РАССЕЛЕНИЕ СВАНОВ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ ДО XIX ВЕКА ¹

Господствует мнение, будто Кавказский хребет всегда оставался крайним северным рубежом распространения картвельских племен. В настоящее время эту точку зрения нельзя считать правильной. Обратимся к фактам.

При слиянии р. Джилги с р. Чегемом стоит старинная боевая башня, построенная в стиле, который не известен на Северном Кавказе. Она увенчана парапетом, в точности воспроизводящим форму парапетов многочисленных башен Сванети. ² Народная молва приписывает постройку этой башни сванским мастерам.

А. Фиркович в 1841 г., осматривая в Бизингийском ущелье развалины старинного христианского храма, видел на его стенах фрески с остатками грузинской надписи. ³

У сванов существует предание, согласно которому верховья р. Кубани и часть бассейна р. Терека некогда принадлежали их предкам. Вот, например, что со слов сванов записал в 1887 г. В. Я. Тепцов: «Все земли по истокам Кубани и Терека... сванеты считают своими... Еще... лет 20-30 назад, сванеты брали с горцев Северного Кавказа арендную плату за земли по истокам Терека; плата эта прекратилась с покорением Западного Кавказа русскими... Сванеты на Северном Кавказе указывают башни одинаковой конструкции с сванетскими и говорят, что башни эти выстроены их предками, которым принадлежали эти земли и христианские могилы на них... На одном из истоков Кубани, Кичкенекол, сванеты указывают на развалины чрезвычайно древнего моста, как на доказательство их бывших владений. Здесь, по преданию, был город и крепость, сторожившая проход по ущелью этой реки в Сванетию. Как разложилось их государство и когда — сванеты не помнят». ⁴ В другой своей работе тот же автор замечает, что, по словам сванов, верховья р. Кубани в древности были населены сванами, которые потом были вытеснены за Главный кавказский [78] хребет тюркоязычными пришельцами. ⁵ В. В. Бардавелидзе и Р. Л. Харадзе сообщили автору этих строк, что в Сванети до сих пор еще существуют аналогичные предания.

Показательно, что сванские предания согласуются с преданиями того населения, которое исторически сменило собою сванов Северного Кавказа. Так, население ущелья, по которому течет р. Восточный Черек, рассказывало, что первоначально там жили сваны и от них, будто бы, вели свое происхождение жители с. Сауты. М. Иванов, ссылаясь на мнение стариков-урусбиевцев, писал, что верховья р. Баксана в древности принадлежали сванам. ⁶ По преданию чегемцев, во времена одного из полулегендарных предков чегемских феодалов, Анфако, Баксанское ущелье принадлежало сванам и Анфако безуспешно пытался отвоевать его. ⁷ Лет 10 назад местный исследователь X. О. Лайпанов сообщил автору этих строк, что в верховьях р. Кубани им записано предание о том, что на месте с. Эльбрус в Баксанском ущелье в старину существовало сванское селение.

Пребывание сванов в верховьях р. Кубани и на р. Баксане оставило след и в топонимике. Не будучи специалистом в области картвельских языков, ограничусь указанием только следующих фактов. Названия некоторых населенных пунктов в интересующем нас районе как бы дублируют названия сванских селений: Учкулан — Ушгуль, Хумара (древний Схумар) — Цхумар, Лашкута — Лашкети. Из них: Ушгуль, Цхумар и Лашкети находятся в Сванети; Учкулан и Хумара — в верховьях р. Кубани, а Лашкута — на р. Баксан. Из приведенных сопоставлений только названия Учкулан — Ушгуль допускают объяснение из тюркских языков, но они могут быть объяснены также из картвельских. ⁸ Объяснение остальных двух пар названий следует искать только в картвельских языках и, в первую очередь, в сванском языке. По разъяснению вице-президента Академии Наук Грузинской ССР А. Г. Шанидзе Лашкута происходит от сванских слов, означающих «место, где вешают». Отметим, что полулегендарный предок чегемских феодалов Ипар сын Анфако, проживавший в Лашкуте, носил имя, совпадавшее с названием одного из селений в Сванети (с. Ипар юго-восточнее Местии). Известная гора с развалинами средневековой церкви около Хумары, в верховьях Кубани, фигурирует на картах и в литературе под именем Шоана, Шуана, Шона. Прилегающая к горе местность в XVIII и первой половине XIX вв. входила в состав абазинской территории. Поэтому нельзя пройти мимо возможности сопоставить название горы с абхазо-абазинским термином щ˳ānwā, означающим «сваны».

Приведенные данные позволяют предполагать, что в некую историческую эпоху часть Северного Кавказа, в первую очередь, верховья р. Кубани и р. Баксана, были населены сванами. Но предположение должно иметь опору в неподлежащем сомнению документе. Есть ли такой документ? Да, есть. Это — запись показаний одного кумыкского и двух кабардинских князей, сделанная в 1743 г. в Коллегии иностранных дел, в Петербурге. В записи сказано, что между народом харачай, обитающим [79] «в кубанских вершинах» и имеющим «татарский язык», с одной стороны, и «волостью Чегем», где в употреблении «особливый» язык (сванский?), но «они употребляют и татарский язык», с другой стороны, расположен «народ Соны». В русских документах XVII-XVIII вв. «сонами» называются изредка осетины и постоянно — сваны. То, что в нашем документе имеются в виду не осетины, видно как из точно указанного географического положения «сонов» (Баксанское ущелье), так и из того, что запись четко отличает «сонов» от осетин, которых она называет «дюгорами» и «сюрдюгорами». Указание на пребывание сванов в Баксанском ущелье нельзя считать ошибкой записи, так как лиц, со слов которых она составлена, нельзя заподозрить в плохой осведомленности в вопросах политической и этнической обстановки на территории, которая тогда была объектом постоянных захватнических претензий кабардинских князей. Хорошая осведомленность информаторов составителя документа обнаруживается из самого содержания записи, которая изобилует политико-экономическими и бытовыми подробностями. О баксинских сванах в записи говорится следующее:

«Четвертый народ Соны, живут на вершинах реки Баксана, близ вершин реки Кумы и Кубани. Имеют особливый язык. Носят платье короткое с малыми фалдами, подобное немецкому. Волосы имеют длинные. Многие из оных и до ныне состоят в христианском законе. Есть у них и владельцы. Дорога к ним простирается через Баксан, где живут Большой Кабарды владельцы Магомет Коргокин с братьями, и надобно ехать 3 дня». ⁹

К сожалению, запись не дает указания на северную границу распространения сванов на Северном Кавказе. Ссылка на трехдневный путь ничего не объясняет, так как нам не известен тот пункт, который осведомители считали началом этого пути. Можем только констатировать, что документ никого, кроме сванов, на Баксане не упоминает, а это значит, что территория сванов в начале 40-х годов XVIII в. непосредственно граничила с территорией, населенной кабардинцами. Где же проходила эта граница? Наличие картвельского названия у с. Лашкута (о чем речь шла выше) позволяет считать, что сваны занимали земли от истоков р. Баксан до с. Лашкута включительно, т. е. все Баксанское ущелье до выхода р. Баксан на кабардинскую равнину. Северная граница расселения сванов до XIX в. в области верхней Кубани, исходя из топонимики, намечается ниже слияния р. Теберды с р. Кубанью.

В. И. Абаев в своей последней книге пишет: «Северокавказские, в частности осетинские влияния, являются фактом, с которым полностью следует считаться историку сванского языка». В примечании к этому месту он добавляет, что автору в 1944 г. «приходилось отмечать в сванском, рядом с осетинскими, попутно балкарские, кабардинские и другие северокавказские элементы. Так, сванское wärg «князь» неотделимо от кабардинского work «дворянин». ¹⁰ Нам кажется, что многие северокавказские элементы могли проникнуть в сванский язык именно в ту пору, когда сами сваны занимали часть территории Северного Кавказа. В этом отношении особенно интересно свидетельство В. И. Абаева о термине wärg. Возникает вопрос: почему кабардинское название «дворянина» на сванской почве выросло до значения «князь». ¹¹ Если допустить, что сваны всегда жили только по южную сторону главного Кавказского хребта, т. е. за пределами [80] досягаемости захватнической политики кабардинских князей, то сванское переосмысление термина work останется непонятным. Если же учесть, что сваны в известный период своей истории были непосредственными соседями кабардинцев и занимали ту часть северокавказских земель, которая долгое время являлась объектом захватнической политики кабардинских князей, то подобное переосмысление оказывается неизбежным. Кабардинские князья считали соседние с ними горские племена своими данниками и, как следствие этого, княжеское сословие этих племен кабардинский адат уравнивал в правах не с кабардинскими князьями, а с кабардинскими первостепенными дворянами. Князья северокавказских сванов, в глазах кабардинца XVII-XVIII вв., были поэтому не князья, а только дворяне. Сохранение сванами кабардинского термина work в значении «князь» является не только еще одним подтверждением пребывания сванов на Северном Кавказе, но, кроме того, позволяет высказать предположение, что сваны на Северном Кавказе оказались в числе данников Кабарды.

Хронологические рамки пребывания сванов на Северном Кавказе можно приблизительно установить лишь при учете истории нагорной полосы центральной части Северного Кавказа. Можно считать доказанным, что до татарского нашествия (XIII в.) эта полоса была заселена аланами, говорившими на языке, близком дигорскому диалекту осетинского языка. Известно, что позже здесь обосновались тюркоязычные племена. Можно утверждать, что распространение их по разным ущельям произошло не сразу. Предания считают первоначальным местом поселения их ущелье р. Восточного Черека, где до них, будто бы, жили сваны. Нам кажется, что пребывание тюркоязычного населения в этом ущелье в XIV-XV вв. можно считать несомненным. Такое заключение вытекает из разбора грузинской надписи на золотом кресте из церкви в с. Цховати. В переводе Е. Такайшвили эта надпись гласит:

«Спас цховатский я, Квенипневели эристав Ризия, пожертвовал цховатской пречистой богоматери имение двух дымов в Зенубане с его горами и равнинами. Попал в плен в Басиане и выкупился твоими вещами. Пусть никакой владетель не изменит». ¹²

Ризия Квенипневели сделал пожертвование в церковь с. Цховати в память того, что он, попав в плен «в Басиане», был выкуплен на средства этой церкви. Сел. Цховати, населенное грузинами, находится в верховьях р. Ксани и входит в состав Юго-Осетинской автономной области. Квенипневели — известная фамилия грузинских феодалов (эриставов), владевших Ксанским ущельем. Само ущелье лежит на пути в Северную Осетию, откуда северокавказские горцы не раз совершали набеги на Грузию. Надпись датируется XIV-XV вв.

Е. Такайшвили не понял значения термина «басиан». По его мнению, Ризия был в плену в провинции Басиан, в верховьях р. Аракса (теперь в Турции). Но, во-первых, старая грузинская литература называет басианами тюркоязычное население Восточного Черека (см. соответствующие места в «Географии Вахушта», а также документы начала XIX в., опубликованные в «Актах Кавказской археографической комиссии»). Во-вторых, Ксанское ущелье отстоит от аракского Басиана намного дальше, чем от «басианов» Восточного Черека. В-третьих, частые военные столкновения жителей Ксанского ущелья с горцами центральной части Северного Кавказа [81] были реальным историческим фактом, чего нельзя сказать по отношению к аракскому Басиану. Исходя из сказанного, мы приходим к выводу, что «басиан» цховатской надписи означает то северокавказское тюркоязычное племя, которое и позже было известно грузинам под этим же именем. Уже в начале XVII в. это племя обитало в ущелье р. Восточного Черека. Когда оно там появилось? Цховатская надпись не дает на это прямого ответа. Но из нее видно, что «басианы» жили вблизи нынешней Северной Осетии, так как через нее, видимо, происходила большая часть военных и экономических общений Ксанского ущелья с Северным Кавказом. Северокавказская степь в то время была занята татарами и кабардинцами. Поэтому «басиан» цховатской надписи нужно искать в горах западнее нынешней Северной Осетии, и, скорее всего, в ущелье р. Восточного Черека. Наличие здесь тюрок уже в XIV-XV вв., с одной стороны, и отсутствие более достоверных, чем предания, доказательств пребывания здесь сванов — с другой, приводят к выводу: искать сванское население в истории Восточночерекского ущелья нет достаточных оснований.

Пребывание сванов или собственно грузин в Западночерекском (Хуламо-Бизингийском) ущелье как будто подтверждается грузинской надписью, которую там видел А. Фиркович. Но так как надпись могла быть сделана одиноким картвельским строителем, богомазом или священнослужителем, то вопрос о заселении в прошлом ущелья сванами хотя и не снимается, но остается пока открытым.

То же самое приходится сказать и о Чегемском ущелье, где, кроме башни, построенной в сванском стиле, нет других следов пребывания сванов. Вопрос о сванах на Чегеме и Западном Череке осложняется из-за отсутствия исторических свидетельств. Известно лишь, что в 1743 г. оба эти ущелья были заселены тюркоязычными племенами. Но время появления там этих племен остается неизвестным.

Пребывание сванов в верховьях Кубани и на Баксане подтверждается, как мы видели, не только преданиями, но и топонимикой. В отношении Баксана, кроме того, имеется свидетельство письменного источника. Для датировки пребывания сванов в этих местах интересен «статейный список» московских послов в Мегрелию 1639-1640 гг. Послы Ф. Елчин и П. Захарьев ехали через Кабарду и Сванетию, причем от Кабарды и до перевала через главный Кавказский хребет их путь пролегал по ущелью, населенному тем тюркоязычным племенем, которое позже, начиная с 1743 г., становится известным только в верховьях р. Кубани. Послы не называют реки, по ущелью которой они шли к перевалу. Можно было бы думать, что это была Кубань. Но когда они сообщают, что, перейдя перевал, попали к «сонам» «в деревню Влешкараш», ¹³ т. е. в сванское с. Лашхраш, то становится очевидным, что их путь лежал по Баксанскому ущелью. Таким образом, «Статейный список» Ф. Елчина и П. Захарьева является свидетельством пребывания в 1639-1640 гг. на Баксане не сванов и не урусбиевцев (поселившихся здесь позже), а того тюркоязычного племени, которое с XVIII в. известно в верховьях Кубани. Среди этого племени многие исследователи не раз записывали предания о переселении его с Баксана на Кубань. Приведенный нами документ подтверждает эти предания. Так как запись показаний кумыкского и кабардинских князей 1743 г. уже знает это племя только в верховьях Кубани, то, [82] значит, указанное переселение тюркоязычного племени совершилось в период между 1640 и 1743 гг. В промежутке между этими годами произошло и заселение Баксанского ущелья сванами.

Для того чтобы решить, когда сваны выселились с берегов Баксана, необходимо прежде всего ответить на другой вопрос: с какого времени появились там урусбиевцы?

И. Гильденштедт в 1773 г. дает подробное описание горских племен Северного Кавказа, но ничего не знает ни об урусбиевцах, ни о северокавказских сванах. Из текста его сочинения следует, что Баксанское ущелье в то время вообще не имело постоянного населения, хотя считалось территорией, подвластной кабардинским князьям. ¹⁴ То же самое видим и в сочинении П. Палласа, сведения которого относятся к 1793-1794 гг. ¹⁵ Но последний просто не знал происшедшей после И. Гильденштедта перемены. Во всяком случае, Я. Рейнеггс, путешествовавший по Кавказу до П. Палласа, в самом начале 1780-х годов отметил, что «на баксанских горах... пасут (свой скот. — Л. Л.) 160 бедняков племени Орузпи». ¹⁶ Из приведенных данных заключаем, что урусбиевцы появились на Баксане между 1773 г. (путешествие Гильденштедта) и началом 1780-х годов (путешествие Я. Рейнеггса.) С таким заключением согласуются и данные исторического фольклора урусбиевцев, по свидетельству которых, один из бизингийских феодалов, — Чепеллеу, сын Урусбия Суншева, не поладив с родственниками, переселился во второй половине XVIII в. на Баксан, где пришедшие с ним подданные его стали численно увеличиваться за счет выходцев с верховьев Кубани.

Приведенный материал достаточен для вывода, что не натиск урусбиевцев заставил сванов покинуть Баксан. В ту пору урусбиевцы для этого были слишком слабы. Их переселение на Баксан было переселением на свободные земли. Сваны ушли за перевал задолго до появления урусбиевцев, во всяком случае, до путешествия И. Гильденштедта.

Разбор источников устанавливает, что сваны овладели Баксанским ущельем (на всем его протяжении) между 1640 и 1743 гг., а оставили его (видимо под давлением Кабарды) в период между 1743 и 1773 гг. Пребывание сванов в верховьях Кубани должно быть отнесено к более раннему времени, именно — до переселения сюда тюрок с Баксана, т. е. грубо говоря, до рубежа XVII-XVIII вв. Так как до монгольского нашествия верховья Кубани находились в руках аланов, то появление здесь сванов могло произойти между XIV и XVII вв. К сожалению, более точная датировка пока невозможна.

Согласно дополнению к Никоновской летописи, в 1562 г. 500 стрельцов с головою Григорием Семеновым и 500 казаков при пяти атаманах по царскому приказу ходили вместе с кабардинским князем Темрюком (тесть Ивана Грозного) против недругов последнего. Главным из этих недругов в дополнении к Никоновской летописи назван кабардинский князь Шепшук. В числе «Шепшуковых улусов», т. е. подвластных Шепшуку земель, упоминается взятый у него г. Кован, может быть от ногайского Кобан, что значит р. Кубань. Главная же ценность для нас свидетельства дополнения к Никоновской летописи заключается в указании, [83] что кабардинцы Темрюка вместе с царскими людьми отвоевали у Шепшука много «сонских кабаков», т. е. сванских поселений. ¹⁷

Допустимо ли предполагать, что кабардинский князь Шепшук мог владеть частью закавказской Сванети и что именно ее потом отнял у него Темрюк? Конечно, нет. Дополнения к Никоновской летописи доказывают, что в XVI в. на Северном Кавказе было значительное сванское население. С другой стороны, упоминание этим документом г. Кована дает возможность предполагать, что сваны, входившие в число «Шепшуковых улусов», в середине XVI в. проживали в верховьях Кубани. Во всяком случае это положение согласуется с другими нашими материалами.

Таким образом, на основе приведенных материалов, можно сказать, что расселение сванов на Северном Кавказе до XIX в. не подлежит сомнению.

Комментарии

1. Доклад на сессии по вопросам этнографии Кавказа, 15-21 ноября 1949 г. в Тбилиси.

2. В. Миллер. Археологические экскурсии в горные общества Кабарды. «Материалы по археологии Кавказа», т. I, М., 1888, стр. 77-78; В. Конопасевич. Безинги-Чегем-Джайлык-баши. «Ежегодник Русского горного общества», X, 1910, М., 1914, стр. 82. Фотографии башни см. в журнале «На стройке МТС и совхозов», 1936 г.; С. С. Анисимов. Кабардино-Балкария, М., 1937, стр. 63; газ. «Социалистическая Кабардино-Балкария», 1939, № 192.

3. А. Фиркович. Археологические разведки на Кавказе. «Труды Восточного отделения Археологического общества», т. III, вып. 3, СПб., 1858, стр. 131-132.

4. В. Я. Тепцов. Сванетия (Географический очерк). «Сб. материалов для описания местностей и племен Кавказа», вып. X, Тифлис, 1890, стр. 56, ср. еще стр. 63.

5. В. Я. Тепцов. По истокам Кубани и Терека. Там же, вып. XIV, Тифлис, 1892, стр. 87.

6. М. А. Иванов. В ущелье р. Баксана. «Известия Кавказского отделения Русского географического общества», XV, № 1, Тифлис, 1902, стр. 11.

7. В. Миллер и М. Ковалевский. В горских обществах Кабарды. «Вестник Европы», 1884, кн. 4, стр. 562-568.

8. Одно из таких объяснений в отношении Ушгуля нам известно у К. Ф. Гана. Опыт объяснения кавказских географических названий. «Сб. материалов для описания местностей и племен Кавказа», XL, Тифлис, 1909, стр. 143.

9. «Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института», т. VI, Орджоникидзе, 1934, стр. 31.

10. В. И. Абаев. Осетинский язык и фольклор, т. I, М.-Л., 1949, стр. 303.

11. Как сообщил автору этих строк вице-президент Академии Наук Грузинской ССP А. Г. Шанидзе, сванское wärg означает не только «князь», но и «дворянин».

12. Е. Такайшвили. Археологические экскурсии, разыскания и заметки. «Известия Кавказского отделения Московского археологического общества», вып. IV, Тифлис, 1915, стр. 106.

13. Посольство дьяка Федора Елчина и священника Павла Захарьева в Дадианскую землю. «Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете», II, 1887, стр. 317-318, 337-339 и 374.

14. J. Güldenstedt. Reisen durch Russland und im Caucasischen Gebürge, I, St. Petersburg, 1787, S. 461.

15. P. Pallas. Bemerkungen auf einer Reise in die südlichen Statthalterschaften des Russischen Reichs in Jahren 1793 und 1794, I, Leipzig, 1799, S. 405.

16. J. Reineggs. Allgemeine historisch-topographische Beschreibung des Kaukasus, I, Gotha und St. Petersburg, 1796, S. 263.

17. Полное собрание русских летописей, XIII, 2-я половина. СПб., 1906, стр. 371.