ГЛАВА I

ПРИЧИНЫ РУССКО-ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЫ. РОССИЯ НАКАНУНЕ ВОЙНЫ. НАЧАЛО ВОЙНЫ

Русско-турецкие противоречия, приведшие к войне 1768-1774 годов, имеют долгую историю. Еще в последней четверти XV века военнофеодальная Турция утвердилась в Северном Причерноморье. Подчинив себе Крымское ханство, турки затем овладели устьем Дона и превратили Азовскую крепость в основную базу своей экспансии на севере и северо-востоке. По справедливому заявлению Н. А. Смирнова, Азов стал ключом турецкой экспансии к Поволжью, Южной России и Северному Кавказу (Н. А. Смирнов, Россия и Турция в XVI-XVII вв., т. I, с. 6, 68, 70 (см.: Уч. зап., МГУ, 1946, вып. 94)).

С начала XVI века Крымское ханство, опираясь на военную и дипломатическую поддержку Турции, стало активно выступать против России — вмешивалось в русско-казанские и русско-литовские отношения, чтобы распространить свое влияние в Поволжье, пресечь процесс объединения русских земель вокруг Москвы и, если возможно, заставить Россию признать верховенство Крыма. Но Россия, как известно, завладев Поволжьем, сорвала планы наследников Чингис-хана. Вскоре и сам султан вступил в борьбу за Поволжье, но потерпел крах. Провал турецко-татарской экспедиции 1569 года на Астрахань еще не означал, что борьба с татарами закончена. Борьба с татарами и в XVII веке «сохраняла значение весьма важного фактора в жизни Московского государства» (А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. М.-Л., 1948, с. 3).

Правда, планы восстановления татарского господства над Россией в XVII веке не были реальными, но нашествия и мелкие разбойничьи набеги крымских татар, доходивших до самой Москвы, приносили России немалый вред (опустошали города и деревни, угоняли население в плен, грабили имущество и т. д.). Россия могла бы справиться с крымскими татарами (об этом красноречиво свидетельствует поход Адашева в Крым в 1559 году и взятие Азова казаками в 1637-1642 гг. и др.), но за спиной крымских татар стояла Турция, поэтому Россия была [144] вынуждена ограничиться устроением засечных черт и ради сохранений «дружбы» с Крымом была вынуждена ежегодно посылать хану и мурзам «подарки».

Во второй половине XVII века в результате постепенного освоения южных районов и воссоединения Украины государственная граница России близко подошла к берегам Азовского и Черного морей. Интересы экономического развития южных районов страны требовали обуздания разбойничьих набегов татар и открытия для навигации Черного моря. В таких условиях «Россия, — как писал К. Маркс, — не могла оставлять... устья Дона, Днепра, Буга и Керченский пролив в руках кочевых татарских разбойников» (Цитата К. Маркса взята из книги: «История СССР», т. I, М., 1947, с. 542).

Петр 1, хорошо понимая задачи, стоявшие перед страной, после успешных Азовских походов поставил вопрос об открытии Черного моря для русского флота. Но позиция Турции, рассчитывавшей на поддержку европейских держав, была непоколебима и русскому дипломату объяснили, что «тем морям владетель — один султан, а иной при нем владетель быть не может, и имеет государство Оттоманское те моря яко чистую и непорочную девицу, и не токмо иметь на них кому плавание, но и прикоснуться никого никогда не допустить, и такое у Порта крепкое намерение никогда и ни для чего не отменится и лучше пустить султану кого во внутренняя своя нежели позволить иных народов плавание кораблям по тем морям»; и, наконец, «и разве по Черному морю иных государств кораблям ходить будет свободно тогда, когда турецкое государство падет и вверх ногами обратится» (В. В. Уляницкий, Дарданеллы, Босфор и Черное море в XVIII веке. М., 1883, с. 27).

Неблагоприятные условия, особенно подготовка к Северной войне, заставила Петра I временно отказаться от своего первоначального плана и удовлетвориться лишь внесением в Константинопольский трактат 1700 года условия о передаче Азова России и о запрещении татарам требовать «подарки» от России как от «самовластного и свободного государства» (Договоры России с Востоком, политические и торговые. Собрал и издал Т. Юзефович, СПб., 1869, с. 1-11).

Итак, черноморская проблема была поставлена во внешней политике России со всей ясностью, но решить ее в первой половине XVIII века не удалось. Неудачный прутский поход (1711 г.) свел почти на нет первые успехи Петра, а война с Турцией 1735-39 годов, несмотря на определенные успехи русского оружия, из-за позиции европейских держав (особенно Австрии) не достигла цели. Хотя границы и были передвинуты на юг, но Россия так и не получила доступа к Черному морю.

Говоря о крымской и черноморской проблемах, не следует забывать, что южные порты Крыма, в которых с конца XV века обосновались турки, в течение трех столетий были основными центрами работорговли, где сбывались в большом количестве украинцы и русские, угнанные разбойничьими отрядами крымских мурз, а также грузины и армяне, захваченные в Закавказье «лезгинами». Военно-феодальная Турция была основным потребителем рабов, и только с ее поощрения существовал пагубный промысел работорговли, приносивший народам Восточной Европы и Закавказья неисчислимые бедствия и непоправимый урон. [145]

Накануне русско-турецкой войны 1768-1774 годов Россия была сильным государством с первоклассной для того времени армией. Как известно, Петр I добился значительных успехов в своей внутренней и внешней политике, возросло число мануфактур, а соответственно увеличилось и количество вырабатываемой продукции, расширилась внешняя торговля, возрос национальный доход. Экономическое развитие страны сделало возможным создание крупной регулярной армии и военно-морского флота.

Ни засилие иностранцев, ни ломка преобразований, последовавшая после смерти Петра I, не смогли приостановить начатый процесс — уже в 1767 году число мануфактур достигло 500, а стоимость вырабатываемой продукции составила 2.700.000 рублей (Сборник РИО, т. 43, ст. 207). Если в 1701 году в России было всего 2 металлургических завода, то в 1766-67 гг. Берг коллегия в своем ведомстве насчитывала 120 (в том числе 76 в новом промышленном районе — на Урале), а в 1769 году — 159 железных и медных заводов; в 1767 году Россия вырабатывала 9,5 млн. пудов чугуна — по выпуску чугуна Россия в XVIII веке вышла на первое место в мире (П. И. Лященко, История народного хозяйства СССР, т. I, с. 366, 414, 415, 443, 450, 451). Параллельно расширилась и внешняя торговля. Так, если в 1726 году объем внешней торговли в двух портах (Архангельске и Петербурге) составил в экспорте 2.688.000 рублей, а в импорте 1.585.000 рублей, то в 1763-65 гг. он вырос почти в пять раз и составил: в экспорте — 12 млн. рублей, а в импорте — 9,3 млн. рублей.

Что касается военной мощи, то в 1767 году русская регулярная армия состояла из 66 пехотных и 40 кавалерийских полков, которые вместе с отрядами местной охраны насчитывали 278.281 человек (Хрестоматия по русской военной истории. М.. 1947, с. 202-203). Русский флот в то время представлял серьезную силу.

Экономическое развитие страны, расширение сети внешней торговли обусловили расширение связей феодального хозяйства с рынком, рост хозяйственной заинтересованности феодалов. В свою очередь, экономическая заинтересованность феодального класса сопровождалась и ростом феодальной эксплуатации. Но класс феодалов этим не ограничился, он боролся за захват новых земель и крестьян «для расширения базы феодальной эксплуатации» (Г. Новицкий, История СССР (XVIII век), М.. 1950, с. 90). Неосвоенные плодородные земли были в южных степях и Причерноморье, куда и рвался господствующий класс феодальной России.

С другой стороны, как уже отмечалось, в XVIII веке быстрыми темпами шел рост мануфактур, а мануфактуру К. Маркс характеризовал как «кооперацию, основанную на разделении труда», как форму, характерную для капиталистического процесса производства (К. Маркс, Капитал, т. I, 1949, с. 343). В. И. Ленин писал: «В развитии капиталистических форм промышленности мануфактура имеет важное значение, будучи промежуточным звеном между ремеслом и мелким товарным производством с примитивными формами капитала и между крупной машинной индустрией (фабрикой)» (В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 3, с. 385). [146]

В русской мануфактуре XVIII века переплетались элементы крепостнических и капиталистических отношений; и рядом с помещичьими мануфактурами существовали и купеческие предприятия, а эти «частные купеческие, вернее капиталистические предприятия... преобладали по числу и значению над дворянскими и в петровскую эпоху и во второй половине XVIII века» (П. И. Лященко. Указ. соч. с. 445). Рассматривая социальный состав владельцев мануфактуры во второй половине XVIII века, специалисты пишут: «большинство владельцев мануфактур, как и в предшествующее время, составляли купцы» (История СССР, с древних времен до наших дней, в двух сериях, в двенадцати томах, т. III, М., 1967, с. 412. О характере русской мануфактуры второй половины XVIII века не только в научной литературе, но и в учебниках имеются разные мнения). Интересы русских купцов требовали открытия черноморских портов для сбыта продукции мануфактурного производства.

Таким образом, выход к берегам Черного моря и установление здесь свободного мореплавания, помимо общегосударственных задач, отвечали интересам господствующего класса феодалов и русского купечества, которые определяли основное направление внешней политики России. «Война есть продолжение политики иными средствами. Всякая война нераздельно связана с тем политическим строем, из которого она вытекает. Ту самую политику, которую известная держава, известный класс внутри этой державы вел в течение долгого времени перед войной, неизбежно и неминуемо этот самый класс продолжает во время войны, переменив только форму действия» (В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 32. с. 79).

Как видим, русско-турецкие противоречия, вызвавшие в XVIII веке серию русско-турецких войн, созрели давно, еще в конце XVII века, но их разрешение зависело не только от России и Турции, важную роль здесь играла позиция европейских держав. Поэтому Россия долго не могла обеспечить безопасность своих южных границ и нормальное экономическое развитие этой области. Напомним, что, пока на северном побережье Черного моря существовали турецкие базы, нельзя было обуздать татар, от нашествия которых больше всего страдал непосредственный производитель феодального общества — крестьянство.

Очевидно, вышеуказанное обстоятельство имел в виду К. Маркс, когда писал, что «...Россия не могла оставлять... устья Дона, Днепра и Буга и Керченский пролив в руках кочевых татарских разбойников» (Цитата К. Маркса взята из книги: «История СССР», т. I, М., 1947, с. 542).

* * *

В 60-х годах XVIII века для России сложилась благоприятная международная обстановка, когда она могла решить давно назревшие внешнеполитические задачи. Характеризуя международную обстановку тогдашней России, Ф. Энгельс лиса 1^: «На севере — Швеция, могущество и престиж которой были подорваны именно вследствие того, что Карл XII сделал попытку вторгнуться в Россию; этим он погубил Швецию и воочию показал непреступность России. На юге — турки и их данники крымские татары, представлявшие собой лишь обломки прежнего величия... Польша, эта основанная на грабеже и угнетении крестьян дворянская республика, находилась в состоянии полного расстройства ...За Польшей лежала другая страна, которая, казалось, окончательно пришла в состояние полного распада — Германия. Со времен Тридцатилетней войны германская Римская империя [147] являлась государством лишь номинально... И рядом с австрийской династией постепенно уже начинала возвышаться в качестве ее соперницы прусская династия» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., издание 2-е, т. 22, М., 1962, с. 17-20). И далее: «Семилетняя война расколола всю Европу на два лагеря. Англия сломила могущество французов на море, в Америке, в Индии, а затем бросила на произвол судьбы своего континентального союзника, прусского короля Фридриха II. Этот последний находился в 1762 г. на краю гибели» (Там же, 23).

«Все державы выходили из этой (Семилетней — В. Н.) войны с крайним истощением, Россия чувствовала его меньше всех и значение, приобретенное ею в Семилетнюю войну, было таково, что ее движение в ту или другую сторону решало судьбу главных воюющих держав. Елизавета довела Фридриха II до края гибели, Петр III спас его; теперь от Екатерины зависело или снова повергнуть его в отчаянное положение, или спасти...» (С. М. Соловьев, История России, М., 1965, кн. XIII, т. 25, с. 149).

Таково было международное положение, когда престол заняла Екатерина II (1762 г.).

Новое правительство должно было, в первую очередь, определить свое отношение к участникам еще не закончившейся Семилетней войны. Как известно, до конца 1761 года Россия в союзе с Австрией и Францией выступала против Пруссии. С начала 1762 года новый император Петр III, по словам прусского министра «рожденный к счастью Пруссии» (Там же, с. 158), порвал с бывшими союзниками и стал на сторону Пруссии, чем спас Фридриха II от неминуемой гибели. После свержения Петра III новое правительство хотя и прервало союз с Пруссией, но войну против нее не возобновило. Такая позиция была продиктована тем, что Пруссия была ослаблена и не могла соперничать с Россией в Прибалтике и в Центральной Европе, но она была нужна России для противопоставления Австрии и Франции и сохранения равновесия (Там же, с. 149-150).

Русское правительство понимало, что в условиях «зависимости» от Версальского и Венского дворов нельзя было добиться решения основных внешнеполитических задач, которые не сходили с повестки дня со времен Алексея Михайловича и Петра 1: завершать присоединение украинских и белорусских земель, захваченных Польшей, укрепиться на Балтийском море и продвинуться к Черному морю (История дипломатии. Под ред. Потемкина, т. I. М., 1941, с. 286).

Сложность осуществления этих проблем состояла в том, что, во-первых, не удавалось отдельно ставить хоть одну из них; во-вторых, страны, которые имели самое непосредственное отношение к этим проблемам — Швеция, Турция и Польша, хотя в отдельности и не могли противостоять России, но пользовались поддержкой Франции и ее союзника Австрии.

В результате недальновидной политики Людовика XV Франция не только не смогла вернуть Австрии захваченную Фридрихом II Силезию, но сама уступила Англии Канаду и Индию (1763 г.) (Там же). Хотя и изгнанная из колоний, Франция все-таки сохраняла свое господство в средиземноморской торговле. Еще в 20-х годах там «на 10 французских приходилось едва одно английское судно» (В. А. Уляницкий. Дарданеллы..., с. 171). «Если взять «нормальный», [148] мирный, год между двумя русско-турецкими войнами (1783 г.) то, как считало французское правительство, в среднем все европейские державы ведут с Турцией торговлю (как импортную, так и экспортную) на общую сумму в 110 миллионов ливров в год; из них на долю французской торговли приходится 60 миллионов ливров, а на все остальные страны, вместе взятые, 50 миллионов» (Е. В. Тарлс. Чесменский бой и первая русская экспедиция в Архипелаг. М.-Л., 1945, с. 7). Поэтому «французские купцы и промышленники смотрели на русское продвижение к Черному морю и на всякие угрозы турецким владениям, как на прямую и серьезную опасность для экономических интересов Франции» (Там же). Для того, чтобы сохранить свое господствующее положение в торговле с Турцией, достигнутое благодаря льготным фирманам султана, надо было сохранить целостность Турецкой империи как единого рынка, а также не допустить туда основного соперника — Россию.

С другой стороны, политическая система Франции в Европе издавна строилась на союзе с Польшей, Швецией и Турцией, которые должны были играть основную роль для предотвращения роста русского влияния в Европе (История дипломатии, т. 1, с. 286). Людовик XV внушал своему посланнику: «Вы уже знаете, и я повторяю здесь самым ясным образом, что цель моей политики относительно России состоит в удалении ее по возможности от европейских дел» (С. М. Соловьев, История России..., М., 1965, кн. ХШ, т. 25, с. 186). Разумеется, французская дипломатия устраивала против России интриги, не жалея на это средств.

Что же касается восстановления традиционного союза России с Австрией против Турции, то русской дипломатии было хорошо известно, что Австрия не могла быть надежным союзником, поскольку интересы России и Австрии в Балканском вопросе не были идентичными.

Изолированная в Европе и ослабленная после Семилетней войны, Пруссия сама нуждалась в союзе с Россией: «Фридриху, — как писал Ф. Энгельс, — покинутому своей последней и единственной союзницей, Англией, надолго рассорившемуся с Австрией и Францией, истощенному семилетней борьбой... не оставалось другого выбора, как броситься к ногам только что взошедшей на трон царицы» (К. Маркс, и Ф. Энгельс. Соч.. изд. 2-е, т. 22, с. 23).

Русская дипломатия, как уже отмечалось, не усматривала в ослабленной Пруссии серьезную силу в Европе и могла рассчитывать на ее содействие. Русско-прусское сближение увенчалось заключением военного союза (1764 г.).

Союз Англии с Россией был вызван следующими причинами: Англия, боясь реванша со стороны Франции, нуждалась в союзнике на континенте; помимо этого, для Англии торговля с Турцией в XVII веке играла немалую роль, особенно она возросла после «капитуляции» 1675 года, «по в XVIII реке благодаря энергичной конкуренции Франции... начинает падать» (В. А. Уляницкий, Дарданеллы..., с. 42), поэтому «Англия была более заинтересована в дружбе с Россией, чем в противодействии ей на Востоке...» (Там же, с. 223) По выражению Е. Тарле, «из двух зол британский кабинет предпочел меньшее» (Е. В. Тарле, Чесменский бой..., с. 4). Кроме того, торговый интерес Англии в России был очень велик.

Русская дипломатия взяла курс на союз с Англией и Пруссией, чтобы противопоставить австро-французскому союзу (т. п. Союзу южных государств), хотя широко намеченный план создания Союза [149] северных держав оказался неосуществимым. Тем не менее сближение с Англией и Пруссией, которое было оформлено отдельными договорами, сыграло определенную роль в осуществлении внешнеполитической программы России.

* * *

Болезнь польского короля Августа III явилась очередным сигналом к подготовке соседей к событиям.

5 октября 1763 года Август III скончался. Разгорелась борьба за корону. Свою кандидатуру выдвинул сын короля Августа III саксонский курфюрст, которого поддерживали Австрия и Франция. Другой кандидатурой стал гетман Браницкий, и, наконец, эти две «партии» объединились, чтобы провести одного из них (Н. Д. Чечулин, Внешняя политика России, с. 242).

Хотя сторонники России Чарторийские были сильны, но только собственными силами, без поддержки России, они не могли решить этот вопрос. Русская дипломатия понимала, что в борьбу против России Франция может привлечь Турцию и Швецию, поэтому Россия начала переговоры с Англией для заключения военного союза, но безуспешно. Россия была вынуждена сблизиться с Пруссией, и в 1764 году был заключен русско-прусский военный союз.

Совместные действия России и Пруссии обеспечили победу русской «партии» — в 1764 году при поддержке России престол занял Станислав Понятовский. (С. М. Соловьев, История падения Польши, с. 18-22)

Русское правительство предъявило Чарторийским и новому королю следующие требования: 1) уравнять в правах диссидентов (некатоликов — православных и протестантов) с католиками и 2) поставить польскую конституцию под гарантию защиты Россией.

Католическое духовенство и шляхта не намеревались уступать, поскольку ставилось под угрозу их господство на Украине и в Белоруссии.

В 1768 году польский вопрос был урегулирован, но случилось непредвиденное. (Там же, с. 70-75) Недовольные элементы в г. Бари организовали конфедерацию и установили связь с Турцией и Францией.

В этот период вспыхнуло крестьянское восстание на Украине против польских панов. Одна из групп восставших крестьян, под руководством Шили, вступила в пограничную деревню Балта. Этот незначительный пограничный инциндент, который не имел ничего общего с политикой царского правительства, был умело использован французскими агентами для давления на Турцию, чтобы спровоцировать войну.

Французские агенты действовали везде — и в Варшаве, и в Константинополе, и в Стокгольме, не жалея средств для организации интриг против России, снабжая польских конфедератов деньгами и оружием. В 1767 году французское правительство выступило открыто как организатор коалиционного нападения на Россию — ген. Дюмурье был послан с группой офицеров и оружием в Польшу на помощь конфедератам. Росло давление и на Турцию (Е. В. Тарле, Чесменский бон..., с. 8). Отношения между Россией и Турцией крайне обострились.

Россия намеревалась предотвратить войну, поэтому II. Панин с специальным письмом обратился к верховному визирю и послал [150] перехваченное письмо французских агентов, из которого явствовало, что последние подкупили начальника Балты Якуба, который раздувал Балтинский инциндент и посылал неверные сведения в Константинополь (С. М. Соловьев, История России..., М., 1965, кн. XIV, т. 27, с. 250-252). Но старания Панина и русского посла Обрескова избежать войны не увенчались успехом.

25 сентября 1768 года верховный визирь вызвал А. Обрескова и потребовал: Россия должна отказаться от постановления последнего Сейма и требований о диссидентах, т. е. об уравнении в правах православных и протестантов с католиками. А. Обресков просил турецкое правительство предъявить эти требования в письменном виде и обещал переслать их своему правительству. Но турецкое правительство не только не выполнило этих требований посла, но немедленно арестовало его и посадило в тюрьму (Там же, с. 252-254). Это означало объявление войны — турецкое правительство отрезало путь к мирному урегулированию вопроса.

Французский министр Шуазель не скрывал, что ему легко удалось поднять турок против России. Французы действовали открыто, но выступлению Турции тайно способствовали Австрия и даже союзник России — Пруссия (Е. В Тарле, Чесменский бой, с. 9). Определенную роль сыграла в этом деле и антирусская позиция крымского хана.

Разумеется, причиной этой войны были не интриги французов или инциндент в Балте. Эти события только ускорили ее. Война имела значительно более глубокие причины — борьба России и Турции за господство на северном побережье Черного моря.

Война с Турцией началась для России в сложных обстоятельствах. Но поскольку война была навязана Турцией, Россия должна была принять вызов, и на повестку дня вновь встали задачи, которые были выдвинуты с конца XVII века.

Турецкое правительство, обнадеженное европейскими державами, предполагало легко справиться с Россией, овладеть Украиной. Крымский же хан мечтал о восстановлении положения допетровского времени.

Турки просчитались. Россия имела надежного союзника в лице попавших под турецкое иго христианских народов, которые своей борьбой наряду с разложением османской военно-ленной системы, сыграли не малую, роль в деле падения оттоманской империи. Эти народы видели в России «своего естественного освободителя и покровителя» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч. изд. 2-е, т. IX, с. 31-32) и война против Турции не могла не найти в них отклика. [151]

ГЛАВА II

ГРУЗИЯ в 60 х ГОДАХ XVIII в. И ОТНОШЕНИЯ С РОССИЕЙ

Положение грузинских царств и княжеств в 60-х годах (Положение Грузии в 50-х годах XVIII в. См. В. Г. Мачарадзе, Материалы, часть II) XVIII века не было одинаковым. Восточная Грузия, которая на рубеже 40-50-х годов добилась фактической независимости, в 60-х годах, после смерти царя Теймураза (1762 г.), официально объединилась в единое царство Картли-Кахети, временно урегулировала отношения с соседними странами и стала на путь возрождения. В Западной Грузии, распавшейся на отдельные царства и княжества, при активном вмешательстве Турции, еще более обострилась внутриполитическая борьба, центральная власть крайне ослабла, страна шла к гибели.

§ 1. КАРТЛИ-КАХЕТИИСКОЕ ЦАРСТВО В 60-х ГОДАХ XVIII ВЕКА И ОТНОШЕНИЯ С РОССИЕЙ

Возвращение из России посольства, возглавляемого Теймуразом II (См. В. Г. Мачарадзе, Материалы..., ч. II), сделало очевидным для царя Ираклия, что Россия пока еще не могла вмешиваться в кавказские дела. Ираклий II был вынужден пересмотреть свой внешнеполитический курс — прежде всего воздержаться от вмешательства в персидские дела и примириться с Керим-ханом, чтобы закрепить успехи (С 1747 г., после смерти Надир-шаха, в Иране началась внутриполитическая борьба, которой умело воспользовался Ираклий II. Он не только добился фактического освобождения Восточной Грузии от иранской зависимости, но включился в борьбу с персидскими ханами, которые намеревались овладеть Ереванским и Ганджийским ханствами и тем самым распространить свое влияние на указанные провинции; в 50-х годах в успешной борьбе с претендентами на персидский престол он закрепил достигнутое. Ереванское и Ганджийское ханства, за оказанную по их просьбе помощь, признали верховную власть грузинского царя и обязались платить ему дань), достигнутые в 50-х годах, и сохранить силы до изменения обстановки, а также улучшить отношения с Турцией и мусульманскими владетелями Кавказа. Очевидно, это явилось причиной того, что Ираклий II сделал вид «недовольного» Россией и стал преследовать Д. Мангова (В. Г. Мачарадзе, Материалы..., II, с. 206).

Особенно важное значение в таких условиях имели отношения с Ираном, который не только в силу утвердившейся традиции, но и в силу последних договоров с Турцией сохранял определенные претензии на Картли-Кахети. К тому же следует отметить, что в 60-х годах XVIII века борьба между претендентами на персидский престол подходила к концу и на первый план выдвинулся ширазский повелитель Керим-хан Зенд. Он разбил представителя Каджаров Мухамед-хана; в 1760 году разбитого хана убили свои же слуги, а его семью арестовали и отдали Керим-хану. Другой претендент — Азат-хан тоже был разбит и [152] прогнан из Ирана Керим-ханом, последний взял Тебриз и стал повелителем почти всего Ирана (за исключением Хорастана, где сидел Шах Рух) (П. Г. Бутков, Материалы, I, с. 245-247; ***).

В декабре 1760 г. Ираклий взял в плен Азат-хана (В. Г. Мачарадзе, Материалы, ч. II, с. 199-200), которого во второй половине 1762 г. еще содержали в Тбилиси (Там же, с. 200, 557), а после возвращения посольства из России царь Ираклий отправил Азат-хана к Керим-хану (Шарашенидзе пишет, что Азат-хана Ираклий «отправил Керим-хану в 1760 г.» (см. *** XVIII *** ., 1970, М- 42), но из выявленных нами документов явствует, что Азат-хан находился под арестом в Тбилиси и в 1762 году; более того, хан намеревался в Тбилиси встретиться с русским разведчиком, но ему это не удалось (ср.: В. Г. Мачарадзе, Материалы ч. II, стр. 557 и др.)).

В знак благодарности, как пишет Н. Бердзенишвили, Керим-хан признал объединение Картли и Кахети, а также права Ираклия II на Ганджийское и Ереванское ханства. Таким образом, верховенство грузинского царя в Восточном Закавказье было признано (***). Более того, Керим-хан послал письма ханам Закавказья, чтобы они были в подчинении у Ираклия II (***).

Что же касается Турции, то в сложившейся в 60-х годах XVIII века политической ситуации она была вынуждена сохранить мирные отношения с Картли-Кахетийским царством. Во-первых, султан знал, что его вмешательство в дела Восточной Грузии не будет встречено молчанием в России (Россия официально не вмешивалась в кавказские дела и этого же требовала от Турции); во-вторых, с 1763 г. на первый план выдвинулся польский вопрос и начинать новую акцию в Закавказье было немыслимо; в-третьих, борьба за полное подчинение Западной Грузии в 60-х годах шла без успеха. В таких условиях вступление в Восточную Грузию не выглядело перспективным, тем более, что это, в дополнение ко всему, могло вызвать озлобление Ирана, где обстановка стала постепенно нормализовываться.

Дагестанские вожаки после поражения в 50-х годах, не были в состоянии организовать крупные походы, хотя их мелкие набеги наносили немало вреда Картли-Кахети. Об этом красноречиво свидетельствует записка русского офицера кап. Н. Языкова, сделанная в 1770 году: «Земля везде хлебородная., пахать далеко от жилищ их или деревень не могут, боясь нападения лезгин или дагестанцов, кои разбойническим образом на пашнях и полях берут их в полон и продают туркам, кабардинцам и кубанцам... жители в дровах великую нужду претерпевают, ибо за страхом от лезгин не только боятся в лес ездить, но и отойтить от своей деревни на версту, в таком великом страхе живут, что ни для пашни, ни для другой какой бы то ни было нужды от землянки своей на 50 сажен без ружья не пойдет, кажется, что они в младенчестве с молоком страху напились...» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1770 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 120-121; Грамоты, I, с. 185-186). В таких условиях невозможно было нормально вести хозяйство, которое все более разрушалось, население нищало, деревни превращались в пустошь. Для успешной борьбы за независимость необходимо было усилить центральную власть. Но здесь помехой явилась система сеньории — сатавадо. Князья для сохранения своего господствующего положения и ослабления царской власти вступали в союз с внешними врагами. Поэтому борьба за «восстановление» [153] Грузии требовала ведения непримиримой борьбы против системы сеньорий (***). Правда, в 40-50-х годах XVIII века борьба эта имела определенный результат, но реакционные картлийские князья не намеревались сдаваться, они и в 60-х годах выставили против царя Ираклия II — представителя картлийской ветви Багратионов, своего кандидата на картлийский престол из потомков Вахтанга VI.

Но в 60-х годах картлийские князья и искатели короны картлийского престола лишились возможности получить поддержку извне: утвердившийся в Иране Керим-хан стремился скорее к дружбе с Ираклием, чем к вражде с ним; Турция также не хотела портить отношения с Ираклием; Россия в 1762 г. официально признала Ираклия II Картли-Кахетийским царем (В. Г. Мачарадзе, Материалы, ч. II. с. 197, 490). Однако в 1765 г. реакционные картлийские князья все же организовали заговор против царя Ираклия II и в качестве кандидата на престол выдвинули царевича Паату (Наше мнение об отношении России к внутриполитической борьбе в Восточной Грузии в 60-х годах (см.: В. Г. Мачарадзе, Материалы, II, гл. IV) молчанием обойдено Л. Тухашвили (СР.: ***)), незаконного сына царя Вахтанга VI (***). Узнав о заговоре, Ираклий отдал дело на рассмотрение суда, который вынес соответствующее решение: царевичу Паате была отсечена голова, Э. Тактакишвили был сожжен, Александру Амилахвари отрезали нос, Г. Цицишвили отрезали язык, а гордого кн. Дм. Амилахвари посадили на осла и так провезли по городу (***). После этих событий царевич Александр Бакарович (внук Вахтанга VI), не осмелившись вернуться в Картли, выехал в Иран (О борьбе царевича Александра, как уже отмечалось, будет сказано в специальном очерке).

Борьба Ираклия II против князей, с целью создания прочного тыла для успешной борьбы с внешними врагами, была прогрессивным явлением. Хотя в этом направлении и были достигнуты определенные успехи, но мероприятия по упрочению центральной власти носили поверхностный характер, поскольку в стране не было соответствующих социально-экономических условий для завершения этого дела. Успехи Ираклия II были обусловлены внешнеполитическими задачами, поскольку прогрессивные силы страны сознавали, что иначе нельзя было оборонять страну (Католикос Антоний I оказался на стороне Ираклия II во время выступления его родного брата Арчила (Абдулла-бека)).

* * *

В XVIII пеке Грузия была феодальной страной с крепостнической системой хозяйства. Необузданное своеволие крепостников, которые не признавали за крестьянами никаких прав, вынуждало крестьян бежать с насиженных земель. Один грузинский феодал признавал, что он с трудом покупает крестьян, но из 10 купленных, если один остается, и то хорошо, остальные бегут в разные стороны (***).

О причинах бегства красноречиво говорят многочисленные жалобы крестьян. Например, крестьяне князя Джавахишвили писали царю Ираклию II, что помещик не дает им ни одного свободного дня для [154] обработки своего участка земли, так что они не знают, как им содержать семью и чем платить государственные налоги (Институт рукописей им. акад. К. Кекелидзе, АН Груз. ССР. ф. Hd, док. № 11, 542). Крестьянин Г. Цриолидзе писал царице Дарье, что, когда турки разоряли Триалети, он с семьей бежал в Джавахети, но, услышав об успокоении в стране, вернулся обратно, по дороге ему встретился кн. Авалишвили, который уговорил его остаться в Садгери, оттуда князь перевел их в Брети и стал притеснять. Цриолидзе два раза обращался к царице с жалобой, и та дала распоряжение, но кн. Авалишвили больше прежнего его стал притеснять, и крестьянин был вынужден вновь обратиться с просьбой защитить его от князя и не вынуждать его бежать в страну «огарян» (Д. П. Пурцеладзе, Грузинские крестьянские грамоты..., Тифлис, 1882, с. 30-31). Крестьянин С. Петриашвили писал царевичу Георгию: пять раз обращались к Вам с просьбой, вы дали распоряжение, но кн. Авел Андроникашвили не стал считаться с вашим приказом и стал еще более притеснять, двух моих дочерей взял в служанки, одна из них оскорблена и обесчещена, она беременная, прошу помогите (Там же, с. 38).

Такое положение создавало большую опасность для государства: во-первых, упадок интенсивного хозяйства вызвал сокращение государственных доходов, поскольку государственные налоги, в основном, взимались с хозяйств «по их возможности» (***) (***), опустошенные хозяйства же ничего не могли дать ни своему господину, ни государству; во-вторых, сокращалось число крестьян — защитников родины.

В связи с этим в 1765 г. был издан закон, который освобождал крестьян, бежавших из плена, от старых господ (Д. П. Пурцеладзе, Грузинские крестьянские грамоты, стр. 17). Но отсутствие у крестьян земли, средств производства, заставляло их искать другого хозяина, чтобы прокормить себя и семью. Ираклий II активно вмешивался во взаимоотношения крепостников и крестьян. Так, в 1771 г. Ираклий II в жалованной грамоте предупреждал сына кизикского сотника, чтобы с крестьянами незаконно не поступали (ЦГИА ГрузССР, ф. 226, док. № 5, 643), а приказ от-1772 г. предупреждал князей Амилахвари, в случае, если они будут незаконно поступать с крестьянами в с. Соганлуги и если оттуда уйдут государственные или их крестьяне, то с. Соганлуги будет отнято у князя и виновник наказан (ЦГИА ГрузССР, ф. 226, док. № 1, 153).

Но Ираклий II и от крестьян требовал, чтобы они повиновались своим господам и выполняли традиционные обязательства. Например, на жалобу крестьян кн. Джавахишвили Ираклий II (в 1774 г.) наложил такую резолюцию: поступить с крестьянами справедливо и что по закону не полагается — не требовать, а если крестьяне не будут выполнять «законные» обязательства — доложить и виновник будет наказан (Институт рукописей.., ф. Hd, док. № 11, 542). В 1775 г. царь приказал кизикскому моураву со всей строгостью наказать монастырских крестьян за неповиновение (Д. П. Пурцеладзе, Грузинские крестьянские грамоты, 27).

Итак, царь Ираклий требовал и от крепостников и от крестьян соблюдения «порядка крепостничества» (***) (Там же, 27-28). Порядок этот для крестьян был тяжелым: они были прикреплены к земле [155] и 30-летняя давность сыска и по законодательству (***) и в практике были в силе. Как известно, «в средние века не освобождение народа от земли, а напротив, прикрепление его к земле было источником феодальной эксплуатации» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2-е. М.. 1961, т. 21. с. 349). Крестьяне, особенно частновладельческие, даже при соблюдении «порядка крепостничества», находились в тяжелых условиях: на их шее сидели феодалы и государство. По действующему закону, «все крестьянское принадлежало господину» (***) (***СПб., 1846, ***), который имел право своих крепостных продавать, отдавать в приданое, дарить, наказывать телесным наказанием и т. д.

Разумеется, закон 1765 г. и распоряжение Ираклия II не меняли основу феодальных отношений, но, тем не менее, они не лишены значения, поскольку крестьяне теперь знали, что «князья и дворяне не могут возложить на крепостных больше службу, чем издавна на них была наложена» (Институт рукописей, ф. Hd., док. № 11, 542).

* * *

Несмотря на определенные успехи внутренней и внешней политики царя Ираклия II, страна оставалась слабой. Население, по сравнению с прошедшими столетиями, значительно сократилось, а хозяйство пришло в упадок. Так, в 1254 году, после нашествия Джалал-Эд-дина и монголов, население Грузии составляло 810 тыс. дымов, или около 4-5 миллионов человек (Н. Бердзенишвили, И. Джавахишвили, С. Джанашия, История Грузии, т. I. с. 246, (за среднее число душ в дыме принято считать 5)). В апреле 1770 г. по справкам, составленным при дворе Картли-Кахетийского царства, многие районы были опустошены и обезлюдели (в некоторых районах осталась одна сороковая и даже одна сотая часть населения), а население Картли-Кахети насчитывало 67 тыс. дымов. (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-71 гг., оп. 110/2, д. 6, лл. 210-213; ***, 1898, № 11) По И. Джавахишвили (не считая населения Казахи, Шамшадило и Дидоети) — 55.590 дымов (***, № 1, 1918). Хотя здесь учтено население не всей Грузии, а только ее восточной части, но, по данным представителя России А. Моуравова, в 1769 г. в Западной Грузии проживало около 29 тысяч дымов (в Имерети — 8 тыс., Мегрелии — 13 тыс., Раче 3-5 тыс., Гурии — 5 тыс.). (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 390-391; Грамоты, I, с. 72-74) В 1770 г. численность всего населения Грузии — и Западной и Восточной — составляла приблизительно 85-87 тыс. дымов, 400-500 тысяч человек (Хотя в последнее время в литературе предлагают и другие данные, полученные путем сравнительного исчисления, с учетом населения отторженных Турцией областей, но мы здесь их не приводим, поскольку нет точных данных о количестве дымов, и к тому же рассчитывать на них было нельзя в борьбе с внешними врагами (с Турцией, в частности)).

Таким образом, население страны в 1770 г., по сравнению с 1254 годом, сократилось в 10 раз.

В стране слабо было развито городское хозяйство, городское население не росло. Так, население г. Тбилиси с XVII века не увеличивалось н в 1770 г. составляло 20 тыс. человек (***, 1898, № 11). По сообщениям Гюльденштедта, в 1771-72 гг. «городское население в основном жило своими [156] виноградниками и садами» (***). Крупных мануфактур в стране не было и торговля была слабо развита. Русский офицер в 1770 году писал: «...никаких заводов, ни фабрик не было и ныне нет во всей Грузии, а есть несколько людей, которые делают разный пестрыя набойки» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д. 13, л. 124; Грамоты, с. 189).

По сообщениям Картли-Кахетийского правительства, государственный доход был незначительный: «Сегодня (5 апреля 1770 г. — В. М.) доход царя Ираклия в год составляет 10.000 туманов. Если время будет благоприятным — 12.000. Доход не имеет прочности» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., оп. 110/2, д. 6, лл. 211-213; журн. «***», 1898, № 11 (по сообщениям кап. Н. Языкова, доход царя Ираклия исчислялся 150.000 рублей, но кап. Н. Языков сомневался в точности этой цифры (ср., Грамоты, 1, 287) по предположениям Н. Коиава,.цифра эта должна была быть больше (ср. ***, 1954, ф. VIII, 33. 352)). По тем же сообщениям, Картли-Кахетийское царство могло выставить 23 тыс. воинов (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., оп. 110/2, д. 6, л. 213; ***, 1898, № 11). Однако по причине экономической слабости (войскам необходимо было оружие, боеприпасы, обмундирование, пища и т. д.) царство не могло создать и 5-тысячного регулярного войска или содержать наемное.

Разработка залежей драгоценных металлов, которыми была богата страна, не производилась ввиду опасности, которая угрожала «со стороны варваров» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-74 гг., оп. 110/2, д. 7, л. 82; Грамоты, 1,431). Это подтверждает и кап. Н. Языков: «Царь Ираклий завел было железной завод в Борчале, но принужден был по причине нападения лезгин раззорить, а до того никаких заводов, ни фабрик не было и нет во всей Грузии» (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д, 13, л. 124; Грамоты, 1, с. 189).

Итак, защита государства от внешних врагов в виду ее экономической отсталости была затруднена и в тоже время без организации обороны нельзя было и думать об экономическом возрождении страны.

При всем этом, Картли-Кахети благодаря успешной внутренней и внешней политике Ираклия II стала ведущим государством в Закавказье, с которым считались соседние страны. В Тбилиси изготовлялись оружие, артиллерийские снаряды, порох (хотя и низкого качества); в городе были типография, монетный двор, мастерские, где изготовляли разные предметы, шла торговля азиатскими и европейскими товарами (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-70 гг., оп. 110/2, д 13, лл. 117-130, 392-393; Грамоты, I, с. 183-193, 75-76). Картли-Кахетийский царь на поле боя мог выставить 15-тысячное войско, а в случае необходимости и больше. Грузинские воины славились своей храбростью, а царь — полководческим талантом. Ираклию удавалось держать в страхе соседние ханства, некоторые из них были даже данниками (Там же; (данниками царя Ираклия были Ганджинское и Ереванское ханства; первый из них платил царю 10.000 рублей, второй — 30.000 рублей)). Более того, несмотря на слабость самой Грузии на Ираклия II возлагали свои надежды соседи; армяне, курды, ассирийцы и другие народы, которые находились под игом Персии и Турции.

Подводя итоги, надо сказать, что Ираклий II умело воспользовался политической обстановкой 40-60-х годов и добился определенных успехов: Восточная Грузия фактически была освобождена от зависимости Ирана. Картли и Кахети были объединены в одно царство. Ираклий обуздал крупных феодалов и создал сравнительно прочную [157] центральную власть. Однако, чтобы обезопасить страну от нашествий, надо было решить ряд сложных задач: 1) надо было закрепить существующие отношения с Ираном; 2) решить т. н. «лезгинский» вопрос — в первую очередь, вернуть Восточную Кахети, захваченную «лезгинами», что, как показал опыт 50-х годов, было не под силу царству; 3) хотя с Турцией в 60-х годах и были установлены нормальные отношения, это было временным явлением и перед правительством стояла задача вернуть Южную Грузию (Ахалцихский край), захваченную турками и превращенную в базу османской экспансии против Картли, ибо пока этот плацдарм находился в руках турок и агрессивная мощь Турции не была окончательно сломлена, о безопасности Восточной Грузии не могло быть и речи.

Решить эти задачи собственными силами Ираклий II не мог. Все надежды он возлагал на Россию, которая была заинтересована в кавказских делах. Однако Ираклий II понимал, что пока будет в силе Белградский трактат, дипломатическая поддержка со стороны России н тем более реальная помощь исключены. И хотя официальные посольства в Россию, вплоть до начала русско-турецкой войны, более не посылались, связи с Россией не были прерваны.

Ираклий II и в 60-х годах поддерживал постоянную связь с пограничными русскими начальниками на Северном Кавказе (кизлярским комендантом и астраханским губернатором), которые имели соответствующие указания со стороны своего Правительства и всегда считались с мнением грузинского царя, и через них урегулировал ряд вопросов. Так было в 1766-1767 годах, когда на Северном Кавказе появился царевич Александр Бакарович, домогавшийся картлийского престола (Об этом, как уже отмечалось, будет сказано в специальном очерке), или в 1767-1768 гг., когда на Северном Кавказе появился поп Захарий Габашвили, изгнанный Ираклием II из Грузии за его ссору с католикосом Антонием (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1762-1776 гг., оп. 110/2, д. 4. лл. 176-190).

Характерным для русско-грузинских отношений 1763-1768 годов можно считать еще одно явление. В 1763-1768 гг., как и в предыдущий период, из Грузии в Россию выехало несколько человек из высшего сословия, которые нашли в России убежище, а из России возвращались на родину грузины, бежавшие из плена (из Крыма, Дагестана и т. д.), что было тогда обычным явлением. Грузины, бежавшие из плена, находили убежище в России (русское правительство оказывало им материальную помощь и способствовало их возвращению на родину), этот факт — одна из ярчайших страниц в русско-грузинских отношениях (Более подробно об этом см.: Добавление).

§ 2. ЗАПАДНАЯ ГРУЗИЯ В 60 х ГОДАХ XVIII ВЕКА И ОТНОШЕНИЯ С РОССИЕЙ

В 50-х годах XVIII века царь Имерети Соломон I добился определенных успехов, разгромил заговорщиков, в Хресильской битве разбил имеретийских князей и их союзника — турок, запретил торговлю пленными, объявил борьбу насильственному распространению ислама, в 1758 г. заключил оборонительный союз с царями Картли и Кахети, в декабре 1759 г. восстановил Кутаисскую епархию (чем упрочил экономическое положение церкви — союзника царя) (Более подробно см.: В. Г. Мачарадзе, Материалы, ч. II, с, 24-28), а 30 декабря 1759 [158] года созвал собрание светских и церковых феодалов Западной Грузии, которое в ответ на требование ахалцихского паши снять запрет на торговлю пленными (В литературе датой собрания считают 4-5 декабря 1759 года (см.: *** ф. IV, 33. 640-641)), постановило: пока будем живы, будем вместе с царем Соломоном и выполним его указ (Акты КАК, т. I, с. 56-58). Знаменательно, что выполнить это постановление обязались и владетельные князья Западной Грузии Дадиани и Гуриели, что свидетельствовало о силе влияния паря Имерети.

Принятие вышеуказанного постановления в ответ на требование ахалцихского паши, означало вызов самому султану, поэтому до получения протеста из Турции, еще 15 января 1760 г., Соломон I выехал в Цхинвал, где встретился с Теймуразом II и Ираклием II. Было решено вместе с царем Теймуразом II послать в Россию католикоса Бесариона (Виссариона), очевидно для обеспечения дипломатической поддержки со стороны России (до получения протеста от султана). Однако, по неизвестной нам причине, посольство не состоялось (Более подробно см.: В. Г. Мачарадзе, Материалы, II, с. 27-28).

Султан, конечно, не мог примириться с постановлением и потребовал от царя Соломона I аннулировать его. Соломон I отказался, что привело к нашествию турок. В итоге положение Западной Грузии в 60-х годах коренным образом изменилось, и успехи царя Соломона I, достигнутые в 50-х годах, были сведены почти на нет.

В 1760 г. турки двинули в Западную Грузию большое войско под командованием Молла-Абдулла-паши, который был наголову разбит; в следующем году турки снова послали войско в Западную Грузию, но опять получили отпор (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 10, л. 10; Грамоты I, с. 15). В 1763 г. турецкое правительство дважды посылало в Западную Грузию войско: первый раз в январе 1763 года 13-тысячное турецкое войско под командованием Ибрагима-паши Эрзрумского с юга вступило в Имерети, но Соломон его разбил, а в октябре того же года султан послал 40-тысячную армию, которая двумя отрядами вторглась в Имерети — одним руководил Абдулла-Риман-паша, а вторым — ахалцихский визирь Гасан-паша. Царь Соломон избрал партизанский метод борьбы, и враг был снова наголову разбит (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 10, л 10; Грамоты, I, с. 15).

В начале 1764 г. Соломон I писал в Россию царевичу Александру Бакаровичу (Соломон I не мог официально послать в Россию посольство, поэтому связь с русским правительством он устанавливает через знакомых посредников-терских казаков и Осетинскую комиссию, на этот раз письмо царя Соломона к царевичу Александру доставили терские казаки), что хотя он и победил в декабре прошлого года, однако султан может прислать большое войско и тогда неизвестно, чем кончится дело, поэтому просил оказать помощь в деле его (Соломона) прибытия в Россию (ЦГАДА, ф. 349, оп. 2, д. 7087, лл. 67-70).

Ираклий II сочувствовал Соломону I и «секретно помогал», но «явной помощи» не оказывал (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-73 гг. м. 110/2, д. 10, лл. 10-11; Грамоты, I, с. 15-17). Турки решили использовать против Соломона бежавшего в Турцию имеретинского князя Теймураза Мамуковича Багратиони, которому обещали имеретийский престол. В 1764 году большое войско (по сведениям М. Абашидзе, 80 тыс. человек) с артиллерией под командованием сераскера Гасана-паши [159] направилось в Западную Грузию (АВПР, ф. Сн. России с Грузией. 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 10, лл. 10-11; Грамоты, 1, с. 15-17). По сведениям, поступившим из Персии, турки имели намерение разорить и Восточную Грузию, что вызвало возмущение русского правительства (АВПР, ф. Сн. России с Персией, 1764 г., оп. 77/7, д. 86, л. 18; А. Иоанисян, Иосиф Эмин, Ереван, 1945, с. 164-166).

В 1765 году Гасан-паша Чилдирский с большим войском вступил в Гурию, свергнул князя Мамию Гуриели и на престол возвел его младшего брата Георгия. Испуганный многочисленностью осман, князь Дадиани примирился с турками и предоставил им возможность перезимовать в Одиши (***, 96-97).

Поход 1765 года в Западную Грузию, как сообщали 14 января 1766 года из Константинополя резидент Обресков и поверенный в делах Левашев, султан считал «совсем неудачливыми», а «оное предприятие казне его стоило до 12000 мешков, или до 360000 рублев»; по замечанию русских дипломатов, султан склоняется к тому, чтоб принять посредничество царя Ираклия и довольствоваться «платою онаго народа дани деньгами, а не людством»; но султан, не веря обещаниям этого народа, дал приказ готовиться к походу — «в будущую весну военным людям Диарбекирской, Эрзерумской и Трапезонской провинции» (АВПР, д. Сн. России с Турцией, 1766 г., оп. 89/8, д. 394, л. 38).

Зимой 1765-1766 г. грузины продолжали партизанскую борьбу, «что Порту очень оскорбило, — читаем в реляции русских дипломатов от 15 февраля 1766 года — и потому приготовляется вновь их атаковать, а по коликому числу с каждой провинции для составления армии военных людей наряжено, то в приложенном при сем в списке подробно объяснено, и по которому кажется, что вся армия состоят имеет от 40 до 50000 человек, не считая вольницы... да и денежной суммы военному комиссару выдать определено только 150000 левпов» (Там же, лл. 56-57)... К реляции приложен перечень провинций с указанием, сколько воинов должен выставить каждый (Там же, лл. 60-61). 17 марта 1766 года русские дипломаты сообщали из Константинополя, что войска медленно собираются, сераскером назначен ахалцихский Гасан-паша (Там же, л. 93).

Летом 1766 года военные действия возобновились. Очевидно, первое время турки не имели успеха, 20 августа 1766 г. Обресков и Левашев из Константинополя сообщили: «Предпринятая война против грузинцев, ачикбашцов (имеретийцев — В. М.), надменно высокомерность здешнего двора, також много оскорблять имеет, ибо, хотя компания уже при исходе, но не слышно ни одного удачливаго успеху, что все правление внутренне много печалить и в прикрытие видимаго разстройства наружно оказывается более гордливым и суровым, а особливо в делах с иностранными министрами, нежели во время вышних империи благополучии» (Там же, л л. 64-65).

Разумеется, такой ход событий был наруку русским дипломатам, ибо неудачи султана в Грузии могли умерить его претензии в европейских делах. Но, однако, в лето 1766 г. наступил перелом в ходе военных действий в Западной Грузии: в сентябре пала Сверская крепость и турки вступили в столицу царства Кутаиси, царем Имерети был объявлен Теймураз Багратиони. Имеретийские князья, подчинились ставленнику [160] султана (***, 86-97; Ср.: Грамоты, I, с. 16-17). Турки усилили гарнизон крепостей, а их главные силы покинули Имерети (АВПР, ф. Сн, России с Грузией. 1769-73 гг., оп. 110/2, д. 10, лл. 10-11; Грамоты, I, с. 16.).

Соломон I с горсткой верных людей скрылся в Верхней Имерети — крепости Модинахе (***). Он не сложил оружия, 20 октября 1766 г. царь послал ген. Потапову в Кизляр Кайхосро Церетели и «Егора Абдушаридзе» (Георгия Абдушаридзе), с письмом, в котором писал: «Нынешняго году в июле месяце, по указу салтанскому сераскир ахалцихской паша Асан, амасис (?) паша, сузи (?) паша Аджи Али бек канучи и прочия под ними начальствующая, будучи с восемью десятью тысячами и более войска отправлены для раззорения и истребления моего царства; по вступлении во оное много святых церквей разорили, осквернили и сожгли, множество же святых икон изломали и восемьсот человек христиан себе в плен забрали» (АВПР, ф. Внутренние коллежские дела, 1766-67 гг., оп. 2/6, д. 7174 (опробованные доклады ея и. в. в 1766-67 гг.), лл. 371-373); царь сообщал причину нашествия: турки требовали аннулирования запрета на торговлю христианскими пленными, который он наложил и на снятие которого он никогда не согласится; он писал, что готов по-прежнему платить султану подать деньгами. Далее, не упоминая даже о воцарении в Имерети Теймураза Багратиони, царь продолжал: «Ежели мое царство останется при моем повелении, чтоб пленников туркам не продавать, а турки к тому принуждать не будут, то и я могу по прежнему пребывать в моем царстве (Соломон I умышленно обходит молчанием воцарение Теймураза Багратиони); но буде султан на оное силою станет наступать и принуждать к продаже им христиан, то я ни для чего поступить не намерен на такое душепогубное позволение своему народу и лутче желаю лишиться всего богатства, нежели душу свою погубить и себя в порицании оставить. И в таком случае ежели паче чаяния не удастся мне вышеозначенное преодолеть, я намерен мое царство оставить и прибегнуть под протекцию благочествейшей и всемилостивейшей государыни, почему и прошу ко двору Ея И. В. представить, в которых местах повелено будет нам поселиться с теми князьями, дворянами и служителями, кой со мною выедут и с каким матерным милосердием приняты мы будем» (АВПР, Внутренние коллежские дела, оп. 2/6, д. 7174, лл. 371-373 (выделено нами. — В. М.)).

В конце письма Соломон I просил ген. Потапова не задерживать К. Церетели и «Егора Абдушаридзева» в России, а ответ на его прошение сообщить через проповедника христианства в Осетии игумена Григория (Там же).

20 ноября 1766 г. ген. Потапов докладывал КИД, что 17 ноября К. Церетели и «Георгий Абдушаризов» доставили ему письмо от царя Соломона I, которое посылает и просит указание, а послов царя через 3-4 дня отправит обратно (Там же, л. 370). Доклад коменданта с приложениями был получен в Петербурге 9 января 1767 года (Там же).

Однако реляция А. Обрескова и Левашева из Константинополя от 20 октября 1766 года была получена в Петербурге раньше письма Соломона I. В ней было сказано, что подтвердились сообщения прежней [161] реляции (от 20 сентября) о старании посла царя Ираклия примирить Соломона I с султаном, но Порта выдвигает два условия: «...те грузинцы по прежнему обыкновению ежегодно давать будут по 60 девушек, какой бы породы ни были, а Порта имеет перестать почитать их подданными, но только под протекциею ея состоящими, согласясь, дала ему, Ираклию полную власть постановить со оным народом порядочной договор, и оную персону обратно отправила с нарочитым награждением. Время окажет, будет ли сие учреждение иметь совершение, и не находят ли иногда те грузинцы сию Порты податность в авантаж их обратить и устремиться, стараться совсем от иной дани избавиться, ибо находящие на сии согласии и предыдуще бывали, но действия их не возымели» (АВПР, ф. Сн. России с Турцией, 1766 г. оп. 89/8, д. 398, лл. 8-9).

Как видим, русские дипломаты сомневаются в выполнении султаном выдвинутых условий (Из реляции видно, что на вопрос турок послу: Соломон I слаб, кто же ему помогает, не поддерживает ли Россия? посланник Ираклия II ответил: Соломону I помогают горские племена, а Россия нет). Ничего более русские дипломаты не могли узнать, поскольку, хотя посол Ираклия в Константинополе был принят «с почтением, но в великом от всех отдалении, так что никому приближиться его не дозволено», а русские дипломаты это узнали через другие каналы (АВПР, Сн. России с Турцией, 1766 г., оп. 89/8, д. 397, л. 54). Дальнейший ход дел также не был известен русским дипломатам, ибо 20 декабря 1766 г. они писали: «Бывшая у Порты раздоры с грузинцами ачикбашцами, кажется, прекратились, ибо видимы возвращающимися по провинциям бывшая в том краю некоторые войска» (АВПР, ф. Сн. России с Турцией, 1766 г., оп. 89/8. д. 398. л. 72).

Документы ничего не сообщают о том, когда вернулся посланник Ираклия II из Константинополя и как шли переговоры с царем Соломоном I. Но, как видно, Соломон I не принял условий султана, поэтому в ноябре 1766 года он уточнил условия переселения в Россию, к декабря 1766 года ген. Потапов докладывал правительству, что на днях из Осетии в Кизляр прибыл игумен Григорий, который сообщил: по причине нашествия турок Соломон I вынужден переехать во владение Эристава Ростома и находится в Кударо, близ Осетии; царь просит ходатайствовать перед султаном, чтоб «тот турецкий двор оставил усильно брать с его царства есырей, а получил бы подати деньгами, как и прежде. Буде ж сего учинить не можно, тогда б он принят был, с его князьями, дворянами и народом, сколько набратца волею может, в здешнее защищение и пожаловано место на поселение в здешних границах, а не внутри России» (АВПР, ф. Сн. России с Персией, оп. 75/5, д. 13, л. 292, (выделено нами — В. М.)). Это последнее сообщение в Петербурге получили 17 января 1767 г. (АВПР, ф. Внутренние коллежские дела, 1766-1767 гг., оп. 2/6, д. 7174, л. 375)

На основании вышеуказанных документов, а также учитывая положение в Центральной Европе, в конце января 1767 года КИД составил доклад по поводу прошения царя Соломона, который 1 февраля 1767 г. был одобрен императрицей. (Там же, лл. 362-369) В докладе дано содержание рассмотренных выше документов (Письмо царя Соломона от 20 октября 1766 г., доклад ген. Потапова от 20 ноября и 4 декабря 1766 г., сообщения из Константинополя от 20 октября и 20 декабря 1766 г.), на основании которых КИД заключает, что предложение царя Соломона, вассала султана, принять нельзя, ибо это усилит подозрение Турции и может «приводить с Россией в холодность и ссору». (АВПР, ф. Внутренние коллежские дела, 1766-67 гг., оп. 2/6, д. 7174, лл. 362-369) [162]

Однако, чтобы не огорчать Соломона I, было решено поручить ген. Патапову отправить в Имерети надежного человека и сообщить дарю, что в России его прошение было встречено с большим одобрением, но поскольку враги Соломона истощены, к тому же Россия с Турцией имеет мир, то не отложит ли Соломон свое переселение в Россию на будущее — более удобное время. (АВПР, ф. Внутренние коллежские дела, 1766-67 гг., оп. 2/6, д. 7174, лл. 362-369) Посланцу в Имерети поручалось узнать также, чем кончилось посредничество Ираклия II между Соломоном I и султаном. (Там же)

В связи с этим, спустя 3 месяца, 30 апреля 1767 г. кизлярскому коменданту был послан указ, в котором пересказано содержание вышеупомянутого доклада КИД (опробованного Екатериной II февраля 1767 г) и поручено ему послать в Имерети игумена Григория. (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-73 гг., оп. 110/2. д. 20, лл. 139-145) К указу была приложена инструкция от 30 апреля 1767 г., адресованная игумену, в которой разъясняли, что хотя Россия в настоящее время не может принять Соломона, однако надо обнадежить его на будущее время. (Там же, лл. 148-150) 5 ноября 1767 года ген. Потапов рапортовал КИД, что он послал в Имерети игумена Григория, (АВПР, ф. Сн. России с Персией, 1767-74 гг., д. 17, лл. 75-76) а 26 января 1768 г. Потапов получил сообщение, что 20 декабря 1767 г. игумен Григорий прибыл в Имерети, но еще не встречался с царем Соломоном, потому что царь освобождал города, захваченные турками (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-75 гг., оп. 110/2, д. 20, л. 161).

В ожидании ответа из России Соломон I продолжал борьбу. После ухода главных турецких сил, из Имерети, царь послал в Дагестан Николая Церетели, где тот нанял 300 горцов, каждому из них он платил по два-три тумана в месяц. Соломон собрал вокруг себя верных людей и перешел в наступление. Теймураз Багратиони, которого поддерживали Дадиани, Гуриели и Эристав Рачи, был разбит около Чхари, пленен и посажен в Мухурскую крепость, где и скончался. (***. 15. Грамоты, I, с. 16, 31, 73; Грамоты, II вып. I, с. 4; П. Бутков, Материалы, I, с. 276; ***).

Таким образом, Соломон I вернул престол в борьбе, а не благодаря соглашению с султаном, как об этом думают некоторые исследователи (О. П. Маркова, Россия, Закавказье и международные отношения, с. 136; а в очерках Истории Грузии сказано, якобы в 1766 г. в Стамбул прибыли посланники Ираклия II и Соломона I. Имеретийское посольство возглавлял брат Соломона I Иосиф. Договор 1767 г. признавал Имерети не вассальным государством, а находящимся под покровительством Турции, что же касается тех 60 девушек, которые должны были быть посланы в Турцию в качестве дани, то они могли быть все равно «какой породы» (нации). (См. ***. 645-646)).

Что касается миссии архимандрита Григория в Имерети, то известно лишь, что, возвратившись из похода, Соломон I хорошо принял его и две недели держал у себя, а потом отправил в Гурию, где тот был убит. 2 июля 1768 г. полк. Капитовский из Моздока докладывал кизлярскому коменданту, что по сведениям, поступившим из Осетии, архимандрита убили «татары», а свита его захвачена в плен (АВПР, ф. Сн. России с Грузней, 1768-75 гг., оп. 110/2, д. 20, лл. 161-162). 15 июля 1768 г. ген. Потапов докладывал правительству, что в Кизляр прибыл дьякон Степан «Николаев», брат архимандрита Григория, находившийся с ним в Имерети; дьякон сказал, что ему неизвестна причина поездки архимандрита в Гурию; он рассказал все, что произошло в Гурии: [163] они остановились в доме, который находился в садах, ночью напали «татары», архимандрита убили, разграбили, свиту в плен увели, а он. сам спасся бегством в лес (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-75 гг., оп. 110/2, д. 20, лл. 161-162). О поручениях кизлярского коменданта дьякон ничего не знал: «что же в бытность того архимандрита у даря Соломона произходило между ими по порученной секретной коммиссии, а том ему, дьячку нимало не известно» (Там же. л. 163). Дьякон Степан сообщил, что, возвратившись из Имерети, он встретился в Тбилиси с иеродиаконом Парфением из свиты архимандрита, которого выкупили из плена; Пар-фений сказал дьякону, что, посетив родственников, он должен ехать к царю Соломону I для получения писем, а уж затем в Кизляр (Там же).

Нам неизвестно, когда прибыл иеродиакон Парфений в Кизляр и какие сведения доставил он коменданту. Но в это время царь Соломон готовил посольство в Россию во главе с Максимом Кутатели (Абашидзе) и возможно потому не нашел нужным вручить письма иеродиакону Парфению.

Хотя Соломон I вернул себе престол, но после турецких нашествий страна была опустошена, хозяйство находилось в упадке; в руках турок оставались основные города-крепости: Батуми, Кобулети, Цихисдзири, Поти, Рухи, Анаклия, Сухуми, Шорапани, Багдади, Цуцхвати, а также столичный город Кутаиси, в которых стояли трехтысячные гарнизоны (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1770 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 387-393; Грамоты, I, с. 63-77). Постановление собрания 1759 года после нашествия турок в 1766 г. было сведено на нет, центральная власть ослабла. О примирении с владетельными князьями К. Дадиани и Г. Гуриели и рачийским эриставом Ростомом, которые поддерживали Теймураза Багратиона в борьбе с Соломоном I, нечего было и думать, приведение же их в прежнее повиновение можно было только силой оружия, но номинальные вассалы царя по силе не уступали ему. Новое выступление турецких войск могло все изменить.

Это обстоятельство заставило Соломона I 23 июня 1768 г., несмотря на недавно полученный отказ из России, отправить новое посольство, возглавляемое митрополитом кутаисским Максимом Абашидзе.

Однако к этому времени международная обстановка значительно изменилась. 11 июля 1768 г., как уже отмечалось, русскому посланнику в Константинополе А. Обрескову было предъявлено категорическое требование — вывести русские войска из Польши; 25 августа был сменен верховный визирь — «человек миролюбивый» и благонамеренный по отношению к России (С. М. Соловьев, История России..,, кн. XIV, т. 27, М., 1965, с. 251-252). Турция готовилась к войне с Россией, поэтому посылать в Имерети карательные войска не имело смысла, надо было идти на уступки, султан «помиловал» Соломона I и 25 сентября 1768 года, в день ареста русского посла и объявления войны России (а не в марте 1770 года, как датирован фирман султана А. Цагарели) (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-71 гг., оп. 110/2, д. 5. лл. 27-28; Грамоты, с. 101-102), [164] послал ему жалованную грамоту (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1768-1771 гг., он. 110/2, д. 5, лл. 1-2), а ахалцихский паша, от имени султана, подарил царю Соломону саблю и обнадежил, что султан простил ему старые «грехи», но новых он не должен совершать и должен платить дань. И царь Соломон обязался платить ахалцихскому паше 30.000 рублей, — население царства, не имея других средств, продавало своих детей, чтобы уплатить дань (АВПР, ф. Сн. России с Грузией, 1769-1770 гг., оп. 110/2, д. 13, лл. 387-393; Грамоты, 1, с. 74).

Трудно сказать, пошел бы Соломон I на такие уступки, зная, что происходит в это время в Турции. Очевидно, царь не ждал положительного ответа из России и от посольства митрополита Максима. Поэтому примирение с Турцией было необходимой передышкой для того, чтобы собраться с силами для нового выступления против врага.