№ 58

1768 г. июня 11. — Донесение астраханского губернатора Н. А. Бекетова Екатерине II об убийстве руководителя Осетинской духовной комиссии Григория и возникших трудностях в отправке геологической экспедиции в Осетию [156]

/л. 646/ О секретном деле

Всепресветлейшая, державнейшая, великая государыня императрица и самодержица всероссийская, государыня всемилостивейшая!

Вашему императорскому величеству всеподданнейше от меня: сего 1768-го года майя от 17 дня донесено об отправлени отсюда присланных ко мне, при сообщении из государственной Берг- коллегии ради осмотра находящихся в Осети металлов, пробирнаго искуства гитенфорвальтера Вонявина и шихмейстера Князева, не дожидаясь прибытия в Астрахань екатеринбургской команды, при ордере к кизлярскому коменданту господину генерал-майору Потапову, коему и велено, по большему сведению ево тамошних обстоятельств, оных Вонявина с товарищем во Осетию отправить под приличным претекстом и каким образом будучи им тамо поступать, снабдить их наставлением и во всем по требованиям оных чинить им вспоможение. И что по сему им, камендантом, как при первом случае учинено, так и впредь чиниться будет, о том ко мне репортовать. /л. 647/

А того ж майя, 28 дня, помянутой комендант, присланными ко мне двумя репортами дал знать, что осетинской архимандрит Григори будучи в Мерети татарами убит до смерти, то он, комендант, по неимению знающих и надежных к показанию тех мест других людей, а паче и по нижеписанным притчинам, отправлением оных гитенфорвальтера Вонявина с товарыщем удержался:

1-е. Какой бы претекст примыслен не был, то надобно при них быть по опасности тамошняго народа, а наиболее от кабардинцов к препровождению их до Осети, а там к проходу по самым уским местам в канвой не менее, дватцети или тритцети человек с истребованием наперед от осетинских старшин проводников.

2-е. Когда они, по прибыти в те места, где рудники находятся, по искуству своему операци производить начнут, то все то никоим образом в то ж самое время скрытно быть не может, но везде не токмо около тех мест, но в Грузии, Персии, в Крыму и на Кубане с великим /л. 648/ прославлением откроется и дойдет до знания по внушению от кабардинцов хану крымскому и до турецкого двора. Которой в разсуждени того не оставит возобновить паки свою протестацию и о заводимом при урочище Моздоке селении, чрез что могут произойти великие затруднения, а иногда и интересам вашего императорскаго величества предосуждекие.

3-е. Когда осетинцы издавна обязаны кабардинским владельцам по тесноте их гористых мест по случаю хлебопашества и сенокосу на ниских местах по присвоению тех мест кабардинцами к себе платить некоторую подать ⁴⁷, то они, кабардинцы, сведав о том, не оставят их, осетинцов, всячески пленением и убивством людей и кражею скота притеснять.

А при том 4-е, хотя б сысканные там руды сколько [157] прибыльны не были, то в перевоске их до Моздоку или другою с чеченской стороны дорогою, хотя б осетинцы и киштинцы склонными к тому явились, однако следовать будет по вышеписанному /л. 649/ от кабардинцов, а з другой стороны от протчих горских своевольных народов великая опасность. Да и случающиеся с здешней стороны посылки подвергаться должны таковой же опасности.

5-е. Генерально сказать нет случая теперь их для единаго осмотра туда за смертию архимандрита Григория отправить, ибо, ежели послать под конвоем казаков, будет совсем видное дело, что с стороны государственной Коллегии иностранных дел весьма утаить приказано и великой в том резон есть для предидущих времян, ежели осетинскаго старшину Давыда Мамиева употребить как можно обнадежится на скромность ево, которой и о владетеле Ираклие открыл и ему коменданту незнаком. А в Осетинской комиси способных людей нет, а как те и горы, где металл усмотрен, кроме архимандрита Григория, неизвестны и в них кизлярские все чиновные люди не въезжали, то стало быть послать не с кем. Одних же отправить, — присланные чины не только не знают языка, но запропасть /л. 650/ могут, почему он и не осмеляется приступить к сему делу, а представлял свое мнение, что до времени изобретенного в вышних правительствах лутче сию посылку остановить, ибо ежели б архимандрит жив был, тогда б он мог взять их с собой под видом певчих или каким другим, и проезжал бы с ними якобы для проповеди один, а не люден в какой случай можно б только осмотр всему учинить, а ныне, отпустя с ними и потребные инструменты, как можно скрыть, он дознатца не может. Для чего и просил от меня резолюци, не повелено ль будет сию должность за смертию архимандрита Григория оставить, и присланных форвальтера Вонявина с товарыщем возвратить в Астрахань, ежели от меня приказано будет и паки послать, то какую ко охранению их команду употребить следовательно, и что им точно там зделать и разведать наслать для их у него кменданта подробное наставление, яко же по неизвестности совсем ево тамошних и старшин ему пригласить некого, и по неизвестности ж мест он совершенно не осмеляется в нынешнем случае послать и весьма /л. 651/ за лутчее признавает оставить то до времени.

Гитенфорвальтеру ж Вонявину и ево товарищу от него было объявлено, могут ли они без канвоя там употребитца и разсмотреть все количества, нужныя к тому, не делая отнюдь пробы, Но они без предводителя на себя того не принимают. А как и на пробу тот металл вывести надлежит в Кизляр ежели ж послать приказано будет, делая однакож пробу в Кизляре, а не там, то ис таких гористых мест, где одна верховая езда будет, вывесть нечем.

И по всему тому последнее ево мнение разве вызвать в Кизляр старшину Давыда Мамиева и обдаря или обнадежа тем [158] велеть ему вывесть изо всех ему известных гор каждой металлы по пуду и учинить там на месте всему пробу, а горы, где те рудники, распрося ево, описать и положить секретно на карту. Но как и по сему сумнение настоять будет, чтоб он такого подзыву не разгласил между усобно и не прокралось такое эхо далее, то предал в разсмотрение мое донеся и еще, что ежели б сии афицеры знали тамошней язык, то б и то только узнать горы /л. 652/ и описать все положение мест и потребной к тому материал и к вывозу способные дороги перерядя их в азиацкое платье и снабдя деньгами послать было можно. А по незнанщо языка совсем и того учнить нельзя. Ежели ж придать им переводчика, то и откроетца подозрение.

А понеже хотя сие ево, коменданта, представление не без основания есть, однако как они отправлены для примечания тамошних мест и так далеко уже заехали, употребя немалое на то казенное иждивение, и для того мнитца мне их совсем безплодно возвратить будет предосудительно. А надлежит их туда отправить хотя не ради всего окончания предприятого намерения, но сколько можно будет. По крайней мере прописанные государственными иностранных дел и Берг-коллегиями разные примечания достовернее изследуютца, увидя знающим такое дело глазом самолично все тамошнее местоположение гор хотя по поверхности их. А при том и комуникацию из оных сухим и водяным путем ис чего бы можно было впредь делать основательное к сему предприятию положение или о оставлении оного вовсе по непреоборимым неудобностям к сему по мнению моему /л. 653/ разсуждаетца быть достаточным предметом ниже следующее.

Мне известно учинилось, что у них в горах имеются дикия бараны, называемый туры, коих мне во что бы оныя ни стали по любопытству достать желаетца. Естли живых неможно, то хотя застреленых, зделав из них чучелы. А при том и от произрастения их по малой частичке как хлеба, особливо из чего солод делают, так и других фруктов дерев семян, чего ради оных горных афицеров под именем трех надежных мне людей отправить при письме к осетинским старшинам. А чтоб они, кроме дружеского и приятельского им приема и указания мест припровождении по оным, никакого отягощения не имели, то посланным к нему, кизлярскому коменданту, ордером велено дать им из ево команды двенатцать стрелять хорошо умеющих казаков.

И сию комисию постаратца как возможно исполнить, обещая, естли они что сходное для моего любопытства оттуда ко мне чрез их руководство вывезут, то все конечно без награждения от меня оставлены не будут. А при том гитенфорвальтер Вонявин под видом усердного старания в доставании прописанных безделиц может требовать от них /л. 654/ препровождения для осмотру того по всем местам, куда ему для исполнения при моей комисии за нужное по очевидному усмотрению признаетца. И проехать будет можно без опасения со всем тем, естли он, комендант, что [159] еще к лутчему прибавить найдет. В том дано ему на волю как человеку с рачением не малое время там находящемуся. А при том, когда и оного совсем исполнить по вероятным и видимым каким обстоятельствам не можно, в таком случае не вдавая их в опасность неизбежную не отправлять, а с описанием всех тех притчин выслать ко мне немедленно к произведению внутри России положенной на них же комисии.

И при нынешнем первом случае для подарку вышеозначенным осетинским старшинам в приласкание их куплено в Астрахани в купечестве холста средней доброты десеть концов мерою, в них двести восемдесят два аршина с половиною ценою на пятнадцать рублев на пятдесят на пять копеек. А как оной холст, так и написанное от меня к старшинам письмо (с которого включается при сем копия) для /л. 655/ сведения и перевода на тот диалект, на котором он, комендант, с ними переписку имеет, отправлено при том ордере под отворчетою печатью и велено тот холст для подарка отдать реченному Вонявину, коему и ордером с приложением при нем с тех коменданского ордера и с письма копей предписано надлежащее исполнение учинить и поступая со ожидаемою от него по всему тому усердностию, естли можно будет, то не худо бы было набрать небольших камешков, служащих к доказательству Берг-коллегии подаваемого от него о всех его примечаниях репорта.

Елико же касается до придачи Вонявину переводчика, о котором он, комендант, сумневается, но как те старшины да и посланные с ним казаки по татарски разговаривать умеют, то и нужды в нем не настоит, а потому оной Вонявин с товарыщи будет тамо бращатца и без него. А хотя бы он и был, но когда уже оной Вонявин под видом сей комиси отправляется, то и нет нужды ему о том открываться, а переводить будет одно то, что вымышлено к закрытию. /л. 656/

При том же ему, коменданту, велено и с своей стороны к тем старшинам от себя отписать, дабы они Вонявина хотя бы у них вышеписанных туров и не было, однако ж для совершенного о том моего уверения по всем местам выводили, чтоб он истинну их самолично увидел и меня о их доброжелательстве уверить мог. А сверх того можно предписать им и сие, что они, ведая мое любопытство, естли у них есть что и неупоминаемое в письме моем, то и оного для отвезения ко мне по малой частичке могут поручить тем моим поверенным и тем докажут совершенно свою усердность, за каковую они и сами без довольнаго награждения оставлены не будут. И по сему последнему может быть не вызовутся ли они сами о желаемом действительном том намерении, так как уже слышно некоторой и грузинскому царю некоторыми имеющимися у них же в земле сокровищами адресовался, естли же они со оным вызовутся, то Вонявину оное принять яко человеку сего дела неразумеющему, а требовать от них /л. 657/ вероятных о том знаков, при доставании коих постаратца быть [160] ему и самому для собственного своего любопытства. Присланному ж с вышеписанными репортами кизлярокого втораго баталиона сержанту Григорью Поговскому для съезда ево сюда и на обратной туда проезд прогонные деньги в Кизляре выданы на одну верховую лошадь. А теперь уже за отправлением с ним означенного холста по тяжелости ево на верховой лошади ехать уже будет неможно. Того ради даны ему две татарские уездные подводы и на одное в добавок к состоящим у него прогонным деньгам выдано еще оных три рубли пятдесят одна копейка. И как оные, так и на покупку того холста деньги употреблены из Астраханской губернской канцелярии из неположенных в штат доходов на щет Берг-коллегии, до получения ж оных от кизлярского коменданта репортов присланы ко мне при сообщении ис канцелярии главнаго правления сибирских казанских и оренбургских заводов шихтмейстер Старков, ундер-шихтмейстер Вонявин /л. 658/, один кунстштейгер, двое штейгеров и двое же подштейгеров, двое плотников, один кузнец и шесть человек бергауэров, в том числе из отправленных из Петербурга иноземцов двое, ис которых один — подштейгер знает разработку каменного угля и на первой случай выдано всем им против их окладов двойное, третное жалованье и на почтовые подводы прогонных денег на пятнадцать почтовых подвод на тысечю восемь сот восемдесят две версты сто сорок один рубль пятнадцеть копеек. И на записку их дана за шнуром и печатью канцелярскою тетрать, которую велено ему, Старкову, по приезде в Астрахань для щету представить ко мне. По данной же им ис той канцелярии подорожной значит, что они из Екатеринбурга отправлены сюда марта 12-го числа, а прибыли майя 23. У меня ж явились 25 чисел. А о притчине продолжения их в пути словесно мне шихтмейстер Старков объявил, что они якобы за распутием вешним продолжились в Самаре с месяц и будто за означенную дачу прогонных денег по деньге на версту подвод им не дали, а требовали по копейке, но он, Старков, в разсуждении недостатка у него /л. 659/ прогонных денег на такую заплату поступить не осмелился. И по вскрытии Волги реки нанял судно по контракту и на нем прибыли сюда. Но когда он узнал, что у него прогонных денег оказывается недостаточно, в таком случае для чего он будучи в Самаре и в других городех их не требовал, и о недаче им подвод не представлял, а естли от него сие происходило, то имеет ли о сем какое в оправдание доказательство для того данным ему, Старкову, ордером велено как то доказательство, так и оную записную тетрать равномерно ж и помянутой кантракт представить ко мне при репорте, изъясняя при том, ради чего так долговремянно сюда следовал. На которой ордер от него, Старкова, репортом ответствовано, что он, по отправлени ево с командою от Екатеринбурга, следовал лежащим трактом до Астрахани со всяким поспешением и зимним путем в Самару прибыл 4 числа лпреля. А по прибыти наступило тамо вешнее распутное время, [161] в кое по тяжелости инструментов ехать было (как настоящая дорога до Астрахани большею частию лежала по реке Волге) не без опасности, однакож он /л. 660/, не смотря на то, а желая поспешить сюда, требовал у тамошняго казачьего атамана Якова Чубарова пятнадцеть подвод по деньге на версту и оной наряд им з делать и хотел да здачею на каждую подводу по копейке на версту, объявляя, что апреля с 1 числа в силу указов ведено по сему числу прогоны получать. Но как оной атаман у тамошняго комисарства состоит не в команде, то он, Старков, и принужден дожидаться водяного пути, а на ту плату по копейке поступить не отважился в разсуждении том, что оставших у него прогонов было недостаточно, а что ему в таком случае чинить о том он никакого у себя от своей команды повеления не имел. И так он сам собою денежной казны ни откуда не требовал. Когда же река Волга льдом скрылась, то он и сыскивал для найму угодное судно плыть сюда водою и апреля 15 числа явился у него города Самары купец Семен Шапошников, которой подрядился поставить своим судном, и в том заключил контракт за договорную цену за девяноста рублев на первой случай в задаток отдано из оставших у него прогонных денег сорока пяти рублев осмидесят копеек /л. 661/ сорок рублев, а достальные отдать по прибыти в Астрахань пятдесят рублев, в которое число и остальные у него деньги пять рублев восемдесят три копейки здесь ему отданы. И просил о выдаче ему недоданных денег сорока четырех рублев семнатцети копеек учинить резолюцию. Данную же тетрадь от канцеляри для записки денег в росход и кантракт от купца Шапошникова представил при том репорте. А понеже хотя оной Старков тем репортом и представляет, что он в Самаре принужден продолжаться за вешним распутием и якобы за недачею тамошним казачьим атаманом за заплату по деньге на версту лошадей, но сего в резон принять неможно, потому что надлежало б ему о ево таком упрямстве в Самарском комисарстве представить и по недостатку у него прогонных денег требовать их ис того ж комисарства, почему может быть оные ему и выданы были. А естли б и выдачи ему тамо не зделали, то мог бы он теми прогонами доехать по недальному разстоянию от Самары до города Сызрана, где б совершенно теми прогонными деньгами был удовольствован. И так бы он по должности своей надлежащее исполнил, но когда он как сего /л. 662/ не учинил, так и ко мне о сем чрез почту не репортовал, то к продолжению в следовани в пути времени сам он и притчиною состоит.

При подаче ж им, Старковым, мне ис помянутой Екатеринбургской канцелярии о сей комиси сообщениями пакета оказалась печать на нем повреждена, а имянно некоторая часть небольшая совсем отпечатана, а от того места несколько надломлена. Ис чего не без сумнения было, что он, Старков, для любопытства тот пакет иногда не отпечатывал ли. Но по посажени ево за сие ка гобвахт под караул и при забрани с квартиры ево [162] имеющихся у него писем найдена в них с посланного б тое канцелярию из Берг-коллегии об отправлени их отсюда указы копия без всякой скрепы, ис которой неможно было ему зачем он сюда отправлен не знать, а потому видитца, что помянутая печать повреждена от ево небрежения. Он же, Старков, видя ис той копии, сколь нужна сия комисия, а в скорейшем сюда следовани никакого рачения не имел. Чрез что оная желаемого успеха не предприняла, ибо, как выше значит, назначенной для ея предводитель ж 663 осетинской архимандрит Григори, /л. 663/ отъехав от своего места в Меретию и будучи тамо, набегшими татарами убит до смерти, в чем не иной кто, как он же, Старков, притчиною ж состоит. Потому что естли бы он ранее сюда с командою прибыл и они все ко исправлению порученного им дела отправлены были, то б и оному архимандриту не было время туда отлучиться, и так бы ни он, архимандрит, до такой крайности не дошел, ни сей бы комиси остоновки не последовало. По каковым обстоятельствам реченой Старков явно оказал себя к дальнейшему ея исправлению неудобным. А как при сей команде находится помощником ему ундер-шихтмейстер Вонявин, которой может тоже исправлять, что и Старков, к тому ж сия команда в разсуждени оного препятствия до времени отправлением в свое место удержана здесь и так в нем, Старкове, и совсем теперь надобности не усматривается. В разсуждении чего и дабы по такой ево неудобности по бытности в Астрахани не мог он напрасно к единому только казенному убытку двойное жалованье получать, для того помянутой Старков отпущен отсюда к ево команде в Екатеринбург и о свободном ево туда пропуске /л. 664/ дан ему пашпорт и о том в Екатеринбургскую канцелярию, так же и в Берг-коллегию сообщено и требовано, чтоб благоволено было с ним, Старковым, за все оное по ево должности небрежение яко с неисполнителем главной команды повеления поступить по указом. Представленная ж от него записная прогонным деньгам тетрать отослана к господину тайному советнику кавалеру и оренбургскому губернатору князю Путятину при сообщении с тем, что как оной весь от Екатеринбурга до Оренбурга, а оттуда до Самары тракт в Оренбургской губернской канцеляри известен, в таковом бы случае и приказать по ней учинить поверку, и что окажется, об оном в Екатеринбургскую канцелярию дать знать, вышепомянутому ж самарскому купцу Шапошникову по ево кантракту за своз той команды до Астрахани на судне следующие к додаче деньги сорок четыре рубли семнатцать копеек выданы из Астраханской /л. 665/ губернской канцеляри из неположенных в штат доходов на щет Берг-коллегии. А ундершихтмейстеру Вонявину велено тое команду иметь в своем ведомстве. О чем вашему императорскому величеству всеподданнейше доношу во известие.

Вашего императорскаго величества

всемилостивейшей государыни

всеподданнейший раб Никита Бекетов. [163]

Июня 11 дня 1768 года.

На л. 630 сверху помета: «1768 июня в 23 день записать».

На л. 665 внизу сбоку помета: «Получено с присланным в правительствующий Сенат и другия места Астраханскаго перваго баталиона сержантом Семеном Верзилиным в 5 день июля 1768 года».

Опубл.: Материалы по истории Осетии, т. I, Орджоникидзе, 1933, с. 196-204.

Комментарии

47. Астраханский, губернатор К. А. Бекетов верно подметил экономическую зависимость, которая периодически наступала для Осетии от кабардинских владельцев. Особенность осетино-кабардинских отношений в том и состояла, что Наряду со стремлением кабардинских князей подчинить Осетию, между Кабардой и Осетией развивалось хозяйственное сотрудничество. «Когда зимний фураж у них (осетин — М. Б.) истощается, писал Ю. Клапрот, — они отправляют свои стада весной на равнины Малой Кабарды, которые в конце марта уже покрыты травой, тогда как горы еще лишены растительности. В течение лета черкесы вынуждены в свою очередь выводить «свои стада из равнины, где все выжжено и где их мучают слепни и комары, и отправлять в горы к дигорцам» (см. Ю. Клапрот. Путешествие Кавказу и Грузии. Берлин, 1814, с. 584)