ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА НАЧАЛЬНИКА ДАГЕСТАНСКОЙ ОБЛАСТИ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМУ КАВКАЗСКОЙ АРМИЕЙ О МЕРАХ ПО ОГРАНИЧЕНИЮ КРЕПОСТНОГО ПРАВА В ДАГЕСТАНЕ

30 марта 1861 г.

Генерал-фельдмаршалу князю Барятинскому.

В Дагестане, как и во всех горских обществах Кавказа, существует до сих пор класс рабов в обширном смысле этого слова. Он образовался большей частью из пленных христиан, захваченных в хищнических набегах, и находится в самом унизительном состоянии, какое только можно создать для человека. Рабы и рабыни считаются принадлежностью владельцев своих, как всякое другое домашнее животное, с которыми хозяин вправе поступить, как он хочет. Их личность ограждается одним только интересом владельцев, и они берегут невольников своих не потому, чтобы могли ответствовать за их обиды, увечье или даже смерть, а потому, что, лишившись раба, понесут материальный ущерб.

Несмотря на такие отношения владельцев к рабам своим, эти последние выносили свое положение довольно терпеливо. По долговременному существованию между горцами невольничества поколения рабов росли в таких понятиях, которые уничтожали в них всякое сознание человеческого достоинства, и они только изредка решались выражать тягость своего положения жалобами на владельцев и побегами от них.

В последнее время жалобы рабов и рабынь стали повторяться чаще, и некоторые из них бывают столь возмутительны, что местное начальство не может не вступиться за обиженных, и как каждое подобное заступничество влечет за собой нарушение прав владельцев, установленных обычаями страны, то начальствующие лица поставлены бывают в крайние затруднения, по неизданию до сих пор правил о том, в каких случаях и в какой степени они могут ограждать рабов от произвола владельцев.

Одним из весьма замечательных примеров подобного затруднения может служить следующее. Вдова одного из беков, жительствовавших в сел. Кумтор-Кале владения Тарковского, Меседи-бике, при выделе ей вдовьей части получила от племянников мужа своего между прочим 9 душ невольников. Невольники эти состояли: из старика Амир-хана, 70 лет, родившегося в сел. Кумтор-Кале и всю жизнь служившего в доме мужа Меседи-бике; из дочери его Маны, 35 лет, рожденной от невольницы, и семи человек детей ее, рожденных от брака со свободным человеком, кумторкалинским жителем Янгиурчи.

По дагестанскому обычаю, дети невольницы, рожденные от брака со свободным человеком, обращаются в рабство того же владельца, кому принадлежала мать, и потому дети рабыни Маны составляли собственность того дома, которому принадлежала она сама, и на этом основании переданы вдове своего бека.

Такой переход их в собственность вдовы не подал бы, по всей вероятности, никакого повода к жалобам, если бы она вскоре после того не вознамерилась переехать на жительство из сел. Кумтор-Кале на Кумыкскую плоскость в дер. Андреевскую и не потребовала, чтобы доставшиеся ей люди следовали за ней.

Затрудняясь оставить свое родное селение, в котором он имел [12] давнишнюю оседлость и хозяйство, и не желая расстаться с женой и детьми, муж Маны, Янгиурчин, стал сопротивляться в выдаче своего семейства и требовал, чтобы оно оставлено было в услужении беков в сел. Кумтор-Кале; но беки не обратили внимания на это естественное требование и, насильственно взяв жену и детей его, отправили связанных на Кумыкскую плоскость. Причем владелица их высказала еще угрозу, что распродаст всех их в разные руки.

Теряя в один раз и навсегда жену и семь человек детей, Янгиурчи и престарелый тесть его прибегли к заступничеству предместника моего генерал-адъютанта барона Врангеля. Понятно, что он не мог отказать просителям в своем участии и немедленно отнесся к местному начальству Кумыкского округа о возвращении семейства Янгиурчи на прежнее жительство с тем, чтобы оно оставалось в тех же отношениях к кумторкалинским бекам, родственникам мужа Меседи-бике, в каких находилось до вывоза его в Кумыкский округ, а Меседи-бике определено было соответственное денежное вознаграждение.

Но посредничество это не было уважено, и, согласно домогательству владелицы семейства Янгиурчи, жалоба сего последнего передана была на разбирательство Дагестанского народного суда.

Народный суд, рассмотрев жалобу Янгиурчи и сообразив оную с существующими в Дагестане обычаями, решил это дело, как и следовало ожидать, в пользу Меседи-бике.

Таким образом Янгиурчи потерял всякую надежду возвратить к себе при содействии русской власти свое семейство; и теперь остается у него одно последнее средство — выкуп, но и этим средством по крайней своей бедности он не может воспользоваться.

Само собой разумеется, что правильность этого решения суда нельзя подвергать никакому сомнению, так как оно опирается на народные обычаи, которые заранее указывали на такой исход дела, но тем не менее у человека, у которого взяли жену и семерых детей, нельзя отнять права оплакивать и до сих пор свое положение, и невозможно не сочувствовать его несчастью.

Положение это есть неизбежное последствие права, поддерживаемого народными обычаями дагестанских племен и еще не отмененного нашим правительством; поэтому-то справедливые Жалобы здешних жителей, поставленных в одинаковые с Янгиурчи условия, и обращаются на эти обычаи, установившие такие неестественные и возмутительные отношения между людьми.

Но в то же время они, имея перед глазами столько фактов силы и могущества русской власти, не могут не быть поражены самым странным образом, что эта же самая власть, сознавая всю правоту их дела, не может или не желает оказывать им никакой защиты к сохранению естественных прав. Им трудно или почти невозможно понять, что, не отменив или не ограничив предварительно существующее в Дагестане крепостное право, невозможно избежать тех последствий его, которыми нарушаются основные правила человека и на которые они так справедливо жалуются. Поэтому некоторая доля жалоб массы народа будет отнесена и на правительство.

Факты, подобные вышеописанному, могут повторяться до тех пор, пока действующее здесь крепостное право не будет ограничено в некоторых своих последствиях, и всякий раз три подобном случае представителю русской власти в этом крае придется выслушивать те же жалобы и нарекания, а народу недоумевать о значении и силе правительства.

А между тем поддержание в народе без всякого колебания уважения к силе и значению нашей власти и внушение горцам веры в [13] справедливости нашего суда во всех возможных случаях, конечно, должны быть, как и везде, главной заботой правительства.

Поэтому постепенное ограничение крепостного права в Дагестане делается ныне необходимостью в одних уже этих видах, не говоря о том, что оно в настоящей его силе не сообразно ни с духом времени, ни с достоинством нашего правительства.

Ограничение же это, по мнению моему, может состоять первое время в том: 1) чтобы владельцы крепостных людей или рабов в Дагестанской области не иначе могли продавать, дарить или иным способом отчуждать своих крестьян, как целыми семействами, а не порознь отдельными членами и 2) чтобы крепостная женщина, вышедшая замуж за человека свободного состояния, не могла быть разлучаема с мужем без согласия сего последнего, а дети, рожденные от их брака, — без обоюдного их согласия.

Ограничения эти, будучи достаточны для начала присвоения классу рабов в Дагестане общечеловеческих прав, могут быть объявлены теперь же, без всякого затруднения, и потому, представляя Вашему сиятельству о вышеизложенном, имею честь испрашивать разрешения.

ЦГИА ГрузССР, ф. 416, оп. 3, д. 1034, лл. 1-3. Копия машинописная.