127. Д. X. 27 февраля 1771 г.—Донесение капитана Львова гр. Н. И. Панину.

От 25 числа минувшего января месяца сего 1771 года я в. в. гр. с. о здешних обстоятельствах, чрез нарочного посланного до Маздока, всенижайше имел честь донести; после оного всенижайшего моего доношения 1 числа февраля ввечеру усмотрены были стоящими нашего корпуса у Черного моря пикетами неприятельские суда, в не малом числе, из коих некоторые и к берегу, на короткое время в ночи, приставали. На другой день оных судов совсем не видно было. 3-го числа февраля, уведомил царь Соломон, что абхазинцы собираются и намерены напасть на наш корпус; и хотя князь Дадиян уверял, что от абхазинцов не надлежит опасаться, но по прежним на оного князя подозрениям, не можно было на его уверении полагаться, а упомянутые неприятельские суда подтверждали более, что неприятели в сикурс к крепости Поти еще прийти намерены; и посему с согласия е. с. гр. Тотлебена надлежало мне, обще с господином капитаном Языковым, ехать к царю Соломону, чтобы о собирающихся абхазинцах точно узнать, и в случае оных на корпус наш нападения, царя просит, чтобы им в том воспрепятствовать. Прибыв к царю Соломону, о собирающихся абхазинцах услышали мы от него подтверждение; между тем узнали, что часть корпуса нашего от крепости Поти идет назад, и после сего сведали, что 6 числа февраля и весь корпус от крепости Поти отступил. При отступлении от оной крепости е. с. гр. Тотлебен требовал от князя Дадияна в аманаты брата его и четырех князей. Князь Дадиян принужден был брата своего отдать, а князей после прислать обещал. Помянутые князья присланы не были, а брат князя Дадияна, взятый под караул, во время следования корпуса нашего от Поти, из-под караула бежал; все жители из деревень князя Дадияна, лежащих по дороге от Поти до самой Имеретии, разбежались же. Гр. Тотлебен, хотя и посылал команды при гусарском поручике Халецком и карабинерном корнете Аничкове, чтобы князя Дадияна, или брата его поймать или застрелить, и чтобы скот и лошадей из деревень отогнать, но их и ничего в деревнях найдено не было. Между тем уведомлял царь Соломон, что он опасается, чтобы князь Дадиян на корпус наш, во время ретирады в земле своей, не напал, о сем я е. с. гр. письменно представил и, к крайнему [297] моему удивлению, получил от е. с. между прочим в ответ, что е. с. князя Дадияна ни мало подозрительным не почитает, которого однако ж и в бытность при крепости Поти, по справедливости, весьма подозрительным почитал, о чем и из приложенной при сем копии с е. с. ко всем штаб-офицерам запросных пунктов в. гр. с. усмотреть соизволите, как и об обстоятельствах, в коих корпус наш пред отступлением от крепости Поти находился. Теперь е. с. приписывает причину отступления своего от крепости Поти в вину царю Соломону; а более в рассуждении того, что когда царь Соломон, во время преходимого в Поти сикурса, от некоторых князя Гуриеля подданных взял аманатов и многих его подвластных князей привел к присяге, а почему он сие сделал, о том со слов царя Соломона в. в. гр. с. с крайним прискорбием всенижайше должен донести, что граф Тотлебен пришел в крепости Поти, не имея почти ни малейшего об оном сведения, равно как и о положении земель Мингрелии и Гурии, между коими е. с-во с корпусом к Поти проходить изволил и, не уважая нимало обстоятельств владельцев помянутых земель, не имея при том запасного провианта, обнадеясь только на князей Дадияна и Гурьеля уверении, раздав оным князьям вперед за провиант немалую сумму денег, кои е. с-во в провианте, равно как и в способствовании в военных действиях, совершенно обманули, от чего и произошло, что корпус наш, стояв при крепости Поти три месяца с половиною, претерпел великий в пропитании недостаток; время пребывания корпуса нашего при крепости Поти е. с-во изволил называть блокадой; е. с-во ясно видел, что блокированный неприятель имел довольно съестных припасов, так, что и пред отступлением корпуса нашего слышен был в крепости крик рогатого скота и птиц, а корпус наш с самого начала оной блокады претерпевал в съестных припасах великий недостаток. Но хотя бы корпус наш и не имел в пропитании недостатка, однако ж не надежно кажется, чтобы против регулярно построенный, на весьма выгодном месте лежащей, довольным числом гарнизона и прочими в обороне принадлежностями снабженной крепости, с одним некомплетным пехотным полком, четырьмя эскадронами и тремястами мингрельцов формальную долю,— временную блокаду с пользою предпринять возможно было, будучи при том принужденно и от сего малого корпуса всегда отделять не малые команды для занимания нужных наружностей сея крепости. [298]

Невозможность, чтобы продолжать сию блокаду с успехом, представлялась е. с-ву с первых дней начатия оный, а видимая возможность получить оной крепости многочисленный сикурс,—сию блокаду совсем уничтожали; долгое время сей блокады е. с-ву ясно показали, что оное предприятие было не только ненадежное, но и, по многим обстоятельствам, вредное; во все время блокады не доведено было и до того, чтобы между разделенными нашего корпуса командами иметь надлежащую и необходимо нужную коммуникацию, и для упомянутых команд, обыкновенное в таковых случаях, надежное прикрытие, траншеями было называемо то, что весьма мало на траншеи и походило, а с намерением, с коим траншеи учреждаются, и совсем не согласовалось, батареи, вокруг крепости построенные, имели только одно оных название. Господин полковник Клавер и прочие штаб-офицеры сначала блокады е. с-ву представляли справедливые способы, кои должно было употребить при атаке сей крепости, но е. с-во оных принимать не изволил, продолжая при крепости, по своему желанию, земляную работу, нимало с правилами инженерства несходную; но приезде моем с господином капитаном Языковым к крепости Поти из Грузии, обще с прочими штаб-офицерами, о необходимо нужных и ко взятию крепости надежнейших средствах е. с-ву много раз представляемо было, то есть, чтобы сделать возвышенные и анфиладные батареи, также и батарею для пробития бреша в надлежащем месте, но е. с-во сии представлении, равно как обыкновенно и все прочие, принимать не изволил, и казалось, что е. с-во думал взять оную крепость, надеясь только на переговоры с неприятелем, в крепости находящимся, к которым от е. с-ва употреблен был Мингрельский князь, Хаху Чичуа называемый, который издавна в турецком покровительстве, и который есть главный командир сея крепости; ближний родственник оного князя имел позволение переговаривать с турками чрез стену и в самым крепостным воротам ему подъезжать, и людей своих посылать дозволялось, чтобы е. с в оному князю ни доверял, и говорить с неприятелем приказал запретить, в рассуждении вышеописанных обстоятельств и для того, что оный князь говорил с турками, хотя иногда и вслух, но всегда по мингрельски, а в корпусе нашем нет ни одного человека, кто бы оный язык разумел, о сем много раз е. с-ву представляемо было, и хотя е. с-во уверять изволил, что оный князь уже в последний раз с турками говорил, и что впредь то ему запретиться, однако ж оные переговоры [299] и после того продолжались. Князь Хаху Чичуа уверял графа, что он уговорит гарнизон в сдаче крепости, и сие уверение продолжаемо было до того время, пока, наконец, по всем обстоятельствам, корпусу нашему от крепости отступить надлежало, пред которым временем и оный князь уже объявил, что турки больше говорить и крепости сдать не хотят. В один день упоминаемый князь Хаху Чичуа посылал своих людей в крепостным воротам водою для обыкновенных переговоров, и когда его люди назад к оному князю возвратились, то стоящими в карауле нашими людьми примечено было, что оные посыланные к крепостным воротам люди его везли с собою из крепости в лодке несколько соли и табаку, о чем, узнав я обще с господином капитаном Языковым, е. с-ву объявляли. Е. с-во изволил нам на то говорить, что он о сем знает, и что оное дано князю Хаху Чичуа в подарок. После того когда у князя того о сем подарке спрашивали было, то оный князь в том отперся и уверял нас, что люди его ничего из крепости не вывозили (о князе Дадияне слышно, что он живет теперь в своей крепости, близь Абхазии, а многие его деревни и по сие время пусты, жители оных живут в Ясах [ясирах?]); что же принадлежит до тех князя Дадияна деревень, кои лежат по обе стороны реки Риона, и кои простираются до крепости Поти, то еще и до вступления нашего корпуса в оный край, из многих жителей ушли, для того, что они были магометанского закона, а христианского закона жители, уже по отступлении корпуса нашего от Поти, из оных разбежались (прошлого 1770 года в сентябре месяце корпуса нашего поручик Порошин был захвачен в Грузии лезгинами в полон и продан туркам в городе Ахалцихе, откуда на сих днях на пленника турецкого, взятого в Имеретии, выменян, который по возвращении своем объявил, что в Ахалцихе положено, чтобы в наступающее лето нанять до 10 тысяч лезгин, и их послать для разорения Грузии, и что туров около Ахалциха собрано из разных мест более 12 тысяч человек, чтобы напасть на Имеретию и Мингрелию; для содержания ж оного войска, слышал оный поручик, что получена в Ахалцихе от Порты оттоманской великая сумма денег). На сих днях е. с-во граф Тотлебен изволил меня уведомить письменно, что он заподлинно знает, что у царя Ираклия был от турецкой стороны посланник, а каким образом е. с-во о сем сведал, о том объявлять не изволит; для точного о том разведывания и для изъяснения с его [300] высочеством, я, с господином капитаном Языковым, намерен в скором времени ехать в Грузию. Со времени вступления моего в теперешнюю, порученную мне должность, е. с-во граф Тотлебен изволил отправить в Россию несколько курьеров, и об отправлении оных никогда мне объявлять не изволил, и отправлены они все тайно; теперь е. с-во со всем корпусом вступил опять в Имеретию, и как в оной запасного провианта не было, то еще и поныне солдаты чувствуют в оном недостаток, хотя здесь, как и в прочих здешнего края местах, хлеба, называемого гоми, которым обыкновенно здешние жители питаются, в короткое время потребное число искупить легко можно; но как наши люди к оному гоми еще не весьма приобвыкли, и рож в здешнем крае почти совсем не сеется, а хотя пшеницу и сеют, но одним пшеничным хлебом, по недостатку оного, корпус наш продовольствовать не можно. Имеретия.