№ 348

1770 г. июня 4. — Письмо царя Ираклия к гр. Н. И. Панину о том, что им от кап. Львова получено «безчестное и чрезвычайно гнусное», «безмерно язвительное» письмо, в котором Львов старается «только помрачить» заслуги царя и сложить на него «разныя непорядки и великия преступления», содеянные гр. Тотлебеном

ПЕРЕВОД (Подлинник см. док. № 351) С ПИСЬМА К ДЕЙСТВ. ТАИН. СОВ. ГР. ПАНИНУ КАРТАЛИНСКОГО И КАХЕТСКАГО ВЛАДЕТЕЛЯ ИРАКЛИЯ [285]

Сиятельнейшему графу, моему милостивому государю.

Гвардии капитан порутчик (И. Львов), которой привез к нам неожиданный знаки высочайшей ея и. в. милости и котораго мы, по возвращении из ахалцихскаго похода, неоднократно к себе призывали, в том единственно намерении, чтоб воздать ему нашу благодарность и дон есть через него к всевысочайшему ея и. в. двору о всех здешних происшествиях, — совсем к нам не приезжал; и на сие он не поступил, по возпрепятствованию ли в том гр. Тотлебена, или о и сам собою, /л. 193об./ мы подлинно не знаем. Наконец прислал он к нам письмо и чрезвычайно безчестное, и чрезвычайно гнусное (Подлинник см. док. № 351). Не подумайте, ваше высокогр. с-во, чтоб мы его письмо потому только таким называть стали, что он к нам писал; но потому, что содержание онаго безмерно нам язвительно и досадно; ибо он и гр. Тотлебен оказуемые нами ея и. в., как всеподданейшим и вернейшим рабом, услуги стараются только помрачить и сложить, напротив того, с себя на нас чинимыя ими разныя непорядки и великия преступления. Он нас назвал неприятелем; но соизволите ваше с-во милостливо разсудить, возможно ли тому статься, чтобы мы ему /л. 194/ злодеями были? Сие нам весьма удивительно. Мы всю надежду и упование возлагаем, во первых, на бога, а потом на ея и. в.; и потому сами себя совершенно удостоверяем, что все оное с наблюдением безпристрастнаго правосудия ея и. в. соизволит повелеть наследовать и кто есть истинный изменник — все явно тогда окажется. Ежели бы мы были неверным рабом государыным, то какая бы нам нужда была графа при входе из Кавказских гор в наши границы встретить с братом, с детьми, с князьями и с множеством подданных своих? Ежели бы мы неверны были к Российской империи, то кто бы нас принудил /л. 194об./ позволить войску ея и. в. через целую зиму в нашей земле оставаться? Потому что мы давно знали и знаем, что соседи наши, магометане, увидя у нас Российское христианское войско, нас за явнаго своего неприятеля признавать будут, как то и в самом деле теперь они нас за такого считают. Ежели бы мы и духом и сердцем не преданы были к Российскому престолу, то какая нам неволя была турок раздражать, ходить с войсками под пограничный их город Карс, предместие онаго разорять и множество народа побить? Ежели бы мы не хотели вечно сохранить верность свою к ея и. в., то кто бы нас приневолил /л. 195/ итти к графу в соединение и с сыном своим и с многочисленным войском в такое время, когда он от нас только пятисот человек требовал? Граф Тотлебен из под Ацкверской крепости назад ретировался, но для чего мы, будучи называемы неверными государыне, тому ж не последовали, а пошли, напротив того, далее к неприятелю, и божиею помощью и счастием ея и. в. одержали над ними такую победу, которая нам весьма была сумнительна? [286] Ежели бы мы не от искренняго сердца желали удостоиться получить монаршее покровительство, и ежели бы мысли наши поползновены были к показанию против России неверности, /л. 195об./ то как бы мы могли все то стерпеть, что гр. Тотлебен в бытность свою в Цхинвали и во всей Грузии делал? Он грабил наших подданных, насылал к ним приказы, бил их, многих арестовал, нас ни о чем не спрашивал и поступал во всем без ведома нашего так, как бы сам был повелитель; но мы все то великодушно сносили и молчали единственно для того, чтоб военачальнику ея и. в. не подать повода к неудовольствию и огорчению; да и теперь мы о том воспоминаем по крайней только необходимости, и будучи уже им раздражены столько, сколько никогда не чаяли и не воображали. Конечно, мы никогда бы не отважились /л. 196/ доносить о том и ваше высокогр. с-во, но что же нам делать? Гр. Тотлебен сам вывел нас из терпения, и сам и к такому доносу принудил. Мы как прежде старались, так и теперь неусыпно стараемся о оказании вернейших ея и. в. услуг. А чтоб кто либо из грузинцов, малой или великои, отважился на изменическия против ея вел-ва поступки, истинно подумать того невозможно, потому что как бы скоро оные наружу вышли, тотчас лишилась бы вся Грузия всевысочайшагр ея и. в. покровительства, а потому и разорилась бы до основания, ибо и один год, по причине /л. 196об./ неожиданных приключений, в великое пришла нестроение. Но чтоб и грузинцов, приемлемых в подданство и протекцию ея в-ва, порядочным образом в том навсегда утвердить и распространить в Грузии православное христианство, нужен здесь для того такой человек, который бы во всем и всегда был ея и. в. верен, и такой, которой бы никогда измены в сердце своем против ея и. в. не имел. Когда мы, христиане, конечно, должны быть всегда к ея и. в. верны. С того времени как ваше высокогр. с-во к царю Соломону первое письмо прислали, довольное число мы /л. 197/ денежной казны до сей поры издержали, а особливо при случае бывшаго в неприятельскую землю похода невозвратные убытки потерпели, в чем свидетельствуемся российскими, здесь находящимися людьми, и чему и ваше высокогр. с-во, без сумнения, поверить соизволите (Далее следует как в № 50, стр. 120, строка 25, по стр. 123 (примечание А. Цагарели)). Но напрасно мы здесь воспоминаем о тех невозвратных убытках, которыя на услуги ея и. в. употреблены, ибо мы для ея в-ва жизнию своею жертвовать в состоянии. Итак, ваше с-во, естли соизволите почесть все вышеприведенныя наши изъяснения за истинныя, а не ложныя, то, конечно, скажет, что мы самовернейший /л. 197об./ ея и. в. слуга. Мы, конечно, никогда бы к вашему с-ву о сем и писать не стали, естли б произшедшия здесь неприятныя обстоятельства к тому нас не принудили. По случаю вступления в нашу землю вспомогательнаго ея и. в. войска все окружаюшия нас магометане, как-то: турки и лезгинцы, а при том персияне, паче и паче усугубили свое к нам недоброжелательство, и нам, в средине крайних опасностей находящимся, никакой [287] к спасению своему надежды, кроме бога и ея и. в., нет. Гр. Тотлебен нас называет изменниками, а турки и лезгинцы, порицая нас таким-же, жаждут нашей крови и наше злоключение желают употребить в свою пользу. Но мы теперь все сие должны терпеть. Генерал майор пишет о недостатке в провианте. Поистинне он сие на нас взводит напрасно, и нам совсем невероятно, что б он сие собственно от себя и писал. Известное дело, что во время похода главнейшая всегда надобность состоит в провианте, то гр. Тотлебен и выдумывает к оклеветанию нас такия основания, которыя бы особливое заслуживали уважение, а чрез то самое и надеется прикрыть свои злоухищрения и преступления, слагая оныя с себя на невинных. Во время стояния нашего лагерем с ним вместе в Квишхети, наши военные люди весьма много в его войске хлеба и овса покупали. Когда-же начали мы приближаться к крепости Ацкверской, то бывшие в нашей службе горцы купили у ею салдат не малое число печенаго хлеба ж и овса-ж. А по прибытии в Ацкверы наше и его войски великое множество скота в добычу от неприятеля получили, и, сверх того, одни его казаки сто коров отогнали, чему мы самовидцы были; при всем же том не оставили мы в прибавление к тому и из полученной нашею армиею добычи с ними поделиться. Посланные тогда от нас в неприятельские деревни для снискания провианта партии, хотя на другой же день с великим онаго множеством к нам возвратились, но гр. Тотлебен, не согласясь их обождать, хотя мы наисильнейше его о том просили, предприял свой марш обратно в Грузию. А естли бы он обождал возвращения разосланных от нас партей, то во всем бы его войско с излишеством удовольствовано было. Когда же он от нас отстал и пошел в Грузию, мы, конечно, в том невиноваты, что военные его люди в провианте претерпели в дороге недостаток, а виноват единственно он сам, потому, что подвергнул их такому изнурению. Все дело скоро наружу выдет, и теперь гр. Тотлебен к порицанию нашему одни только выдумки употребляет. Ген. Тотлебен, хотя весьма часто в своих письмах упоминаем, что он верноподанный ея и. в. раб и, что крайне желает учинить над неприятелем сильныя поиски, однако, такая его похвальба весьма пустая и неосновательная. Целой год тому, как он здесь находится, но что-ж чрез столько времяни сделал? Мы до сих пор ничего такого еще не видали, что б он оказал где-нибудь государыне верную услугу. Разве в том он поставляет свою верность, что из верных государыниных рабов старается зделать неверными, что желающим оказать государыне услуги в том препятствует и что чужие благонамеренные поступки тщится оклеветать недоброжелательными? Ваше с-во, разсудите милостливо, какую бы мы причину имели злодейски с генералом-майором поступать? Воистину принудили нас настоящий злоключительныя обстоятельства с такою подробностию теперь к вашему с-ву писать. Когда генерал-майор подвергнул нас в неприятельской земле крайним опасностям (где нас однако ж бог не оставил), а сам ретировался обратно в Грузию, тогда мы его почли за невернаго государынина раба и за изменника. А когда же он, отлучась от [288] нас, пришел в Грузию и нимало в оной не останавливаясь, продолжал свой марш со всем ея и. в. войском прямо н российской стороне, то мы, пришед в великое сумиение и отчаяние, ибо думали, что он вознамерился государынино вспомогательное войско вывесть из пашей земли в Россию и оставить нас без всякой помощи на пленение и поругание неприятелем, пригласили потому к себе для совета находящиеся здесь российских людей и всех своих карталинских и кахетинских князей и обще с ними определили, что б его генерала-майора, арестовать и войско при нем находящееся до повеления ея и. в. в нашей земле удержать, дабы чрез то быть в состоянии паки против неприятеля действовать. Как же скоро мы услышали, что он со всем своим войском остановился в пограничной нашей крепости Ананури, то мы означенное свое определение тотчас и отменили. Но о том, что мы хотели гр. Тотлебена арестовать к находящимся в его команде штаб и обер офицерам не только никаких писем не писали, но ниже с словесным известием к ним никого не посылали. А что касается до того, что кн. Ратиеву, при случае бывшаго у нас совета, дано было о том аресте письмо, которое он, Ратиев, по отлучении от нас послал ко всевысочайшему двору, объявя между тем об омом и всем в команде гр. Тотлебена состоящим офицерам, оное есть то самое, которое мы, по отмене своего намерения, запамятовали от Ратиева назад себе отобрать и которое, как уничтоженное, кажется ничего уже и не значит. Весьма мы сожалеем, что сим, толь пространным списанием, утрудили ваше с-во. Чистосердечно признаемся, что приключившийся здесь печальныя обстоятельства к тому нас принудили. Мы и все наши подданные столько верны и усердны к ея и. в., что хотя бы какая возложена на к г. с служба без самомалейшаго упущения исполнить желаем. А что нас назвали изменником, вся внутренность наша от того терзается. Разсудит милостливо ваше с-во сколь в несносной печали мы со всеми своими подданными теперь находимся! Ея и. в. никогда мы не осмелимся толь пространным писмом утруждать, но кому же мы донесем, как не вашему высоко гр. с-ву.

Тифлис.

АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1776 гг., оп. 110/2, д. 12, лл. 193-202. Перевод с грузинского (Опублик. См.: Грамоты, I, с. 458-460, 120-123).