20. Д. III. 3 сентября 1769 г. — Рапорт кн. Моуравова графу Н. И. Панину.

В силу повеления в-го с-ва от 23 минувшего июля дальнейшее препровождение и вспомоществование в пути Имеретийскому архиерею, по моем от него отделении, препоручил господину кизлярскому коменданту, а сам я отправился в Имеретию для исполнения данных мне наставлений, и въезжая в осетинские горы, соединился с ген.-майором графом Тотлебеном 24-го минувшего августа расстоянием от грузинской границы в 10-ти верстах, где платежом холста и денег построены были осетинцами чрез реку Терк, по добровольному их соизволению и увещанию графа Тотлебена, шесть мостов, а три—грузинцами, да еще один находящимися с ним военными служителями; ибо оная река чрез горы во многих местах течение свое имеет весьма быстрое и чрез большие камни, а в продолжение моего пути чрез все оные горы переезжал я, где нет мостов в брод, местами довольно глубоко и с трудом, в рассуждении быстроты реки и больших камней, дорога чрез горы на коих в некоторых местах лежит вечный снег, хотя [61] камениста и во многих местах в такой узкой тропинке лежит, что едва лошадь, тягостью обремененная, пройти может, однако ж трех фунтовые пушки, лафеты, калося и пороховые ящики, которые граф Тотлебен при себе имел, разобравши порознь, 200 человек грузинцов, которые из Грузии высланы были князем Коихосром, в три дня расстоянием на 10-ть верст, без всякого вреда, перенесли на себе до деревни, называемой Степан Цминда, которая от осетинской границы первая, принадлежащая Грузинскому и Кахетинскому царю Ираклию. А от оной деревни, хотя дорога местами узка и камениста, однако ж на калосях ездить можно. А между тем реченный граф Тотлебен писал к царю Ираклию, что он с авангардом своим прибыл в его владение и что он по всевысочайшему ее и. в. повелению послан к Имеретийскому царю Соломону с воинскою командою, и просил дозволения чрез его землю в Имеретию пройтить, и по тракте за наличные деньги сколько потребно будет провианта и фуража достать бы мог и, что он имеет ему, Ираклию, персонально объявить некоторое секретное дело. И на оное получил от него в ответ писанное письмо на грузинском языке, что он приказал князю Каихосро провиантом и фуражом сколько потребно удовольствовать и сам 27 августа выехал к нему из Тефлиза на встречу и остановился при деревне Ходе, расстоянием от Тефлиза два дня езды, и просит, чтоб граф Тотлебен и я приехали к нему. Куда 29-го августа пополудни, в третьем часу, и поехали от Адос-Миндори, где ныне лагерем стоим, который от осетинской границы 18 верст; и того ж числа пополудни, в пятом часу, не доезжая две версты, где царь Ираклий со своими двумя сыновьями Георгием и Леваном, и со всеми своими знатными Грузинскими и Кахетинскими князьями в расставленных палатках стоял, встретил нас верхом зять царя Ираклия, который придворный его маршал, князь Давыд Орбелианов с десятью князьями и дворянами, которые провожали до самого того места, где царь лагерем находился, и прибыв, не доезжая царской палатки сажен 30, просил маршал графа Тотлебена, чтоб он изволил в поставленной для него особливой палатке [62] отдохнуть, для чего принуждены были остановиться подле оной, а чрез четверть часа пришел церемониймейстер именем своего царя просит в его ставку. Граф Тотлебен и я с ним, также и грузинского гусарского полка майор князь Ратиев пешками пошли, и, не доходя оной сажень с пять, встретили нас шесть человек придворных, держа в руках трости, и поклонясь низко, пошли вперед провожать. По левую ж руку, недалеко от палатки ж царской, в одну шеренгу стояли двенадцать пажов, и когда мы против их поровнялись, то и они низко все вдруг поклонились и стояли до того время, пока опять из палатки мы вышли. А те шесть человек, которые имели в руках трости, шли перед нами до самой палатки, где постановились, а у оной оба сыновья царя Ираклия, а за ним католикос Антоний, приняли нас, а потом и сам царь пред выходом из палатки встретил и, обънявши, поцеловал графа Тотлебена и сказал, что он благодарит Бога, что он видит в земле своей такого знаменитого человека, присланного от всемилостивейшей императрицы, защитницы рода христианского. И по окончании сих слов, взяв его за руку, ввел в палатку, прося, чтоб он сел на поставленном нарочно вместо стула четвероугольном сундуке, который покрыт был ковром. Однако ж граф Тотлебен не согласился, а сел на полу, который также богатыми коврами услан был. Против графа Тотлебена сел и сам царь, подле которого католикос и сряду с ним сидели оба сыновья царя Ираклия. Как скоро сели, то Ираклий просил, чтоб ему объявить то секретное дело, о котором ему писано было. И как скоро уведомился для каких обстоятельств граф Тотлебен по всевысочайшему ее и. в. повелению в Грузию приехал, то сам царь и сыновья его и католикос (ибо в то время в палатке никого из его придворных не было) тол обрадовались, что радость их на лице видеть можно было. И ответствовал Ираклии, что он нетолько охотно своему другу царю Соломону по всевысочайшему ее и. в. повелению против турков помогать хочет, но не пощадит и жизнь свою, чтоб оказать усердие и службу всеавгустейшей монархине, и просил дать ему несколько время [63] обстоятельнее свое усердие изъяснить, какое он и предки ею Российскому православному престолу из давних лет имели, и каким образом может он в нынешнее время с лучшим успехом доказать свою покорность и службу, чтоб заслужит навсегда всевысочайшую ее и. в. протекцию. По окончании сего поднесли нам чаю, после по маленькому хрустальному бокалу кахетинткого вина, которое на бургунское походит, и на двух больших блюдах здешние фрукты. И посидевши с час время, встал граф Тотлебен, рекомендовав себя царю и объявил, что он сегодня ж поедет, где его авангард стоит, и хотя царь раз с шесть унимал, чтоб он остался у него ночевать, однако ж граф Тотлебен, поблагодаривши, уехал, а царь обещался на другой день, то есть 30 Августа, приехать в наш лагерь, куда того ж числа, имея при себе в свите одного сына Левана, католикоса Антония и других здешних знатных людей пополудни в первом часу и прибыл. И как скоро граф Тотлебен о его приближении к нашему лагерю уведомился, то и поехал наперед для встречи его, имея при себе меня и груз. гусарск. полку майора кн. Ратиева, и в расстоянии одной версты встретили его пред лагерем, по приближении к которому дан был знак для пальбы, что и учинено было несколькими выстрелами из четырех пушек, а при въезде в самой лагерь построенная в парад гусарская рота 16 драгун и 20 солдата отдали честь при игрании на трубах и с барабанным боем. Потом граф Тотлебен следовал за ним с нами до его ставки и от оной возвратились мы в свои палатки, и чрез четверть часа пошли опять мы к нему для отдания почтения, после чего царь сам пришел в ту палатку, которая была поставлена для графа Тотлебена, до которой и мы его провожали, где накрыты были по азиатскому манеру на полу скатерть на 18 человек. И по приглашению графа Тотлебена сел царь с сыном своим Леваном и другими знатными персонами за обеденным кушаньем, при котором и католикос находился. При питии за всевысочайшее ее и. в. и его импер-го высочества здравие производилась пушечная пальба и при питии ж царя Ираклия здоровье выстрелено несколько зарядов. И по окончании стола, [64] когда он Ираклий уж в своей палатке находился, объявил я ему, что имею от в-го высокогр. с-ва к нему письмо, которое запечатано в куверте царя Соломона. На что он изъяснил мне наисильнейшее желание его видеть и просил, чтоб позволить ему распечатать, уверяя, что царь Соломон так, как его друг и союзник за оное ни малейшего негодования иметь не будет, что я и принужден был учинить, с позволения и согласия графа Тотлебена, по распечатании которого с большим почтением принял он писанное к нему письмо и уверял, что он охотно желает употребить всю свою возможность вспомоществовать царю Соломону, чтоб заслужить чрез то всевысочайшую ее и. в. милость и просил, чтоб я в-му с-ву представил, чтоб ему пять тысяч человек регулярного войска милостивым в-го с-ва предстательством присланы были из России нынешним еще летом. А если все оные не успеют перейти чрез горы, то хотя тысячу пятьсот человек, а если он нынешнего году тех тысячи пяти сот человек, а на будущей год и остальных получит, то при собрании всех своих знатных и объявил мне, что он туркам превеликий вред сделает и Российскому престолу великие услуги окажет, а хотя он и без сего требования по всевысочайшему ее и. в. повелению готов объявить туркам войну и Соломону явно или скрытно вспомоществование делать; только присланная теперь воинская команда кажется недостаточна и для того опасается подвергнуться неизвестному жребию войны, не имея довольной надежды в своих силах. Мною объявлены были все предписанные мне в инструкции резоны. Напротив оных он мне ответствовал, что трудность дороги чрез горы он может исправить и в содержании требуемых им войск нимало в рассуждениях своих не сомневается, да сверх всего собственные его войска такою помощью могут быть весьма ободрены для превосходных успехов впредь служащих к пользе России, что ж принадлежит до артиллерии, то он довольно имеет своей, которая только требует некоторого поправления, для чего он желает иметь могущих оную исправить, и для делания новых он довольно ж имеет металлов, и сверх всего для [65] разработывания золотых и серебреных рудников знающих людей, а получаемые из оных металлы он представляет услугам ее и. в. Он же обнадежил, что живущих в Эреване, персидской области, армян, кои, по его уверению, хорошие солдаты, может подвинуть против турок, чему и самых лезгинцев когда только он получит из России требуемую всевысочайшую помощь, в чем граф Тотлебен именем ее и. в. царя Ираклия во всех его требованиях обнадежил и уверил, с тем еще, что он все сие нынешним летом получит. На все сие описание я, как верный и присяжный ее и. в. всенижайший раб, за необходимую должность признаю с глубочайшим моим почтением представить в-му с-ву, что ежели всевысочайшее монаршее матернее воспоследует соизволение и действительное призрение на прошение царя Ираклия, чтоб он снабжен мог быть требуемым им числом войска, то непременно можно ожидать величайших успехов к пользе и славе Российской империи в самое короткое время. Еще с глубочайшим почтением в-му с-ву честь имею донести, что уведомился здесь от людей достойных вероятия, что царь Соломон находится в весьма слабейшем состоянии и без Ираклия никакого действия учинить не может, и посланную в Имеретию из России военную команду провиантом и фуражом едва ль удовольствовать в состоянии без помощи царя Ираклия, а к тому ж еще вчерашнего числа получил письмо от Соломона, что два наивернейшие его князья Церетелов и Иашвили, в которых он во время несчастия и ныне полагал всю свою надежду, князем Дадианом зазваны в гости и в мелкие куски изрублены, в чем он требует от Ираклия удовольствия; но как завтрашнего числа отправляюсь я в Имеретию, а граф Тотлебен остается еще при нынешнем лагере на несколько дней, то по прибытии моем туда о всех обстоятельствах в-му с-ву донести долженствую, что ж принадлежит до собственной персоны царя Ираклия, которому от роду сорок восьмой год, и что я мог приметить и узнать только в четырехдневное мое с ним пребывание, наружный его вид доказывает величественную важность, соединенную с геройством и все его разговоры, которые я с ним [66] имел, не иначе как полны разума, набожности и несуеверного почтения к закону. Равно в числе его достоинств—правление его самодержавное и не ограничено нимало, все князья, живущие в его владении, его верные подданные, и все распоряжения показывают владетеля, знающего повелевать своими народами.

Окончив все, что я находил за должность донести, мне нечего более не остается как поручить себя в особливую в-го с-ва милость и с глубочайшим почтением за счастье почитаю быть.

Такого ж содержания послано письмо и к его с-ву Вице-Канцлеру князю Голицыну.

Отправлены в Санкт Петербург с курьером грузинского гусарского полку майором князем Ратиевым 3 сентября 1769 года.