155. Д. X. 27 июня 1772 г. —Рапорт кап.
Львова гр. Н. И. Панину.
Употребя всевозможное мое старание
для снискания е. пр-ва ген. Сухотина ко мне
благосклонности, не только не мог я, м. г., оный
достигнуть, но напротив того, к совершенному
моему сожалению, и о сделанных мне е. пр.
наичувствительных обидах и притеснениях
всенижайшим моим доношением в. гр. с. по
необходимости утруждать принужденным нахожусь.
В первый раз, м. г., изъяснил мне е. пр.
несправедливую свою на меня злобу, отдавая мне
распечатанное им в. гр. с. ко мне последнее
повеление, извиняясь при том, что как он от высоч.
двора на свои реляции и доношении никакого
ответа не получил, то нетерпеливость к
распечатанию помянутого повеления его понудила.
Дав притом мне, дальнейшим своим изъяснением,
ясно разуметь, что он причиною тому меня
подозревает. Сие меня, сиятельнейший граф, хотя
чувствительно тронуло, но, будучи сам в себя
совершенно уверен, что я пред [348]
е. пр. ни в чем не виновен, не переменил я ни мало,
м. г., обыкновенного моего против е. пр-ва
приличного поступка. В последующие дни должен я
был и публично переносить е. пр-ва
несправедливейшую на меня злобу, которую он не
однажды изъявлял, говоря: “я не Тотлебен, я тот
час управлюсь”, и подобное сему. Не надеясь е. пр.
из сего несправедливого на меня подозрения
вывести, убегал я, с граф, всякого с е. пр.
изъяснения, а старался только, чтобы для подъема
корпуса нашего в возвратный поход все потребное
вспоможение от царя Соломона в скорости
истребовать. Как наконец все от царя было
получено и уже все тягости вперед отправлены
были, которых еще впереди, по пути нашем, в
Шорапане не мало находилось, и для коих царь
Соломон, желая заблаговременно собрать подводы,
о числе оных у меня спрашивал, то и принужден я
был, м. г., с е. пр. об оных изъяснится. Лишь только я
е. пр. о сем представил, то первый его мне ответ
был с пренебрегательным видом следующей: я и без
твоего вспоможения отсюда выду. На сей е. пр.
грубый ответ, я с надлежащей учтивостью донес,
что должность меня к сему представлению
понудила. Е. пр. на сие мне отвечал: исполняй же ты
свою должность как ты хочешь, а мне об пей не
напоминай, и оставь меня, или я тебе тот час
покажу, что я здесь главный командир. Продолжая с
криком подобные сему угрозы, оставя меня, к себе в
палатку побежал. После сего, когда корпус наш
дошел до крепости Шорапанской, царь Соломон мне
объявил, что он о собирающейся в Ахалцихе большой
партии лезгинцов получил известие; и как от оной
крепости надлежало нам идти пустыми местами, то
царь советовал в походе нашем быть осторожнее.
Несмотря на сделанную мне пред сим е. пр. обиду,
принужден я был, м. г., о сем известии е. пр.
объявить персонально, и выбрал нарочно время,
чтобы у е. пр. кто-нибудь из штаб или обер-офицеров
случились, при которых лишь только я к е. пр.
подошел, то он, сидя на стуле, презрительнейшим
образом у меня спросил: что вы пришли? И как я
отвечал, что я пришел объяснить полученное мною
чрез царя Соломона некоторое известие, то е. пр., к
большему моему стыду, при всех бывших тогда мне
отвечал: я с вами ни какова дела иметь не хочу,
прошу меня оставить. И как он долее подобное сему
продолжал, нехотя ничего от меня выслушать, то я,
м. г., и должен был е. пр. оставить. Как скоро [349] я б себе возвратился, то е. пр.
прислал в мае своего адъютанта спросить с чем я в
нему приходил. Я просил сего присланного е. пр.
доложить, что когда е. пр. сам со мною никакого
дела иметь не хочет, то я с е. пр. адъютантом
никакого и иметь не обязан; а царя Соломона между
тем я упросил, чтобы он сам е. пр. помянутое
известие объявить изволил. Чрез три дня после
сего, с. граф, и действительно открылось, что
турки с лезгинцами на имеретинские деревни,
князьям Эристовым принадлежащие, ударили. С сего
времени, чтобы лишить е. пр. случая делать мне
таким образом чувствительнейшие обиды,
вознамерился я, м. г., с е. пр. не видаться. По
прибытии в Цхинвал должен я был, для вручения е. с.
царю Ираклию высочайшей грамоты, в Тифлис
отправиться, и как я туда, в рассуждении
опасности от лезгинцов, без конвоя ехать не мог,
то для получения оного е. пр. письменно просил. Е.
пр., прислав во мне сообщение мое обратно чрез
адъютанта своего, приказал мне сказать, что он
меня не знает и знать не хочет. Как мне конвой
непременно был нужен, то просил я дежур-майора
Зорнова, чтобы он е. пр. о даче мне помянутого
конвоя доложил и ему об оном вручил мое
сообщение. Дежур-майор о конвое доложить обещал,
а сообщения моего е. пр. вручить не согласился,
потому, что он уже слышал с каким оное ответом от
е. пр. мне было возвращено; но как я от г. Зорнова
остался без ответа, то просил я после о том же
томского полку майора Метлева. Чрез несколько
часов и г. Метлев сообщение мое прислал во мне
обратно, извинясь в своем письме, что он е. пр.
оного вручить не может, и если то для меня
надобно, то бы я оное прислал при моем в нему
письме. Нужда моя и то меня сделать принудила, и
как г. Метлев е. пр. мое сообщение вручил, то е. пр.
оное опять обратно во мне отослать приказал,
заставя его в своей ставке письменно и довольно
грубо во мне ответствовать. И так, м. г., я от е. пр.
ни конвоя, ни переводчика, который и к корпусу е.
п-ва совсем не принадлежит, и о котором я тогда же
покорнейше просил, никоим образом получить не
мог. К счастью моему, приехал во мне после сего
грузинский князь Орбельянов и, собравши
несколько грузинцов, до Мухрана меня проводить
согласился, и хотя сей конвой не был надежный, но
необходимость меня и с оным ехать принудила; и я
как скоро из Цхинвала в путь мой [350]
отправился и как скоро е. пр. о моем отъезде
сведал, то зная, что мне с одними грузинцами далее
Мухрана ехать было не можно, потому что между
оным и Тифлисом лезгинские партии на проезжающих
беспрестанно нападают, и, предвидя, что я, взяв из
Мухрана часть из наших там для безопасности чрез
Грузию коммуникаций находившихся солдат,
безопасно до Тифлиса доеду, то, чтобы и в сем
случае сделать мне притеснение, и, принудя меня
ехать с одними грузинцами, подвергнуть
неминуемой опасности, в тоже время к
находящемуся в Мухране капитану Трубачеву о
недаче мне конвоя ордер отправил. По счастью
моему, с. гр., съехался я на дороге с братом царя
Соломона, царевичем Арчилом, и с ним до Тифлиса
доехал благополучно, а без того, м. г., достался бы
я непременно по желанию е. пр. г. Сухотина на
жертву лезгинцам, потому что, хотя царевич и имел
при себе больше двух сот конных имеретинцов, но
лезгинцы на нас, на половине нашей дороги, б числа
сего июня напасть не устрашились, и как их партия
была слабее, то Имеретинцами были прогнаны.
Перенося все е. пр. сделанные мне обиды и
рассматривая все мои поступки, по справедливости
не могу я, с. гр., себя укорить, чтобы я и малейшим
чем-нибудь злобу е. пр. заслуживал, а потому, м. г.,
и должен я заключить, что е. пр. еще в Петербурге
на меня злобствовать начал, читая там при
отправлении своем между прочими письмами и мои к
в. гр. с. о гр. Тотлебене всенижайшие доношения, и
по прибытии сюда, все мои, по должности моей
чинимые, представления всегда во зло толковать
изволил, из чего наконец и несправедливое на меня
выше упомянутое подозрение вывел. И потому, м. г.,
для лучшего моего пред в. в. гр. с в рассуждении г.
Сухотина оправдания, при чем некоторые
приложении и мои е. пр. представлении осмеливаюсь
всепокорнейше представить, бывшие в грузинских
крепостях в Мухране, в Сураме, в Анануре и в
Цхинвале наши команды заслуженного жалованья и
никаких амуничных вещей за целый год, а некоторые
из них и доле не получили, и в проезд мой чрез те
места о удовольствовании меня неотступно
просили. Состояние сих бедных солдат, с. гр., было
самое жалостное, они почти все были наги и босы, и,
чтобы себе несколько помочь, принуждены были
вступать в неприличные солдатству работы, т. е.
косить траву, таскать из леса дрова и продавать
обывателям. По требованию их командира для
некоторого им [351]
вспомоществования я, м. г., и собственные мои
деньги охотно употребил, и по приезде моем в
Имеретию еще прошлого года в декабре месяце, обо
всем том е. пр. неоднократно представлял; и хотя е.
пр. меня уверил, что те команды в самой скорости
удовольствованы будут, но оное и по сие время не
исполнилось. Находясь в Имеретии с
прискорбностью видел я, м. г., что, при усилившейся
тогда в корпусе нашем болезни, больные солдаты не
только не имели надлежащего призрения и не
получали, исключая обыкновенного провианта,
никакой положенной им порции, но и многие из них
без всякого пользования безвременно умирали.
Будучи наичувствительно сим тронут, насилу мог я,
с. гр., сим бедным у е. пр. следующую им порцию
испросить; а как медикаменты задолго до того уже
все употреблены были, то хотя оставленную в
Грузии нашу достаточную аптеку, по бывшим тогда
частным случаям и по необходимой в оной
надобности, в Имеретию легко доставить можно
было, но оная как по многим моим, так и по
неоднократным самих лекарей е. пр.
представлениям в больницу нашу совсем
доставлена не была. На размен лезгинцами
захваченного нашего подполковника Тютчева от в.
в. гр. с. был сюда прислан пленник, о котором турки
здесь просили, но как е. пр. оного пленника на
одного Тютчева разменять не соглашался, а
требовал в месте с Тютчевым лезгинцами ж
захваченного нашего офицера Девиса и к туркам
бежавшего корпуса нашего прапорщика
Токаревского, то турки не только на то не
согласились, но, наконец, и со всем на таковое
предложение не отвечали.
Опасаясь в. в. гр. с. таковыми
подробностями более утруждать, я оное, с. гр.,
совращаю, всеповорнейше наконец донося, что
корпуса нашего штаб [офицеры], обер офицеры и
рядовые, по самым справедливым причинам, за
совершенное свое несчастие почитают, что в
команде е. пр. г. Сухотина находятся и,
возвращаясь отсюда в Россию, ничему столько не
радуются, как тому, что там из под оной избавлены
быть надеются.
Тифлис.
|