§ 5. АВАНТЮРА ТОТЛЕБЕНА И СРЫВ СОВМЕСТНЫХ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИИ РУССКО-ГРУЗИНСКИХ ВОЙСК ПРОТИВ ТУРЦИИ

(Продолжение. Начало см.: Материалы, III, вып. I, с. 7-8, 130-198)

После возвращения Тотлебена из Ацкури совместные действия русских и грузинских войск оказались невозможными. Была брошена тень на русско-грузинский военный союз.

После аспиндзской победы открывался, как уже отмечалось, путь на Ахалцихе, а это таило в себе широкие перспективы: во-первых, взятие Ахалцихе обеспечивало переход в руки союзников стратегического плацдарма, владение которым могло стать залогом дальнейших успешных действий против Турции; во-вторых, турки теряли возможность установить непосредственную связь с горскими предводителями, а это освобождало руки картли-кахетийского царя для активных действий.

По сообщениям кн. А. Моуравова, Ираклий II, хотя и не намеревайся вернуться в Картли, но, по совету «знатных» людей (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-71 гг., оп. 110/2, д. 6, лл. 502-503; Грамоты, I, с. 108), сделал это и через Джавахети 29 апреля прибыл в Тбилиси.

Возвратившись из Ацкури, Тотлебен подошел к Сурами и оттуда 24 апреля 1770 г. послал майора Карпа с капитанами Зорнаем и Пикснером и с тридцатью гусарами с тем, чтобы арестовать подполк. Н. Ратиева, который шел из Моздока. Подполк. Н. Ратиев с гусарским эскадроном, отрядом драгун и артиллерией 27 апреля стоял в Ананури, где на него ночью неожиданно напал майор Карп и потребовал сдаться ему. Ратиев заявил, что он лицо материально ответственное перед правительством и амуницию и казну никому доверить не может. Он сам лично явится к Тотлебену и сдаст все. Зорнай и гусар Нейман начали стрелять; Н. Ратиев за беспорядки арестовал Зорная, а посланный Тотлебеном отряд остался у Ратиева; Карп в сопровождении одного гусара вернулся к Тотлебену (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. III, 7-8, 23-24). Подполк. Ратиеву стало известно, что Тотлебен изменил Ираклию II и оставил его в Ацкури. Это вызвало в боевом офицере возмущение, и он 27 апреля писал кн. А. Моуравову: «Он, Ратиев, думает, что Ея И. В. не неприятно будет такого изменника (Тотлебена — В. М.) низвергнуть, пока он больше бед не причинил» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 9, л. 276; Грамоты, I, с. 203). Указанное письмо 29 апреля получил только что вернувшийся из похода вместе с Ираклием II кн. Моуравов и сообщил Ратиеву, что необходимо его прибытие в Тбилиси (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. III, л. 9). По дороге Ратиев, по его сообщению, получил [103] письмо Ираклия II такого же содержания и направился в Тбилиси. 1 мая Ратиев и сопровождающий его драгунский эскадрон Богданова прибыли в Тбилиси (ЦГВИА, ф. 8, оп 94, св. 7, д. 55, лл. 123-150; ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I, лл. 440-441; ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. ІІІ, л. 9).

Сюда же прибыли подполк. Н. Чоглоков и поручик Деграли.

11 апреля 1770 г. Тотлебен освободил своего переводчика корнета Деграли, по его просьбе, дал ему звание поручика и отправил из Квишхети в Россию (В аттестате, данном Деграли, читаем; «По указу ея и. в. от командующего в Грузии корпусом гр. Тотлебена дан Шевалье Дегралие Дефоу в том, что он здесь в службе при корпусе находился корнетом только один год, а ныне по прошению ево из службы отставлен поручиком, коему чинить во всех местах свободной пропуск. Чего ради сеи дан в Грузии в лагере при местечке Квишхети. Апреля 11 дня 1770 г. Граф Тотлебен» (ЦГВИА, ф. 8, оп. 5/95, д. 55, л. 209)). Деграли через неделю прибыл в Душети, где встретился с майором Тотиным, который с командою сопровождал арестованного Чоглокова. По причине болезни Тотина отряд задержался в Душети; Деграли, боясь ехать в горах один, тоже остался (ЦГВИА, ф. 8, оп. 94, св. 47, д. 55, лл. 276-290).

Повышение в чине Деграли и его отправка в Россию были не случайными. Отношения Тотлебена с его переводчиком французом Деграли были натянутыми. Дело в том, что под диктовку Тотлебена Деграли приводилось писать в Россию письма, направленные против царя Ираклия, в них утверждалось, будто Ираклий II готовился воевать против Персии, а не против Турции. Корнет Деграли не осмеливался перечить генералу, однако сообщил обо всем поверенному в делах России в Грузии кн. Моуравову, через Моуравова это стало известно Ираклию II, который потребовал от Тотлебена объяснений. Хотя Ираклий II не назвал имени, но Тотлебену нетрудно было догадаться, от кого это могло исходить, и он запретил Деграли встречаться с Моуравовым. 11 апреля Тотлебен, вернувшись из ставки Ираклия II, заявил будто Деграли писал в Петербург письма против царя Ираклия в присутствии офицеров Львова и Жолобова. Деграли ответил: «Ничего не писал, кроме того, что поручал». Однако, зная судьбу не угодных генералу офицеров, Деграли стал просить об освобождении (Там же). Тотлебен, боясь своего переводчика, который знал все его тайны, освободил и даже наградил его.

В Душети сын арагвского моурава (управляющего провинцией) сказал Деграли: Ты, оказывается, писал в Петербург против Ираклия II письма, граф тебя выгнал, а когда приедешь в Петербург, тебя будут судить. Возмущенный Деграли решил ехать в Тбилиси, чтобы показать Ираклию II аттестат и оправдать себя (ЦГВИА, ф. 8, оп. 94, св. 47, д. 55, лл. 276-290; АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-76 гг., оп. 220/2, д. 12, л. 261; Грамоты, II, вып. I, с. 24-25). Очевидно, тогда же Деграли стало известно о поведении Тотлебена в Ацкури и он хотел сообщить царю и кн. Моуравову кое-что о генерале. Поэтому он выехал из Душети и 2 мая прибыл в Тбилиси. Сообщение о поведении Тотлебена, в Ацкури вызвало подозрение у арестованного подполк. Чоглокова, он сбежал из Душети и I мая прибыл в Тбилиси.

2 мая 1770 г. Тотлебен издал манифест, в котором говорилось: «Тот, кто изменников Ратиева, Чоглокова и Деграли живыми приведет в русский корпус, тот получит вознаграждение тотчас тысячу [104] червонных, кто же их мертвых в тот корпус представит, тот получит непременно ж тысячю рублев наличными деньгами» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1770 гг., оп. 110/2, д. 13, л. 451; Грамоты, I, с. 221-222).

Если действия Тотлебена в отношении Ратиева и Чоглокова, как неподчинившихся офицеров, все же имели какие-то основания, то в отношении Деграли не было даже этого. Но Тотлебен больше всего боялся Деграли: «...Деграли... царю Ираклию и прочим всем секреты, которые он чрез коварство мог ведать, все открыл» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 172, д. 13, л. 57), писал позже, 6 июля 1770 г., уже обезвреженный и потерпевший неудачу Тотлебен гр. З. Чернышеву.

Прибывший в Тбилиси кн. Ратиев сообщил Ираклию II, что Тотлебен намеревался арестовать его и к тому же требовал отправить обратно майора Андроникова (посланного Военной коллегией) и всех офицеров — грузин по происхождению (хотя русское правительство специально выбирало грузин) (Эти сведения собраны из 8-го и 20-го фондов ЦГВИА).

Все эти сведения стали известны царю Ираклию еще до I мая 1770 г. А 2 мая Деграли сообщил царю, что Тотлебен нарушал данные ему инструкции (Нам неизвестно, в какой форме это было сообщено Ираклию II, но Деграли доложил в Военный суд, что Тотлебен нарушал инструкции, которые он ему переводил; «приказывал российским войскам от грузинцев отнимать скот, а в инструкции, данной ему, того чинить не велено; казаки по ево же приказанию отняли у грузинцев семьдесят восемь быков...», и далее: «А сего году в январе месяце. когда он гр. Тотлебен из Моздока в Грузию с майором Жолобовым и со мною через осетинскую (?) деревню, называемую Мелете, следовал, когда той деревни жители ночевать майора Жолобова не пустили, за что он гр. Тотлебен ту деревню приказал разграбить и собрал десять человек старшин, приказал набить на них колодки, повез с собою, где держал их под караулом долгое время» (ЦГВИА, Ф. 8, оп. 94, св. 7, д. 55, лл. 276-290). Показания Деграли содержат много других интересных фактов, однако главное то, что эти события имели место еще до разрыва Ираклия II с Тотлебеном. Указ Военной коллегии от 13 ноября 1769 г. предупреждал Тотлебена: «... всякое своевольство, обида обывателям и тому подобные непорядки с крайним прилежанием предупреждены и отвращены быть» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I, лл. 212-214). Не случайно, что жалобы Ираклия II на поведение Тотлебена начинаются с мая 1770 г., хотя вышеуказанные факты имели место и раньше), компрометировал Ираклия II в глазах руского правительства и был намерен захватить Картли-Кахети (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1776 гг., оп. 110/2, д. 12, л. 261; Грамоты, II, вып. I, с. 24-25). Очевидно, Ираклий II от Деграли узнал и о том, что Тотлебен переписывался с ахалцихским пашой и что у него более месяца находился шпион последнего, который потом был отпущен с письмом (ЦГВИА, ф. 8, оп. 94, св. 7, д. 55, лл. 276-290). За этим последовало изгнание из Грузии по неизвестным причинам русских офицеров, измена под Ацкури, вышеуказанный манифест Тотлебена от 2 мая и, наконец, приказы от 7 мая офицерам, находившимся в Тбилиси, в котором предлагалось кап. Пикснеру и подпоручику Коровину, находившимся у Ратиева, по получении приказа бежать из Тбилиси, взять артиллерию и следовать в Душети, а если это не удастся, открыть огонь, а орудия сломать, боеприпасы сжечь или выбросить в воду (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. III, лл. 21-22). А сам Тотлебен фарсированным маршем из Сурами двинулся к Душети.

Последовательность вышеуказанных событий не могла не вызвать у царя Ираклия и честных русских офицеров подозрений в измене Тотлебена. 7 мая 1770 г. Ираклий II писал подполк. Ратиеву [105] о необходимости арестовать Тотлебена и отправить его в Россию, а до прибытия командира Томского полка передать кому-нибудь командование отрядом. Если этого не будет сделано, то все будут отвечать перед императорским двором (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. III, лл. 18-19).

8 мая как видно из показаний Деграли, Ираклий II, Моуравов, Ратиев и Богданов должны были двинуться против Тотлебена с эскадронами (прибывшими с Ратиевым) и с 3 пушками, но потом решение было отменено. На суде Деграли показывал: для чего шли, мол, не знает, но во избежание кровопролития советовал кн. Моуравову не идти (ЦГВИА, ф. 8, св. 7, ош 94, д. 55, л. 288). 13 мая Ираклий II писал Моуравову: «...я не имею причин иметь вражду с Тотлебеном, кроме того, что он оставил Ацкури врагу на уничтожение, а потом увел войско в Ананури, казалось, он хочет войска увести в Россию, что было бы бедствием для нашей страны, но оказалось, он не уехал в Россию, а остановился в Ананури: «за настойчивый совет не арестовать» Тотлебена и не пригласить Клавера мы вам благодарны»; «по вашему совету арест (Тотлебена — В. М.) не был утвержден и Клавера вторично не пригласили» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., оп. 110/2, д. 6, л. 221; Грамоты, II, вып. I, с. 34).

Тотлебен захватил Душетскую крепость (ок. 8-10 мая 1770 г.) (Дата установлена в результате сопоставления разных сведений), потом разорил и ограбил дом арагвского моурава, а затем занял и Ананурскую крепость, где укрепился.

Грузинские феодалы решили воспользоваться разрывом между Тотлебеном и Ираклием II. Князья З. Орбелиани и Давид Эристави (Ксанский) предложили Тотлебену свергнуть Ираклия II с престола: они, по словам З. Орбелиани, «усердно желают, чтоб Карталинская земля принята была в подданство ея и. в. и в место Ираклия учрежден был над ними владетель со всевысочайшей ея и. в. стороны (Позднее З. Орбелиани сообщил кн. Иесе Бараташвили, что он предложил на место Ираклия II определить кого-нибудь из русских или царя Соломона (ср.: *** 67)), о чем он, кн. Орбелианов, обще с шурином своим кн. Ксан.- Эристовым (Давид-Эристов Ксанский — В. М.) и ген.-м. гр. Тотлебену уже предлагали» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1773 гг., оп. 110/2, д. 9, лл. 134-137).

И хотя Тотлебен в докладе от 1 февраля 1770 года указывал о трудностях перехода через «высокие каменистые Кавказские горы», где «малое число людей может противится шествию великой армии», и о необходимости сохранения хороших отношений с царем Ираклием (по словам Тотлебена: «доброе согласие России с царем грузинским ныне тем паче неотменно нужно, что осетинцы (В документе: «остиндейцы») и другие нагорные жители и народы состоять с ним в дружбе и союзе; а чрез него и они содержаны быть могут в надлежащем к России подобострастии») (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-71 гг., оп. 110/2, д. 22, лл. 50-51), но измена грузинских феодалов царю придала Тотлебену смелость и он решил идти против Ираклия II. Тотлебен предложил представителю России кн. Моуравову без ведома и разрешения русского правительства покинуть Грузию (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-71 гг., оп. 110/2, д. 22, л, 314; АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, л. 467; Грамоты, I, с. 227), а сам начал приводить население к присяге в верности русской царице, а после присоединения Томского [106] полка (Очевидно, помощь грузинских феодалов Тотлебен считал недостаточным) намеревался двинуться к Тбилиси. «От 12 мая Тотлебен писал, что по соединении с Томским полком (Полк еще находился на Северном Кавказе) намерен идти немедленно к Тифлису подчинить всю Грузию русской власти, лишить Ираклия пожалованной ему перед тем Андреевской ленты и отправить его в Петербург или вогнать в Черное море» (С. Соловьев, История России, кн. XIV, т. 28, М., 1965, с. 387-388).

По сообщениям кап. Львова от 15 мая 1770 г., в отряде Тотлебена было решено захватить Картли-Кахети, свергнуть Ираклия II с престола, арестовать его и отправить в Россию или выгнать из Грузии; это легко можно было сделать с трехтысячным войском (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, лл 285-298; Грамоты, I, с. 225-226).

Подполк. Чоглоков писал: «Тотлебен или с ума сошел, или какую-нибудь измену замышляет, поступая во всем против интересов русского двора: тамошних царей между собою ссорил, с князьями обходится дурно, многих из них бил, других в аковах держал, деревни разорял, безденежно брал скот и хлеб, вступал в переписку с ахалцихским пашой, назначил для отсылки в Россию 12 лучших русских офицеров, не оставлял никого, кроме немцев и самых негодных по поведению русских» (С. Соловьев, История России, кн. XIV, т. 28, м., 1965, с. 388).

В XVIII веке в русской армии командир корпуса не имел права принять важное решение без согласия Военного совета. В команде Тотлебена в конце апреля и первой половине мая находились: Карп, Зорнай, Пикснер, Тотин, барон Штейн, Винклер и др. т. е. большинство из офицеров были немцами, к тому же ни один из них не принадлежал к числу специально подобранных для экспедиции Военной коллегией. Правда, был здесь и кап. Львов, но он прибыл только 26 марта как курьер и привез Ираклию II орден и деньги. Он еще недостаточно хорошо знал Тотлебена и подпал под его влияние (впоследствии и Львов впал в немилость и, боясь ареста, скрывался у царя Соломона). Между тем Тотлебен арестовал и выслал из Грузии избранного генерал-прокурором подполк. Чолокаева (Чолокашвили) как подозрительного, избранного Военной коллегией майора Ременникова как заговорщика, избранного Военной коллегией кап. Замараева как труса, подполк. Чоглокова как заговорщика и Деграли.

Екатерина II, бегло ознакомившись с реляциями Тотлебена, писала Н. Панину: «...не хвалю же и неслыханный подозрительности Тотлебенова» (Сб. РИО, т. X, с. 441)...

Разумеется, если в малочисленном отряде (около 1200 чел.) оставались еще честные офицеры, они должны были либо подчиниться Тотлебену, либо разделить судьбу подполк. Чолокаева (Чолокашвили) и майора Ременникова.

Итак, каждая из враждовавших сторон возлагала свои надежды на Томский полк, который шел из Моздока. Командир полка полк. Клавер 19 мая 1770 г. докладывал Военной коллегии, что 10 мая он получил приказ Тотлебена с приложением манифеста от 2 мая и письмо кап. Львова; 15 мая — письма Ираклия II, Моуравова и Ратиева; 19 мая — приказ Тотлебена и письмо на немецком языке. Посылая все материалы, полк. Клавер писал Военной коллегии: «... прошу и меня при столь смутном обстоятельстве наипокорнейше резолюциею не оставить» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I, л. 430, 431, 434, 435-436, 437-438, 440-441). Однако ждать ответа, который мог быть получен [107] только через 2 месяца, означало невыполнение приказа Тотлебена; в конце рапорта сделана приписка: «Сей рапорт писан по сказыванию прибывшего курьера в 30 верстах от того лагеря, где Тотлебен находился (Ананури — В. М.), и полк имел выступить на другой день и соединиться с ним, Тотлебеном. Мая 19 дня 1770 года» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. I, л. 430).

10 документов, которые приложены к рапорту полк Клавера, можно разбить на две группы: первая — это приказы Тотлебена от 30 апреля, 2 и 16 мая полк. Клаверу перекрыть дороги, жителей Казбеги привести к присяге (тех, кто откажется — арестовать), оставить тяжести и с пехотными батальонами срочно соединиться с ним; вторая группа — это письма Моуравова, Ратиева, Ираклия II от 10-11 мая Клаверу об измене Тотлебена у Ацкури, его подозрительном поведении, аресте офицеров без всяких на то причин, нарушении инструкции — грубом отношении к грузинским князьям, в результате чего можно лишиться их преданности; Клавера просили или явиться в Тбилиси и взять общее руководство над войсками, или убедить Тотлебена отказаться от авантюры, а для ознакомления с делом прислать штаб-офицера в Тбилиси (Там же, лл. 435-437; 437-438; 440-441).

Авантюру Тотлебена сорвал Томский полк. Хотя в рапорте полк. Клавера от 19 мая сказано, что полк находится «в 30 верстах от того лагеря, где гр. Тотлебен находился, и полк имел выступить на другой день и соединиться с ним, Тотлебеном», но этого не произошло. В Томском полку было 57 офицеров (в том числе штаб-офицеры: подполк. Волков, подполк. Тютчев, майор Марков и др.), и без согласования с ними полк. Клавер не мог решить этот вопрос. Не удалось установить, как проходило обсуждение вопроса и к какому решению пришли, а также прислали ли штаб-офицера в Тбилиси (Сообщение кап. Львова тенденциозно (ср.: Грамоты, I, с. 250-251)). Известно одно: Томский полк, вместо того, чтобы соединиться с Тотлебеном 20 мая, соединился с ним в июне; к тому же полк. Клавер с одним батальоном явился в Ананури 1 июня (для покрытия 30 верст вместо одного обещанного дня понадобилось 13), т. е. спустя 2 дня после прибытия Ратиева из Тбилиси, а второй батальон полка еще находился «в резерве».

10 июня 1770 г. Тотлебен докладывал гр. З. Чернышеву: «Как скоро Ратиев со своею командой 30-го минувшего месяца, то ж и полк. Клавер июня I числа с первым батальоном ко мне в Ананури прибыл, то я ожидаю через двое суток подполк. Волкова со вторым Томского полка батальоном. По прибытии онаго ко мне я через Имеретию прямо в Кутаиси следовать буду...» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 44, ч. II, лл. 581-583). Тотлебен не скрывал, что «наконец... великою трудностию преодолев прежние и еще никогда неслыханные заговоры, обманы, измену и почти насильным образом Томский полк из Стефан Змиди и Ратиева команду из Тифлиса к себе взять принужден был» (Там же).

Ясно, что позиция Томского полка заставила Тотлебена отказаться от авантюры (Интересно, что в Томском полку, во избежание нареканий о невыполнении приказа командира корпуса, в ведомости маршрута следования отмечено, что полк в течение 3-5 дней стоял на одном месте и занимался разборкой орудия и перетаскиванием ящиков (ЦГВИА. ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. II, лл. 557-560). Ведь был приказ оставить тяжести и пехотным батальонам соединиться с Тотлебеном. Почему он не был выполнен?). [108]

Царь Ираклий, убедившись, что Тотлебена уже нечего опасаться (В письме от 8 июня Ираклий II выражает подозрение по поводу действий Тотлебена, на что последовал ответ Моуравова от 17 июня (см. Грамоты, I, с. 124-125, 237). Но это было последнее письмо царя, в котором выражено опасение по поводу действий Тотлебена), 3 июня 1770 года предложил ему забыть старую вражду и начать совместные действия против турок (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1776 гг., оп. 110/2, д. 12, л. 190а; Грамоты. I, с. 230). Более того, в письме от 8 июня Ираклий II писал: «Кроме же его (Тотлебена — В. М.) всех находящихся в его корпусе войск почитаю, что оне пребывают ко мне любовью» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1770 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 494— 495; Грамоты, I, с. 125). Это совершенно естественно — храбрые воины русской армии иначе и не могли быть настроены к герою Аспиндзы. И Ираклий II с доверием относился к русскому корпусу, его офицерам и солдатам, он надеялся, что и генерал изменит свое отношение.

Ираклий II, получив письмо Тотлебена от 9 июня о намерении его ехать в Ахалцихе через Имерети, в письме от 18 июня предложил генералу возобновить совместные действия, если же генералу действовать с ним рядом не угодно, то может действовать в отдалении на 5-6 верст, но только в Ахалцихском направлении (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 22, лл. 389-391; Грамоты, I, с. 238-241). Видимо, царю было известно заявление Тотлебена патеру Доменику 16 июня (о невозможности будто бы идти на Ахалцихе через Картли, потому что сломан мост, дороги плохие и т. д. (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-71 гг., оп. 110/2, д. 6, лл. 548-549; Грамоты, 1, с. 128-129)) и царь в ответ опровергает мотивы генерала и утвержает целесообразность выступить в поход из Картли (АВПР, ф. Сн. Росси с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 22, лл. 389-391; Грамоты, I, с. 238-241). Но все было напрасно. Тотлебен направился в Имерети. Возобновить совместные действия в Ахалцихе Ираклию II не удалось.

По мнению некоторых исследователей, авантюру Тотлебена воодушевлял российский двор, в ней участвовали грузинские князья (Давид Эристав Ксанский и Заал Орбелиани), целью заговора было свержение Ираклия II с престола и присоединение Картли-Кахетийского царства к России (Такое мнение прямо или косвенно высказывалось рядом авторов, однако последовательнее всех — в работе С. Хоситашвижи (см.: ***, 33. 74-77)). Это мнение основывалось, главным образом, на сообщениях Иесе Бараташвили о поведении З. Орбелиани в России (Бакунин сказал Заалу Орбелиани: «...не знаешь, что государыня на Ираклия разсержена». Орбелиани ответил: «Если на Ираклия разсержена, то пусть отдает страну кому-нибудь из русских или царю Соломону» ***, 1950, *** 67)). Мы не разделяем этот взгляд.

А. Цагарели и Я. Цинцадзе, которые непосредственно работали над документами русско-грузинских отношений, были другого мнения. А. Цагарели в предисловии к публикации специально подчеркивал слова Н. Панина, высказанные в адрес Тотлебена: «...теперь главнейшая нужда, чтобы грузинцы нам в войне помогали», «...не ищется присовокупить грузинских земель как отдаленных и совсем не [109] сподручных к нашей Империи» (Грамоты, I, с. XXIII—XXIV). Я. Циндадзе писал: с...в 1768-74 гг. главной задачей русской политики в Закавказье было использование сил грузинских царств и княжеств против Турции...»; и далее: «... в текущей войне Россия преследовала цель использования грузинских сил, а не аннексию Грузии...» (*** V—VI, 1940, 53. 340-341). Тщательное изучение материалов с учетом положения России не позволяет сделать другого вывода.

Помимо этого, согласно выявленным нами материалам Россия прислала в Грузию 3 роты (411 чел.), и о том, чтобы с этими силами решить вопрос Грузии, не могло быть и речи. Увеличение численности войска произошло по настоятельному требованию Ираклия II; русское правительство пошло на это с целью вовлечения Ираклия II в войну — войско было увеличено до четырех тысяч человек, при этом русское правительство предупреждало Тотлебена и Моуравова, чтобы они больше, не принимали требований Ираклия II об увеличении войска. Такой ход событий исключает аннексионистские намерения русского правительства.

После увеличения численности войска первенствующий министр России гр. Н. Панин в письме от 16 декабря 1769 г. писал представителю русского двора в Грузии кн. Моуравову, что с увеличением численности войска задача не изменилась: «виды те ж самые и в настоящее время продолжаются... теперь большая надобность в том здешней стороны, чтоб грузинцы как наискорее начали войну против Порты» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-71 гг., оп. 110/2, д. 6, лл. 51-53; Грамоты, I, с. 444-445). Екатерина II твердила Тотлебену, что Ираклий II требует 10-15 полков и заявляет, будто без достаточной военной помощи, опасаясь «лезгин», не может начать войну, чему нельзя верить, так как он во время смуты в Персии не только мог защитить свое отечество, но завоевал и персидские города, которыми в настоящее время владеет. Это свидетельствует о том, что у него сил достаточно (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-71 гг., оп. 110/2, д. 6, лл. 57-62; Грамоты, I, с. 85-89).

Эти обстоятельства, не говоря уже о всех секретных инструкциях правительства Тотлебену, исключают вероятность того, чтоб Тотлебену было дано указание об аннексии Грузии.

Так стоял вопрос до авантюры Тотлебена.

Так же стоял вопрос и после авантюры Тотлебена. Н. Панин, еще не зная, добился Тотлебен или нет осуществления своего намерения, письмом от 16 июля 1770 г. сообщил ему: «... естьли и начатое вами приведение грузинцев к присяге верности и в подданстве ея и. в. происходит без приневоливания и сам обрядом до совести касающимся они больше обязанными быть могут по нашему произволению военных предприятий против неприятеля... вы оное в таком случае продолжать можете, напротив же того, что касается до других польз их подданства... требуют многих подробностей старания на разныя отношения, каковы с занятием здешняго правительства настоящею войной, едвали совместны; сверх того, отдаленность Грузии и трудность проездов — два обстоятельства, которыя присвоение сеи земли также непрочным делают... теперь главнейшая нужда, чтоб грузинцы нам в войне помогали...» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 21-23; Грамоты, I, с. 155).

Таков был ответ русского правительства на авантюру Тотлебена. [110]

Посланному в Грузию для упорядочения дел кап. Н. Языкову в инструкции, подписанной Екатериной II 9 июля 1770 г., поручалось: если Тотлебен свергнул Ираклия II, —а это мешает активному участию Грузии в войне против Турции, — то Ираклия II следует восстановить на престоле (АВПР, ф. Сн России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, л. 5-11; Грамоты, I, с. 139-145).

Что касается Бакунина, который упомянут в связи с З. Орбелиани, то он был простым канцеляристом и его мнение, конечно, нельзя расценивать как мнение русского двора. Однако и Бакунину нельзя предъявлять каких-либо обвинений, ибо по словам, сказанным им З. Орбелиани: «Императрица разсержана на Ираклия» — нельзя судить о его позиции. Тем более, что Бакунин, как будет показано ниже, был благонамерен к царю Ираклию, и именно от него, очевидно, узнал позже царевич Леван о недостойном поведении в Петербурге З. Орбелиани.

Несколько слов о «разсержении» императрицы на Ираклия II.

Екатерина II, ознакомившись с реляциями Тотлебена из Квишхети за март и апрель 1770 г., еще в маг или начале июня писала Н. Панину: «Граф Никита Иванович... я пробежала только Тотлебенова письма, из которых усмотрела непослушание к нему Чоглокова и вранье сего необузданного и безмозглого молодца (Чоглокову приписали, якобы он сказал, что является в России третьей персоной и если что-нибудь случится с императрицей и Павлом, он будет наследником престола), да притом не хвалю же и неслыханный подозрительности Тотлебенова (Речь идет об аресте и отправлении в Россию под разными предлогами подполк. Чолокаева, майора Ременникова и др. еще до похода на Ахалцихе). Я думаю, что он способнее в Грузии наши дела испортить, нежели оныя привести в полезное состояние; надлежит определить кого другого, я чаю; о Чоглокове завтра с вами поговорю» (Сборник РИО, т. X, СПб, 1872, с. 441).

Итак, Екатерина II еще до получения известий об ацкурских событиях и авантюре Тотлебена в Картли ставила вопрос о вызове Тотлебена из Грузии.

17 июня 11770 г. на Совете были зачитаны сообщения из Грузии (Архив Гос. совета, т. I, ч. II, с. 772), рапорты Клавера (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. II, лл. 519-520); стало известно о событиях в Грузии в первой половине мая. Это превзошло все ожидания. 20 июня 1770 г. Военная коллегия послала в Грузию серию указов, в которых поведение офицеров расценивалось как нарушение воинского устава, офицерам приказывалось немедленно явиться в Коллегию (Там же, лл. 517-532).

Документы, присланные полк. Клавером, удивили Екатерину II. Она писала Панину: «...мне кажется, что Моуравова отозвать надлежит из Грузии и повеление ему же дать, чтоб он привез неотменно с собою Чоглокова и Ратиева с офицером (Деграли — В. М.), о коем пишет в своем манифесте гр. Тотлебен, если и то еще правда, что Тотлебен оный (манифест от 2 мая — В. М.) видал; ибо подозрительно, не симили людьми составлен как сей манифест, так и письмо Ратиеву от царя Ираклия (Письмо царя Ираклия Ратиеву от 7 мая 1770 г. об аресте Тотлебена), которому последнему без сумасбродства не можно вздумать себе присваивать власть поставить командиров над моими войсками. Казанскому же губернатору Бранту: едва ли не лутче приказать разобрать сие дело в Казани. Я здесь не упоминаю [111] о дисциплине в сем случае, знав, что гр. Чернышев не оставит их сохранить в целости; а гр. Тотлебена сменить надлежит» (Сборник РИО, т. X, СПб, 1872, с. 442).

Второе письмо Екатерины II (Письма Екатерины II не датированы. А. Цагарели их датировал 19 декабря 1770 г. По нашему мнению, первое было написано раньше второго (сопоставление их содержания в этом не вызывает сомнений), а именно в мае-июне, но до 17 июня 1770 г. (17 июня было получено сообщение Клавера о событиях в Грузии, которые в первом письме не нашли своего отражения)), в котором выражается недовольство царем Ираклием, было написано не ранее 20 июня (20 июня Военная коллегия послала указы об отправлении офицеров в Петербург) и не позднее 22 июня 1770 г. (22 июня был отменен указ ВК от 20 июня) (22 июня 1770 г. Екатерина II писала Чернышеву: «Гр. Захарий Григорьевич, бездельников Ратиева, Чоглокова и Деграля отнюдь далее Казани не велите возить, а тамо можно приказать Бранту над ними суд военной держать» (ВГИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. II, л. 565) и в тот же день был отменен указ ВК от 20 июня. (Там же, лл. 537-538)). Как видно из письма, Екатерина II подозревала, не составлены ли манифест Тотлебена от 2 мая и письмо царя Ираклия к Ратиеву от 7 мая офицерами? Екатерину II удивил манифест и она заключила, что «Тотлебена сменить надлежит», однако еще более удивило императрицу письмо Ираклия II, который «присвоил власть поставить командиров» над ее войсками. В этом главная причина недовольства Екатерины II царем Ираклием. К тому же, Ираклий II явно покровительствовал «заговорщику» против Тотлебена — восставшей «третьей персоне в России» Чоглокову и «недисциплинированным» офицерам. До тех пор, пока дело не было выяснено (судебное следствие по делу офицеров длилось до весны 1771 г.), императрица имела основание быть недовольной Ираклием II. Но это «разсержение» не доходило до того, чтобы Екатерина II, Панин или Чернышев (непосредственные руководители экспедиции) поощряли поведение Тотлебена. Больше того, Тотлебену сообщили, что русское правительство не намерено свергать Ираклия II и присоединять Грузию, а хочет лишь воспользоваться помощью Грузии в войне против Турции.

Что касается заговора грузинских князей против царя Ираклия и их связей с ген. Тотлебеном (Мы раньше отрицали существование заговора грузинских князей против Ираклия II, а поведение З. Орбелиани в Петербурге (и его заявление Бакунину) считали болтавней и проявлением двуличия князя (см.: ***, 1957)), то это, по нашему мнению, следует датировать приблизительно с 8 по 10 мая 1770 года.

Деграли на допросе показал казанскому суду, что в ту зиму гр. Тотлебен вызвал к себе Давида Эристави, первого человека в Грузии, и объявил ему, чтобы он собрал из своих подданных 6-тысячное войско и пошел с ним на Ахалцихе; граф обнадежил, что после завоевания края он, Тотлебен, ея и. в. попросит, чтобы его (Давида Эристави) утвердили владетелем этого края; но Давид Эристави ответил, что поскольку он подданный царя Ираклия и дал ему присягу на верность, то не может принять это предложение без согласия царя, если прикажет царь, он обязан исполнить его волю, После этого граф не настаивал» (ЦГВИА, ф. 8, оп. 94, св. 7, д. 55, лл. 287-288).

Как уже отмечалось, Деграли был переводчиком ген. Тотлебена и до 11 апреля 1770 года находился с ним, поэтому знал все, что происходило в лагере генерала; 1 мая, как заявляет Деграли, он решил явиться к царю Ираклию и сообщить все, что знал (Там же (Ср.: Грамоты, II, вып. I, с. 24-25)). [112]

Очевидно, грузинские князья решили связаться с Тотлебеном после явного разрыва генерала с царем (с 8 по 10 мая) и предложили ему свергнуть царя Ираклия (АВПР, ф. Сн России с Грузией, 1769-1773 гг., оп. 110/2, д. 9, лл. 134-137). Но поскольку Тотлебен без Томского полка не решился двинуться на Тбилиси, то грузинские феодалы не могли открыто со своими отрядами соединиться с Тотлебеном, а позиция Томского полка заставила генерала отказаться от авантюры и таким образом заговор грузинских князей потерпел крах.

Ираклий II, ничего не зная о заговоре, в мае и в начале июня 1770 года отправил в Петербург два посольства: первое, возглавляемое кахетийским дворянином «Натаишиловым», чтобы сообщить русскому двору о поведении Тотлебена; и второе (торжественное), с трофеями и пленными аспиндзской битвы, во главе с кн. Заалом Орбелиани, который как участник героической битвы, как, наверное, думал Ираклии II, постарался бы прославить своего царя. Но ожидания не оправдались. На вопрос кизлярского коменданта об аспиндзской битве кн. З. Орбелиани неохотно отвечал (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 9, лл. 97, 99, 101— (Ср.: Грамоты, I, с. 460-463)), а по прибытии в Петербург (в конце августа — начале сентября) в КИД «кн. Заал Орбелианов, по собственному побуждению, следущее словесное изъяснение об оном своем владетеле учинил: Ираклий по праву наследства владеет Кахетскою землею; напротив того Карталинская земля хотя и досталась ему по отце его Теймуразе, но Теймуразу дана оная властию последнего персидского шаха Надира, а карталинцы его не желали и об нем у шаха не просили. И поэтому Ираклий, управляя ныне обоими землями, кахетинцов, как природных своих подданных, содержит порядочным образом; но карталинцов, как сумнительных в верности, всячески теснит. Причиненное от него карталинской земле и тамошным жителям разорение столь велико, какого никогда и от соседей их варворов не бывало» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 9, л. 134).

Далее З. Орбелиани сообщает русскому правительству о желании заговорщиков: «Все карталинцы, будучи вообще в столь тесных обстоятельствах, единственно и усердно желают, чтоб Карталинская земля принята была в подданство ея и. в. и вместо Ираклия учрежден был над ними владетель со всевысочайшей ея и. в. стороны, о чем он, кн. Орбелианов, обще с шурином своим кн. Ксан-Эристовым (Давид Эристави — В. М.) и г.-м. гр. Тотлебену уже предлагали» (Там же).

Кап. И. Львов по этому поводу 15 мая 1770 года писал: «...здесь, в Грузии, не меньше партии, но еще более, как у нас в сторину бывало — нет почти трех фамилий, чтоб были согласны: главная ж причина тому та, что, как вам известно, претендентов на грузинское царство справедливее Ираклия не мало, и потому он большою частью нетерпим» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, л. 280).

Однако здесь дело не в «справедливости», а в феодальном партикуляризме. Крупным картлийским феодалам царь Ираклий, который требовал полного себе повиновения, был неугоден. Они согласны были передать престол любому, кто не затронул бы их интересов. [113]

Орбелиани, по сообщению Иесе Бараташвили, выразил Бакунину согласие, чтоб императрица назначила картлийским царем кого-либо из русских или имеретиского царя Соломона (***).

В Петербурге Заал Орбелиани предложил несколько кандидатов: «Способным же к заступлению Ираклиева в Карталинии достоинства кн. Орбелианов признает имеретинского владетеля Соломона и еще вышеупомянутаго шурина своего кн. Ксан-Эристова (Давид Эристави Ксанский), сильнейшаго и первейшаго, как он предъявляет, по Ираклии во всей Карталинии.» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 9, л. 135 об.) З. Орбелиани среди кандидатов достойным считал и Александра. Бакаровича Багратиони, но прямо назвать его не осмелился, ибо тот был в опале: «Сверх того, приметил кн. Орбелианов, что и царевича Бакара сын Александр, находящийся ныне в Персии, как внук природнаго карталинскаго царя Вахтанга, мог бы быть их владетелем, ежели б не имел несчастие ея и. в. прогневать» (Там же). Наконец, хотя З. Орбелиани не осмелился прямо назвать свою кандидатуру, но, по примечанию записавшего устное заявление грузинского князя, заговорщик считал себя достойным: «В протчем же он, Орбелианов, хотя самого себя и не представил в кандидаты, но столько, однако же, не оставил оказать, что наперед сего и родственник его, магометанской закон принявший Ханджал-хан, определен был от шаха Надира в Грузии владетелем, да и он когда послан был от Теймураза, отца Ираклия, и от Ираклия в Персию к сему шаху и ко многим тамошним ханам, то шах и персицския начальники, признавая его, Орбелианова, достойным ханской чести, давали ему в награждение в каждой к ним приезд не меньше как по десяти тысяч рублев, но всем случае он не первыя сказал, что касается полученных им где поныне не находился великих подарках, едва только успел сюда приехать, то и самой первой его отзыв в том же состоял, а и после того во все свои разговоры сие обстоятельство и что он по знатности своей везде с особливым уважением и принимам был, вмешивая всего вяшще разтверживает» (Там же, лл. 135-136).

Орбелиани предлагал русскому правительству конкретный план свержения грузинскаго царя: «Приступая к сему намерению, надобно будет, по его мнению, первое старание обратить к тому, чтоб залучить сюда Ираклия, приказав для того ген.-м. гр. Тотлебену заманить его к себе под каким-либо предлогом и, арестовав, выслать в Россию, а потом и жена его Ираклиева и дети сюда ж отправлены быть могут, а таким образом и предварится как явное его здешнему соизволению с своими кахетинцами сопротивление, так и в случае неудачи против здешних войск и укрывательство его на время в какое-либо отдаленное место, а всем тем и опасность, чтоб он со временем в тамошней стороне не причинил беспокойства своим явлением» (Там же, л. 135).

Орбелиани заявил также русскому правительству, что «Карталинская земля никогда не будет в состоянии собственными своими силами от соседей своих себя защищать, но по принятии в подданство ея и. в. нужно будет для того всего здешнее войско там (в Грузии — В. М.) содержать, а в воздаяние за то представляется изобилие сей земли в разных, по удостоверению кн. Орбелианова, [114] великое интересам ея и. в. приращение воспоследовать может, причем он приметил, что такоежде и тамошния жители обогатятся» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 9, л. 136).

З. Орбелиани обещал русскому правительству, что если его предложение будет принято и гр. Тотлебену будет дано соответствующее указание, он из Петербурга может руководить восстанием в Грузии: «Все же свое представление заключил тем, что естли оное достойным здешнего внимания признано будет, он не только готов, но и способен, не выезжая отсюда (из Петербурга — В. М.), но и чрез переписку с карталинскими князями в единодушном с ним согласии находящимся, подкрепить гр. Тотлебена в исполнении» (Там же, л. 137).

З. Орбелиани, опасаясь дворянина «Натаишвили», который возглавлял первое посольство, просил русское правительство: «находящиеся здесь (в Петербурге — В. М.) присланной пред ним от царя Ираклия кахетинской дворянин Егор Натаишилов, как наискорея обратно был отправлен и чрез то ему, Орбелианову, вся удобность додалась без опасения о присмотре за ним оным дворянином сие дело производить» (Там же).

Доклад З. Орбелиани был «возвращен из двора 11 сентября 1770» (Там же, л. 133) в КИД без всяких резолюций, а поскольку русское правительство такого намерения не имело, З. Орбелиани ничего не ответили. Только 23 января 1771 года, перед отправлением в Грузию, З. Орбелиани и Е. «Натаишвили...» были вместе вызваны в КИД, им вручили ответ: «Ея и. в. всемилостивейше повелеть изволила находящегося в Грузии ген.-м. гр. Тотлебена... назад отозвать, а на место его назначить ген.-м. и кавалера Св. Георгия Сухотина» (Там же, лл. 151-154). И далее: «отправляется с оным генералом-майором всевысочайшая ея и. в. граммата к его светлости царю Ираклию» и наконец: «А как и намерение присылки сюда их князя Орбелианова и дворянина Натаишилова в том состояло, чтоб произшедшия по несогласию между их царем и гр. Тотлебеном затруднительства в совокупном их действовании поправлены были, то сие самое и исполнится определением другаго начальника, почему не будучи больше нужна бытность здесь их кн. Орбелианова и дворянина Натаишилова и они обратно отпускаются» (Там. же).

Итак, русским двором было решено не поддерживать заговорщиков, а освободить Тотлебена от должности. Примечательно, что при отправлении назад З. Орбелиани не была оказана такая честь, как кн. Андроникову (Помимо кормовых, дорожных и других расходов, при отпуске кн. А. Андроникову была выдана «в награждение — 1000 руб., сверх того медаль золотая с цепочкою» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-71 гг., оп. 110/2, д. 5, л. 55), а З. Орбелиани — только 600 р. (там же, л. 69), но об этом поздно вспомнили и чтобы не обидеть, решили прислать ему золотую медаль (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-75 гг., оп. 110/2, д. 20, л. 73)).

Ираклий II не знал всего этого, поэтому когда Георгий Куларагаси, Арджеван (Пицхелаури?) и его брат Рамин сообщили ему об измене Давида Эристави, царь дело передал в суд. Однако не имея веских доказательств для разоблачения Эристави, доносчики (Арджеван и Рамин) тайком ушли из суда, а царь отдал их Давиду Эристави (сентябрь 1770 г.) (ЦГА ГрузССР, ф. 229, кн. 23, № 141, л. 135). Царь Ираклий и позже, в 1771 году, [115] называет Давида Эристави честным человеком и поручает ему, вместе с кн. В. Амилахвари, снабжение русского войска (Институт рукописей АН Груз. ССР, ф. Нd, д. 5, док. № 534; ЦГА Груз. ССР, ф. 229, кн. 23, № 140, лл. 133-134).

Хотя царю ничего не было известно о предательстве кн. З. Орбелиани, сам заговорщик не мог быть спокойным и в 1774 году, когда царевичи (католикос Антоний и Леван Ираклиевич) вернулись из России, он спросил Иесе Бараташвили: «Какие сведения принесли о нем царевичи из Петербурга» и рассказал своему другу о своем разговоре с Бакуниным, якобы на вопрос которого: «... не знаешь, что государыня ка Ираклия рассержена», он ответил: «Если на Ираклия рассержена, то пусть отдает страну кому-нибудь из русских или царю Соломону» (***). З. Орбелиани сбежал. Очевидно, царевичи кое-что узнали от Бакунина о поведении З. Орбелиани в Петербурге, но не все. Поэтому, Ираклий II, не располагая достаточным материалом, счел эти сведения досужей болтавней и, простив ему «ошибку», в 1775 году отдал Марнеули (Институт рукописей АН ГССР, ф. Нd, док. 1987, 522). Вряд ли Ираклий II, будь все ему известно, простил бы заговорщика.

Итак, Томский полк не только сорвал авантюру Тотлебена, но и план грузинских князей против Ираклия II, а русское правительство окончательно разрушило их намерение.

3 апреля 1770 г., когда Тотлебен и Ираклий II стояли лагерем в Квишхети, генерал арестовал русских офицеров (майора Ременникова и подполк. Чоглокова), которые якобы намеревались в ночь на 3 апреля убить Тотлебена и взять в свои руки руководство русским отрядом.

В литературе эта версия распостранена довольно широко. Так, А. Цагарели, опираясь на донесение кзп. Львова, в предисловии к своей публикации писал: «Во время стояния лагерем царя Ираклия и Тотлебена при Сураме (А. Цагарели не прав. С 24 марта Тотлебен и Ираклий II передвинулись в Квишхети и в начале апреля стояли там (ср.: ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. 111, лл. 49-50; ЦГВИА, ф. 8, оп. 6/95, д. 6, л. 2)) был открыт заговор против Тотлебена. Главою заговора был прибывший в Грузию в качестве добровольца подполк. Чоглоков, его главным сообщником подполк. Ременников» (Грамоты, I, с. XII). С. Какабадзе этот так называемый «заговор» считал причиной возвращения Тотлебена из Ацкури (***), хотя арест офицеров и «ликвидация заговора» произошли раньше. П. Бутков и В. Потто авантюру Тотлебена объявляли мероприятием генерала в целях самозащиты от офицеров-заговорщиков (П. Бутков. Материалы, ч. I, с. 285; В. Потто, Кавказская война, т. I, с. 87).

Версии о «заговоре», утвердившиеся в исторической литературе, нашли свое отражение и в художественной прозе.

Распространению версии о «заговоре» способствовали два обстоятельства: 1) некоторые из «заговорщиков» позже открыто выступили против Тотлебена и за это были наказаны; 2) о «заговоре» исследователи знали только по тенденциозным сообщениям Тотлебена и Львова, что же касается материалов следствия, то с ними никто не был знаком. [116]

Прежде всего необходимо выяснить — существовал ли заговор до ацкурских событий и что произошло потом. Только такой подход к вопросу может привести к правильным выводам.

На основании материалов приходим к заключению, что «заговорщиками» были не русские офицеры, а сам Тотлебен, который с февраля 1770 года постепенно и методически изгонял честных офицеров из отряда; а когда Тотлебен вел подозрительную переписку с ахалцихским пашой и потом вероломно оставил союзника на поле сражения, честные офицеры открыто выступили против авантюриста.

Чтобы наше заявление не было голословным, обратимся к фактам. Еще с февраля 1770 г. Тотлебен начал по своему усмотрению избавляться от неугодных ему офицеров. Первой жертвой оказался подполк. С. Чолокаев (Чолокашвили), изобретатель нового типа артиллерийских орудий и инженер, посланный в Грузию по рекомендации ген.-прокурора Вяземского. Капризы Тотлебена стали поводом для разрыва с Чолокаевым, а в конце февраля 1770 г. Тотлебен сфабриковал против подполковника целый ряд обвинений и, не дождавшись разрешения Военной коллегии, арестовал его, отнял имущество и под караулом отправил в Россию. Там же, в виду отсутствия оснований для содержания подполк. Чолокаева под арестом, его сразу освободили. Надо отметить, что Тотлебен старался и Чолокаеву приписать участие в заговоре 3 апреля, но тот еще в феврале был за пределами Грузии и суд не счел нужным даже допрашивать его. Наоборот, сам Чолокаев жаловался, что Тотлебен ограбил его и требовал возвращения своего имущества, но напрасно (Более подробно см. нашу статью: в журн. 1955, № 1).

Майор Ременников, специально избранный Военной коллегией для экспедиции, был арестован Тотлебеном 3 апреля 1770 г. По сообщению генерала, Ременников вместе с Чоглоковым были главой заговора и хотели 3 апреля убить Тотлебена и передать командований Чоглокову. Он же сам узнал об этом 31 марта (т. е. на четвертый день после прибытия Чоглокова в команду). Однако ложные доносы Тотлебена на Ременникова: обвинение в пьянстве, недисциплинированности, симуляции болезни и т. д. (ЦГВИА, ф. 8, оп. 94, св. 7, д. 55, лл. 233-237) не были подтверждены даже сообщниками генерала, и Ременников был оправдан. Что касается участия Ременникова в заговоре, да и самого «заговора», то Тотлебен не смог даже назвать свидетеля, который ему сообщил (Не прав С. Хоситашвили, когда пишет, что о заговоре офицеров Тотлебену сообщил Наврозов (см.: *** 68)) о назначенном дне его убийства. Суд не счел достаточным заявление только одного Тотлебена и постановил: «... а что касается до ослушания и учиненого будто с поручиками Дегралием, Богдановым, кн. Хвабуловым и переводчиком кн. Назаровым, подполк. Чоглокова против его гр. Тотлебена в ночь на 3-го апреля ево гр. Тотлебена погибель назначена была и в говорении Чоглоковым, что граф будет арестован, где и конец его команде, но от кого всем то он гр. Тотлебен был уведомлен; что суд требует доказательств, а без оного их в том Военный суд ни к какому штрафу не подвергает...» (ЦГВИА, ф. 8, оп. 6/96, д. 6, лл. 5-8). В 1774 г. этот подозрительный и «недисциплинированный» майор Ременников имел чин подполковника и был комендантом Перекопской крепости.

Изгнание Ременникова Тотлебеном не было случайным. Еще до 3 апреля 1770 года Тотлебен дважды жаловался на Ременникова: первый раз, когда «лезгины» напали на с. Карели и угнали скот у крестьян, казаки отбили скот и загнали в лагерь, пришли крестьяне [117] и просили вернуть им коров, офицеры хотели вернуть крестьянам, но Тотлебен не допустил, поэтому кн. Цицианов жаловался царю, а царь просил Моуравова, тот обратился к Ременникову, который знал инструкцию, что этого допускать нельзя; (Инструкция, данная Военной Коллегией генералу, требовала отвращения всяческих непорядков со стороны войска и обиды местного населения) второй раз, когда Ременников покупал у крестьян продовольствие по рыночным ценам и платил за транспорт, Тотлебен это считал «за ущерб казне», он писал Ираклию II, что если деньги не будут возвращены, то он удержит их из оклада Ременникова; царь вынужден был пойти на уступку и приказал вернуть указанную сумму (АВПР ф. Сн. России с Грузией. 1769-71 гг., оп. 110/2, д. 21, лл. 178-179). Вот почему Тотлебен жаловался на Ременникова и Моуравова, что они не заботятся о казне.

При допросе подполк. Чоглокова первым был вопрос: «По прибытии вашем в Грузию... в присутствии кап. пор. Львова (по приказу Тотлебена. — В. М.), чтобы вы не делали никакого знакомства с грузинами, также и прим. майором Ременниковым, кн. Моуравовым», почему вы не выполняли это условие? (ЦГВИА, ф. 8, оп. 94, св. 7, д. 55, лл. 205-222), Весьма странным представляется обстоятельство, что «знакомство» с Ременниковым и представителем русского двора в Грузии кн. Моуравовым предъявляется в качестве обвинения. Участие Н. Чоглокова в заговоре не было подтверждено, поскольку такого заговора вообще не существовало. Но Чоглокова погубил кап. Львов по личной вражде. Достаточно ознакомиться с письмом Львова к Перфильеву, чтобы убедиться в этом (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп 110/2, д. 13, лл. 274-298, (К сожалению, А. Цагарели опубликовал только отрывок указанного письма. Ср.: Грамоты, I, с. 222-226)). Указанное письмо написано после открытого выступления Чоглокова против Тотлебена, когда Львов поддерживал Тотлебена, не исключена возможность, что он действовал под диктовку Тотлебена; можно допустить также, что Львов, оклеветав «безмозглого молодца», «третью персону в России», добивался политического капитала (и получил — был назначен поверенным в делах Грузии, чего и сам не ожидал) (Там же). Однако письма оказалось достаточным для обвинения Чоглокова. При допросе офицеров главным образом выясняли вопрос — действительно ли оказал Чоглоков, что является третьим лицом в России — если с Екатериной II и Павлом что-нибудь случится, то престол принадлежит ему. Неизвестно, действительно ли говорил так Чоглоков, но свидетельство Тотлебена и Львова оказалось достаточным, чтобы лишить Чоглокова звания и на 10 лет сослать в Сибирь (он оставался там до кончины Екатерины II). Кроме того, его вину обременило бегство из-под ареста (ЦГАДА, Раз. VII, д. 2434, ч. I, лл. 496-499).

Имеются два исключающих друг друга сообщения Тотлебена о заговоре: первое, письмо Тотлебена от 30 марта, где сказано, якобы о заговоре ему сообщил присланный царем лекарь, который был принят в присутствии кап. Львова (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1771 г., оп. 110/2; д. I, лл- 4 об. — 5; Грамоты, I, с. 207), и второе, письмо Тотлебена от 8 апреля, в котором он сообщает царю Ираклию, что он, царь, не слушает его — Тотлебена советов, а русские офицеры и грузинские князья имеют соглашение против Вас, я об этом Вам сообщил, но вижу, что ты с прежним доверием не относишься ко мне; и, наконец, сказано: «я благодарю моего всевышнего творца, что мнения их [118] (офицеров — В. М.) мне открылись» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1771 г., оп. 110/2, д. I, лл. 15об-16; Грамоты, I, с. 213). Комментарии здесь, думается, излишни.

Царский суд не счел правдоподобным существование заговора против Тотлебена, хотя офицеры и были арестованы неожиданно, но никаких обличающих их документов найдено не было. На основании сказанного можно сделать вывод, что до начала мая 1770 г. мы имеем дело не с заговором офицеров против Тотлебена, а наоборот, с заговором Тотлебена против честных и ни в чем неповинных офицеров.

Такова история «заговора» до ацкурских событий.

Арест неповинных людей и измена Тотлебена у Ацкури не могли не вызвать подозрения офицеров. Именно это и явилось причиной неподчинения Тотлебену, нарушение военного устава — вина офицеров перед генералом (а не перед русским правительством). Вина Ратиева и Богданова, как определил Военный суд, заключалась в невыполнении требований военного устава — неподчинении своему командиру Тотлебену и переходе на сторону царя Ираклия. Разумеется, суд не принял во внимание объективных причин нарушения устава.

Верховный суд Военной коллегии, заслушав приговор, вынесенный казанским губернатором 22 апреля 1771 года, постановил: «... подполковника кн. Ратиева ... отобрав чины и патенты, написать до выслуги в полевые полки второй армии, в солдаты» (ЦГАДА, Разр. VII, д. 2434, л. 497-498). Но Ратиев вместо второй армии был послан в первую армию, где скоро прославился и 10 декабря 1771 года по ходатайству фельдмаршала Румянцева был не только восстановлен, но и повышен в звании полковника (Архив Гос. совета, т. 1, ч. I, с. 130-131).

Что касается остальных подсудимых — Деграли, Хвабулова, Богданова, Назарова — казанский военный суд не счел их виновными и «никакому штрафу не осуждал», но Верховный суд Военной коллегии счел достаточным, что Богданов «ево (Пикснера — В. М.) и. гр. Тотлебена называл изменником», и Богданова «лиша чинов, написать во вторую армию в рядовыя до выслуги» (ЦГАДА, Разр VII, Д. 2437, л. 498 об.).

Верховный суд Военной коллегии отменил решение казанского суда и поручика Деграли — за то, что он не хранил секретов Тотлебена и открывал их грузинскому царю — разжаловал в унтер-офицеры (Деграли потерял чин данный ему Тотлебеном при освобождении, и остался в старом звании) и отправил в Оренбургский гарнизон; поручика Хвабулова, за неявку по прибытии в Тбилиси к своему командиру Тотлебену, разжаловали в прапорщики; переводчика Назарова — «написать в рядовые в Оренбургский гарнизон»» (ЦГВИА, ф. 8; оп. 6/95, д. 6, лл. 5-8; ЦГАДА, разр. VII, д. 2434, лл. 489-499).

Русское правительство слепо поверило докладам Тотлебена и Львова. Это было обусловлено и тем, что доносчики могли задеть чувствительную струну государыни Екатерины II (сообщали, якобы Чоглоков заявляет, что он родственник лиц царствущего дома и наследник престола...), поэтому, хотя Указом ВК от 20 июня 1770 г. было определено офицеров доставить в Петербург, но Екатерина II 22 июня отменила решение Коллегии и приказала гр. З. Чернышеву [119] устроить суд в Казани (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. II, лл. 565, 537-538). И хотя офицеры просили доставить их в Военную коллегию, но из Вышнего Волочка их вернули назад — в Казань (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. III, л. 80).

Судебный процесс проходил в неблагоприятных для офицеров условиях — Тотлебен докладывал о своих «успехах» — взятии Кутаиси, Шорапани, Багдади, еще незанятый Поти был переименован в «Екатерину». В этих обстоятельствах в преданности Тотлебена никто не сомневался, поэтому Брант старался вырвать у офицеров признание, «кто осмелился назвать Тотлебена изменником», и сказал или нет Чоглоков, что он «третий человек в России».

Можно с уверенностью сказать, что если бы Тотлебен заранее не устранил Чолокаева, Ременникова, Замараева и Чоглокова, ему не удалось бы оставить Ираклия II в Ацкури, поскольку он не получил бы согласия на то Военного совета; об этом красноречиво говорят действия Ратиева и Богданова, позиция офицеров Томского полка (В докладах Тотлебена немало клеветы и на офицеров Томского полка, но он не осмелился арестовать кого-либо из них, поскольку была уже другая ситуация).

Русское правительство, предлагая царю Ираклию принять участие в войне, рассчитывало и на то, что тот мог привлечь к войне против Турции притесняемых ею соседних с Грузией народов. 24 июля 1769 г. поручик Хвабулов докладывал кизлярскому коменданту ген. Потапову: «В продолжение мое в Тефлизе, по словесному вашего превосходительства приказу, представлял я царю Ираклию о возбуждении с его стороны и арарацких армян к общему составлению противу турок войны» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1774 гг., оп. 110/2, д. 7, лл. 81-82; Грамоты, I, с. 431).

Царь Ираклий изъявил готовность: «Напротив чего, — докладывал поручик Хвабулов ген. Потапову, — царь Ираклий объявил, что он весьма лехко и их к тому возбудить может, якоже некоторая часть и подданными ему ис тех армян счисляютца, но паче домогательство его есть, дабы он снабден был здешнею помощию, и намерение имеет, возбудя на войну и арарацких армян, от их стороны взять движение на турецкие города» (Там же)

Для Ираклия II привлечение армян не представляло трудности; это было известно и ген! Потапову благодаря деятельности Иосифа Эмина (Ioseph Emin, The life und adventures of Iosiph Emin in armenian. Watten nenglish bihimselt, London, 1772. А. Иоанесян, Иосиф Эмин, Ереван, 1945) и многочисленным информациям, поступавшим в Кизляр. Однако Ираклий II рассчитывал на поддержку не только армян, но и курдов и ассирийцев, притесняемых султаном. Поэтому царь объявил представителю России, что если он будет иметь поддержку со стороны России, то может занять «все турецкие города, даже до самаго Царграда» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-74 гг., оп. 110/2, д. 7, л. 79; Грамоты, I, с. 428). [120]

Грузинскому посланнику кн. А Андроникову (Андроникашвили), который был послан в Россию вместе с кн. Хвабуловым, царь вручил описание соседних народов, которое датировано 14 июня 1769 года. В описании, содержащем различные сведения, имеются данные и о военном потенциале. В частности, при описании Карских и Баязетских провинций, где жило много армян (Об армяно-грузинских отношениях будет сказано в специальном очерке), о курдах сказано: «Баязетские курды (Русский перевод, опубликованный А. Цагарели, страдает пропусками и грубыми искажениями (ср.: Грамоты, I, с. 433-438), поэтому мы установили грузинский текст, перевели на русский язык и опубликовали в книге: В. Мачарад) не очень склонны служить султану, а если служат, то по собственной воле. [Область] лежит на юге за Араратским хребтом и граничит с Эриваном, Салмасом и Карсом и население здешнее более искусно в боях, и край застроен и врагами не разорен» (В. Мачарадзе, Грузинские документы, с. 33).

А что касается ассирийцев, в «Описании» сказано: «Ассирийцы, находящиеся между Персией и отоманцами, владеющие гористыми и равнинными местами, по вероисповеданию все христиане, их несколько миллионов, и опытны в войне. Уже год, как они неоднократно присылали с прошениями людей духовных, епископов и священников, или же князей. Просили и просят позволения переселиться в нашу страну. Из них некоторые далеки от нас, а некоторые совсем близко, мы и собирались отправиться в поход и перевезти тех близких ассирийцев, которых мы смогли достигнуть, а также по-иному поддержать дальних ассирийцев, как от нас возможно, и пребывая в таких разсуждениях, получили волей божией указание всемилостивейшей государыни, оказание помощи вообще всем христианам, и мы вступили мероприятия на службу ее величества. И когда свет лика всемилостивейшей государыни озарит христиан нашего края и ее величество будет нам покровительствовать, тогда из этих ассирийского народа и мест соберем немалочисленное войско. Близких к нам людей, населящих равнины, до которых сами доберемся, переведем в нашу страну и присоединим к нашим войскам и их войско, а ассирийцев из отдаленных местностей, засевших в горах и крепостях и ни одного края магометанам (Подразумеваются Турция и Иран) нисколько не подчиняются, их тоже присоединим и восстановим против врагов христианства» (В. Мачарадзе, Грузинские документы, с. 44-45).

После увеличения численности присланного из России вспомогательного войска, царь Ираклий, поскольку ген. Тотлебен изъявлял готовность выступить в направлении Ахалцихе, установил связь с курдами и ассирийцами. Епископ ассирийцев Исай приехал в Грузию и после переговоров с Ираклием II, в апреле 1770 года, вернулся обратно в Баязет, через Ереван. Католикос Ечмиадзина арестовал Исая (Л. Тухашвили указанный шаг армянского католикоса объясняет конфесиональными противоречиями (ср.: Л. Тухашвили, указ. труд), что нам кажется неубедительным. Об этом более подробно см.: В. Мачарадзе, Грузинские документы... с.. 23-24), но, в результате вмешательства представителя Ираклия II, был освобожден; потом епископ Исай встретился с курдами и явился к католикосу Семену; 15 августа 1770 года Исай писал царю Ираклию, что иезиды и католикос изъявляют готовность выполнить его приказ, но требуют официального письма грузинского царя (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-76 гг., оп. 110/2, д. 12, л. 134; Грамоты, II, выл. I, с. 60-61; В. Мачарадзе, Грузинские документы, с. 52-54). [121]

Ираклий II сделал следующую приписку на письме: «Ассирийский епископ Исаия до того пришедший ко мне и сказавший: «ассирийцы хотят присоединиться к вам» — это он писал нам, и был у нас, также с прошением тех ассирийцев гонец, о чем я оповестил высокий двор ранее, что они хотели присоединиться к нам» (В. Мачарадзе, Грузинские документы, с. 54).

Во втором письме, от 13 августа 1770 года, епископ Исай писал царю Ираклию: «Поехал я в магометанский Курдистан, повидался там с представителем иезидов. Показал им ваш счастливый фирман, они очень обрадовались, возложили его себе на головы и стали вашими покорными слугами. Государь мой, просят они о том, чтобы господь даровал тебе победу, у тебя они просят крепость Хошаба, дай нам пустующую крепость, а скота не надо, для того, чтобы все езиды собрались там. Этой милости ищут у вас, о том докладываю нашему милостивому государю, что они хорошие воины, все езиды до Мосула подчиняются ему, предводителю Чобану-аге, мой государь» (Там же, с. 48-49).

Вместе с письмами епископа Исая царь Ираклий получил еще два письма: от 13 августа 1770 года от Чобана-аги на грузинском языке и от ассирийского католикоса на ассирийском языке.

В письме Чобана-аги читаем: «Сообщаем нашему милостивому государю, что через ассирийского епископа Эсаию вы пожаловали фирман и письмо. Этот вартапет приехал к нам. Увидели вашу счастливую грамоту и печать, увидели и водрузили на голову, очень обрадовались, что вы вспомнили о нас. Мы — прах ваших ног. Что вы нам приказали, мы покорны вашей воле. Весь езидский народ готовы принять ваше господство. Теперь сообщаем нашему старейшему, что бог един и вера одна, что мы покорны вашей воле. Дай бог вам удачи. Немного приблизьтесь, чтобы мы с этой стороны не боялись. Мы махмудские езиды н мы просим вас о том, что до того, пока мы придем к вам, пожаловать нам обнадеживающую жалованную грамоту, чтобы мы не пострадали. Чтобы мы были уверены, а бог свидетель, когда придем к вам и поклонимся, тогда вы узнаете, как мы умеем служить» (Там же, с. 50-51).

На указанном письме царь Ираклий сделал следующую надпись: «Этот Чобан Огли по фамилии иезид, он не христианин и не мусульманин. Более сторонник христиан и враг мусульман. Он тоже хочет примкнуть к нам, так как они очень тесними мусульманами» (Там же, с. 51-52).

На письме ассирийского католикоса Ираклий II сделал надпись: «Это письмо писано ассирийским католикосом к ассирийскому епископу Исаю. Письмо на ассирийском языке и мы не знаем, что в нем написано, но тот, который нам принес это письмо, сказал, что оно по содержанию точно того грузинского письма. Теперь присылаем вашему графскому сиятельству (т. е. Н. И. Панину — В. М.), и вы лучше проверить можете, надеюсь, что у вас найдутся люди, которые могут перевести» (Там же, с. 72).

К приведенным выше документам, думается, комментарии излишни. Армяне, курды и ассирийцы с нетерпением ожидали вступления Ираклия II в провинции Карса и Баязета, чтобы начать восстание против султанского господства.

26 сентября 1770 года царь Ираклий получил, как уже отмечалось, указанные письма от курдов и ассирийцев, однако он не мог «приблизится к ним», как они того требовали, поскольку ген. Тотлебен после авантюры перешел в Имерети и категорически отказал [122] Ираклию II в совместных действиях в Ахалцихском крае. Ираклий II только с собственными силами не осмелился вступить в Ахалцихский край и поддержать освободительную борьбу курдов и ассирийцев, поскольку по причине поведения Тотлебена ахалцихский паша получил передышку и призвал «лезгин» против Картли-Кахети. Ираклию II ничего не оставалось, как указанные письма курдов и ассирийцев послать гр. Н. Панину с собственными комментариями, в которых выражал сожаление: «если бы русское войско, царь Соломон и мы этим летом были бы вместе, то защитили бы и наши страны от врагов и все христиане того края (т. е. курды и ассирийцы — В. М.) примкнули бы к нам и вообще прибавилось бы больше силы к христианам на врагов османов» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-76 гг., оп. 110/2, д. 12, л. 132. В. Мачарадзе, Грузинские документы, с. 50).

Русское правительство в это время было озабочено положением в корпусе Тотлебена и Ираклию II ничего не ответило, хотя идея вовлечения христиан в войну шла из России (См. док. № 143).

Итак, Тотлебен своими действиями сорвал план Ираклия II о создании коалиции соседних народов против Османской империи, чем нанес ущерб не только этим народам и Грузии, но и государственным интересам России.

В письмах, публикуемых ниже, ген. Тотлебен часто повторяет, якобы Ираклий II не хотел воевать против Турции, а намеревался использовать русское войско против Персии (См. док. ниже). Ген. Сухотин, не разобравшись в делах ген. Тотлебена, требовал от царя Ираклия II отказаться от вмешательства в «персидские» дела (См. док. ниже). В действительности дело обстояло так.

Весной и летом 1769 года, во время переговоров с кн. Гр. Хвабуловым, Ираклий II изъявил готовность выступить против «общего врага христиан» — турецкого султана, но требовал прислать регулярное войско. В письме от 5 июня 1769 года он писал гр. Н. Панину: «Когда же мы по мере своих сил, для защищения православной веры и для оказания всеподданнейших ея и. в. услуг, оружие свое поднимем против народа магометанскаго, то, я уповаю, вашему с-ву по прозорливости вашей не может быть неизвестно, что в таком случае и находящияся около нас магометане, особливо дагистанцы, равную ж будут иметь причину, защищая свой магометанской закон, по своей возможности в том нам препятствовать и сыльныя неприятельския на нас производить нападение» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-76 гг., оп. 110/2, д. 12, лл. 276-277, 278—-281; Грамоты, II, вып. I, с. 6-7; Грамоты, I, с. 58). Итак, царь Ираклий прекрасно понимал, что султан аналогичным же образом мог призвать мусульманских ханов против Картли-Кахети.

Вместе с тем, хотя Ираклий II изъявил готовность «когда ея и. в. угодно будет поднять оружие на Персию» ( АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., оп- 110/2, д. 6, л. 191; Грамоты, I, с. 92, 431-432), однако, как видно из устного поручения кн. Андроникову, не во время войны с султаном, а в будущем. Более того, кн. А. Андроников должен был требовать от русского правительства: «Дабы ныне Персия не входила в [123] сумнение, и что он, царь Иракли, поиски производить имеет не касательно до нее, для тогоб к начальнику персицкому от высочайшего двора послано было письменное уведомление» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., оп. 110/2, д. 6, л. 191; Грамоты, I, с. 92, 431-432).

Русское правительство выполнило просьбу царя Ираклия и консулам в Персии (и в Азербайджане) были посланы соответствующие указания (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-71 гг., оп. 110/2, д. 6, л. 53; Грамоты, с. 446, 447). Русские консулы потрудились немало, чтобы успокоить «персидских» ханов (Под «персидскими» ханами подразумеваются и ханы Азербайджана), чем оказали Ираклию II немалую услугу. Об этом свидетельствуют многочисленные документы, часть которых публикуется в приложении (См. док. ниже), в частности: советовали ханам воздержаться от выступления против Картли-Кахети; во-время сообщали царю Ираклию, представителям русского двора в Грузии и кизлярскому коменданту о деятельности турецкой агентуры в Азербайджане и Дагестане, об ожидаемой опасности и т. д.

Деятельность русских консулов в первое время имела успех, но после авантюры Тотлебена, в связи с возникшими у царя Ираклия осложнениями, были созданы более благоприятные условия для развертывания агентуры султана. С лета 1770 г. участились набеги «лезгин» на Картли и Кахети, вассалы Ираклия II, воспользовавшись его затруднениями, перешли на сторону султана в письме от 9 октября 1770 года Ираклий II сообщал Н. Панину не только о деятельности агентов султана и частых набегах «лезгин», но и об «явной» и «скрытой» вражде ханов и отложении вассала: «Кроме же лезгинцев и протчих окружающих нас варваров, сделался нам неприятелем и эриванской хан. Он пренебрегший данную нам присягу от нашей протекции отложился и пристал к турецкой стороне; прибывшему пред сим в Карс сераскеру как провиантом, так и протчим весьма много вспомоществует, побуждая его требовать от султана большаго числа против нас войска; равным образом старается преклонить и Керим хана и Кубинского хана к принятию против нас оружия. А турки, пользуясь таким его, ереванскаго хана, к ним усердием, хотят чрез его ж посредство и чрез великие подарки и еще нескольких ханов на свою сторону преклонить... в сем же таким неприятельским против нас востаниям причиною единственно гр. Тотлебен; ибо когда он начал с нами таким образом поступать, как мы пред сим высочайшему ея и. в. двору доносили, все окружающия нашу землю народы стали нас пренебрегать» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-76 гг., оп. 110/2, д. 12, лл. 142-144, 145-154; Грамоты, II, вып. I, с. 61-65; Грамоты, I, с. 244).

Ираклий II, стараясь скрыть несогласие с генералом и не давать повода своим врагам считать его «покинутым» союзником, просил ген. Тотлебена, находящегося в Западной Грузии, прислать хотя бы несколько русских солдат, но генерал не согласился на это. Поэтому царю Ираклию, помимо борьбы с турками, пришлось серьезное внимание обратить и на защиту восточной границы, ибо активные действия «лезгин» могли стать началом больших бедствий, как это было в 50-х годах. Именно по этой причине Ираклий II не мог сосредоточить свои войска в направлении Ахалцихе.

Агентам султана удалось противопоставить Ираклию II не [124] только «лезгин» и ереванского хана, но и персидского векиля Керим-хана, который требовал от царя Ираклия «пресечь» союз с Россией и отказаться от участия в войне против Турции, а если турки будут беспокоить Грузию, то об этом «доносить нам (Керим-хану — В. М.) и ожидать ка то нашего повеления» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-75 гг., оп. 110/2, д. 20. лл. 75-78, (Ср.: АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1770-72 гг., оп. 110/2, д. 24, лл. 127-128, 158-160; 258)). В ответ Керим хану Ираклий II, перечисляя все бедствия, нанесенные Грузии со стороны Ахалцихе, писал, что «ни с турецкой стороны обороны мне не было, ни Персия к ранам моим пластыря не приложила и от протчих соседей ближних и дальних никакого вспоможения против эхшеккинцев (Ахалцихе) и лезгинцев, нападающих на Грузию, ожидать мне не осталось...», а Россия предложила «итти в поход на Эхшеке, обнадежа меня, что Грузия может за это защищено быть всячески от дагестанских набегов и жителям ея доставлена будет совершенная безопасность... отрешить от того не мог» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-75 гг., оп. 110/2, д. 20. лл. 82-87).

Царь Ираклий не скрывал от русского правительства, как союзника, свою переписку с персидскими ханами — весь материал переписки с мусульманскими ханами он посылал русскому правительству (Письмо Керим хана и ответ царя были посланы в Петербург Ираклием II 30 ноября 1770 г. (ср. АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-75 гг., оп. 110/2, д. 20, л. 81)), вводил в курс событий, об этом свидетельствуют многочисленные документы, хранящиеся в архивах России (Часть этих документов публикуется ниже).

§ 6. ОСВОБОЖДЕНИЕ ИМЕРЕТИНСКИХ КРЕПОСТЕЙ ОТ ТУРЕЦКИХ ЗАХВАТЧИКОВ

Победа картли-кахетийских войск над турками в Аспиндзе была умело использована царем Соломоном I, который летом 1770 г. приступил к освобождению имеретийских крепостей. Соломон I освободил в первую очередь Цуцхватскую крепость и город Кутаиси, а потом начал осаду Шорапанской и Кутаисской крепостей.

В это время Тотлебен направился в Имерети.

Надо отметить, что после возвращения из Ацкури и особенно после победы царя Ираклия в аспиндзской битве, Тотлебену не легко было оправдаться перед русским правительством, поэтому в конце апреля он послал курьера и сообщил царю Соломону о намерении ехать в Имерети, а царь Соломон 1 мая 1770 года писал генералу, что он исправит дорогу и подготовит провиант (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-71 гг., оп. 110/2, д. 22, л. 371). Разумеется, Тотлебену, после провала авантюры и отказа от похода на Ахалцихе вместе с царем Ираклием, оставаться в Картли было не за чем. Однако он знал, что в конце концов русское правительство потребует отчета о том, чем занимается 4-тысячный корпус, ради чего тратятся 134 тысячи рублей. Поэтому 10 июня 1770 г. он послал многообещающий доклад гр. Чернышеву: «...почти насильным образом Томской полк из Стефан-Змиди и Ратиева команду из Тефлиза к себе взять принужден был... ожидаю через двое суток подполк. Волкова со вторым Томского полку батальоном. По прибытии онаго ко мне я через Имеретию прямо к Кутаису следовать буду, где уже царь Соломон свои посты содержит. Я вашему высокогр. сиятельству в пребудущей месяц от Черного моря радостные рапорты представлю...» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. II, лл. 581-583). [125]

Как ни странно, в конце этого многообещающего рапорта написано: «... по недостаткам моих сил не могу я з большею пользою в здешней стороне продолжать мою службу ея и. в., прошу вашего высокогр. сиятельства еще, чтобы меня отсюда сменить и в другое место определить приказали» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. II, лл. 581-583).

В конце июня 1770 г. Тотлебен перешел в Имерети. Соломон I был рад возвращению русского войска в Имерети. 2 июля началась осада Багдадской крепости, которую защищали 30 турецких солдат. Хотя Тотлебен докладывал, что крепость была взята штурмом, но кап. Львов высмеивает Тотлебена за хвастовство и сообщает, что гарнизон, окруженный со всех стороны и не имея надежды на помощь извне, обещал сдаться, но требовал гарантии сохранения жизни. Поэтому за 20 верст привезли царицу, и когда она клятвенно пообещала, что им будет дарована жизнь, турки сдали крепость (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 299-308; Грамоты, I, с. 249-261).

После взятия Багдадской крепости русско-грузинские войска направились к Кутаиси. 13 июля 1770 г. Тотлебен из Кутаиси докладывал гр. Чернышеву: «С российскими императорскими войсками две крепости — Багдат и Шерепан — от турков взяты, не потеряв ни одного человека... город Кутаис весь занят и крепость в блокаде» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 245, д. 4, ч. II. лл. 628-629). Взятие Шорапанской крепости и взятие города Кутаиси Тотлебен приписывает себе, в действительности же дело обстояло иначе — в письме царя Соломона от 14 июля 1770 г. к императрице читаем: «Прежде прибытия в Имеретию сиятельнейшего графа с победоносными войсками крепость Цуцхвати 15 мая 1770 г. взяли, а после этого и город Кутаиси отнял у врага...», а после прибытия графа взяли Багдадскую крепость и прибыли в Кутаиси, где «приступили к осаде крепости (Кутаисской — В. М.); а Шорапани мои войска давно держали в осаде, услышав про ослабление их (гарнизона — В. М.), направился скоро только с моим войском и немедленно взял.» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-75 гг., оп. 110/2, д. II. л. 71; Грамоты. II в. I, с. 47-48. (Русский перевод письма царя Соломона хотя и не совсем точен (Ср.: Грамоты, I, с. 153-154), но все-таки и в нем можно усмотреть ложность сообщения Тотлебена). Не лишне заметить, что Тотлебен специально послал Неклюдова для описания взятой Соломоном I Шорапанской крепости и составления плана осады 1769 г., поскольку в 1770 г. генерал там не был, план не лишен ошибок (ср. ЦГВИА, ф. ВУА, д. 2183)).

Осада Кутаисской крепости, где находилось всего 60 турецких солдат и 220 граждан обоего пола, длилась почти месяц.

7 августа 1770 г. Тотлебен писал кизлярскому коменданту полк. Неимчу об успешном взятии Кутаисской крепости, а Неимч в рапорте гр. Чернышеву от 22 августа так передал слова Тотлебена: «...Турецкая крепость Кутаиси... сего августа на 7-е число чрез штурм взята и неприятели взяты в полон, а иные побиты и почти никто не ушел, и притом завоевано неприятельскаго знамен три, пушек семнатцать, мартир медных четыре, бомб и ядер разных калибров очень довольно. С нашей же стороны урон очень мал и почти ничего нет…» (ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, св. 172, д. 13, л. 67).

О взятии Кутаисской крепости мы располагаем и другими, более верными сведениями. По сообщениям кап. Львова, Тотлебен начал переговоры с гарнизоном о сдаче крепости; турки были согласны сдаться, но с условием, что их отпустят живыми; Тотлебену стало известно, что в ночь на 6 августа турки намерены уйти из крепости; он назначил в пикет верных ему иностранных офицеров. Турки вышли из крепости и «прошли» между пикетами. Как пишет кап. Львов, [126] у Тотлебена было четыре тысячи человек, и 60 турок не могли уйти незамеченными, но вместо того, чтобы задержать турецких солдат, офицеры Тотлебена ворвались в крепость и стали грабить граждан; Тотлебен поздно сообщил царю Соломону об уходе турок, царь принял меры, но его люди успели поймать только одного турка и одного убить, остальные скрылись (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2,, д. 13, л. 304-306; Грамоты, I, с. 257-261).

Сообщение кап. Львова подтверждается и докладом кап. Языкова гр. Н. Панину от 1 декабря 1770 г.: «...в Кутаиси было шестьдесят человек, только все от слабости команды сквозь пикеты прорвались и ушли, а наших при взятии города человек 70 пропало» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-76 гг., оп. 110/2, д. 13, л. 39; Грамоты, I, с. 179).

Сообщение кап. Львова оставляет такое впечатление, что турецкие солдаты были отпущены. И действительно, трудно поверить, что при наличии 4-тысячного войска могли бежать 60 бывших в окружении солдат, к тому же командиру корпуса было известно время ухода турок.

Разумеется, мы нисколько не собираемся умалять значение пребывания русских войск в Имерети, но, разделяя мнение кап. Львова и кап. Языкова, отметим, что при наличии иного командира корпус мог сделать гораздо больше.

Что же касается сравнительно легкого освобождения имеретийских крепостей, то значительную роль в этом, безусловно, сыграла победа Ираклия II над турками в Аспиндзе, после чего турецкие гарнизоны в Имерети лишились поддержки и помощи со стороны ахалцихского паши.

Царь Ираклий в письме от 5 октября 1770 г., оценивая действия Тотлебена, писал гр. Н. Панину: «Правда, он (Тотлебен — В. М.) в Имерети взял три крепости, но против малолюдства лехко можно воевать. Ежели б мы чрез одержанные под Ацкурой сперва над турками, а потом над лезгинцами победы не пресекли неприятелю сообщения имеретинскими крепостями, и чрез то не довели б тамошних жителей (гарнизона — В. М.) до такого состояния, что они принуждены были кошачье мясо есть, то б, конечно, гр. Тотлебен не столь скоро преуспел их покорить» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-76 гг., оп. 110/2, д. 12, л. 152; Грамоты, I, с. 246). И далее царь продолжает: «а когда б он, Тотлебен, по нашему совету с начала принялся за Ахалцих, то без сумнения после приобретения сей крепости и все имеретинские (гарнизоны — В. М.) сами собою сдались» (Там же). Царь был совершенно прав.

Вскоре испортились отношения Тотлебена и с царем Соломоном. Царь предложил генералу вместе идти в поход в сторону черноморского побережья. Тотлебен отказался, сославшись на то, что собирается в поход на Ахалцихе. Соломон I готов был идти и на Ахалцихе, но Тотлебен, не дав на это своего согласия, со своим корпусом двинулся в сторону Ахалцихе. Скоро генерал, по неизвестной причине, вернулся обратно. Он связался с врагом Соломона I и недавним союзником турок князем Дадиани и двинулся к Поти.