(Приложено к трудам названной комиссии (Архив канцелярии наместника е. и. в. на Кавказе))

1874 г.

По присоединении в начале нынешнего столетия (1806 г.) к пределам России мусульманских провинций Южного Дагестана правительство застало в стране кроме вольных обществ и обществ подвластных ханам еще особые владения: Кайтаг, Табасарань кадиевскую (Северную) и Табасарань майсумскую (Южную). В этих владениях правители народов, или владетели, остатки аравийских завоевателей, не были верховными повелителями народов, и избрание тех правителей каждый раз и утверждение в новом звании зависело всегда от воли всего народа, которого они делались предводителями на войне, правителями и судьями дома.

Правители народов пользовались от народов, подвластных им, различными податями на правах и по примеру соседних дербентских, кюринских и казикумухских ханов и особыми доходами: со свободных пастбищ, торговли и т. п. Расселившимся по селениям однофамильным и родственным себе бекам правители предоставляли следуемые им [148] подати с селений, в которых жили беки, для их существования, и в этих селениях большею частью беки становились сами правителями, судили по маловажным делам и постепенно стали увеличивать повинности, преимущественно при русской власти. Таково возникновение зависимости раят в бекских селениях. Постоянное увеличение повинностей явствует из следующих показаний поселян, отчужденных из-под власти беков в казну селений (одних в 1839 г., а других в 1850 г.) и уже не заинтересованных в отношениях беков к поселянам раятам. По этому предмету 6 ноября 1870 г. поверенные от восьми селений Южной Табасарани (Эти селения суть: Хурзик, Чулаг, Булгам-кент, Экен-диль, Гегнах, Хурюк, Дшарах и Кянзырь), бывших подвластными правителю страны Ибрагим-беку и взятых в казну, показали: «Беки в прежнее время имели право суда относительно раят; виновных раят наказывали, штрафовали. Впрочем, право суда и расправы принадлежало только майсуму; прочие же беки пользовались от жителей только некоторыми работами. Хлебная подать со всех раятских селений поступала майсуму, а от него зависело уступить ее беку, жившему в селении, или оставить за собой. До Ибрагим-бека жители наших селений платили майсуму по одной сабе пшеницы и одной сабе ячменя. На работу выходили только эврезом. Эврез делали как майсумы, так и беки. Когда эврез делал майсум, то выходили и беки, которые, хотя сами не работали, но распоряжались работами. Эврезом (т. е. мирской сходкой) делали: жали хлеб один день в году, один день доставляли на хирман снопы по одной арбе со двора и по одной же арбе в течение года доставляли дрова. Это делали как для майсума, так и для беков. На мельницу хлеб майсума и беков не доставляли, а это делали они своими людьми. При постройке дома бека материал заготовлял он сам, а жители доставляли лес и камень эврезом. Казмы, саманники и заборы мы не делали, но это могли делать эврезом как для бека, так и для майсума. Эврезом работали не только для беков, но и для кевхи (старшина) и всякого жителя, который мог устроить эврез, т. е. работу целым обществом, за что рабочие получают угощение, состоящее из мяса, сыра и хлеба, а если число рабочих незначительно, то делают и плов».

Поверенные 4 селений Северной Табасарани, взятых в казну в 1840 г., в том же 1870 г. и по тому же предмету показали: «“дегъек” (хлебная подать) в бекских селениях состоял из одной сабы пшеницы и одной ячменя, но увеличился впоследствии до настоящих размеров; точно так же и повинности увеличились год от года; прежде они были гораздо легче».

В протоколах 1850 г. бывшей Дербентской комиссии, приобретшей сведения от самых беков, как она оговаривает в введении к своим протоколам (ч. 1), значится, что в 6 бекских селениях Северной Табасарани: Рутул, Курлак, Вартатил, Арак, Хушни и Цуртил — вся повинность поселян в пользу бека состоит только в трехдневной работе, между тем в настоящее время мы встречаем в тех же селениях множество разнообразных податей, повинностей — и произведениями земли, и работами.

Военно-окружной начальник в Дагестане доносил главноуправляющему в 1832 г., что «вследствие предписания последнего состоящая в Табасаранской провинции деревня Нитюг, в числе 26 дымов, бывшая в управлении Заал-бека, поступила в казенное ведомство, с которой владельцам выручалось в год 62 сабы пшеницы, по 2 сабы с каждого семейства, и доставляемо было жителями потребное количество дров; сверх того общество этой деревни обязано было владельцу работать [149] 3 дня в году для жатвы, сенокоса и перевозок хлеба». Что под покровительством местных русских властей в Южном Дагестане беки не только увеличивали постоянно повинности с поселян подвластных им деревень, но совершалось даже вновь порабощение свободных жителей в пользу беков, это видно из того, что когда Самурский округ входил в бывшую Дербентскую губернию, то по просьбе тамошних беков начальники округа заставляли отбывать в пользу просителей повинности людей, совершенно свободных до того, и только благодаря правомерным определениям, установленным в 60-х годах между поселянами и беками, и ограничению без колебаний пределов притязаний беков высшим начальством в крае, предупреждены были опасные последствия возникавших пререканий и столкновений между беками и поселянами в этом округе.

По сведениям, собранным учрежденным в 1843 г. в Тифлисе комитетом об устройстве между мусульманским народонаселением высшего сословия, право переселения поселян без согласия беков было воспрещено при русском правительстве. В числе источников, на которых основано это сведение, показан 1835 г. рапорт дербентского коменданта, управлению которого подлежали Кайтаг и Табасарани — Северная и Южная. Да и по доставленным в Министерство государственных имуществ в 1839 г. генералом Головиным предположениям Совета главного управления о правах владения населенными имуществами совет положительно удостоверил, что поселяне всегда имели право перехода с земель одного владельца на земли другого.

До введения в стране военно-народного управления почти все провинции управлялись через местных беков, без определения прав последних в отношении их к поселянам, и, кроме того, еще со времени бывших дербентских комендантов на беков-правителей была возложена обязанность представлять по своему усмотрению для высылки вредных людей из края, и вследствие этого было, конечно, неизбежно данное русским начальством злоупотребление властью со стороны беков в порабощении населения в отношениях личном и имущественном. Впрочем, если беки-правители резко нарушали обычные права поселян, в таком случае бывали примеры — они отделялись от владения: так, Ахмарлинский магал Южно-Раятской Табасарани передался казикумухскому хану, а сел. Туруф (раятское же, Южной Табасарани, по показанию Ибрагим-бека) отделилось от Табасарани и присоединилось к вольным непокорным обществам в 30-х годах.

Пользование землею русское правительство застало в стране в следующем виде: каждый отдельный поселянин имеет для посевов отдельные участки земли, добытые трудом и борьбою с природой, называемые мюльками. Мюльки эти расчищены из-под леса, колючки, или на плоскости, местами из-под камыша. Мюльки есть и покосные и с рощами леса, поросшего впоследствии вновь. Всех этих видов мюльки каждый хозяин искони привык считать своею неприкосновенною собственностью. Мюльки наследуют в роде, продают, кому хотят, завещают, в том числе в пользу мечети, и дают в удовлетворение как плату по кровомщению. Повсюду такой порядок пользования мюльками, как в селениях узденских, свободных обществ, в бывших подвластных ханам, так равно и в раятских, подвластных бекам. Только в последних, т. е. бекских, селениях при русском правлении и русскими властями сделаны ограничения в правах продажи мюлька поселянином; при переселении в Турцию раят по жалобам беков поселянам запрещено продавать мюльки посторонним, и только дозволена продажа односельцам, чему, впрочем, они фактически не подчиняются и продолжают продавать свои [150] мюльки и на сторону. Поселянам же селений Улусского магала тоже недавно дербентскою полицейскою властью вовсе запрещено совершать кому бы то ни было продажи своих мюльков, правда, существовавшего у них в обычае издревле. Несмотря на подобное ограничение прав населения, делавшееся русскими властями по домогательствам беков, последние никогда не посягали на неотъемлемое и освященное временем и обычаями всех дагестанских горцев право поселянина распоряжаться всегда и как ему угодно своим мюльком и по своему усмотрению, бывшего большею частью и первым приобретателем земли, которую сами беки покупали у подвластного своего раята. Это положение о нерушимости прав поселянина на свой мюльк, т. е. участок земли, обращенный из непроизводительного в производительный большим трудом корчевания и удобрения (Надо заметить, что расчистка земель из-под леса или колючки и кустарника для обращения в пахотные наемным трудом обходится почти вдесятеро дороже, чем стоит обыкновенно то же количество открытой и удобной пахотной земли тут же по соседству), подкрепляется следующими показаниями самих беков и поселян, последних большею частью давно освобожденных из-под зависимости беков отчуждением их в казну, одних в 1839 г. и других в 1850 г., а потому уже незаинтересованных в отношениях к беку. 1870 г. ноября 10 дня южнотабасаранский бек Ших-Али-бек-Кирхляр-Куси-Майсум-оглы, 50 лет, показал настоящей комиссии, что «беки имеют при селениях свои мюльки, которые они купили у раят или достались им после смерти раят, не оставивших наследников, или от бежавших».

1870 г., 27 октября, южнотабасаранский бек юнкер Мустафа-бек карчагский также показал, «что земли в раятских селениях всегда находились во владении поселян; беки же имеют свои отдельные участки, которыми пользуются сами; не во всех селениях беки имеют земли около селений».

Вышеупомянутых бывших Ибрагим-бека восьми селений поверенные в 1870 г. показали: «Пахотные, покосные земли и сады составляют мюльки, собственность каждого хозяина; леса же и выгоны составляют общественную собственность каждого отдельного селения. Мюльки мы продаем и покупаем свободно. В прежнее время раят мог уходить из селения только тайно — в таком случае имение бежавшего, если у него оставались наследники, переходило к ним; но если наследников не оставалось, то такое имение поступало иногда беку; если же общество было сильнее бека, то брало имение себе и потребляло его на богоугодное или общественное дело. Бек не имел права выгонять раята из селения по своему желанию, но он мог его притеснять до того, что раят должен был сам бежать из селения».

1870 г. 15 октября поверенные обществ селений Ерси, Нитюг, Хели-Пенджик и Цанак (Эти селения взяты в казну в 1839 г. за измену их бека) показали настоящей комиссии: «'Пахотные и покосные места наши составляют частную собственность и мы имеем право продавать их, кому пожелаем; имеем отдельные выгонные места, а также общественный лес каждое селение имеет отдельно. Бекские раяты — полные хозяева своих мюльков, и они распоряжались ими как хотели: бекский раят не мог уходить из своего селения без позволения своего бека, сам же бек никогда не выгонял раята, но так его притеснял, если был им недоволен, что сам раят убегал, и недвижимое имение такого раята поступало в пользу бека; по смерти же бежавшего это имение делилось между его наследниками по шариату. Выморочные имения поступали беку».

В отзыве своем кайтагский бек Гатам-бек Уцмиев 10 октября 1865 г. говорит, «что жители подвластного ему сел. Деличобан кроме [151] общественной земли, переделяемой по его, бека, распоряжению поровну между жителями, имеют собственные земли — мюльки, которые оставались за жителями при переделении общей земли, в каком бы большом размере последние ни были».

Вследствие жалоб деличобанцев на притеснение их беком вызванные в Кайтаго-Табасаранское окружное управление почетные жители из бекских селений Терекемейского магала Кайтага между прочим показали, «что все земли, деревнею занимаемые, принадлежат беку, с разрешения которого они делят между собой по числу рабочей скотины, полагая на каждую по 50 саб (исключая мюльков, составляющих их, жителей, отдельную собственность, которую они вправе перепродавать, не отчуждая, впрочем, в другие деревни), за каковую, т. е. общественную землю, отбывают беку повинности. Из общественной земли под свою распашку никто из беков никогда не занимал. Бек вправе отобрать у жителя землю, если таковая досталась ему по наделу, а на мюльки этого права не распространяют».

Касательно пользования ненаселенными землями и лесами и прав беков и поселян на такие земли в делах комиссии находятся следующие сведения: жители раятских селений Дерилинского магала, Южной Табасарани в 1870 г. заявили, что находившиеся в обладании Ибрагима-бека ненаселенные земли в этом магале (11 ятагов) образовались почти все из шести ненаселенных земель, отобранных у поселян Ибрагим-беком, всемогущим под покровительством русской власти.

В 1839 г. обществом Рукель (Северной Табасарани) подана просьба военно-окружному начальнику в Дагестане о том, что обществу этого селения принадлежали 6 ятагов (пастбищных земель), из коих четыре — Абас-ова, Али-Мурат, Гаджи и Гизич — взяты в казну, а двумя, Тулаун и Хашкеры, завладели Гусейн-бек и Алич-Помаз-бек, прося о возвращении обществу тех земель. Из возбужденной по этому предмету бывшею Каспийскою палатою государственных имуществ в 1843 г. переписки видно, что четыре ятага действительно взяты в казну и отдавались в откупное содержание с 1828 г., а независимое [от] подачи рукельцами означенного прошения уже в Дербентском городском суде было в рассмотрении дело о самовольном завладении умершим поручиком Гусейн-беком и другими лицами землею, принадлежащею четырем казенным ятагам. Справедливость иска рукельцев не была обнаружена тогда, и дело оставлено без последствий. Рукельцы в своем объяснении в 1843 г. по поводу своего иска между прочим объяснили, что «поданную ими просьбу по этому делу в 1839 г. написал им кадий штабс-капитан Иса-бек (он же бек сел. Рукель и правитель всей Северной Табасарани) и о возврате их обществу взятых в казну четырех ятагов они не просили, а только о завладенных двух частными лицами; а если Иса-кадием было прописано о возвращении и других четырех ятагов, то об этом помещено в прошении или по ошибке, или по умыслу Иса-кадия в свою пользу.

Дербентский военный губернатор в 1851 г. 1 марта между прочим доносил командующему войсками в Прикаспийском крае и управляющему гражданской частью касательно пастбищных земель Этекского магала Южной Табасарани, что доход за пастьбу получал правитель страны, а пахотные земли их правитель, подобно майсумам, отводил по усмотрению своему в виде поощрения: бекам, старшинам, нукерам и бедным поселянам бесплатно.

В 1848 г., 30 октября, комиссия бывшей Дербентской губернии, не входя в рассмотрение поземельных прав сословий страны, сперва объявила вообще бекам всех провинций, входивших в губернию, а также [152] Кайтага, Табасараней, Северной и Южной, через правителей-беков провинций о том, что в силу высочайшего рескрипта 1846 г. утверждаются за ними все подвластные им населенные и ненаселенные имения, и затем уже требовала от них объяснений, чем они владеют и какими пользуются доходами. Этот прием бывшей комиссии был причиной, что беки повсюду стали считать себя признаваемыми русской властью собственниками и там, где они никогда прежде не думали претендовать, что привело к чрезвычайной запутанности отношений поселян к бекам и неумеренно возрастающим притязаниям со стороны беков, которые и стали ожидать затем бесповоротного и окончательного утверждения за ними земель и поселянских, не думая о том, какие затруднения могло бы встретить правительство при вручении им утверждаемого за ними и введении соответствующих мер.

Однако правители-беки, именовавшиеся в народе майсумами, кадиями и пр., в своих объяснениях, затребованных Дербентской комиссией, не устраняли прав народа на землю. Так, севернотабасаранский кадий и правитель Исмаил-бек в своем донесении 1848 г. объяснил между прочим, «что все обработанные и необработанные земли, лежащие в окружностях его и подведомственных ему беков деревень, принадлежат обществам оных». Правитель же Южной Табасарани Султан-Ахмет-бек по запросу дербентского военного губернатора о правах его, бека, на землю и доходы доносил в 1851 г., что доходы ничтожны (Впрочем, известно членам комиссии частно, что Султан-Ахмед-бек, домогаясь особого пособия от правительства и надела его землею, несколько умалял получаемые им доходы), всего по сабе ячменя и пшеницы со двора и два дня работы в году, а на землях подвластных ему деревень, если посторонний станет распахивать и сеять пшеницу и марену, то такой должен платить ему 1/10 часть с урожая, а с жителей принадлежащих ему деревень он не вправе требовать этого.

С 1848 г., хотя беки и увеличивали, сколько могли, повинности в подвластных им селениях под давлением и покровительством родственных им правителей из беков и величали себя перед русским начальством собственниками всех земель, однако на деле и среди народа открыто не заявляли себя владельцами не только поселянских земель, мюльков, но оставались почти всегда в стороне при поземельных спорах им подвластных сельских обществ за леса и вообще ненаселенные земли, и сами судились и судятся с подвластными им поселянами за угодья подвластного им селения и другие ненаселенные земли (ятаги) в диванных, или обычных своих окружных судах, и проигрывали иногда такие иски своим поселянам, что и видно из следующих случаев.

По жалобам жительки сел. Рукель Лейлы-Мамед-кизы на отобрание у нее Гасан-беком рукельским наследованных ею от отца 4 солено-озерных участков в 1859 г. по состоявшемуся в том году при бывшем Дербентском уездном правлении шариатскому суду возвращены те участки жительке Лейле-Мамед-кизы.

В 1869 г. в Кайтаго-Табасаранском окружном суде разбиралось дело за часть ненаселенной земли, части ятага Кала-Сувар, оспаривавшейся Гемейдинским обществом от своего бека.

По поземельному спорному делу в 1869 г. между обществами селений Мугатыр и Рукель спорящими сторонами были признаваемы общества селений, а не беки; из разбора этого дела видно, что еще в отдаленное прежнее время были выбираемы Векилями (посредниками поверенными) Абдуразах-кадий, Айда-кадий и Шемаил-кадий для [153] решения этого спора между обществами тех селений, а не между беками, оставшимися в стороне, каковыми посредниками были постановляемы маслаатские решения.

По одному поземельному спору между жителями селений Лиджа и Хушни по жалобе первых на завладение их землею обществом сел. Хушни и беком этого селения в потребованном начальником округа от хушнинского бека объяснении последний называет оспариваемые земли принадлежащими хушнинским жителям по участкам, отдельным хозяевам.

Между жителями селений Рукель и Аркит возникает в 1867 г. поземельный спор, для решения которого требуются в суд поверенные тех обществ, а не беки.

По поземельному спору между обществами селений Кемах и Зидиан вызываемые были в диван (суд) для решения спора поверенные тех обществ, а не беки.

В представлении дербентского градоначальника начальнику Дагестанской области 17 сентября 1865 г. № 1620 между прочим сказано, «что Митагинское общество подало прошение, в котором просит разобрать дело о продаже их бекам-дербентцам земли, принадлежащей до того обществу сел. Митаги».

Кроме того, следующие о поземельном споре предупредительные послания сельских обществ друг другу (по почину которых начинаются иски в судах) характеризуют положение и участие поселян и их беков в подобных делах.

По-арабски написано от имени гимейдинского старшины и общества на имя общества Мугатырского по поводу возникшего между жителями селений Гимейды и Мугатыр спора в 1869 г. (надо заметить, что оба эти селения подвластны совершенно различным бекам): 1) «Наша просьба к Вам: во-первых, чтобы Вы не переходили границу и не рубили бы лес наш, который между нашими землями есть граница, и границы значатся в следующих местах, а именно: от Беюк-Ноура до Кадаш-Маруча и отсюда до Валеет, Новура. Просим Вас великодушно: не переходите означенных границ по тому уважению, чтобы между нами не было неприятного столкновения, а также жалоб начальству, и устраните нас от этих неприятностей. В случае невыполнения Вами нашей просьбы дело без столкновений и жалоб не обойдется. Подписали: старшина общества». 2) Ответ по-арабски же (сказано, что написан со слов бека) гимейдинцам от мугатырцев, т. е. от общества обществу: «Напротив, граница, которую вы указываете между нашими землями, не есть граница, а наша граница значится с Гайсан-Дары, и до этого времени до этого места пользовались и пользуемся мы».

Полагаю, из всего приведенного видно, что беки в Южном Дагестане никогда не были собственниками земель и угодий подвластных им деревень, а пользовались по предоставлениям владетелей, или глав народа, следуемыми последним податям и особыми их преимущественными доходами в районе предоставленных бекам селений, т. е. кроме податей платой за право торговли, за пастьбу посторонних на свободных пастбищах, штрафами по преступлениям, — словом, тем же, что следовало главе народа, или владетелю, если только можно именовать так лицо, избираемое самим народом. Земля же в необработанном виде составляла собственность целого владения или народа; только обработанные участки становились собственностью того хозяина, чьим трудом и издержками земля становилась удобной для посевов и производительной, будучи расчищенной из-под леса, без различий, был ли хозяин бек, уздень или житель зависимого от бека селения (раят) и коренной ли [154] житель или пришелец, вновь поселившийся в деревне (Деревни почти все образовались до появления в стране аравийских завоевателей, только терекемейские в Кайтаге — при последних, но в очень отдаленное время; несколько в Кюре и Табасарани — в недавнее время при русском правлении); все равно, он, обращая ее из неудобной в производительную и плодородную, становился как бы приобретателем земли — собственником ее.

Вообще для образования и утверждения в стране (какой-либо) права частной собственности оно должно получить санкцию верховной власти. Главы же народов, или владетели, будучи избираемы и утверждаемы самим народом, не имели верховной власти, а потому и не могли жаловать земель своим однофамильным бекам, а оказывали им только свое покровительство, уделяя собственные доходы.

Кюринский и Самурский округа не входили прямо в состав бывшей Дербентской губернии, почему адатные, или обычные, отношения здесь поселян к своим бекам и не были, как в других частях, запутаны вмешательством русских властей, не знакомых тогда с бытом народа. В особенности же менее противоречий и запутанности отношений представляется в Кюринском округе, где до 1862 г. хан был строгим сберегателем и блюстителем адатных отношений и прав каждого. Здесь беки при опросах прямо заявили, что земли подвластных им селений — мюльки принадлежат собственно, поселянам, несмотря на то, что и здесь беки пользовались и пользуются множеством разнообразных податей и повинностей и доходами, а также, и в особенности, правом распоряжаться по своему усмотрению выморочным имением, собственно проистекающим из права управления; по таковому же праву беков в других провинциях придается важное значение, как одному из существенных доказательств права собственности беков на поселянские земли.

Полагаю, что и местное начальство никогда не смотрело на беков в Южном Дагестане как на полных собственников не только поселянских земель, но и пастбищных (ятагов, или кутанов), а как на пользующихся по своему привилегированному положению особыми, присвоенными их званию доходами, всегда отказывало им в излишних притязаниях. Так, по жалобе кайтагского бека о совершенной распашке его кутана (пастбищной земли) Измаил-кутана джемикентцами и лишении его от того доходов состоялось решение обычного окружного суда, по которому истцу предоставлено только одно право пастьбы на нераспаханных частях ятага (а ятаг распахан почти весь). Решение это за отсутствием главнокомандующего утверждено генерал-адъютантом Карповым. (Дело дербентского военного губернатора 1859 г. № 95 и Дербентского уездного правления 1860 г. № 62.)

Когда вследствие притеснений кайтагского бека деличобанцев отношения последних к беку дошли до крайнего раздражения, то начальством края было разрешено в 1866 г. поселянам выселиться с правом распорядиться движимым и недвижимым своим имением по своему их, поселян, усмотрению; и бек принужден был войти в соглашение с поселянами и кончить свой спор с ними, по обычаю, по маслаату, т. е. миролюбивым соглашением... (Пропуск в документе нескольких строк).

Совет Главного управления наместника кавказского при обсуждении и разрешении вопросов, какие именно земли в Закавказском крае могут подлежать на основании высочайшего рескрипта 6 декабря 1846 г. утверждению за беками, имел в виду два положения: земли принадлежат бекам или казне, и последний случай облегчил способы обеспечения беков, при признаваемом за рескриптом характере пожалования. [155] Но совет решительно не имел в виду таких земель, особые обычные права приобретения, пользования и распоряжения которыми поселян, приближаясь к правилам поселян-собственников, устраняют, по-видимому, притязания одинаково как беков, так и казны, как это встречается во всем Дагестане (и в Южном)

Одни доходы, извлекаемые беками с подвластных им селений, и в Закавказском крае не были признаваемы за несомненные доказательства права частной собственности беков на населенные имения. Это следует из того, что князь Воронцов в данной по этому предмету инструкции шемахинскому губернскому начальству и препровожденной также для руководства и исполнения и дербентскому военному губернатору для применения в крае к бекским имениям (утверждаемым за ними по силе рескрипта 1846 г.) и введения в них высочайше утвержденных 20 апреля 1847 г. положений Кавказского комитета об отношениях между владельцами земли и живущими на ней поселянами, оговаривал в той инструкции, что «положения сии не касаются вовсе тех [беков], кои, не имея права собственности на землю, пользуются доходами или повинностями от поселян только по праву управления ими либо потому, что поселяне считаются у них в личной зависимости, хотя и не пользуются их землею». По обстоятельствам, не предусмотренным теми положениями, инструкцией предписывалось: «собрать подробные и обстоятельные сведения по возможности о тех родах и видах владения или пользования доходами либо повинностями с поселян, на которые не распространяется сила вводимых в действие положений, но которые существуют на практике, происходя либо от права управления, либо от личной последних зависимости».

«Доходы по этим случаям, — указывалось инструкцией, — сохранять в настоящем положении без изменений и вместе с тем представить основанное на освященных временем обычаях страны и согласованное с духом вводимых выше положений заключение о том, какое именно постановление высшей власти следовало бы испросить относительно таковых случаев для дальнейшего времени». Да и позже в представлениях князя Воронцова в Кавказский комитет и удостоенных высочайшего утверждения в 1858 г. между прочим сказано, что «права беков на доходы от поселян должны проистекать из права собственности на землю». Таким образом, доходы и повинности поставлены в зависимость от права собственности владельца и являются уже не основанием того права, а последствием права владельца на землю, предполагаемую несомненно в его действительном обладании и полном распоряжении.

В изложении хода дела об утверждении поземельных прав беков, составленном в 1868 г. в Главном управлении наместника по управлению государственными имуществами, в примечании на стр. 18-й, сказано: «...если земли находятся в пользовании и распоряжении жителей, а последние состоят только в зависимости от беков, то они не подходят под правила 1-го пункта рескрипта 1846 г., которыми требуется, чтобы владельцы обладали землями». Кавказский же комитет (по поводу представлений князя Воронцова о пожаловании кюринским и казикумухским бекам деревень в потомственное владение), отказав в этом, нашел, что «высочайшим рескриптом 1846 г. разрешен возврат бекам, агаларам и прочим владельцам тех населенных имений, кои были у них отобраны, но правительство не предполагало вовсе теперь раздавать бекам в вечное и потомственное владение те имения, коими беки сии прежде не владели. Комитет всегда прежде признавал и теперь признает подобную раздачу имений неудобною и не согласною с видами правительства». (См. журн. Кавказск. комит., 29 апреля 1848 г.) [156]

Поэтому всему я полагаю, что ни сам князь Воронцов, смею думать, ходатай за беков, ни Главное управление наместника, ни Кавказский комитет никогда не признавали и не допускали возможности утверждения за беками такого вида поселянских земель, какие мы встречаем в Южном Дагестане.

Еще в начале дела об устройстве в крае высшего мусульманского сословия, в отзыве статс-секретаря Позена, 31 января 1844 г. к генералу Головину, было указано, что его величество блаженной памяти государь Николай I изволил выразить желание, чтобы настоящие отношения крестьян к владельцам в мусульманских провинциях не были изменены в большее отягощение крестьян, и, кроме того, неоднократно было обещиваемо в крае правительством сохранение за всеми сословиями их обычных прав, разумеется насколько последние не противоречат основным законам империи; и это видно из прокламаций и обращений к народам Южного Дагестана в 20-х годах генерала Ермолова, о каковом сохранении обычных прав населения он упомянул даже в выдаваемых им документах по предоставлениям за заслуги бекам имений именем его императорского величества. Обыкновенно же генерал Ермолов в таких случаях давал только имения, отобранные от других изменников беков, и новому беку предоставлял извлекать только те выгоды с предоставленного имения, кои, по обычаю, извлекал прежний бек, но более никогда, без сомнения, не лишая поселян присущих им обычных прав их.

Среди горского населения Кавказа, где только ни разрешался поземельный вопрос нигде до сих пор не представилось основания к утверждению населенных и ненаселенных земель лицам привилегированного сословия по рескрипту 6 декабря 1846 г., так как повсюду найдено, что все сословия были равноправны в пользовании землею, и правительство, уважая веками освященные обычные права горских народов, верное своим обещаниям сохранить за всеми те права, признало справедливым там, где земля была всецело достоянием всего народа, как, например, в Кабарде, чтобы аульные общества и князья были просто наделены землями, особо на праве частной собственности; а где каждый житель, к каковому бы он сословию ни принадлежал, являлся отдельным хозяином участка наследованной земли, завоеванной борьбою с природой им самим или его предками, как, например, в Сухумском отделе, там за всеми жителями как высших, так и низших сословий утверждены на праве полной частной собственности усадебные, пахотные и возделанные садовые земли, составляющие, по местному народному обычаю, частную собственность каждого лица или дыма, а лица привилегированного сословия, кроме того, наделены еще особо добавочными участками земли (см. ст. 24 высочайше утвержденного в 1870 г. положения о прекращении личной зависимости и поземельном устройстве населения в Сухумском отделе), а затем все остальные свободные ненаселенные земли и леса признаны за государственные имущества, хотя на неопределенное время, и оставлены в бесплатном и обычном пользовании народа до тех пор, пока благосостояние их дозволит в будущем обложить их особою податью собственно за эти земли, как в Кабарде или Сухумском отделе. Эти разрешения вполне отвечают высочайше утвержденным 24 июня 1830 г. правилам, данным для лезгин Джаро-Белоканской области, в коих сказано в § 4, «жителям сохранить прежние права и преимущества, поколику сие будет согласно с законами и уставами Российской империи» и в § 5: «привесть в известность всякое общественное имущество и обратить оное в пользу казенную».

Полагаю, что было бы несправедливо в отношении к народу утверждать, как полагает комиссия, за беками в подвластных им [157] селениях в Южном Дагестане обработанные участки — мюльки поселян, которые были в большинстве первыми приобретателями этих земель и которые они чрезвычайным трудом расчистки и корчевания из-под леса и удобрением обратили в производительные угодья, наследовали, завещали родным и мечетям, продавали всякому, равно и беку, как бы постороннему, и, быть может, эти самые мюльки поселянин получил как плату, по обычаю, в удовлетворение за пролитую кровь убитого его брата, отца или сына. Равно было бы несправедливо утверждать за беками же, как полагает комиссия, на праве частной собственности и те отдельные пастбищные земли и леса, которыми пользовались поселяне (за исключением некоторых захватов беками прежде при русской власти) беспрепятственно, где и как хотели, и за каковые земли поселянские общества вели иски сами от себя и между собой с 1839 г. до наших дней и не подозревали, что беки когда-нибудь будут присваивать в свою собственность те земли, которые сам кадий, правитель Северной Табасарани, в своем донесении в 1848 г. русскому начальству и в ведомости пастбищных земель называет целую группу земель (7 ятагов) прямо принадлежащими обществу селения, выговаривая в свою пользу только несколько других таких земель (4 ятага), и из этих последних некоторые при очевидности захвата уже взяты впоследствии в ведомство казны. Надо заметить, что наследник этого кадия в настоящее время присваивает, безусловно, все без исключения эти земли, т. е. и те, кои отец его показывал вовсе не ему, а поселянскому обществу принадлежащими.

Европейские правительства, частью из политических видов и частью по незнакомству с бытом народов, в своих азиатских владениях действительно приравнивали местные привилегированные сословия по поземельным правам к европейским землевладельцам и таким образом создавали там в пользу того сословия небывалые у них прежде права.

Относительно поземельных прав беков закавказских мусульманских провинций главный докладчик член совета Главного управления наместника Смиттен, в рапорте своем наместнику от 10 ноября 1859 г. удостоверял, что в бывших Шемахинской и Дербентской губерниях частной населенной поземельной собственности никогда не существовало, и что в рескрипте 1846 г. говорится об обладании землями, а не о владении ими и владении доходами за управление деревнями и кочевьями, и рескрипту нельзя усвоить смысла отнять у сельских обществ вековые их земли и утвердить их за беками, когда последние не обладали и не владели населенными землями. А вслед за тем директор Департамента государственных имуществ при докладе своем наместнику 2 марта 1860 г. по этому предмету и в представленной им подробной записке своей о ходе дела об утверждении земель за беками Бакинской и бывшей Дербентской губернии высказал между прочим, что «нельзя не признать и не сожалеть, что дарование поземельной собственности одному, и притом малочисленному, классу людей послужит значительным стеснением для другого, многочисленного класса, т. е. крестьян, которые искони веков пользовались теми землями, отбывая бекам одинаково повинности с теми крестьянами, земли которых не состояли в зависимости частной». Однако совет Главного управления остался при том мнении, что рескриптом 6 декабря 1846 г. создается право частной собственности лишь привилегированного сословия в закавказских мусульманских провинциях, и однажды в Кавказском комитете в 1846 г. при рассмотрении подробностей положения, представленного князем Воронцовым по этому предмету, — при возникших между членами комитета различных возражениях против того предположения, — министр внутренних дел заметил что «в настоящем случае совершается не утверждение за беками [158] земель, а всемилостивейшее дарование им оных, потому что земли везде в Азии составляют собственность правительства». Хотя позже комитет в полном составе своем выразил ясно, что рескриптом 1846 г. правительство не предполагало вовсе раздавать бекам населенных имений» коими прежде они владели, как это и видно из вышеприведенного об этом из журнала комитета 1848 г. ... (Документ не окончен).

Рукописный фонд ИИЯЛ, ф. 1, оп. 1, д. 215, лл. 7-14.