ЖУРНАЛ КАМПАНИИ ПО КАВКАЗСКОЙ ЛИНИИ ПОКОЙНОГО ГЕНЕРАЛА ОТ ИНФАНТЕРИИ И КАВАЛЕРА ИВАНА ИВАНОВИЧА ГЕРМАНА ²⁷³ 1790 ГОДА ОТ 22 СЕНТЯБРЯ ПО 30 ЧИСЛО

(Впервые опубликован в «Отечественных записках» за декабрь 1825 г.; вторая публикация – отдельным изданием (Екатеринодар, 1896)) ²⁷⁴

22 число. Корпус, которым я командовал, стоял на Куме, при Песчаном броду, (Урочище Песчаный брод находилось на левом берегу р. Кумы, верстах в 8-9-ти ниже ст. Суворовской. На подробной карте России, ч. XV, изд. 1795 г. на этом месте значится редут. Редут этот носил названия Песчанобродского и Кумского, сохранив их даже после перестройки старого редута на новый штерншанец, названный Кумским. На неизданной карте Кавказской линии конца прошедшего столетия Е. Д. Фелицына Кумский штерншанец обозначен на левом берегу р. Кумы, в 9 вер. к востоку от стан. Суворовской, в том месте, где впадают в Куму с правой стороны р. Горькая и с левой – р. Идар-Су. Затем на той же карте показан еще редут Кумской (он же Овеченский) в вершинах р. Овечки и Танлыка (т. е. там, где обозначен Кумской редут на карте самого генерала Германа). – Здесь и далее прим. 2-го Хоперского казачьего полка подъесаула Толстова.) расстоянием от Георгиевской крепости верст около 60-ти.

Боевых чинов было в лагере около 3000; сего числа я возвратился из помянутой крепости, где последний раз и виделся с покойным графом де Бальменом, которого я оставил едва дышащего. По прибытии моем в лагерь, слухи повторялись со всех сторон о приближении неприятеля, и хотя оные продолжались уже больше месяца, но письма, которые иные татарские владельцы, услышав о возвращении моем в корпус, в оригинале от Батал-бея ²⁷⁵ прислали ко мне, и в которых он разглашал великие свои силы и обнадеживал их о скором своем прибытии и непременном истреблении всех неверных в сей стороне, равно же и приезд обратный одного абазинского князя, Атажука Ахлова, (Фамилии Мансуровых и Ахловых ногайского племени, а не абазинские князья, как ошибочно полагал генерал Герман.) родни нашему подполковнику Мансурову ²⁷⁶, который сам был у Батал-паши, привели меня в крайнее сомнение. Последний еще описал мне великость турецкого лагеря, число пушек и сказал, что множество султанов и князей с горскими народами окружают его и всякий день более их [205] прибывает. Сколько он мог узнать в турецком лагере, который он нашел тогда в Урупе, Батал-бей намерен был поспешно приблизиться к Кубани, переправиться через сию реку и дать баталию, если будет кому, а потом идти прямо на Георгиевскую крепость, где он ожидал соединения всех кабардинцев и Шаха ²⁷⁷, который тогда с толпами разных народов стоял на Сунже, ожидал приключений и по оным располагал себя вести. А как сии известия были согласны со всеми обстоятельствами, в которых находилась тогда граница, я тот же день поднял свой лагерь, оставя сильный арьергард для подвоза себе хлеба, в котором я имел крайнюю нужду. При Песчаном броде учредил я сильно укрепленный пост под ведением майора Веревкина ²⁷⁸, который тогда оставлен был с отрядом в сих местах для надзора за народами, там живущими, и удержать связь между корпусом и Георгиевскою крепостью. Поход был 17 верст и лагерь на левых вершинах Талмыцких. (От Песчаного брода отряд генерала Германа пошел на запад и остановился, вероятно, на левом берегу р. Танлыка в 7 1/2 верстах от нынешней Суворовской станицы.)

23 число. Поход был к Кубани 33 версты, а лагерь на реке Подбаклее, расстоянием от реки Кубани прямо верст около 10-ти; (23 сентября отряд продолжал движение на запад, прошел мимо Кумского редута, затем повернул к сев.-зап. и остановился лагерем на правом берегу реки Овечки, близ того места, где она изменила свое северное направление на северо-западное. Подлинная карта Германа, составленная на основании глазомерной съемки пройденной им местности, не отличается точностью и в особенности страдает погрешностями в начертании рек. Ввиду этого мы признали необходимым приложить к журналу Германа современную нам карту с обозначением на ней передвижений русского и турецкого отрядов и всего хода сражений 30 сентября. Под именем Подбаклеи следует подразумевать переделанное русскими на свой лад ногайское название р. Овечки – Батмаклы, что в переводе на наш язык означает – тонкая река. Вообще с приходом русских на Кубань были переделаны названия многих речек, местностей и т. п. Так, турецкое название Инджик-су русские переделали в Зеленчук. Под этим же названием река эта значится и на неизданной карте Е. Д. Фелицина.) разъезды были посланы до самой Кубани, но кроме маленьких партий, издалека подъезжающих, ничего не приметили. На походе примечены были необыкновенно частые переезды живущих там татар, и в их селениях мужеского пола, выключая детей, почти никого не видно было.

24 число. Учреди сильный пост в Кумском редуте (Кумской редут показан на карте Е. Фелицина там же, где он значится и на карте Германа, т.е. в вершинах р. Батмаклы (Овечки) и Танлыка) для [206] сокрытия большой дороги в Георгиевскую крепость, поход был до самой реки Кубани 16 верст и лагерь был на берегу оной реки; так называемый Кубанский редут на крепком и возвышенном месте. (На подробной карте России изд. 1795 года Кубанский редут значится на возвышенности правого Кубанского берега между впадающими в Кубань речками Овечкою и Жмуркою. На карте же Е. Д. Фелицына он показан у самого впадения р. Келты (Жмурки) в Кубань.) В сей день слышны были в первый раз сигналы турецкие из больших орудий. Разъезды были посланы за Кубань, но далее до устья Малого Зеленчука не могли ехать; неприятельские сильные партии везде уже разъезжали; во многих местах в горах виден был большой дым, что есть у горских народов обыкновенным сигналом для собрания к назначенному месту и пыль великая после обеда поднялась между Большим и Малым Зеленчуками; все известило нас о приближении неприятеля и перед вечером сигналы слышны были гораздо ближе прежнего, но в ущельях никоим образом не можно было видеть неприятельского расположения, горами от нас сокрытого. На ночь я послал трех отборных казаков о двух конях с обещанием по их заслугам вознаграждения с тем, чтобы [с] помощью темноты ночи старались дойти до самого неприятельского лагеря и разведать оного положение, сколько возможно будет. Тот же день послал я вторичное повеление бригадиру Беервицу ²⁷⁹, чтобы он поспешил отряд свой соединить со мною, и уведомил его о приближении неприятеля.

25 число. Во всю ночь слышны были сигналы в турецком лагере; на рассвете благополучно возвратились посланные казаки, потеряв там одну заводную лошадь, которую бросили, так как неприятель, приметив их, начал за ними гнаться; они были у самого турецкого лагеря, который мне описали довольно верно, как мы после узнали, и реченый лагерь был по их донесению, верст 25 от нашего за Малым Зеленчуком, при самом входе в ущелья, (Не подлежит сомнению, что турецкий лагерь находился на левом берегу р. М. Зеленчука, в 4-х верстах ниже нынешнего селения Атажукинского, там, где существует и поныне хороший брод через реку и пролегает дорога к Баталпашинску.) и мы сами скоро увидели, что сие было справедливо. Провиант мой прибыл мукою, который немедленно перепекли, и в тот же день отправил я находящегося при мне обер-квартирмейстера Штедера ²⁸⁰ к генерал-майору [207] Булгакову ²⁸¹, который с другим корпусом находился вниз по Кубани, верст около 80 от меня, (в помещаемом здесь же, вслед за сими примечаниями, рапорте князю Потемкину от 8 октября № 5 Булгаков объясняет причины, по которым он не мог принять участия в отражении турецкого корпуса Батал-паши) дал реченому обер-квартирмейстеру с собою план общей атаки, с тем, чтобы согласить между собою день переправы и пр.; наши пикеты были на той стороне Кубани на высотах.

После обеда неприятельский большой разъезд около 2000 конных показался в первый раз поближе нас и остановился верст около 10 от нашего лагеря на высотах же, (высоты между Кубанью и М. Зеленчуком на запад и северо-запад от стан. Баталпашинской) пикеты наши приближались к лагерю, но неприятель за ними не последовал. Оба лагеря остались на прежних местах; в этот день прибыла ко мне фамилия Ислам Муссина, который всегда отличался верностью к России, Рослам-бек и иные многие служить при мне волонтерами. Вскоре после их возвратился из турецкого лагеря разными дорогами побочный сын Ислама Муссина, посланный мною к туркам уже от Кумы. Через него я узнал все подробно.

26 число. Примечены были разные толпы неприятеля, идущие от Малого Зеленчука к Кубани; послан был разъезд по Кубани примечать их: они оказались фуражирами, так как в этих местах оказались некоторые татарские деревни. Весь сей день был употреблен для перепечения хлеба и устроения вагенбурга, чтоб на всякий случай быть готовыми. Перед вечером соединился с корпусом отряд бригадира Беервица благополучно; к ночи был отряжен секретный разъезд вверх по Кубани, который приметил во всю ночь огни около того места, где после был турецкий лагерь. Сигналов в эту ночь никаких не было.

27 число. Опыт сделан был у нас боевого, данного мною, порядка; войска оказались во всех частях исправными и исполненными усердием. Вскоре после вступления нашего в лагерь примечена была великая пыль в горах как бы от большой идущей колонны; сия пыль продолжалась от Малого Зеленчука до Кубани по весьма известной мне дороге, которая весьма видна нам была с возвышенного места, расстоянием от нас [208] верстах в 60-ти. (От Кубанского редута в сторону М. Зеленчука нельзя видеть на 60 верст. Это, вероятно, описка или опечатка. От Малого Зеленчука к Кубани есть несколько дорог чрез Эльбурган и ниже его, и самая дальняя из этих дорог, видимая с того редута, отстоит от него на 25–30 верст.) Нетрудно было ожидать намерения неприятеля. Я оставил вагенбург свой под надежным прикрытием и взял провианта с собой на 4 дня, пошел в поход и стал лагерем в прежнем своем месте на речке Подбаклее, (В примечании 4-м было уже указано место ночлега отряда генерала Германа на правом берегу р. Овечки. От того места до предполагаемого турецкого лагеря по прямой линии будет верст 18-ть, а до Кубанского редута верст 14-ть. Впрочем, безусловно, принимать все расстояния, указанные в журнале, невозможно, и, очевидно, и сам Герман считал их приблизительными.) 16 верст от бывшего расстоянием от места, куда неприятель тянулся, верст около 18-ти.

Корпус, который при мне находился, состоял из 3600 боевых чинов, а всех на все было 4000 людей. Пушек со мной было от парка 6 и 12 полковых.

Сегодня возвратился в наш лагерь посланный обер-квартирмейстер, привез известие, что генерал-майор Булгаков, подняв свой лагерь, приближается ко мне с тем, чтобы купно действовать со мной.

28 число. Посланы были сильные разъезды к Кубани и посредством их примечен был неприятельский лагерь уже на правой стороне Кубани, для укрепления которого турки работают прилежно (Соображаясь с содержанием журнала и картой Германа и с топографией данной местности и ссылаясь также на «Материалы к новой истории Кавказа» П. Буткова, мы пришли к заключению, что Батал-паша переправился со своими войсками на правый берег Кубани по двум бродам: по тому, что против устья р. Джеганаса, и другому, который ниже первого верст на пять, около покинутого аула Мусы Туганова. В указанных местах и теперь есть броды и есть дороги, идущие с левого возвышенного берега к тем бродам: вероятно, и в старину здесь были и броды, и дороги, ведущие к ним с обоих берегов. О месте переправы и о лагере Батал-паши П. Бутков говорит: «...следуя от р. Лабы и М. Зеленчука, Батал-паша 28 сентября переправился на правый берег Кубани, близ устьев р. Джеганаса, по двум мелким бродам против Воровсколесского редута (в то время Воровсколесского редута не существовало. Таковой построен был в 1792 году недалеко от нынешней ст. Воровсколесской. В старину Воровским лесом (так назывался он потому, что в нем укрывались воровские, хищнические партии черкесов) назывался лес, росший на возвышенностях между реками Джеганасом, Абазинкою и Тамлыком. Против переправы Батал-паши через Кубань в 1790 году, как раз на том самом месте, где находился его лагерь, на карте Е. Фелицына значится Тохтамышский редут. Очень возможно, что он назывался и Воровсколесским. В 1792 году для наблюдения за Воровским лесом был построен в верхнем течении р. Тамлыка редут Тамлыцкий, который служил промежуточной связью между Кубанским и Кумским редутами), а затем «...имел свой лагерь на реке Тахтамысе, при горе сего имени». На карте Германа лагерь Батал-паши показан между р. Тотамысом и Батырсу, в 3 верстах ниже впадения последней в Кубань. – Выше уже замечено было, что карта Германа страдает неправильностями начертания рек. Герман ошибочно принял нижнее течение маленькой речушки, значащейся на карте Е. Фелицына под именем Кенсендык, за устье р. Тохтамыса (Абазинки), и это обстоятельство лишало до сих пор возможности определить точно место переправы и лагерь Батал-паши, так как на современных нам картах устье Тохтамыса (Абазинки) показано на 6 верст далее того места, где обозначено оно на карте Германа. Существовавшее на этот счет недоразумение вполне разрешается теперь картою Е. Д. Фелицына, на которой мы встречаем и название загадочной р. Батырсу (Джегонас). По разъяснениям Е. Д. Фелицына оказывается, что верхнее течение этой реки известно было у ногайцев в прошедшем столетии под именем Джегонаса, тогда как нижнее называлось Батырсу, что означает чистая прозрачная вода. Если принять во внимание, что на карте Е. Фелицына расстояние между устьями р. Батырсу и Кенсендыка (6 1/2 вер.) оказывается почти таким же, как и расстояние между р. Тохтамысом и Батырсу на карте Германа (6 вер.), то не остается ни малейшего сомнения в том, что переправа и лагерь Батал-паши были в 7 верстах выше Баталпашинска, на равнине, расстилающейся между р. Джегонасом и Кенсендыком, несколько выше устья последней, где и поныне видны следы окопов, братские могилы и курганы.). Еще примечена была беспрестанная пыль за [209] Кубанью по той дороге, по коей турки шли и многие толпы горских народов, по высотам все тянущиеся к оному лагерю. В случившихся во время рекогносцирования стычках захвачен был один казак и уведен неприятелем.

Все сии обстоятельства подали мне мысли: 1) что Батал-бей еще не совсем в сборе; 2) что по прилежному укреплению лагеря на самом броде он приготовляет себе свободную ретираду, – следовательно, трусит; 3) что по незанятию высоты, лежащей против его лагеря, (высоты, лежащие против устьев р. Кенсендыка и хутора Валуйского. Расположением на этих высотах Батал-паша прикрыл бы обе дороги, пролегавшие от Кубани к Куме и далее в Кабарду. Впрочем, верхняя дорога была неудобна для движения обозов и артиллерий, а потому Батал-паша рассчитывал воспользоваться и нижнею дорогою, пролегающею по правому берегу реки Абазинки (Тахтамыша), что и привел в исполнение 30 сентября, хотя и неудачно, так как потерпел поражение от русских) которая составляет кубанский берег от самых ущельев до Невинного редута, он не разумеет своего ремесла или слишком надеется на свои силы. (Высоты эти, командуя над всею окружающею местностью, действительно представляются наиболее выгодным стратегическим пунктом. Очевидно, Батал-паша не знал этого.). Я решился занять эту высоту, около трех верст от его лагеря, дабы по обстоятельствам, атаковать или принудить его к бою, и, по крайней мере, держать его в виду, пока генерал-майор Булгаков успеет соединиться со мною. Сие предприятие не было, однако ж, без затруднений: надо было делать две переправы и лезть на высокую гору; [210] местоположение мне все известно было; я стоял уже прежде сего на том самом месте, где был турецкий лагерь, даже и [на] самой той высоте, которую я хотел захватить от неприятеля, имел я более месяца свой лагерь. Я собрал вечером своих сотоварищей и объявил им мое намерение. Они были все согласны, представляли, однако ж, что лучше будет выполнить сей предмет в ночи, особливо потому, что корпус наш невелик в рассуждении неприятельских сил, а турки имели случай узнать состояние наше через захваченного казака, на что я согласился. Сделав нужные учреждения, пошли мы в поход около 10 часов вечера. Ночь была претемная и шел небольшой дождь; но сколь ни осторожны были принятые меры, чтоб друг от друга не отдаляться, как ни известны самим нам были дороги и сколь ни исправны были наши проводники, однако ж мы заблудились при самом почти выходе из лагеря и друг друга сыскать не могли. Сигналы и шум были накрепко запрещены, выключая одной встречи с неприятелем, даже и собак не велено при себе иметь. Всякий проводил ночь, кто где, находился в немалом беспокойстве.

29 число. На рассвете нашлось, что колонны были около 5 верст одна от другой; та, которую вел бригадир Беервиц, попала на переправу через Подбаклею. (Вышедшие из лагеря колонны в 10 часов вечера проблудили в степи на восток от р. Овечки. Колонны, вероятно, имели назначение продвинуться к югу, достигнуть вершины р. Овечки, переправиться там и занять Тахтамышевские высоты. Из этих колонн только колонна Беервица попала куда следует, и то, вероятно, благодаря движению правым берегом реки Овечки, а остальные войска, проблудив до утра, заночевали в степи отдельно одна колонна от другой.) Мы приметили, что наша неудача шла к лучшему: переправа была столь трудная, что мы в темноте ночи никак не могли бы переправиться. Корпус начал переправу с самого утра и продолжал оную до полудня. Для прикрытия оной посланы были сильные партии к турецкому лагерю и перепалки были горячее прежних. (Отряд генерала Германа переправился через р. Овечку (Подбаклею) верстах в 7 выше лагеря. Прикрывавшие переправу пикеты и патрули были выдвинуты на высоты правого берега р. Абазинки и далее к западу.) Лагерь был занят при переправе верст около 10-ти от турецкого. Я известился, что генерал-майор Булгаков будет иметь того дня ночлег при Невинном мысе, верстах в 60-ти от меня. Перед вечером примечены были по верхней дороге, (ближайшею к турецкому лагерю верхней дорогой в Кабарду надо считать дорогу, пролегающую по возвышенности правого берега Джегонаса (Батырсу), которая на карте Германа не показана.). идущей от [211] турецкого лагеря через Белую мечеть в Кабарду и в Георгиевскую крепость, большие толпы и даже обоз. Сие движение привело меня в крайнее сомнение. Я чувствовал, коль скоро Батал-бей примет марш к Куме и утвердится в абазинских горах, то соединение с кумскими татарами и абазинцами, равно как с кабардинцами и шахом, запретить ему не будет возможно и что вся граница кавказская в наибольшей опасности. Нельзя было терять времени: Белая мечеть расстоянием от турецкого лагеря только на один переход. Когда Батал-бей захватит Беломечетские дефилеи и переправу через Куму, то дойти до него между вершинами Танолыцкими и Тахтамызскими и атаковать его почти не было бы возможности; напротив того, он свободен был вести себя по обстоятельствам, как бы ему захотелось, и тогда трудно бы было предвидеть, которые могли бы из сего следствия произойти. Притом я не мог точно отгадать намерения его из сего движения. Он волен был идти мимо меня по верхней дороге, оставить пост на Куме для наблюдения моих движений и прямо следовать в Георгиевскую крепость; или он мог бы равно отделить от себя сильный отряд по сей дороге мне в тыл и во фланг, а между тем атаковать бы меня спереди, или мог бы удержать меня, если бы я вознамерился идти на его лагерь, что после и оказалось. Я послал в сию ночь секретные разъезды во все стороны, перед конною цепью кругом всего лагеря лежала пехота в траве; движения неприятельские слышны были во всю ночь, но сигналов никаких не было. Сие тесное положение, в котором я находился, не могло быть продолжительно; все приготовлено было к какому-нибудь важному приключению на сей границе и все извещало меня о приближении оного. Надеясь на помощь Божью, решился я в ночи атаковать неприятеля на рассвете.

30 число. Едва только стало видно, я собрал своих сотоварищей и, объявя им свое намерение, изъяснил при этом, что я нахожусь в таких обстоятельствах, что, не дожидаясь прибытия генерал-майора Булгакова, необходимо должен атаковать неприятеля, что ежели я дам ему только свободу еще ныне, то потеряю не только Куму, но, может быть, и всю границу. К тому же и хлеба более не было, да и подвозить провиант из вагенбурга ни время, ни положение наше не позволяли. Приказано было тотчас варить кашу, дабы люди не были слабы в драке, а между тем сделаны были нужные приготовления и [212] отданы приказания. Около 6-го часа утра тронулся авангард, составленный из 700 человек разного рода войска с двумя пушками, под предводительством много уже раз испытанного офицера майора князя Орбелианова ²⁸². Он имел повеление поспешно занять командующую высоту за левою вершиною Подбаклея в 4-х верстах от российского лагеря («Командующая высота за левою вершиною Подбаклейскою» – это возвышенность, которая тянется по правому берегу реки Абазинки против истоков р. Овечки и Топки и далее по направлению к западу, где ныне хутор Валуйского. На эту-то возвышенность и двинулся авангард князя Орбельянова, прикрываясь цепью конных казаков и фланкеров. Почти одновременно с нашим авангардом на ту же высоту, но с противоположной стороны, подымаясь, по переходе на правый берег р. Абазинки (Тахтамыша) наступали турки, вероятно, с целью занять высоты и тем прикрыть нижнюю дорогу. Для турок встреча с русскими была неожиданная, так как, несмотря на свое превосходство в силах, они не могли оттеснить русских и принуждены были принять бой в самом невыгодном для себя положении. Так, например, наш левый фланг, состоявший первоначально из авангарда князя Орбельянова и впоследствии подкрепленный другими колоннами, с успехом отражал неприятельские войска, бросившиеся на него во фронт и в тыл; турецкая же артиллерия, как пишет генерал Герман, «хотя шибко и проворно действовала, но вредить нам не могла», потому что турецкие батареи были расположены ниже наших. Тыл боевого расположения турок был обращен к р. Абазинке) и держал оную до прибытия корпуса до последнего человека. Вскоре после отправления авангарда вдруг палатки были сняты и корпус выступил в поход в 5 колоннах; на самом выходе получил я известие от генерал-майора Булгакова, что он ныне поднимается от Невинного мыса и надеется быть к ночи к Кубанскому редуту, где учрежден был мой вагенбург. Но жребий был кинут, авангард приближался уже к высоте, и перепалки начались со всех сторон. В то время как корпус тронулся, пошел дождь, – счастливая российская примета, которая и сбылась и в тот день более, нежели ожидать можно было. По нашему уже несомнительному движению горы около Танлыцких и Тахтамызских вершин зачернились, и из разных мест поспешали сильные толпы горских народов, дабы заградить нам дорогу. (Нужно полагать, что горская конница утром, 30 сентября, двигалась к Куме по верхней дороге правым берегом реки Джеганаса. Заметив наступление авангарда, черкесы свернули к реке Абазинке и кинулись на русских, но фланкеры и казаки отбросили их.). Князь Орбелианов успел, однако ж, занять высоту, и как пехотные колонны принуждены были обходить левую вершину Подбаклейскую по причине крутой и топкой переправы, то я взял [213] немедленно кавалерию (колоннами нашего отряда в бою 30 сентября командовали: бригадиры Беервиц и Матцен и полковники: Муханов, Чемоданов и Буткевич (последний командовал кавалериею)) и поспешил подкрепить авангард, который был версты с полторы от сей переправы. Часть горских народов прибыла уже к боевому месту, и сильные начались перепалки. Приметив, что немалая часть турецкой пехоты с артиллерией также прибыла уже и беспрестанно прибавлялось оной более из лагеря, я послал к нашей пехоте поспешить с артиллерией ко мне. Турки, растянув свою линию по над речкою Тохтамысом, открыли свои батареи. Вскоре после их скорых выстрелов артиллерии майор Афросимов ²⁸³ поспешил с своею батареей, равно и пехота немедленно примкнула ко мне. Горские народы, бывшие в то время в великом уже сборе, сделали обще с турецкой кавалерией сильный удар на мой тыл и оба фланга, отчего часть конницы моей несколько потерпела и придалась к пехоте, но резервы вышли и кавалерию опять смяли и опрокинули оную. Фрунт наш занят был во все время самими турками, и сражение продолжалось уже во всех частях с разными переменами около двух часов; но решительного еще ничего нельзя было применить; между тем, артиллерии майор Афросимов успел сбить неприятельские батареи на правом их фланге; огонь примечен был реже и гораздо слабее. В то время приказал я ударить правому моему крылу под командой бригадира Беервица прямо на неприятельское левое, и для подкрепления его следовала кавалерия правого крыла, равно и все легкие войска с полковником Буткевичем; с левого крыла отрядил я кавалерийскую колонну под командою полковника Муханова, с тем, чтобы ударить на неприятельское правое, ворваться в пехоту и опрокинуть оную, а для подкрепления всей атаки и для прикрытия тыла колонн следовала за ним остальная пехота. Турки, не выдержав удара, расстроились, опрокинуты были и старались спасаться бегством без малейшего порядка; наши преследовали их во все стороны, многих убили, а иных взяли в плен. В числе первых был и один паша; примечено было в горских народах, что их атака гораздо ослабела, как скоро они увидели, что мы идем прямо на турецкую линию, и даже до того, что большая их куча, состоявшая тысяч из 5-ти, отъехала несколько далее назад и остановилась на [214] возвышенном месте, дабы смотреть, кому судьба определит победу, и коль скоро они увидели, что турки уже разбиты, то ускакали и исчезли из виду. Большая часть закубанских черкесов бежала обще с турецкой кавалерией в лагерь, который они тогда разграбили, сколь успеть могли в скорости; пушек с патронными ящиками отбито было в поле 11; другие же увезены турками заранее в лагерь.

В 4-м часу по полудни спустился я со всеми войсками с высоты кубанского берега, собрал и устроил корпус, велел взять из ящиков патроны, определил прикрытие к неприятельской артиллерии и к пленным и остановился ввиду турецкого лагеря, который был от нас версты две с небольшим. В помянутом лагере видно было еще много людей, которые приготовлялись к защищению оного, притом также приметить можно было в нем великое бегание, о котором я судил, что турки расстроены и не знали, что делать. Я решил атаковать их лагерь, не теряя времени, и воспользоваться своим счастием, хотя большая часть моих товарищей были противного мнения и представляли мне, что люди устали, что у них мало осталось патронов, что довольно уже сделано в этот день и что ночь уже недалека. Я тронулся с корпусом; но, как турки ожидали нас прямо на лагерь и к тому приготовились, то я пошел несколько верст по дороге в горы (отряд пошел низом у подошвы возвышенностей от хутора Валуйского к поселку Джеганасскому. Здесь под выражением «в горы» нужно подразумевать Кавказский хребет) и совсем не на лагерь, но вдруг повернулся против правого фланга, который укреплен был слабее других сторон. Увидев сей поворот, турки вышли из лагеря не далее версты от оного, конницею, которая вступила с нашими в сражение, но сие был лишь один вид, чтобы дать пехоте несколько времени убраться за Кубань. Мы опрокинули ее, шли стремительно и овладели турецким лагерем почти без малейшего сопротивления. При оном взят был Батал-бей с его чиновниками и многими другими турками в плен; едва могли спасти жизнь речевого сераскира, и он сколько ни кричал и просил помилования, объявляя свой чин, из окружающих его иные были изрублены, а другие ранены, но егери-кабардинцы подоспели к нему и спасли его. В турецком лагере были взяты еще 19 медных пушек и походная мортира, много ящиков пороху, [215] свинцу, инструментов и разных припасов, и хотя черкесы успели уже ограбить турецкий лагерь, но все еще нашлось много добычи разного рода, которая досталась победителям. Так кончился день, который навсегда останется памятен для жителей Кавказа, с коим исчезли навсегда дальновидные неприятельские планы, так что и следов не осталось после оных. Войска Её Величества одержали совершенную победу с весьма малым уроном, многие имели случай отличиться перед прочими, но все оказали единодушное и отличное усердие. Имена первых внесены в особливой и подробной о сем сражении реляции, выключая сражения. Некоторые были мне особливыми помощниками в сих тесных и прекрутых оборотах, в которых я находился от самого 22 числа, и их усердие к службе и рвение заслуживают не токмо мое всегдашнее признание, но и награждение от верховного начальства.

Майор князь Орбелианов, войска Донского полковник Луковкин ²⁸⁴, капитаны Деконский ²⁸⁵ и Струков, поручик Пищевич ²⁸⁶, (Из неизданных материалов для истории Кубанской области Е. Д. Фелицына видно, что этот же самый Пищевич отличился и при взятии крепости Анапы ген.-анш. Гудовичем в 1791 году.) подпоручики Энгельман, Струков, Шелевский и Козлов, обер-квартирмейстер Штедер и адъютант мой Казаринов употребляемы мною были беспрестанно и ежечасно с великою пользою. Их неутомимое усердие весьма меня облегчало и немало способствовало ко всеобщему благу. Я не могу кончить журнал сей достопамятной кампании, не сделав еще некоторый примечаний. Есть без малейшего сомнения Провидение Божие, которое управляет нашими деяниями, не токмо важными и касающимися до благополучия какой-нибудь знатной части человеческого рода, но даже и теми, которые кажутся маловажными и коих следствия от наших глаз сокрыты. Российские войска испытали сие над собою во все время сей кампании. Все приключения, которые казались нам противными, шли к лучшему. Но как Бог помогает обыкновенно только трудящимся и неусыпно старающимся выполнять долг, который на них возложен, да позволено мне будет здесь судить о человеческих делах как человеку, Батал-бей не мог обнять сию великую машину, которую дали ему в руки; даже он не умел порядочно завести оную и поведением своим нимало не оправдал сделанной ему доверенности. Первая и самая главная [216] ошибка его была в том, что он остановился на Кубани без всякого предмета и потерял трои сутки, невозвратные для него по тогдашнему положению границ на пустое укрепление своего лагеря, и тем самым не только потерял он доверенность у горских народов, но и дал нам время исправиться и узнать его поближе. Если бы он шел, нимало не останавливаясь на Кубани, прямо по верхней дороге к Белой мечети, и переправясь через Куму, утвердился бы в Абазинских горах, атаковать нам его не токмо было бы трудно, но почти и невозможно. Он имел свободное время делать движение сие беспрепятственно. Батал-бей, имевши способность скрыть от нас посредством гор свое намерение, прибыл нечаянно 27 числа к Кубани и переправился через сию реку. Еще было довольно рано и часа 4 оставалось до ночи. Я был от него более 25 верст прямою дорогою, которою не мог идти с корпусом, обходя около 30, а от Белой мечети около 40 верст; он же напротив, находясь от последнего места не более 20 верст, мог быть там того же числа в ночи или 28 весьма рано. Я, идя на удачу и почти в отчаянном положении, мог едва достигнуть дотуда в самую ночь 28 числа. Разные народы, бывшие уже давно в готовности, начиная от самого Дагестана и ожидая только Батал-бея, соединились бы с ним без всякого сомнения, и если бы войска наши, бывшие соединенными в корпусах и отрядах, и остались целыми, дрались бы и даже победили бы после неприятеля, но большую часть селений и жителей тогда спасти никак нельзя было бы.

Во время самого сражения турки сделали три непростительные ошибки: первую, что не заняли или не употребили все силы для отбития от нас высоты; вторую, что не тянулись вверх по Тахтамысу и не заняли возвышения влево от российского корпуса, которое я не мог держать по малому количеству войск; а третью, что дали бой в том невыгодном для них месте, где их артиллерия, хотя и шибко и проворно действовала, но вредить нам почти не могла. [217]

С нашей стороны также разные были ошибки: корпус г-на генерал-поручика Розена ²⁸⁷ находился без всякого предмета и пользы около Лабы, по совершенному незнанию неприятельских намерений. (В данном случае ген. Герман ошибается: из тех же материалов Е. Д. Фелицына усматривается, что еще в начале сентября на марше к Тамани, при выступлении с р. Кирпилей, барон Розен получил уведомление от ген.-анш. Коховского ²⁸⁸ и князя Потемкина о движении турок к Кабарде, и потому Розен направил свой путь к устью Лабы, а 21 сентября дал знать о своем движении графу де Бальмену и послал ему маршрут с тем, чтобы он мог известить его, если бы потребовалась помощь к отражению корпуса Батал-паши, но де Бальмен, по случаю тяжкой болезни, ничего ему не ответил. Более подробные сведения о намерениях Батал-паши бар. Розен узнал из показаний узденя Хамурзы Магомета, взятого в плен бригадиром Поликарповым ²⁸⁹ 21 сентября, когда турецкий корпус уже перешел Лабу и находился вне сферы влияния отряда Розена. Таким образом, бар. Розен лишен был возможности приостановить дальнейшее движение Батал-паши к Кубани, но зато своими действиями за Кубанью он значительно способствовал к отвлечению горцев, которые в противном случае могли бы присоединиться к туркам и увеличить их силы. Обвинение в бездействии бар. Розена нельзя поэтому признать основательным.).

На самой линии стоял корпус генерал-майора Булгакова, около Прочного Окопа без всякого употребления; а он мог бы идти на Лабу и купно с генералом Розеном остановить неприятеля, не дойдя до сей реки. Я же сам, сошед без всякой основательной причины с важной позиции моей при Кубанском редуте, открыл Кубань переходом моим на Песчаный брод, как будто вся опасность уже миновалась. Я мог бы тогда равно и в то место доставить себе провиант с добрым распоряжением иметь корм для лошадей или, лучше сказать, я должен бы был сберечь оный сначала и ожидать того, что легко предвидеть можно было. Мы знали уже и довольно верно, что Батал-бей прибыл около половины сентября на Лабу. Тогда мы имели еще время соединиться и идти ему навстречу. По сомнительным и нетвердым распоряжениям нашим потеряли мы время, навлекли на себя сомнения горских народов и тем самым подвергли границу такой опасности, что баталбейская экспедиция могла бы легко переменить театр войны, ежели бы оная была в других руках; но все сии ошибки поправлены были неисповедимым Провидением Божьим и особенным России счастьем и окончились благополучно.

Комментарии

273. Герман фон Ферзен Иоган (Иван Иванович) (1744 – после 1801) – в русской службе с 1770 г., в 1778-1782 гг. служил в Кабардинском пехотном полку, с 1782 г. полковник, с 1783 г. командир Владимирского пехотного полка, в 1787 г. исправлял должность генерал-квартирмейстера, занимался составлением карты Кавказа, с 1790 г. генерал-майор, в 1791 г. покинул Кавказ, с 1797 г. генерал-лейтенант, в 1798 г. генерал-квартирмейстер русской армии, в 1799 г. произведен в генералы от инфантерии и назначен командующим русским десантным корпусом в Голландии, однако 8 сентября русские войска были разбиты французами, а сам Герман попал в плен, в 1800 г. после заключения мира Герман вернулся на службу, но вскоре умер.

274. Впервые опубликован в журнале «Отечественные записки» за 1825 г. (ч. 24, № 68) под заголовком «Журнал кампании по Кавказской линии покойного генерала от инфантерии и кавалера Ивана Ивановича Германа 1790 года от 22 сентября по 30 число». В 1896 г. был опубликован в Екатеринодаре под названием «Погром Батал-паши на берегах Кубани 30 сентября 1790 г. Журнал кампании по Кавказской линии покойного генерала от инфантерии и кавалера Ивана Ивановича Германа 1790 года от 22 сентября по 30 число»; автор предисловия И. Братков, автор примечаний В.Г. Толстов. В приложении опубликованы рапорты С.А. Булгакова и И.И. Германа. Текст публикуется по изданию 1896 г., комментарии В.Г. Толстова публикуются подстрочно.

275. Батал-паша, Хуссейн (ум. 1801) – турецкий военачальник, взят в плен в 1790 г.

276. Мансуров Борис Александрович – см. прим. 240.

277. Шах – имеется в виду Шейх-Мансур.

278. Веревкин Михаил Михайлович (ум. 1819) – в 1791 г. премьер-майор (с 1788), служил в 1-м батальоне Кавказского егерского корпуса; позднее генерал-лейтенант.

279. Беервиц, Осип Федорович (ум. 1812) – барон, с 1784 г. полковник Херсонского полка, с 1789 г. бригадир (Каргопольский карабинерный полк), с 1791 г. генерал-майор; позднее генерал-лейтенант.

280. Штедер – см. прим. 229.

281. Булгаков – имеется в виду С.А. Булгаков, см. о нем прим. 155. В своем рапорте от 8 сентября 1790 г. на имя князя Потемкина Булгаков писал, что де Бальмен 27 сентября предписал ему переправиться через Кубань и соединиться с генерал-майором Германом; однако 29 сентября Герман узнал, что Батал-паша переправился через Кубань напротив расположения войск Германа; Булгаков поспешил навстречу Герману, но не успел к сражению (Погром Батал-паши на берегах Кубани 30 сентября 1790 г. Журнал кампании по Кавказской линии покойного генерала от инфантерии и кавалера Ивана Ивановича Германа 1790 года от 22 сентября по 30 число. Екатеринодар. 1896. С. 26).

282. Орбелиани Дмитрий Захарович (1763-1827) – князь, начал службу в 1769 г. в конной гвардии, участник 2-й русско-турецкой войны, в 1789 г. секунд-майор Астраханского драгунского полка (с 1788), участник взятия Анапы в 1791 г., о чем привез известие Екатерине II, с 1791 г. премьер-майор, позднее генерал-майор, в 1803 г. после убийства Лазарева вывозил царицу Марию из Грузии, в 1804 г. был под Эриванью, впоследствии шеф Кабардинского полка (1804-1811), участник экспедиции в Закаталы (1804); в 1811 г. был командиром 20-й пехотной дивизии, с 1812 г. генерал-лейтенант, в 1816 г. состоял по армии.

283. Афросимов Павел – майор артиллерии (с 1784), с 1791 г. подполковник.

284. Луковкин Амвросий Гаврилович – согласно Списку воинского департамента на 1792 г. бригадир от армии (с 1784), служил в Войске Донском; позднее генерал-майор.

285. Деконский Андрей – см. прим. 231.

286. Речь идет об Александре Пишчевиче. Подробнее об участии в экспедиции и об истории награды см. в его мемуарах, публикуемых в настоящем сборнике.

287. Розен, фон, Владимир Иванович (1742-1790) – барон, участник 2-й русско-турецкой войны, в 1789 г. в чине генерал-поручика (с 1789) шеф Владимирского драгунского полка, в 1789-1790 гг. командовал Кубанским корпусом.

288. Каховский Михаил Васильевич – см. прим. 124.

289. Поликарпов Александр Васильевич – см. прим. 266.

Текст воспроизведен по изданию: Кавказская война: истоки и начало. 1770-1820 годы. СПб. Звезда. 2002