ВВЕДЕНИЕ

Одним из наиболее значительных достижений общественного прогресса является дружба, братский союз и тесное сотрудничество между нациями и народами. Непреложность этой истины особенно подтверждается богатым историческим опытом дружбы, многонационального сотрудничества и культурного взаимовлияния народов нашей страны. Провозгласив подлинно интернационалистические принципы взаимоотношений народов, СССР показал образец равноправия, на основе которого должны складываться отношения между большими и малыми народами. Поэтому не случайно изучение исторического опыта дружбы народов нашей страны становится актуальной задачей не только советских историков, но и прогрессивных представителей мировой исторической мысли.

Научное освещение проблемы интернациональных связей предполагает обращение к истокам взаимоотношений народов СССР в прошлом, так как многие явления современности, в частности роль русского народа в исторических судьбах социалистических наций, при всем их принципиально новом содержании, не могут быть поняты без глубокого анализа исторического процесса в целом.

Этой идеей и продиктовано издание настоящего сборника, посвященного русско-осетинским отношениям.

Подлинные документы архивов бесценны. Они являются основным и наиболее надежным историческим источником. К сожалению, до середины XVIII века по истории Осетии мы имеем весьма ограниченный круг письменных источников. Лишь с 1742 года в архивах России стали откладываться документы, более или менее полно освещающие историю осетинского народа.

Первый том настоящего сборника содержит документы, извлеченные из архивов Москвы и Ленинграда. Они относятся к начальному периоду русско-осетинских отношений, ко времени, когда Осетия стала проявлять инициативу в решении таких вопросов, как присоединение к России, переселение осетин на предгорные равнины Северного Кавказа, развитие торговых связей с Россией и т. д.

Хронологические рамки сборника обусловлены определенной [6] законченностью исторического периода: начальная дата — 1742 год — связана с включением Осетии в сферу внешней политики России и установлением русско-осетинских отношений, конечная — 1762 год — началом царствования Екатерины II и активизацией восточной, а вместе с тем и кавказской политики русского правительства.

Во второй том войдут документы, хронологически охватывающие период с 1763 по 1781 год. Он будет снабжен дополнительным научно-справочным аппаратом.

Настоящее издание тематически перекликается с публикациями, выполненными в Кабарде и Дагестане. (Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв. Тт. I-II. М., 1957; Русско-дагестанские отношения XVII — перв. чет. XVIII в. Документы и материалы. Махачкала, 1958) Документы нашего сборника, значительно расширяя существующие представления о русско-кавказских связях в XVIII веке, открывают более широкие возможности для изучения истории народов Северного Кавказа, а также дипломатии и внешней политики самодержавия.

* * *

В середине XVIII века Осетия занимала лишь горные районы Центрального Кавказа. Ее границы на юге замыкали владения грузинских князей, на севере — кабардинских. В сущности отрезанная от внешнего мира и сравнительно густонаселенная Осетия испытывала серьезные хозяйственные трудности. Основным занятием осетин оставалось скотоводство. Это было вызвано не столько уровнем общественной жизни народа, сколько горными условиями. Земледелие в горах; занимавшее определенное место в хозяйственной деятельности осетин, было сопряжено с большими трудностями.

В Осетии господствующими были феодальные общественные отношения, переплетавшиеся с патриархально-родовыми устоями. В то же время феодализм здесь отличался чрезвычайно большим разнообразием; от ярко выраженного феодализма (Тагаурия, Дигория) к едва «уловимому» (Алагирия, Куртатия, горная часть Южной Осетии).

Осетинский феодализм включал в себя, наряду с характерными для этого общества отношениями, патриархально-родовые, дофеодальные отношения. Роль носительницы этих отношений принадлежала осетинской фамильной и сельской общине.

Осетия представляла собой феодально-раздробленную страну; в ней не было централизованной власти и, конечно, государственности. По меткому замечанию известного кавказоведа М. М. Ковалевского, каждое из осетинских обществ [7] имело свою историческую судьбу, развивало в своей среде особую организацию. (Ковалевский М. Современный обычай и древний закон. Обычное право осетин в историко-сравнительном освещении. Т. II. М., 1886, с. 36)

Крайне неблагоприятно для Осетии сложилась внешне-политическая обстановка. Положение осложнялось тем, что Кабарда и Грузия, непосредственные соседи Осетии, периодически оказывались под властью Турции, Персии и Крымского ханства. Господство этих стран тяжело отражалось и на Осетии. Народы Северного Кавказа, в том числе Осетия, страдавшие от агрессии внешних врагов, нуждались в помощи извне, в частности со стороны России. Кроме того, интересы развития производительных сил в Осетии требовали преодоления экономической и политической обособленности, создания необходимых условий для ее прогрессивного развития. Такие условия могли возникнуть лишь при установлении русско-осетинских отношений, присоединения Осетии к России — стране, которая по степени общественного развития находилась на более высоком уровне.

Установление русско-осетинских отношений было вызвано конкретной исторической обстановкой, сложившейся в 40-х годах XVIII века на Северном Кавказе. В частности, Белградский мирный договор 1739 года, объявивший Кабарду нейтральной между Турцией и Россией, развязывал руки местным феодалам, крымскому хану и ирано-турецким ставленникам на Кавказе и ставил в тяжелое политическое положение Осетию. Кроме того, Осетия по-прежнему ощущала острую нужду, в земле и ставила перед русским правительством вопрос о переселении с гор на предгорные равнины Северного Кавказа. Решение этих важнейших вопросов — земельного и внешнеполитического — осетины связывали с установлением протектората Российской империи.

Одновременно осетины стремились преодолеть барьер в торговых связях с казачьим населением на Северном Кавказе, образовавшийся в результате Белградского договора. Для этого они просили русское правительство обеспечить свободный проезд на русскую пограничную линию, в частности, в Кизляр и Астрахань, а также охрану проезжавших.

В свою очередь русское правительство, определившее к этому времени военно-стратегическое значение территории Осетии, начало предпринимать практические шаги, направленные на установление русско-осетинских отношений. Русское правительство понимало, что установление тесных связей с Осетией и Кабардой значительно облегчит присоединение народов Закавказья к России и, в конечном счете, будет [8] способствовать разрешению турецкого вопроса. При этом особое значение царское правительство придавало коммуникациям через Главный Кавказский хребет, позволявшим поддерживать постоянные сношения между народами Закавказья, с одной стороны, и Россией — с другой.

Первые шаги в отношении Осетии Россия предприняла в 1742 году, после того, как грузинский архиепископ Иосиф и архимандрит московского Знаменского монастыря Николай обратились к императрице Елизавете Петровне с челобитной (док. № 1), в которой они, одобряя цели русского правительства в Осетии, всячески стремились представить ее как важный, суливший большие выгоды район. Они, например, особенно подчеркивали, что «места их (осетин. — М. Б.) изобилуют золотом, серебряными рудами и минералами, камением преизрядным».

Русское правительство, вынашивая планы «политического освоения» центральных районов Северного Кавказа, заинтересовалось челобитной духовных лиц и в 1743 году приступило к выяснению ряда вопросов, связанных с Осетией (границы, внешнеполитическое положение, отношение к России, коммуникации, связывавшие Астрахань с Осетией и т. д.). Особое значение придавалось изучению внутренней жизни осетин, их общественного устройства.

Представить доклад об Осетии было поручено Коллегии иностранных дел, возглавляемой канцлером А. П. Бестужевым-Рюминым.

Получив необходимые сведения от Коллегии иностранных дел, Сенат в ноябре 1744 года решил направить в Осетию особую комиссию в составе 21 духовного лица. В задачи комиссии входило: распространение христианства среди осетин, склонение их к союзу с Россией и, при благоприятных условиях, приведение в русское подданство.

В 1745 году, обосновавшись в Осетии, духовная комиссия развернула энергичную деятельность по осуществлению стоявших перед ней задач. В течение этого года представители Осетии, в свою очередь, выдвигали перед Осетинской комиссией вопрос о русско-осетинских переговорах, о присоединении Осетии к России. Кроме того, в Осетии проявляли готовность отправиться в Петербург и обсудить вместе с русским правительством вопрос о подданстве, переселении на предгорные равнины Северного Кавказа и др. Но, как видно из переписки, русское правительство, связанное условиями Белградского мирного договора 1739 года, с опаской смотрело на настойчивые шаги влиятельных лиц Осетии в установлении русско-осетинских отношений и поэтому часто напоминало Осетинской духовной комиссии о мерах предосторожности. Лишь несколько позже оно, имея уже конкретные сведения о [9] наличии в Осетии рудных залежей цветных металлов, стало проводить здесь более смелую политику. Так, рискуя осложнить свои отношения с Турцией и Персией, правительство 14 августа 1746 года издало указ (док. № 41), согласно которому в Петербурге намечалось проведение русско-осетинских переговоров «ради крещения и для других секретов».

Осенью 1746 года по договоренности с русским правительством в Осетии было сформировано посольство, представлявшее все осетинские общества. Однако по целому ряду важных политических обстоятельств, о которых подробно рассказывают публикуемые документы, осетинскому посольству в 1746 году не удалось совершить свою поездку в Петербург.

В истории установления русско-осетинских отношений решающая роль принадлежит осетинскому посольству 1749-1752 гг.

В состав этого посольства входили выдающиеся общественные и политические деятели Осетии XVIII века. Так, Елисея Хетагова, одного из членов осетинского посольства, публикуемые документы характеризуют как человека грамотного и обладавшего способностями военачальника. В частности, на заседании Сената архимандрит Пахомий — руководитель Осетинской комиссии — рассказывал, что «во время военное все осетины имеют его (Хетагова. — М. Б.) за главного полководца, и тогда повелениям его все повинуются».

Особенно популярным в Осетии был руководитель осетинского посольства Зураб Елиханов (Магкаев). Он воспитывался и получил образование в Грузии, при царском доме Вахтанга VI. Обладая способностями незаурядного политического деятеля, он играл при Вахтанге VI большую роль. Зураб Елиханов воспринял основные направления внешней политики выдающегося государственного деятеля Грузии — Вахтанга VI, выступавшего против господства персидского шаха и турецкого султана. Большое влияние на него оказали и благоприятно сложившиеся взаимоотношения Вахтанга VI с Петром I. В 1724 году Зураб Елиханов вместе с грузинским царем выехал в Россию, где находился до 1734 г. Вращаясь среди высших сановников Москвы и Петербурга, Зураб участвовал в решении важных политических вопросов. Вернувшись на родину, в Осетию, Зураб Елиханов развернул активную деятельность, направленную на присоединение Осетии к России. Знание русского и грузинского языков открывало Зурабу Елиханову значительные дипломатические возможности. Поэтому о нем доносили русскому правительству, что «во всей Осетии он знатный человек и знают его от самых горских черкесов до внутри Осетии. Главные люди все его родственники и свойственники».

С начала 1750 и до весны 1752 года осетинское посольство [10] вело с русским правительством в Петербурге переговоры по самым различным вопросам, касавшимся Осетии и русско-осетинских отношений. Переговоры проходили в довольно сложной политической и дипломатической обстановке, которую создавали Турция и Крымское ханство.

В ходе переговоров осетинское посольство просило присоединить Осетию к России, заявив, что «весь осетинский народ желает быть в подданстве е. и. в.», оградить от нападений внешних врагов, разрешить населению Осетии переселиться на равнинные земли Северного Кавказа и строить там свои поселения.

Добиваясь положительного разрешения столь важных тогда для русского правительства вопросов, посольство со своей стороны обещало, что Осетия выставит 30-тысячную армию для участия в войнах против Турции и Персии.

Переговоры осетинского посольства завершились официальным приемом, устроенным в декабре 1751 года императрицей Елизаветой Петровной.

После этого русское правительство приняло в отношении Осетии решения, сводившиеся к следующему. Предгорная равнина Центрального Кавказа, бассейны рек Ардон и Фиатдон признавались землями «вольными и свободными». Переселение осетин в эти районы считалось законным и поддерживалось русским правительством. Была достигнута договоренность о торговле: торговым людям из Осетии разрешалось приезжать в Кизляр и Астрахань и вести беспошлинную торговлю. Согласно указу, «пошлины вместо их» взимались «с российских купцов». Правительство назначило также «кормовые» деньги осетинам, приезжавшим в Кизляр и Астрахань для решения вопросов, касавшихся взаимоотношений Осетии и России. Таким образом, правительство поощряло связь Осетии с русской администрацией на Северном Кавказе.

Со своей стороны осетинское посольство заявило правительству, что Осетия, как и до этого, будет держаться «Российской стороны». Оно обязывалось «по возвращении своем в домы и других осетинского народа к принятию святого крещения наилучше поощрять и к российской стороне доброжелательными склонять».

Как видно из публикуемых документов, осетинское посольство в переговорах с русским правительством добилось важных результатов. Вместе с тем необходимо отметить, что эти переговоры не привели к решению основного вопроса о присоединении Осетии к России. Русское правительство, перед которым осетинское посольство не раз ставило этот вопрос, воздержалось от принятия осетин в русское подданство, так как турецкий двор мог усмотреть в этом нарушение Белградского договора и повод для войны. По существу не был решен [11] вопрос и о земле. Правительство разрешало осетинам переселяться на предгорную равнину, но, опасаясь международных осложнений, не обеспечивало им безопасности. Несмотря на это, миссия первого осетинского посольства имела большое историческое значение для Осетии. Вернувшись на родину, осетинские послы положительно отзывались о России, горячо пропагандировали идею союза с ней и, таким образом, для Осетии открывали Россию: посольством была проложена столбовая дорога, раз и навсегда связавшая истерзанную Осетию с могущественной Российской империей. В истории Осетии начался новый период, когда судьбы осетинского народа неразрывно связались с судьбами России.

Большая часть документов, вошедшая в настоящий сборник, связана с историей дипломатической деятельности первого осетинского посольства. В сборник включены материалы, относящиеся к пребыванию представителей Осетии в Петербурге; здесь также имеются протокольные записи переговоров осетинских послов с правительственными учреждениями России, переписка официальных лиц и учреждений по вопросу о подданстве Осетии, доклады осетинского посольства Сенату, Коллегии иностранных дел и др.

В 50-х и начале 60-х гг. XVIII века произошли существенные сдвиги в сближении Осетии с Россией.

В развитии этих отношений большое место по-прежнему отводилось Осетинской духовной комиссии. Она оставалась единственным связующим звеном между Осетией и Россией. Отсюда и особое внимание к делам Комиссии со стороны правительства.

Принимая решения в отношении осетинского посольства в 1752 году, русское правительство наметило ряд мер, направленных на улучшение деятельности духовных лиц в Осетии. Прежде всего, оно изменило состав комиссии; Сенат распорядился также увеличить материальные расходы на Осетинскую духовную комиссию.

Важным было также решение Сената «Об учреждении в Осетии для обучения отроков грамоте школы» (док. № 177). Сенат предлагал Синоду представить «обстоятельный» рапорт по этому вопросу.

Наметив, таким образом, меры активизации деятельности Осетинской комиссии, правительство, после переговоров с осетинским посольством, определило и ее политические задачи. Как и раньше, комиссия призвана была продолжать христианизацию осетинского народа. Но в отличие от прошлого, эту работу она обязана была проводить среди всех горских народов.

Важнейшей задачей комиссии признано было «склонение тамошняго народа к протекции е. и. в.». При этом русское [12] правительство большие надежды возлагало на вернувшихся в Осетию послов, которые могли «других осетин склонять к российской стороне». Учитывая это, архимандрит Пахомий должен был оказывать «бывшим в Петербурге осетинским старшинам особенное внимание».

Возвращение посольства на родину значительно укрепило политическую ориентацию на Россию. В Осетии считали, что русское правительство сравнительно легко может решить вопросы о присоединении к России и переселении осетин на равнинные земли. Поэтому эти вопросы ставились теперь перед ним с особой настойчивостью.

Одним из наиболее интересных документов, связанных с переселением осетин на предгорные равнины, является челобитная тагаурских старшин (док. № 190), первыми обратившихся к императрице Елизавете Петровне. В этой челобитной тагаурские старшины Темир-Султан Жамоев, Тараш Кантанов (Кануков), Джандар Нафиев, Асланбек Темиров жаловались, что живут в горах «тесно и неисправно» и конкретно указывали земли, на которые хотели бы выселиться. Это место, писали они, «близ тех же гор... между двумя реками, едучи из Кизляра чрез Татартуп в Осетию в левой стороне, а расстояние имеют от того Татартупа более в пятидесяти верстах».

Как видно, тагаурские старшины имели в виду территорию между реками Терек и Круп — район южнее современного Малгобека. В середине XVIII века эта территория была нейтральной между Кабардой и Чечней.

Одновременно тагаурские старшины, если бы правительство поддержало их переселение, просили Елизавету Петровну, чтобы на новом месте к ним был определен «власть имущей человек».

Чтобы заинтересовать русское правительство, тагаурские старшины сообщали, что в указанное место может выселиться «около трех тысяч ружейных людей», и тогда, — писали они, — «сами от неприятелей оборонить и вашему императорскому величеству служить можем».

Пахомий считал, что правительству следует поддержать осетин и прислать «к ним мочного человека, коего б в той стороне почитали». При этом он указывал на два обстоятельства, которые, по его мнению, должно было учитывать русское правительство. Во-первых, переселившись «в степи», осетины, как полагал архимандрит, скорее бы восприняли христианство и стали бы «ближе к России». Во-вторых, Пахомий опасался, что «ежели от них им помощи дано не будет, как бы они от кабардинских владельцев не взяли к себе человека и в надежде их не стали переселяться». Надеясь, что правительство положительно решит вопрос о переселении осетин, [13] Пахомий предлагал определить к переселенцам сына генерал-майора, князя Бековича-Черкасского, «гребенчиковского владельца» Девлет Гирея, находившегося в Кизляре при Терском войске.

Свое донесение Синоду Пахомий заканчивал тем, что еще раз подчеркивал важность переселения осетин на равнину, без чего, утверждал он, «наше в Осетии житие может учиниться трудное» «и дело наше нарушиться может» (док. № 191).

Вопрос о переселении на предгорную равнину ставили перед правительством и дигорские старшины. Из донесения того же Пахомия видно, что дигорцы еще в 1749 году просили осетинское посольство получить разрешение «переселиться в поле при своих местах и просили человека над собою надзирателем или приставом». Узнав от вернувшихся послов, что «их прошение не исполнилось», дигорские владельцы были разочарованы. В 1755 году они вновь добиваются решения вопроса о переселении. В этом их поддерживал и архимандрит Пахомий. Но видя, что русская администрация не только не проявляет интереса к их переселению, но и отрицательно относится к этому, некоторые дигорские старшины, пользуясь связями с кабардинскими князьями, стали выселяться из гор. Так, один из дигорских владельцев, состоявший в близких отношениях с кабардинским князем Казы, «Кисинова сына» (Кайсыновым), взял на воспитание ребенка у этого князя и поселился у реки Дурдур (док. № 191). Сообщая об этом, архимандрит Пахомий с тревогой писал в Синод, что примеру владельца могут последовать другие осетинские старшины, в частности тагаурские, и тогда, — писал он, — «наши труды все пропасть могут».

Вслед за тагаурскими и дигорскими старшинами «прошение» на имя императрицы Елизаветы Петровны о присоединении и переселении осетин на равнину подали и куртатинские владельцы.

Как видно, в середине 50-х гг. XVIII века в Осетии усиливается движение, вызванное стремлением осетин добиться переселения на равнины Северного Кавказа. Им были охвачены все осетинские общества. Явление это было характерно не только для Осетии. То же самое наблюдалось в Ингушетии. Ингуши по примеру Осетии стали принимать христианство и «вступать в подданство е. и. в.» (док. № 200).

Письма осетин и ингушей, которые они направляли русскому правительству, а также донесения архимандрита Пахомия Сенат и Синод передали в Коллегию иностранных дел, обязав «учинить надлежащее определение» по вопросам Осетии и Ингушетии. Коллегия иностранных дел, в свою очередь, поручила коллежскому асессору Давыду Абазаце, знавшему «тамошние места», подготовить подробный доклад. Но [14] составление доклада задерживалось, затягивалось и решение осетинского вопроса. Поэтому Пахомий под давлением осетинских старшин часто напоминал Синоду и Сенату, чтобы они ускорили рассмотрение дела переселения осетин на равнину. Благодаря настойчивости архимандрита Сенат потребовал от Коллегии представить свое «определение» немедленно. В августе 1757 года Коллегия наконец прислала Сенату свой проект под названием «Разсуждение Коллегии иностранных дел по выписке о осетинцах и по прожекту оной Коллегии асессора Довыда Абазаце» (док. № 203).

В проекте, представляющем большой интерес, Коллегия иностранных дел напоминала, что в 1752 году Сенат, по просьбе посольства, разрешал осетинам выселиться в предгорье, в бассейны рек Фиагдон и Ардон. Однако, констатировала Коллегия, «изданная им на то отсюда резолюция с их стороны осталась без всякого исполнения». Она подчеркивала, что правительство не должно сожалеть об этом, так как, во-первых, русским войскам невозможно было бы охранять переселенцев от набегов кабардинских владельцев, во-вторых, самих осетин, которые переселились бы в этом районе, «в службе для охранения российских на Тереке жилищ от крымских и кубанских приходов употреблять не только неспособно, но и совсем невозможно» и поэтому от переселения горцев «для интересов е. и. в. за отдалением тех мест ни малейшей пользы не было бы».

Что касается земель между реками Терек и Круп, которые желали занять тагаурцы, то Коллегия на основании справки, полученной от кизлярского коменданта, считала, что переселение осетин в район Малой Кабарды поставит переселенцев в зависимое от кабардинских князей положение, и может привести не только «к немалому оных владельцев усиливанию», но и вызвать осложнение отношений с Турцией. Коллегия иностранных дел считала также, что место, которое избрали осетины для поселения, слишком близко расположено к горам, и подозревала, что они «подле гор и поселиться желают может быть больше для того, чтоб не совсем подчиняться здешней стороне и в случае нужду иметь способ в горы ретироваться». Что касается назначения к осетинам «пристава», в частности предложения Пахомия относительно Девлет Гирея, то Коллегия также отрицала возможность такого назначения, так как Девлет Гирей «закона магометанского» и «всякое к распространению христианства служащее дело попечению его препоручаемо быть не может и непристойно».

В то же время Коллегия иностранных дел признавала, что оставлять без ответа «прошения» осетин и отказывать им в переселении на равнинные земли было бы нежелательно, так как, получив разрешение на переселение, осетины от [15] «христианства отойти могут», что не замедлит отразиться и на дальнейшем развитии русско-осетинских отношений. Поэтому Коллегия иностранных дел соглашалась с мнением Пахомия о необходимости переселения осетин. Однако она указывала другое место для их поселения. «Итак, — писали из Коллегии, — остается только приискать и назначить такие места, которые бы от нынешних их осетинских жилищ были не в дальнем расстоянии, однако ж к здешним горцам причислялись» (док. № 203). По мнению Коллегии иностранных дел, наиболее удобным местом для поселения осетин являлась территория от реки Курп и до Кизляра, подальше «от кабардинских жилищ», «меж гребенских казаков».

Решая вопрос о переселении осетин на равнину, Коллегия иностранных дел прежде всего учитывала международную обстановку, в частности, свои отношения с Турцией. Русское правительство в то время было заинтересовано в сохранении мирных отношений с Турцией. Необходимость поддержания мира с этой страной вызывалась условиями Семилетней войны (1756-1763 гг.), в которой ведущую роль играла Россия. Как известно, прусский король Фридрих II делал серьезные попытки столкнуть Турцию с Россией. Чтобы сорвать планы прусского короля и облегчить свое участие в Семилетней войне, русское правительство проводило осторожную политику в отношении Турции, в частности, оно стремилось не затрагивать ее интересов на Кавказе.

Коллегия иностранных дел, желая избежать осложнений с Турцией, отводила осетинам земли на русской пограничной линии. Эти земли считались плодородными, удобными для хлебопашества, обладали обширными сенокосными угодьями, «притом и от кабардинских жилищ большою рекою отделены, следовательно ни кабардинцами из того жаловаться, ниже туркам явным образом и по справедливости нарекать причины не будет».

Решая вопрос о переселении осетин, Коллегия учитывала также интересы укрепления военно-политических позиций России на Северном Кавказе. Она считала, что переселением осетин «за Кизляр» по существу и решится осетинский вопрос: за короткое время была бы осуществлена миссионерская работа, и осетины, оказавшись на русской территории, неизбежно стали бы подданными Российской империи. Переселением осетин преследовались и более конкретные задачи. В районе, отводимом для заселения осетин, предполагалось построить крепость для охраны дороги и русских поселений между Кизляром и Астраханью, а на случай войны и для защиты вообще южной границы. Русское правительство ставило вопрос о возобновлении крепости Святого Креста на р. Сулаке. Этим двум крепостям — одной на Тереке, другой — на Сулаке, [16] отводилась важная военно-стратегическая роль в борьбе против Турции, Персии и Крымского ханства.

По проекту Коллегии иностранных дел, осетины поселялись при учреждаемой на Тереке крепости, а «затем, — говорилось в проекте, — около оной крепости и осетинцы поселенцы и жилища их для лутчей безопасности рвом и валом обводимы быть могут». На новом месте осетины, вместе с русским населением и казаками, обязаны были бы нести военную службу. Имея в виду использование осетин на военной службе, Коллегия иностранных дел писала Сенату: «Вызов осетинцов и заведение для них крепости, что скорее действом произведено будет, тем полезнее для интересов е. и. в. быть может» (док. № 203). При этом предполагалось переселенцев-осетин наделить казачьими «вольностями» и по их просьбе «определить» в качестве «командора» асессора Давыда Абазаце, «яко тамошнее обстоятельство и язык знающего». В этой же реляции рекомендовалось крепость «именовать осетинскою крепостью».

После дворцового переворота 1762 года, правительство Екатерины II приступило к проведению на Северном Кавказе более решительной внешней политики.

Сенат представил Екатерине II доклад о переселении осетин, ингушей и кабардинского владельца Кургоко Кончокина в урочище Моздок (док. № 219). В основу доклада были положены «Разсуждения Коллегии иностранных дел о осетинцах», представленные Сенату в 1757 году.

Ссылаясь на донесения архимандрита Пахомия и жалобы осетинских старшин «о притеснениях и препятствиях» кабардинских владельцев, Коллегия иностранных дел отмечала, что при существующих обстоятельствах «к утверждению осетинцов в христианском законе, и дабы происходившая уже у них проповедь не осталась втуне, одно надежное средство только в том состоит, чтоб из нынешних их мест поселить на других». Необходимость переселения осетин Коллегия видела не только в том, что они, осетины, «будут на век в христианском законе пребывать». Более важное значение придавалось «надежному усиливанию Кизлярского края». Коллегия иностранных дел полагала, что примеру осетин последуют ингуши, которых может выселиться более девятисот дворов, способных снарядить «конных и оружейных до тысячи человек» (Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв., т. II, с. 219).

В докладе Коллегии иностранных дел указывались и места, удобные для поселения осетин и ингушей, в частности урочища Моздок и Мекен, которые входили в состав русской пограничной зоны. «Помянутые оба урочища принадлежат бесспорно к здешним (русским. — М. Б.) границам и к поселению [17] удобны, да и турецкому двору... по 8 пункту заключенного трактата претендовать неможно» (Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв., т. II., с. 219), В урочище Моздок предусматривалось сооружение крепости. О такой крепости Коллегия иностранных дел писала еще в 1757 году, когда предлагала назвать ее «осетинскою». Теперь Коллегия решила именовать крепость «по урочищу». По мнению Коллегии, крепость должка была выполнять не только военные, но и политические и хозяйственные функции. В ней сооружалась церковь и размещалась Осетинская духовная комиссия во главе с архимандритом Пахомием. В крепости и ее окрестностях разрешалось селиться не только осетинам и ингушам, но и чеченцам, кумыкам и ногайцам, которые, однако, обязаны были принимать христианство. Коллегия иностранных дел рекомендовала привлекать в Моздок также грузин и армян, проживавших на русской территории. При этом она имела в виду, что грузины и армяне будут способствовать «размножению шелку и мануфактур».

Переселение осетин и ингушей, по мнению Коллегии, следовало осуществить тайно.

Коллегия иностранных дел решила также вопрос о том, кого назначить к переселенцам «командиром», знающим «тамошние места». Рекомендация архимандрита Пахомия о назначении на эту должность Девлет Гирея была отклонена Коллегией по указанным выше причинам. Составляя доклад Екатерине II о переселении осетин, Сенат вновь вернулся к этому вопросу. Он считал, что функции «командира» мог бы выполнять кабардинский князь Кургоко Кончокин.

Коллегия иностранных дел и Сенат считали необходимым «вышеперечисленному владельцу ныне же определить особливого, способного из здешних же человека, знающего конексию (отношения, обстоятельства. — М. Б.) тамошних дел, и могущего привести себя в кредит у тамошних народов, который бы и в новоназначаемой для сего владельца крепости мог бы командовать». Фактически же делами Моздока должен был ведать русский офицер подполковник Петр Гак, которого Коллегия иностранных дел рекомендовала на должность «командора крепости».

Доклад Сената, подписанный видными сановниками правительства Екатерины II, был одобрен императрицей, которая наложила резолюцию: «Быть по сему». Таким образом, в развитии русско-осетинских отношений был сделан новый шаг вперед. Решение вопроса о переселении осетин па русскую пограничную линию имело большое хозяйственное, политическое и культурное значение. Ближайшим последствием переселения явилось то, что оно способствовало укреплению более глубоких и постоянных русско-осетинских связей. [18]

В 50-х гг. XVIII века в русско-осетинских отношениях важное место занимал также вопрос о торговле. Он обсуждался уже во время переговоров осетинского посольства с русским правительством в Петербурге. Тогда осетинам было разрешено вести на русской линии беспошлинную торговлю. Пользуясь этим, они часто приезжали по торговым делам в Кизляр и даже в Астрахань. В 1755 году в связи с ликвидацией таможен внутри России и с учреждением в Кизлярской крепости новой пограничной таможни, осетины, как и другие горцы, стали платить пошлину. Это серьезно ограничивало торговлю осетин на русской линии. Архимандрит Пахомий писал в Сенат, что после указа 1752 года, по которому осетинам предоставлялось право беспошлинной торговли, они скупали в Кизляре соль, рыбу, холст, хлеб и сбывали свои товары — самотканые сукна, шапки, «простые серые кафтаны» и продукты животноводства. С введением нового таможенного устава эта торговля была «нарушена». Архимандрит ставил перед Сенатом вопрос о восстановлении беспошлинной торговли. Он учитывал не столько экономические трудности, которые испытывали осетины с введением пошлин, сколько политический ущерб, наносимый этим нововведением русско-осетинским связям (док. № 197).

В 1756 году Сенат рассмотрел вопрос о торговле с Осетией. Пошлины для осетинских торговых людей, как, впрочем, и для тех, кто вез товары из России в Осетию, не были отменены, но Коммерц-коллегии было поручено собрать дополнительно сведения о размерах и сборах пошлин с осетин. В связи с этим осетинские старшины обратились к императрице Елизавете Петровне с просьбой отменить сбор торговых пошлин на русской пограничной линии. Но хотя и на этот раз вопрос в полном объеме не был решен, все же был издан новый указ по этому поводу. Как свидетельствовал П. Г. Бутков, «пошлин с вещей для употребления к церковному строению и для расхода при церквах съестных и прочих припасов по указу 1758 года брать не велено, но во взимании же пошлин с холста, соли и прочего потребного на собственные нужду, или товаров, указами 1756, 1758 и 1760 годов повелено поступать с осетинцами как предписано о прочих горцах». (Бутков П. Г. Материалы для новой истории Кавказа. Т. II, СПб.. 1869, с. 267)

В конце 50-х и начале 60-х гг. XVIII века русское правительство решает и ряд других вопросов, касавшихся отношений с горцами Северного Кавказа, в частности, с осетинами. Оно всячески стремилось привлекать горцев на «русскую службу», чтобы с их помощью более успешно проводить свою политику на Кавказе. Правительство выделило 20060 рублей, [19] которые предназначались «на дачу вызываемым в службу е. и. в. из горских народов жалованья». О том, что горцам предназначались деньги «на жалованье», говорится и в рапорте кизлярского коменданта Фрауендорфа 1757 года.

В начале 60-х гг. русское правительство, продолжая скрывать свои действия от враждебных стран, уже отказывается от некоторых ограничений, которых оно придерживалось раньше в отношении Осетии. Это касалось, прежде всего, вопроса о въезде русских в Осетию. Как известно, указы 1744 и 1752 гг. запрещали «российским людям как духовным, так и светским» «отправляться в горы Осетии», «дабы пограничным с тем осетинским народом местам не подать какого-либо к размышлению сумнительства, а паче Оттоманской Порты и Перси». (ЦГИАЛ, ф. 796, оп. 26, д. 373, лл. 74-74 об.) Но руководитель Осетинской духовной комиссии фактически не стал соблюдать этого предписания. После возвращения из Петербурга в 1752 году, Пахомий часто брал с собой в Осетию конвой, состоявший из солдат кизлярского гарнизона, а примерно с 1755 года постоянно держал при себе конвой из казаков.

Положительно был решен вопрос о возможности посылки в Осетию русских военных лиц для охраны Осетинской духовной комиссии, и правительство поручило Коллегии иностранных дел дать на этот счет точное определение.

Таким образом, в 50-х и в самом начале 60-х гг. XVIII века русско-осетинские отношения принимают более разносторонний характер. Наряду с чисто политическими вопросами и основным из них — вопросом о «русском подданстве» — решаются также другие важные задачи. В принципе в ходе русско-осетинских переговоров был решен вопрос о переселении осетин на равнину. Правда, тогда осетины практически еще не приступили к освоению новых земель, отведенных им в районе Моздока. Но сам факт наделения землей рождал у осетин большие надежды на улучшение своего экономического положения. Собственно, стремление осетин выйти из тяжелого хозяйственного состояния и переселиться на предгорные равнины Центрального Кавказа было главным условием, на основе которого Осетия строила тогда свои отношения с Россией.

В русско-осетинских отношениях 50-60-х гг. XVIII века важное место продолжала занимать проблема внешней безопасности Осетии. Русское правительство, по существу, пока не решало ее, хотя осетины часто ее ставили. Тем не менее, установление русско-осетинских отношений и их дальнейшее развитие в 50-х гг. XVIII века само по себе создавало для Осетии более благоприятную внешнюю обстановку. В этом отношении определенное значение имели также попытки [20] русского правительства привлечь кабардинских князей к «охране» Осетии.

В целом же русско-осетинские связи продолжали развиваться в сложной международной обстановке. На них большое влияние оказывали отношения России с Крымом, Турцией и Персией. При решении любого вопроса, касавшегося Осетии, как впрочем и других районов Северного Кавказа, Россия учитывала прежде всего свои отношения с Турцией.

Обстановка на Северном Кавказе во многом зависила от кабардинских князей, у которых были наиболее широкие внешние связи с Россией, Крымом, Турцией и даже Персией. Кабардинские князья стремились использовать заинтересованность России в кавказских делах и враждебную деятельность крымско-турецкого блока.

Таковы основные события начального периода русско-осетинских отношений, которые достаточно полно воссоздают публикуемые документы. (Более подробное освещение событий, охваченных публикуемым сборником, см. в работах М. М. Блиева: Присоединение Северной Осетин к России. Орджоникидзе, 1959; Осетинское посольство в Петербурге 1749 — 1752 гг. Орджоникидзе, 1961; Русско-осетинские отношения. Орджоникидзе, 1970)

* * *

Документы, вошедшие в сборник, извлечены из трех архивов: Центрального государственного архива древних актов (ЦГАДА, Москва), Архива внешней политики России (АВПР, Москва) и Центрального государственного исторического архива СССР (ЦГИА, Ленинград). Одним из уникальных источников по истории русско-осетинских отношений, хранящихся в ЦГАДА, является «Дело об обращении осетинцев в христианскую веру». Оно значительно по объему (насчитывает 1372 архивных листа) и весьма разнообразно по составу документов. «Дело» содержит переписку Сената с Синодом, Коллегией иностранных дел и Осетинской духовной комиссией. В нем сосредоточены в основном и документы первого осетинского посольства в Петербург. Хронологически «Дело» охватывает период с 1746 по 1762 год. Однако большая часть документов «Дела» относится к 1747-1752 гг., то есть ко времени сформирования осетинского посольства и его деятельности в Петербурге.

В указанном источнике представлены донесения, рапорты, доклады, письма и другие материалы нескольких центральных и местных правительственных учреждений, что позволяет [21] сравнительно легко сопоставлять различные по своему происхождению документы.

Наиболее полно в «Деле» представлены документы, достаточно полно осветившие дипломатическую миссию осетинского посольства. Историю деятельности этого посольства отражают переписка Сената, Коллегии иностранных дел с Осетинской духовной комиссией относительно русско-осетинских переговоров; протокольные записи переговоров осетинских послов с правительственными учреждениями в Петербурге; следствие по делу архимандрита Пахомия, прибывшего в Петербург вместе с посольством; следственные дела духовных лиц Николая и Кайхосро, пытавшихся помешать деятельности осетинского посольства; «Заявления» Зураба Елиханова — руководителя посольства в Сенат и Коллегию иностранных дел и др.

В целом «Дело об обращении осетинцев в христианскую веру», входящее в фонд 259 «Секретной экспедиции Сената», довольно полно освещает развитие русско-осетинских отношений в 1747-1752 гг.

Кроме того оно содержит важные сведения об общественной жизни осетин, их хозяйственном быте, нравах и обычаях в середине XVIII века. В этом отношении документы обнаруженного нами «Дела» являются единственными письменными свидетельствами. До этого социально-экономические отношения в Осетии XVIII века приходилось характеризовать, как правило, ретроспективным методом, на основании документов конца XVIII и начала XIX вв. «Дело» восполняет этот имевший ранее пробел и дает в руки исследователя интересные данные о социально-экономической жизни осетин середины XVIII века.

Особо следует выделить содержащуюся в «Деле» докладную записку Осетинской духовной комиссии от 12 июня 1745 года, которая по существу является первым достаточно полным сообщением о политическом положении Осетии, хозяйственных занятиях осетин, о их религиозных верованиях, быте, традициях, о том, что наиболее влиятельные общественные круги и крупные деятели Осетии поддерживают идею союза с Россией.

В «Деле» имеются также документы, характеризующие классовую структуру осетинского общества. Некоторые грузинские духовные лица, препятствовавшие установлению русско-осетинских отношений и работе Осетинского посольства, доносили русскому правительству о «низшем» происхождении членов посольства и об отсутствии в Осетии «старшин», т. е. феодалов. Правительство, в свою очередь, желая установить социальную принадлежность послов, собирало сведения, касавшиеся социальной природы осетинских обществ. [22]

Документы «Дела», относящиеся к 1752 году, не так систематичны, тем не менее ценны и могут быть дополнены материалами других архивов — Исторического архива в Ленинграде и Архива внешней политики России. Из этой группы документов наибольшего внимания заслуживают донесения Осетинской духовной комиссии об осетино-кабардинских отношениях, а также о распространении в Ингушетии христианства и русской политической ориентации. По этим вопросам имеются также «прошения» самих осетин и ингушей, особо примечательные тем, что они исходят непосредственно от местного населения.

Документы «Дела об обращении осетин в христианскую веру», за исключением двух копий, вошедших в изданный в прошлом веке «Сенатский архив», публикуются впервые. (См. Сенатский архив. T. VII. СПб, 1895, с. 630, 631, 634)

Существенным дополнением к материалам Архива древних актов являются документы, извлеченные из Центрального государственного исторического архива в Ленинграде. Здесь в фонде «Правительствующего Синода» (ф. 796) хранятся дела, относящиеся к начальному периоду русско-осетинских отношений. Они составляют два тома. Первый том «Осетинские дела» хронологически охватывает 1743-1747 гг. и состоит из 896 страниц; второй том, «О крещении осетинского народа», является продолжением первого; он начинается с 1747 года и заканчивается 1751 годом. По объему второй том больше первого — с оборотами насчитывает 2148 страниц.

В этих делах сосредоточены документы о деятельности Синода и Осетинской духовной комиссии в Осетии (отчеты, донесения и записки членов Осетинской духовной комиссии, доклады Синода Сенату и Коллегии иностранных дел) за указанный период. Кроме того, названные тома содержат отношения Сената и справки Коллегии иностранных дел Синоду о внутреннем и внешнем положении Осетии.

Такого же рода документы мы встречаем в фонде «Секретной экспедиции Сената» ЦГАДА и в «Осетинских делах» Архива внешней политики России.

Основное достоинство документов, извлеченных в Центральном государственном историческом архиве в Ленинграде, состоит в том, что они достаточно полно отражают деятельность Осетинской духовной комиссии, сыгравшей немаловажную роль в развитии русско-осетинских отношений и проведении официальной политики русского правительства в Осетии.

Документы, хранящиеся в фондах ЦГИАЛ, серьезно восполняют определенные пробелы в делах ЦГАДА; последние, как отмечалось, систематически снабжают нас данными, лишь [23] начиная с 1747 года, тогда как документы указанного тома освещают события с 1743 по 1747 гг.

Кроме того, документы первого тома содержат ценные сведения о внутренней жизни Осетии: о ее географическом положении и топографии, хозяйственных занятиях, верованиях, внешне-политическом положении осетин и т. д. Вместе с тем необходимо отметить, что эти данные требуют критического отношения и проверки, так как царское правительство, не располагая достаточными сведениями об Осетии, часто получало их от лиц, плохо знавших Осетию или заведомо искажавших действительное положение вещей. Так, например, грузинские духовные лица, желая подчеркнуть важное место Осетии в Центральном Кавказе, преувеличивали численность осетин. Нуждаются в уточнении и некоторые сообщения кабардинских князей об осетино-кабардинских отношениях.

Что касается второго тома — «О крещении осетинского народа», то несмотря на его больший объем и наличие в нем отдельных весьма ценных документов, он во многом односторонен: освещает главным образом миссионерскую деятельность Синода и Осетинской духовной комиссии в Осетии. Многие документы этого тома дублируют материалы «Дела об обращении осетин в христианскую веру» из ЦГАДА.

Около двух десятков документов из второго тома опубликованы в «Сенатском архиве», (Поскольку вошедшие в «Сенатский архив» (тт. VI, VII, VIII) документы были в 1942 году переизданы Северо-Осетинским научно-исследовательским институтом (см. Материалы по истории осетинского народа. Т. II. Орджоникидзе, 1942), оказалась нецелесообразной их повторная публикация, тем более, что это не повлияло на полноту настоящего сборника) основная же часть оставалась неизвестной.

Весьма обширны «Осетинские дела» Архива внешней политики России. Они включают в себя документы, охватывающие период с 1743 по 1783 год. Их объем 1419 страниц.

Осетинские дела этого архива состоят из двух основных частей: дела за 1743-1752 гг. и 1762-1783 гг. (АВПР, ф. Осетинские дела, оп. 128/1, 128/11, дд; 1, 2, 3) В настоящий сборник включены документы первой части.

Осетинские дела 1743-1752 гг. имеют свое самостоятельное название: «Дело об отправлении грузинских монахов для приведения в православную христианскую веру живущего за Кизляром народа, называемого осетинского; 1743, 1744, 1745, 174-6, 1747 и 1748 годов; 1749, 1751 и 1752 годов о приезде и отпуске их посланцев».

Как видно, первая часть по своему содержанию делится на два раздела: первый, касающийся общих вопросов Осетии и проведении в ней миссионерской работы, и второй, [24] включающий документы об осетинском посольстве 1749-1752 гг. Хронологически эта часть несколько шире, чем указано на титуле; некоторые документы освещают период до 1758 года.

Осетинские дела 1743-1752 гг. («Осетинские дела» имеют верхнюю и нижшою нумерацию: верхняя составлена к отдельным частям «Осетинских дел», нижняя является общей нумерацией. Наши легенды даются по нижней нумерации) весьма разнообразны: в них целиком сосредоточена переписка Коллегии иностранных дел с другими правительственными учреждениями по Осетии, но они имеют лишь незначительное количество документов по истории Осетинского посольства. О деятельности этого посольства в первой части мы встречаем лишь доклады канцлера Бестужева-Рюмина об Осетии и осетинских послах, протокольные записи переговоров 29 октября 1751 года представителей Осетии со статс-секретарем Коллегии иностранных дел В. М. Бакуниным. В целом первая часть Осетинских дел вместе с документами ЦГАДА и ЦГИАЛ дает возможность воссоздать достаточно полную картину русско-осетинских отношений в период их установления.

В Коллегии иностранных дел имеются дела по отдельным вопросам русско-осетинских отношений: «Дело по запросу из Коллегии в Св. Синод: отпускается ли в Осетию к пребывающему там архимандриту Пахомию денежная сумма для желающих крещения и для приласкания горских владельцев»; «Дело о пленении горцами двух казаков, сопровождающих Пахомия»; «Дело по крещению осетинского народа, за Кизляром и Малою Кабардой в горах живущего и вывозе их в Российское владение для их к христианству приведения и возобновлении крепости на Сулаке Св. Креста для поселения их и защищении от набегов чеченцев»; «Доношение в Коллегию из Астраханской губернской канцелярии о посылке в Осетию нарочного для разведывания, где и сколько православных построено церквей и школ» и др.

Перечисленные дела серьезно дополняют данные первой и второй части Осетинских дел. В этом отношении особенно важным является «Дело... о вызове» осетин в «Российское владение», где подробно изложена позиция Коллегии иностранных дел по вопросу о переселении осетин с гор на русскую пограничную линию.

В целом «Осетинские дела», отложившиеся в иностранном ведомстве русского правительства, являются весьма важным источником по истории русско-осетинских отношений.

«Осетинские дела» ценны не только богатством фактического материала, но и тем, что выгодно отличаются от многих других архивных источников; по ним сравнительно легко проследить эволюцию политики русского правительства, приемы [25] и методы ее проведения в Осетии. Кроме того в «Осетинских делах» много документов, исходивших непосредственно от самих осетин; они дают возможность реально судить о причинах популярности русской политической ориентации в широких слоях осетинского населения в период присоединения Осетии к России.

«Осетинские дела» были частично опубликованы Г. А. Кокиевым в 1933 году (Материалы по истории Осетии. Т. I. Орджоникидзе, 1933). Составляя свой сборник, Г. А. Кокиев исходил из той господствовавшей тогда в исторической науке идеи, что колониальная политика царского правительства — главное зло. Крайности этой идеи привели к тому, что печатались те части «Осетинских дел», которые показывали приемы и методы колониальной политики царизма, и опускались документы, свидетельствующие о стремлении осетинского народа войти в состав России. Были опущены, например, документы об осетинском посольстве в Петербурге, его дипломатической деятельности, о переговорах, которые велись в 1749-1752 гг. между русским правительством и осетинским посольством по вопросу о добровольном присоединении Осетии к России. В результате в указанный сборник вошли документы лишь в двух аспектах — колониальной политики царизма и распространении христианства в Осетии. Это, к сожалению, придало первой публикации «Осетинских дел», безусловно ценной для истории осетинского народа, конфессиональный характер.

В 1942 году был издан второй том материалов по истории осетинского народа. (Материалы по истории осетинского народа. Т. II. Орджоникидзе, 1942) Составитель его — В. С. Гальцев — дал своей публикации тематическое название — «Сборник документов по истории завоевания Осетии русским царизмом». Несмотря на то, что документы специально подводились под такую рубрику, они не могли подтвердить тезиса В. С. Гальцева о завоевании Осетии Россией. Поэтому составитель вынужден был говорить о «неполноте» документов, «отвергающих» добровольное присоединение Осетии к России.

Тогда же были изданы документы по истории народного образования в Осетии. (Материалы по истории осетинского народа. Т. V. Орджоникидзе, 1942) Тематическая ограниченность этой публикации определила подбор документов: в него вошли отдельные документы, перепечатанные из I тома «Материалов...» Г. А. Кокиева, Актов Кавказской археографической комиссии и извлечения из Государственного архива Северо-Осетинской АССР А. Я. Гобеева, среди которых наиболее ценным является «Рапорт Кизлярского коменданта в иностранную [26] коллегию о социальном происхождении учащихся — осетин Моздокской миссионерской осетинской духовной школы, с приложением ведомости». (Материалы по истории осетинского народа. Т. V. Орджоникидзе, 1942, стр. 36-37 (Документ не включен в настоящий сборник, поскольку хронологически относится к более позднему времени)) Рапорт содержит дополнительные сведения об осетинских послах Зурабе Елиханове и Елисее Хетагове и их наследниках, обучавшихся в Моздокской духовной школе. Например, судя по нему и ряду других обнаруженных документов, становится совершенно ясно, что «именованный» Коллегией иностранных дел осетинский посол Елисей Хетагов и есть тот, которого на родине знали как Эба Кесаев.

В 1956 году вторым изданием вышла «Хрестоматия по истории Осетии». (Скитский Б. В. Хрестоматия по истории Осетии. Ч. I. Орджоникидзе, 1956) Она в сущности не содержит новых материалов. В ней помещены лишь документы, перепечатанные из более ранних публикаций.

В 60-х гг. Юго-Осетинский научно-исследовательский институт АН Грузинской ССР опубликовал три тома документов, (История Осетии в документах и материалах (с древнейших времен до конца XVIII века). Составили: Г. Д. Тогошвили и И. Н. Цховребов. Т. I, Цхинвали, 1962; История Юго-Осетии в документах и материалах (1800-1864 гг.).. Составитель И. Н. Цховребов. Т. II. Сталипир, 1960; История Юго-Осетии в документах и материалах (1864-1900). Составитель II. II. Цховребов. Цхинвали, 1961) хронологически охватывающих довольно большой отрезок времени — с древнейших времен до 1900 года. К нашей теме имеет отношение первый том.

Он содержит переводы из грузинского летописного свода «Картлис Цховреба», а также документы, извлеченные из исторического архива Грузинской ССР и архивов Москвы. По составу публикуемых документов указанный сборник делится на два раздела. Первый включает документы и материалы грузинского происхождения и освещает грузино-осетинские отношения, участие осетин в войнах Грузии, борьбу грузинского и осетинского народов против ирано-турецких захватчиков, социально-экономическое положение осетин и др. Второй — состоит из документов, извлеченных в ЦГАДА и АВПР, и посвящен в основном истории русско-осетинских отношений.

Наибольшую ценность в сборнике представляют материалы первого раздела, отличающиеся разнообразием по своему происхождению и по охвату различных вопросов истории Осетии. Этот раздел составлен по типу обычных хрестоматий: в него включены не только документы из архивов, но и [27] фрагменты из грузинских летописей, отрывки из исторических сочинений древних и средневековых авторов. Достоинство указанного сборника состоит в том, что в нем помещены грузинские материалы, впервые переведенные на русский язык и, таким образом, ставшие доступными широкому кругу историков. Что касается документов из архивов Москвы, то их в томе всего десять.

Отдельные документы, общие для Кабарды и Осетии, встречаются также во втором томе сборника документов «Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв». (Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв., т. II) Два из них — «Всеподданнейший доклад Сената императрице Екатерине II об отведении урочища Моздока для поселения крестившихся кабардинцев во главе с владельцем Малой Кабарды Кургокой Кончокиным (А. Ивановым), построении там крепости» и «Запись в Коллегии иностранных дел об отведении места к переселению кабардинскому владельцу Кургоке Кончокину (А. Иванову)...» даются в нашем сборнике в перепечатке, поскольку они дополняют «Проект» асессора Давида Абазаце, представленный в Коллегию иностранных дел, о переселении осетин в район Моздока и основании там «Осетинской» крепости, по-новому освещающий историю основания крепости Моздок.

В конце следует отметить, что при всей своей уникальности публикуемые нами документы, позволившие осветить не только русско-осетинские отношения, но и значительно расширить наши представления об истории Осетии XVIII века, имеют ряд существенных недостатков. Официальная переписка местных властей с царским правительством, описания местностей и населения, отчеты и доклады различных государственных учреждений и комиссий, донесения духовных и светских лиц, часто оказывавшихся в водовороте политической и дипломатической борьбы XVIII столетия, как правило, тенденциозны, страдают неполнотой и обилием ошибок, проникнуты духом колониальной политики царского самодержавия.

Самый большой недостаток материалов по истории русско-осетинских отношений — отсутствие источников, которые составлялись бы непосредственно в Осетии. Многочисленные «прошения», «записки», «присяги» и др., писавшиеся по просьбе осетин, несут на себе также отпечаток официального делопроизводства. Этот пробел в известной степени могли бы восполнить памятники устного творчества (Русско-осетинские отношения нашли достаточно широкое отражение в осетинских легендах, песнях и сказаниях XVIII века; так, нами записаны предания, относящиеся к дипломатической деятельности первого осетинского посольства 1749-1752 гг. Не только общие, важные события, но и многие детали (например, разногласия между членами посольства в Петербурге и др.) поразительно совпадают с данными документов, публикуемых в настоящем сборнике.), представляющие [28] собой важный источник особенно для народов, ранее не имевших своей письменности.

Тексты документов передаются согласно «Правилам издания исторических документов в СССР» 1969 года.

Расположение документов в сборнике строго хронологическое. При отсутствии даты в документе основание для ее определения указывается в подстрочном примечании.

Тексты публикуются полностью с сохранением специфики делопроизводства XVIII века.

Знаки препинания расставлены в тексте по смыслу, согласно правилам современной орфографии.

Все пометы на документе воспроизведены полностью.

Сборник снабжен историческими примечаниями, именным, географическим и этническим указателями.

Сборник составил, снабдил введением, комментариями и указателями доктор исторических наук, профессор М. М. Блиев. Им же выполнена археографическая обработка и сверка документов.

Большую помощь в сверке часта документов и их археографической обработке оказал старший научный сотрудник ЦГАДА Т. С. Иванова.