АКАДЕМИК ГМЕЛИН

Гмелин Самуил-Готлиб-Георг, сын лекаря, родился в Тюбингене 23 Июня 1745 года и обучался в тамошнем Университете. Приобретенныя им сведения в науках, особенно в Естественной Истории, доставили ему звание профессора. В 1767 году он был вызван в Россию С.-Петербургскою Академиею Наук, а в следующем (Т.-е. в год, когда началась первая война Екатерины Великой с Турцией. П. Б.) отправлен императрицею Екатериною II с четырьмя студентами, аптекарем и живописцем в южные губернии для физического описания тех мест.

Гмелин поехал в Астрахань через Москву, Воронеж и Азов. Осматривал (1770 и 1771 г.) пристани Каспийского моря и соседственные Персидские провинции, подробно описал их; желая сделать новые открытия, углубился в западную часть Персии, наполненную разбойниками. С великим трудом и опасностию совершил он из Энзели (небольшого городка Гилянской провинции) путешествие к южному берегу Каспийского моря; едва в Декабре 1773 года пробрался к Сальану, городу, лежащему на устье реки Куры. Оттуда поехал он в Баку и Кубу, где принят был очень хорошо Али-Фец-ханом Ширванским. Там, дождавшись провожатых, двадцати Терских казаков, он отправился с ними в Кизляр и уже находился от сего города не далее пяти дней езды, как захвачен был в плен (5 Февраля) горским владельцем Усмей-Ханом. Жестокое обращение, худая пиша, несносный климат и утрата нескольких путевых записок, равно собранных редких естественных произведений, привели в уныние дух несчастного пленника, совершенно расстроили здоровье, ослабленное и без того странствованием утомительным: Гмелин скончался в неволе 27 Июня 1774 года, на тридцатом году от рождения. Товарищи его бедствия успели переслать в Кизляр несколько рукописей сего неустрашимого путешественника; остальные тетради с великим трудом были исторгнуты из рук варваров. [69]

Записки путешествий Гмелина для исследованиян трех Царств Естества изданы Академией Наук с 1770 по 1784 год, в четырех частях на Немецком языке. Русский перевод напечатан в 1771-1785 годах с рисунками. (Из Словаря Исторического преосвященнаго митрополита Киевского Евгения о писателях Российских и чужестранных, в России водворившихся).

№ 185, получ. 22 Генваря 1774 года.

В Кизлярскую коммендантскую канцелярию сообщение

(это сообщение и нижеприводимые бумаги извлечены П. Л. Юдиным из Кизлярского комендантского архива. П. Б.).

По прибытии моем в Кизляр, должен буду я в сем месте с своею експедициею на несколько времени пребывание иметь. Итак Кизлярскую комендантскую канцелярию покорно прошу назначить для моей свиты четыре удобныя квартиры, а для меня самого прошу пятую ту, на которой прежде сего стоял господин профессор Гильденштет (проф. Гильденштет был одновременно командирован от Академии Наук для описания Севернаго Кавказа. По приказанию Кизлярскаго коменданта Штендера, его сопровождали два Кизлярских казака. П. Ю.).

Самуель Гмелин.

Из Баку, 1774 Генваря 5 дня.

* * *

№ 24, получ. 23 Января 1774 г.

В Кизлярскую коммендантскую канцелярию сообщение.

Должность, на меня положенная, требует, чтоб я, окончив по восточному берегу Каспийскаго моря путешествие, сухим путем чрез Персию в Россию возвратился. Но как путь мой, предлежащий между Дербентом и Кизляром, опасен и без довольнаго числа военных людей едва возможен, того ради Кизлярскую коммендандскую канцелярию всепокорнейше прошу благоволить прислать команду вооруженных людей, коих я в Дербенте ожидать буду. В прочем я не осмеливаюсь определять числа людей для сего препровождения за тем, что Кизлярская коммендандская канцелярия лучше, нежели я, знает, чего великость опасности требует, и сколько числом людей надобно у тех народов, чрез коих области мне ехать должно будет. О сем только я всепокорно прошу, чтоб в сколько возможной прислать скорости, дабы я без нужды, а особливо в зимнее время, очень долго их в Дербенте ожидать принужден не был. [70]

Сие сообщение посылаю я из Бакинскаго порта с нарочным для сего дела Кизлярским Армянином Рустаном.

Самуель Гмелин.

1774 Генваря 5 дня.

* * *

№ 45, получ. 13 Февраля 1774 г.

От ген.-маиора Демедема Кизлярскому коменданту Штендеру от 12 Февраля из Щедрина.

Государь мой! На рапорт вашего высокоблагородия, сего числа ко мне присланной, в ответ изъясняюсь. По причине задержания следующаго из Персии господина доктора и профессора Гмелина Хаидацким владельцем Уцмием-Амир-Амзою, Андреевским, Аксайским и прочим подданным, наистрожайше подтвердя, запретить, чтоб на помощь к Кубинскому Фет-Али хану и к Аварскому хану не ездили, для чего и с моей стороны к тем Андреевцам и Аксайцам писано. Шамхалу ж то самое написать изволите, что им позволения дать теперь по причине сделаннаго захвата не можно, о чем и от меня так же соответствовано, по приезде ж Андреевских владельцов, сколько возможно принуждая их, чтоб они совершенно его профессора и с находящимися при нем людьми, как он за них задержан, выручили, а равно и к нему Уцмию написать претендателно, чтоб он неотменно онаго профессора отправил сюда со всем, что при нем есть, а есть ли ослушен будетъ, то и сие включить, что конечно Российской двор сего его Уцмия противнаго поступка совершенно не оставит без изыскания, о чем и от меня к нему писано. Однако ж наиболее в сем случае стараться вам долженствует. Что ж по приезде к вам тех Андреевских владельцев произойдет, меня уведомить, во ожидании чего пребываю с своим к вам почтением.

Вашего высокоблагородия, государя моего, покорный

слуга Иван де-Медем.

* * *

№ 80. Получено 11 Марта 1774 года.

Указ Ея Императорскаго Величества из Астраханской губернской канцелярии по иностранной экспедиции г-ну полковнику, кавалеру и Кизлярскому коменданту Штендеру.

Минувшаго Февраля 22 числа сего года Нежинской мещанин Николай Ренталь поданным в губернскую канцелярию рапортом представил, что получил он письменное известие от находящагося [71] в Кизлярских батальонах секунд-маиора Храблева, яко отправленный отсюда, по Высочайшему соизволению, по Каспицкому морю физической экспедиции гд-н профессор, а его Ренталя зять, Гмелин взят в горы на баранту владельцом Уцмием, что подтвердил ему Ренталю и приехавший ныне из Кизляра корпуса его высокопревосходительства гд-на генерал поручика и кавалера Ивана Федоровича Демедема присланной от него капитан Лукс. Того ради, по указу Ея И. В. и по определению Астраханской губернской канцелярии, велено ко упоминаемому владельцу Уцмию под приличными видами писать, и писано, с требованием, чтобы он благоволил, по его к Российской стороне доброжелательству, помянутаго профессора Гмелина, как посланнаго туда по Высочайшему соизволению, из удержания со всею свитою высвободить, и приказал, буде он профессор еще свою комиссию не докончил, то и оную ко окончанию привесть ему дозволил и имел всякое вспоможение, для чего под видом того здешняго к нему дружелюбия послано к нему алаго сукна восемь аршин, штофу золотого восемь аршин, да ближним его узденям трем человекам по четыре аршина. А чтоб во исходатайствовании его профессора из рук того Уцмия просьбами своими приложили все усердныя старании свойственником его Уцмия доброжелательной к здешней стороне Кубинской и Дербентской Фетх-Али-хан да, по дружелюбию с ним Уцмием, горской владелец Тиссияс Бамотам, а их поощрили бы Тарковской шемхал и горской владелец Буинаг Бамат, для чего и к ним под претекстами таковыя ж просительныя письма отправлены, а находящемуся в Кабарде с корпусом его в. пр-ву гд-ну генерал-поручику и кавалеру Ивану Федоровичу Демедему сообщить, а к вам послать указ и требовать, по ближайшему вашему к Уцмию пребыванию, о высвобождении его профессора и с своей стороны, по благому вашему разсуждению, всеусильней той к нему Уцмию употребить просьбы, к чему какие есть ему Уцмию свойственники и дружелюбцы сведущие есть, пристойным образом склонить, для чего по часту, как ему Уцмию, его родственникам и дружелюбцам напоминать, и какия на то от кого отзывы быть могут, в губернскую канцелярию давать знать. Какого-ж содержания помянутыя письма, с них для вашего сведения при сем прилагаются копии, с чем совсем ради скорейшаго доставления отправлен отсюда нарочной, и когда оной в Кизляр прибудет, то, приняв вам от него депеши и подарки, и со оными, а при том буде случится к кому просительныя о профессоре письма, и отправить все оное, по надлежащему порядку, для доставления каждому своего без всякаго время продолжения из дворян или ж из горских [72] князей кого вы за способнаго признать можете, с надежным к тому человеком, а лучше-б кто из князей был познатнее, и с достаточным наставлением, предписав ему во оном во первых ехать ему ко владельцу Уцмию, которому как письмо и подарки; и узденям его доставить верно, ежели ж чрез то он Уцмий ко освободе профессора Гмелина окажется склонным и действительно отпустит, в таком случае к прочим ханам посланных писем уже не отвозить, а привесть ему оныя в Кизляр, откуда и сюда доставить, а буде он Уцмий на уволнение не согласится, в таком уже случае по адресу кому которое следует доставить верно, без всякаго продолжения времени, и гд-ну полковнику, кавалеру и Кизлярскому коменданту учинить о том по сему Ея И. В-ва указу, а к гд-ну генерал-поручику и кавалеру Демедему об оном сообщено.

Марта 7 дня 1774 года.

Михаил Баранов.

* * *

(Губернаторский товарищ Астраханскаго губернатора).

Регистратор подканцелярист Иван Бакаев.

Копия.

Высокодостойный и высокопочтенный гп-дин Дербенской и Кубинской Фетх-Али-хан.

На сих днях здешнему правительству известно быть стало, что сведущий вашему высокопочтенству находившейся в Персии посыланной туда по Высочайшей воли Ея Императорскаго Величества, Всеавгустейшей Монархини Всероссийской, Всемилостивейшей Государыни нашей от Императорской академии наук к прибавлению надобности натуралной истории знающей и ученой человек, гд-н профессор Гмелин своиственником вашего высокопочтенства почтенным гд-ном Тарковским владелцем Уцмием захвачен в баранту и содержится при нем без всякой причины; а как он гд-н профессор в ваши и Тарковские пределы отправлен по всевысочайшей воле Ея И. В-ва, в таком случае, ведая вашего высокопочтенства к стороне всемилостивейшей нашей Государыни оказуемое издревле добросердие и благоугождение, дабы он гд-н профессор, яко отправленной, по Ея Императорскому соизволению, на далнейшее время в предудержании не оставался, а как наискорее желаемое Ея И-м В-м исполнено и сюда доставлено было, здешнее правителство принужденным нашлось вашего высокопочтенства дружески просить объявленному гд-ну профессору Гмелину у свойственника вашего почтеннаго гд-на Тарковскаго владельца Уцмия свободность исходатайствовать, и ежели чего [73] им гд-ном профессором, по возложенной на него комисии, в пределах его почтеннаго владелца Уцмия не окончено, приказано б было докончить и спросить с тем, чтоб ему почтенному гд-ну профессору, как и от вашего высокостепенства происходило вспоможение чинено было, за кое от него определяемым его почтеннаго владельца людем и заплачено быть имеет, чем ваше высокопочтенство паче перваго доказать можете Ея Величеству свою усердность, за каковую во исполнение всевысочайшей Ея И. В-ва воли оказанную вами и своиственником вашим почтенным владельцем Уцмием по дружбе к нашей стороне из благоусердия услугу всемилостивейшая наша великая государыня соизволит принять за благое угождение и не оставит оказать высочайшее свое снисхождение, о чем из здешняго правительства к нему почтенному господину Уцмию, так же и Тарковскому шемхалу и брату вашего высокопочтенства почтенному владельцу Буйнаг-Баматову писано. Ожидаем всякаго от вашего высокопочтенства удовольствия. Со особливейшим нашим к вам почтением навсегда пребываем Ея Императорскаго Величества Самодержицы всероссийской всемилостивейшей великой Государыни нашей Императрицы губернаторские товарищи коллежский советник Михаил Баранов, князь Николай Долгоруков.

28 Февраля 1774 года.

* * *

Письмо ген.-поручика Демедема Кизлярскому коменданту Штендеру от 3 Апреля 1774 г. из Моздока.

На рапорт вашего высокоблагородия, вчерашний день ко мне присланный, в наставление предписывается.

Нет другого способа во освобождении задержаннаго профессора Гмелина с командою, как только употребить к тому Андреевских владельцев, а особливо Темира Хамзина, которых ваше высокородие извольте с получения сего немедленно, не доводя вдаль, к ним послать и призвать в Кизляр, употребя к сему действительному исполнению мой совет: по приезде тех Андреевских владельцев в Кизляр, объявить им, чтоб они совершенно того профессора старались выручить, как он особливо из-за них, а ни за что другое и задержан, ибо они способ к сему освобождению достаточный имеют, яко то, чтоб они употребляли в сие особливо [74] Тарковскаго шемхала, брата Беззубова, который ему, Темиру, довольный друг, а ему, Беззубому, объявленный Уцмий, сей последний, ничего без него не может в прочих делах делать. А без того в выручке онаго безполезно. Если Темир посылкою своею к нему не согласит шемхалова брата и не выручит профессора, задержать его и еще хотя одного с ним владельца в Кизляре, а чрез то скорее можно желаемое в пользу получить, объявя между прочим им: есть ли они к сему употребят действительность и высвободят профессора, то за то получат высочайшую милость и награждение, нежели ему, Уцмию, как варвару, тридцать тысяч давать денег, и что вы по сему предъуспеете, меня уведомить, однакож, сие дело делать как скоро можно, не отлагая далее.

Иван Де-Медем.

* * *

Письмо Гмелина, полученное 24 Апреля 1774 г.

Его высокоблагородию господину полковнику и кавалеру и Кизлярскому коменданту Иван Ивановичу фон-Штендеру.

Казанищенский владелец Дисис-Магмет, при отъезде своем от Усмея, призвав меня, объявил, что он у Усмея меня выпросил и чтобы я точно был уверен, что он через десять дней приедет опять сюда, и меня непременно возмет, а между тем временем должен он поговорить с Темир-Булат Черкасским и есть ли то готово, что ему Темир-Булат обещал, то он немедленно меня возмет; при том меня просил, чтоб я об этом к вам и Темир-Булату Черкасскому написал, что я и ученил, прося ваше высокоблагородие, чтобы вы его удовольствовали обещаниями, каких обстоятельства потребуют и какия без дальних следствий учинить можно. А Уцмей на представление словесное дворянина Филатова ответствовал, что ему отпустить меня не можно прежде, нежели суд с Андреевцами по их законам и обычаям от вашего высокоблагородия учинен будет, а о деньгах сказал, что он это представил для того, что, может-быть, Андреевцам легче покажется деньги отдать вместо Терекеменских Татар. Когда же ему Филатов представил, что Темир Андреевский ему брат, и что они по дружбе и братству могут между собою разобраться без дальних ссор и захватов Российских людей, Уцмей на то сказал, что это правда, что он ему брат, но он много захватывал их людей за баранту, однако не получил своих Терекеменцов, а как [75] недавно уведомился, что Андреевцы наши подданные, то он наших Российских людей захватил, надеясь, что Россия принудит Андреевцев его удовольствовать. О всем сем Филатов и студент Михайлов вам обстоятельнее донесут. Чтож до меня касается, я не могу понять, для чего Уцмей от России требует то, что находится у его брата, и не знаю, который меня обманывает, Уцмей или Дисис-Магмет. Есть ли сей последний правду мне обещал, то ваше высокоблагородие покорнейше прошу его обещаниями удовольствовать и склонить к тому, чтобы он меня немедленно взял, ибо время медленности не требует. На Уцмея Фет-Али хан войною идет, и Уцмей уже по лесам ночует, со дня на день неприятеля ожидая. Я опасаюсь, чтоб в этом смятении, от Уцмея в отчаянии, или от сборищнаго варварскаго, из разных народов состоящаго, Фет-Али ханова войска какого зла мне с людьми не причинилось. При том разсудите, какая остановка во всех делах, по должности моей касающихся, от долговременнаго моего здесь пребывания происходит. Есть ли же на Дисис-Магмета надежды нет, то паки принуждать усильнейшим образом Андреевцев, всему моему несчастью виновных, чтобы меня выручили. Многие Андреевцы сюда приезжают, и не знаю для чего ложные слухи распускают, будто Крым у нас отнят, Моздок и Кизляр и Казань взяты; также известно, что многие из Терекеменцов, в Андрееву деревню ушедших, хотят паки к Уцмию возвратиться; так же из Андреевой деревни слух пал, будто вы просили Шамхала и Фет-Али-хана, чтобы или украсть, или силою взять, что Уцмей сам Филатову объявил. При том Темир Андреевский Уцмею друг, а Шамхал неприятель, да и Шамхал рад, что меня задержали и не выпускают. Все сии обстоятельства вашему высокоблагородию известнее, нежели мне; мне только остается в заключение вас покорнейше просить, чтобы каким-нибудь образом скорее меня выручить для вышеписанных обстоятельств.

Профессор Гмелин.

Из Берекея 20 дня Апреля 1774 года.

* * *

Известно вашему высокоблагородию, что я в начале сего года из города Баку приличным сообщением просил вас, дабы благоволили, как мне в силу инструкции моей из Дербента в Кизляр сухим путем exaть непременно должно, прислать мне в Дербент такую военную команду, какую довольною разсудить для безопаснаго меня провождения от Дербента до Кизляра, при том я [76] упомянул, не получивши такой команды или ответа, что сухим путем ехать опасно, из Дербента не выйду. На мою просьбу вы согласились, прислали мне команду, в 25-ти человеках состоящую, и при ней ответ на мое сообщение, в котором, между прочим, об Уцмее писали, чтобы я его, по причине его отзывов, приласкал подарками. Отзыв на Российском языке значит ответ или отказ; а какие эти отзывы были, того не упомянуто; а о опасности ни слова также не было упомянуто. Таким образом, положась на ваше знание, команду и мурз, от вас присланных, отправился я из Дербента и Хайдатским Уцмеем пойман и ограблен, конвой почти весь и мурзы отпущены, а я удержан за баранту, о чем Уцмей и писал тогда к вам. Хотя от Уцмеева владения до Кизляра в 8 дней удобно взад и вперед съездить можно, однако от вас через семнадцать дней письмо к Уцмею прислано, которым вы требовали, чтобы он меня немедленно отпустил, писано так же было и от его превосходительства господина генерал-поручика и кавалера Ивана Федоровича де-Медема о том же но Уцмей совсем отказал и письменно вам объявил, что не токмо меня не отпустит, но и всяких Российских людей, через его владение проезжающих, ловить и удерживать будет, пока двухсот семей Терекеменцов и семидесяти Жидов, за тридцать пред сим или более лет от него в Андрееву деревню бежавших, не получит. При том и я к вашему высокоблагородию писал, изъяснив вам бедность моего состояния и прося о скором избавлении, но в три недели никакого от вас ответа не получил. Между тем Уцмей мне объявил, что он за Терекеменцов своих может деньги взять, и тридцатью тысячами рублев доволен будет; при том требовал, чтобы я об этом написал, и сам от себя письмо о том же к вам послать обешал, что и учинено; и я послал к вам студента моей экспедиции Ивана Михайлова, чтобы словесно вам все состояние дела изъяснил; при том и письменно вам требование Уцмеево объяснил, прося так же, чтобы вы, по благоразумию вашему, меня освободить постарались. Как я ожидал Михайлова возвращения, приехал к Уцмею посланный от Андреевских владельцов Казанищенсий владелец Дисис-Магмет требовать меня от Уцмея и ему объявил что он за мною только приехал и не отъедетъ, пока меня не выпросит. В тот день, когда он от Усмея поехал, по утру он Дисис - Магмет меня позвал и мне чистосердечно, повидимому объявил, что он с Уцмеем дело о моей свободе окончил, что через десять дней назад лриедет и меня возьмет. Через восемь дней потом Михайлов приехал, и с ним дворянин Филатьев, [77] с письмами от вас к Уцмею посланной, но оба они никакой помощи мне не привезли, выключая малое число провианта и обстоятельное известие о состоянии дела моего. Ибо Уцмей дворянину о выпуске моем, именем вашим просящему, отказал и требовал, чтобы люди его ему были отданы. По приезде дворянина на другой день, т. е. 21 Апреля, Уцмей в горы меня отвести приказал, в деревню Маджалис, где я и теперь нахожусь в крайней бедности, и шестую уже неделю ожидаю вашего вспоможения, но тщетно, а что впредь последует, не знаю. Между тем должность моя и дела государственныя, мне от Ея Императорскаго Величества порученныя, понуждают меня объявить вам следующее. Хотя все Академическия, Астрономическия и Физическия экспедиции особливым благоволением наслаждаются от ея Императорскаго Величества и все имянным высочайшим ея повелением учреждены и отправлены по государству; однако мне порученная особливую милость и матернее попечение Ея Императорскаго Величества чувствовать счастие имел; ибо кроме онаго общаго о всех экспедициях имяннаго повеления,. во все губернии посланнаго, Ея Императорское Величество о моей экспедиции два особливых имянных указа к бывшему Астраханскому губернатору Бекетову послать благоволила; первый о отправлении меня в Персию, а другой, — чтобы меня отправить на восточный берег моря Каспийскаго, в котором Ея Императорское Величество большее, нежели матернее, к моей экспедиции благоволение оказать изволила; ибо, между прочим, Астраханскому губернатору повелела, дабы он мне объявил, чтобы в бытность мою на восточном берегу далее от берега не удалялся; дабы хотя я и попадусь в варварския руки, можно было меня возвратить. Но там старанием Астраханскаго губернатора и губернской канцелярии не токмо никакого несчастия мне не приключилось, но и великая честь во всех местах оказана. Из сего следует, что когда Ея Императорское Величество, всемилостивейшая самодержица наша, Астраханский губернатор и губернская канцелярия толикое попечение о безопасности, предосторожности и выгодах моей експедиции приложили, то правда требует, чтобы всякий Российский комендант равное старание возымел, а особливо ваше высокоблагородие, потому что вы приняли на себя из Дербента в Кизляр препроводить. Но вместо того, чтобы мне теперь быть в Кизляре или Петербурге, сижу четвертый уже месяц в крайней бедности, нищете и отчаянии за препровождением и старанием вашим. Ибо есть ли бы вы в Дербенте ко мне команды оной малой не прислали и написали, что ехать опасно сухим путем, я бы обратно в Баку отправился на судно мое и [78] теперь давно бы был в России. Но понеже так сделалось, и пойман от Уцмея, от первых дней Февраля месяца, по сие время можно бы изыскать способ к моему освобождению, и вы имели изрядный, но не знаю для чего его упустили, а именно: Андреевских владельцев задержать и по тех пор не пускать, пока бы я возвратился. Ибо за них я задержан, и так праведно было за меня их задержать. Но как прошедшаго возвратить не можно, и что уж сделано, того переделать нельзя, то я ваше высокоблагородие покорно прошу от сего времени больше обо мне попечение возыметь, нежели прежде, и мое дело причесть к другим вашим делам, которые поважнее обыкновенных, и наконец исторгнуть меня из рук неприятельских, в чем, дабы вы успеть могли, предложу вам способ, который сам Уцмей, в ужасе от Фет-Али-хана и шамхала приведенный, мне подал. За десять дней пред сим прислал он ко мне Андреевскаго у него для обучения детей живущаго попа объявить, что он от Андреевцев ни людей своих, ни денег не требует, а только хочет, чтобы они с ним попрежнему в союзе жили, и в случае нужды вспоможение давали; что ежели Андреевцам Россия дозволит, он обещает меня отпустить. И так мне предложил, чтобы я от себя человека с письмами послал к вам и сам своего послать обещал; но прежде хотел послать к Дисис-Магмету просить совета. Посланный от Дисис - Магмета третьяго дня приехал и объявил, чтобы Уцмей на Андреевцев не надеялся. И так он послать людей к вам отказал. Но как я его просил, чтобы он мне дозволил своего человека послать и дать знать вам о его требовании; он согласился. Сей случай я употребил в пользу и посылал к вам того же студента Ивана Михайлова, который вам все обстоятельства изъяснит. Впрочем, мое мнение есть следующее. Из всех речей и обстоятельств видно, что Андреевцы хотят с ним в дружбе жить и вспоможение давать; таким образом можно им дозволить, чтобы они в этих делах сами между собою разбирались, как вы о Терекеменцах к Уцмею писали; есть ли же не хотят подлинно, как Уцмей сказал, то ничего другого не остается, как их усильно принудить, чтобы меня возвратили; понеже я за них содержусь в плену. Впрочем все на ваше разсуждение оставляю; только вас уверяю, что каждая неделя моего здесь пребывания великия препятствия в делах моей экспедиции причиняет, или, лучше сказать, совсем оныя остановила; от чего коликой ущерб казне государственной, а особливо Академии Императорской, сами вы разсудить можете. Наконец, ваше высокоблагородие прошу, дабы вы благоволили такия мне вспоможения в [79] сей крайней бедности оказать, каких студент Михайлов моим именем от вас просить будет, а особливо посылать ко мне всякую неделю известия и нужный провиант, ибо Уцмей посланных не задерживает; при том есть ли что темно вам в сообщении сем попадется, он вам изъяснит, и все, о чем он вас словесно или письменно просить будет, за мою истинную просьбу почитайте, а особливо известия частыя и провиант посылать, есть ли мне избавление не скоро последует, ибо нет ничего беднее, как сидеть у неприятеля в гладе и отчаянии. А вам никакого труда не состоит дворянина сюда послать с нужными вещами.

Самуель Гмелин.

Из Маджалиса с Кавказских гор.
23 Мая 1774 года.

* * *

При указе от 24 Июня 1774 г. Астраханская губернская канцелярия прислала Кизлярскому коменданту Штендеру, адресованное на его имя, письмо от графа Никиты Ивановича Панина.

№ 209. Получено 1 Июля 1774 года в Кизляре.

Государь мой Иван Иванович!

Задержание, учиненное совсем неожиданным образом профессору Гмелину на проезде его из Персии владельцем Хайдатским Уцмием, хотя и неизвестно теперь здесь в каких обстоятельствах остается, но по принятым к выручению его со стороны вашей мерам, о которых вы донесли сюда совокупно как и о самом сем случае, чаятельно должен был уже сей варварский владелец требовании ваши о том принять в достойное уважение.

Таким образом и ожидается вскоре от вас известие, что захваченный профессор, о изторжении котораго из рук варварских и уничтожении тем произшедшаго в соседних вашего края народах соблазна, вы по долгу вашего звания все возможное старание по ныне употребили, действительно уже получил свободу, или же по крайней мере вскоре освобожден будет, в противном же случае, еслиб Хайдатский владелец еще, ни на что несмотря, непреклонным был, вы находитесь в подвиге к тому его убедить и принудить продолжаемыми сильными увещаниями или посредством владельцев Кумыцких, которые должны о том стараться, как здешние подданные и как относящияся к ним единственно Хайдатскаго владельца претензии и повод ему подавшие к тому насильному поступку. [80]

(неразб.) приложенное при сем письмо к помянутому (неразб.) препоручаю я вам, государь мой, где б он ныне не находился, доставить к нему наивернейшим образом, употребя к тому такое средство, какое наилучше за благо изобретете по вашему на месте усмотрению.

Я пребуду в прочем с особливым к вам уважением и доброжелательством, государь мой, вашего высокоблагородия граф Н. Панин.

В Санкт-Петербурге
4 Июня 1774 года.

* * *

В Кизлярскую комендантскую канцелярию.

Как я больше уже года нахожусь в чужих краях и с перваго дня Октября 1774 года со всею моею экспедициею жалованья не получал, того ради Кизлярскую комендантскую канцелярию покорно прошу, дабы благоволила в силу приложеннаго при сем из статс-конторы указа на всю мою экспедицию за две трети, то-есть с перваго дня Октября 1773 года по первый день Июня нынешняго, выдать жалование, кое я поручил принять студенту моей экспедиции Ивану Михайлову, который в приеме оных денег и распишется, а двутретнее всех чинов, в экспедиции моей находящихся, жалованье составляет сумму тысячу четыреста семь рублей шестьдесятъ шесть копеек, которое число и прошу выдать оному студенту. Из деревни Маджалиса Маия 28 дня 1774 года. Профессор Гмелин.

* * *

Коменданту Штендеру.

Уцмей на ваши ласковыя письма не склоняется, но еще больше гордится и грозит, как вы из письма его увидите, и дворянин Тарасов вам разскажет. Чего он требует, я не знаю, только думаю, что лучше его удовольствовать поскорее и меня взять; есть ли он только требует, чтобы Андреевцы к нему на помощь пришли, то можно им сие дозволить с тем, чтобы я немедленно был отдан, и в Петербург отписать, что для сей нужды это им дозволено. Я нахожусь при смерти, а Уцмей грозит не знаю что сделать надо мною, а делать ему осталось две крайности: или умертвить меня гладом, либо оружием или продать. Обо всем вас обстоятельно уведомит дворянин Тарасов; я вам только напоминаю, чтобы полезное было для России, чтобы варвары воевали против варваров и друг друга погубили, нежели, чтобы я пропал. Итак я думаю лучше бы дозволить или приказать Андреевцам идти на помощь к Уцмею, нежели приказывать им отказываться от дружбы [81] Дисис-Магмета и Али-Султана, чего Уцмей не боится; ибо знает, что они за Россию не станут с ним воевать и, может-быть, Андреевцы притворно с ними подружились, а внутренне в том же союзе находятся, и будут тайно помощь посылать. Всего бы лучше было всех Андреевских владельцев и лучших узденей, зазвав в Кизляр, посадить в аманатный двор с таким объявлением, что по тех пор выпущены не будут, пока я не приду в Кизляр, и приказать им посылать своих лучших людей к Уцмею разбираться по своим законам и его удовольствовать или деньгами, или людей его отдав, или трактаты с ним заключа; а им сказать, что Россия за них тридцать тысяч денег не отдаст.

Профессор Гмелин.

Из Ахмет-Кенися,
11 дня Иуля 1774 года.

* * *

Г. полковнику и Кизлярскому коменданту Ив. Ив. Штендеру от оставшейся господина профессора экспедиции физической, сообщение.

По кончине господина профессора Гмелина, как я со всею находящеюся там коммандою выпущен был, дошедши до Тарху (Тарки, резиденция шамхала Тарховскаго, ныне находится в Дагестанской области. П. Ю.), понеже казаки пешком идти более силы не имели, принужден я был нанять девять лошадей за двадцать пять рублей со всем и с проводниками, с таким условием, чтобы им в тот же день, как приедем, отдать помянутое число денег. А как оныя лошади для казаков единственно наняты, и я никаких денег не имею; того ради ваше высокородие покорно прошу, дабы благоволили приказать объявленное число денег выдать Тарковским оным людям, коих при сем вашему высокоблагородию представляю (о выдаче просимых денег комендантская канцелярия обратилась (1 Июля) в воеводскую канцелярию; но последняя выдать их отказалась, потому якобы, что в наличности такой суммы в «рентерии» нет, а если есть серебряною монетою 850 руб. конфискованных денег, то оных воеводская канцелярия «к отпуску учинить без позволения главной команды не может» а «у здешних купцов заимообразно сыскать не у кого». За всем тем, разсуждала канцелярия, «реченному студенту в приеме и росписке в шнуровой книге должно иметь у себя от профессора верющее письмо, кое должно сообщено быть в документе». Вследствие этого Кизлярский воевода адресовался в Астрахань. Указ из губернской концелярии немедленно о выдаче денег с строгим выговором воеводе получен в Кизляре уже тогда, когда Гмелина не было уже в живых. П. Ю.).

Академии наук студент Иван Михайлов.

Августа 1 дня 1774 года. [82]

* * *

Как с начала пленения господина профессора Гмелина до самой кончины его разные способы употреблены были освобождению его и между тем разные денежные расходы потребны были, и при том и Астраханская губернская канцелярия прислала некоторые подарки для выручения его, и хотя ваше высокоблагородие сами отпишите обо всем сем в Императорскую Академию Наук и в другия пристойные места, однако должность требует, чтобы и оставшаяся теперь без предводителя Академическая физическая экспедиция рапортом представила в Академию о кончине господина профессора и о всех делах и обстоятельствах до экспедиции касающихся, так же и о денежных расходах, кои ваше высокоблагородие употребили для выручения его на счет его экспедиции. Того ради ваше высокоблагородие покорно прошу, дабы благоволили приказать дать к нам в экспедицию известие, сколько денег для выручения господина профессора употреблено на счет экспедиции, и в каких вещах состоят оные подарки из губернской канцелярии присланные, и какой цены они стоят, чтобы можно было без ошибки рапортом от экспедиции представить о всех сих обстоятельствах в Императорскую Академию Наук.

Академии Наук студент Иван Михайлов.

Августа 2 дня 1774 года.

* * *

Понеже два только человека нас до экспедиции покойнаго господина профессора Гмелина принадлежащих находится, а именно: я студент и рисовальщик Баур, и дела здесь никакого более не имеем; того ради прошу покорнейше ваше высокоблагородие отправить нас в будущую неделю в Астрахань, и для того дать нам одну двуконную арбу за казенные прогоны, кои прошу здесь подводчикам заплатить, и сверх сего приказать для провожания и безопасности определить нам надлежащий конвой до Астрахани.

Академии Наук студент Иван Михайлов.

Августа 2 дня 1774 года.