№ 558

1771 г. июнь-июль. * — Донесение ген. Сухотина гр. Н. И. Панину о приезде в Грузию и встречах с грузинскими царями и князьями, о рассмотрении плана военных действий с царями Ираклием и Соломоном, о необдуманных распоряжениях Тотлебена и плачевном состоянии русского корпуса

(* — Хотя документ имеет дату: «июня 5», но содержание противоречит этому)

/л. 14/ Сиятельнейший граф,
Милостивейший государь

Великими трудами все что к ополчению корпуса ГВК было, милостивый государь, наряжено, собравши в Чераленом и поруча в препровождение за собою полковнику и коменданту новозаводимой днепровской линии Волкову, отправился, сият. граф, с сорокыр казаками по представленной мне от коменданта кизлярскаго Неимча кратчайшей дороге в период; но лишь верст дватцать отъехал, получил известие, что карабулаков тысячи с три с лезгинами имеют умысел учинить на транспорт нападение. Как потеря могла быть важна, [624] разсудил я дождаться: зделать ис трехсот сорока ароб две колонны, каждую в две повоски, порох с казною поставить их в середину, все стороны прикрыть рекрутами и казаками, /л. 14об./ следовать вместе. Лишь стал на седьмой день достигать народа сего землю, показались вдали подлинно кучи, только, милостивый государь, ни одна меня не дождалась, а все уклонились за реку Сонже и зделали дорогу до гор Кавказских чисту. Уговорясь за деньги и холст с осетинцами, оставя под ними, как корму в ущелье не было, казаков и приказав коменданту Волкову за границу грузинскую переноситься, сам я с конвоем своим пошел, милостивый государь, через ево впервое жилище в Степансминду. Во оном получил я из рук двух князей, Баратаева и Цицианова, его светлости царя Ираклия письмо, в котором поздравляет меня с приездом и уведомляет, что он дал повеление губернатору душецкому успособить снеговую гору, умножить людей и всякой лишить меня остановки; до него оной не было, а как приехал, то всему зделал. Я, видючи, опасаясь, чтоб, как стал снег таять, вода не сорвала мостов и не отрезала казаков, не приемля никаких представленеи сего губернатора, что чрез снеговую гору переходить нельзя, отправился, дабы видеть скоряє царя и выпросить лутчеи помощи. Ничево, милостивый государь, нет опаснее, как переход снежнаго, самаго ускаго и глубокаго, деветь верст с половиною в гору и три с половиною почти перпендикулярнаго спуску ущелья, над которым снег, сочиняя во многих местах навес, а во многих свод, угрожает под собой идущих вечным сном. Сие растояние шол я, постилая под лошадей бурки, ровно деветнатцать часов. Людей не пропало ни единаго, а только завязало томних /л. 15/ сорок шесть лошадей, коих никаким образом вытащить было уже неможно.

Перешед большия пропасти, увиделся с полк. Языковым, которой уведомил, что его св-ость царь Ираклий намерение принял, выехав ис Тифлиса на мою дорогу, меня встретить, но как Языков отправился оттуда царя прежде, то до котораго места его св-сть вперед мне поедет и где остановится, не знает, а что выехать намерен он был за ним скоро, — о том слышел. Между тем, подъезжая к монастырю Анануру в конце всего ущелья, полагая в оном ночевать остаться, дабы не показаться царю не приготовясь, встретили меня его светлости два зятя, которыя, поздравя со счастливым переводом через снеговую гору, объявили, что его светлость расположился ожидать меня, не могли ехать ближе в разсуждении неимения лошадям корму под городом Душетом.

По утру, исправя себя со следующими со мною штап и обер офицерами, сколько можно лутче по дорожному, со всеми казаками отправились в период и только стали подъезжать к Душету, то выехали ис тово ко мне два царевича, Леон и Георгии, с немалым числом князей и дворянства их, приближась х которым и по принятии от них поздравления, впустились в продолжение. Мало проехав, открылся стаи его светлости, осыпан тысечами людей по всему полю и небольшим буграм, что глазам изображало вид приятнои. За версту от того сам его светлость с великим числом князей грузинских и кахетинских меня встретил. И тогда, /л. 15об./ спешась, все приступили к взаимным учтивостям; потом, выслушав от меня [625] его светлость высочайше ея и. в. к нему благоволение, сев на лошадей, приближались к лагирю; сажен за пятьдесят не доехав до пребогатой персицкои ставки, усланной такова же роду коврами, нашли по обе стороны оной входа князей и дворян грузинских, в две шеренги стоящих, в середине оных ожидал нас брат его св-сти патриарх Антони, которой, приняв меня, благословил и, взяв за руку, повел вставку.

По поручении сызнова себя друг другу подал я с письмом вашего высокогр. с-ва всемилостивейшую ея и. в. грамоту, которую его св-сть, приняв с великою покорностью, поцеловал и, приложа ко лбу, при прошени меня сесть, отдал царевичю Егору.

Как поместились, началось, при неинтересном разговоре, подчиванье: подали тот час кофеи, через четверть часа чаи, а после, через почти такое же время, вотку. Конечно же небольшим столом и моим отъездом, в разставленнои мне от его светлости лагерь, восемь верст впереди, при довольном корму лошадям, у монастыря Мчадиджвари (В тексте: «Чаде-Свари»), куда к вечеру и со своим перебрался.

На другой день царь Ираклий прислал поутру своих затеи обо мне узнать, просить меня обедать и объявить, что сам ко мне будет. Как я сего ждал, то принял его светлость, угощал и провожал со всеми знаками, особе царской приличными.

После обеда занимались мы с его светлостью в условьях, причем он мне изъяснял свою бедность, /л. 16/ в которую введен он стал чрез упражнения военныя потерянием своих доходов, как природных подданных, так и от завоеванных городов персицких, в пору оных отложившихся от него, увеличивал свою под Ацквером службу, где жертвовал животом своими князьями, ис которых многия ея и. в. высоким интересам ево и посвятили.

Жаловался, что при всех сих раззорениях подданные ево отягчены бывают переноскою чрез горы к самому корпусу вещей, с заплатою собственных ево денег, дабы бес того чрез принуждение не отлучить жилищь и не потерять их вовсе, впрет же платить, хотя бы он и желал, только крайность больше ему не позволяет. И так, как с ними хочю, в мою поручает их полную волю.

Затем, при обещании в последней раз людей и ароб для доставления моего транспорта до Имеретии дать даром корпусу съездить под гусар двумястами лошадьми и поставить пятнатцать тысяч кот (Коди) по договорной цене муки, просил меня его светлость, дабы я о всех сказанных выше его крайностях, посредством вашего высокогр. с-ва, донес ея и. в. с ыспрошением милосер дои к продолжению ей услуг ему помощи.

По трех днях, как збираться я стал к корпусу, не мог отговориться, чтоб не ехать с его светлостью в Тифлис, куда мы и отправились. И тогда царь столько был весел, што не только заставил князей и царевичей делать конския рыстании; но и сам с ними во оном эксерцировалса. По приближении нашем к городу производилась ис крепости, стоящей на высоком месте, пушечная пальба, жители, оставя свои домы, /л. 16об./ иныя за городом гористыя при дороге места, [626] иныя городския стены занимали, различие пола, неравенство возраста и степени звания, и состояния восхищенных зрителем делали снаружи приятной вид, так, что самой недостаток в красоте непорядочнаго строения ими был дополняем; при таких зрелищах, когда вступил я в город, при колокольном у всех церквей звоне, и въехал на площадь, лежащую пред царским дворцом, то на ней из стоящих пушек еще произведена пальба, причем играла азиацкая инструментальная музыка, поставленная над воротами на балконе, где проезжать было должно в отведенную мне квартиру в доме тифлисскаго полицымейстера Аветика, куда по прибытии прислала ко мне царица фруктов три лотка, а его св-сть вечерней стол.

На другой день просил меня его св-сть со всеми штап и обер офицерами к себе обедать. Встретили меня его светлости два зятя, за ними царевичи, а у самых покоев он сам; в продолжени стола играла азиацкая музыка, а при питии высочайших ея и. в. и его имп. выс-ва здоровьев производилась пушечная пальба; с уменьшением выстрелов зделана та честь и мне.

В вечеру в девятом часу его светлость с патриархом Антонием, с царевичем Леоном и с зятьями своими зделал мне контрвизит, причем со удовольствием провожденное время не нарошно оставило их у меня, ужинать.

В четвертый день его светлость, провожая меня с смоей квартиры за город, ехал три версты, ожидая наряженнаго следовать со мною царевича Георгия с тысячью человек их войска, /л. 17/ котораго прибытие с царем нас разлучило (В бытность мою в лагере у монастыря Чадесваре (Мчадисджвари — В. М.) присылал его светлость ко мне персицкую с богатым убором лошадь, а в Тефлисе ей тоже и с нею чрез духовника своего золотыя брилиантовыя вещи, персицкия парчи тысеч ценою весь подарок в пять, — только я от перваго с учтивостью, а от другаго с огорчением отговорился. Лошадь эта еще раз несколько была приводима, но столько же опять раз была и отводима». (Примечание ген. Сухотина)).

Чрез всей Грузии города до самаго Сурама, в котором, обязавшись дружбою, царевич меня покинул, проехал с пушечною пальбою. Раставшись с сим светлейшим путником, прибыл с половинным числом его людей, кои меня чрез занятое лезгинцами ущелье провожали и небольшое имели с ними дело, в Кутане, где корпус кантонировал, майя 13 дня; нашол оной, к заботе моей, сият. граф. в состоянии самом бедном: люди бес палаток, мундиров, шляп, никакого звания, ни одной лошади, ни одного седла, ни одново хомута, пороху на пушку только по пяти, а на человека по десяти выстрелов, ни одной штуки шанцоваго инструменту, казна комисариацкая вся в долгах, бес книг, росписок, щетов, той же, которая счисляется царям на подкрепление только двадцать, а не пятьдесят тысяч.

Обнажа всем корпус, казалось бы, довольно отдает мне Тотлебен его безсильным, но к приведению меня до того, чтоб сотовариществовал я ему в безполезном здесь пребывани, — показалось мало, старался разными, милостивый государь, хитростьми слабить: усылкою множества молодых и годных к службе людей в отставку и отправлением за [627] нестоющими кошта, употребленнаго на их переноску, пушками — ево еще больше.

Желая притом меня предуготовить стороною ко вредным ссорам, предварял наносными известиями о измене царей: между многими одно получено в бытность мою в Тифлисе, чрез письмо к полк. Языкову, о испрошении у Ираклия трех тысяч войска для охранения ево от помирившагося с ахалцихским пашою Соломона, которой вместо тово, побив турок, прислал к нему /л. 17об./ отрезанныя их носы, а к Языкову в тож время письмо с известием о том разбитии неприятеля и с жалобою, что Тотлебен его ругает и что за своей палаткой, в церкви, держит турецких женщин под видом намерения отослать их в Петербург, коих я всех, кроме одной, взятой им, отправил с полковниками Языковым и Клавером в Кизляр, считая их не стоющими далее провозу; дал знать того комендату, чтоб он впредь до повеления от меня или откуда получит, держал их там с находящимися протчими пленницами.

Его св-сть Соломон, несказанно желая меня встретить и видеть, только несогласие с моим предместником от того удаляло до ево отбытия; между тем присылал ко мне сперва нашего в делах повереннаго гв. капитана Львова, на другой день брата своего патриарха Максима (Очевидно: Иосифа) с царевичем, а на третей, как только гр. Тотлебен уехал, сам ко мне прибыл. Я, по изъявлении ему высочайшаго благоволения, подал с письмом ваш. высокогр. с-ва ея и. в. всемилостивейшую ему грамоту, которую его светлость, также как царь Ираклий, приняв с преданностью и сведав от меня что в ней писано, ответствовал: когда ея и. в. высокомонаршим своим покровительством даровала ему жизнь, то он, посвящая ее на услуги ея и. в., не только, по соизволению еио прервать ссору з Дадианом повинуется, хотя то ему и прискорбно, но ежели повелит ему всемилостивейшая государыня отдать всю Имеретию Дадиану и быть рабом ево — он и это исполнить не отречется.

Теперь, всемилостивейши государь, жду я на посланной с нарочным моим офицером от меня и царя Ираклия к князьям Дадиану и Гуриелу письма ответа, и хотя не сумневаюсь я, чтоб не последовал и он /л. 18/ высочайше в том ея и. в. воле, однако, снят, граф, я о том и о другом равно думаю, что их, может быть, зделает разве верными Поти, а до того какими б ани себя не казали, с обеими буду поступать осторожно.

Преклоня царей к исполнению высочайшей воле, оставалось помышлять о корпусе и транспорте, могущем и тому и другому приведену быть от неприятеля — затворением двух ущелей, ис которых по одной только колесо идет, сообщающих порознь разными образами, — в небытие, к чему брать он стал уже свои меры. Но милостив, государь, я их переходом в Цынвал под маскою своего авангарда, делающаго фальшивыя марши, и грузинской парти с помощью царя Соломона («В оная отправлена была от царя Ираклия по моей прозьбе, которая какой успех имела, при сем прилагаю с известия его светлости ко мне присланного копию». (Примечание ген. Сухотина)), которой взад и вперед все тягости, как корпус [628] ни своих ни Ираклиевых подвод не имел и иметь не мог, поставя себя при мне ниос и внос уничтожил.

Во время короткаго моего пребывания в Грузии имели мы собрание: цари Ираклии, Соломон и я, в Хелтубане, для военнаго совета, на котором, как поступать нынешнюю компанию, положили, вашему высокогр. с-ву представлю у сего план (См. док. № 580).

Гр. Тотлебену все здесь дела или мечтались, или сам он мечту делал, ими остаютца, милост. государь, его разбирать совести; но я, сколько моя прозорливость постигает, нахожу всио тому противное и с высочайшими интересами нерознешееся, ибо достоинство царей, колеблемое подданными, стоит на подпоре монаршего покровительства так, что с нарушением сего, разрушено и оно быть должно. /л. 18об./

Сколько я здесь известен, то повелени[и] и наставлени[и] Тотлебен всегда давал после, с соображением учинившихся обстоятельств, а не прежде. Таков точно — при потере на корм отправленных в неприятельскую землю лошадей дачею строжайшаго наставления тогда, как уже они были в руках неприятеля — был ево поступок, почему и не могло никогда относитца ево несмотрению, но оставалось на стороне исполняющих.

Ничего так не хотел царь Ираклий с своею фамилиею и с князьями, как штоб нынешнюю кампанию зделал я на Ахалцых. Когда же их воле не последовал, весьма то их оскорбила, для чего после его светлость, как человек с просвещением, в угождение своих подданных, просил у меня, что я по окончании Поти пойду и к Ахалцыху, утешительнаго письма, а Языкова и Львова поруками по мне подписатца.

При разсуждениях, которыя в совете имели, делал я на все мои примечени[и] находил, что царь Ираклий, будучи с просвещением, разбирал все пользы, клонящияся к своим интересам, Соломон же напротив, горя усердием к ея и. в., на всио без размышления соглашался, а тем самым возбуждал себе следовать и Ираклия.

Его светлость царь Ираклий пишет ко мне, что получил он от Керим-хана грамоту, в которой он ему запрещает утеснять турок. Просит совета, что ему делать — неровно вздумает отмщать его непослушание. Я дал ему следующей: успокоивать их политикою, не вмешивая к тому отнюдь оружия, объявляя, что кроме турков и лезгин защищать ево ни против кого не буду.

Отдавая справедливость несравненной и отменной царя Соломона ревности, неможно не донесть ваш высокогр. с-ву о том, что заслуживает /л. 19/ оне ея и. в. высочайшей милости пожалованием ордена, а к тому и еще побудительные притчины побуждают меня просить оных же царевичам Георгию и Леону, детям царя Ираклия; сего требует польза высоких интересов, а сверх того могу получить к себе их любовь и доверенность. Когда на сие высочайше соизволение будет прислать ко мне секретно, дабы не прежде от меня получить мог всякой, как тогда, где требоватца будет их помощь, что понудит делать их наперерыв важныя ея и. в-ву услуги. А [629] царевичю, сыну Соломонову, которой у нас в службе гусарским порутчиком, ежели можно ротмистрской чин, о Котором он меня как просит, — присем влагаю письмо.

Опытом усердии Языкова и Львова мне доказано: первой у Ираклия не только не требовал поощрения, но не доставало мне сказать ему, в чем нужда, он упреждал мои намерении, и так я, милостив, государь, отправляясь к корпусу, принужден был удержать его, дабы он без меня выпроводил тягости мои из за гор на путь чистой и привел к концу царския, по моим прозьбам, обещании, что он всио скоряє зделал, нежели я думал, почему, сият. граф, и не могу я оставить, чтоб не испрашивать ему посредством ваш. высокогр. с-ва манаршей ея и. в. милости, а последней у Соломона, которой усердием подал о себе к опровержению слов Тотлебена хорошия мысли, что последующее время ево стараней и прилежности утвердило в том на неибольше которова, как я ныне с царем Соломоном вместе отправил к Ираклию.

Посланной в Россию, ко двору, от царя Ираклия, при князе Тархане, из лагиря при речке Алгете, прошлаго 1770 года в августе, пойманный с протчими пленниками турецкаго паши сын Яибек требуется здесь на размену с подполк. /л. 19об./ Тютчевым; ежели ваше высокогр. с-во прислать его изволите, заставите вечно старика прославлять свое имя.

Как здесь, милостивый государь, всио ретко, потому впятеро и больше дорого: офицеры ходят пеши, едят то, што солдаты, достойны совершенной жалости, ежели можно, милостив. государь, испросить им у ея и. в. двоинаго жалования, сим ощастливите людей на вашего высокогр. с-ва уповающих.

Оныя же самыя притчины, хотя я высочайшею ея и. в. милостию и получаю на стол и двести рублев в месяц, но, по важности моей в здешних местах, недостаточно — принудили меня, что я и о себе ваше высокогр. с-во утруждаю.

О неприятеле, милостивый государь, доношу: ево славют и много и мало, а счисляя сщиот своих шпионов, ежели изо всех городов, прилежащих к границе грузинской, збериотца тысеч ево будет за тридцать, из которых в Поти полагают две.

Отправляю сего, милостив, государь, из Кутаиса, откуда, с божиею помощию, к исполнению высочайших ея и. в. намерении выступить уповаю к городу Поти, где не посчажю, на совершение оных истощать мои силы.

Наконец, при приложении цыдулки под литерою А, что мне Тотлебен отдал, и при прошении повергнуть меня с препровожденными чрез вас, сият. граф, письмами к высоч. ея и. в. и его высочеств государя цесаревича Павла Петровича стопам, поручаю вам себя в руководство и покровительство.

Милостивейший государь, вашего высокогр. с-ва всенижайший слуга

Алексей Сухатин.

Июня 5 дня 1771 года (Указанная дата противоречит содержанию)
из лагирия при Кутаисе.

АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1770 г., оп. 110/2, д. 24, лл. 14-19. Подлинник (Опублик. См.: Грамоты, I, 477-484).