|
120. Д. X. 25 января 1771 г.—Рапорт
кап.-поруч. Львова гр. H. И. Панину.
После отправленного мною, от 3 декабря
минувшего 1770 года, из Грузии, чрез лейбгвардии
унтер-офицера Протопопова, всенижайшего моего к
в. высокогр. с. доношения, получил я, от е. с. гр.
Тотлебена письмо, в котором изволил писать, чтоб
я в Грузии учредил провиантские магазины на
десять тысяч рублев. На оное я е. с. из Грузии
немедля письменно представил, что потребное
число провианта, не дороже прежней цены, в самой
скорости заготовлено будет, и чтоб е. с. изволил
прислать в Грузию для заплат за провиант деньги и
для учреждения магазинов потребное число людей.
На сие мое представление получил я от е. с. второе
письмо с подтверждением, чтобы магазины
непременно учреждены были, а деньги и людей после
прислать обещал; не имея денег и людей, я к
учреждению магазинов никоим образом приступить
не мог. Между тем получаемы были весьма
неприятные известия об обстоятельствах нашего
корпуса, при крепости Поти стоящем, и происшедших
между царем Соломоном и е. с. гр. Тотлебеном
великом несогласии; в рассуждении сего почел я за
непременный долг с капитаном Языковым из Грузии
к корпусу нашему вскорости отправится. Приехав в
Имеретию, в городе Кутаисе получил я от [275] е. с. гр. Тотлебена вдруг два
письма, в коих изволил писать, чтоб я, по великому
недостатку в корпусе нашем в соли, испросил у его
в-ва царя Ираклия маркитантов, торгующих солью, и
с оной их в корпус к Поти отправил; по сим письмам
я только в городе Кутаисе мог найти соль, и скупая
на собственные мои деньги, в корпус наш отправил.
В помянутых же письмах гр. Тотлебен ко мне и к
капитану Языкову писал, что царь Соломон не
пропускаем чрез свою землю никого из посылаемых
от е. с. курьеров и прочих проезжающих, и что царь
Соломон нанял к себе несколько кабардинцев, чтоб
с ними напасть на здешнюю землю; не упоминал на
какую именно; и для того, чтоб я у царя Ираклия
испросил до 2 тысяч войска, чтоб им границу от
кабардинцов занять. О сем я также царя Ираклия
чрез письмо просил. Потом старались мы, с
капитаном Языковым, с царем Соломоном увидится.
Царь Соломон приехал в Кутаис: по изъяснении с
ним о кабардинцах и о не пропуске наших
проезжающих, царь уверял нас, что он о сем и не
думал, и почитает за выдуманное от его
неприятеля, и просил нас, чтоб ему объявить от
кого граф о сем уведомлен; между тем царь Соломон
приносил на гр. Тотлебена жалобы и отдал
полученные от него письма кап. Языкову, по коим он
считал себя обиженным, и кои он, капитан, к в. с. из
Кутаиса отправил; в рассуждении неудовольствия
царя Соломона на графа, просили мы царя, чтоб оное
оставил, и чтобы от границы Грузинской до князя
Дадияна везущую из России для Томского пехотного
полка амуницию приказал перевести на его
подводах—что он исполнить и обещал; царь после
сего уехал в свою деревню, и мы из Кутаиса в путь
наш к Поти отправились. В дороге получили мы от
царя Соломона нарочно присланного князя с
просьбой, чтоб мы непременно к царю в деревню его
приехали. Приехав туда, уверял нас царь, что он
достовернейшее получил известие, что турки
собрались в сикурс крепости Поти и, что они скоро
вступят в землю князя Гуриеля, о чем он графа и
прежде уведомлял. Услыша сие, просили мы царя,
чтобы он для всякого случая приказал собирать
свое войско, а мы поспешили сколько возможно было
в наш корпус, куда 26 декабря минувшего 1770 года и
прибыли. В первое наше с гр. Тотлебеном того же
числа свидание объявляли ему, что слышали от царя
Соломона о неприятеле. Граф говорил, что он о
сикурсе [276] от царя Соломона
получил известие давно, также как и от прочих, и
казалось нам, что граф не хотел верить; узнав
обстоятельнее, что сикурс быть может, что в
корпусе нашем пороху и артиллерийских снарядов
весьма мало, что в провианте давно великий
недостаток, и что у князя Дадияна при крепости
Поти не более 400 человек находится, — почитал я за
непременный долг, обще с Языковым, на другой день
нашего приезда е. с. обо всем обстоятельнее
представит. Во время нашего е. с. искреннего
представления граф оказывал великую против нас
досаду, и, наконец, хотя выслушал, но нас оставил и
ушел; хотя мы сие е. с. великое на нас
неудовольствие легко могли приметить, но по
тогдашним корпуса нашего дурным, а особливо в
рассуждении неприятельского сикурса, и
опаснейшим обстоятельствам, не обращаясь на е. с.
таковое неудовольствие, старались мы, как
возможно было, подробнее и вероятнее представить
еще, что сикурс к крепости Поти быть может.
Никакие наши представления не успевали, пока,
наконец, и действительно турки не в дальнем
расстоянии от Поти усмотрены были и когда уже
передовая неприятельская партия, не далее восьми
верст от Поти, на стоящей у берега Черного моря в
малом числе пикет напала; узнав сие, граф вдруг
переменил весьма против нас свои поступки, и
смущение его всем видно было; в сие время говорил
нам е. с., что князь Гуриель его обманул, потому
что он обнадеживал, что турок чрез свою землю не
пропустит, а теперь видно, что не только
неприятеля пропустил, но и о вступлении его в
Гурию никакого известия в корпус наш не даль.
После сего говорено было о сем с князем Дадияном,
который нам публично объявил, что он графу о
собирающихся в сикурс турках давно и
неоднократно объявлял, да и советовал, чтобы граф
князя Гуриеля от корпуса нашего не отлучал. Граф
же на сие нам говорил, что оный князь Гуриель
обнадеживал его, закладывая свою голову, если он
турок через землю свою пропустит, и что без него,
князя Гуриеля, войско собрано быть не могло,
почему оный князь и был отпущен. До прибытия ж
неприятеля, за три дня, оный князь Гуриель и
стоящих обще с нашими людьми на пикете, где
неприятель должен был проходить, своих 100
человек, кои и жалование от графа получали, без
позволения, снял, между тем приложено было
старание, чтобы те места, где сикурсу проходить
надлежало, сколько возможно [277]
укрепить, но все сие не могло обещать
достаточного неприятеля отпора, потому что
неприятель имел довольное число больших лодок, и
что по положению места, коими неприятель мог
воспользоваться требовалось несравненно
большого числа людей, чтоб оною довольно
укрепить; а особливо опасным казался нам берег
моря, простирающейся от нашего редута на 7 верст,
которым неприятель, имея суда, без дальнего
сопротивления овладеть мог; не меньше должно
было опасаться и с правой стороны крепости Поти
от абхазинцов, кои пред сим корпуса нашего табун
более 400 лошадей отбили. Как князь Гуриел показал
себя довольно подозрительным, а князь Дадиян не
имел при себе более 400 человек, то, по согласию е.
с. графа Тотлебена и господина капитана Языкова,
надлежало мне в самой скорости ехать к царю
Соломону и его просить, чтобы он своим войском
против неприятеля чрез землю князя Гуриеля
поспешал, и если успеет у неприятеля и ретираду
отрезал. Царь Соломон находился тогда в деревне
его, Санавардо называемой, расстоянием от Поти
более 100 верст; в одни сутки приехал я к царю
Соломону, и вруча ему отправленные со мною письма
от е. с. графа Тотлебена и господина кап. Языкова,
просил его, чтобы он по содержанию оных писем, не
теряя время, изволил исполнить, и как у царя при
себе более 1500 человек вооруженных не было, то и
оных вперед отправил, и для скорейшего собрания
большого числа войска в разные места своего
владения послал; видно было, что царю Соломону
для собрания его войска требовалось не малого
время, то я прилежно царя просил, чтоб он, не
дожидая большого числа войска, сам, хотя с
некоторым числом, в поход вступил, заключая, что
войско его узнав, что сам царь уже в походе,
поспешнее может собраться и за ним следовать;
более ж побуждало меня о сем царя просить то, что,
как я полагал, что когда сам царь, хотя с малым
числом войска, в поход выступит, то если его
войско собрать и не успеет, по крайней мере,
сведают в земле князя Гуриеля, что царь Соломон
идет против неприятеля, и что о сем и неприятель
чрез гуриельцов, конечно, скоро узнает же, и не
полагая, чтобы царь с малым числом войска против
их идти отважился, почтут его с достаточным
числом войска идущего и тем приводиться в
замешательство, и опасаясь, чтобы не быть
отрезанным, назад возвратиться принужден будет.
Для сей причины, царь Соломон и с малым числом
войска, после отправленных [278] вперед,
на другой день из дому своего, то есть 30 декабря, в
поход выступил. 4 числа января, когда уже царь
дошел в Гурии до деревни, Бахуо называемой,
лежащей не далее 40 верст от того места, на котором
неприятель к крепости Поти покушался прорваться,
в 8 верстах от оной, получил царь Соломон от
передовых своих известие, что неприятель, сведав
о приближении царя Соломона, в самой скорости
ушел назад. О сем известии и о приближении царя
того же числа я в е. с. графу Тотлебену писал.
Узнав, наконец, заподлинно, что неприятель ушел и,
не получая от графа никакого известия, 9 января от
царя Соломона к корпусу нашему поехал, получив от
царя Соломона, при многих его князьях,
обнадеживание, что если неприятель еще сухим
путем к корпусу нашему подвинуться покусится, в
оном ему воспрепятствовать, и что он до получения
от е. с. графа Тотлебена письма в Гурии остается.
Царь при отъезде моем, как и прежде, уверял, что
если бы князь Гуриель не хотел пропустить
неприятеля чрез свою землю, то б легко оное мог
исполнить, и князь Дадьян, находясь при графе,
публично это же говорил; возвратясь в корпус наш,
я о всем его сведал и от господина капитана
Языкова, и от прочих, что во время моей в царю
Соломону поездки происходило, и казалось всем
довольно удивительно, что неприятель, находясь в
таком близком от крепости расстоянии, в довольно
укрепленном лагере, покушаясь уже и атаковать
поставленную нашу с пушками команду, весьма
скоропостижно сухим и водяным путями 3 января
действительно ушел, оставив одну медную пушку,
несколько лошадей и прочего экипажа; таковая
скорая неприятельская ретирада приписывалась и
в корпусе нашем царя Соломона приближению. Е. с.
сам благодарил меня за исправление моей
комиссии, и не только словесно, но и письменно, и
когда я, обще с господином капитаном Языковым е.
с. представлял, что князь Гуриель, которого и сам
граф прежде обвинял, показал себя
подозрительным, и что и князь Дадиян обещал 28
декабря собрать свое войско для употребления
против неприятеля, и чрез 15 дней еще ничего не
собрал, да и во время приближения в корпусу
нашему неприятеля, казался довольно спокойным, и
хотя оный князь, как граф говорить изволит,
прежде и уверял, что табун наш абхазинцами
отогнан быть не может, и в том ручался, а оное
исполнилось, и чтоб [279] е. с., в
рассуждении том довольного на оных князей
подозрения, на их уверения не стал много
полагаться изволил, то е. с. весьма неприятно
таковое наше представление принять изволил, и
потом письменно меня уверял, что он о приходимом
сикурсе от царя Соломона и от прочих давно
слышал, и зная, все предосторожности употребил,
что доказывал скорым возвращением неприятеля, не
вмещая всех справедливых причин, кои к тому
неприятеля понудили; что же принадлежит до
отогнанных лошадей, то уверяет граф, что князь
Дадиян, как порука, и возвратить их должен, между
тем князь, Абхазинский владетель, изъясняет чрез
князя Дадияна, что он в отношении нашего табуна
не виновен, оправдываясь тем, что частные его
владельцы, между коими и племянник его находится,
без согласия его оных лошадей отбили. Сей же
Абхазинский князь, по верным известиям, и ближний
родственник начальнику в турецкой крепости, Аку
называемой, лежащей в Абхазии, и посему можно
заключить, что или оный Абхазинский князь
приносит пустое оправдание, или когда его
частные владельцы, без согласия его, могли
напасть на команды наши и лошадей отбить, то
равным образом, без согласия его, могут они
вспомоществовать туркам, поступая с ними; на
помянутых князей подозрении подтверждаться
могут и прежними их обстоятельствами, как то:
князь Дадиян, будучи с царем Соломоном, как
кажется, в непримиримой ссоре, и находясь под
защищением турков, соединясь с оными, на царя
Соломона, как известно, не раз с неприятелями
нападал; равно как и царь Соломон князя Дадиана и
князя Гуриеля многие деревни разорял же; князь
Гуриель, будучи бессильнее Дадияна, хотя на царя
Соломона и не нападал, но, по соседственному
положению его земли с Ахалцискою губернией, был
под турецким же защищением; князь же, Абхазинский
владетель, находится издавна в турецком
покровительстве, и всем оным князьям весьма
неприятно, что царь Соломон и известного князя
Эристова, еще до вступления корпуса нашего в
Имеретию, ослепил и владение его, Рача
называемое, себе покорил, и чрез все сие весьма
усилился. До вступления ж корпуса нашего в
Мингрелию оной земли князья и дворяне, и вообще
все мингрельцы и гуриельцы, как прежде и
имеретинцы, туркам людей своих весьма дорогой
ценою продавали, и сим составлялся их главнейшей
и доходнейший торг, который, по вступлении
корпуса нашего в Мингрелию, пресекся;
следовательно, [280] они и
дохода лишились, о коем они, по достоверным
известиям, и по ныне сожалеют, тем более, что
здешние, непросвещенные и в таковому варварскому
торгу издавна приобвыкшие народы, на предыдущие
совершенное их благосостояние не обращаются, а
ощущают только настоящую свою потерю; в
рассуждении всех помянутых обстоятельств, я обще
с господином капитаном Языковым его с-ву гр.
Тотлебену, с надлежащими подробностями,
неоднократно представлял и принужденным
нахожусь, с чувствительным сожалением, вашему в.
гр. с-ву всенижайше донести, что его с-во никаких
моих и общих с господином капитаном Языковым
представлений принимать, а часто и выслушивать,
не изволит; в силу инструкции господина капитана
Языкова, я все до приезда его бывшие и настоящие
обстоятельства ему, господину капитану, по самой
справедливости подробно объяснял, и надеясь, что
он во время его здесь пребывания справедливость
моих объяснений час от часу усматривает, я
долженствую вашему в. гр. с-ву всенижайше донести,
что его с. гр. Тотлебен и по сие время с царем
Ираклием в примирение вступить не соглашается, и
хотя он изволит приводить к тому некоторые
обстоятельства, но ясно видеть можно, что
нехотение его происходит единственно от
действия персонального его на царя Ираклия
неудовольствия; что принадлежит до нашего, здесь
находящегося, корпуса, то я, с истинным моим
сожалением, вашему в. гр. с-ву донести должен, что
большая часть рядовых без рубах и босые, и
претерпевали крайней в провианте и соли
недостаток, а особливо бывшие в оставленных
турками крепостях, Рухн и Анаклии, команды; в
здешней стране весьма не трудно пропитать наш
немногочисленный корпус, но сие происходит от
того, что его с-во гр. Тотлебен, не заготовя
достаточного числа провианта, обнадеясь на
здешних князей обещания, раздавая им за провиант
деньги вперед, военные действия начинать изволит
и столько князей поставкою провианта
обязавшихся и по сие время ни один не только на
срок провианта не выставил, но от некоторых и
деньги возвратить нелегко можно. Неоднократно я
его с-ву представлял и прежде, что здешние князья
берут деньги наперед весьма охотно, надеясь за
взятые деньги ставить провиант или отбирать у
своих подвластных хлеб насильно, или платя им за
оный могут цену, и как таковым образом им
доставать не весьма легко, то от сего и
происходить, что обязавшиеся никогда на срок [281] провианта выставить не в
состоянии; легчайший же способ к получению здесь
провианта есть тот, чтобы приказать покупать
хлеб от крестьян за наличные деньги, а особливо в
некоторых здесь местах в торговые дни. Сей способ
к получению провианта и фуража начал его с-во
употреблять со времени великого в провианте
недостатка. К вящему подозрению на помянутого
князя Гуриеля служит в доказательство и то, что
командированный от его с-ва гр. Тотлебена
минувшего 18 декабря 1770 года в Гурию для приема от
князя Гуриеля, за взятые им вперед 1,000 рублев,
провианта офицер, возвратясь на сих днях его с-ву
рапортом представил, что оный князь Гуриель во
все время бытности сего офицера в Гурии и на 100
рублев провианта не выставил, в собрании ж войска
своего он князь не имел более 50 человек, и когда
оный офицер сведал, что неприятель вступает в
Гурию, и что уже несколько деревень сжег, то князь
Гуриель оного офицера уверял, что то не турки, а
его люди сжигают на полях своих старую траву.
Отправленного ко мне от графа письма несколько
дней князь у себя удержал, и, не отправя ко мне,
отдал обратно помянутому офицеру; сей офицер для
предосторожности, не доверяясь Гуриелю, послал к
графу рапорт, что слышал о неприятеле во время
его вступления в Гурию; человек князя Гуриеля
возвратясь сказал, что он с тем рапортом до графа
пройти не мог потому, что турки дорогу и Поти уже
заняли, а об крепости сказал, что он тот рапорт
утратил; по изъяснении с князем Гуриелем, говорил
он князю, что он чрез князя Дадияна графу о
сикурсе знать давал, и что он неприятеля удержать
не может, потому что некоторые его князья
сделались ему не послушными; сии самые слова
говорил князь Гуриель самому графу, но его с-во
изволил уверять господина капитана Языкова и
меня, что Гуриель взялся и обнадежил, чтоб
неприятеля не пропускать, и что он теперь лжет.
Князь Гуриель приносит теперь великие жалобы на
царя Соломона, что он в бытность его в Гурии
деревни князя Гуриеля разорял, и от многих его
подданных князя и дворян взял аманатов, и
приводил в присяге, но для чего царь Соломон оное
сделал— от царя Соломона объяснения еще не
получено, хотя к нему о сем уже и писано было.
При крепости Поти.
|
