ГЛАВА IV

ИТОГИ РУССКО-ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЫ И ГРУЗИЯ

Итоги войны оказались для России значительными. По Кючук-Кайнарджийскому миру Россия получила Керчь, Еникале, Кинбурн, а русский флот — право свободного плавания на Черном море. Таким образом, длительная борьба России за выход к Черному морю увенчалась успехом. Кроме того, турки признали независимость Крыма, чем лишились значительного резерва и плацдарма в борьбе с Россией. Этим не только была гарантирована безопасность южных рубежей России, но и предрешен вопрос присоединения к ней Крыма.

Екатерина II в рескрипте П. Румянцеву, оценивая значение трактата, подчеркивала и заслуги полководца-дипломата: «Вам одолжена Россия за мир славный и выгодный, какого по известному упорству Порты Оттоманской, конечно, никто не ожидал, да и ожидать не мог...

Самая зависть не может оспорить сей истины...» (С. Соловьев. История России, М., 1986, кн. XV, т. 29, с. 81).

Русско-турецкая война не прошла бесследно и для Грузии, однако мнение исследователей на ее значение расходятся. Например, З. Авалов (Авалишвили) писал: «Они (Ираклий II и Соломон I — М.) рискнули, как рискнул в свое время Вахтанг, и опять проиграли ставку» (З. Авалов. Присоединение Грузии к России, с. 102); и далее: «Трактат ни йоты не прибавляет к тому, чего Соломон уже достиг, хуже того, Россия признает status quo ante именно тот порядок вещей, с которым Соломон желал порвать» (Там же, с. 110-11).

Хоситашвили пишет: «Этот мирный договор (Кючук-Кайнарджийский договор — В. М.) все-таки Грузии не принес пользу» (***).

Мы не можем разделить эти точки зрения.

Как уже отмечалось, в течение 12 лет Соломон I боролся с турками за запрещение торговли пленными, против насильственного насаждения ислама и дани девушками и юношами. В результате этой борьбы в 1766 г. царство было разорено, а Соломон I потерял престол. Правда, в 1768 г. Соломон I вернул себе престол и турки вновь признали его царем (сентябрь 1768 г.), но вряд ли султан пошел бы на это, если бы в это время не началась война с Россией.

Кючук-Кайнарджийский мир был первым международным договором, по которому Турция отказывалась от взимания дани с Имерети: «Торжественно и навсегда, — сказано в 23 артикуле трактата, — отказывается она (Турция — В. М.) требовать дани отроками и отроковицами и всякого рода других податей...» (Е. Дружинина. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 года. М., 1955, с. 356). [159]

Это была большая победа и трудно переоценить значение ее для грузинского народа.

Правда, трактат не освобождал Западную Грузию от турецкой зависимости, но турки взяли обязательство не наказывать грузин за участие в войне и не преследовать в Грузии христианской веры, что являлось первым международным вмешательством во внутренние дела Турции в пользу Грузии.

Трактат оставлял спорным вопрос о принадлежности имеретийских крепостей: «... крепости: Багдадчик, Кутатис и Шегербан (Шорапани — В. М.), российским оружием завоеванные, будут Россиею признаны принадлежащим тем, кому они издревле принадлежали» (Е. Дружинина, Кючук-Кайнарджийский мир 1774 года, М., 1955, с. 356).

Итак, хотя царь Соломон и оставался вассалом Турции, он мог отстаивать свои права — доказать, что Багдади, Шорапани и столичный город Кутаиси «издревле» принадлежали грузинам, было нетрудно. К тому же при благоприятных условиях и Россия могла выступить в защиту Имерети, это право ей было предоставлено трактатом.

По мнению С. Какабадзе, турки не могли воспользоваться трактатом и продолжать господствовать над Имерети потому, что Соломон I разрушил крепости (***).

Правда, Соломон I разрушил крепости, чтобы турки внезапным ударом не овладели ими, но в соответствующих условиях они могли вновь построить их. Дело не в этом, а в общих итогах войны.

Длительная война сломила мощь Турции. Контрибуция в размере 4,5 млн. рублей тяжелым бременем легла на экономику отсталой страны. Независимые крымские татары мутили воду и обостряли отношения с Россией, — это грозило новым столкновением. В таких условиях Турции некогда было сводить счеты с Имерети. К тому же турки прекрасно понимали, что если царь Соломон, даже находясь в самых тяжелых условиях, не уступал им, то в создавшейся ныне благоприятной для него обстановке тем более не уступит, к тому же и Россия могла выступить за соблюдение трактата. Вот почему турки не могли воспользоваться двусмысленными местами 23 параграфа Кючук-Кайнарджийского трактата.

Анализируя послевоенное положение Имерети, Н. Бердзенишвили писал, что турки «не могли ни царя Соломона подчинить, ни имеретинские крепости занять. Царь совсем искоренил торговлю пленными. Сильной рукой обуздав своеволие князей... Значительно усилился царь, его боялись и уважали Дадиани и Гуриели. Страна обрела спокойствие и быстро стала восстанавливаться. В течение десяти лет население значительно возросло» (***). Вот какие результаты были достигнуты Западной Грузией в результате участия Грузии в войне с помощью России (В IV томе «Очерков истории Грузии» читаем: «Правда, все это уже было достигнуто борьбой под руководством Соломона I, но с этого времени эти успехи закреплялись вмешательством России и международным договором» (***). Здесь недооценивается тот факт, что успехи Соломона I были обусловлены общими итогами Русско-турецкой войны, и сводить все к формальному упоминанию в трактате является недооцениванием общих итогов войны для Имерети).

Правда, Картли-Кахетийскому царству не была возвращена Южная Грузия и оно не было принято под покровительство России, чего добивался Ираклий II, но турки обязались «не почитать между [160] ими (грузинами — В. М.) никого за своих подданных, кроме тех, кои издревле ей принадлежали» (Е. Дружинина. Кючук-Кайнарджийский мир, с. 356). Этим Турция фактически признала, что не имеет права на захват Восточной Грузии и судьба Картли-Кахетийского царства уже не может решаться в борьбе между Турцией и Персией, как это было раньше. Третье государство — Россия, официально получившая право вмешиваться в дела Грузии, по мере роста заинтересованности и могущества ставило под вопрос господство Ирана и Турции в Закавказье. Более того, эта третья сила угрожала господству Турции в Закавказье по мере приближения решения крымского и кабардинского вопросов, для которых Кючук-Кайнарджийский трактат подготовил почву.

Независимый Крым, вышедший из-под опеки потерпевшей поражение в войне Турции, не смог сохранить своих позиций в Кабарде и уступил там, арену для свободных действий России; к тому же в результате недальновидной политики действовавших группировок Крым терял свою независимость. Решением крымского вопроса Россия упрочила свои позиции на северо-западном Кавказа, где она юридически не имела соперника. События, которые развивались после войны на северной границе, облегчили связь Грузии с Россией и создали условия для заключения Георгиевского трактата.

Именно в свете этих событий следует рассматривать сложившиеся между Турцией и Восточной Грузией (и не только Восточной Грузией) отношения. Некоторые историки, к сожалению, склонны приписывать упорядочение осложненного войной положения Картли-Кахети исключительно таланту Ираклия. Правда, талант Ираклия, разумная политика царя сыграли не маловажную роль, но если успели внутренней и внешней политики царства в 70-х годах объяснить только этим, то как же объяснить события 90-х годов? Конечно, главное — изменение международной обстановки.

Русско-турецкая война 1768-74 годов изменила соотношение сил между великими державами, боровшимися за Кавказ; это необходимо учесть, когда мы говорим об успешной деятельности Ираклия II во второй половине 70-х годов. Вместе с тем, следует отдать должное бесстрашной, самоотверженной, порой рискованной борьбе грузинского народа — об этом надо сказать, ибо некоторые историки осуждали Ираклия II за участие в войне.

30 августа 1774 г., как уже отмечалось, между царем Ираклием и ахалцихским пашой было заключено перемирие. (Хотя из России сообщения еще не было (из России выписка из Трактата была послана только 5 сентября), но, очевидно, ахалцихский паша получил соответствующие указания от султана) Царь дважды посылал своего посла Гургина Енаколопашвили в Турцию, а султан Абдул-гамид и верховый визирь прислали царю подарки; султан — саблю, богато убранную лошадь и 12 тысяч золотом, а визирь — драгоценные часы (***).

Историк О. Херхеулидзе — современник Ираклия II пишет, что прибытием посла царя визирь, хотя и был обижен на Ираклия II, обрадовался, потому что Ираклий II «был известен во Всех владениях султана своим активным выступлением поэтому такою честью помиловали, что посол Ираклия больше не желал» (***). Из Турции, пишет историк, прислали посла с драгоценными [161] подарками, освободили пленных, приказали ахалцихскому паше распустить «лезгин» и иметь мирные отношения с царем Ираклием (***).

Правда, мы не располагаем точными данными о том, когда происходил обмен посольствами, но это могло быть между 30 августа и 30 декабря 1774 года, поскольку, как уже отмечалось, 30 августа с пашой было уже достигнуто предварительное соглашение (ЦГА ГрузССР, ф. 226, док. 392), а 30 декабря Ираклий II официально объявил всем, что между ним и ахалцихским пашой восстановлены нормальные отношения и всякий может ехать в Ахалцихе и Джавахети (ЦГА ГрузССР, ф. 226, док. 383).

Обращает на себя внимание в приведенном заявлении историка О. Херхеулидзе то, что визирь обрадовался послу царя потому, что Ираклий II «был известен во всех владениях султана своим активным выступлением», именно поэтому грузинский посол был принят с особым почетом, а Ираклию II посланы драгоценные подарки. Современник Ираклия II не хулит его за смелый шаг, как это делали некоторые историки позже, наоборот, причину уважения к Ираклию II он видит в его активных действиях.

Были урегулированы отношения и с Керим-ханом, который был недоволен союзом Ираклия II с Россией. 15 июня 1775 г. Ираклий II писал своему сахлтухуцеси (министру двора) Григорию, что получил его письмо из Персии и уведомлен о принятии его с почетом векилем (Керим-ханом), а здесь, мол, наши дела идут хорошо, примирился со всеми, с ахалцихским пашой, имеем хорошую дружбу (Институт рукописей, ф. Н, док. № 8. 520).

Это письмо царя своему дипломату в Персии отражало действительный характер отношений с ней и с Турцией.

Созданием войска «мориге» был временно урегулирован лезгинский вопрос.

Письма Ираклия II в Россию осенью 1774 г. создают такое впечатление, будто в результате участия в войне положение Восточной Грузии только осложнилось. Историки оценивают последствия войны для страны на основании этих писем. Однако эти письма в основном — дипломатический ход, направленный на то, чтобы Россия больше внимания уделила Грузии. Если бы Ираклий II так оценивал итоги союза с Россией, то вряд ли он в 1775 г. (при появлении первых симптомов активизации политики России на Северном Кавказе и в Прикаспье) предложил бы русскому правительству план совместной борьбы против Персии (О положении Грузии во второй половине 70-х годов XVIII века и о ее программе по отношению к Персии подробнее будет сказано в следующей книге).

* * *

В многовековой истории русско-грузинских отношений военный союз фактически впервые осуществился в Русско-турецкой войне 1768-1774 гг. Хотя этот союз и имел теневые стороны (авантюра Тотлебена, бестактность Сухотина и т. д.), но это нисколько не поколебало веры прогрессивных грузинских государственных деятелей в Россию. А эта вера зиждилась на том, «что, — по справедливому замечанию Н. Бердзенишвили, — Россия была единственной христианской страной, которая в Закавказье имела реальные политические интересы, и эти интересы не противоречили политическим устремлениям грузинского народа» (*** 147 (выделено нами — В. М.)). Союз в борьбе против Турции и итоги войны еще более укрепили это мнение. [162]

ДОБАВЛЕНИЕ.

НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ИЗ ИСТОРИИ ГРУЗИНСКИХ КОЛОНИЙ В РОССИИ

(60-70-х ГГ. XVIII ВЕКА)

(Данный очерк является непосредственным продолжением IV главы II книги наших «Материалов» (См.: В. Мачарадзе, Материалы по истории русско-грузинских отношений второй половины XVIII века, часть II, Тбилиси, 1968, с. 206 210))

История грузинских колоний, или как в последнее время стали их называть — поселений, пока еще не изучена в должной мере. Правда, по этому вопросу имеются отдельные очерки и статьи Н. Бердзенишвили, В. Дондуа, В. Татишвили, Г. Папава, Г. Пайчадзе, В. Гамрекели, Ф. Сихарулидзе и др., однако недостаточность выявленных документов (По истории грузинских колоний Притеречья ценные документы опубликовал В. Гамрекели (См.: Документы по взаимоотношениям Грузии с Северным Кавказом в XVIII в., документы собрал, подготовил к печати и предпослал им исследование В. Н. Гамрекели, Тбилиси, 1968), но этого нельзя сказать о других колониях) не дает возможности всесторонне осветить его. Этим можно объяснить пробелы и отдельные ошибочные положения, которые встречаются в существующей литературе.

Здесь мы в рамках публикуемого ниже материала лишь выдвигаем ряд вопросов, требующих дальнейшего всестороннего рассмотрения.

В 60-х годах XVIII века к числу существующих в России грузинских колоний (Московской, Кизлярской и т. д.) добавилась и Моздокская колония. В частности, в связи со строительством Моздокской крепости грузины из Кизляра и других поселений Притеречья переселились в Моздок. Они составили основное ядро Моздокской грузинской колонии. В заселении Моздока значительную роль сыграли грузины и прежде всего И. Пицхелаури, который с 1763 года, по поручению коменданта, специально выезжал в горы (особенно в Осетию) для приглашения колонистов (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1762-76 гг.. оп. 110/2, д. 4. лл. 393 394; Грамоты, I, с. 94-96).

Рост населения грузинских колоний в России в 60-70-х годах XVIII века в основном происходил естественным путем. Правда, в колониях селились и грузины, бежавшие из плена, но их число было незначительным. Это было обусловлено двумя обстоятельствами: частичным улучшением внешнеполитического положения Восточной Грузии (В Россию в основном бежали пленные грузины с Северного Кавказа и Крыма, угнанные «лезгинами» из Восточной Грузии; а что касается пленных из Западной Грузии, основную их массу угоняли в Турцию, а оттуда — на невольничие рынки Ближнего Востока и Египта) в 60-х годах и политикой русского правительства. Дело в том, что русское правительство не чинило никаких препятствий возвращавшимся на родину бежавшим из плена грузинам. Более того, указом [163] от 9 декабря 1758 года были оповещены канцелярии пограничных губерний, чтобы они грузинам, бежавшим из «татарского» плена, «за полонное терпение» оказывали помощь: без всякого препятствия выдавать проезжие паспорта, предоставлять ночлег, давать сопровождающих (АВПР, ф. Московская контора КИД, 1763 г., оп. 7/3, д. 95, л. 8; АВПР ф. Московская контора КИД, 1764., оп 7/3, д. 126, л. 1; АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1762-76 гг., оп. 110/2, д. 4, л. 14) и т. д. Можно смело утверждать, что в 60-70-х годах XVIII века ежегодно десятки, даже иногда и сотни бывших грузинских пленных возвращались на родину. Материалы архивов Киевской, Харьковской, Белгородской и Астраханской губернских канцелярий и Московской конторы КИД, незначительная часть которых печатается ниже (Часть аналогичных документов за 1760-1762 гг. нами были опубликованы и ранее (см.: В. Мачарадзе, Материалы, ч. II, с. 140-142)), неоспоримо подтверждают это.

Из архивных документов, особенно материалов Московской конторы КИД, явствует, что из бежавших с плена грузин редко кто оставался в России.

Правительство не запрещало грузинам оставаться в России, но при этом требовало представлять мотивы и сдавать паспорта, выданные губернскими канцеляриями. На отдельные годы приходятся единицы сданных паспортов, а регистрированных на возврат на родину — десятки. Не лишне отметить, что оставление было связано с излишними хлопотами — требовалось доказать мотивы, когда отпущение более просто решалось. Оставшиеся становились на особый учет и им выдавали специальные паспорта (с указанием внешних примет — роста, цвета кожи, цвета волос и т. д.).

Для решения вопроса о грузинских пленных в Москве существовала комиссия из грузинских колонистов (в состав комиссии входили московский комендант генерал Афанасий Багратиони и др.), которые должны были установить национальность, социальное происхождение, место жительства просителя (чтобы этим указом не воспользовались другие или крепостные грузинских дворян-колонистов). Эти материалы являются ценными для установления биографии пленных и их географического распределения. В Восточной Грузии — начиная с Садгери (начало Картли) до Гавази (конец Кахети) вряд ли можно указать село, где в 60-70-х годах XVIII века не проживали бы возвратившиеся через Россию из плена грузины. А что касается социального состава, то абсолютное большинство их — крестьяне, хотя встречаются и представители дворянства и духовенства.

Во время Русско-турецкой войны 1768-74 годов русские, войска выручили из плена немало грузин, а правительство обеспечило их возвращение на родину. Например, в июле 1772 года возвратились на родину 200 грузин, освобожденных русскими войсками при занятии Крыма (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, л. 218). В том же году с Средиземноморья в Петербург были привезены трое грузин, которым дали сопровождающего солдата и четыре подводы и отправили на родину — только за транспорт до Астрахани было выделено 154 рубля (АВПР, ф. Сн. России с Грузией. 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 9 лл. 242-252; АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-73 гг., оп. 110/2_ д. 9, лл. 242-259; АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1770-74 гг., оп. 110/2, д. 14, лл. 329-334). Следует также отметить, что были отдельные случаи, когда русские чиновники выкупали из плена грузин и потом освобождали. Например, кизлярский комендант генерал Ступишин выкупил из плена грузинского крестьянина и в [164] 1765 году отпустил на свободу (АВПР, ф. Московская контора КИД, 1765, г., оп. 7/3, д. 105, л. 5), белгородский комендант Туркистанов выкупил грузинского священника (Там же, д. 103, лл, 1-10) и т. д.

Русское правительство оказывало грузинам помощь в деле разыскания находящихся в плену родственников и их выручения, а выкупленным, для покрытия долгов или для выкупа, разрешали собрать пожертвования и т. д. Например, по ходатайству КИД 31 декабря 1773 года Екатерина II распорядилась выдать 500 рублей кн. Павлу Андроникову, участнику Аспиндзской битвы, для выкупа из плена матери, жены и двух сестер, захваченных «лезгинами» в 1770 году (АВПР, ф. Сн. России с Грузией. 1771-75 гг., оп. 110/2. д. 16, лл. 147, 148, 150), а 10 марта 1763 года КИД разрешила дворянину Ревазу Джомарджидзе ехать в Польшу и разыскать брата, похищенного «лезгинами» 40 лет назад, проданного в Турции и бежавшего оттуда в Польшу (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1772-76 гг., оп. 110/2, д. 4, лл. 4-8).

Итак, в 60-70 годах XVIII века пленные грузины из Дагестана, Чечни, Кабарды, Крыма бежали в Россию и русское правительство оказывало им большую помощь в деле возвращения на родину (Разумеется, были отдельные случаи, когда коменданты некоторых городов не выполняли указание правительства; так было, например, в 1772 году, после взятия Крыма, когда русскими войсками было освобождено много грузинских пленных, но об этом узнал царевич Леван и в начале 1774 год.) обратился в КИД (см.: АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1774 г., оп. 110/2, д. 453, лл. 37-38) и вопрос был немедленно решен), что способствовало укреплению доверия к России во всех слоях грузинского общества.

Ираклий II придавал большое значение этим фактам и политике русского правительства по отношению к грузинским пленным, о чем свидетельствует его переписка с Керим-ханом. Например, летом 1770 года Керим-хан «советовал» Ираклию II разорвать союз с Россией, отпустить русские войска из Грузии и помириться с султаном (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-75 гг., оп. 110/2, д. 20, лл. 75-78). В своем ответе повелителю Ирана царь Ираклий перечислял все бедствия, которые наносят Грузии ахалцихский паша и его союзники «лезгины». Царь отмечал, что султан не принимает во внимание его просьбу и страна все более разоряется. Далее Ираклий II подчеркивает, что «ни с турецкой стороны обороны мне не было, ни Персия к ранам моим пластыря не приложила, равномерно ж и от протчих соседей, ближних и дальних, никакого вспоможения против эхшекинцов (ахалцихцев — В. М.) и лезгинов, нападающих на Грузию, ожидать мне не осталось» (Там же, лл. 82-87). Он «по-дружески» объясняет Керим-хану причины его союза с Россией и среди прочих указывает на две: «Первое, все попадающиеся по случаям здешние жители в плен к лезгинам и туркам высвобождаются помощию российской монархини, коим не токмо дается воля в возвращении им в свое отечество, но бедные, изнуренные из них и лишенные дневнаго пропитания приемлются милостиво и снабдеваются во всем щедро. И второе, живущие в соседстве с Грузией... горские народы, ежели бы не опасались российской монархини, не преминули б Грузии причинять крайние разорения» (Там же, л. 86).

В свете приведенного материала кажется спорной точка зрения Н. А. Бердзенишвили на то, якобы с появлением новых поселений на Сев. Кавказе «...грузинские пленные, из Крыма, Кабарды, [165] Чечено-Дагестана» там «обосновались, не возвращались на родину». Поскольку там были лучшие условия «и русские власти не легко отпускали их» (***). По-видимому, к такому выводу Н. Бердзенишвили привели материалы фонда «Кизлярские и Моздокские дела» (всего I дело) и длинный список грузин, проживающих в Моздоке (АВПР, ф. Кизлярские и Моздокские дела, 1762-72 гг., оп. 118, д. 1). Но следует отметить, что при заселении Моздока правительство было заинтересовано, в первую очередь, в переселении сюда горцев (Об этом свидетельствуют и материалы переселения Ивана Багратиони (АВПР, ф. Кизлярские и Моздокские дела, 1762-72 гг., оп. 118, д. I, лл. 312-320)) и в их христианизации, благодаря чему Россия «мела бы опору на Северном Кавказе. Над этим немало потрудился И. Пицхелаури. Что же касается поселения грузин в Моздоке, то они, хотя их и было довольно много, в своем большинстве были переселенцы из колоний Притеречья (Кизляра и других) (В списках приписано кто из каких мест прибыл. Ср. АВПР, ф. Кизлярские и Моздокские дела, 1762-72 гг., оп. 118, д. 1, лл. 1-532 (это подтверждает и вышеназванная публикация В. Гамрекели)); к их числу добавилось еще несколько человек, бежавших из плена.

В 60-70-х гг. ХVIII века в грузинские колонии прибыло несколько человек из князей и дворян. Это, в первую очередь, недовольные политикой Ираклия II, потомки брата Вахтанга VI царя Иессея: внук Иессея Иван Александрович Багратиони (отец полководца Петра Багратиони) (АВПР, Кизлярские и Моздокские дела, 1762-72 гг., оп. 118, д. 1, лл. 312-320), вдова Иессея Мария Арестеевна с внуком Дмитрием Георгиевичем Багратиони (АВПР, ф, Сн. России с Грузией, 1762-76 гг., оп. 110/2, д. 4, лл. 154-174) и др. Переселение этих лиц приходится, в основном, на 1766-68 годы. Это, видимо, было обусловлено тем, что после раскрытия заговора 1765 года подозрение Ираклия II к картлийской ветви Багратиони увеличилось и, помимо этого, они, наверное, сами боялись попасть в ловушку, расставленную князьями. Однако, как явствует из материалов, русское правительство специально никого не приглашало и никого с большой радостью не встречало, хотя в предоставлении убежища не отказывало. Эту политику русского правительства в отношении к грузинам в целом можно считать доброжелательной, ибо она способствовала закреплению населения в Грузии.

Итак, в 60-70 гг. XVIII века население грузинских колоний в России растет, в основном, естественным путем, а доля освобожденных из плена и переселенцев из Грузии в ней довольно незначительна.

Отношение грузинских колонистов к Грузии в 1763-1774 годах оставалось таким же, что и в начале 60-х годов (В. Мачарадзе, Материалы, И, с. 209-210). Большая часть колонистов находилась на русской службе и верно служила новой родине — России, не вмешиваясь в грузинские дела; вторая часть еще мечтала о родине, сохраняла традиции и язык, верность Ираклию и информировала его; третья, незначительная, часть оставалась врагом царя Ираклия, хотя опала царевича Александра Бакаровича была для них ударом; позже к ним примкнул Александр Амилахвари, наказанный за участие в заговоре 1765 года и в конце 70-х годов начавший борьбу.

* * *

Тщательное изучение архивных материалов свидетельствует, что в XVIII веке в грузинских колониях в России (в первую очередь в [166] Московской) дело просвещения стояло на высоком уровне. Естественно, что молодежь из дворянского сословия обучалась в русских учебных заведениях. Но домашнее образование в колониях (возможно существовали и частные школы) было предметом серьезного внимания. Только этим и можно объяснить, что в 60-70-х годах XVIII века грузины из Москвы и Кизляра, наряду с русским, хорошо владели и родным языком. Благодаря этому в русско-грузинских дипломатических отношениях грузинский язык вытеснял иностранные (греческий, турецкий, персидский) языки.

Это было вполне естественно, ибо молодежь более легко усваивает иностранный язык, чем взрослые (Материалы, с которыми нам довелось познакомиться, свидетельствуют, что даже у наиболее известных грузинских ученых и писателей, живущих несколько десятков лет в России, активного знания ими русского языка не наблюдается). Уже в 60-х годах появилась целая плеяда переводчиков: братья Амилахвари, Антон Моуравов (Тархан-Моурави), Давид Абазадзе, Иван Пицхелаури и другие, которые довольно хорошо владели обоими языками и переводили как с грузинского на русский, так и с русского на грузинский. Документы, печатаемые в данной книге, дают довольно богатый материал о качестве переводов грузинских документов на русский язык (Мы не публикуем здесь грузинского перевода русских документов, которые в виде черновика сохранились в Московских архивах (подлинники были отправлены адресату и в связи с уничтожением царского архива во время нашествий Ага-Мохаммеда не сохранились)).

Изучение материалов второй половины XVIII века позволяет сделать и другие выводы. В частности, ощутимо влияние русского языка на грузинские дипломатические документы. Это, в первую очередь, касается слов, обозначающих должности и звания (*** — князь, *** — советник, *** — надворный советник и т. д.), терминов (*** — указ), форм обращения (***— высокопревосходительство, высокопревосходительству), которые часто встречаются в нижепубликуемых грузинских документах, а также стиля грузинских документов, но это специальные вопросы, которые ждут своего исследователя.

Правда, русские переводы грузинских документов и грузинские переводы русских документов страдают недостатками, так, например, многие из терминов искусственны (они в дальнейшем не смогли утвердиться). В этом нет ничего удивительного, ибо это был период изысканий. В этот период практически стал вопрос о составлении словаря. Об этом свидетельствует записка А. Моуравова, которая является списком грузинских должностных терминов с переводом на русский язык.

Часть грузинских колонистов продолжала творческую деятельность (Д. Гурамишвили и др.), делались переводы с русского на грузинский язык, на грузинском языке печатались книги, часть которых посылалась в Грузию и т. д.

Знаменательно, что в 60-х годах некоторые грузинские колонисты вели просветительскую деятельность в Северной Осетии — архимандрит Григорий и др. (начатую в 40-х годах XVIII века).

Большая часть грузинских колонистов находилась на военной службе. Кроме Грузинского гусарского полка, они служили и в других частях русской армии. Из военнослужащих можно назвать московского оберкоменданта ген. Афанасия Багратиони полковника Ивана Вахуштьевича Багратиони, подполковника Николая Ратиева (Ратишвили), подполковника Семена Чолокаева (Чолокашвили), подполковника Давида Абазадзе и др. Грузинские колонисты, [167] принявшие подданство России, верно служили ей — инженер и артиллерист подполковник С. Чолокаев создал орудие нового типа (***) и т. д.

Некоторые колонисты находились на гражданской службе: братья Амилахвари, А. Моуравов (после ухода в отставку), И. Пицхелаури, С. Лашкарев (Бибилури) и др. Хотя мы не приводим их биографии, но читатели могут найти соответствующий материал в данной книге.

Грузины были и на дипломатической службе: К.ИД часто пользовался услугами грузин для перевода дипломатических документов (братья Амилахвари, Д. Абазадзе, А. Моуравов, И. Пицхелаури и др.), для установления связи с царем Соломоном в Грузии был отправлен архимандрит Григорий; для приглашения горцев в Моздок не раз посылали в Осетию и Чечено-Ингушетию И. Пицхелаури; поверенным в делах Грузии в 1769-70 годах был надворный советник А. Моуравов. Особенно выделялся Сергей Лашкарев (Бибилури), который во время ареста русского резидента и посольства в Константинополе проявил умение и смелость, за это А. Обресков потребовал его награждения (АВПР, ф. Высочайше опробованные доклады, 1766-75 гг., оп. 8, д. 5, лл. 141-142). А впоследствии, когда Россия получила право иметь своего резидента в княжествах Молдавии и Валахии, первым резидентом был назначен С. Лашкарев.

Грузинские колонии в России оказывали помощь и давали приют соотечественникам. Это видно на примере вдовы царя Иессея и ее внука Дмитрия Багратиони (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1762-72 гг., оп. 110/2, д. 4, лл. 154-174) и т. д.

Надо отметить и то, что в этих колониях, как в живых организмах феодальной эпохи, выявлялись и все пороки, характерные для той эпохи (вражда из-за наследства среди царевичей, сыновей Вахтанга VI, классовая борьба и т. д.).

Ярким примером классовой борьбы в грузинских колониях является жалоба крепостного царевича Вахушти Иванэ Кавтарадзе на то, что он по своей воле служил царевичу Вахушти и его детям и уже не намерен более продолжать службу. По этому поводу 8 декабря 1770 года он подал жалобу. Детям Вахушти — его сыну Николаю (Второй сын царевича Вахушти — Иван служил во II армии полковником и в 1770 году был убит) и дочерям Александре, Марии и Анне в 1771 году доставило немало хлопот доказательство того, что Иванэ Кавтарадзе их крепостной. Дело осложняло то, что в документе, подписанном царевичем Вахушти, сказано, что он «в России не имеет крепостных». Это могло решить вопрос в пользу И. Кавтарадзе. Но дети царевича утверждали, что это — описка, которая является следствием недостаточного знания русского языка их отцом (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1771 г., оп. 110/2, д. 15, лл. 1-12). Аналогичным является и спор Ф. Бараташвили и членов его семьи с их слугами армянами (АВПР, ф. Московская контора КИД, 1764 г., д. 131, лл. 1-6) и т. д.

Благодаря грузинским колониям России грузины знакомились с жизнью русского народа, его бытом, культурой и историей, а русские — с культурой грузинского народа, его характером, обычаями. Это способствовало сближению двух народов.