ПРЕДИСЛОВИЕ

Документы, помещенные в настоящем выпуске, группируются главным образом около трех важнейших исторических событий, каковы: заключение Русско-Грузинского договора в 1783 году, нашествие на Грузию Аги-Магомет-хана Персидского в 1795 году и присоединение царства Грузинского к Российской империи в 1801 году.

Здесь мы представим вкратце хронологическую канву этих событий.

По окончании первой Русско-турецкой войны (1769 — 1774 гг.), в которой грузины принимали деятельное участие (Этой войне посвящен весь I том настоящего издания, вышедший в 1891 году, равно и не мало документов, помещенных в дополнениях к настоящему выпуску (стр. 243 и след.).

Здесь же, кстати, следует заметить, что название “Грузия” встречается в предлагаемых документах то в смысле Сакартвело (1 т. № 11; II т. I вып. № 2), т. е. как общее название всех земель, занимаемых Грузинским (Картвельским) племенем, приблизительно в объеме нынешней Тифлисской и Кутаисской губернии, то в смысле соединенного Карталино-Кахетинского царства, то, наконец, в смысле одной только Карталинии, или Картли.), и после ухода из Грузии русского вспомогательного отряда (в 1772 г.) отношения Грузии к Турции и Персии ухудшились, как и следовало ожидать (см. ниже № 235).

Предвидя это, Имеретинский царь Соломон I в грамотах своих на имя имп. Екатерины II и графа Н. И. Панина (№ 1 и 2) пишет: “ни под каким видом не можно нам иметь мир с татарами по бывшим между нами распрям и кровопролитиям”, посему просит он императрицу “присовокупить” царство Имеретинское к Российской империи, чтобы избавиться совершенно от притязаний турок. В ответной грамоте императрицы и в письме графа Панина (№ 5 и 7) к царю Соломону говорится, что он, Соломон, как [II] видно из его грамот, не получал еще посланной ему из Петербурга императрицей грамоты (от 5 Октября 1774 г.) с извещением о заключении “вечного мира” между Россией и Турцией на основании Кучук-Кайнарджийского трактата (от 10 июня 1774 г.), в которому 23 артикулом выговорены некоторые “выгоды” также и в пользу Имеретинского царства; далее, говорится в грамоте императрицы,—“по отдаленности Имеретии от пределов нашей Империи и по образу жизни жителей ее, возжеланное вами, прежде состоявшегося с Портой мира, присвоение к нашему Российскому скипетру вашей области не могло бы не соединено быть с великими затруднительствами... Мы, будучи воспрепятствованы, по природной нам склонности к справедливости, снизойти на прошение в. св-ти в дозволении вам почитать себя принадлежащим к Империи нашей после заключенного с Портой Оттоманскою вечного мира, да и не видя в том ни нужды, ни пользы для владения вашего... сим милостиво уведомляем в-у св-сть: поведение ваше относительно к турецкой стороне таким образом расположить, чтоб все причины неудовольствия предупреждены были, следовательно, и Порта всегда в обязательстве долженствовала сохранять данные обещания. Сей, толь свойственной и столь необходимою царского званию вашему осторожностью вы не меньше окажете услуги вашему отечеству, как и военными вашими подвигами, подъятыми для защищения оного”. В заключение посланнику царя Соломона князю Квинихидзе было объявлено (№ 7), что “полученные при высоч. е. и. в. дворе от царя Соломона чрез него, князя Квинихидзева, представлении такого суть рода, как по состоявшемуся миру, не только к исполнению не удобно, но и совершенно бесполезны уже и для самой Имеретии по многим уважениям”.

В 1781 и 1782 годах царь Соломон вновь обращается к заступничеству Петербургского двора пред турками (№ 9, 10, 20), которые начали де возводить новые укрепления на берегу Черного моря, берут христиан в полон, совращают их в магометанство или продают их и т. п., словом, что турки не соблюдают больше постановлений Кайнарджийского [III] трактата. Императрица приказала русскому посланнику в Константинополе Булгакову (№ 15, 21) поддержать протест царя Соломона пред Портой: “23-м артикулом Кайнарджийского трактата, говорится в рескрипте, выговорены были в пользу грузинцев разные выгоды, и, именно, чтоб Порта оставила их в покое. Мы, снисходя на просьбу Имеретинского Владетеля, повелеваем вам—когда от него у Порты учинено будет представление,—подкрепить оное от лица Двора нашего, да во обиде по делам как его, так и Грузинского и Кахетинского царя Ираклия, случившимся в месте пребывания вашего, чинить сильное заступление как за таких Владетелей, в сохранении коих и их областей и в защищении от всяких обид, по единоверию и по всегдашнему к сим народам благоволению нашему,—мы не можем быть не интересованы”.

С своей стороны царь Ираклий, опасавшийся также возобновления враждебных действий со стороны мусульманских соседей (№ 235), еще от 6 мая 1775 г. (№ 238) писал ген.-порутчику Медему, занявшему г. Дербент в апреле 1775 г. и собиравшемуся наказать Дагестанского владельца Уцмия за убийство профессора Гмелина (Бутков, т. III, стр. 136), чтобы он подвинулся вперед со своим отрядом, занял бы г. Новую Шемаху, после чего, говорит Ираклий, все дагестанцы подчинятся ему, Медему; с другой стороны, продолжает Ираклий, из Сальяна суда могут доехать по Куре за сто верст до границ Кахетии, и что оба берега Куры от Сальяна до Тифлиса совершенно ровны и сухи, и никаких неудобств не представляют для передвижения войск; Персидские ханы, утомленные междоусобиями, также охотно примкнут к нему, а о христианском населении нечего и говорить,—их большое множество, живут по сию сторону Стамбула и 6 лет уже умоляют его, Ираклия, избавить их от ига неверных при содействии русского войска. (Ираклий, как видно, разумел айсоров, греков, армян, но не переселенных в Персию при Шахе Абасе I грузин). На такое движение вглубь Закавказья генерал Медем однако не получил разрешения императрицы. Такого же содержания [IV] грамоту Ираклий от 29 мая 1775 года послал гр. Н. И. Панину; но и это предложение не имело успеха,—русские войска из Дербента весною 1776 года возвратились на Кавказскую линию (Бутков, Материалы, т. II, стр. 25, 26, 29, 32).

Между тем в 80-х годах XVIII века политические обстоятельства за Кавказом и в Персии складывались так, что Грузии и России необходимо было выяснить свои взаимные отношения, определить и оформить обоюдные права и обязанности;—или сблизиться теснее, или же предоставить Грузии поддерживать свои прежние отношения к Турции и Персии. Быстрое поступательное движение русских на юг, к границам Грузии, с назначением Потемкиных начальниками в южно-русских и прикавказских областях, усилив еще больше подозрительность названных держав к России, делало разрешение этого назревшего вопроса неотложным. Одного словесного заступничества за Грузию пред Турцией и Персией со стороны России не было достаточно, это их еще больше раздражало и озлобляло против Грузии,—силе необходимо было противопоставить силу, притом постоянную. На внешнюю же военную помощь со стороны России Грузия не всегда могла расчитывать,— отдаленность границ этих царств, неудобства пути, нередко же и совершенное прекращение в горах сообщения, дороговизна содержания и передвижения войск делали это не всегда возможным, о чем императрица и гр. Панин неоднократно писали Грузинским царям. Оставалось организовать на месте силу, достаточную для ограждения Грузии от неприятельских вторжений, а остальное предоставить дипломатическому искусству Грузинских правителей. Но всегдашняя, заветная мечта царя Ираклия — сформировать по европейскому образцу туземную регулярную, европейски обученную и дисциплинированную армию,—не осуществлялась: трудно было изменить веками сложившийся в стране обычай по набору и содержанию войск (Установленное от 1 января 1774 года царем Ираклием вместо “Нокари” “Моригэ” т. е. Очередное ополчение в 4—5 тыс. ратников, о действиях которого полк. Бурнашев отзывается с большою похвалой (Картина Грузии, Тифлис. 1996 г., стр. 6), было все-таки войском иррегулярным, милицией: 3акавк. Вестник, 1848 г., № 28 и 29; Hist de la Georg. H part. Il livr. pp. 246, 247; Бутк. т. I, стр. 287, 288.), кроме [V] того на содержание постоянной регулярной армии нужны были большие средства и опытные руководители (инструкторы, литейщики, мастеровые и т. п.), которыми Грузия не располагала и о присылке которых царь Ираклий неоднократно обращался с ходатайством в Петербург, но, напр., присланные артиллеристы были высланы обратно (II вып., II т., № 211) в Россию графом Тотлебеном, не желавшим усилить и укрепить Грузию (I т. № 84 и 85 (От 6 февраля 1770 года Тотлебен писал из Грузии военному министру гр. 3. Г. Чернышеву: “Le Lieutenant-Colonel Schallikajeff (Чолокаев), malgre mes ordres, est toujours a Tiflis... s'y occupant d'apprendre au Czaar (Ираклию) a faire faire des mortiers des Haubiz et de mettre les canons sur des affettes; je lui ai envoye encore un ordre tres-pressant pour venir ici, si non,—je le ferai arreter a Tiflis et conduire a Mostok, puisque, quoique le Czaar et touts ses Kneeses se soient declares pour les interets de sa Majeste et meme se soient rendu sous Sa protection, je trouve encore tres prejudiciable aux interets de Sa Majeste d'avoir dans |ce pais-ici d'autres canons, que ceux de Sa Majeste Imperiale notre Souverain”, (Грамоты, т. I, стр. 205).).

Для осуществления своей заветной, совершенно верной мысли, что только правильно организованное туземное войско (для чего местное грузинское население представляло превосходный материал, Грамоты, т. I, стр. 186) могло служить во всякое время единственной и действительной опорой и защитой для царства Грузинского от внешних и внутренних врагов,—царь Ираклий еще настоятельнее стал обращать свои взоры к христианским государям Европы. Так в 1781 и и 1782 годах он отправляет грамоты на имя Римского императора Иосифа II и других властителей Западной Европы чрез посредство католических миссионеров, живших в Тифлисе, патеров Доминика и Мавроса (№ 11 и 12) (Имп. Екатерина II и гр. А. А. Безбородко считали виновниками этих сношений Грузии с имп. Римским “миссионариев”, т. е. католических миссионеров, живших в Грузии (Грамоты, II т. II, вып. № 22, стр. 31); Бутков также думает, что “вероятно, по внушению” католических миссионеров царь Ираклий обращался к имп. Римскому (Материалы, т. П, стр. 120). Между тем, вероятнее всего, что в данном случае царь Ираклий обращался к имп. Римскому главным образом по совету небезызвестного доктора Якова Рейнеггса и его спутника Венгерского графа Когари (Kohary), в драматической труппе которого Рейнеггс одно время подвизался в качестве актера Венского немецкого театра, арендуемого графом Когари. Когда же этот последний разорился, то вместе с Рейнеггсом предпринял путешествие на Восток в 1776 году. Из Венгрии через Венецию, Константинополь, Смирну, Токат, Эрзерум и Карс прибыли они детом 1778 года в Тифлис, где Рейнеггс, подобно другим иностранцам (напр. инженеру Дёрингу из Саксонии), вскоре был принят царем Ираклием на службу и под прозванием “Якуб-бея”, как он сам рассказывает, стал заниматься врачебной практикой, обучать на Монетном дворе мастеровых лучшей лигатуре благородных металлов, отливал железные пушки, устроил пороховую мельницу и стал приготовлять по европейскому способу порох, устроил также машины для выделки железа и стали, заведовал типографией, для которой выписал типографские машины из Венеции и т. п. При этом гр. Когари и сам Рейнеггс постоянно вращались в обществе Капуцинов, которых было в то время в Тифлис 6 человек, пока Рейнеггс от 10 июля 1781 года не был вызван из Тифлиса на Кавказскую линию Потемкиным, а в следующем году Рейнеггс вернулся в Грузию с дипломатической миссией; Allg. Beschreibung des Kaukasus von Dr. Jacob Reineggs, herausg. von Fr. Schroder. 1796—1797. II ч., стр. 65, 66; Бутков, II ч., стр. 118.). В этих [VI] грамотах царь Ираклий заявляет, что до сих пор единственным прибежищем в затруднительных обстоятельствах для Грузии остается Русский двор, оказавший ей много милостей в всячески ее поддерживающий, но “и таковые несчетные монаршие милости недостаточны для нас, пишет царь Ираклий. и для наших областей по нахождению нашему между опасными соседями... Мы не имеем таких способов, чтобы учредить у себя по европейскому манере военный порядок. Хотя народ наш не в великом числе, но, имея по-европейски регулярное войско, с помощью Божьей пришли бы мы в состояние побеждать неприятелей, хотя бы было их и превосходное число против нас, и они не осмелился бы, наконец, воспротивиться нам... В прошедших годах доходил слух в Азиатских областях, что в-е в-о (Римский император) будете иметь войну с турецким султаном... не соизволите ли в. в-о удостоить вашим нас повелением, дабы в. в-у оказали пристойные наши услуги?”. Кроме своих войск царь Ираклий предлагал набрать и лезгинские наемные войска и на это просит императора “пожаловать денег на содержание нескольких полков, дабы европейским государям был я в состоянии с областями моими оказать услуги по возможности”— так заключает Ираклий свою грамоту.

Копии с своих грамот имп-у Римскому царь Ираклий прислал в Петербург (№ 11, 12, 17), при этом Ираклий писал кн. Г. А. Потемкину: “находясь в таком опасном положении и имея долг быть попечителем моего отечества, [VII] дабы при жизни моей приобрести вспомоществование от угрожаемой опасности откудова бы оное ни было, и привести дела наши в твердое состояние в пользу народа”,—он и решился обратиться к Римскому императору и другим государям Европы (II вып., II т., № 17).

Заключение Русско-грузинского договора в следующем году, скоро сделавшееся известным и в Европе и Азии (в Турции и Персии), делало помощь Римского императора Грузии излишней или неудобной (№ 22, ст. 4).

В то же время ушедший из России на Кавказ и в Персию бывший капитан Русской службы кн. Александр Бакарович Грузинский, внук Карталинского царя Вахтанга VI (ум. в 1737 г.), выступал претендентом на Карталинский престол и в течении 17 лет (1766—1783 гг.) тщетно пытался получить его (5 декабря 1765 года царь Ираклии подписал указ о назначении Верховного Суда из духовных и светских лиц над побочным сыном царя Вахтанга VI, дядей кн. Александра Бакаровича Грузинского, жившим в Тифлисе в большом почете, Паатой и его сообщниками, которые, будучи признаны Судом виновными в заговори и посягательстве на жизнь и державные права царя Ираклия, были двое из них вместе с Паатой подвергнуты смертной казни, остальные разным другим истязаниям (Hist. de la Georg., II part., II livrais., pp. 238, 239).

2 мая 1766 (? 1765 г.) года был привезен в Кизляр бывший капитан лейб-гвардии Измайловского полка кн. Ал. Бакар. Грузинский и по его желанию отпущен заграницу. Он отправился в Персию, правитель (векиль) которой Керим-Хан обещался доставить ему Карталинский трон, занимаемый царем Ираклием. Графу Тотлебену, надо полагать, было известно в 70-х годах, что этот претендент на Карталинский престол находится в Персии. После смерти Керим-Хана (умер в феврале 1779 года), кн. Александр Бакрович был вызван из Персии царем Соломоном I в Имеретию чрез посланца поэта Бессариона Габашвили, сына священника Захарии. Из Имеретии и из Ахалциха, где он был в 1781 году, Александр делал с наемными Лезгинами набеги на Карталинию, но безуспешно. Наконец, царь Соломон удалил его в 1782 году из своего царства. Тогда кн. Александр в сопровождении 8 лиц отправился чрез Рачу, Осетию, Кабарду к Шамхалу Тарковскому и затем Фетх-Али-Хану Дербентскому с целью нанять лезгинские войска, которым обещал значительное вознаграждение после взятия ими Тифлиса. К князю Александру Грузинскому присоединился и кн. Александр Амилахвари—безносый. Этот последний за участие в 1765 году в заговоре против Ираклия поплатился своим носом, и в 1771 году выехал из Тифлиса к своим родным, жившим в Москве. В 1782 году уехал из России обратно на Кавказ, был в Имеретии, затем в Дербенте, откуда, по требованию Русского правительства, в Ноябре 1783 года был выдан он вместе с кн. Грузинским Дербентским ханом России (№ 13,14) и были водворены кн. Ал. Грузинский в Смоленске, а кн. Ал. Амилахвари в Выборге. (Этот кн. Ал. Амилахвари автор между прочим и известной брошюры: История Георгианская о юноше Амилахварове. Русск. пер. Спб. 1779 г.; Hist. de la Georg., II part, II livr., pp. 247, 248; Бутков, Материалы, II т., стр. 114—117; Сборник И. Р. Исторического Общества т. VII и ХІ; Новые материалы для жизнеописания и деятельности С. Д. Бурнашева, бывшего в Грузии с 1783 по 1787 г. Собрал и издал С. Н. Бурнашев под редакцией проф. А. А. Цагарели. Спб. 1901 г., стр. 14, 15, 17).

Вахтанг VI и его потомки, жившие в Москве, не переставали претендовать на Карталинский престол. Между тем цари Теймураз II и его сын Ираклий II не меньше прав имели на этот же престол не только de facto, но и de jure, чем другие потомки Вахтанга VI. Этот последний, запутав дела свои и своего царства, в 1724 году должен был выехать с семейством своим в Россию после занятия Тифлиса турками в 1723 г., владевшими этим городом лет 12, пока сами Турки в свою очередь не были выгнаны из Тифлиса в 1735 г. Надир-Шахом Персидским. В Грузии оставалась дочь царя Вахтанга VI Тамара, которая была замужем за Кахетинским царем Теймуразом II. Этому-то Теймуразу и царице Тамаре Надир-Шах предоставил в 1744 году вакантный Карталинский трон, как законным наследникам Вахтанга VI, а сыну Теймураза Ираклию — Кахетинский трон. 1 октября 1745 года Теймураз торжественно короновался в Мцхетском Патриаршем Собор, а в 1760 году выехал в Россию для посещения Петербургского двора, где и умер 8 января 1762 года. Тогда Кахетинский царь Ираклий II, как единственный сын и наследник “помазанного” Карталинского царя Теймураза, объединил царства Кахетинское и Карталинское, разделенное с 1466 года, под своим скипетром и управлял единолично ими вплоть до своей кончины” последовавшей 11 января 1798 года, и в таком же виде передал он своему сыну и наследнику Георгию это соединенное Карталино-Кахетинское царство.). [VIII]

Турция явно нарушала постановления Кайнарджийского договора относительно Грузии, а в Персии, безмолвствовавшей со времени смерти Шаха-Надира (1747 г.), после кончины векиля Керим-хана (1779 г.) быстро стал возвышаться новый временщик, Астрабадский владелец Ага-Магомет-хан, пришедший в столкновение на первых же порах своей деятельности с русскими моряками (о чем подробнее ниже), и одинаково стал угрожать безопасности и Грузии и России.

Между тем в Петербурге лежал без движения проект (от 30 декабря 1771 г.) условий, посланный царем Ираклием еще в январе 1772 г. чрез католикоса Антония I и сына своего Леона, на каких царь Ираклий желал поступить под покровительство России (т. I, стр. 329, № 173; т. II, вып. I, № 64).

Тогда царь Ираклий, желая выяснить свое положение и свои отношения к соседним державам, вновь возбуждает вопрос (№ 16, 19) пред Петербургским кабинетом о проекте Русско-грузинского договора, представленном им еще лет 10 пред тем, и между прочим пишет: “Картли (Карталиния) издревле принадлежала предкам моим, а потом Шах-Надир [IX] пожаловал оную отцу моему; в то время была она неприятелями разорена и опустошена, но отец мой и я прилагали старание наше с крайним попечением о приведении ее в лучше состояние. Неоднократно побеждали мы персидские и дагестанские великие войска, кои желали разорить Картли, также и турецких войск до разорения не допускали, и над ними одерживали верх, и по таким обстоятельствам, Божьей помощью и счастием е. и. в., и попечением нашим привели Картли в лучшее состояние; и присовокупили к нашим областям принадлежащие персидским государям места Эревань и Ганджа. В прошедших годах сын Бакара [царевич] Александр прибыл в Имеретию и старался привести наши области в замешательство. Я принужден был потому присовокупить еще к себе дагестанские и других мест войска, на которых то ж принужден был издержать много. И по таким обстоятельствам тот Александр сын Бакара, невозмогши ничего предпринять, отправился в Дагестан просить [о помощи] начальников Бакинских и Фет-Али-Хана [Дербентского], при котором он и ныне находится. В таком случае всем. мою государыню прошу я оказать мне милость такую, дабы дети мои и потомки не лишены были с древних времен принадлежащих нам наших областей, защищенных толикими нашими трудами и попечениями, и чтобы ее в-о соизволило указом утвердить и признать всех нас и наших потомков, верных Российской монархини рабов, дабы когда другой, такой же сумасшедший как сын Бакара Александр, оказавшись, не привел в смятение народ по невежеству”.

На этот раз было найдено в Петербурге благовременным обратить серьезнейшее внимание на упомянутый проект договора и приступлено к его заключению. Руководящие указания для этого были преподаны самой императрицей (№ 22), а текст договора был составлен и написан графом А. А. Безбородко на основании проекта царя Ираклия от 30 Декабря 1771 года (II вып., II т., № 64; I т., № 143), дополненного заявлением Ираклия от 21 декабря 1782 года (II вып., II т., № 16) и другими сведениями, переведен на Грузинский [X] язык (II вып., II т., № 51) и подписан русскими и грузинскими уполномоченными в Георгиевске 24 июля 1783 года, а затем ратификован имп. Екатериной II и царем Ираклием II (I вып., II т., № 76; II вып., II т., № 23) (В книге “Сношения Петра Великого с армянским народом”, изданной Академией Наук в 1898 г. под редакцией Г. А. Эзова, отрицается законность права царя Ираклия на заключение договора 1783 г. с Россией, считая этого царя вассалом Персии. Так в предисловии этой книги редактор говорит: “Ираклий в 1782 г. вновь отправил на высоч. Имя в Петербург письмо, в котором просил принять Грузию под верховную власть Русской державы... Просил утвердить его с потомством в Царском достоинстве... Таким образом, продолжает г. Эзов,—Ираклий предлагал Русскому Двору то, что по праву принадлежало не ему, а Персии, предлагал верховную власть над Грузией, которую de facto он не был в силах удержать за собою и за это просил царское достоинство, которого не имел в Персии” (стр. ХСІІ).

Действительно Ага-Магомет-хан и Баба-хан хотя и претендовали на верховенство над Грузией (ниже № 119, 141, 154), но беспристрастный и осведомленный историк, конечно, не обязан смотреть на этот вопрос с Персидской точки зрения. Дело в том, что Грузия (Карталинское и Кахетинское царства) после смерти Надир-Шаха (1747 г.) не только сама стала вполне свободной и ни от кого не зависимой (Акты Кав. Арх. Комм., т. I, стр. 345,), но и завоевала оружием ханства Ганжинское и Эриванское и сделала их своими данниками, владея ими по общепризнанному праву победителя с 50-х годов вплоть до 1795 г., когда их отторг от Грузии Ага-Магомет-хан после разрушения Тифлиса, хотя и не мог покорить Грузию (Hist. de la Georgie, II part., pp. 211, 212). Еще в 1770 г. капитан Языков писал: “Царь Ираклий ныне владеет Картлией, Кахетией и частью Осетии, Борчал и Казах; Персияне (кочевой народ) отданы Шах-Надиром царю Ираклию в вечное владение, Ериванской и Ганжинской ханы платят ему дань... каждый год платят царю дань ханы: Ганжинской—10 тыс. р. (по Буткову 40 тыс. р.), Эриванской—30 тыс. р. (по Бурнашеву, в 1784 г. по 50 тыс. р. сер.), кроме подарков” (Грамоты, т. I, стр. 183,187). Ханы эти признавали Ираклия своим государем и утверждались на ханство Ираклием. Так, Бурнашев был очевидцем того, что когда в конце 1783 г. скончался Г.-А.-хан Эриванский, то жители ханства прислали в Тифлис Армянского архиерея, двух сыновей хана и нескольких знатных лиц с просьбой утвердить на ханстве старшего сына умершего. Царь утвердил этот выбор и по обычаю послал подарки вновь избранному Г.-А.-хану (Ра-порт Бурнашева у Дубровина, История, т. II, стр. 40). В Кучук-Кайнарджийский трактат 1774 г. Грузия (Карталино-Кахетинское царство) внесена не как часть Порсии, а как самостоятельное государство. Русское правительство заключило договор в 1783 г. с Грузией не зря, а тщательно наводило предварительные справки и собирало сведения чрез посредство своих посланников и консулов о связях и отношениях Грузии к другим державам в течение свыше 10 лет, т. е. с 1771 по 1783 г. Далее, от 31 Мая 1799 г. имп. Павел I велел Коваленскому напомнить Баба-хану, что трактат 1783 г. между Грузией и Россией “признан всеми дворами и державами”, что Грузинское царство, в силу этого трактата, принято “под верховную власть и покровительство” Русских Императоров (Дубровин, История, т. III, стр. 290, 291). Наконец, в этом договоре 1783 г., Ираклий назван “обладателем и повелителем Ганджи и Эревана” (Грамоты, т. II, вып. I. стр. 100). Так титуловался Ираклий и в грамотах своих: “Ираклий, сын Теймураза, царь Картли и Кахети, государь Казаха, Борчал, Шамшадила, Шамхора, Ганджи, Еревана и др.” (Hist. de la Ge., II part., II livr., pp. 335, 337). Таким образом, как некогда (с 1124 по 1239 г.) Грузины исторгли из рук неверных значительную часть древне-христианских стран Албании, Арм. Агвании и Вел. Армении, и владели ими вплоть до нашествия монголов (St.-Martin, Memoires sur Г Armenie, t. I, pp. 378, 384), так и в 50-х годах ХVIII века цари Карталинии и Кахетии Теймураз и Ираклий, отец и сын, отвоевали у мусульман приблизительно те же части Албании и Армении, с историческими резиденциями католикосов Эчмиадзинского и Гандзасарского (Агванского), и вместе с этими подвластными провинциями Грузия вступила под покровительство Российской державы по договору 1783 г. Отторгнутые в 1795 г. Ага-Магомет-ханом Ганджа и Еревань вновь были отвоеваны: первая — князем Цициановым в 1805 г., вторая — графом Паскевичем в 1827 г. Ираклий был царем в Кахетии, а Теймуроз—в Карталинии с 1744 по 1760 г.; этот последний, — как сказано выше, — короновался торжественно в Мцхетском Соборе 1 октября 1745 г. при знаменитом Шахе Надире и с его ведома.

Вообще для характеристики упомянутого издания (Сношения Петра В. с армянским народом), которая (особенно Предисловие) во многом противоречит несомненно установленным историческим фактам, необходимо заметить, что, к сожалению, редактор этого сборника отнесся крайне доверчиво к некоторым помещенным в нем документам, подлинность которых нисколько не установлена, как напр., отдельное прошение (№ в) 10-ти Армянских меликов (старшин, помещиков) на имя Петра Великого, присланное чрез армянского торговца, долго скитавшегося по Европе, некоего Израиля Ория, который на допросе в Посольском Приказе, в Москве, 29 июля 1701 г. (Сношения Петра В., № 44, стр. 94) показал, что доверители его, Карабагские мелики, отправились ним и с Армянским монахом Минасом “один [лист] ко всем государям христианским” об оказали им военной помощи для избавления их от ига Персидского,—поэтому естественно рождается вопрос, кто же писал, подписал и печати приложил к этим отдельным “Армянским посланиям”, адресованным на имя Петра Великого (№ 6—8), Папы Римского (№ 2), Римского императора, Курфюрста Пфальцского (№ 5)?! Далее, весь этот проектированный около 1700 г. в Западной Европе Крестовый поход якобы для освобождения Персидских армян от ига неверных, является крайне фантастической затеей, в которую однако Армянские католикосы-патриархи (Эчмиадзинский и Гандзасарский), настоящие представители Армянской церкви и Персидских армян, никакого участия не захотели принять. По всей вероятности он был задуман в Западной Европе близкими родственниками и соумышленниками Карла XII и с его ведома с целью отвлечь внимание и силы Петра Алексеевича в самом же начале Шведской войны с берегов Балтики к берегам Каспия, чтобы помешать Петру “в Европу прорубить окно”. Петр В. как будто прозрел и угадал их план, и на не кстати сделанное ему предложение принять участье в затеваемой коалиции Европейских армий с целью избавления Персидских Армян,—велел объявить “словесно” армянским посланцам, что ныне он занят Свейской (Шведской) войной, а когда она кончится, — сто их дело начинать и промыслити будет” (№ 59, 60). На просьбу же Израиля Ория разрешить ему быть в Шведском походе при русских войсках—получил он в ответ, что “ему тамо быть не для чего” (стр. 111).). [XI]

Императрица между прочим указала графу А. А. Безбородко и кн. Г. А. Потемкину (II вып., II т., № 22) “заключить с Грузинскими царями союзный Трактат, не именуя их подданными, но союзниками, от Империи всероссийской [XII] покровительствуемыми. Можно инородовать (в Грузию) на всегда, сказано дальше в указании, два батальона пехоты с четырьмя пушками; сие тем паче будет полезно, что горские дикие народы с обеих сторон гор приперты будут и коммуникация с Грузиями обеспечится... Сие весьма нужно, ибо их (Царей) согласие усилит нашу оборону в той части”.

Предположенное (№ 22, 23) заключение Русско-имеретинскаго договора, о чем царь Соломон I еще от 4 Марта 1784 года, т. е. почти за месяц до своей кончины, последовавшей 23 апреля 1784 года, посылал ходатайство в С.-Петербург (№ 50)—не могло состояться вследствие того, что Имеретия по Кайнарджийскому трактату считалась в некоторой зависимости от Порты Оттоманской (Госуд. Архив XXIII, № 13, карт. 47; Бутков, II т., стр. 135, 136; III т., стр. 174, 175; Бурнашев, Новые материалы, Спб. 1901 г., стр. 2.).

20 сентября 1784 года Екатериной Алексеевной был принят в торжественной аудиенции кн. Г. Р. Чавчавадзе, грузинский министр, или резидент при Петербургском дворе (№ 28. 29), присланный царем Ираклием на основании 5 артикула договора 1783 года, а 24 декабря того же года императрица принимала (№ 30, 31) посланников Имеретинского царя [XIII] Давида—католикоса Кутаисского Максима и князей Церетели и Квинихидзе, присланных царем Давидом, преемником Соломона I, к высочайшему двору с извещением о своем вступлении на Имеретинский престол и с просьбой к императриц продолжать и впредь благоволение свое к Имеретии как и при предшественник его, почившем царе Соломоне, после смерти которого турки де вновь возобновили нападение осенью 1784 года на границы Имеретии. Об этом царь Давид писал (№ 32) и ген.-порутчику Потемкину следующее: “войска турецкие были в Гурии, разорили и пожгли многие деревни, число их войска было 6 тысяч человек, и с приближением нашим бежало, оставя лагерь, обоз, множество лошадей и 1400 ружей нам в добычу. Таково было окончание их угроз, где рука Божья и слава о покровительстве ее и. в-а явно нас спасли” (Во главе этого турецкого 12 тыс. отряда (Бутков, т. III, стр. 182) находился князь Кайхосро Абашидзе, бежавший в Константинополь и испросивший у Султана войско с целью низложить царя Давида. Но, после того, как турки были разбиты царем Давидом, князь К. Абашидзе вновь бежал из Имеретии. О двусмысленном поведении князей Абашидзе, возмущавших покой Имеретии и царствовавшей династии Багратионов в течении почти всего ХVIIІ века, также подробно повествуется в описании нападения Ахалцихского Паши на Имеретию в феврале 1774 года, сделанном капитаном Львововы в своем рапорте графу Н. И. Панину (Грамоты, т. I, стр. 401—405, № 183).).

Императрица уверила Имеретинских посланников, что будет продолжать и впредь свое благоволение к Имеретии и отправила грамоты и подарки царю Давиду и царице Анне (№ 33—35), а в ответной речи при аудиенции грузинского посланника кн. Г. Р. Чавчавадзе императрица заявила, что “ее имп-у вел-у служит к особливой угодности жертвоприношение (заключение Трактата 1783 года) его выс-а царя Карталинского и Кахетинского (Ираклия) и всех им обладаемых народов... Ее вел-о, даровав его выс-у и подданным его высочайшее свое покровительство и усыновя их единожды под благословенный свой скипетр, не оставит, конечно, пещись всегда о постоянном их благоденствии”.

Из событий, совершившихся со времени заключения Русско-грузинского договора до нашествия на Грузию Аги-Магомет-хана (1783—1795) следует отметить особенно следующие: [XIV] пребывание, на основании 2 сеп. арт. договора 1783 года, в Грузии, с декабря 1783 по октябрь 1787 года, русского вспомогательного отряда в составе двух батальонов под начальством полковника Бурнашева (Полковник Бурнашев, подобно своим предшественникам гр. Тотлебену и ген. Сухотину, не знал в начале своей службы какого тона держаться в своих “отношениях” к царю Ираклию: “Ордером кн. Потемкина от 25 июня 1784 года, говорит П. Г. Бутков, замечено Бурнашеву, чтобы он не воспринимал на себя долю быть наставником царским и не писал бы предложить, когда должно ему доложить (курсив у Буткова), что долг звания его не простирается далее услуг царю и весьма почтительных представлений”, Бутков, т. II, стр. 122.). Отряд этот накануне второй Русско-турецкой войны (1787 —1791 гг.) был отозван обратно в Россию без ведома (предварительного) и желания царя Ираклия (Уверение г. К. Линды (Военный Сборник 1901 г., № 9, стр. 14: “Поход русских войск в Грузию в 1769—1771 гг.”), что якобы “Ираклий настоял, чтобы Русские батальоны, бывшие в Тифлисе (в 1784—1787 гг.), были выведены в Рос сию”, совершенно неверно (№ 69): от 29 августа 1787 г. ген.-порутч. Потемкин писал Бурнашеву, что “кн. Г. А. Потемкин-Таврический в ордере от 19 августа 1787 г. повелевает—по причине крайнего затруднения в пропитании, находящиеся в Грузии два Егерские батальона вывести из Грузии на линию... Под рукою же объявите его выс-у (Ираклию), чтобы он поладил с Ахалцихским Пашою”. (Бурнашев, Новые материалы, Спб. 1901 г., стр. 29). Этот ордер Потемкина был получен полк. Бурнашевым 13 сентября 1787 г. в лагере при Гандже, которую вместе с царем Ираклием осаждал и которая готова была сдаться, но, несмотря на ходатайство Ираклия оставить русские войска до весны, или еще на 12 дней (Бутков, II, 195), Бурнашев чрез три дня ушел с русскими войсками, и царь Ираклий вынужден был снять осаду этого города; а от 4 октября 1787 года Ираклий писал Бурнашеву: “от его светлости (кн. Потемкина) не дано нам знать, что батальоны выводятся из Грузии, ни также, чтобы мы помогали в этом с своей стороны. Находясь уже в крайности, мы тем более печалимся, что неизвестно нам—по каким причинам нас постигает такое чувствительное несчастье... Теперь вы оставляете Грузию, к крайнему отчаянию наших подданных, в то самое время, когда Омар-хан (Аварский) угрожает нападением на наши земли”, ibid, стр. 38.

Далее, на счет “пропитания” пишет Ираклий Бурнашеву: “в-у высобл-ию известно, что мы каждый год за провиант и фураж издерживали из наших денег до 30 тыс. рублей, ибо от вас получали за литру муки по 3,5 коп., за ячмень 3 коп., за крупу по 4 коп., а мы иногда платили за литру по 15 коп. Когда же Егерям крупа не отпускалась, то вместо нее давали им неоднократно мясо, пшено сорочинское и бобы”, (ibid, стр. 39; Бутков, II, 179, 194, 197). Вообще одною из существенных причин “затруднения” в пропитании русского войска служили непомерно низкие цены, предлагаемые русскими провиантмейстерами торговцам и населению, за приобретаемые от них продукты они платили много ниже существовавшей тогда рыночной (базарной) стоимости продуктов,—это вполне подтверждается и другими современными документами, (т. II, вып. II, стр. 170), так, летом 1797 г. пуд хлеба продавался в Тифлисе сначала по 2 р. 25 к., a затем по 2 p., а русские войска получали все это время пуд хлеба по 45 коп. (№ 143).) и был возвращен в Грузию только в декабре 1796 года, после разгрома Ага-Магомет-ханом Тифлиса (№ 96). [XV]

В 1786 году, с ведома русского правительства, царем Ираклием был заключен с Пашей Ахлцихским мирный договор (№ 38), в котором царь Ираклий обязывается иметь у себя не более 3-х тыс. человек русского войска, а Сулейман Паша Ахалцихский не держать у себя лезгин, не чинить обиду грузинцам, не уводить их в плен и не продавать их в неволю. В Декабре 1786 г. кн. Г. Чавчавадзе просил Русское правительство “дополнить находящееся при царе Ираклие русское войско до 3-х тыс. человек, 2500 пехотою и 500 человек конницы” (№ 38).

В мае 1788 года грузинский посланец кн. Сулхан Туманов, заменявший в России кн. Чавчавадзе, представлял Русскому правительству (№ 46, 47) между прочим, чтобы в будущем мирном трактате с Портой Россия выговорила в пользу Грузии Ахалцихскую провинцию, а в пользу Имеретии—Аджарскую область “как издревле оным принадлежащие”. Далее говорится в представлении кн. Туманова: “Ага-Магомет-хан (коего посланник находится в России) приблизился с многочисленными Персидскими силами своими к Карталинским границам и покушается учинить нападение на Карталинию, для чего, его выс-о (Ираклий) просит ее и. вел-о о помощи войсками, или казною (по арт. 2 и 6 договора 1783 г.)... Просит также удвоить количество батальонов, состоявших до сего в Грузии, а буде сего учинить невозможно, то хотя то ж количество ввести немедленно в Карталинию с тем, что провиант им доставляем быть имеет по справочной (рыночной) цене до того времени, пока народ, разоренный неприятельскими нападениями, получит первобытное свое состояние, и тогда уменьшится цена провианту” (стр. 65—67).

Вторая Русско-турецкая война (1787—1791 гг.) не коснулась непосредственно Грузии, благодаря тому, что царь Ираклий, предупрежденный заблаговременно Русским правительством после отозвания русского войска из Грузии, “поладил” с Ахалцихским Пашей, равно и с Ерзерумским, угрожавшим Грузии (№ 38), и с самым Султаном (Дубровин, т. II, стр. 223). К счастью и Ага-Магомет-хан Персидский не [XI] воспользовался этим случаем для нападения на Грузию. Наконец, по Ясскому договору 1792 года, по настоянию царя Ираклия (№ 46, 47), были выговорены в пользу Грузии некоторые “выгодности” (№ 56), как-то, чтобы Паша Ахалцихский не содержал у себя лезгинские полчища и не напускал их грабить и опустошать границы Грузии, и чтобы Грузинские подданные, уведенные в плен в Турцию и Крым, были бы освобождены (№ 61).

Царь Соломон II, внук с материнской стороны царя Ираклия II, немедленно по вступлении своем на Имеретинский престол (около 1790 г.) на место удаленного царя Давида (ум. в в Ахалцихе, в феврале 1795 г.), примкнул к оборонительному союзу царя Ираклия с владетелями Гурии и Мингрелии, и подписал вместе с ними в 1790 году союзный трактат (№ 48, 243), а в следующем 1791 году он отправил своим посланником в Россию известного поэта и дипломата Виссариона Габашвили (Габаонова) с весьма важными предложениями (сравн. у Буткова, II, 139), как-то: о пожаловании Имеретии такого трактата, каковой всем-ше пожалован Грузии (в 1783 г.); об учреждении в Ахалцихе русского консульства; об учреждены таких же консульств в Батуме и Гурии; о желательности устроить гавани Батумскую, Гурийскую, Потийскую и Одшискую (Анаклия) “для Российского купеческого мореходного промысла”; Абхазии доставить независимость от Порты, тогда Абхазцы “предадутся христианству и покровительству Российскому” и т. п. (№ 50).

Во время отсутствия из России грузинского посланника кн. Чавчавадзе (№ 42) с февраля 1787 по декабрь 1793 г., как сказано выше, его заменял посланец кн. Сулхан Туманов (№ 46, 47, 243), который находился некоторое время вместе с грузинским архимандритом Гаиозом (№ 48, 49) и грузинским же митрополитом Ионой (№ 51) при кн. Потемкине во время второй Русско-турецкой войны в Яссах (№ 53 (В дополнение и пояснение документов и событий за 1783—1795 гг. следует указать еще следующие материалы: Письма ген.-порутч. П. С. Потемкина к царю Ираклию с января по декабрь 1783 г., Hist. moderne de la Georgie, trad. par Brosset, II part., II livrais, pp. 563—575; два ордера кн. Г. А. Потемкина и 35 писем П. С. Потемкина с 1783 по 1787 гг. к полковнику Бурнашеву в Тифлис; С. Д. Бурнашев, Новые материалы для его жизнеописания и деятельности, изд. С. H. Бурнашева, под редакцией проф. А. А. Цагарели. Спб. 1901 г., стр. 1—40; Рапорты полк. Бурнашева Потемкиным, Госуд. Архив, XXIII, № 13, карт. 47 и следующие. Летом 1899 г., занимаясь в Гёттингенской Университетской Библиотеке, я нашел, между прочим 1 письмо царя Ираклия от 6 июня 1784 года и 1 письмо его “визиря” кн. Сулхана Бектабегова с тою же датой к Якову Рейпеггсу, находившемуся тогда на Кавказской линии при ген. П. С. Потемкине. Царь и его секретарь приглашают Рейнеггса прибыть в Тифлис вместе с П. С. Потемкиным и предварительно уведомить их, когда этот последний выедет в Грузию, как велика будет его свита и где будет назначена его встреча с царем Ираклием. Тут же имеются черновые ответные письма Рейнеггса царю Ираклию и кн. Бектабегову на грузинском же языке, в них он изъявляет глубокое сожаление, что дела не позволяют ему приехать в Грузию вместе с Потемкиным. Вместе с письмами находится и “Свидетельство”, данное в Тпфлисе Якову Рейнеггсу, отправлявшемуся в Россию, от 17 июля 1781 года, о том, что нигде в Грузии нет чумы. Свидетельство это также на Грузинском языке подписали и печати приложили; “Городской мелик, мамасахлись и нацвал Аветик Бебутов” и 13 жителей г. Тифлиса. Эти документы значатся по Катал. I Сод, MS. Asch. 153 и приобретены Гёттингенской Библиотекой 9 августа 1793 г. из коллекции ориенталиста Иог. Шредера, автора, между прочим, Краткой Грузинской Грамматики, хранящейся в этой же Библиотеке, составленной им по Маджио в 1708 г., о существовании которой до сих пор ничего не было известно в печати.). [XII]

В 80-х годах ХVIII века, как было замечено выше, казалось, что царившее в Персии в течение свыше 30 лет (1747—1779 гг.) безначалие, или вернее многоначалие приближалось к концу. После смерти векиля (правителя) Персии Керим-хана стал быстро возвышаться Астрабадский владелец, евнух, Ага-Магомет-хан, мечтавший объединить всю Персию под своим скипетром, восстановить ее в прежних границах, словом возвратить Ирану былое величие и блеск времен шахов Абаса I и Надира, неутомимо и неуклонно всеми мерами стремясь осуществить этот свой план в течении 18 лет (ум. в 1797 г.).

На первых же порах своей деятельности этот новый претендент на шахский престол пришел в столкновение с русскими моряками в Астрабадском заливе (15 декабря 1781 г. персияне заманили якобы на угощение начальника русской эскадры, стоявшей на Астрабадском заливе, капитана графа Войновича со всеми офицерами и 50 матросами, арестовали их и заковали в кандалы; освободили их только 2 января 1782 г. по приказанию Аги-М.-хана с тем, чтобы они снесли все построенные ими с ноября 1781 г. укрепления с 18 пушками, пристань и другие здания на Астрабадском заливе. В 1792—1794 гг. вновь был занят русскими с торговой целью о. Саро, или Сары, против Ленкорана; Бутков, II, 84—92: Дубровин, II, 152 и след.), где он [XVIII] позволял русским купцам только торговать согласно с постановлениями трактатов 1732 и 1735 гг.

Как известно по Русско-турецкому трактату 1724 года Турции были предоставлены Грузия, Ширванская (Шемахинская). Тавризская и другие области, а Россия оставила себе Персидские области Гилянь, Мазандерань, Астрабад, города Дербент, Баку и крепость Св. Креста, на левом берегу реки Койсу, заложенная самим Петром В. в 1722 г. По упомянутым же трактатам Рештского (1732 г.) и Гонджийского (1735 г.), вследствие требования Шаха Надира, Россия лишилась всего этого и вывела свои войска из прикаспийских областей, а Русско-персидская граница была перенесена на Северный Кавказ, на Старый Терек, или Койсу (Дубровин, История войны... на Кавказе, II т., стр. XIV; рескрипт гр. Гудовичу от 4 сентября 1795 г.). Россия с своей стороны соглашалась признать Ага-Магомет-хана “в шахском достоинстве” под условием, если он оставит в покое Грузию, не будет предъявлять притязания на Прикаспийские провинции и на Адербейджан, словом, если согласится на исправление русско-персидских границ (Дубровин, История, III, 25.). Троекратная посылка посольства Аги-М.-ханом в Россию (в 1783, 1788 и 1795 гг.) не имела никакого успеха. Тогда он решился силою вытеснить русских из Закавказья и произвел нападение на Грузию, союзницу России.

23 декабря 1786 году впервые обращает кн. Чавчавадзе внимание Петербургского двора на предложение, сделанное Ага-Магомет-ханом царю Ираклию, что он хочет иметь с ним великое согласие, дружбу и любовь, и желает предоставить ему, Ираклию, и другие Адербейджанские области “в наследственное владение как он владеет и Эреваном” лишь бы он устроил доброе согласие между Россией и им А.-М.-ханом (№ 39). В Мае 1788 г. посланец Ираклия кн. С. Туманов заявлял (№ 46, 47) графу Безбородко, как сказано выше, что “Ага-Магомед-хан приближается со многочисленными войсками к границам Грузии, чтобы учинить на нее нападение” и Ираклий просит у е. и. в. помощи войсками или [XIX] казною, равно присылки давно уже пожалованной артиллерии (6 декабря 1784 года, говорит Бутков (I, 131), ими. Екатерина пожаловала царю Ираклию 24 орудия артиллерии, нарочно вылитые в Петербурге с грузинским гербом. из них 2 пушки и 8 единорогов доставлены в Грузию после 1788 года, прочие оставались еще и в 1797 г. на Кавказской линии” (сравн. II т., II вып., № 107, 153, стр. 180).). Об этом же пишет Ираклий архим. Гаиозу (№ 49).

С марта 1793 года по июль 1797 года главным предметом переписки между правительствами русским и грузинским служит личность Аги-Магомет-хана и его деятельность. Об угрожающей со стороны этого временщика Грузии опасности царь Ираклий пишет своему сыну Мириану, находившемуся в Петербурге (№ 55—58), который ходатайствует пред императрицей за своего отца и отечество.

Вследствие сего Верховный Совет в заседании 30 мая 1793 г. обсуждал этот вопрос (№ 59) и пришел к заключенно, что так как царь Ираклий состоит под покровительством ее и. в., то нужно снабдить предписанием гр. Гудовича, дабы он в случае Ага-Магомет-хан действительно вознамерится напасть на границы царства Ираклия, обнадежил бы его высочайшим е. в. покровительством и учинил надлежащее внушение оному (Магомет) Хану, что он, Гудович, на такое предприятие не может взирать равнодушно... и подал бы царю “деятельное пособие поколику возможно, не заходя в большие издержки и хлопоты”.

От 7 мая 1795 года гр. Гудович (№ 68) представлял обширный всеподданнейший рапорт императрице о положении дел в Персии и Грузии и об успехах Аги-Магомет-хана, который, рапорт, Гудович заключает так: “если действительно Ага-Магомед-хан Испаганский покусится сделать нападете на Грузию, начнет открыто оказывать враждебные поступки против россиян, в Персии торгующих, и станет делать усильные требовании от Дербентского хана и Шамхала Торковского о признании его Шахом и о покорении ему провинции, ими владеемых,—то каким образом поступить мне в таковых случаях?—Дерзаю всеподданнейше ожидать высочайшего повеления в. и. вел-а”. [XX]

В то же время кн. Чавчавадзе в своей ноте (№ 69) заявляет Иностранной Коллегии, что в силу договора (1783 г.) были присланы в Грузию 2 батальона русского вспомогательного войска, которые постоянно должны были находиться при царе Ираклие, “когда же Оттоманская Порта объявила (в 1787 г.) высоч. Российск. двору неправедно войну, говорить кн. Чавчавадзе, тогда мы были в надежде, что к упомянутым 2 батальонам в подкрепление и другие войска присланы будут... но последовало тому противное,—находящийся там министр (Бурнашев) выехал и батальоны из Грузии вышли в самое нужное время, мы же остались против наших врагов одни”. В настоящее время, продолжает кн. Чавчавадзе, против ожидаемого Аги-М.-хана Персидского царь Ираклий просить прислать в помощь ему 5—6 полков для защиты границ царства. “Вам не безызвестно царю моему колика нужна скорая помощь и знать ему точное свое положение, дабы он мог завременно принять нужные меры против врагов своих” так оканчивает Чавчавадзе свою ноту. За сим в июле того же 1795 г. кн. Чавчавадзе пишет (№ 247) князю Безбородко: “нынешний властитель Персии Ага-М.-хан, домогающийся быть признанным шахом, собирается сделать нападение на Грузию, и я, по обязанности своей, всенижайше прошу вас уведомить меня в точности: соизволить ли высоч. Российский двор, в силу своих обязательств по трактату (1783 г.), подать нам помощь и защиту, или же нет?”.

От 6 июня 1795 г. царица Дария также слезно умоляет императрицу “сжалиться на толикое число христиан” и приказать, согласно обещанию в трактате (1783 г.), графу Гудовичу “о подании нам помощи непобедимою конницею” (Этот документа, равно несколько других (№ 98, 138), совершенно опровергает уверение П. Г. Буткова, будто бы царица Дария даже желала нашествия А.-М.Хана, надеясь чрез него доставить Грузинский трон сыну своему Юлону вместо внука своего Давида; Бутков, II, 336.). От 29 августа 1795 г. царь Ираклий уведомляет своего посланника в Петербурге: “Ага-М.-хан мерзостное на нас действие торжественно ныне объявил. О сем деле вы довольно уже [XXI] сведомы, что мы купно с Эреванской и Ганджийской областями перешли под покровительство ее и. в-ва; 45-ой год уже протекает как Эриванская область со всеми в оной народами и с ханами их по собственноручному их подписанию, находятся под начальством нашим, и что все те, кои возведены были в Персии владельцами, подтверждали, что область Эреванская всегда была нашею. А теперь помянутая гнусная персона приведенные мною области под покровительство ее вел-а обе отнял”, а патриарх Араратский (Эчмиадзинский), по своему желанию, поддался брату А.-М.-хана Али-Кули-хану, который требуете от него уплаты 80 тыс. рублей денег и 8 фунтов золота. Уведомляет также, что фирман А.-М.-хана и другие Персидские документы (№ 74—79), отправленные им разным Персидским военачальникам из под Шуши, и перехваченные, не оставляющие никакого сомнения о скором приближении Персиян к границам Грузии и Омар-хана Аварского к Кахетии—посланы им, Ираклием, гр. Гудовичу с просьбой прислать как можно скорее 3 тыс. человек войска на помощь. Ираклий пишете при этом, что сын его (внук) Имерет. царь Соломон II также находится с ним в Казахе, но силы А.-М.-хана гораздо превосходят (численностью) их силы и чтобы Чавчавадзе испросил приказ гр. Гудовичу о посылке 3 тыс. человек в Грузию (№ 73). Далее цари Ираклий и Соломон пишут (№ 80, 81) о том же в августе 1795 г. гр. Гудовичу. Соломон между прочим пишете: “известно, что Грузия и Имеретия одна,—не дай Бог, чтоб Грузия попала в его (А.-М.-хана) руки, то и Имеретией магометанцы завладеют”.

От 13 сентября 1795 г. в всеподданнейшем рапорте гр. Гудович говорит между прочим: “я царю Ираклию Теймутразовичу писал, как и прежде,—предстоит еще довольно Аге-Магомед-хану препон к произведению в действо гордых и вредных его предприятий против Грузии”.

Между тем г. Тифлис был взят этим ханом уже 11 сентября! В другом рапорте от того же числа из Георгиевска же гр. Гудович пишет императрице, что он отказал в просьбе посланцам А.-М.-хана, внушив им, пред их отъездом, [XII] что “Грузия находится под покровительством в-го имп. вел-а и что А.-М.-хан не должен осмелиться делать на оную нападений”. После этого посланцы “поспешно” выехали в Персию. Они были уже в начале сентября в Кубе, откуда они сообщили А.-М.-хану под Шушой неприятное известие, что их миссия не имела никакого успеха, но при этом, без сомнения, добавили и радостную весть, что ни одна рота солдат не была еще послана из России на помощь Грузии,—а это было весьма важно знать А.-М.-хану в данную минуту, он уже чрез несколько дней после этого извещения был под стенами Тифлиса.

От 13 сентября 1795 г. гр. Гудович пишет графу П. А. Зубову: “при беспрестанных требованиях царя Ираклия о посылке войск, ежели и действительно Ага-Магомед-хан вступит в Грузию, к чему он близок, и при усиливании А.-М.-хана и посылках его ко мне, — каким образом мне поступить,—всепокорнейше прошу исходатайствовать мне высочайшее повеление”.

Но уже от 14 сентября 1795 г. царь Ираклий извещал гр. Гудовича о взятии А.-М.-ханом Тифлиса: “мы уведомляли, что А.-М.-хан хочет идти на Грузию и о том, в каких местах он имел свое пребывание; также чрез наших людей (было) требовано вскорости вспомоществования, и мы полагали надежду на всем. трактата (1783 г.) и день ото дня ожидали от вас помощи, но однако не получили (Г. Линда в цитированной выше (стр. XIV) статье, говоря, что якобы царь Ираклий сам настоял вывести 2 батальона русского войска из Грузии в 1787 г., продолжает: “понятно (?!) поэтому, что когда, чрез несколько лет, Ираклий, ожидая нашествия Магомет-Шаха (А.-М.-Хана), снова потребовать помощи русских войск, ему было отказано в этом и таким образом он сам был причиной гибели Тифлиса в 1795 году, когда город был разрушен персами до основания” (Военн. Сборник, 1901 г. № 9, стр. 14). Мы уже документально доказали (стр. XIV), что подобное утверждение совершенно противоречит неопровержимым историческим фактам, следовательно, естественно, что и вывод, сделанный г. Линда из ошибочного положения, также ошибочен. К сожалению, подобных ошибочных посылок и заключений много в его указанных выше статьях (Военн. Сборник, 1901 г. № 9, 10, 12). Против подобных голословных и произвольных выводов, заключений и толкований можно спорить только с документами в руках, и это еще больше убеждает в необходимости издания подлинных документов подобно настоящему изданию.). 10-го сего (сентября) месяца А.-М.-хан, с войском прибыв, осадил Тифлис. [XXIII]

В первый раз передовое его войско мы разбили. На другой день со всем своим войском сделал он приступ, и мы с нашим малым войском вышли к нему на встречу, и с утра до вечера было великое сражение: три раза был от нас разбит, но однако убитых у нас много было, войска же числом у него было больше нашего. Наконец, он, разбив наше войско, взял Тифлис, а мы с фамилией прибыли в деревню Мтиулетскую и большую часть людей, взяв из Тифлиса, имеем при себе; также Тифлисских, Казахских, Шамшадильских, Шамхорских и Карабахских жителей отправили мы в крепкие места... (В то время, когда масса Армянских беглецов со всех сторон, по обыкновенно, искала приюта и спасения в Грузии, двое из Армянских Карабагских меликов Меджнун и Або, хорошо знакомые с топографией местности от Шуши до Тифлиса, вызвались вести Персидские полчища к этому городу, в котором они нашли убежище еще в 1787 г. “В прежние годы, говорит ген. Кишмишев, природный Армянин, Персияне вторгались в Грузию через Памбакский и Везабдальский перевалы, по которым двигались шахи Абас и Надир; но путей” ведущих к Тифлису из этой части Закавказья, они (войска А.-М.-хана) не знали. Указывать дорогу взялись Карабагские мелики Меджнун и Або Шахназаровы, с помощью которых персияне в конце августа (1795 г.) выступили из Карабага в Грузию. Трудно понять, что заставило меликов изменить своему отечеству?! Правда, они были врагами Ибрагим-Хана (Шушинского) за разные притеснения, причиненные им; но в то же время пользовались расположением Ираклия, через посредство которого обращались к Русскому двору, прося защиты против угнетений Карабахского хана; кроме того, разрешению царя (Ираклия) они были обязаны переселением в Грузию 500 семейств, их крестьян, в с. Шулаверы, где они живут и поныне. Надо думать, что без участия этих меликов Ага-Магомед (Хан) не последовал (проследовал) бы со свойственною ему быстротою по незнакомой местности, а с замедлением движения, быть может, ослабел бы фанатизм, руководящий обыкновенно мусульманами при вторжении в христианскую страну, подоспела бы ожидаемая помощь, и Грузия не испытала бы всех ужасов Персидского нашествия”.... Итак, А.-М.-хан, сняв осаду Шуши, чрез Казах и Ганджу направился к Тифлису,—“имея во главе своих (войск) проводников Меджнуна и Або.... Передовые войска, состоявшие из конницы, в одни сутки совершили переход в 110 верст из Ганджи (Елисаветополя) до Акстафы”. Покинув 4 сентября Ганджу, 9 того же месяца перисяне подступили к деревням близ Тифлиса; здесь “в Соганлуге, говорит ген. Кишмишев, к удивлению своему, они нашли сады занятыми. Царевич Давид, не давая им опомниться, дружно бросился в атаку и удачными залпами отогнал их обратно... Тогда Шах избрал обходную дорогу в виде горной тропы. Дорога эта была указана проводником меликом Меджнуном.... Шах, предполагая засады в Крцанисских садах, приказать мелику Меджнуну с отдельной колонною двигаться горными тропами и ударить в тыл садам.... Уже было заметно колебание в рядах Персиян, как появился на Коджорской дороге Меджнун с своим отрядом. Охваченный с двух сторон, Ираклий ничего не мог сделать с незначительными силами против несметных Персидских полчищ и был подавлен их многочисленностью, хотя все таки не разбит, и около полудня отступил к Сейдабаду”. (Походы Надпр-Шаха в Герат, Кандагар, Индию и события в Персии после его смерти. Составил ген.-лейт. С. О. Кишмишев. Издание оенно-историч. отдела Кавк. воен. округа. Тифлис. 1889 г., стр. 267, 268, 270, 274, 275). “Когда цари (Ираклий и Соломон) остановились близ Тифлиса, в Крцанисе, говорит П. Г. Бутков, передовые войска А.-М.-хана, предводимыя Карабагским меликом Меджлумом (Меджнуном), передавшимся А.-М.-хану, вступили в бой. Царевич Давид, внук Ираклия, сражался храбро и предводитель сей неприятельской партии убит”, Материалы, II, 338; III, 206, 212. О покровительстве и защите, оказанных в 1787 г. Ираклием меликам Меджнуну и Або, Бутков, II, 194—195. Об армянских меликах, в разное время искавших убежища, защиты и покровительства у царей Ираклия и Георгия см. Грамоты, т. II, вып. I, стр. 140; т. II, вып. II, № 144.

При вновь ожидавшемся нашествии Абаса-Мирзы Персидского на Тифлис ген. Лазарев от 4 августа 1800 г. между прочим писал Кноррингу: “Армяне, на которых такую твердую надежду полагают, для меня весьма подозрительны”, (Акты К. А. К. т. I стр. 124; Дубровин, История, III, 306).) Приобретенное как нашими предками, так равно [XXIV] и нами имущество, и пожалованные от всем. государыни корона, скипетр, порфира, знамя, пушки, также детей и верноподданных наших имение, от святых церквей драгоценные образа, кресты, ризница и прочая церковная утварь,—словом сказать все Тифлисское богатство попало в его руки. Сверх того взяты им в плен множество князей с их женами; и министра нашего (при Спб. дворе) кн. г. Чавчавадзева сестра, Тархановой фамилии дом и прочее... Если бы мы, по обнадежению всем. государыни, не были уверены на ваше вспомоществование, то бы чрез других, приглашенных войск, против его вооружились, или бы другим способом сохранили наше царство; но мы были уверены о вспомоществовании от высочайшего двора и от вас”. От 15 сентября того же года Ираклий писал о том же царевичу Мириану и кн. г. Чавчавадзе: “вы сами знаете, что ежели б мы присягой к высочайшему двору привязаны не были, а с А.-М.-ханом согласны были, то бы сего приключения с нами не сбилося”, а от 17 сентября того же года царь Ираклий пишет гр. Гудовичу (№ 88): “16 сего месяца получили мы от А.-М.-хана письмо с требованием от нас отдачи: 1-ое, сына нашего в залог ему, 2-ое, пришедших в Тифлис Карабахских жителей, 3-ье, доставшуюся нам от Азат-хана камня, белого алмаза, и 4-ое, часов Дивана нашего, которые от его светлости (кн. Потемкина) к нам присланы,—с уверением, что как скоро выполним мы сии его требования, то он Тифлисских пленных 30 тыс. душ [XXV] возвратить и все во оном загоревшее и разоренное поправит, обещаясь притом заключить с нами и условие о союзе, — о каковых обстоятельствах чрез сие в. высокопр. извещаем, и о том, что если чрез 8 дней вспомоществования от вас не будет и мы о том не удостоверимся, то, будьте уверены, мы противостоять ему, А.-М.-хану, больше не в состоянии будем, а потому и необходимо должны будем, дабы токмо освободить христиан от угрожающей опасности, выполнить его требование”.

От 28 сентября 1795 года гр. Гудович уведомляет в рапорте императрицу о взятии Тифлиса А.-М.-ханом и об ответе своем, посланном царю Ираклию на его требование военной помощи еще до взятия Тифлиса: “я до ныне не мог, и ныне не могу послать в Грузию российские войска за неполучением высочайшего в-го имп. вел-а повеления на всеподданнейшие мои донесении о стесненных обстоятельствах Грузии”; наконец, в этом же рапорте гр. Гудович критикует способ обороны царя Ираклия (№ 90).

18 октября 1795 г. Верховный Совет обсуждал известие о взятии А.-М.-ханом Тифлиса и рекомендовал гр. Гудовичу держаться в общем предписаний высочайшего рескрипта от 4 сентября 1795 г., который однако был получен гр. Гудовичем только 1 октября 1795 г., когда дела в Грузии приняли уже иной оборот (Бутков, III, 261). Первый параграф этого рескрипта гласить: “Царя Карталинского и Кахетинского, яко вассала нашего, сходно с собственным нашим достоинством и интересами, обязаны мы защищать, против неприязненных на него покушений... дабы и паче усилить царя Карталинского против сего беспокойного человека (А.-М.-хана), соизволяем, чтобы вы подали помянутому царю пособие положенными по трактату (1783 г.) с ним двумя полными батальонами пехоты, к которым сверх обыкновенных орудий отделить несколько из артиллерии, прежде ему обещанных... Смотря же по обстоятельствам и по лучшему вашему на месте соображению, можете присовокупить и другие два батальона, остерегался только, дабы оные не были напрасно жертвой в отдаленности и тем при потере людей не подвергнулась [XXVI] предосуждению честь оружья нашего” (Дубровин, История, III, 22—26.). Наконец, в рескрипте предписывается гр. Гудовичу не слишком настаивать об оказании царем Соломоном военной помощи Ираклию, чтобы не возбудить подозрительности Турции.

От 8 января 1796 года Ираклий пишет имп. Екатерине: “по трактату в. и. вел-а (1783 г.) надеялись мы получить скорой помощи победоносными в. в. войсками, но оные не подоспели и нас победили”. Далее уведомляет императрицу, что А.-М.-хан не долго (9 дней) оставался в пределах Грузии. затем отступил и расположился на Муганской степи, откуда вновь собирается на Грузию, что прибывших в Тифлис в Декабре 1795 г. 2 тыс. человек русского войска недостаточно, чтобы отразить нападение А.-М.-хана, а необходимо довести численность их до 8 тыс. человек, с каковыми силами, он, Ираклий. надеется вновь возвратить себе все отнятое А.-М.-ханом и освободить уведенных им в плен христиан, находящихся в Эреване, Гандже и Нухе, и распродаваемых туркам и лезгинам (№ 100): “уже 45 лет, пишет Ираклий гр. Остерману (№ 99), как провинции Еревань и Генджа находятся под властью нашего двора, с коими я и к высоч. всеросс. двору поверг себя в покровительство. Неприятель наш А.-М.-Хан нетолько лишил нас обеих сих провинций, но и принадлежащих Грузии земель, как-то, провинций Памбаки, Казахи и Борчалы, дав повеление Ереванскому Хану, в коем он жалует ему сии места”. “А.-М.-ханово наилучшее богатство и большая часть оного находится в Астрабаде, пишет Ираклий князю Г. Чавчавадзе от 15 января 1796 г., множество дорогих камней, жемчугу, золота, серебра хранится зарытым в земле. почему и нужно поспешить к получению и отысканию сокровищ его, которые, надеюсь я, что обретены будут. В здешних краях ежели у кого после Надир-Шаха оставалось казны из драгоценных вещей, то все оное ныне в руках А.-М.-хана”.

В феврале 1796 года Ираклий между прочим пишет гр. Гудовичу: “когда А.-М.-хан находился под Шушинской [XXVII] крепостью, то писано было от вас к нам и о прочем, что он (А.-М.-Х.), оставив крепость, к нам не пойдет. Однако же вышло тому противное, он, оставив крепость, пришел к нам и разорил нашу землю”.

В своем представлении императрице кн. Г. Чавчавадзе между прочим пишет: “по случаю претерпеваемого Грузией от А.-М.-хана крайнейшего разорения необходимо нужно подкрепление и поправление оной. Для приведения ее в лучшее состояние против неприятелей ее и. в-а царь всеподданнейше просить в. и. в. о ссуде его заимообразно одним миллионом рублей сроком какой благоугодно будет вам назначить, равно и уплату по частям; а чтоб все то исполнено было в точности царь в обеспечение платежа упомянутой суммы предоставляет доходы с владений своих и по нем наследников его” (№ 107 (От 4 сентября 1796 г. кн. Г. Чавчавадзе из Нухи пишет к некоему Максиму Павловичу об этой не состоявшейся ссуде; “будьте уверены, — издержки, кои употребляются в другие места, под конец проходят втуне, а в нужное время единая Грузия останется нам. По слуху, дошедшему до меня, буде это (ссуда) отсюда (из России) не уважено будет,—думают искать в других местах, что, думаю, имеет быть вам неблагоприятно”, № 117. Этот заем не состоялся как и другие: в 1797 г. № 142, стр. 169; в 200 тыс. р. № 151, стр. 176; № 284.).

Уже в марте 1796 г. Грузинский посланник Чавчавадзе был от Русского правительства извещен (№ 108, 109), что гр. В. А. Зубову повелено оказать царю Ираклию “всевозможное пособие, какое за нужно признано будет к ниспровержению вражеских против его умыслов А.-М.-хана, к возвращению ему всего похищенного в областях его при нашествии сего неприятеля и к доставлению ему справедливого удовлетворения за обиду и убытки, при сем случае им понесенные”. Таким образом, разрушение Тифлиса послужило поводом давно замышляемой войны против Персии.

От 30 апреля 1796 г. князь Пл. Ал. Зубов послал знаменательное извещение царю Ираклию с резолюцией имп. Екатерины “быть по сему” от того же числа и года. В этом уведомлении кн. Зубов пишет, между прочим: “любезный брат мой, граф Валериан Александрович [XXVIII] (главнокомандующий армией) не пропустит, конечно, ни единого способа и ни малейшей возможности явить вам и областям вашим, что войско, им предводимое, стремится не токмо на избавление и ограждение безопасностью царств ваших, но и на поражение и отмщение дерзнувших разорять христиан, подданных царя, пребывающего в мощном покровительстве Империи всероссийской”... Дальше князь Зубов говорит, как пагубны уделы для прочности власти и государства: “не токмо дееписание многих народов, но и настоящее происшествие (1795 г.) с Грузией примером научить должно—сколь нужно для сохранения царств соединение царской власти, и сколь, напротив того, пагубно для всех разделение царства на уделы”... увещевает царя упразднить уделы и соединить все под свою сильную руку,—“в сем важном для блага подданных и для бытия царств ваших государственных учреждений—отличные свойства разума, проницания и опытностей ваших, конечно, руководимы будут желанием и смелым стремлением к содеянию не токмо особенно для рода и царств ваших, но и вообще для блага христиан, те страны населяющих. Если, пользуясь днесь сильным покровительством победоносных войск Российских, в-е выс-о предуспеете, во славу свою и для блага рода, царств и подвластных вам народов, и для христианства вообще, соединить и утвердить на веки царскую власть нераздельно и распространить владычество ваше до Аракса и до пределов Порты Оттоманской, тогда, устоя в порядке и возвелича силы и способы царств и областей ваших, не токмо навсегда сами собою против неверных в состоянии будете защищать права свои и собственность подвластных вам народов, но, опровергая дерзостные покушения врагов ваших, и наказывать их ослаблением их силы и приращением польз подданных ваших. Таким образом, твердо основанное бытие царств и законной, и справедливой власти царя христианского, ободрит надеждой христиан, страждущих в порабощении у неверных, и, представляя им верный покров и убежище под сенью кроткой и справедливой державы вашей, стечение их в подданство ваше умножать [XXIX] будет как славу, так и пользы ваши, прочное основание и, наконец, нерушимое бытие областей ваших; ограждением же безопасностью и неприкосновением пределов доставите всем жизнь и спокойную и изобильную (Этот акт весь основан на Русско-грузинском договоре 1783 года, 2-ой и 6-ой артикулы которого гласит: “Ее имп-ое вел-о дает императорское свое ручательство на сохранение целости настоящих владений его светлости царя Ираклия Теймуразовина, предполагая распространить таковое ручательство и на такие владения, кои в течение времени по обстоятельствам приобретены и прочным образом за ним утверждены будут... Ее имп-ое вел-о обещает именем своим и преемников своих неприятелей их (поданных царя Ираклия) признавать за своих неприятелей”. Согласно с этими постановлениями названного договора заявляется в обращении к Ираклию (№ 114) и Армянскому (Араратскому) патриарху (№ 121), что цель похода—наказать А.-М.-Хана, посягнувшего на целость и безопасность владений Ираклия, при чем высказывается уверение, что Ираклий, пользуясь русской военной помощью, вновь “утвердит и расширит свое владычество до Аракса и Порты Оттоманской”, т. е. восстановит свои владения в прежних (до 1795 г.) границах, след. со включением ханств Эриванского и Ганджинского, отторгнутых от Грузии А.-М.-Ханом в 1795 году, с каковыми владениями Ираклий и вступил в 1783 году под покровительство России (№73, 99). Между тем в обращении к Араратскому патриарху нет ни слова ни об Армянах, ни о предстоящем якобы “возобновлении в Великой Армении, в Эривани, Армянского владычества”, прекратившего свое недолгое существование вместе с Армянским царством еще в XI веке, и “о возобновлении” которого Армянский “архиеп. Иосиф убедительно просил кн. Потемкина 3 января 1780 года”, хотя тогдашний Эчмиадзинский католикос Гукас, или Лука, не разделял его мнения и не присоединился к его ходатайству (Г. Эзов, Начало сношений Эчмиадзинскаго патр. престола с Русским правительством. Тифлис, 1901 г., стр. 28—32). Кн. Потемкин предполагал только, что быть может удастся заменить в Карабаге и Карадаге, (где по Бурнашеву насчитывалось до 1 тысячи дворов христиан), мусульманских ханов, неподвластных царю Ираклию как ханы Ганджинский и Эриванский, “христианскими начальниками” (№ 25). Как однако сами Потемкины мало верили в осуществление подобной политической комбинации, видно из ряда весьма серьезных вопросов, поставленных П. С. Потемкиным архиеп-у Иосифу (Дубровин, История, т. II, стр. 28).

В 10 артикуле договора 1783 года сказано, что “Грузинские князья и дворяне во всероссийской Империи будут пользоваться всеми теми преимуществами и выгодами, кои Российским благородным присвоены”, для сего “Ираклий обязывается представить двору ее вел-а списки всех [Грузинских] благородных фамилий”. В 3-ей группе этого списка фигурирует на Русском и Грузинском языках и “князь Аргутов, Аргутасшвили”, след. архиеп. Иосиф и его родственники, как Грузинские князья, еще с 1783 г. могли пользоваться и в России всеми преимуществами, присвоенными княжескому званию, хотя лично Иосифу, как монаху, таковое звание ничего не могло прибавить. Позже он задумал перевести (не совсем точно) и переделать свою грузинскую фамилию “Аргуташвили-Мхаргрдзели” на “Аргутинский-Долгорукий”, равно вставить в свой фамильный герб взамен св. образа голову черного орла, — на таковую реформу, соединенную с русским княжеским званием, Иосиф, конечно, должен был испросить высочайшее разрешение, тем более, что в России был уже старинный княжеский род Долгоруких (Собрание актов армянского народа. Москва. 1833 г., ч. I, стр. 224—227. О Курдском происхождении этого рода около 12 века см. St.-Martin, Memoires sur l'Armenie, I, pp. 113, 434).

Как уроженцу Грузии и грузинскому подданному цари и царевичи Грузинские неоднократно давали Иосифу разного рода поручения в бытность его в России (№ 155, 261), и сам Иосиф, равно и его родственники в свою очередь пользовались милостями Грузинского двора: неоднократно Грузинскими царями был Иосиф рекомендован Русскому двору и русским властям, неоднократно удовлетворяли Грузинские цари ходатайство Иосифа о призрении в Грузии беглецов меликов и простой народ из Армян, гонимых и избиваемых в соседних мусульманских владениях и постоянно искавших убежища и защиты в Грузинском царстве; наконец, при деятельном содействии Грузинского двора архиеп. Иосиф был избран в сан Эчмиадзинского католикоса (Г. Эзов, Начало сношений, стр. 32, 43), но умер 9 Марта 1801 года в Тифлисе, не доехав до места своего назначения.)” (№ 114). [XXX]

Прибыв с армией к берегам Куры, граф В. А. Зубов от 10 октября 1796 года, писал к Араратскому (Армянскому) патриарху: “Ее имп. вел-о, наша всем. Государыня, спознав разорение царств любезноверного ей царя Грузинского. во святом законе пребывающего и под сень покрова ее приятого, повелела мне со многочисленным ополчением, сухопутным и водным, объять со всех сторон Персидские области и, не прикосновенно ко спокойным и благонамеренным обитателям, но паче во оборону их разрушить и искоренить беззаконное и лютое владычество возникшего в сей части света мучителя Аги-Мугамед-хана. Следуя священнейшей ее и. в. воле, пришли мы уже до берегов реки Куры и готовимся чрез степи Муганские внести праведное великодушной и благочестивейшей помазанницы Божьей мщение в самое [XXXI] сердце врага. А дабы водворить полную безопасность в пределах Грузинских и Адербежанских, и изгнать из оных влияния вредные, мы распорядили стать при Гандже сильному корпусу под командою генерала А. М. Римского-Корсакова, коему архипастырского благоволения вашего испрашиваем”, равно молитвы о христианском, так и не христианском населении, чтобы они “вспомоществовали всеми способами своими к искоренению сил и способов изрыгнутого из недр адских их разорителя, но, чтобы все племена пребывали под своими мастями, кои утвердить и обеспечить, а не разрушать долг имеем” (№ 121).

6 ноября 1796 г. имп. Екатерина Алексеевна скончалась и немедленно русские войска, находившиеся уже на берегах Аракса, были отозваны имп. Павлом обратно в Россию. [XXXII]

От 16 апреля 1797 г. Ираклий пишет имп. Павлу Петровичу: “ныне, услыша, что высокославному и победоносному Российскому войску, здесь для обороны нашей находящемуся, велено отсюда выступить обратно, пришли мы в великую печаль и замешательство: в. и. в. не безызвестно сколь великое А.-М.-хан причинил Тифлисским жителям разорение и сколько погубил душ христианских за приверженность и усердие к Империи всероссийской, но мы и тут, сохраняя твердо нашу обязанность к Престолу всероссийскому и вознеся благодарность Всевышнему, пребыли непоколебимы... ныне более прежнего на нас А.-М.-хан озлобился, что доказывается из приложенного при сем его фирмана, ко мне присланного (А.-М.-хан был убит его слугами в Шуше в ночь с 4-го на 5-е июня 1797 г. (№ 143); фирманы его к царю Ираклию № 19 от сентября 1796 г., № 141 от 9 июня (дата перевода фирмана) 1797 г., равно фирман его преемника Баба-хана к царю Георгию № 154 от 5 июня 1798 г. Этими фирманами приглашаются цари Ираклия и Георгий держаться по-прежнему Персии и прервать союз с Россией.)... благоволи дать для нашего защищения 4 тыс. победоносного вашего войска на 2 или на 3 года, пока мы придем в состояние сами себя защищать”. Кн. Чавчавадзе в своем представлении (№ 142, 157) имп. Павлу от 11 июня 1797 г., между прочим, писал: “царю, государю моему (Ираклию) и народу его неизвестно, да и нет надобности ведать,—каких ради причин российскому войску дано повеление выйти из Персии и оставить пределы ее, только его выс-о и весь народ его просят” приказать русскому отряду, находящемуся в Грузии, остаться там согласно трактату 1783 г., что царь Ираклий назначил своим наследником ц-ча Георгия, и для объявления народу об этом назначении просить послать в Грузию кого-нибудь из русских сановников “и с сим посылаемым дать ему, царю, и народу всероссийский закон для управления государством его, дабы оным исторгнуть некоторые, вкравшиеся издревле, азиатские несправедливые судопроизводства, служащие во вред и в противность православному христианскому исповеданию”; далее, хорошо сохранившиеся крепости в Карталинии и Кахетии царь предоставляет в высочайшее [XXXIII] распоряжение, равно для эксплуатации рудников в Грузии просить прислать сведущих людей для обоюдной пользы (ср. № 285), чеканить грузинскую монету с одной стороны с портретом имп. Павла или с его инициалами, с другой—с знаками (гербом) царя и Грузии; наконец, повторяет просьбу о ссуде суммы, какой угодно будет, на содержание войск и на восстановление разрушенного А.-М.-ханом Тифлиса, с обязательством выплачивать по частям в определенные сроки из доходов царства.

В другом своем представлении имп. Павлу от 31 Декабря 1797 г. (№153) кн. Чавчавадзе говорит: “и по ныне на все прошения царя моего должным ответом я еще не удостоен, а сказано мне на словах чрез д. с. с. Лашкарева (Сергей Лазаревич Лашкарев, о котором часто упоминается в предлагаемых документах, происходил из Грузинских дворян. Однофамильцы С. Л. Лашкарева “Лашкарашвили”, как мне сообщил Горийский помещик генерал-адъютант кн. И. Г. Амилахвари, и теперь еще живут в Горийском уезде Тифлисской губернии. Отец Сергея Лазаревича 18 лет от роду приехал в Москву в 1725 г. в свите Грузинского царя Вахтанга VI, где и женился на русской дворянке. С. Л. родился в 1739 г., а в 1762 г. он был определен в Коллегию Иностранных дел, затем для изучения восточных и европейских языков он отправлен в Константинополь. Здесь, состоя при Русском посольстве, С. Л. выучился языкам: итальянскому, французскому, турецкому, арабскому, персидскому, греческому и армянскому, а грузинский он знал и прежде как родной язык (его собственноручное письмо см. т. II, вып. I, № 173; вып. II № 175). Вовремя первой Турецкой войны (в 1768—1774 г.г.), когда русского резидента Обрезкова посадили в Семибашенный замок, С. Л., в качестве драгомана русского посольства, играл немаловажную роль в Турции. В Константинополе же он женился на дочери Швейцарского консула Дюнанта (Dunant) замечательной красоты. С 1779 г. он был в разное время консулом в Синопе, Молдавии, Валахии и Бесарабии. В октябре 1782 г. С. Л. был назначен Русским резидентом при последнем Крымском хане Шагин-Гирее, которого он убедил после отречения от престола, переехать в Россию, и здесь, в Калуге, С. Л. состоял приставом при Хане до отъезда этого последнего в Турцию. В марте 1786 г. С Л. назначен Поверенным в делах в Персию и в качестве такового он оставался при князе Г. А. Потемкине и в Персию не ездил вовсе. В том же году С. Л. был послан в Константинополь по поводу предстоящей второй Русско-турецкой войны (1787— 1791 гг.), в продолжение которой он находился при князе Потемкине. С 1796 г. С. Л. управлял делами Азиатского департамента Коллегии Иностранных Дел, с правом личного доклада имп. Екатерине II и потом Павлу Петровичу. Последним его дипломатическим деянием было участие в переговорах о присоединении Грузии к России, хотя он не был сторонником полного упразднения автономии Грузии, подобно гр. Воронцову, кн. Кочубею и другим сановникам, не видя в этом ни пользы, ни необходимости для государственных интересов России (Русский Архив. 1884 г.. 2 кн., стр. 15). В январе 1804 г. С. Л. уволен вовсе от службы, получив щедрые награды. В 1807 г. еще раз был командирован в Молдаво-Валахию в качестве председателя Дивана. Умер С. Л. в октябре 1814 г. в своем имении в Витебске, оставив 6 сыновей и одну дочь.

Хотя С. Л. получал щедрые награды и подарки деньгами, землями и крестьянами в разных местах, как в России, так и Грузии (Русский Архив, стр. 13: Грамоты, т. II, вып. II, № 263), тем не менее, он не переставал делать долги и не раз Екатерина выплачивала их. Однажды Императрица спросила его: “маленький богатырь, долго ли я за тебя буду платить долги”? Он отвечал: “матушка Государыня, пока красть не стану”. Екатерина и Павел называли его “богатырем” в шутку, вероятно вследствие его весьма малого роста (С. Л. Лашкаров—дипломат Екатерининского времени. Русский Архив. 1884 г., кн. 2, стр. 5—32: Бутков, Материалы, т. III, стр. 601). С Л.), что [XXXIV] прошения царя моего ныне удовлетворены быть не могут, о чем, буде высокому двору так угодно, надлежало бы велеть объявить за год прежде, — тогда царь, мой государь, мог бы предпринять другие к охранению царства своего меры... приемлю всенижайшее дерзновение... вопросить: угодно ли Тебе, великий и самодержавнейший Государь, содержать оный Трактат (1783 г.) по прежнему в своей силе и угодно ли будет дать царю моему, приведенному обязательствами того Трактата в теснейшие обстоятельства, обещанную оным помощь (письма Ираклия по поводу вторжения Омар-Хана Аварского в Кахетию в 1797 г. (Сведения и пр. соч. Ал. Цагарели, т. I, вып. III, стр. XXXII, 274).), или до времени, по каким-нибудь причинам, того сделать не можно?... Повели пограничным начальникам (на Кавказской линии) Твоим не возбранять Черкесам (Кабардинцам), по прежнему, на нашем иждивении, ополчаться за нас и нам служить против неприятеля”. Кн. Чавчавадзе просит при этом послать обратно в Грузию крест св. Нины, хранившийся в семействе кн. Егора Грузинского, внука Бакара Вахтанговича (№ 273), равно пушки и мортиры, отлитые в 1784 году с Грузинским гербом по повелению Екатерины II и пожалованные ей царю Ираклию “и бои поднесь туда не отпущены, и находятся на линии в Егорьевской крепости”. Сам кн. Чавчавадзе также просится в отпуск к престарелому и больному своему государю Ираклию, который скончался 11 января 1798 г. С таким же ходатайством кн. Чавчавадзе обращается и к канцлеру кн. А. А. Безбородко, и также повторяет свою просьбу “исходатайствовать у е. и. в. повеление к нынешним на Кавказской линии начальникам и [XXXV] к будущим, чтоб они, когда мы, по прежнему обыкновению, будем приглашать к себе на помощь Черкесов, не возбраняли им к нам идти на наше иждивение, по добровольной плате (№ 152) (В противность лезгинам грузины всегда ладили и даже дружили с Черкесами (Кабардинцами) и часто нанимали их для военной службы, как в старину, так и в XVIII столетии. Ираклий не раз приглашал за плату их войско против своих врагов. В июне 1783 г. кабардинцы при содействии Ираклия хотели переселиться в Грузию и в пределы Ахалциха, но Русское правительство не допустило этого; Бутков, III, 175.). Уклончивые ответы Русского двора действовали угнетающим образом на грузин, между тем персияне после ухода русского войска из Закавказья приободрились: А.-М.-хан еще перед своею смертью (в июне 1797 г.) готовился принять самые решительные меры против грузин и прочих сторонников России. Племянник и преемник А.-М.-хана Бабахан разделял взгляды своего дяди и послал Грузинскому царю фирман (№ 154), в котором он ему угрожал вторичным нашествием и разорением Грузии. Тогда и грузины стали настойчиво требовать определенного ответа от Русского правительства относительно соблюдения постановлений договора 1783 года. От 5 июля 1798 г. царевич Давид писал гр. Маркову, командующему на Кавказской линии, что Баба-хан прислал отцу его, царю Георгию, фирман,— “наполненный истинными угрозами и требованием от царя сына, — посему Давид просит ген. Маркова дать способ—чем спасти себя в сем случае, или как затмить в совести нашей те присяги, которые мы с высочайшим двором учинили? В случае же замедления решительного от вас на сие ответа, мы думаем, что оный Баба-хан или нас совсем разорит, или принудит нас, против желания нашего, ему покориться, и что лишит нас навсегда надежды вожделенного и высокомонаршего оного покровительства”. То же самое писал царевич Давид и кн. Чавчавадзе, что посланец Баба-хана прибыл к царю “и теперь не знаем, что делать, ибо сей (есть) день последний для разлучения Грузии с Россией” (№ 158, 261). Наконец, как видно из письма духовника царя Георгия архим. Евфимия, Грузинский двор формулировал свое ходатайство (№ 160, 169) так, [XXXVI] просить: 1) о постановлении между Грузией и Россией вечной договорной присяги, т. е. о возобновлении и дополнении договора 1783 г.; 2) о пожалованании царю 5 тыс. войска, из которого чрез б лет могут остаться в Грузии навсегда только 500 человек, 3) о пожаловании царю находящихся в Адербейжане армян (айсоров, греков и др. № 284), что бы населить ими пусто-порожные места своего царства, и, наконец, несколько орудий, которые, впрочем, в случае не пожалования, то и сами они в Грузии могут построить (отлить), и что буде всеросс. Двор покровительства не окажет, то царь искать будет у другого, и в случае отказа, грузинский посланник Чавчавадзе должен выехать в Грузию, а если царские знаки (инвеституры) не будут присланы царю Георгию, то он все же “помажется мvром”, т. е. будет короноваться.

От 11 февраля 1799 г. кн. Чавчавадзе был уведомлен от министерства, что 3 тыс. войска будет послано царю и будут удовлетворены и другие пункты его ходатайства (№ 173), и царю Георгию послана утвердительная грамота, согласно трактату 1783 г., на царское звание, а сыну его царевичу Давиду на звание наследника Грузинского престола от 15 апреля 1799 года (№ 177). По получении этой грамоты царь Георгий пишет имп. Павлу, что для отражения надвигающегося неприятеля необходимо прислать в Грузию 6 тыс. войска и нужно определить границы Грузинского царства и Адербейджана, чтобы отклонить претензии Персии на Грузию, так как “и по сей день, пишет Георгий, посланник Персидский остается у нас и просить в заложники сына... Если нельзя будет нам прибавить войска, то они от нас возьмут и сына, и вынудят другие условия, и тогда мы совершенно будем удалены от союза с вами... У меня просят старшего сына, числящегося на вашей службе, генерал-майора, наследника престола, Давида,—и если я, как отец, решусь пожертвовать сыном и отдам его (персиянам), то как я могу решиться отдать им генерал-майора, состоящего на вашей службе? Если даже согласятся взять у меня в заложники одного из моих младших сыновей, то как может статься, чтобы я имел сына и на вашей службе и на [XXXVII] их (Персидской) службе?! Об этом пусть поразмыслить в-е вел-о и да будет воля в. и. в-а”.

Одновременно с этим велись переговоры о пересмотре и дополнении договора 1783 года сообразно с указаниями опыта и изменившимися обстоятельствами с целью вящего укрепления союза между Грузией и Россией. Это предусматривал и договор. 1783 г., 12 артикул которого гласит: “Сей (1783 г.) договор делается на вечные времена; но ежели что-либо усмотрено будет нужным переменить или прибавить для взаимной пользы,— оное да возымеет место по обостороннему соглашению”.

Для выработки проекта нового Русско-грузинского договора царь Георгий отправил в Петербург трех своих полномочных посланников, преподав им руководящие указания от 7 сентября 1799 г. (№ 277). На основании этого полномочия грузинскими посланниками была подана в министерство Нота от 24 июня 1800 г. (№ 283) с указанием в О пунктах главных оснований будущего договора, проект которого был расширен в Петербурге и изложен в 16 пунктах, опробован имп. Павлом Петровичем, подписан Первоприсутствующим в Коллегии Иностранных Дел гр. Ростопчиным, и отправлен к царю Георгию вместе с грамотой имп. Павла от 23 ноября 1800 года, в которой между прочим сказано: “узнав же, что в-е выс-о находитесь нездоровы, не можем не изъявить чувствительное наше о том соболезнование, — желаем, чтобы сия грамота нашла вас в вожделенном здравии”.

В проекте же, подписанном гр. Ростопчиным от 23 ноября 1800 г., и отправленном с двумя грузинскими посланниками царю Георгию, сказано, что “буде он (царь Георгий) доныне остается в прежних мыслях своих непоколебим—быть единожды на всегда принятым в покровительство и подданство высоч. всеросс. Двора под всеми теми правами и выгодами, каковыми подданные е. и. в. пользуются, то следует—его выс-у царю” прислать благодарственную грамоту с этими послами “по возвращении коих и будет по всем оным прошениям его закончен обоюдный Императорский акт” (проект [XXXVIII] договора и грамота Павла I, см. Акты Кавк. Арх. Комиссии, т. I. стр. 179—181).

Но пожелание имп. Павла здоровья царю Георгию не сбылось,—он скончался 28 декабря 1800 года, когда его посланники с проектом договора были около Владикавказа, а, по странной случайности, посланники эти на возвратном пути из Грузии в Россию, будучи в Москве, узнали о кончине имп. Павла Петровича, последовавшей с 10 на 11 марта 1801 года. Но еще от 7 октября 1800 г. царевич Юлон писал имп. Павлу: “царь Георгий находится теперь в тяжкой болезни, и если прекратиться жизнь его, то мы сомневаемся, дабы не принял престол царства избранный им в наездники сын его Давид, а мы б, дети царя Ираклия, не остались без участия в правах, родителем нам оставленных”, посему Юлон просит имп. Павла “повелеть здесь пребывающему начальнику, дабы он исследовал, чрез спрос у здешнего духовенства и светских людей, право царского наследства, утвержденное от вышеупомянутого родителя нашего письменным установлением,—и кому после царя Георгия будет следовать принять Грузинское царство, того всем. да соизволить утвердить (существование “Завещания” царя Ираклия — не подлежит сомнению, (см. ниже № 288, 289).). Такого же содержания представления были посланы царевичами, братьями Юлона, Вахтангом, Мирианом и Парнаозом имп. Павлу и ген. Кноррингу, а позже царицей Дарией императору же (Акты Кав. Арх. Комм. т. I, стр. 225, 226).

От 2 декабря 1800 г. ген. Кнорринг уведомлял ген. Лазарева, бывшего в Тифлисе, что по повелению е. и. в. в случае смерти царя Георгия “не было приступлено к назначению преемника на царство Грузинское, доколе не получится на то высоч. соизволение” (Акты К. А. Комм. т. I, стр. 182), что и было ген. Лазаревым объявлено немедленно после смерти царя Георгия (№ 286, 287).

Царевич Давид, в качестве утвержденного имп. Павлом Петровичем Наследником Грузинского престола (№ 177), [XXXIX] принял по всем пунктам проект договора, подтвердил полномочия грузинским послам и с представлением от грузинского духовенства, дворянства, купечества и прочих отправил послов обратно в Россию (№ 196—199). По прибытии в Петербург вместе со всеми документами в апреле 1801 г. представили они в министерство обстоятельную Ноту о предполагаемом новом порядке управления в Грузии (№ 204). 15 апреля 1801 г. в Государственном Совете обсуждался на основании этих документов вопрос о принятии Грузии в подданство (№ 203).

В числе этих документов имеется выписка из письма лазутчика кн. Г. Чавчавадзе, писанного из Эривани 17 февраля 1801 г.—“сей (разведчик) уведомляет его (кн. Г. Чавчавадзе) о приезде к Персидскому сердарю Баба-хану в Тегерань из Франции посланцов, кои секретно просят его о свободном проходе чрез его землю”. От 30 июля 1801 г. царевич Давид просит кн. П. А. Зубова предстательства пред имп. Александром Павловичем, дабы ему “коснутся законного его престола” Грузинского (№ 290). От 5 ноября того же года Грузинские послы князья Г. Чавчавадзе, Г. Авалов и Эл. Палавандов заявляют князю Ал. Бор. Куракину, что они чувствуют себя обиженными тем, что при составлении манифеста (от 12 августа) о присоединении Грузии и постановления о штате и внутреннем управлении ее (У П. Г. Буткова находим следующие отметки: “этот манифеста (12 августа, О присоединении Грузии) писал князь Пл. Ал. Зубов”; он был обнародован в Грузии лишь 12 апреля 1802 г., а относительно “Постановления внутреннего в Грузин управления”, которое было обнародовано в Тифлисе 8 мая 1802 г., Бутков замечает: “Это постановление писано мною под руководством князя Пл. Ал. Зубова, в его кабинете, в доме сестры его Жеребцовой. Я занимался этим делом недели две”, Бутков, Материалы, т. III, стр. 342.

От 5 марта 1802 г. те же князья Г. Чавчавадзе, Г. Авалов и Эл. Палавандов представляют имп. Александру Павловичу, что они за свои труды по сношение с Грузией при имп. Екатерине II, чрез посредство гр. А. А. Безбородко, получили в награду деревни, так же при имп. Павле Петровиче, чрез посредство гр. Ростопчина и кн. Ал. Бор. Куракина, получили награды, ныне же, уезжая в Грузию, после окончания дела о присоединении Грузии, они ожидают еще большего вознаграждения от е. и. в-а за свои труды (Спб. Публ. Библиотека, коллекция документов кн. И. Г. Грузинского).) их ни о чем не спросили, хотя с самого начала они были двигателями этого дела. [XL]

Все серьезно интересующиеся историей русско-грузинских отношений по начало XIX века, вместе с редактором настоящего издания, помянуть, без сомнения, добром память покойных директоров Архивов М. И. Д. баронов Ф. А. Бюлера, Д. Ф. Стуарта и кн. П. А. Голицына, содействовавших появлению в печати предлагаемых документов.

Ал. Цагарели.

10 июня 1902 г. С.-Петербург.