КАЛМЫКИ В БОРЬБЕ С ТУРЦИЕЙ

(К истории турецких интриг на Кавказе).

I. Из-за Салтанаульцев.

С самых первых дней нашего водворения в северной части Кавказскаго перешейка после покорения Астрахани, правительство Порты Оттоманской постоянно домогалось распространить свое властное влияние на русских подданных магометанского закона даже тех, которые никогда не были подчинены Турции и не признавали главенства стамбульскаго халифата. Особенно старалось оно оказать давление на так называемых Салтанаульских Татар, известных под именем Малаго Ногая, и обитавших в предгорьях Кавказскаго хребта Черкес и Кабардинцев (Кабардинцы, те же Черкесы, составляющие отрасль племени «Адыге», известную нашим отдаленным предкам под именем «Косоги» («И Византию громили и с Косогов брали дань»), которых арабские писатели называли «Кешак»).

Судя по «доношению» коллегии иностр. дел сенату 28 Мая 1774 г., Ногайцы «издревле кочевали при Волге в подчинении астраханскаго хана» и в 1552 г. изъявили желание принять русское подданство, но потом во время Разинскаго возмущения 1670 года, откочевали на Терек, а оттуда в 1696 г. перешли на Кубань и «поддались хану крымскому» (В книге Г. А. Ткачева «Гребенс., Терек. и Кизлярс. Казаки», стр. 32, поясняется без указания источников, что Малым Ногаем назывались «Казыевы улусы», кочевавшие на Кубани до Кумы и Маничей. Между тем, как видно по документам Москов. архива Иностр. дел, Казыевы улусы существовали еще в 1569 г., когда Ногайцы и не помышляли уходить с берегов Волги. В книге интересна еще такая подробность, будто в 1633 году улусы эти громили Гребенск. и Tepcкие (?) казаки с терским воеводою Турениновым, а ниже автор добавляет, что последний умер до начала похода). [166]

Благодаря этому, численность Закубанских и Казыевских Татар удвоилась, что дало возможность кубанскому сераскиру и крымскому хану усилить раззорительные набеги на соседние черкесския племена, считавшияся со времен Иоанна Грознаго в русском подданстве. (Пятигорские Черкесы подчинились России в 1552 г., Кабардинцы — в 1557 г.).

В 1688 г. сераскир Казы-Гирей с огромной ратью не только прошел всю кабардинскую землю, но достиг Терека и уничтожил городки тамошних казаков. Через 20 лет набег повторился, Крымцы под начальством сераскира Эштек-Каип-Салтана дошли даже до Каспия.

Вследствие этого, обе Кабарды, Большая и Малая, были порабощены Крымцами, князья их обезличены, державшийся в некоторых местах христианства народ принужден был перейти в магометанство, а исповедовавшие язычество безпрекословно подчинились фанатическому учению ислама. Правда, в 1721 г. астраханский губернатор А. П. Волынский («Царский адъютант», полковник, Артемий Петрович Волынский, был первым астрах. губернатором, после отделения вновь заведенной области от губернии Казанской в Июне 1719 г., и правил краем до конца 1724 г.) добился того, что области эти признали над собой власть русскаго императора, но за невозможностью, по недостатку пограничных войск, защищать их от татарских набегов, Петру Великому пришлось в 1722 г. отказаться от этой мысли и в договоре с Турцией признать их нейтральными.

В 1736 году открылась война с Портой. Для нанесения ей удара со стороны Кавказа были посланы на Кубань Калмыки с Донскими казаками под начальством хана Дондука-Омбо и войсковаго атамана Данилы Ефремова (Tepcкий «историк» Г. А. Ткачев уверяет (в своей брошюре «Гребенские, Tеpcкие и Кизлярские казаки», 1911, стр. 204), без указания источника, будто в этом походе находилось по предписанию фельдмаршала Миниха 500 гребенских казаков под начальством атаманов Ауки и Петрова. В главн. Москов. архиве м-ва иностр. дел (кабардин. корт. 1, № 1) есть точное указание, что 597 Гребенских, Терских и семейных казаков были назначены в поход генералом Ласси, но на Кубань не дошли, вернулись с дороги и никакого участия в делах с Кубанцами вместе с Донцами и Калмыками не принимали). Им удалось отбить от Кубанцев салтанаульских Татар, из коих «военных людей более 10 тыс. человек собиралось». Они снова приняли российское подданство, их перевели кочевать на прежния места между Тереком и Кумой, и [167] «все мурзы в верности учинили присяги и дали в Кизлярскую крепость аманатов» (Т. е. заложников).

По договору с Дондуком-Омбо, Ногайцы обязались, согласно прежнему обыкновению, платить Калмыкам дань по одной скотине с семьи. Но эта подать тяжело отзывалась на бедном классе населения, почему в 1738 году 700 кибиток их ушло на Кубань, да «и о прочих имелось подозрение». Чтобы удержать последних, Дондук просил коллегию иностр. дел перевести их за Терек или в другое какое место и, по указу Петра Великаго от 16 Апреля 1724 года, отдать их в полное распоряжение Калмыков. Опасаясь, что они соединятся с живущими на той стороне этой реки горцами, «кои суть однозаконцы их, мухамедане», кабинет министров указал им место в Терекских устьях за р. Кизляром, предписав взять в Астрахань до 50 аманатов из лучших мурзинских детей. В то же время находившемуся при калмыках капитану гвардии Андреяну Лопухину поручено было сказать «под рукою» хану, чтоб он, «разобрав Ногайцев, разделил их по калмыцким улусам», для чего ему была обещана помощь казачьими войсками. (В указе этом говорилось: «калмыцким владельцам, ушедших от них Татар, когда оные будут возвращены целыми улусами, как то напред сего бывало, не держать, но разделить всех врознь по калмыцким улусам» (Астрах. архив, см. вышеуказан. доношения кол. иностр. дел)).

Требование правительства Дондук охотно вызвался исполнить и в 1739 году вошел в соглашение с Донским атаманом Данилой Ефремовым — «поймать знатных салтанаульцев, половину отдать под охранение Россиянам, а других умертвить и улусы их перевести на Волгу или за Кизляр», «к чему было назначено и время». Но тут произошло такое обстоятельство, которое разом переменило намерения Дондука, чему отчасти было виною и русское правительство.

Во время своего бегства в 1732 г. на Кубань, вследствие происходивших в Калмыцком народе волнений после смерти хана Аюки, Дондук-Омбо, желая, видимо, прекратить всякия с своей родиной сношения, развелся с своею женою, Калмычкою Солом и женился на дочери главнаго кабардинскаго владельца (князя) Магомета Коргокина, по имени Джан. Когда в 1735 г. правительство вызвало его в российские пределы, чтобы вручить ему управление калмыцким народом, — последняя прибыла с ним на Волгу. После [168] удачнаго в 1736 г. Кубанскаго похода, значение и власть Дондука упрочились: в 1738 г. правительство призвало его «действителъным ханом», — желая обезпечить себе положение в будущем и укрепить за своими малолетними детьми право на наследование ханства после престарелаго мужа, — молодая жена стала интриговать против своего пасынка Галдан-Норбо, рожденнаго от Солом. Между отцом и сыном в том же году она поселила «явную вражду». Чтобы прекратить начавшееся смятение, императрица повелела схватить Галдана и отправила его в заточение, по дороге куда он умер (Из письма астрах. губернатора Ив. Сем. Захарова генерал-прокурору А. А. Беклемишеву от 30 Ноября 1799 г. (дело Астрахан. архива, № 268). — После Галдана остались три сына: Цебек-Доржи, Кирин и Аксагал).

После этого Джан совсем овладела умом Дондука, заставив его отказаться от мысли завладеть родственными салтанаульцами, за сына главнаго Мусы-мурзы которых в том же 1739 году вышла замуж ея сестра. Убеждаемый кабардинскими родичами, действовавшими по научению турецких эмиссаров, Омбо оставил их кочевать при Тереке, поручив «смотрение» над ними «шурьям» своим Магомету Каргокину с братьями, и только для отвода глаз пред пограничными русскими властями, были взяты «у бывших тогда в подозрении» ногайских мурз Марсура и Арсанбека двое сыновей в аманаты. Но и они, воспользовавшись разразившимися в следующем году среди Калмыков после смерти хана волнениями, покинули отданных в Кизляр заложниками детей и в ста кибитках ушли на Кубань (Год кончины обозначается разно: в донесении коллегии иност. дел 28 Мая 1744 г. показывается 1740-й, в письме Захарова 1741-й).

Несмотря на все пущенныя в ход интриги, вдове Джан не удалось завладеть ханским престолом. Жадные к властолюбию таедши (владельцы) и ной-оны (князья) не согласились признать законными наследниками детей ея, выставляя претендентом на ханское достоинство старшего сына Галдана Цебек-Доржу, «яко внука хана Дондук-Омбо». Междоусобия дошли до таких размеров, что 700 кибиток из рода Тюмут ушли за границу. Для прекращения безпорядков как среди Калмыков, так и между салтанаульцами императрица Елисавета Петровна «прислала тайнаго советника Татищева» (Василий Никитич Татищев (отец русской истории) начал свою службу еще при Петре I. Своей энергичной деятельностью особенно прославился он во время управления Екатеринбургскими казенными заводами (1734 — 37), благодаря чему, после смерти ст. с. Кириллова, его назначили (10 Мая 1737 г.) командиром Оренбургской комиссии, однако, подавить башкирское возстание (начавшееся еще в 1735 г.) ему не удалось. В 1739 году среди Башкир появился самозванец Карасакал, выдававший себя за брата Зюнгорскаго (Калмыцкаго) хана Галдан-Чирина (по видимому, вышепоказаннаго Галдана-Норбо), почему на место Татищева был прислан ген.-лейт. кн. Урусов. Назначенный в 1741 г. астрах. губернатором В. Н. управлял краем до 1745 года), а для управления калмыцким народом, в том же 1741 г., [169] был определен наместником ханства внук перваго хана Аюки ? Дондук-Даша. Интриговавшую же Джан, по высочайшему повелению, отправили в 1743 году в Петроград, где она и восприяла крещение под именем Веры, с двумя детьми Ионой и Алексеем, ставшими потом родоначальниками известной в России фамилии князей Дондуковых.

К салтанаульцам правительство командировало подполковника Карла Цейнера, который обнадежил их освобождением от даваемой Калмыкам подати и склонил к тому, что в 1742 году мурзы прислали к нашему двору депутатов с прошениями о подданстве. Вследствие этого, указанному офицеру повелено состоять при них «для лучшаго в верности содержания и примечания поступков их», а губернатору Татищеву послан указ, чтобы «чрез Магомета Коргокина, братьев его и другим удобовозможным способом» старался он «тот салтанаульский народ поселить и утвердить в подданстве Ея Императорскаго Величества».

В противном случае требовалось насильно перевести их за Кизляр или к Астрахани на Волгу, взять «довольное число аманатов» и, разобрав по калмыцким улусам, «раззорить и разграбить», лишь бы не допустить «до принадлежащих к Кубани земель». Для приведения этого плана в «действие», предполагалось «употребить Донских и Терских казаков» с калмыцким войском, ради чего были заготовлены «в запас» указы астраханскому губернатору, наместнику ханства Калмыцкаго и донскому войсковому атаману.

Однако, несмотря на все прилагаемыя местными властями старания, затея эта не удалась, вследствие интриг со стороны Кабардинских князей и «подзывов» от Кубанских султанов, действовавших согласно с видами турецкаго правительства. Уговорившись с владельцем Кабарды Арсланбеком Койтокиным, старший Муса-мурза «с прочими» оставили содержащихся в Кизляре аманатчиков и 29 Сентября 1742 г. бежали за Кубань. В пределах Кабардинских осталось не больше 30 аулов, да и те намеревались при удобном случае скрыться туда же. [170]

Правительство русское лишено было возможности принять какия либо принудительныя меры для обуздания таких действий кабардинских князей, так как, согласно заключенному с Турцией 18 Сентября 1739 г. Белградскому трактату, обе Кабарды и весь кабардинский народ были признаны вольными и неподчиненными ни Порте Оттоманской, ни России, «служа, как бы барьером» между обеими империями. И хотя, «по древнему обыкновению, для спокойнаго их пребывания», положено было «содержать от них аманатов» там и здесь, а в случае обнаружения причин к неудовольствию, наказывать каждой из договорившихся сторон, но в действительности ничего подобнаго не соблюдалось. Турция свободно чинила над поступками кабардинцев крутые расправы чрез Кубанскаго сераскира или Крымскаго хана. Тогда как Россия для наказания виновных должна была сноситься с Портой, всегда елико возможно обелявшей своих единоверцев.

Для захвата Ногайцев весною 1743 года были посланы в Кабарду Калмыки и казаки, которые перевели их к устьям Терека, но они и оттуда продолжали делать за Кубань побеги. Пришлось перегнать их на Волгу, где 2809 человек из них отдали для распределения по калмыцким улусам, 1162 — удержали при Астрахани, а 126 детей раздали разным людям «в службу».

14 Января 1744 г. Коллегия иностр. дел предписала Татищеву отправить их в Казанскую губернию для поселения мурз и знатных старшин при Казани в Татарской слободе с наделением, «буде есть, порозжими землями», а прочих всех раздать на нагорной стороне Волги в Стяжском уезде по деревням тамошним татарским мурзам в вечное владение. «И для того, — указывалось, — отправить из Астрахани до Царицына людей в судах водяным путем с пристойным конвоем, а скот с несколькими их служителями и безопасным конвоем — сухим путем. А от Царицына отправить их и скоты при них до Свияжска по Нагорной стороне с крепким конвоем».

В. И. Татищеву было предложено «учинить распределение», сколько из них могло прожить в Казани, без наделения «землями, ежели там порожних не сыщется», и сколько раздать свияжским мурзам. Тех из «разданных» ребят, которые еще не крещены, отдать отцам и матерям; крещенных же и тех, которые, «за отдачею их отцов и матерей Калмыкам», осиротели, мужескаго пола взрослых определить в солдаты в Архангелогородский и Рижский [171] гарнизоны, а малолетних отослать туда же в солдатския школы. «Девок крещенных раздать тамошним (очевидно, астраханским) офицерам и дворянам, которые суть российскаго закона, а иноверцам, яко то: Армянам и другим, никому не отдавать».

16 Марта губернатор доставил в коллегию иностр. дел «ведомость», по которой было назначено в Казанскую Татарскую слободу мурз «с фамилиями» муж. пола 33, женс. 37, служителей их муж. 40, жен. п. 30; старшин муж. 201, жен. 57, служителей при них муж. 30, жен. 36, а всего 568 чел., ? для раздачи свияжцам: мурзинских и старшинских служителей муж. п. 128, жен. 133, аульных людей муж. 152, жен. 138, итого 280 мужч. и 271 женщ., а всех 1119 челов. «Да ребят, отцы и матери которых отданы Калмыкам», определил он в солдаты 30 и в школу 43 челов. Но сколько подлежало к раздаче «девок», о том почему то не было доставлено сведений. Коллегия согласилась с этим распределением и вошла с «доношением» в сенат об приведении в исполнение проектированной меры.

II. Из-за Кабардинцев.

После этого, Закубанския орды и Кабардинцы, как будто присмирели и долгое время не делали нашим пограничным поселениям предерзостей. Напротив некоторые из последних просили даже русское правительство, для лучшаго обращения горцев в христианство, построить близ их владений, на левом берегу Терека, в урочище Моздогу (т. е. дремучий лес), укрепленное селение. И того же года, 17 Июля, князь Малой Кабарды Коргока Кончокин принял в Кизляре православную веру с именем Андрея Ивановича, а 9 Сентября крестились: его жена Коншофа, под именем Веры, дочери Надежда и Любовь, сын Николай, сестра Александра и один Черкешенин, которые первыми основались на отведенном месте. В течение последующих лет к ним присоединились девять крещеных Осетин и 7-мь Осетинок, 2 грузинских священника с 89-м. п. и 65 ж. пола одноплеменниками и Армяне: 1 священник с 26 прихожанами муж. п. и 29 ж. пола. Тогда правительство решило построить тут крепость для защиты вновь поселяемых и ограждения от кубанских и горских набегов других пограничных русских селений.

Распоряжение это, однако, не понравилось прочим владельцам Кабарды и особенно турецкому правительству, узнавшему откуда то, [172] что, кроме Моздокскаго, Россия строит еще три укрепления «по край кабардинских владений». Нашему резиденту в Константинополе было предъявлено настойчивое требование об уничтожении этих крепостей, угрожая в противном случае открытием военных действий.

Действительно, в Июне 1765 года кубанский Мурза Цокур-Аджи Росланбеком с 4 тысячной партией появился на р. Куме, намереваясь сделать нападение на Моздок, Кизляр и Казачьи городки по Тереку. К ним присоединились Кабардинцы. Но попытка эта не удалась. Высланные 6000 казаков с Дона, столько же Калмыков и 500 волжских казаков не позволили им произвести разорений ни в этом, ни в последующих годах (Астрах. архив дела №№ 594 и 597 за 1765 г.)

Кубанская орда отхлынула. Но Кабардинцы не унимались. 10 Мая 1765 г. Кизлярский комендант Потапов доносил военной коллегии, что, по случаю заведения поселения в Моздоке, они намереваются переселиться на Кубань по близости ногайских жилищ (Тех самых салтанаульских Татар, которые бежали туда из их пределов в 1741-42 гг.) и, сообщившись с тамошними мурзами, начинают делать в российския границы злодейские побеги. Одна из их партий, соединившись с темиргойцами, в Апреле, выше Моздока, на урочище Ерашты в Ханжинском куту, побила шестерых гребенских казаков.

Чем дальше, тем больше и настойчивее предъявляли они к России разныя требования в полной надежде, что порта оттоманская поддержит их домогательства и угрозами принудит русское правительство исполнить таковыя. И на самом деле, большинство кабардинских притязаний, как ни странно, выполнялось нами, ради поддержания добрососедских отношений сТурцией. Но такая миролюбивая политика вела лишь к вреду и большему нашему унижению, ибо горския племена, видя уступчивость русских властей, еще злее и наглее обижали пограничных поселенцев, нанося им постоянные уроны захватом людей, скота и лучших пахотных и пастбищных мест. Незадолго до войны с Турцией Кабардинцы пленили 14 донских, гребенских и кизлярских казаков и отогнали 75 казачьих коней.

Свои притязания об уничтожении Моздокскаго селения объявляли они тем, что туда скрываются бежавшие от них холопы и подлые люди, а также находят там приют принимающие христианскую веру Осетинцы и Ингуши, кои издавна их подданными состояли. [173]

Однако, вместо того, чтобы обуздать их наглые поступки, правительство наше старалось их обнадеживать. При первых признаках войны, коллегия иностр. дел предписывала (26 Октября 1768 года) кизлярскому коменданту Потапову взять меры, дабы Кабардинцы «не пристали к противной стороне». «Когда же война точно разрешилась», то другим указом от 16 Ноября было предложено ему «употребить старание отторгнуть и горских жителей, за рекою Кубанью живущих, для ослабления неприятельских сил от сообщества с кубанскими Татарами и преклонить их в здешнее подданство, представляя им разныя выгодности, каких они, будучи в подчинении ханов Крымских, никогда иметь не могут» (Из указа коллегии иностр. дел Потапову 11 Марта 1769 года).

Для этого рекомендовалось делать им «всяческия приласкания». Но горцы и без того чувствовали свое положение не совсем прочным, по получении известий о разрыве дипломатических сношений России с Портой, ибо, по прежним примерам, знали хорошо, что Турция только в мирное время храбрилась на словах, а на деле, в трудные годины, никогда не оказывала им помощи, заботясь лишь о защите своих владений. Они понимали, что русское правительство не ограничится одной борьбой с оттоманами, но постарается смирить и их приспешников.

Кабардинские владельцы после этого сразу понизили тон. Вместо требования о возврате принимаемых в Моздоке для крещения холопей их, они «искали (писал 2 Декабря ген.-м. Потапов) быть по прежнему в протекции Ея И. В-ва», прося только, чтоб природные их люди Черкесы им возвращались, напротив того Армян и Грузинцов, от них так же бегающим, как природных христиан, никогда не потребуют, ровно как и из Кабардинцев каждому свободному человеку вступать в христианской закон от собственнаго произволения и впредь зависеть имеет, в чем сии владельцы обещаются и споров не делать» (Ук. коллег. ин. д. Потапову 16 Января 1768 г.)

Чтобы скорее добиться желаемаго, они обратились к заступничеству наместника ханства калмыцкаго Убаше (Сын Дондука-Даши, назначенный правителем Калмыцкаго народа после смерти последняго в 1761 году), обещая «с вершин р. Кумы, куда удалились в соседство к кубанским Татарам», назад перейти «на старые места к речке Баксану и против неприятелей здешних служить» хотят. [174]

Правительство русское понимало, конечно, откуда явилось у них вдруг такое доброжелательство, ибо до настоящаго момента «будучи удостоверены, что продолжавшимся между Всероссийской Империей и Портой Оттоманской трактатом наказание за предерзости зависело от обоих дворов», они держали себя высокомерно. Сомнения нет, поясняла коллегия иностр. дел Потапову, «нынешнее их желание происходит не столько по склонности, сколько от заботы предварить угрожаемую им опасность, ибо они помнят, коль сильно в последнюю войну Кубанцы от Калмык поражаемы были, какого жребия ныне и себе ожидать имели б, есть ли б остались в сообществе с турецкими подданными».

Признавая указом 15 Января 1769 г. лишение холопей для них обстоятельством тягостным, тогда как «пользы для здешней стороны от таких подлых и по большей части ни к чему негодных людей нет почти никакой», — коллегия предложила Кизлярскому коменданту удостоверить их в милостивом Ея В-ва изволении на прощение их, касающееся до бегающих от них холопей, «выключая, однако-ж, из того христиан природных и тех, кои, будучи признаваемы добрыми людьми, похотят безкорыстно креститься, и наконец и для изъяснения с ними, что они будут делать при настоящей войне, — и в чем поспособствовать нашей стороне, отправить к ним нарочнаго с вашим письмом, которое вы так расположите, чтобы содержание оного, хотя и в уверенных изражениях, состояло, но отнюдь не льстило их гордости, а напротив того долженствовали-б они единственно причитать оказанную им ныне милость природному Ея Императорскаго Величества великодушию и уважению прежней из верности. Но при том можете вы к тем из них, которые больше других в сем деле старались, послать от вашего имени некоторые в приласкание подарки, по разсмотрению вашему, и буде бы вздумали они одного из себя отправить сюда ко двору Ея Императорскаго Величества для толь лучшаго удостоверения и засвидетельствования благородности своей, — вам надлежит немедленно его сюда отпустить, не делая ни малейшаго затруднения». (У. С. М. Соловьева (в «Истории России» т. XXVIII, стр. 674) разсказывается, что «Кабардинцы начали покоряться» после победы Калмыков над Кубанцами в Апреле 1769 г., но как из этого указа, так из ниже приводимых данных явствует, что свою покорность России они заявили гораздо раньше. — Кстати сказать, у него нет никаких ссылок на печатаемые впервые рескрипты и грамоты наместнику Убаше и генералу Медему). [175]

В этих видах Потапову дано было знать, что война с Турцией не только объявлена, но уже сделано распоряжение об отправки войск на европейскую границу, под начальством графа Румянцова, а «воинский поиск против Кубанских народов» препоручен начальнику Кавказской линии ген.-м. Медему, которому вместе с правителем Калмыцкаго народа были посланы следующее высочайшие рескрипт и грамота «по секрету»:

1.

«Божиею милостию мы Екатерина вторая, Императрица и самодержица всероссийская, и прочая, и прочая, и прочая.

«Нашего Императорскаго величества верноподданному наместнику ханства Калмыцкаго Убаше, прочим владельцам, судьям общенароднаго правительства, зайсангам и всему народу — Наша Императорская милость.

«Мы, великая Государыня, Наше Императорское Величество, дали уже тебе, Нашему верному подданному, всевысочайшее повеление, от 31-го Декабря минувшаго 1768-го года, о наряде и об отправлении к нашей армии, имеющей быть под командою генерала-аншефа графа Румянцева, двадцати тысяч Калмыцкаго войска, а настоящим указом повелевается: всеми калмыцкими силами, сколько может собраться за отправлением онаго войска, действовать против живущих на Кубани и в тамошних горах турецких подданных, стараясь всякой вред им причинить, и не только обезсилить, но и вовсе истребить.

«Здесь не предписывается ни время, ни место, когда и откуда поиски начаты и с лутчею удобностию производимы быть могут,— встречающияся обстоятельства, по получении сего Нашего великой Государыни указа, и неутомленное попечение, чтобы оными воспользоваться и чтобы укрыть от преждевременнаго разглашения приемлемыя против неприятеля намерения, имеют быть руководством при таких предприятиях.

«Между тем, дабы ничего не оставить, что служить имеет к получению желаемых успехов, то Калмыки, где нужда востребует, подкрепляемы будут камандою регулярных войск, пушками снабженнаго, а сверх того и казаками, под предводительством нашего генерала майора Медема, которой с кизлярской стороны соединится с калмыцкими войсками, коль скоро потребныя к тому учинятся, [176] и с которым мы, великая Государыня, Наше Императорское величество, повелеваем тебе, нашему верному подданному, во всем общия меры принимать и соглашаться. Сверх того и с донской стороны Калмыки пособствуемы быть имеют, по распоряжению онаго генерала маиора.

«Есть ли до отправления к нашей армии двадцати тысяч, следовательно до наступления весны, можно будет успеть некоторыя предприятия в разсуждении турецких подданных, на Кубани живущих, произвесть в действо, и употребление к тому всех калмыцких войск, в том числе и тех двадцати тысяч, которыя к армии нашей назначены, не воспрепятствует, — однако ж, нисколько благовременному сих последних походу, об отправлении которых без всякаго замедления, по самой первой траве или и прежде; когда старою лошади с начала прокормлены быть могут, и чрез сие вновь наиточнейше подтверждается на то тебе, хотя дозволение и дается, но не иначе, как с тем, чтоб последнее намерение в исполнении перваго, то есть касающагося до отправления к армии нашей повеленнаго числа войск, отнюдь ни малейшей остановки не причинило.

«Во все продолжение последней между Нашею Империею и Портою Отоманскою войны, тогдашний хан Дондук-Омбо не переходил на луговую сторону, но весь калмыцкой народ располагался на горной при Куме реке, около Дону, при водах и речках, в степи протекающих, а иногда и в самых тех местах, с которых прогонял кубанских Татар, — а таким своим расположением, при нужной предосторожности, и находился в состоянии всеми случаями пользоваться к учинению неприятелю вреда с удобностию и с успехами, и препятствуем не был в немедленном Калмык и армиям отправлений. Сверх того пребывание всего народа на Горной стороне служило к прикрытию лежащих по Волге, Тереку и Дону рекам и Российских жилищ.

«А как нужно и при настоящей войне те же виды иметь и справедливо, чтобы наши подданные, одни другим, всем тем, сколько от которых зависеть может, способствовали в безопасности, особливо когда одни, то есть Калмыки, единственным своим расположением жилища других охранить могут, в том числе и таких, которыя между тем в службе нашей упражнены будут, а сами они не только в порученных и им военных против Кубанцев действиях не воспрепятствуются, но еще лутчею к тому удобность возымеют и в прокормлении скота своего, по примеру, [177] бывшему при Хане Дондук Омбе, никакой нужды не претерпят, — то в следствие всех таких уважений и повелевается тебе, нашему верному подданному, впредь до другого нашего высочайшего указа со всем Калмыцким народом остаться на горной стороне, забрав тот час, по получении сего, всех Калмык, которые поныне еще на Луговой стороне (Луговая — левая сторона Волги, правая — нагорная, граничащая с Придонскими и Кизлярскими (притеречными) степями) паче чаяния находиться могут, и где в них ни молейшей потребности нет и не будет, — оставаясь учрежденным по Яику форпостам предохранять лежащие на сей последней стороне жилища от Киргиз-касак, которые, однако ж, ныне в спокойном состоянии находятся.

«Когда и где Калмыцким улусам располагаться на Горной стороне, — сие будет зависеть от соображения выгодных мест, с обстоятельствами каждаго времени, большей или меньшей предосторожности, от неприятельских покушений и замыслов требовать могущими, — одним словом, надобно будет при том стараться, чтоб Калмыцкие улусы и все крайния жилища оставались в безопасности, и неприятели никакой и ни в чем удачи иметь не могли.

«Мы Великая Государыня, Наше Императорское величество, в совершенной находимся надежде, что ты, по всеподданнейшей должности твоей, по известной к нам Великой Гр-не усердию и верности и по производящей и собственно для Калмыцкаго народа из того пользе, чтоб неприятель как наискорее устрашен, ослаблен и разсеян был, — употребишь, неусыпное к тому старание, предусматривая все способы и приемля самыя надежныя меры, чем достойным себя и учинишь особливаго нашего монаршего благоволения, а калмыцкие владельцы, имея те ж самыя побуждающия и одолжающия их причины к нашей службе, поступят единодушно, исполняя отдаваемые им приказы с охотою и без прекословия, — вообще же все войско окажет опыты храбрости и мужества, имея в том руководство и примеры от своих начальников.

«Вся получаемая Калмыками добыча, какого бы оная звания ни была, оставляется им, равно как и пленники, кроме самых знатных людей. Сверх того и особливое награждение учинено быть может, есть ли в самом деле ревностную к нам, великой Гдр-не окажут службу. О чем имеешь ты, вступая в полки против Кубанцев, во всем войске обнародовать и владельцев и протчих [178] начальников обнадежить всевысочайшею нашею Императорскою милостию, с какою мы к тебе и к ним ко всем и ныне благосклонны пребываем. Дан в Санкт Петербурге 15-го Генваря 1769-го года. Подлинная за Государственною печатью.»

«На концепте сей граматы подписано собственною Ея И. В-ва рукою в 15 день Генваря 1769 года тако: «Быть по сему».

2.

«Божиею Милостию Мы, Екатерина Вторая, Императрица и Самодержица всероссийская, и пр., и пр., и прочая.

“Нашему генерал-маиору Медему.

“Мы заблагоразсудили произведение воинских чрез Калмык поисков против живущих на Кубани турецких подданных, для принятия в том надежнейших мер и получения толь лучших успехов поручить в ваше руководство и предводительство, почему и надлежит вам с возможным поспешением ехать в Кизляр.

«Доставление безопасности в пpoдoлжeние с Портою Оттоманскою войны, в разсуждении лежащих по Волге, Терку и Дону жилищ, есть главнейшее в сем случае намерение.

«Находящиеся в Кубанской стороне народы, некоторые живут в горах в крепких местах и называются Бесленейцы, Башилбайцы, Темиргойцы, Атугайцы, Заны, Пшадухи; прочих пребывание под горами и называются вообще кубанскими Татарами.

«Но сколько одни от других в образе жития своего ни рознствуют, ибо горцы имеют домы, а Татары кочуют — одинакая, однако же, во всех склонность к хищениям; следовательно, и опасность от всех при настоящей войне равномерная, а из того и происходит нужда употребления предосторожностей против их покушений, и чтоб как наискорея привести самих в страх сильными поражениями.

«Возжением между ими огня, внутренних несогласий и внушенным в некоторых желанием вступить в наше подданство, тамошния неприятельския силы, которыя, при общем всех народов совокуплении, имеют быть не малыя; отчасти так же уменьшатся. Но пока сии хищные народы не увидят страха, — едва ли подадут на такия мысли. [179]

«Может быть, надобно будет и для того держать над их головами меч и, употребляя оный или против всех, или по разбору для устрашения и протчих, стараться в то ж время искусныя и ласкательныя делать им предложения.

«Удачность производимых против их поисков, по крепости мест, в которых во время нужды и Татары убежища искать будут, как зависит больше от того, чтоб высматривать удобное время и притворными движениями их наружу выманить, будучи и опасно и излишно, без крайней надобности и без предварительнаго удостоверения о успехе, — в ущелья вдаваться, так и при податности являемой некоторыми из них принять нашу протекцию, — крайнее предусмотрение употреблять надобно, чтоб напротив того не обмануться и, принимая притворство за правду, не пропустить иногда такого случая, который между тем представляться будет к одержанию под ними выгод, ибо они сколь хищны, столь и коварны и непостоянны.

«Присовокупление к нашей Империи всего Кубанскаго кряжа, буде может, учинится, то не по склонности тамошних народов, но по успехам нашего оружия против главнейших неприятельских сил и по уступке от Порты Отоманской.

«Употребляемое потому с вашей стороны старание о склонении из Кубанских народов в нашу протекцию, по большей части, тем оканчиваться долженствует, чтоб разномыслием их, ваши предприятия облегчались против тех из них, которые, однако же, неприятелями останутся.

«Но есть ли со всем тем в тамошних народах произошло б общее произведение учиниться нашими подданными, то сие важное обстоятельство, как облехчающее уже и самое присовокупление к нашей Империи обитаемаго ими пространства земли, Черным морем от Турецкаго владения ограничивающагося, конечно, с нашей стороны все внимание заслуживало б.

«Лехко можно будет разобрать истинность их намерения предлагаемыми при том от них условиями и их того времени поведением и обращениями.

«Калмыки, коих соберется для поисков без сумнения весьма великое число, чтоб с успехом действовать могли, требуют по состоянию своему и одобрения, и действительнаго подкрепления. [180]

«Поныне было всему от Кизлярской крепости зависимому краю опасность от набегов с Кубани, потому что Кабардинские владельцы, которые тут живут, где здешния места оканчиваются, хотя могли по такому положению своему, набегам препятствовать, — имели между тем свои причины нашею стороною не весьма быть довольными. Но теперь, когда на их прошение сделано уже снисхождение, о чем о всем усмотрите вы из приложенной при сем копии с отправленнаго из нашей коллегии иностранных дел указа к Кизлярскому коменданту генерал маиору Потапову, а таким образом бывшая опасность оканчивается тем, паче, что и Кубанцы заняты будут работою собственной обороны, — имеете вы, — потому, что в Кизлярской стороне особливой в войне нужды нет, которая и вашими движениями будет прикрываться, — взять в вашу команду из назначеннаго в Кизляр Драгунскаго полку три эскадрона, с принадлежащими к сему полку пушками, да три ж эскадрона из находящегося уже действительно там гусарскаго, чтоб у коменданта в его распоряжении, сверх гарнизона, из обоих полков по два эскадрона осталось, — а затем взять еще в ваше ведомство и назначенных в Кизляр же пять сот человек волских казаков и пять сот Яицких казаков. Сверх того из Гребенских, семейных и терских сколько мест их охранение дозволит, а равным образом и из жителей новозаведеннаго при реке Терке в урочище Моздоке селения, состоящих из крещеных горцев, Грузинцев и Армян охотников; и потом выступить в поход, коль скоро исправитесь и возможно будет для соединения с калмыцкими войсками, согласясь о месте предварительно с наместником ханства чрез находящегося при нем подполковника Кишенскова, которой, что до воинских поисков касается, от вас зависеть имеет.

«В прибавок к двум пушкам, которыя будут при трех эскадронах драгунскаго полка, взять для трех эскадронов гусарскаго две же пушки с принадлежащими к ним людьми от драгунскаго полку, в Астрахань назначеннаго; а сверх того и еще несколько орудий, по вашему разсуждению, есть ли пристойные в Кизляре найтися могут. В протчем всех нужных вещей, которых в Кизляре не достает и исправить там будет не можно, требовать вам от астраханскаго нашего губернатора, генерал-маиора Бекетова; но затем, однако же, выступлением не медлить, ибо вещи, которыя меньше других нужны, могут к вам и в степь доставлены быть. [181]

«Для возки за вами провианта употребить Кизлярских аульных Татар с их лошадьми, сколько будет потребно, по наряду чрез Кизлярскаго коменданта.

«Когда какие поиски с удобностию предприяты быть могут против Кубанцев, на которыя места сперва нападение и на которыя потом зделать будет полезнее, какия при том меры и распоряжения нужны, и как лутче Калмыкам действовать, совокупно ли, или по растояниям, — все сие представляется вашему разсмотрению и соглашению с наместником ханства, а предписывается вам только поступать сходно с видами, выше сего изъясненными, но соображаясь при том и с операциями нашей армии, имеющей быть под командою генерала аншефа графа Румянцева.

«Донские казаки, которые при всем необходимым войск наш их в разныя стороны употреблении, в их домах останутся, Калмыкам так же пособствовать будут, но надобно ли и им для того с вами и с калмыцкими войсками соединится или особливые поиски производить к разделению неприятельских сил и к взаимному облехчению предприятий, сей вопрос вам же решить останется, по сношению с Донским атаманом, а по усмотрению обстоятельств, того или другаго распоряжения требовать могущих.

«Сколько Кизлярский комендант предуспеет склонить к военному действию против Турецких подданных из Кабардинцев, Кумык и из свободных и ни от кого независимых горских народов, — всех оных к вам же отправить, которым, как вступающим по своей воле в нашу службу, оставить надобно будет, где и как они сами себя употреблять будут, размеряя потому и делаемое им награждение из суммы, Кизлярскому коменданту ныне назначенной, а ежели в числе их будут владельцы и знатные начальники, таким мы, по вашему засвидетельствованию, склонны и особливую нашу милость показать, для обязанности и впредь к нашей стороне.

«Что касается до неприятеля, с которым вы дело иметь будете, ухваток его и образа воинствования, достаточное вам сведение подать в состоянии Кизлярской комендант, по всегдашнему его с тамошними народами обращению, почему и рекомендуется вам, отправляясь в поход, употребить его советы, а и во время произвождения поисков, с ним сноситься, открывая ему ваши мысли и требуя его разсуждений. А свойство Калмык опишет вам находящейся при их делах подполковник Кишенсков. Здесь столько [182] однако же неизлишно признавается дать вам знать, что Калмыки хотя при армиях уже не однажды и находились, но предводителями их были владельцы, которые в команде всякаго генерала без затруднения быть могли, а вы напротив того будете обращаться с начальником всего народа. Все дело, конечно, надобно, чтоб от вас зависело. Но надобно ж при том сколько возможно щадить и нежность его честолюбия, то есть не отдавать ему приказов, которые не только его, но и владельцов и весь народ могут привесть в уныние и в нерадение, когда из того приметится, что он в вашу волю предан. А вместо того с ним советовать и приводить его нечувствительно к исполнению пpиeмлeмыx ваших намерений, употребляя к тому и подполковника Кишенскова, как уже к Калмыкам привычнаго.

«Когда Калмыки, по наружности, будут зависеть от природных их начальников, они больше сделают, нежели при всяком другом распоряжении. С стороны подлых привычка к послушанию своим владельцам, а с стороны владельцов желание получить от вас похвалу и засвидетельствование о службе своей будут для них побудительными причинами, при том ласковость, скромность и обхождение пристойное, смотря по лицу каждаго, приобретет вам немедленно склонность и вообще от степного сего народа.

«Сверх упоминаемой выше сего копии с указа Кизлярскому коменданту, прилагается здесь же для вашего известия и употребления копии с отправленной ныне к наместнику ханства грамоты, с рескрипта к астраханскому губернатору и с указа к подполковнику Кишенскову, так же до порученнаго вам дела принадлежащих; о чем о всем и нашей военной коллегии знать дано, от которой и на Дон наш указ отправлен будет, а равным образом уведомлен ныне и генерал-аншеф граф Румянцов.

«Мы не оставим во всемилостивейшее принять разсуждение, когда сию службу с успехом и пользою исправите.

«Что в которое время у вас будет происходить, имеете доносить сюда немедленно чрез нарочных куриеров, так же и к генерал-аншефу графу Румянцеву. Оставаясь при калмыцком войске чрез все то время, пока присутствие ваше будет нужно; а после того до другого нашего указа в Кизляре или в Астрахани. Дан в Санкт-Петербурге 15-го Генваря 1769-го года.

«Екатерина.» [183]

Слухи о готовящемся на Кубанцев нашествии произвели внушительное впечатление не только на Кавказских горцев, но и на Татар, находившихся в Турецком подданстве: Эдисановцев, Джембуйлуцких и Малебашских, которые кочевали в степи, «пред Крымом лежащей», и коих турецкое правительство почему то намеревалось перевести на Кубань.

Чтобы привлечь к себе больше «вольных народов», одновременно с посылкой Медему рескрипта, было предписано астраханскому губернатору доставить в Кизляр 5 тыс. руб., главным образом для награждения последних за поиски, «которые они вместе с Калмыками и здешними командами производить будут».

Правительство особенно старалось переманить Кабардинцев, потому что они «во всех тамошних народах за храбрость в особливом почтении находятся» и служили для прочих примером во всех политических и культурных начинаниях.

Но в то время, когда все, казалось, так было хорошо настроено, вдруг (в Декабре 1768 г.), по распоряжению кизлярскаго коменданта Потапова, какой-то Моздокский житель из крещеных кабардинских узденей (дворян) Павел Николаев захватил 24 тыс. баранов, принадлежащих владельцами Кабарды, за то якобы, что князья эти не отдали принадлежащего ему при переселении в Моздок имущества, а официально мотивировался этот захват, как возмездие за пропавших 14 казаков и угнанных 75 лошадей.

Хотя для разбора претензии был послан Кизлярский ротмистр Киреев, но дело не было окончено в пользу владельцев, и они принесли жалобу сначала астраханскому губернатору, а потом просили содействия наместника Калмыцкаго и подполковника Кишенскова. В своих письмах князья жаловались, что ген.-м. Потапов поступал с ними «строго и сурово, не приемля никаких представлений».

Столь сильная и «весьма не ко времени» придуманная репрессивная мера могла, конечно, легко «привести Кабардинцев в разврат», и тогда пришлось бы для охранения от их набегов Кизлярскаго края оставлять особыя войска, уменьшая размер формируемой против Кубанцев калмыцкой экспедиции.

«Кажется лутче б вы сделали, — писала 13 Февраля 1769 г. коллегия иностр. дел Потапову, — есть ли б только легкие способы употребляли, посылая к ним нарочных для увещания, угрожения и изъяснения следствий, из таких их поступков, наконец, произходящих. А [184] потом, когда б тем не предуспели, оставалось по настоящим обстоятельствам, истребовать и здешней резолюции, которая имела б быть не инако, как соображенная с главнейшим в разсуждении их предметом».

Ему предлагалось настойчиво «как наискорее отвратить пристойным образом происходящая с ними затруднения, довольствуясь хотя бы единственным обещанием, что они стараться имеют отыскать здешних людей, в пленении которых на них подозрение наводится».

«Возмездие за бывшия их продерзости совсем оставлено быть может, когда они в настоящее нужное время к здешней стороне обратятся; а ежели, напротив того, после всех употребленных стараний приобресть их доброжелательство, — зломысленными пребудут, тогда только самая необходимость заставит с них начать уже и поиски для того, чтобы сколько нибудь предварить сообщение их с Кубанцами приведением в нужду защищать себя дома; при чем тамошнему вашему усмотрению предоставляется, неможно ли будет при таком противном их мыслей расположении и все те их места сильными заставами захватить, чрез которыя, по их попущению, поныне Кубанцы к Кизляру набеги делали.

«Но чаятельно, что Кабардинцы, которые и сами ищут теперь приняты быть в протекцию Ея Императорскаго Величества, когда услышат о высочайшем повелении, о бегающих от них холопях воспоследовавшем, удовольствованы будут возвращением захваченнаго от них скота, и тем духи их успокоятся, — по большей части все к здешней стороне прилепятся, и на прежнее их жилище к Баксану переселятся, а потому и нужды не будет иметь от них предосторожность и опасение».

Волнениe среди них нашло себе отклик в правителях Калмыцкаго народа. Наместник Убаши опасался в виду этого переводить улусы на Нагорную сторону Волги, полагая вполне резонно, что, враждебно настроенные против России, они могут легко разграбить их в то время, когда остальное войско уйдет в поход на Кубань. Вследствие этого Убаша просил «министра» графа Панина сделать с Кабардою примирение. Пришлось поэтому писать и ему пространное письмо, чтобы убедить в твердом намерении России сокрушить не только Кубанцев, как подданных турецких, но других их помощников, даже и кабардинцев: [185]

«Всепресветлейшая, державнейшая, великия Государыни Императрицы и Самодержацы Всероссийския верной наместник Ханства Калмыцкаго Убаша.

«Находящийся при вас подподковник Кишенеков доносил сюда, что вы с Калмыцкими владельцами и учрежденными в общенародном правительстве судьями, положили все улусы для лутчей безопастности с Горной на Луговую сторону Волги переправить по льду, а самим с войсками остаться на Горной стороне, для немедленнаго в поход выступления, куда будет повелено, что однако же вы просите, чтоб, при первом случае, в другия стороны из Калмыцкаго войска не отлучать, для толь удобнейшаго превозможения неприятеля в вашем соседстве, то есть на Кубани находящагося, о котором все предварительно не знаете, — сколь силен быть имеет, — а сами вы присланным сюда представлением испрашиваете позволения розменить захваченных Татарами напред сего нескольких Калмык, на звериной ловле бывших, взятых в плен от Татар осенью человеки и еще повеления, каким образом поступать с Кабардинцами.

«Отправленным к вам Ея Императорскаго величества указом, от 15-го Генваря, имянно и точно предписано: всему калмыцкому народу и с улусами, впредь до другаго указа, остаться на Горной стороне. Вы и должны потому непременное исполнение чинить.

«Основания, требующия, при настоящей с Портою Отоманскою войне, пребывания Калмыцкаго народа на сей стороне и которыя в помянутом указе довольно изъяснены, — все необходимы и все важны, — зависит от того прикрытия пограничных мест безпрепятственное калмыцких войск, куда ни понадобится, употребление и ближайшие способы к прокормлению тех, которые против Кубанцев действовать будут. Но, переправляя улусы на луговую сторону, надлежало б отделить для охранения их от Киргиз-кайсак несколько способных людей; к тому ж, по причине великаго Волги в летнее время наводнения, и удобности не было б к получению потребных с луговой стороны на пищу припасов; вместо того, что, при расположении всего народа на одной стороне, взаимное произойдет способствование; а что не трудно сие исполнить, — доказывается примером, бывшим при Хане Дондук Омбе, которой, во все продолжение последней войны, не переходил на Луговую сторону. — Опасность же, чтоб улусы не подвержены были неприятельскому от Кубанцев нападению, конечно, меньше той, какой они [186] подвержены быть могли б на Луговой стороне от Киргиз-кайсак. Кубанцы заняты будут собственною против Калмыцких войск обороною, а в такое время, когда поисков против них производимо не будет, в улусах довольно быть имеет людей к учинению им сопротивления. Но на Луговой стороне малолюдство, при улусах оставленное, сделает Киргиз-кайсак и поползновенными и не возможет отвратить вреда, ими причиняемаго, а употребление к тому великаго числа напрасно ослабило б ваши силы против настоящаго неприятеля.

«Такия уважения, хотя бы вы и повеления от Ея Императорскаго Величества не имели, долженствовали вас склонить остаться на Горной стороне. Желание ваше, чтоб Калмыцкие войска при первом случае никуда отлучены не были, происходит, как видно, от того, что вы единственно заботитесь о разрушении неприятельских сил, которыя на Кубани быть могут; но известно, что оныя отнюдь теперь не велики до сей стороне; и Калмыки, конечно, в состоянии найдутся и отправлении, во исполнение даннаго вам от 31 Декабря минувшаго года Ея И. В-ва указа, двадцати тысяч к армии, состоящей под командою господина генерал-аншефа графа Румянцова, с успехом произвесть поиски против Кубанцов, особливо при подкреплении, чинимом им от российских команд, которыя и пушками снабжены будут, а назначение Калмыцкаго войска двадцати тысячнаго числа к армии основывается, напротив тою, на общем плане, какой о произведении против неприятеля во всех сторонах и в одно время военных действий постановлен, и по которому признано за нужно привесть ген.-анш. гр. Румянцова в cocтояние многия неприятельския силы занять, чем самым находящиеся ныне на Кубане, Татара способов и лишатся иметь от Крыма помочь и подкрепление.

«После сего изъяснения, без сумнения, признаете вы и сами, по вашему благоразумию, что в том отнюдь не можно сделать отмены, потому что такая, как происходящая от предпочтительнаго уважения одного края пред другим, была б нашему плану, от Ея И. В-ва установленному, несоответствующая, но, раздробляя оной, препятствовало б действительному по нем исполнению, несмотря на то, что от него целаго единственно повсесвойственные (sic) успехи войны зависят.

«Что касается до испрашиваемаго вами дозволения о размене пленников между Татар Калмык, то, хотя на то вам и дозволяется, [187] однако же непрежде, как при наступлении будущей зимы, когда производимые против Кубанцев в настоящем году поиски окончатся, дабы инако неприятель не мог сведать о употребляемых против его силах и других обстоятельствах, которыя скрывать нужно. Между тем можете вы татарских пленников содержать и под собственным Калмыцким присмотром.

«О Кабардинцах не могу вам сказать точно, благонамеренными ли они или противными останутся; уповаю однако же, что предызберут первое. Собственная их польза и целость того от них требуют. Сверх того, сколько можно было, уже по их прошениям зделано и снисхождение, о чем и отправлен Ея И. В-ва указ к Кизлярскому коменданту.

«Есть ли склонятся они потому вступить по прежнему в покровительство Ея И. В-ва и от сообщества кубанцов отстанут, — не должно будет их обеспокоивать ни Российскими, ни Калмыцкими войсками, а в противном случае останется не делать им никакой пощады, но поступать, как с неприятелями.

«Вас уведомит Кизлярской комендант, какое намерение они наконец воспримут, а между тем можете вы и сами постараться привесть их вашим увещанием к тому, чтоб они предварили угрожаемое им бедствие, которое будет неминуемое, когда развратных мыслей не покинут.

«Ея И. В-во, имея особливое к вам благоволение, в разсуждении уже бывших поныне ваших поступок, всемилостливейше дозволяет вам в знак того вздеть (sic.) на себя портрет блаженныя и вечнодостойныя памяти Г-дрни Императрицы Елисаветы Петровны, отцу вашему пожалованный, который и будете вы носить в восполнение верной и усердной его службы, — но имея, при настоящих обстоятельствах, и собственные способы оказать, по всеподданнейшей должности вашей, такия Ея И. В-ву услуги, чтоб за оныя удостоиться и самому по себе всевысочайшей Ея И. В-ва отличной милости.

«Я пребываю в протчем вам доброжелательным

«Г р. Н. Панин.

«Ея И. В-ва действительный тайный советник, Гд-ря Цесаревича и великаго князя обер-гофмейстер, сенатор, действительный камергер и обоих Российских орденов кавалер.»

«В Санктпетербурге 13 Февраля 1769-го года». [188]

Однако, несмотря на эти заверения, петроградский двор все таки очень безпокоился происшедшей ссорой с Кабардинцами, «издревле державшимися Всероссийской империи, не исключая себя из здешняго подданства и во время бывшаго с Портою трактата».

Потапову был послан третий указ (11 Марта) приложить все старания к примирению с ними, удовлетворить их притязания, особенно возвратом скота.

Если бы даже говорилось ему, «при всех оказываемых им снисхождениях, не предуспелось всех владельцов преклонить на здешнюю сторону, но в том и нужды нет. Довольно будет, ежели некоторыя при первом случае предъявят к тому склонность, которых примеру потом и другие последовать могут; тем больше, что весь подлый народ, как известно, весьма неохотно видит, что теперь их владельцы мятутся. А когда вы верных прямо к здешней стороне из владельцев возможете от противных отделить, тогда с сими последними и по неприятельски поступить ничто уже не воспрепятствует».

Склонение их к дружелюбию необходимо было в открывшуюся войну потому, что обе Кабарды, находясь между турецкими по Кубани и Черноморскому побережью и русскими на Тереку владениями, служили как бы заслоном для задержания набегов закубанских Татар в наши пограничные поселенья. И таким образом, при желании, Кабардинцы могли воспрепятствовать вторжению турецких войск в наши пределы со стороны Моздока. Но, видимо, сделанныя послабления не удовлетворили их. В апреле 1769 г. Кубанские Татары начали наступление именно отсюда. Медленно подвигавшиеся на Моныч с своими улусами, стадами и пожитками Калмыки не успели подойти к этому времени. Кубанцам дал отпор отряд Медема из драгун с волжскими, гребенскими и терскими казаками. Только в июле Убаши соединившись с последними, нанес окончательное поражение туземным ордам, пройдя всю их землю. Победителям досталось более 30-ти голов скота и много пленных из Кубанских салтанаульских Татар.

П. Юдин.