноморского адмиралтейского управления, затем был директором Черноморского штурманского училища. Экспедицию Войнович начал, не поставив в известность Суворова. B.C. Лопатин считает, что назначение неопытного Войновича было результатом интриг, которые велись против Суворова как И.В. Якоби, так и агентами прикаспийских ханов. 27 июля 1781 г. флотилия бросила якорь в Астробадском заливе. Астробадский владетель Ага-Мухаммед-хан (будущий шах) дал согласие на постройку фактории. Однако вскоре Войнович и его офицеры были арестованы во время пира и посажены в тюрьму. От Войновича потребовали срытия укреплений и возвращения экипажей на суда. Когда это было сделано, Ага-Мухаммед-хан принес пленникам извинения за якобы не санкционированные им действия подчиненных. В сентябре 1782 г. экспедиция, не выполнив своей задачи, вернулась в Астрахань (B.C. Лопатин. Потемкин и Суворов. М., 1992. С. 61-62; А.В. Суворов. Письма / Комментарии B.C. Лопатина. М., 1986, комментарии. С. 518, 529, 531).

139. В 1795 г. Ага-Мухаммед-хан совершил поход в Восточное Закавказье. Он покорил Ганжу и Ереван, но задержался на 4 месяца, безуспешно осаждая столицу Карабаха Шушу. В это время Ираклий II совершил поход против Ганжи, которая, наряду с Ереваном и Карабахом, давно входила в сферу его интересов. Это послужило непосредственным поводом к вторжению в Грузию, в результате которого был захвачен и разорен Тифлис (Дегоев В.В. Борьба за господство в Закавказье (вторая половина XVIII века) // Большая игра на Кавказе: история и современность. М., 2001. С. 43). Однако уже в мае 1795 г., опасаясь вторжения Ага-Мухаммед-хана, Ираклий II направил в Петербург просьбу о присылке войск. Однако помощь запоздала. Лишь в начале декабря 1795 г. в Тифлис прибыли батальон Кавказского гренадерского полка и 2-й батальон Кавказского егерского корпуса.

140. Савельев Иван Дмитриевич – см. прим. к запискам Г. фон Штрандмана (15). Отряд Савельева выступил в Дагестан в декабре 1795 г. и вскоре занял Тарки. Весной 1796 г. Савельев подошел к Дербенту и начал его обстрел, требуя сдачи; 2 мая 1796 г. к Дербенту подошли войска Зубова, 10 мая Дербент был взят (Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. 3. СПб., 1886. С. 63, 106, 115).

141. Зубов Валериан Александрович (1771-1804) – граф (с 1793), брат последнего фаворита Екатерины II Платона Зубова, генерал-аншеф (с 1796); в 1796 г. главнокомандующий русскими войсками в Персидском походе; с 1797 г. в отставке, в 1800 г. вновь принят на службу с чином генерала от инфантерии и назначен директором 2-го кадетского корпуса.

Поход Зубова являлся не только реакцией на агрессию Ага-Мухаммед-хана, но и продолжением политики продвижения на Каспийское побережье, наметившейся еще при Петре I и проявившейся в подготовке похода под руководством Суворова в 1780-1782 гг.

142. Платов Матвей Иванович (1753-1818) – граф (с 1812); в 1796 г. генерал-майор (с 1793), с 1801 г. войсковой атаман Войска Донского, с 1809 г. генерал от кавалерии, участник войны 1812 г. и заграничных походов.

143. Отпуск Гудовича был вызван нежеланием служить под началом В.А. Зубова. Гудович сам стремился возглавить поход, для чего провел интригу по устранению конкурента – П.С. Потемкина, обвинив его в убийстве Гедает-хана, планировавшего бежать в Россию. Следствие установило вину русского консула Э. Скаличи, выдавшего хана врагам (А.В. Суворов. Письма / Комментарии B.C. Лопатина. М., 1986, комментарии, с. 677).

144. Исленьев Петр Алексеевич (1745-1827) – в 1783 г. полковник, командир Санкт-Петербургского драгунского полка, с 1784 г. бригадир, с 1786 г. генерал-майор, участник 2-й русско-турецкой войны, с 1795 генерал-поручик, видный участник польской кампании 1794 г., привез в Петербург донесение о взятии Варшавы, с 1796 г. был начальником Кавказской линии, в 1796 и 1798 гг. временно исполнял функции командующего войсками на Кавказе.

145. В 1798 г. Османская империя находилась в сложном положении. Наполеон вышел непосредственно к ее Балканским границам, захватил Ионические острова, высадился в Египте и наметил поход на Сирию. В этих условиях Турция встала перед необходимостью выбора союзника. Султан Селим III в начале августа 1798 г. обратился к императору Павлу I через русского посланника B.C. Томару за помощью, а 16 сентября русская эскадра под командованием Ф.Ф. Ушакова получила разрешение встать на константинопольском рейде. Ушакову была передана декларация, разрешавшая свободный проход русских военных кораблей через проливы на время войны России и Турции против Франции. А 23 декабря 1798 г. (3 января 1799 г.) был заключен русско-турецкий союзный договор, направленный против Франции. Вскоре к русско-турецкому блоку присоединилась Англия, в итоге к концу 1798 г. сложилась 2-я антифранцузская коалиция в составе России, Турции, Англии и Неаполитанского королевства, в 1799 г. к ним присоединилась и Австрия. Именно в рамках этой коалиции был предпринят поход эскадры Ушакова в Средиземноморье и Итальянский и Швейцарский походы Суворова.

146. Неспособность Турции в конце XVIII в. успешно бороться с европейскими державами (в частности, с Россией и Францией) была обусловлена тяжелыми внутренними проблемами, в частности состоянием армии. В конце XVIII в. Селим III предпринял ряд военных реформ, вызвавших волну недовольства янычар, составлявших элиту турецкого войска. В 1794 г. один из начальников янычарских войск – Пазванд-оглу (Осман-паша, 1758-1807) – захватил власть в Видине. Он привлекал на свою сторону христиан, обещая им уравнение в правах с мусульманами (что, впрочем, не мешало его войскам чинить насилия над болгарами), высказывался против увеличения налогов и, собрав большое войско, не только открыто выступил против реформ, но и перешел в 1795 г. в наступление против центральной власти. Пазванд-оглу стал чеканить собственную монету и вошел в сношения с Россией и Францией. В 1798 г. турецкой армии не удалось взять Видин, в результате чего Селим III резко изменил курс – Пазванд-оглу был прощен и получил звание трехбунчужного паши, что не мешало ему и в дальнейшем со своими войсками совершать набеги на соседние территории.

147. В связи с образованием 2-й антифранцузской коалиции и началом Итальянского похода Суворова на границах России были сформированы три армии под командованием маркиза Дотишана, М.И. Кутузова и И.В. Гудовича. Задачей этих армий было «положить, если бы до того дошло, преграды успехам французского оружия и сохранить Германскую империю и Италию от неизбежной погибели, с другой стороны, удержать и Венский двор в намерениях его присвоить себе половину Италии, и наконец, если бы обстоятельства были таковы, что «французы, шед на Вену, угрожали низвержением Римского императора, тогда идти нам помогать и спасать его» (Рескрипт Павла I Суворову от 20 ноября 1799 г. Цит. по: М.И. Кутузов. Документы. Т. 1. М., 1950. С.501). Однако в конце 1799 г. Суворов получил приказ вернуться с войсками на родину, а вскоре внешнеполитический курс России резко изменился – начался процесс сближения с Францией и необходимость в этих армиях отпала.

148. Михельсон Иван Иванович (1740-1807) – генерал от кавалерии (с 1796), в 1799 г. командовал корпусом в армии Гудовича. В 1806-1807 гг. был главнокомандующим Молдавской армией в войне с Турцией.

149. Шиц, фон, Антон Осипович (ум. 1810) – барон, участник 2-й русско-турецкой войны, в 1799 г. генерал-лейтенант.

150. Луи-Жозеф де Бурбон принц Конде (1736-1818). Армия Конде была сформирована в 1791-1792 гг. из роялистов (костяк его составили офицеры французской королевской армии) и участвовала в борьбе против революционной Франции. В 1795 г. перешла на содержание английского правительства, а летом 1797 г. была принята на русскую службу. Войска Конде были организованы в отдельный корпус, подчинявшийся непосредственно императору Павлу, и после принятия присяги были расположены в Волынской губернии. На момент прибытия в Россию войска Конде насчитывали 4671 чел. В 1799 г. войска Конде вошли в корпус генерала Ф.М. Нумсена (смененного потом A.M. Римским-Корсаковым) и участвовали с ним в походе в Швейцарию. В 1800 г. корпус вновь перешел на содержание Англии, а в 1801 г. был распущен.

151. Боур (Баур) Карл Федорович (1767-после 1811) – сын Ф.В. Баура, одного из создателей русского генерального штаба, в 1799 г. генерал-лейтенант. Павлоградский гусарский полк под командованием Баура был присоединен к корпусу Конде по распоряжению императора Павла 29 апреля 1799 г.

152. Берри – Шарль-Фердинанд де Бурбон, герцог Беррийский (1776-1820) – племянник Людовика XVI, служил в армии Конде в 1794-1797 и 1798-1801 гг.; в 1801-1814 гг. жил в Англии, после реставрации вернулся во Францию, где был убит рабочим Лувелем в 1820 г.

153. д'Анген – Луи-Антуан-Анри де Бурбон – герцог Энгиенский (1772-1804) – внук принца Конде, в 1793-1801 гг. служил в его армии, в 1804 г. был захвачен в Эттингейме отрядом французских жандармов, увезен во Францию и расстрелян по приговору военного суда.

154. Ласси Борис Петрович – см. прим. к мемуарам Мосолова (59).

Булгаков Сергей Алексеевич (ум. 1824) – генерал-майор (с 1789), в 1790 г. участвовал в экспедиции против Батал-паши, в 1791 г. участвовал в штурме Анапы (именно ему сдался Шейх-Мансур), позднее генерал от инфантерии (с 1801), с августа 1806 по 1811 г. командующий войсками на Кавказской линии и начальник 19-й пехотной дивизии.

155. После убийства в феврале 1806 г. бакинским Гуссейн-Кули-ханом главнокомандующего в Грузии П.Д. Цицианова обстановка на Кавказе резко обострилась. Россия, занятая в коалиционных войнах против Франции, не могла перебросить на Кавказ дополнительные силы. В связи с этим в Петербурге было принято решение воздержаться в этом регионе от активной политики, проводившейся в период управления Цицианова. В виде исключения предполагалось занять Баку, чтобы не оставлять безнаказанными действия Гуссейн-Кули-хана и заодно получить удобную гавань. Поход на Баку был начат еще до прибытия на Кавказ Гудовича и назначенного по его инициативе командующим войсками Кавказской линии старого сослуживца будущего фельдмаршала С.А. Булгакова. Руководил им предшественник С.А. Булгакова – Г.И. Глазенап. 22 июня 1806 г. войска Глазенапа заняли Дербент. Булгаков прибыл к войскам 25 августа.

156. Селим-хан Шекинский (Нухинский) вступил в поданство России в июне 1805 г., но в 1806 г. захватил майора Парфенова, начальника русского отряда, находившегося в ханстве. В октябре 1806 г. его ханство было передано Джафар-Кули-хану Хойскому (ум. в 1815), который с 1807 г. был генерал-лейтенантом русской армии.

157. Речь идет об Ибрагим-хане – карабахском хане с 1758 по 1806 г. На протяжении многих лет он был сторонником России, но перешел на сторону персов. Сторонники хана утверждали, что он вынужден был к этому «суровым обращением» с ним находившегося с войсками в ханстве полковника Т.Д. Лисаневича, который вмешивался во внутренние дела ханства. Цицианов же, наоборот, упрекал Лисаневича в «потворстве» хану. При подходе персов к Шуше Лисаневич получил информацию, что хан должен соединиться с ними. Русский отряд окружил лагерь карабахцев и взял его штурмом, в ходе которого погиб и сам хан (Утверждение русского владычества на Кавказе. Т. I. С. 240-241).

158. Хамбутай – имеется в виду Сурхай-хан Казикумыхский (ум. 1827) – в 1789-1820 гг. хан казикумыкский, в 1791-1811 гг. хан кюринский; хамбутай, хамутай – искаженное кун-буттай (дословно «большой отец», «дедушка»), прозвище, которое хан получил в старости.

159. Несветаев Петр Данилович (ум. 1808) – начал службу в 1773 г. рядовым, с 1800 – генерал-майор, шеф Саратовского пехотного полка, с 1804 г. служил в Закавказье, участник руссо-персидской и русско-турецкой войн, а также походов против горцев.

160. Дербент был занят еще войсками под командованием Глазенапа, а Баку был взят 3 октября 1806 г. Бакинское ханство утратило свою самостоятельность.

161. Небольсин Петр Федорович (ум. 1810) – с 1804 г. генерал-майор, шеф Троицкого мушкетерского полка, участвовал в русско-персидской войне и в походах против кавказских горцев.

162. Мехти-Кули-хан – сын Ибрагим-хана Карабахского, с 1806 г. карабахский хан.

163. С 1804 г. Россия находилась с Ираном в состоянии войны. Не получив ответа на Мирные условия, предложенные Персии в сентябре 1806 г., Гудович по поручению российского Министерства иностранных дел отправил в Тегеран для переговоров о перемирии своего адъютанта капитана Степанова (ставшего вскоре майором). Россия предлагала Персии помощь против Турции (содействие в приобретении Баязета и Эрзерума), но вместе с тем требовала установления границы по Куре и Араксу, то есть передачи России Эриванского и Нахичеванского ханств. Степанов возвратился 19 июня 1807 г. (уже после сражения при Арпачае и привез согласие персидского правительства на переговоры о мире. Однако Персия затягивала переговоры, рассчитывая на поддержку Турции и Франции, с которой 4 мая 1807 г. она заключила договор, направленный против российских интересов (Внешняя политика России XIX и начала XX века. Серия I. Том 3. М., 1963. С.729, 761; Утверждение русского владычества на Кавказе. Т. I С. 268-269).

С 1806 г. Россия и Турция находились в состоянии войны, однако на кавказском театре военные действия начались только в 1807 г.

164. Имеется в виду неудачный штурм Ахалкалаки 9 мая 1807 г.

165. Штурм Карса 25 мая 1807 г. был остановлен по приказанию Гудовича.

166. Зия-паша, Юсуф (Юсуф-паша) (1747-1818) – эрзерумский сераскир и великий визирь Турции.

167. Портнягин Семен Андреевич (1764-1827) – с 1800 г. генерал-майор, шеф Нарвского драгунского полка, с 1803 г. с полком на Кавказе; герой русско-турецкой (1806-1812) и русско-персидской (1804-1813) войн, в 1812-1814 гг. был командующим войсками Кавказской линии и начальником 19-й пехотной дивизии; с 1822 г. окружной генерал 8-го округа внутренней стражи.

168. Сражение на реке Арпачае произошло 18 июня 1807 г. В донесении министру иностранных дел А.Я. Будбергу Гудович пишет, что турок было 20 тысяч, а персиян было 12 тысяч и находились они за 35 верст. В донесении императору Гудович выражал надежду, что эта победа заставит персиян быть умереннее на переговорах с Россией (Гудович -Будбергу 20 июня 1807 г. // Внешняя политика России XIX и начала XX века. Серия I. Т. 3. М., 1963. С. 629).

169. Матушевич – в 1797 г. из корнетов конной гвардии переведен подпоручиком в Свиту его императорского величества по квартир-мейстерской части, в 1807 г. майор Свиты его императорского величества по квартирмейстерской части.

170. В 1807 г. 4-я антифранцузская коалиция, куда входила и Россия, потерпела поражение. Россия была вынуждена 25 июня (7 июля 1807 г.) подписать с Францией Тильзитский мир, точнее два договора – один о мире и дружбе, другой – о наступательном и оборонительном союзе. Согласно ст. 24 договора о мире и дружбе Франция становилась посредником на мирных переговорах России и Турции. Вследствие этого Гудович и получил распоряжение о заключении перемирия, которое было подписано 2 сентября.

171. Аббас-Мирза (1783-1833) – старший сын и наследник Фетх-Али-шаха, командующий персидскими войсками в русско-иранской войне 1804-1813 гг. В письмах, присланных Гудовичу от визиря Мирза Мамеда-шефи и Аббас-Мирзы, ничего кроме выражений вежливости не содержалось. Привезший их Багир-бек (который приехал вместе с майором Степановым 19 июня 1807 г.) сообщил, что Персия готова заключить мир на взаимовыгодных условиях. В ответ на это Гудович отправил к визирю Аббас-Мирзы капитана Дублянского с письмом, где в числе условий перемирия значилось прекращение военных действий и признание за Россией занятых ею областей (Внешняя политика России XIX и начала XX века. Серия I. Т. 3. М., 1963. С. 762).

172. Речь идет о миссии подполковника артиллерии Вреде с письмом к вновь назначенному французскому посланнику в Персии генералу Гардану. В письме Гудовича Гардану выражается надежда, что в условиях союза с Россией Франция не будет выполнять обязательств, данных ей Персии по договору от 4 мая 1807 г., который имел антирусскую направленность. По этому договору Франция должна была оказывать Персии военную помощь в войне с Россией и гарантировала целостность ее территории, в то время как Россия рассчитывала на приобретение Эриванского и Нахичеванского ханств, то есть установления границы по Куре и Араксу. Персидское правительство под влиянием Франции, не заинтересованной в продвижении России на Восток, предлагало заключить на год перемирие, а уже затем при посредничестве французов вести переговоры о мире. В этих условиях Россия отказалась от посредничества Франции.

173. Гардан, Клод Матье (1766-1818) – французский генерал и дипломат, в декабре 1807- феврале 1809 гг. французский посланник в Персии.

174. См. подробнее о походах П.Д. Цицианова в мемуарах С.А. Тучкова.

175. Гудович ошибается: эриванским ханом был Гуссейн-Кули-хан, а комендантом в Эривани в тот момент он оставил своего брата Гассан-хана (Утверждение русского владычества на Кавказе. Т. I. С. 296).

176. Обложение Эривани началось 8 октября 1808 г.

177. Симанович Федор Филипович (ум. 1813) – перешел на русскую службу из австрийской армии в 1793 г.; в 1801 г. подполковник (с 1800) Кавказского гренадерского полка, с 1804 полковник (за осаду Эривани), участник штурма Ганжи в 1804 г.; в 1809-1810 гг. командующий войсками в Имеретии, с 1810 г. генерал-майор, в 1811-1813 гг. правитель Имеретии (в списке генералам по старшинству он назван управляющим по делам Имеретии, Мингрелии и Гурии).

178. Розен Иван Карлович (1752-1817) – с 1799 г. генерал-лейтенант, в 1797-1806 гг. шеф Новоингерманландского мушкетерского полка; в 1807г., командуя 20-й дивизией, участвовал в 1807 г. в боях под Ахалцыхом, в 1808 г. при осаде и штурме Эривани, в 1810 г. при подавлении восстания в Имеретии; в 1813 г. был командиром корпуса в Польской армии, но в 1814 г. вновь назначен на Кавказ начальником 20-й пехотной дивизии.

179. Нахичевань была занята 1 ноября 1808 г.

180. Сальвагвардия – особые отряды, предназначенные для охраны частных лиц или имущества во время пребывания армии на данной территории.

181. Гудович приказал также Небольсину покинуть Нахичевань. При возвращении оттуда русский отряд понес большие потери.

182. Еще в начале 1808 г. Гудович, недовольный назначением А.А. Аракчеева на пост министра военно-сухопутных сил, просил «по расстроенному здоровью» об увольнении от должности. Поэтому еще до эриванского похода, 18 июня 1808 г. в распоряжение Гудовича в качестве его помощника был назначен Тормасов. В рескрипте от 25 октября 1808 г. император Александр просил Гудовича отложить отставку, пока Тормасов войдет в курс дел. После эриванского похода Гудович вновь просил уволить его от дел 5 марта 1809 г. Тормасов был назначен его преемником (Утверждение русского владычества на Кавказе. Т. I. С. 308).

183. Тормасов Александр Петрович (1752-1819) – граф (с 1816), генерал от кавалерии (с 1801), в 1809-1811 гг. главнокомандующий на Кавказской линии и в Грузии, в 1812 г. командующий 3-й Западной армией, с 1814 г. главнокомандующий в Москве.

184. Гудович Андрей Иванович (1782-1869) – полковник (с 1801), с 1809 г. шеф кирасирского Военного ордена полка, с 1812 г. генерал-майор, участник заграничных походов 1813-1814 гг.; в 1832-1841 московский предводитель дворянства.

Текст воспроизведен по изданию: Кавказская война: истоки и начало. 1770-1820 годы. СПб. Звезда. 2002