АРМЯНСКОЕ ВОЙСКО В XVIII ВЕКЕ. ИЗ ИСТОРИИ АРМЯНО-РУССКОГО БОЕВОГО СОДРУЖЕСТВА. DrevLit.Ru

III

Если видные деятели армянского освободительного движения со всей определенностью начали ориентироваться на Россию с конца XVII и. начала XVIII вв., то это вовсе не значит, что вообще русская ориентация; армянского народа начинается лишь с этого времени. Неоспоримые исторические факты свидетельствуют о том, что русская ориентация армянского народа имеет глубокие корни, восходит к далекому прошлому и является; плодом вековых экономических, культурных и военно-политических связей и сотрудничества многих поколений.

Публикацией документов и материалов сборника «Армянское войско в XVIII в.» мы ставили перед собой задачу с помощью достоверных материалов ознакомить читателя с историей одного из самых организованных боевых полков общего армянского войска, возрожденного усилиями, и на средства армянского народа в годы подъема армянского освободительного движения около 250 лет тому назад, стремились ознакомить его с историей армянских воинских соединений, сотрудничавших с русскими, войсками.

Эти воинские соединения на протяжении почти 50-ти лет практически осуществляли на поле боя военно-боевое содружество армянского народа с сыновьями русского, грузинского, украинского и других народов, вписали ряд ярких страниц в историю и оставили поколениям добрые традиции.

Для того, чтобы стало понятным все значение этого знаменательного события в многовековой истории армяно-русских отношений вообще, и восстановления вооруженных сил армянского народа в частности, следует хотя бы вскользь обратиться к тем фактам, которые играли значительную роль на протяжении многих веков в деле обоюдного сближения наших народов и установления взаимного доверия.

Обычно, когда делается попытка определить время и характер вековых связей и отношений народов, неизбежно возникает необходимость прежде всего обратиться к истории именно этих народов.

Редкие памятники материальной культуры, найденные при археологических раскопках на территории Армении, Киевской Руси и Северного [36] Кавказа, а также рукописные сведения подтверждают более чем тысячелетнюю давность знакомства, культурных связей и военно-политических отношений наших народов.

Долгое время в исторической литературе, посвященной армяно-русским отношениям, господствовала точка зрения, согласно которой «первоначальное общение» армян и русских началось во время первой встречи их воинов в пределах Византийской империи (См. А. А. Васильев, Византия и арабы, СПб, 1902, стр. 867-868). Данная точка зрения и в наши дни имеет отдельных сторонников.

Так, во втором томе «Истории армянского народа», предназначенном для студентов исторического факультета высших учебных заведений, изданном в 1965 г., написано: «Первые сведения о русских армяне получили от тех русских отрядов, которые либо в составе византийской армии, либо по другим поводам бывали в Армении и закавказских странах» (См. С. П. Погосян, История армянского народа, т. 2, Ереван, 1965, стр. 256 (на арм. яз.)). Этой точки зрения придерживаются О. X. Халпахчян в своем труде «Армяно-русские культурные отношения и их отражение в архитектуре», А. Г. Абрамян в «Кратком очерке истории армянских пересел, очагов» и др.

Так, О. Халпахчян пишет: «Отсутствие политико-экономических связей и значительная удаленность Армении от земель славянских племен Древней Руси были причиной первоначального общения армян с русскими не на их родине, а на территории сопредельных с ними государств. Одной из таковых была Византия, с которой русские вели торговые дела, а армяне играли значительную роль в ее политической и культурной жизни. Общение армян с русскими происходило при дворе византийского императора в Константинополе, а также в рядах византийских войск в Сицилии, на Крите, в Малой Азии» (См. О. X. Халпахчян, Армяно-русские культурные отношения и их отражение в архитектуре, Ереван, 1957, стр. 7-8).

Такая же постановка вопроса имеется у А. Г. Абрамяна: «Оба народа (т. е. армяне и русские — А. X.) впервые встретились на поле битвы, взаимно узнали друг друга как верных союзников в огне войн...» (См. А. Г. Абрамян, Краткий очерк истории армянских переселенческих очагов, т. I, Ереван, 1964, стр. 112 (на арм. яз.)).

Подобные утверждения противоречат исторической действительности не только в хронологическом отношении, но и по существу. Не трудно заметить, что упомянутые авторы просто обошли общеизвестные исторические факты. Известно, что между Киевской Русью и Византией установились связи лишь в середине IX в. Причем первый поход русских войск в Византию относится к 860-865 г. (См. История русской армии и флота, под. ред. А. С. Гришинского, Н. JI.- Клада и др., Москва, 1911, стр. 13; История СССР, т. 1, Москва, 1947, стр. 70, 687; Ш. Диль, История Византийской империи (перевод с французского), Москва, 1948, стр. 83; Ф. Веселого, Краткая история русского флота, М.-Л., 1939, стр. 7) Известно также, что армяне сражались [37] бок о бок с русскими воинами в византийских войсках не ранее середины X в. (Н. М. Карамзин отмечает, что в греческом флоте, отправленном в 949 г. на остров Крит, было 600 русских. Далее, опираясь на сведения Ахмета эбн-Абдаль Вагея (Новайри), он указывает, что греки, имея при себе много персов, армян и русских, в октябре 964 г. окружили Аль-Гасан (см. Н. М. Карамзин, История государства Российского, т. 1,СПб, 1892, стр. 102 (примеч. 384)) А что касается обобщения проф. А. Г. Абрамяна относительно указанного периода, что якобы армяне и русские как верные союзники впервые встретились на поле брани, то это просто является попыткой модернизации далекого прошлого.

Несомненно, воины армянского происхождения, служившие в византийских войсках, имели много поводов для встреч с русскими воинами. Они были очевидцами победы русских у стен Константинополя в 907 г. и той церемонии, когда «В знак победы щит Олега был прибит к вратам Царьграда» (См. История русской армии и флота, стр. 14). Однако известно, что и после этого не произошло смягчения противоречий между Византией и Киевской Русью, противоречий, которые часто разрешались войной. Следовательно, участие русских с византийскими войсками (в рядах которых служили воины, имевшие армянское происхождение) в отдельных сражениях последующего периода, еще не дает основания «думать, что русские были естественным союзником византийцев и армян», как правильно заметил кандидат исторических наук В. Восканян (В. К. Восканян, Древняя Русь и Украина в судьбах армян (См. Исторические связи и дружба украинского и армянского народов, сборник материалов научной сессии, Ереван. 1961, стр. 62)).

Исторические факты показывают, что во всяком случае вплоть до конца X в. армянские и русские воины находились во враждовавших армиях и еще не являлись «верными союзниками». Об этом говорит также сведение современного армянского автора Степаноса Асогика. В своей «Всеобщей истории» он упоминает русских воинов — «рузац», «рузк», которые во второй половине X в. встречались с армянскими воинами, в разных местах, а в конце века в Тайке, но не в качестве союзников (См. Степанос Асохик, «Всеобщая история», Петербург, 1885, стр. 183-184 , 276-277 (на арм. яз.)). Следовательно, совершенно правы те авторы, которые считают начало XI века временем установления военного содружества русского и армянского народов как союзников (Л. М. Меликсет-бек, Древняя Русь и Армения (См. Сборник трудов Института языка АН Арм. ССР, 1946, т. 1, стр. 138); 3. Т. Григорян, Военное содружество армянского и русского народов в начале XIX в., Ереван, 1957, стр. 6 (на арм. яз.); В. К. Восканян, ук. статья, стр. 62-63).

Однако, известно, что экономические (торговые) связи между русскими и народами Закавказья, в том числе армянским народом установились гораздо раньше, чем встреча их воинов. К этому выводу приводят исследования видных историков — В. Ключевского, Я. Манандяна, [38] А. Ерицяна, С. Толстова, В. Бартольда, Д. Капанадзе и др. Основываясь на сохранившихся сведениях памятников материальной культуры и письменных источников, они показали, что русские, заселявшие территории, лежавшие к югу и востоку от Балтийского моря еще в VIII в., до установления связей с Черным морем и Византией, по водным и караванным путям установили торговые сношения со странами Передней Азии, находившимися под владычеством Арабского халифата (См. В. О. Ключевский, Курс русской историй, ч. 1, Москва, 1937, стр. 118-123; Я. Манандян, О торговле и городах Армении в связи с мировой торговлей древних времен, Ереван, 1954, стр. 199; А. Ерицов, Первоначальное знакомство армян с северо-восточною Русью до воцарения дома Романовых в 1613 году («Кавказский Вестник», № 12, Тифлис, 1901, стр. 52); История СССР, т. 1, Москва, 1947 г., стр. 70; Д. Г. Капанадзе, Грузинская нумизматика, Москва, 1955, стр. 51-52; В. Бартольд, Арабские известия о русах («Советское Востоковедение», т. 1, стр. 23). Ср. Ашот Иоаннисян, ук. труд, стр. 421 и др.). По свидетельству арабских авторов, русские купцы доходили в это время до Багдада (См. Иван Забелин, История русской жизни, ч. 1, Москва, 1876, стр. 444 (сведения арабского географа Ибн-Хордадбе)). Из источников выясняется, что именно в этот период в столице хазаров — Итиле (Астрахань) жило много русских купцов (См. Потто, Исторический очерк Кавказских войн, Тифлис, 1899, стр. 1). В сферу этих торговых отношений входили также Закавказье и Армения. Известно, что в указанное время, в частности, после утверждения Багратидского армянского царства, развилась «торговля, совершавшаяся через Закавказье и Армению между Передней Азией, Поволжьем и Киевской Русью» (См. С. Т. Еремян, М. С. Асратян, Б. Н. Аракелян, Г. Г. Микаелян, А. Р. Иоаннисян, Б. Б. Пиотровский, История армянского народа, Ереван, 1956, стр. 202; 3. Т. Григорян, Вековая дружба армянского и русского народов, Ереван, 1960, стр. 21 — 22, 26-27 (на арм. яз.)и др.), в которой деятельное участие принимали также армянские купцы (См. А. Ерицов, ук. соч., стр. 53).

Помимо участия в транзитной торговле, Армения вносила свою долю в товарообмен сельскохозяйственными продуктами и ремесленной продукцией.

Известно, что в те времена торговые караваны, отправлявшиеся в далекий путь, как правило, сопровождались военными дружинами. Добавим к этому также и то, что в 913-914 гг. русские воины уже достигли берегов Каспийского моря, проникли в Гилян, Дейлам, Табаристан, Агванк и др. районы (См. Очерки истории СССР (Период феодализма IX-XV вв.) под редак. Б. Д. Грекова, Л. В. Черепина, В. Т. Пашуто, Москва, 1953, стр. 83). Описывая этот поход русских, арабский автор Ал-Масуди пишет, что «никто кроме них (т. е. русских) не плавает по этому морю (Каспию)» (См. А. Я. Гаркави, Сказания мусульманских писателей о славянах и русских, стр. 130-132; Очерки Истории СССР, стр. 83).

Вышеупомянутые и многие другие факты безусловно свидетельствуют о том, что в этих местах произошли первые встречи армян с русскими, положившие начало их экономическим, культурным отношениям и военному знакомству. [39]

* * *

Вековая дружба армянского и русского народов на разных исторических этапах имела многообразные проявления, причем на разных этапах особенно ярко проявлялась та или иная сторона, а иногда они проявлялись одновременно. Одной из характерных сторон этих дружественных связей, несомненно, являлась боевая дружба, которая скрепляется кровью, и, следует сказать, что в истории многообразных дружественных отношений наших народов наиболее глубокой и осмысленной является военная дружба. Однако, заметим, что основой для установления военных дружественных отношений и верного союза может служить наличие предшествующих им культурно-экономических связей между народами, а не наоборот.

Именно на основе твердых экономических, культурных отношений, уходящих в глубь веков, возвышались последующие военно-политические сношения и тесное содружество армянского и русского народов. Об этом товорят древнейшие сведения, сохранившиеся в русских и армянских письменных источниках. Согласно этим источникам, военное содружество армянского и русского народов восходит к началу XI в., т. е. к периоду, известному в истории как «век кризиса Киевской Руси» (См. П. Я. Вершигора, Военное творчество народных масс, стр. 60). Для защиты своей страны от чужеземных захватчиков Киевские князья, будучи давно знакомы с армянами и их воинской отвагой, в 1009 г. впервые пригласили на военную службу в Киев армянских воинов. В источниках говорится, что «В первый раз... армяне призваны были русскими князьями в Киев в 1009 году на помощь в войне их с Болеславом Храбрым» (См. М. Даронович, Армяне в Подолии (Труды комитета для историко-статистического описания Подольской епархии, вып. 2, стр. 163; Е(пископ) К(ирон), Колонизация армян в юго-западной России, Каменец-Подольск, 1903, стр. 1).

Достоверность данного факта подтвердил также Г. Кушнерян в своем труде «История армянской колонии в Крыму». Опираясь на сведения археолога Антона, автор пишет: «Первая эмиграция армян из Армении в Россию имела место в 1009 г., когда киевские князья пригласили (армян) для участия в войнах против Болеслава Храброго, который набегами опустошал их страну» (См. Г. К. Кушнерян, История армянской колонии в Крыму, Венеция, 1895, стр. 187 (на арм. Яз.)).

Примечателен тот факт, что, во-первых, армяно-русское военное сотрудничество совпадает с тем временем, когда Армения имела свою независимую государственность со всемирно известной столицей Ани. И несмотря на то, что армяне вынуждены были вести в упомянутый период тяжелые оборонительные войны с чужеземными захватчиками, вторгшимися в их страну, тем не менее они не отказали в вооруженной помощи другу, в тяжелые для Киевской Руси времена. Во-вторых, здесь прямо сказано, что армяне отправились в Россию из Армении, а не «из Балкан — из воинских армянских соединений, служивших в византийской армии, или же из павликиан, сосланных во Фракию», как предполагает проф. А. Г. Абрамян. [40]

Спустя 45 лет после этих событий, т. е. в 1054 г., когда, по словам очевидца, «воздух стал ядовит и смертоносен для страны Армянской... » (См. Матеос Урхаеци, Хроника, Вагаршапат, 1898, стр. 118) и чужеземные захватчики вновь разрушали города и села страны, именно в это время воинская часть, сформированная из русских, в западных частях Армении, вместе с византийской армией вела активную борьбу против сельджукских орд, вторгшихся в Армению. Другой современный автор — Аристакес Ластивертци рассказывает, что в окрестностях Баберда русская воинская часть, одержав победу над сельджуками, освободила из плена множество армян (См:, Аристакес Ластивертци, История, Ереван, 1963, стр. 87-88).

Эти и другие подобные им примечательные факты говорят о необходимости исследования политико-дипломатических отношений армянского и русского народов раннего периода.

Таким образом, уже с начала XI в. в письменных источниках все чаще и чаще находят отражение достоверные свидетельства, говорящие о наличии армянских воинов в пределах России и Украины, армяно-русских и армяно-украинских военно-политических отношениях. Армянские колонии, возникшие в этих странах, в численном отношении ощутимо пополнились, в частности, со второй половины XI в., что было обусловлено потерей государственности и создавшимся в Армении тяжелым положением. Касаясь царящего в стране тяжелого положения, историк Аристакес Ластивертци писал: «Ныне, царь, лишенный славы, как пленник сидит в далеком месте; также патриарший трон пустует без хозяина и выглядит печальным, как недавно обвенченная, оставшаяся вдовой. Конница, лишенная повелителя, скитается — часть в Персии, другая — в Греции, третья — в Грузии. Соединенные некогда в полки благородные всадники, покинув родину, лишенные богатств, рычат подобно львятам в своих логовищах. Царский дворец разрушен и безлюден. (Некогда) обжитая страна лишена жителей. Не слышно песен радости на сборе винограда и восхвалений мнущих (гроздья) в давильнях. Не играют дети перед родителями, и не рассаживаются на скамьях старики на площадях» (См, Аристакес Ластивертци, ук. соч., гл. 10, стр. 60).

Среди армянских масс, вынужденно покидавших родину, значительную часть составляли также армянские воины. Многие из них, по примеру своих предшественников, перебирались через Грузию на север и переходили в пределы России. Армяне, нашедшие в этих местах приют, устанавливали дружественные отношения с местными жителями, принимали активное участие в их экономической, культурной и политической жизни, вкладывали свой материальный и духовный потенциал в развитие различных областей жизни этих стран. Обращаясь к деятельности армян нашедших приют в России, один из видных историков прошлого века, профессор Московского университета И. А. Линниченко писал: «В истории среднего периода южных городов Руси армянам принадлежит [41] весьма значительное место. Без всякого преувеличения можно утверждать, что самые прославленные торговые центры южной Руси, каковыми являются Львов, Луцк, Каменец-Подольск, своим богатством, роскошью и значением большей частью обязаны особенно армянам. Исключительно благодаря этому ловкому, живому и способному ко всякому предпринимательству народу южные русские торговые центры стали посредником между купечеством Востока и Запада. Будучи знакомы с условиями жизни Востока, владея восточными языками, хорошо зная пути сообщения на Востоке, наделенные личной храбростью и искусно владея оружием, т. е. необходимыми качествами для совершения опасных путешествий на Востоке... через обширные страны армяне с очень древних времен вели сухопутную торговлю между Западом и Востоком...» (См. И. А. Линниченко, «Черты из истории сословий в Юго-западной (Галицкой) Руси XIV-XV вв.», Москва, 1894, стр. 219. 219-230 стр., посвященные деятельности армян, живших в юго-западных частях России, с согласия автора, перевел на армянский яз. и издал лектор Московского Лазаревского института восточных яз. X. Иоаннисиан в журнале «Андэс гракан ев патмакан», 1894 г., № 5, стр. 339-348. Мы пользовались армянским переводом).

Характерно отметить, что в каких бы экономических и политических условиях ни находились армяне в приютивших их странах, почти все они одинаково тосковали по родине. Они не забывали своих соотечественников, стонавших под игом чужеземных захватчиков, и, в меру своих сил, разными путями способствовали делу их освобождения. Этим обусловлен и тот факт, что где бы ни находились армяне, повсюду они ставили свое искусство «владения оружием» на службу народов, боровшихся против иноземных захватчиков, в частности против османских угнетателей и их вассалов. В освободительной борьбе народов этих стран они справедливо видели также путь к освобождению Армении от иноземных захватчиков, и поэтому самоотверженно участвовали в ней. Понятно и совершенно закономерно, что армянское население, боровшееся против- иноземных захватчиков на родине, не без основания связывало определенные надежды с помощью, ожидавшейся от них. Подтверждением сказанного может служить история всего армянского освободительного движения как XVIII в., так и предшествующих и последующих периодов. Следовательно, когда речь идет об освободительном движении армян в прошлом, нельзя игнорировать эту особо знаменательную сторону истории армянского народа.

С этой точки зрения неизмеримо большей была роль армянских колоний России.

Общеизвестной истиной является тот факт, что благодаря дальновидности и усилиям национально-политических деятелей, армянских колоний России, в лице русского народа армянское освободительное движение обрело верного союзника. Причем вместе с населением коренной Армении в борьбе против персидских и османских угнетателей за оружие взялись и армянские колонии России. Правильность этого пути проверена опытом поколений. [42]

Прогрессивная роль армянских колоний России и достигнутые положительные результаты в армянском освободительном движении объясняются не только тем, что русское правительство в своих военно-политико-экономических интересах покровительствовало армянскому торговому капиталу, но и прежде всего тем, что русский народ, его передовые мыслители с глубоким уважением и симпатией относились к армянскому народу и его освободительной борьбе. Другой момент, которым также нельзя пренебрегать, это то, что армянские колонии России поддерживали постоянные связи со своими соотечественниками, находились в курсе событий на родине. Этому способствовало, в частности, периодическое пополнение армянских колоний России за счет так называемых «временно переселенцев» с родины, которые часто по своему количеству не уступали численности постоянных жителей колонии (См. Матенадаран им. Маштоца, архивный отдел, фонд католикосата, п. 4, док. 20). Многие из армян, главным образом мужчины, убегая от деспотизма властителей Персии и Турции в Россию, селились в тех местах, где жили их соотечественники. Но, они, как правило, не вступали в подданство России, поэтому их так и называли — «временщиками» (Там же). Семья их продолжала жить на родине, иногда получая материальную помощь от них. Эти «временно переселенцы» играли важную роль в сохранении живых связей между Арменией и армянскими колониями России. Именно через них и проникала в Армению весть о доброжелательном отношении русского народа к армянам.

Наряду с другими обстоятельствами, все это сыграло значительную роль в деле пробуждения национального самосознания, способствовало освободительной борьбе армянского народа. Однако неверно было бы заключить из сказанного, что армянские колонии России и Украины вели замкнутый, обособленный образ жизни, занимались лишь своим «национальным вопросом». Отнюдь нет. Армяне активно участвовали как в культурно-экономической жизни этих стран, так и в деле защиты их границ. Еще в далеком прошлом воинские соединения, состоящие из армян, принимали активное участие в войнах Киевской Руси с их врагами. Они наравне с местными жителями участвовали в войнах с половцами, печенегами, монголо-татарскими ордами и тевтонскими рыцарями. Мы с гордостью вспоминаем, что в знаменитой Грюнвальдской битве 15-го июля 1410 г. бок о бок со славянскими народами сражались армянские воинские соединения. Согласно русским и польским источникам, в Грюнвальдской битве в составе Смоленских войск находилось два армянских полка (См. Е. А. Разин, История военного искусства, т. 2, стр. 167), армянские воины были также в составе польской армии и т. д. (Л. Хачикян, Новые материалы о древней армянской колонии Киева (см. Исторические связи и дружба украинского и армянского народов, Сборник материалов научной сессии, Ереван, 1961, сто. 1191)

* * *

Связи армянского и русского народов, как и их военное содружество, становятся более многосторонними в последующие века. [43]

К сожалению, дошедшие до нас сведения об армянских воинских частях, сформированных в пределах России и Украины, очень скудны, да и те разбросаны в различных исследованиях, посвященных армяно-русским, армяно-украинским отношениям, и не дают полного представления о них.

Однако, судя по имеющимся сведениям, можно утверждать, что вплоть до конца XVI в. воинские соединения на территории России и Польши, сформированные из армян, не носили постоянного характера. Они возникали в момент опасности и исчезали с ее ликвидацией. Следует отметить также, что эти воинские соединения не предпринимали каких-либо конкретных шагов по оказанию вооруженной помощи и участию в борьбе за освобождение Родины от ига иноземных угнетателей. Однако это не значит, что они перестали интересоваться судьбой Родины. Россия тогда все еще была занята задачей создания своего национального централизованного государства, и, понятно, в этих условиях невозможно было получить от них военной помощи для освобождения Армении.

Таким образом, военное содружество армянского и русского народов в прошлом опиралось на широкую базу экономических, культурных связей и политических отношений.

Понятно, что при наличии подобных взаимных связей и отношений армянский народ в своей борьбе с чужеземными захватчиками связывал определенные надежды с Россией. Эти ожидания и надежды приобретают более непосредственный характер и становятся ощутимее, в частности, с середины XVI в., когда, с одной стороны, в системе отношений

европейских государств Россия уже занимает «почетное международное положение» (См. История дипломатии, т. I, стр. 200), с другой — «упор его внешней политики направляется на Восток» (См. там же). Это второе обстоятельство имело исключительно важное значение для народов Закавказья. Начиная с этого времени, русское государство решало свои территориальные вопросы в Европе, на Востоке и Юге как дипломатическим путем, так и военной силой. К России были присоединены Казанское ханство (1552), Астрахань (1556), благодаря чему юго-восточные границы Московского государства «раздвинулись до Каспийского моря» (См. Потто, Исторический очерк Кавказских войн, стр. 3). Из-за отсутствия прямых сведений вопрос участия армянских воинских соединений в походе русских войск на Кавказ и Казань все еще остается в сфере предположений. Но неопровержимой истиной является тот факт, что население этих районов, в частности армянское население Казани, с большой симпатией относилось к русским и, подвергая себя опасности, всячески способствовало победе русского оружия (Согласно источникам «При осаде Казани войсками Ивана Грозного пушкари-армяне отказались стрелять в русских, хотя татары приковали их цепями к пушкам и обнаженными мечами вынуждали стрелять. Летописец говорит, что даже под угрозой смерти армяне-пушкари стреляли так, чтобы ядра или не долетали, или перелетали через головы русских воинов, осаждавших Казань. После покорения Казани армянам были предоставлены за это многие льготы, а в Москве верхний ярус одного из девяти приделов храма Василия Блаженного был посвящен Григорию Армейскому (см. Н. М. Карамзин, т. 10; А. Ерицов, ук. соч., стр. 50; Казанская история, М.-Л., 1954, стр. 135; 3. Т. Григорян, История вековой дружбы армянского и русского народов, Ереван, 1860, стр. 67). [44]

Утверждение русских на берегах Каспийского моря, несомненно, создавало благоприятные условия для развития тесных связей и отношений между русским народом и народами Кавказа и Закавказья. Данное обстоятельство чрезвычайно беспокоило восточных завоевателей, в частности Османскую империю, которая прилагала все усилия, чтобы помешать сближению этих народов с Россией.

Естественно, эта новая ситуация, возникшая у границ Закавказья, не могла ускользнуть от внимания деятелей армянского освободительного движения, занятых в этот период задачей освобождения Армении из-под персидско-турецкого ига, для осуществления которой они искали новые пути и союзников. Исторические факты показывают, что начиная с момента созыва в 1547 г. тайного совещания в Эчмиадзине, посвященного вопросу освобождения Армении (которое приняло решение об отправке в Европу армянских посланцев с просьбой помощи у европейских государств), деятели армянского освободительного движения всегда питали определенные надежды на помощь со стороны России. С этой целью многие из них, в том числе армянские католикосы (Степанос Салмастеци, Акоп Джугаеци и др.) (См. «Арарат», Эчмиадзин, 1915, стр. 775-781; Лео, История Армении, т. 3, стр. 190; «Армяно-русские отношения в XVII веке», Сборник документов под ред. В. А. Парсамяна, т. I. Ереван, 1953, стр. 98) обращались к русским царям с посланиями и прошениями, описывали исключительно тяжелое положение армянского народа и просили помощи России. Теми же помыслами были охвачены и те армяне, которых обстоятельства вынудили обосноваться за пределами Армении, в частности в различных районах Закавказья. Они через своих посланцев обращались к русскому государству с целью продолжения отношений, установленных их предками. В этом отношении чрезвычайно интересен следующий факт, упоминаемый русским летописцем: в 1554 г. армяне прислали «...в Россию послов, прося о продолжении древних сношений, о торговле в Астрахани армян и о приезде их с товарами своими в Москву. На что последовало высочайшее разрешение при обнадеживании о покровительстве во всем нужном и полезном, к увеличению круга действий армян с Россиею» (См. «Историческое описание древнего Российского музея под названием мастерской и оружейной палаты в Москве», ч, I, 1807 г., стр. 24; «Собрание актов, относящихся к обозрению истории армянского народа», ч. 2, Москва, 1838, стр. 71).

Для рассматриваемого вопроса особенно характерна позиция армянских деятелей, проживавших в Грузии. Известно, что с давних времен значительное число армян нашло приют в Грузии. Не вдаваясь в подробности, заметим лишь, что на протяжении длительного исторического периода армяне никогда не чувствовали себя в Грузии чуждым элементом и жили там «как хозяева страны, а не как рабы или жалкие беженцы» (См. Аршак Алпояджян, История армянских колоний, т. 2, Каир, 1955, стр. 343 (на арм. языке)). [45] Поэтому совершенно чуждо звучит встречающееся иногда в литературе выражение «армянские колонии в Грузии». Дружба наших двух народов, говоря словами видного представителя грузинской культуры Константина Гамсахурдия, «имеет двухтысячелетнюю историю» (См. газ. «Советакан Айастан», 1967, № 21). Армяне, поселившись в Грузии, на братский прием грузин ответили братством, принимали активное участие в экономической, культурной и военно-политической жизни страны. Примечателен тот факт, что сыны армянского народа, жившие в Грузии, на протяжении веков всегда были с теми патриотическими силами грузинского народа, которые героически боролись за освобождение своей родины от чужеземных захватчиков. Это особенно ярко проявилось, в частности, в период тяжелой борьбы против персидско-турецкого ига. В связи с этим следует отметить, что передовые и дальновидные политики Грузии первыми в Закавказье поняли ту истину, что в борьбе против персидских и турецких угнетателей их реальным, надежным союзником может быть лишь Россия, и первыми отправили в Москву «посольство с просьбой о помощи и покровительстве» (См. Г. Г. Пайчадзе, Русско-грузинские отношения в 1725-1735 гг., Тбилиси, 1965, стр. 19). Следует отметить также, что в это тревожное для грузинского и армянского народов время в составе первой делегации, обратившейся за помощью к Москве, наряду с грузинскими деятелями, были и представители армян, проживавших в Грузии (См. О. Акопян, Путевые заметки, т. I, стр. 390 — 391). Это примечательное событие, имеющее очень важное значение для определения времени появления русской ориентации у армянского народа, к сожалению, по существу еще не привлекло к себе должного внимания и не оценено по достоинству в историографии. Ради справедливости следует сказать, что данный вопрос не остался вне поля зрения исследователей, проделавших заслуживающую одобрения работу по уточнению некоторых фактов и подробностей, касающихся личности этих деятелей(См. С. Белокуров, Сношение России с Кавказом, Москва, 1889, стр. XIII-XXIII; Аш. Иоаннисян, ук. соч., стр. 471-472 и др.). Однако, обращаясь к данному вопросу, исследователи обычно отрывают этих деятелей от армянской среды, представляют их как отдельных индивидов, всего на всего посланцев грузинских царей, которые «иногда» играли роль «в укреплении завязывавшихся политических связей между грузинами и русскими». И только.

Не трудно заметить, что здесь предавалось забвению основное и существенное, т. е. то, что армянские деятели, жившие в Грузии, не только являлись официальными послами, уполномоченными Грузией для установления политических отношений между двумя странами (Грузией и Россией), но и, по всей вероятности, представляли перед царским двором определенные политические настроения хотя бы части армянского народа — большого числа армян, живших в Грузии, которые связывали свои надежды на успех борьбы с персидско-турецкими угнетателями с помощью [46] России. Более того; из достоверных данных усматривается, что послы-армяне, отправленные грузинскими царями в Россию, во время переговоров выражали также интересы армянского населения. Не случайно, что во время переговоров некоторые из этих послов (Хуршид, Арам и др.) себя называли и представителями северных, пограничных с Грузией районов Армении (См. С. Белокуров, Сношение России с Кавказом, Москва, 1889,. т. I,. стр. 297-299 и др.).

Следовательно, при оценке фактов участия армянских деятелей в политических и дипломатических отношениях между Грузией и Россией, прежде всего следует иметь в виду то обстоятельство, что своей деятельностью эти люди способствовали политическому сближению армянского и грузинского народов, объединяли армянское население Грузии, выражали их освободительные стремления, целиком отвечающие чаяниям и стремлениям грузинского народа.

Армяно-русские связи, имеющие многовековую традицию, несомненно, прошли разные этапы развития. В зависимости от обстоятельств, временами они носили эпизодический характер, но с середины XVII в. стали носить систематический и постоянный характер. С середины XVII в. неизмеримо выросло число представителей армянских деловых кругов и деятелей культуры, приезжавших на длительный срок или на постоянное жительство в Москву, Астрахань и другие города России. Следует отметить, что многие участники армянского освободительного движения XVIII в., являются выходцами из Новой Джуги и Шемахи, в том числе такие видные лица из первых организаторов и командиров возрожденного «Армянского войска», как Петрос ди Саргис Гиланенц, Агазар ди Хачик (Лазарь-Христофоров), Айваз Абрамов, а из Грузии — братья Рафаил и Тага Кузановы, Пилибек Басауров и др., вышедшие из купеческой среды. Как явствует из дошедших до нас материалов, купцы из Новой Джуги ходжа Захар Саградов, Григор Лусиков, братья Агаджан, Исаи, Григор Христофоровы и др. во время своих переговоров с царским двором касались, не только торговых вопросов (См. «Армяно-русские отношения», т. I, стр. 21-34, 113-114, 213-225; В. Восканян, Армяно-русские отношения в XVII в. («Известия» АН Арк. ССР, Ереван, 1948, № 1, стр. 53-77).). Они также ждали военно-политической помощи армянскому народу от России. Для подтверждения сказанного удовлетворимся лишь приведением двух фактов.

Так, например, с видным купцом из Испагани Захаром Саградовым, прибывшим еще в 1660 г. в Москву, имели встречи не только представители русских торговых кругов, но и многие высокопоставленные государственные служащие. Во время одной из таких встреч в Посольском: приказе, когда ему задан был вопрос: «может ли он промыслить для государя дорогих камней, всяких узорочных товаров, также птиц и зверей индийских, а равно вызвать в Россию золотописцев, серебряных и золотых дел мастеров, гранильщиков и всяких художников...» (См. Историческое описание древнего Российского музея под названием мастерской и оружейной палаты, в Москве обретающегося, стр. 123), Саградов выразил [47] готовность выполнить предложение русского государя, одновременно дал довольно интересное объяснение на вопрос, что его толкает быть полезным для России. В Посольском приказе он заявил, что «к усердной службе побуждает его не корысть, а единоверие и покровительство Российского монарха к христианам» (Историческое описание древнего Российского музея под названием мастерской и оружейной палаты, в Москве обретающегося, стр. 123). Спустя несколько лет, в 1666 г., поощряемый и финансируемый Саградовым в Москву поехал известный армянский художник Богдан Салтанов (См. «Армяно-русские отношения», т. I, стр. 42). Вместе с ним в Москву прибыла более 40 других армян (Там же, стр. 42-44) и были посланы требуемые драгоценные товары (Там же, стр. 99-110).

Несколько позже из Персии в Москву прибыл другой крупный представитель армянского торгового капитала — Григор Лусиков. Он прибыл в Москву с адресованным русскому царю письмом Гандзасарского католикоса, в котором последний просил царя не только оказать хороший прием «хорошим армянским людям», прибывшим из Испагани, но и, пользуясь случаем, просил русского царя «быть поддержкой всех армян». Григор Лусиков также вел в Москве «тайные переговоры» с русским правительством, которые, как отмечают некоторые исследователи, касались положения армянского народа и его освобождения от ига чужеземных захватчиков (См. В. Восканян, указ. статья; 3. Т. Григорян, Вековая дружба армянского и русского народов, стр. 87).

Таким образом, далеко не полное перечисление вышеотмеченных фактов дает возможность сделать заключение о том, что русская ориентация армянского народа подготавливалась и укоренялась на протяжении долгого времени. И если накануне XVIII в. в армянском освободительном движении произошли значительные сдвиги, то в гораздо больших масштабах они проявились в начале XVIII в. Основоположники марксизма дали глубоко научное объяснение подобным сдвигам: «Сознание, — писали К. Маркс и Ф. Энгельс, — никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием, а бытие людей есть реальный процесс их жизни» (См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Собр. соч., т. 3, стр. 25).

Политическая зрелость и дальновидность деятелей армянского освободительного движения того времени проявились именно в том, что они, правильно поняв объективное положение армянского народа, в сфере же международных взаимоотношений разочаровывающую позицию западных держав по отношению к армянам, пересмотрели ориентацию армянского освободительного движения. Вследствие этого, Ори последним пристанищем своих скитаний выбрал столицу усиливающегося русского государства — Москву, где благодаря официальным переговорам с русским двором, начатым в 1701 г. по поручению «хозяев Армении», Исраел Ори юридически оформил русскую ориентацию армянского народа. Этот признанный деятель армянского освободительного движения в представленном русскому двору новом плане освобождения Армении обстоятельно [48] изложил также и свою идею о необходимости воссоздания «Армянского войска» и отвел ему ведущую роль в деле освобождения Армении. Ори развернул плодотворную деятельность для осуществления военного плана, став тем самым также идейным вдохновителем великого дела воссоздания, после многовекового перерыва, армянского постоянного регулярного войска. В своем окружении и среди деятелей армянского освободительного движения он пропагандировал мысль о жизненной необходимости создания собственной армии и овладения военным искусством. В этом отношении чрезвычайно характерно, что Ори в своих официальных посланиях часто упоминает о себе, как о «человеке оружия», добавляя к этому, что сам «вырос в воинской службе и войнах». Не случайно, что Ори устанавливает связи с офицерами-армянами, служившими в русской армии, и привлекает их к осуществлению своего плана (В целях поддержания связи с армянскими медиками, Эчмиадзинским и Гандзасарским католикосами и передачи им вестей о результатах своих переговоров с царским двором и об обнадеживающих обещаниях Петра I, Исраел Ори и Минас Тигранян весной 1702 г. использовали Мирона Васильева (Мустафина), армянина по происхождению, долгие годы проживавшего в Москве и служившего в русской армии в чине капитана. Разумеется, он не был единственным в русской армии армянином, имевшим офицерский чин. В архивных источниках сохранилось сведение о том, что еще в 1693-1694 гг. в Астрахани жил офицер армянин Ефрем Арменинов, который имел чин полковника. Об этом в «Записной книге Московской большой таможни» имеется лаконичная запись: «л. 150. Явили полковника Ефрема Арменинова работные люди Муратко да Спартако по астраханской проезжей грамоте 600 бурметей, 204 выбойки бухарские, 5 завесов малой руки, 110 кушаков бумажных бухарских, 9 зенденей бухарских, 15 овчинок серых бухарских, 4 мелны бухарские, 25 дорог кошанских (в 5 узлах), да в разбити 7 ансырей шолку по цветам, 3 коврика малых (дана в платежная и на покупку). Цена всему товару 537 р. Платили пошлин р. 28 а.2 д. + анбарщины Нового двора 1 р. 16 а. 4 д. (См. Труды Государственного исторического музея, Москва, 1961, выпуск 38, стр. 71-72).). Весьма примечателен и тот факт, что Исраел Ори, будучи в Москве, был возведен Петром I в чин полковника. Данное обстоятельство весьма знаменательно. Сам Ори без обиняков объясняет суть дела, говоря, что ему чин полковника нужен для того, чтобы внушить этим веру армянам в достоверность обещаний царя о помощи, что в дальнейшем стало бы поводом для успешного продолжения начатого дела (См. Г. А. Эзов, указ. соч., стр. 178-179, 225-226).

После вручения Петру I прошения участников Ангехакотского совещания и нескольких встреч, имевших место в Посольском приказе, 25-го июля 1701 г. Исраел Ори и Минас Тигранян представили русскому двору свой проект освобождения Армении из-под персидского и турецкого ига.

Московский проект, особенно его военный раздел, своими существенными сторонами совпадал с памятной запиской Ори, представленной в 1699 г. западноевропейским государствам и известной в исторической литературе под названием «Донесение Израеля Ория Пфальцскому курфюрсту...» (См. Г. А. Эзов. там же, стр. 28) или просто «Пфальцский проект Ори». (См. Ашот Иоаннисян, ук. соч., стр. 346) Внимательное изучение [49] этих двух важных документов армянского освободительного движения показывает, что они органически связаны друг с другом и один вытекает из другого. Это обстоятельство ранее было замечено проф. Лео (См. Лео, История Армении, том 3, стр. 562). Однако указанная связь не ограничивалась лишь их идейной общностью, стратегией и тактикой, которые должны были применяться в военных действиях при освобождении Армении, но и самой постановкой и решением многих смежных вопросов, непосредственно соприкасающихся с ними.

Московский проект является приспособленным к новым условиям и значительно сокращенным переводом французского текста «Пфальцского плана», представленного западноевропейским державам. Именно об этом свидетельствуют следующие строки вступительной части документа: «он Исраил, — говорится в нем, — памятной своей записки французского письма сказывал по турски переводчику (т. е. Николаю Спафарию), а с переводчиковых слов сей нижеписанный перевод» (См. Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 85).

Однако из сказанного не следует делать заключения, что между этими двумя документами не было различий. Наоборот, в них в то же время имелся принципиально различный подход к вопросу: так, если в проекте, представленном западноевропейским государствам, надежды на освобождение Армении связывались с совместным военным вмешательством ряда западноевропейских государств, при котором роль России ограничивалась предоставлением им права прохода через свою территорию, то в Московском проекте освобождения Армении, на первом его этапе (т. е. освобождение Восточной Армении) надежды исключительно связывались с военной помощью России. Кроме того, если первый проект состоял из 36 пунктов, и в нем важное место уделялось вопросам, связанным с общностью вероисповедания (речь шла о принятии армянами католичества) и единством, как и с вопросами, связанными с предоставлением Пфальцскому курфюрсту царского престола освобожденной Армении, то Московский проект состоял всего из 18 пунктов, причем, по понятным причинам, в нем не затрагивались ни вопросы догматических уступок, ни вопрос об армянском престоле. Особенно характерно было то, что в Московском проекте были уточнены и конкретизированы данные о воссоздаваемых армянских вооруженных силах, как и данные, касающиеся военного потенциала врага.

Вопрос политических перспектив этого документа довольно обстоятельно исследован в исторической литературе (См. Г. А. Эзов, предисловие к ук. соч.; см. также Лео, ук. том, стр. 556-567; В. П. Лысцов, Персидский поход Петра I, Москва, 1951, стр. 190-204; П. Т. Арутюнян, ук. соч., гл. 5; Аш. Иоаннисян, ук. соч., стр. 494-536; 3. Т. Григорян, ук. соч., стр. 91-97 и др.), и мы, разумеется, считаем излишним возвращаться к нему. В данном случае нас интересует военная сторона вопроса, которая непосредственно касается данного исследования. Настоящий документ в этом смысле еще не стал предметом [50] специального изучения. В действительности исследователи обращались к нему лишь в связи с общими вопросами истории армяно-русских отношений, причем подчеркивали в основном лишь одну сторону его значения, а именно, рассматривали его как первый письменный документ, положивший начало русской ориентации армянского освободительного движения. Обстоятельное изучение Московского проекта показывает, что он, по сути дела, носил характер двусторонних военных обязательств. По нему можно получить наглядное представление, какое участие должна была принимать каждая из сторон в походе, результаты которого интересовали обе стороны. Поэтому вкратце перечислим факты: (Полный текст документа см. в вышеупомянутом труде Г. А. Эзова, стр. 85-91; о том же см. «Армяно-русские отношения в XVIII веке», т. 2, часть I, стр. 210-216)

а) Армянские деятели считали, что военный поход следует начать осенью 1701 г. Причем для этой цели русский царь должен был выделить 25.000 человек из числа казачьих войск, из коих — 15 тысяч конницы и 10 тысяч пехоты. Предусматривалось вооружить это войско полевыми пушками, двумя моджерами, сотней ядер и другими боеприпасами (См. Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 86).

б) Наступление этих войск должно было носить неожиданный и молниеносный характер: «без подозрительно и без слуха» (Там же), для того чтобы не нанести ущерба населению страны.

в) Военный поход войск предполагалось начать из порта Низовая. Отсюда 5 тысяч всадников и 5 тысяч пехотинцев должны были двинуться по направлению Шемахи, причем сперва надлежало послать всадников, «чтоб захватить все дороги, дабы не учинилась неприятелю никакая ведомость, пока мест то все войско уберетца» (Там же). Захват города должен был осуществиться посредством неожиданной атаки.

г) Авторы проекта рассматривали взятие Шемахи, как «первой ключь и вход в Армянскую землю» (Там же, стр. 87), которая должна была стать местом концентрации войск. Отсюда предусматривалось развернуть военные действия русских войск.

Сосредоточенную в Шемахе 10-тысячную армию предусматривалось подразделить на четыре полка, которые должны были двинуться по четырем направлениям: первый по направлению к Гяндже, второй — к Лорент (Лори), третий — к Кафану, четвертый — к Нахичевану (Там же).

д) Другая же часть русского войска, состоящая из 15 тысяч человек, сухопутным путем с Северного Кавказа по Дарьяльскому ущелью «выйдет в Грузинскую землю», где к ней присоединятся грузинские войска (Там же, стр. 89).

е) Будет изготовлено 100 боевых знамен для вручения армянским [51] войскам, на которых намечалось изобразить «на одной стране распятие господне, а на другой стране — его царского величества герб» (Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 86).

ж) Местом встречи этих войск должен был быть город Нахичевани где «и войско все армянское там сбиратися будет к государеву войску» (Там же, стр. 87 — 88). Именно здесь армянским войскам вручат заранее изготовленные знамена: «и с ревностию пойдут на неприятелей, чтоб могли от них избавитися и места свои и городы свободить» (Там же, стр. 88).

з) После соединения русских войск с армянскими вооруженными силами в городе Нахичеване, из них будет отобрано 5000 человек для взятия Ереванской крепости (Там же, стр. 88).

и) В плане особое место уделялось описанию состава населения, имеющихся укреплений, их оборонительной системы, местностей, через которые пройдет русская армия, а также — описанию военной силы противника; подчеркивалось, что в этих местностях войска не встретят серьезного сопротивления и «сищут всякие запасы на прокормление войску и конские кормы» (Там же, стр. 87). Следовательно, не было бы необходимости «запасов и тягости с собой возить» (Там же, стр. 90). Войска стремительно продвинулись бы вперед и внезапным нападением лишили бы противника (персидского шаха) возможности оказать сопротивление, в результате чего «дело может совершитися в 15-дней» (Там же).

При переговорах с русским двором армянские деятели подчеркивали, что первым условием успешного исхода военного похода является секретность и быстрота; они неоднократно предупреждали, что «все это должно быть хранено в величайшем секрете, так как от обнаружения сего дела нация может пострадать». Во время встреч в Посольском приказе они уверяли также, что для осуществления данного проекта от России не потребуется много сил, ибо Армения имеет нужное количество людских и материальных ресурсов, которые будут пущены в дело.

Возможности этих ресурсов были представлены в проекте следующим образом:

а) В Шемахе, где живет «множество армян», предполагалось из местного христианского населения сформировать 10-тысячную конницу, которая соединится с русскими войсками. Отмечалось также, что в Шемахинском гаваре (уезде) имеется много коней, «на которых может и государевы войска пешие сесть и быти конными» (Там же, стр. 86 — 87). Из изготовленных знамен 50 здесь будут вручены «войсковым людем армянам, а те совокупитца в помочь государевым войском» (Там же). [52]

б) Предполагалось по инициативе старшин страны (т. е. армянских меликов) из 17 уездов Армении, в течение одной недели осуществить мобилизацию 116 тысяч воинов, «а наипачев том числе будет конницы» (Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 90). Кроме того, по приглашению тех же меликов, на помощь должны были прийти из Турции многие армяне: «со оружием своим и богатством» (Там же, стр. 90-91). Именно на основе этих реальных возможностей предполагалось возродить многотысячное армянское войско, в частности его конницу, которая непосредственно приняла бы активное участие в освобождении Армении.

в) Выражалась надежда, что в это же самое время грузинскому царю Арчилу удастся сформировать 30-тысячную грузинскую армию, которая также приняла бы участие в военных действиях (Там же).

г) Все нужды армянских вооруженных сил (вооружение, снабжение продовольствием и т. д.) армяне брали на себя и собирались удовлетворить за счет естественных богатств страны и капитала армянских купцов (Там же).

д) Армяне брали на себя также снабжение продовольствием русских войск, которые прибудут в Армению: «будут зимовать в королевстве Армении и будут прокормлены проторми армянскими, из которых одна провинция может прокормити 100 000 воинов в год без трудности» (Там же, стр. 89-90). Заверялось, что войска здесь не будут чувствовать нужды ни в обмундировании, ни в оружии и другом военном снаряжении — они найдут «всякое ружье, сабли и пищали и иное, и всякие парчи, чем мочно 100 тысяч войска одеть» (Там же, стр. 88).

е) Для успешного осуществления общего плана предстоящего военного похода на армянские и грузинские вооруженные силы возлагалась важнейшая задача: перекрыть водные и сухопутные коммуникации врага, отрезать войска от их баз, взяв их в клещи армянских и грузинских вооруженных сил и вынудить врага капитулировать(См. там же, стр. 91).

ж) Особо подчеркивалась необходимость захвата армяно-грузинскими войсками переправ через реку Араке, дабы не дать возможности персам повторить злодеяния Шах-Аббаса, т. е. не дать возможности персам перед отступлением опустошить и ограбить Армению (Там же, стр. 223).

з) Во взятии Ереванской крепости, которая считалась самым сильным укреплением врага в Закавказье, в основном должны были участвовать армянские войска, которые вместе с армянским населением города и близлежащих селений осуществили бы захват этого важного стратегического узла (Там же). [53]

и) Русское правительство заверялось, что если русские войска захватят Тавриз и центр производства персидского шелка Гилян, то располагая большими запасами, спокойно могут прозимовать там. Враг не будет иметь сил их беспокоить, потому что «войска их, армянское и государево, всякие места разорят» (Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 89 — 90).

к) Предполагалось лишить персидского шаха возможности использовать армянских и грузинских воинов, находившихся на службе в персидской армии (Там же, стр. 91).

л) Следует приложить усилия, чтобы на первом этапе войны добиться нейтралитета Турции, а если последняя все же будет угрожать войной русским войскам и армяно-грузинским освободительным силам, действовавшим в Закавказье, то в этом случае следует использовать имеющиеся возможности и поднять против турок христиан, живущих в пределах Турции, в частности армян, грузин, греков и других народов, т. е. привести в движение именно те силы, которые спустя столетие фельдмаршалом — графом Паскевичем были названы «страшным для Турецкой империи оружием» (См. ЦГИА Груз. ССР, ф. 548, оп. 3, д. 455, л. 2).

Изучение военной части Московского проекта не оставляет сомнений в том, что автор его со знанием дела, как военный специалист, разработал идею восстановления армянского национального военного потенциала, поставил ее на официальную почву, рассматривая это как реальное средство защиты, как испытанное оружие для освобождения из-под ига персидских и турецких угнетателей.

В исторической литературе игнорировалась именно эта, самая существенная, сторона проекта; если же по различным поводам приходилось говорить о ней, то рассуждения авторов касались в основном цифровых данных, приведенных в документе, причем последние предвзято оценивались ими, как «лишенные какой-либо действительной ценности» (См. К. Тумаян, История Восточной проблемы и прежде всего Армянского вопроса, т. I, 1905, Лондон, стр. 361; см. также Егише Гегамянц, Исраел Ори и его политический проект, Баку, 1914, стр. 46, 50, 58; Лео, ук. соч., стр. 548, 553 (все на арм. яз) и др.). Подобные утверждения не соответствуют действительности. Наоборот, есть все основания утверждать, что Московский проект является одновременно первым подлинным документом о возрождавшемся армянском войске.

Первое же поверхностное сравнение приводимых фактов со всей наглядностью показывает, на какие жертвы готов был пойти сам армянский народ для освобождения Армении от персидского и турецкого ига. При этом считалось, что достаточно лишь некоторой помощи со стороны России и ее моральной поддержки, чтобы освободить страну от иноземных захватчиков. В этом отношении весьма интересны неоднократные заявления армянских деятелей во время переговоров с царским двором о том, что армяне просят от России немногого — всего 25-тысячное войско, а все остальное [54] сделают сами, ибо «в нашей земли множество есть людей, которые уже все готовы суть ко оружию» (См. Г. А. Эзов, ук. труд, стр. 82), и вступят тут же в борьбу «против неверных, которые никогда не были так силами слабыми, яко ныне» (Там же, стр. 75).

Такого же мнения придерживались и грузинские политические деятели. Они также считали достаточным моральную поддержку со стороны России и совместные усилия 20-тысячной русской армии и их собственных сил для изгнания из страны персидских угнетателей (См. А. А. Цагарели, Сношения России с Кавказом, СПб, 1891, стр. 32). Понятно, что согласованность политических деятелей этих двух народов-соседей в вопросе совместных военных действий имела актуальное значение. С этой точки зрения глубоко символичны переговоры между армянскими деятелями и грузинским царем Арчилом, нашедшим убежище в Москве, во время которых было принято решение о совместных действиях (См. Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 223, 455. См. также П. Т. Арутюнян, ук. соч., стр. 139; Г. Г. Пайчадзе, ук. соч., стр. 27; В. П. Лысцов, ук. соч., стр. 202 и др.).

Как известно, Петр I не только ознакомился с письменными предложениями армян, представленными ему, но и в октябре 1701 г. имел специальную аудиенцию с армянскими деятелями и счел представленный ему проект осуществимым. Армянские деятели своим проектом объективно шли навстречу завоевательным стремлениям Петра I в отношении Кавказа и Закавказья, видя в этом единственный путь спасения армянского народа от угрожавшего ему физического уничтожения персидскими и турецкими угнетателями. Русский царь — «благодетель» решает, что настало время осуществить свои намерения: «отворить и в Азию ворота» (См. Г. Мельгунов, Поход Петра Великого в Персию, 1903, стр. 5), «осуществлять основные линии русской политики...» (См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Собр. соч., т. 22, стр. 20) в Закавказье и на Востоке.

Взгляды Петра I и армянских и грузинских деятелей не совпали лишь в одном вопросе — определении времени начала похода. И это понятно. Россия в это время была занята Северной войной, поэтому, естественно, она не хотела развязывать новой войны. Так и было заявлено в марте 1702 г. от имени Петра I армянским деятелям: «его царское величество благоприятно и к начинанию и к совершению того поведения не отрицаетца, токмо не в нынешнее настоящее время, понеже у его царского величества ныне война точитца со Шведами, и однеми войсками во едино время в различных случаях исправлятись не без трудности будет» (См. Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 110), «когда... оная война прекратитца, тогда то новообъявленное дело, по желанию требующих с подлинным обнадеживанием и вспомогательством, со всяким желанием исполнитца не отменно» (Там же).

Более того, в царском дворе армянским деятелям дают понять, что необходимо развернуть серьезную подготовительную работу и, в первую [55] очередь, разведать и изучить театр военных действий будущего похода.

С согласия русского двора армянские деятели весной 1702 г. эту обнадеживающую точку зрения Петра I через капитана Мирона Васильева (Мустафина) сообщили светским и духовным представителям Армении, которые встретили ее «с ликованием» (Г. А. Эзов, у к. соч., стр. 154). Армянские мелики в ответном письме Петру I заверяли его, что с получением вести о продвижении русских войск «мы готовы быть всячески полезными твоей доброй армии» (Там же, стр. 155). Однако они также сочли необходимым просить царя о том, чтобы передвижение войск было бы «внезапным, ибо вступление армии (в нашу страну) без их (врага) ведома силы наши без ущерба сохранит при нас и силы неверных в смятении распадутся и в наших руках останутся большие сокровища, которые будут достаточны для содержания 300 000 солдате течение долгого времени» (Там же).

Таким образом, соглашение обеих сторон открывало путь для будущего военного похода и для совместных действий по тайной подготовке его. Факты говорят о том, что в это дело были вовлечены как видные дипломатические и военные деятели царского правительства, так и представители армянского освободительного движения.

Несмотря на то, что Россия в это время была занята Северной войной, которая поглощала значительную часть средств государства, Петр I не отказывался от своего плана овладеть Каспийским морем и его берегами: «Мысль о Каспийском море, — писал военный историк прошлого века, царский генерал Ф. Веселаго, — впрочем, давно занимала Петра I... еще в первые годы шведской войны, (он) приказал строить для Каспийского моря в Казани более удобные грузовые суда: каты и шмаки» (См. Ф. Веселаго, Краткая история русского флота, М.-Л., 1939, стр. 36). Известно также, что по приказу Петра I государственные торговые суда на Каспийском море, которые раньше подчинялись Астраханской таможне, в 1707 году переданы были под начальство морского офицера»(Там же, стр. 36 — 37). Более того, именно в это время Петр I выделил материальные средства и испытанных специалистов для разведывания берегов Каспийского моря. В упомянутые годы с помощью русских офицеров впервые были подробно описаны берега Каспийского моря и составлена «общая карта всего моря» (Там же, стр. 37). Частыми стали путешествия русских дипломатов и военнослужащих в Закавказье и страны Среднего Востока.

Что касается участия армянских деятелей в подготовке будущего похода, то следует сказать, что оно должно было проявиться двояко:

а) в помощи царской России в приобретении необходимых сведений экономического, политического и военного характера для обстоятельного изучения будущего театра военных действий; [56]

б) в подготовке армянского общественного мнения в пользу этого похода и, самое главное, в проведении практической работы по созданию предусмотренных проектом армянских вооруженных сил, по военной подготовке их, а также по созданию необходимой материальной базы.

Изучение фактов показывает, что именно по этому плану развернулась работа. Одним из первых шагов армянских деятелей на этом пути был подарок Исраела Ори Петру I военной карты Армении большого масштаба, которая была вручена ему 15-го ноября 1703 г. На этой карте были изображены страны, лежавшие между Каспийским, Черным и Средиземными морями, и на нем имелась следующая надпись на французском и русском языках: «Поднесено ему царскому величеству чрез его нижайшаго и вернейшаго раба Исраила Ория...» PRESENTEE A Sa MAJESTE le GRAND CESAR. Par son tres humble, tres obeissant et tres fidel serviteur ISRAEL ORY. L'an de grace 1703».

На карте со всеми подробностями были указаны сухопутные и водные коммуникации, пролегавшие по этим местностям, города и крупные населенные пункты, а также горы, ущелья и леса (Весьма знаменательно, что в нижнем правом углу карты изображена была довольно символичная картина своеобразной композиции: в верхней части была изображена эмблема царской России — двуглавый орел с короной на голове, причем орел в когтях правой лапы держал шар с крестом, символизирующий христианский мир, левой — обнаженный меч; несколько ниже, впереди, нарисованы различные виды оружия, в том числе пушка, боевые знамена, которые демонстративно направлены в сторону армянских территорий, находившихся под игом Персии. А непосредственно рядом с ними изображен добрый вестник — ангел, одной ногой стоящий на барабане в позе провозвестника, причем барабан с помощью-трубы соединен с сундуком, который находится несколько ниже; сундук, по всей видимости, символизирует армянские колонии в России. Сундук в свою очередь соединен веревкой с вооруженным воином, представляющим армян колоний. Воин обнимается с амазонкой, символизирующей мать Армению, и они объединенными силами наступают на врага, который изображен в виде военной эмблемы Персии. Вся эта композиция, на наш взгляд, имеет определенную целенаправленность и символизирует освободительную борьбу армян, ярко-отображая взаимоотношения участвующих сил в полном соответствии, с военной стратегией Московского проекта).

В письме к Петру I по поводу вручения карты Ори подчеркивал: «Вручаю с нижайшим поклоном величеству вашему чертежь нашея страны, который мочно видети, что никакой иной крепости нет во всем государстве, кроме Эривана» (См. Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 173).

Причем он обращает особое внимание царя на то обстоятельство, что Ереванская крепость является единственным сильным укреплением во всей Армении, которое своим стратегическим положением господствует над Армянским нагорьем; следовательно, захватив эту крепость, «легко овладеть всей страной» (См. там же, стр. XXXVIII). Однако следует отметить, что армянские деятели не удовлетворялись лишь разжиганием от случая к случаю интереса русского государства к Армении. Факты свидетельствуют о том, что Ори и Минаc Тигранян развернули большую и тяжелую работу по подготовке вооруженного восстания против персидских и турецких завоевателей, [57] вовлекая в это дело многих представителей различных слоев армянского народа. Преодолевая множество препятствий, начиная с 1702 г., они систематически посылали «верных людей» как в Армению, так и в заселенные армянами области Северного Кавказа и Закавказья, через которых сообщали армянскому народу обнадеживающие вести. В действительности эти вестники являлись не только первыми пропагандистами Московского проекта армянского освободительного движения, но и верными исполнителями поручений Ори и Минаса Тиграняна в деле организации живых сил армянского народа. К сожалению, мы не знаем имен многих из этих первых отважных людей, звавших наш народ к оружию в тяжелое для него время, в начале XVIII в. История оказалась скупой и донесла до нас лишь имена некоторых из этих людей. К их числу принадлежали проживавший в Москве капитан русской армии армянин по национальности Мирон Васильев (Мустафин), шемахинский купец Айваз Абрамов (он же Симеон Романов) со своими братьями, пользовавшийся доверием армянских меликов Абакум (Аввакум), сельский священник Иван Яковлев, Авет Тасамалов, Кинос Мартинов и др. (См. Г. А. Эзов, указ. соч., стр. 149, 330-331, 358 и др.)

Именно организационными мотивами были продиктованы тяжелые и длительные путешествия в Персию через Закавказье и Армению, предпринятые Исраелом Ори (1707 — 1711) и Минасом Тиграняном (1716). Русский двор был в курсе всех начинаний армянских деятелей. Более того, их действия одобрялись и пользовались покровительством Петра I. Само по себе это обстоятельство, конечно, является значительным фактом с точки зрения понимания той внутренней заинтересованности, которую проявляло царское правительство в отношении Закавказья и Каспийских берегов. Развертывание подобных работ, несомненно, создавало благоприятные условия для дальнейшего развития армянского освободительного движения. В этом отношении, в частности, довольно плодотворным было путешествие Исраела Ори в Персию, предпринятое при покровительстве русского государства. Как известно, в июне 1707 г. из Москвы с важными военно-политическими поручениями в Персию было отправлено посольство, состоявшее из 50 человек, во главе которого стоял не кто иной, как полковник русской армии Исраел Ори. Путь посольства в Испаган пролегал через Астрахань, Шемаху, Карабах, Эчмиадзин и Тебриз, другими словами, через местности, заселенные армянами. Наивно думать, что здесь мы имеем дело с простым совпадением. Данные местности должны были стать театром военных действий во время будущего похода. Отсюда понятно желание царского правительства заранее разведать и собрать точные сведения о царившем там военно-политическом положении. Несомненно, посольство, возглавляемое Исраелом Ори, именно с этой целью отправилось на Средний Восток. Каких результатов достиг он в упомянутом деле — уже известно, и, в данном случае, эта сторона деятельности Ори не входит в задачу нашего исследования. Только отметим, что Ори (как впоследствии и Минаc Тигранян) в полной мере [58] исполнял должности данного посольства, как с точки зрения развития армянского освободительного движения, так и, в частности, в смысле организации его вооруженных сил. В связи с публикацией документов настоящего сборника нас интересовала именно эта сторона деятельности Ори, которая имеет непосредственное отношение к поставленной задаче — к выявлению исторических предпосылок воссоздания армянского регулярного войска и определению времени его формирования, вопрос, который в исторической литературе еще не был предметом специального изучения.

Как было сказано выше, вопрос воссоздания армянских вооруженных сил был решен еще в 1699 г., на тайном совещании армянских меликов в Ангехакоте, который впоследствии нашел подробное отражение в Московском проекте. Но как в Ангехакоте, так и в Московском проекте предусматривалось практически осуществить восстановление армянского войска лишь когда ожидаемые из России вооруженные силы двинутся в сторону Закавказья. Наряду с другими моментами, подобное решение вопроса было обусловлено царившим в стране политическим положением: армянские деятели хорошо сознавали, что в условиях наличия в стране чужеземных захватчиков создание более или менее регулярных армянских воинских соединений, их вооружение и обучение чреваты тяжелыми последствиями. Тем не менее необходимо было найти выход. Современные армянские деятели указывали два возможных пути создания войск: первый путь — создать эти войска в армянских колониях России, в невидимых и безопасных местах. Не случайно, что Ори собирался именно в Астрахани создать первый армянский полк. Сообщая об этом осенью 1703 г. Петру I, Ори отмечал, что намеревается в Астрахани набрать из армян «больше двух тысяч... лучших людей нашего народа... и от тех построится регимен карабинеров моими проторми», (См. Г. А. Эзов, указ. соч., стр. 185) которые должны были выполнять роль проводника русских войск, ибо «люди этого полка, — писал он, — будут знать дороги, переходы и язык населения.» (См. там же, стр. ХLII, 179, 223) Однако, едва ли этим ограничивалась роль армянского полка, который предусмотрено было создать в Астрахани. Из скудных данных, дошедших до нас, мы узнаем, что Ори в этот период был озабочен подготовкой национальных кадров воссоздаваемых вооруженных сил армянского освободительного движения. А столь важное дело возможно было в это время организовать лишь вне Армении, в пределах России, в данном случае в Астрахани, в мирных условиях, используя достижения русского военного искусства. Во всяком случае, на эту мысль наводит составленный им список местностей; причем предусматривалось из этих местностей «мобилизовать» армянских юношей для формирования полка. В числе этих местностей он называл Петру I, в частности, находившиеся под персидским владычеством Ереван, Нахичеван, Карабах, Тифлис и даже Тебриз. (Там же, стр. 185) Мобилизацию молодежи из этих районов и отправку их небольшими группами в Астрахань Ори [59] намеревался осуществить сам, на обратном пути из Персии, маскируя все так, «чтоб никакое подозрение не подавал неверным, вымышляя к сему или дела состояния церковного, или иное что сему подобно»(Г. А. Эзов, указ. соч., стр. 185, 224), часть мобилизованных армянских юношей, говорил он, для нужд полка должна привести с собой также коней. Весьма вероятно, что среди шестидесяти армян под видом мастеров шелка, привезенных Исраелом Ори из Персии, были также те юноши, которые должны были пополнить формировавшийся в Астрахани армянский полк. О вероятности подобного предположения говорит тот факт, что Минас Тигранян в 1711 г. в числе армян, привезенных из Персии, нашел лишь «лутчих художников 12 человек, которые умели добре всякие шелковыя и парчевыя заводы счинять» (Там же, стр. 293), которых он и отвез в Москву.

Предложения Ори об организации в Астрахани армянского полка были одобрены Петром I. Так, 6-го декабря 1703 г. царь на прошении Исраела Ори надписал: «Написать полковником по его желанию» (См. там же, стр. 186). А впоследствии Петр 1 дал Ори разрешение на ввоз в Россию из Амстердама оружия и обмундирования на 20 тысяч рублей (Это оружие и обмундирование в 1707 г. уже было перевезено в Россию. По всей вероятности, в данном деле Исраелу Ори значительную помощь оказал организатор армянской типографии в Амстердаме епископ Тома Ванандеци, который известен как «единомышленник и сподвижник» Акопа Джугаеци. Он лично был знаком с Ори и во время пребывания последнего в Амстердаме согласился сопровождать его до Персии. Однако внезапная смерть помешала ему осуществить свое намерение), для вооружения и обмундировки армянских воинов.

Второй возможный путь воссоздания армянских вооруженных сил для Ори стал известен во время его путешествия в Персию. Видный деятель армянского освободительного движения в качестве посла около 4-х лет странствовал по Армении и сопредельным странам. Впервые Ори вступал на родную землю легально как посол, наделенный дипломатическими полномочиями и неприкосновенностью. Здесь он близко познакомился с жизнью армянского народа и имел встречи с «хозяевами страны Армянской», установил связи со светскими и духовными армянскими деятелями, в том числе с католикосами Эчмиадзинским и Гандзасарским, подробно ознакомил их с Московским проектом и заверил в доброжелательных настроениях России в вопросе освобождения Армении. Здесь не излишне будет привести следующие характерные строки из послания католикоса Эчмиадзина Александра Джугаеци Петру I от 7-го июля 1709 г.: «Объявляем Вашему царскому величеству, — писал католикос, — что здесь наш возлюбленный сын Израиль приехал к нам, к Эчмеяцину, к нашему престолу, которого мы с великою любовию и радостию восприяхом, и вашего величества пресветлого великодаровитость и совершенную любовь, дюже к нашему народу имеет, нам он возвестил подробну, и мы возрадовалися, и ваше величество хваляще благословихом, да господ Бог тя [60] пребывателна и присно цветуща хранить к славе нашего рода и всех христиан. Но наш возлюбленный сын и брат Израель приездом и отъездом своим в Перейду зело нас всех удивил, понеже честь вашего царского величества преизрядно охранил» (См. Г. А. Эзов, указ. соч., стр. 244).

Особенно значительными по своим последствиям были встречи Ори с армянскими медиками Карабаха и, в частности, с католикосом Гандзасара Есаи Гасан-Джалаляном, человеком, который по сравнению со своими предшественниками, как отмечают издатели его труда, «был весьма сведущ в национальной литературе и ревностен в добрых делах, особо преисполненный любви к своему народу, осмотрительный и заботящийся о пробуждении в своих сородичах духа отваги и памяти о геройствах предков и воинов, которые боролись против врагов их церкви и народа». (См. Предисловие издателя упомянутого труда: Есаи-Гасан-Джалалян, Краткая история Агванка, стр. 5-6) Несомненно, Ори прекрасно был осведомлен о русской ориентации Есаи Гасан-Джалаляна в вопросе армянского освободительного движения. Известно, что армянские мелики Карабаха и их духовные предводители первыми откликнулись и безоговорочно приняли Московский проект освобождения Армении и выказали готовность по первому зову взяться за оружие для его осуществления. В этом отношении характерно, что еще в мае 1703 г. в своем письме Петру I они не только выступили в роли сторонников Московского проекта, но и заверили царя в том, что Ори и Минас Тигранян «все, что постановят с Вашим самодержавным царским (величеством)... мы согласны» (См. Г. А. Эзов, там же, стр. 156). Более того, именно в этом письме они заверяли царя: «Мы от сего времени день и ночь на ту сторону (т. е. Россию) смотрим и вас видим, и ваше войско ожидаем; и что укажешь, то и творить будем» (См. там же, стр. 159).

Из настоящего отрывка само собой вытекает, что, встречаясь с этими ревностными защитниками своего проекта, Ори не прилагал больших усилий, чтобы убедить их в необходимости вооруженной борьбы, ибо последние хорошо сознавали важность этого в борьбе за освобождение от персидского ига. Следовательно, длительное пребывание Ори в Закавказье и его встречи с меликами Карабаха и Есаи Гасан-Джалаляном больше связаны с конкретными и практическими вопросами организации вооруженного восстания. Как показывают факты, дальнейшие события развертывались именно так. В этом отношении характерно свидетельство Гасан-Джалаляна: в одном из посланий Петру I он, обращаясь к деятельности Ори этого периода, писал: «Вот уже 22 года, как великий патриарх Вагаршапата со своими архиепископами и благородными (дворянскими) сыновьями и я, нижайший, со своими епископами и меликами остаемся твердыми в своей просьбе и замысле. Когда наш высокородный меликов сын Исраел Ори, назначенный вашим величеством послом (к нам), прибыл в эти края, он узнал все входы и выходы этих краев, как прибрежных, так и сухопутных, как для войск (пеших), так и конницы, причем пути всех краев, что [61] невозможно перечислить здесь. Но сам он не прибыл к царскому двору, чтобы сообщить подробно об этом, ибо в пути злые и завистливые люди каким- то способом умертвили его... Исраил Ори присматривался к дорогам этого края, местам шелководства и мастерам, которых должен был везти с собой и много других полезных для царя вещей было у него, но он не дошел до места, и из-за множества наших грехов все помыслы остались незавершенными и глаза наши застыли глядя на дорогу и слух наш жаждет благой вести» («Армяно-русские отношения в XVIII веке», т. 2, часть I, стр. 382).

Ори, озабоченный воссозданием армянского войска, убедился в том, что влачившие свое существование армянские мелкие феодальные роды — медики имеют незначительные силы, малочисленные вооруженные отряды. Надо сказать, что персидские завоеватели в своих интересах терпимо относились к их существованию, ибо эти отряды помогали в защите границ персидских владений от вторжения горцев. Данное обстоятельство также не ускользнуло от внимания Ори, который рассмотрел в них зародыш будущей армии. Следовательно, необходимо было подумать о путях объединения этих отрядов, не вызывая подозрений завоевателей. Для маскировки истинной цели это объединение отрядов можно было мотивировать необходимостью организации более успешного отражения натиска горцев. Идея объединения этих отрядов, по всей вероятности, принадлежала Ори. Кроме того, именно при непосредственном участии Ори был решен также вопрос командующего объединенными войсками. Выбор пал на известного военачальника Авана юзбаши, приглашенного из Ширвана в Карабах (См. С. Т. Еремян, М. С. Асратян, Б. Н. Аракелян и др., ук. труд, стр. 358). С целью вооружения этих войск Ори организовал тайную «переброску оружия в Карабах» (См. В. П. Лысцов, ук. труд., стр. 203).

Находясь в Закавказье, Ори установил также деловые связи с представителями Грузии и Бакинского ханства, разделявшими судьбу Армении, с целью создания фронта общих согласованных действий. Упомянутый факт чрезвычайно примечателен в том отношении, что Ори, проявив политическую дальновидность и осведомленность в военных делах, очень умело и продуманно подготавливал и способствовал росту совместной военной борьбы закавказских народов.

Анализ фактов приводит к тому твердому убеждению, что Ори, Минас Тигранян и другие деятели армянского освободительного движения в своем проекте прежде всего опирались на собственные силы, на подготовленность в военном отношении широких слоев народа, обстоятельство, которое полностью проявилось в 20-х годах XVIII в., в период подъема освободительного движения. Следовательно, бытующая в исторической литературе точка зрения, согласно которой Ори «в своей деятельности был одинок», что его и Минаса Тиграняна не интересовало «создание широкого народного движения», (См. П. Т. Арутюнян, ук. труд, стр. 150; А. Аракелян, История развития духовной культуры армянского народа, т. 2, Ереван, 1964, стр. 82 (на арм. яз.)) лишена оснований. Более того, исходя из [62] данной ошибочной отправной точки, в исторической литературе делается упор на то, что Ори и Тигранян свои надежды на освобождение Армении в основном связывали с внешними силами (См. П. Т. Арутюнян, там же, стр. 150-151; см. также А. Аракелян, ук. соч., там же. Здесь мы не хотим заниматься разбором книжки зарубежного армянского филолога. А. Кюрдяна с многообещающим заглавием — «Исраел Ори — историко-критическое исследование» (Венеция, 1960), автор которой, оставляя в стороне веские исторические факты и свидетельства, основываясь лишь на нескольких тенденциозных «фактах», пытался «опровергнуть» как факты действительно имевших место тайных собраний светских и духовных армянских деятелей, посвященных освобождению Армении, в Ангехакоте — в 1699 г. и в Гандзасаре — в 1703 г., так и с нигилистических позиций развенчать важную деятельность двух видных представителей армянского освободительного движения — Исраела Ори и Минаса Тиграняна. Более того, Кюрдян, унаследовав домыслы противников русской ориентации армянского освободительного движения, в частности, измышления об Ори и Минасе Тиграняне, распространенные агентами некоторых западноевропейских государств и католической церкви, развернувших на Ближнем Востоке и в Персии активную миссионерскую деятельность, фактически взял на себя печальную обязанность заняться: повторением подобных бредней). Эти и подобные им утверждения полностью противоречат исторической действительности.

Конечно, при жизни Ори (умер он в августе 1711 г. в Астрахани) исторические события не способствовали осуществлению всеобщего вооруженного восстания армянского народа против персидско-турецких угнетателей, не было возможности осуществить проект воссоздания армянского войска. Заметим, однако, что в тех мрачных исторических условиях, когда для народов, стонавших под игом Турции и Персии, меч был единственным законом, с помощью которого завоеватели жесточайшим образом душили даже самые незначительные попытки к освобождению, выдвижение задачи создания в армянской действительности собственного военного потенциала и освобождения от ига завоевателей путем вооруженного восстания уже само по себе являлось большим историческим событием. «Слово, — пишет В. И. Ленин, — тоже есть дело. Это положение бесспорно для приложения к истории вообще или к тем эпохам истории, когда открытого политического выступления масс нет...». (См. В. И. Ленин, Соч., т. 9, стр. 53)

Тем не менее, при жизни Ори была проделана ощутимая практическая работа по осуществлению смелого военно-политического проекта освобождения Армении, выдвинутого, как было показано выше, в начале XVIII в.; причем давнишняя мечта об освобождении от персидско-турецкого ига собственными силами и с помощью, ожидавшейся от России, во втором десятилетии века овладела умами и стала жизненным стремлением всех слоев армянского народа.

Это обстоятельство, однако, не устранило (и не могло устранить) классовую и межсословную борьбу, происходившую в данный период в армянском обществе. Несмотря на это, страшная опасность, угрожавшая физическому существованию всех слоев населения, поставила их перед дилеммой — либо объединиться, чтобы противостоять врагу и расстроить его чудовищные планы, либо всем погибнуть. Этим был [63] обусловлен тот факт, что в вопросе об освобождении; страны от ига восточных тиранов, имевшем жизненное значение для армянского народа,, основные силы армянского общества, за исключением отдельных лиц из. феодалов и купцов, которые своими интересами были тесно связаны с персидскими и турецкими захватчиками, по сути дела выступали единым фронтом, и стояли на одном и том же пути. Подобная позиция являлась наилучшим свидетельством пробуждения и роста национального самосознания армянского народа, явившихся результатом как серьезных сдвигов, имевших место в культурно-экономической жизни, так и многовековой борьбы, которую он вел против персидских и турецких ассимиляторов. Теперь в, армянской действительности еще больше укрепилось сознание того, что такое большое, имеющее общенациональное значение дело как освобождение родины возможно осуществить лишь совместными усилиями всех сил народа. Именно благодаря такому глубокому пониманию стало возможным восстановление военного потенциала армянского войска, которое сыграло решающую роль в развертывании армянского освободительного движения XVIII в. и в победоносном завершении освобождения Восточной Армении, от персидского ига в 1828 г. Эти факты сами по себе опровергают утверждение отдельных авторов о том, что со смертью Ори «кончается также начатое им и ценою стольких жертв успешно подвигавшееся дело» (См. К. Тумаян, ук. труд, стр. 368-369 и др.).

* * *

Армянское освободительное движение получило более широкий размах во втором десятилетии XVIII в. Характерно, что идея освобождения, страны собственными силами и с помощью России теперь стала несравненно популярнее; причем ее практическое осуществление считалось чрезвычайно важной, единственной и действительной гарантией освобождения от турецко-персидского ига. Говоря о господствовавшем умонастроении в широких кругах армянского народа, в этот период Есаи Гасан-Джалалян в одном из своих писем в Россию заверял: «Все, как малые, так и большие, упадшего народа христьяне армянские желают свободы... а оных , сколько есть силы, все в готовности обретаются и ожидают видеть тот день, в который бы новую издавна желаемую свободу от всего сердца получить» (См. Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 326). И для того, чтобы деятели освободительного движения «своими очами» видели Армению освобожденной «от рук тиранских» (Там же) предпринимаются решительные меры. В этом отношении примечателен тот факт, что еще в 1712 г., через несколько месяцев после смерти Ори, его верный сподвижник Минас Тигранян известил Петра I о том, что армянский народ остается верен данной клятве (т. е. русской ориентации и Московскому проекту), «дабы из того желаемого источника напитися» (Там же, стр. 293). Затем, [64] напоминая о смерти Ори, просит царя не забывать его и одновременно заверяет, что готов выполнить «прежде обещанное» (Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 293). Считая делом недалекого будущего перспективу похода русских войск в Закавказье, Тигранян просит у русского двора разрешения на постройку у берега Каспийского моря, недалеко от порта Низовая, крепости, под видом армянского монастыря, «для того, чтобы царским войскам можно было безопасно тут пристать». (Там же, стр. 312; Соловьев С. М., История России, т. 18, Москва, 1868, стр. 56)

На позициях защиты принципов Московского проекта освобождения Армении, связанного с именем Ори, остались также другие деятели армянского освободительного движения. Так, Есаи Гасан-Джалалян, выражая общую волю деятелей армянского освободительного движения Карабаха и широких народных масс, в 1716 г. сообщает царю, что «добровольно желает быть под твоим покровительством...» «вместе со всеми медиками и знатными, и рамиками своей провинции» готовы подняться навстречу русским войскам, «когда этого пожелает могучее и великое твое царство...».(См. Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 316, 328)

Таким образом, из дошедших до нас сведений источников выясняется, что после безвременной смерти Ори осуществление проекта освобождения Армении возглавляли именно его сподвижники — Минас Тигранян, Есаи Гасан-Джалалян, Аван юзбаши и другие, которые, будучи признанными авторитетами в армянской действительности, были уполномочены установить официальные отношения с русским двором и государственными деятелями Грузии.

Конечно, планы Петра I в отношении Закавказья и Среднего Востока также не изменились. Известно, что для осуществления этих планов им было даже в 1711 г. сосредоточено в Царицине 30 000 войска (См. Потто, ук. соч., стр. 16), но поскольку Северная война продолжалась, их продвижение на юг откладывалось. Несмотря на все это, велась лихорадочная работа по разведыванию театра военных действий будущего похода, в частности работа по изучению Каспийского моря. Достаточно сказать, что с 1714 по 1720 гг., благодаря систематически организуемым шести специальным экспедициям, было изучено и описано Каспийское море и изданы результаты этих работ (См. Соловьев С. М., ук. соч., стр. 6 — 11; Л. Г. Бескровный, Очерки по источниковедению военной истории России, Москва, 1957, стр. 224). Новый размах получает экономическое проникновение России в Закавказье. Только в Шемахе общая сумма товаров, принадлежавших русским купцам, в 1712 г. составляла более 4-х миллионов рублей (См. Потто, ук. соч., стр. 18). Прилагаются усилия к тому, чтобы торговля шелком армянских купцов Джуги с Европой совершалась бы через Россию; им предоставляются дополнительные [65] привилегии для ввоза в Россию шелка-сырца, ковров, золота, серебра и драгоценных камней (См. С. М. Соловьев, ук. соч., стр. 28, см. также В. П. Лысцов, ук. соч., стр. 56).

Предпринимаются практические шаги также по расширению и оживлению политических связей России с армянским народом. В инструкции, данной русскому послу Волынскому, отправляемому в 1715 г. в Персию, наряду с другими поручениями, особенно подчеркивалась необходимость «разведывать об армянском народе, много ли его и в которых местах живет, и есть ли из них какие знатные люди... и каковы они к стороне царского величества, обходиться с ними ласково и склонять к приязни...». (См. С. М. Соловьев, ук. соч., стр. 28)

Несомненно, эти и подобные им мероприятия свидетельствуют о том, что велась серьезная подготовка к будущему походу, но все еще не было непосредственной военной помощи, которую в то время с нетерпением ждал армянский народ. Свирепствовавший в Персии экономический, военнополитический кризис еще более углубился. Вследствие недальновидной внутренней и внешней политики правителей страны, по выражению Волынского, они «так свое государство разорили, что, думаю, и Александр Великий, в бытность свою не мог войною так разорить. Думаю, что сия корона к последнему разорению приходит... не только от неприятелей, и от своих бунтовщиков обороняться не могут и уже все пропадают» (Там же, стр. 29-30).

Пользуясь слабостью шахской власти, активизировались центробежные силы: ханы внутри государства установили фактически свою суверенную власть, произвол и грабеж населения довели до неслыханных масштабов. Посол А. П. Волынский, говоря о положении армянского населения, писал: «Они великими налогами и податями отягчены...». Периодически повторяющиеся вооруженные столкновения между отдельными ханами, вместе с экономической разрухой, также угрожали физическому существованию населения. Однако заметим, что в это время общее положение армянского народа, как и других народов Закавказья, еще более осложнилось тем, что, воспользовавшись создавшимися благоприятными условиями, Османская Турция объявила себя «единственным законным» наследником персидской династии и снова подняла оружие для осуществления своей давнишней мечты — овладения Персией и территориями народов, покоренных ею. Разумеется, турецкие агрессоры знали, что им не так легко будет это осуществить. Они видели, какой размах получила освободительная борьба покоренных народов, борьба, которая своим острием была направлена и против них. Но, как всегда, так и на этот раз, турецкие захватчики направили свое оружие в первую очередь против этого движения. Для того, чтобы распылить силы борцов освободительного движения и с легкостью расправиться с ними, они прибегали к самым коварным методам борьбы, а именно, распаляли и раздували религиозный фанатизм среди народов. Турецкая верхушка сеяла ненависть и вражду не только среди христиан, но и разжигала вражду между двумя различными [66] направлениями ислама — суннитами и шиитами. Выступая в роли покровителя мусульман, Турция вооружает Хаджи-Дауда, Сурхая и других феодалов-туркофилов Дагестана и подстрекает к набегам на народы Закавказья. Как свидетельствуют источники, они, начиная с 1711-1712 гг. «из года в год совершали набеги на эту и ту сторону реки Куры», и подступили, с одной стороны, к крупному купеческому городу Шемахе, с другой — к. районам Карабаха, Казаха, Лори, Севана, повсеместно нагоняя ужас, принося смерть и учиняя разгром (См. Есаи Гасан-Джалалян, ук. соч., стр. 23). В других областях Армении, в частности в Араратской долине, действовали турки и вооруженные банды реакционных вождей курдских племен, подстрекаемых ими. Таким образом, опустошение страны, массовая резня и угон в плен населения стали распространенным явлением. Описывая тяжелое положение народа, армянские мелики в письме Петру I в 1723 г. писали:. «...Со слезной мольбой и стенанием сердца коленопреклонно представляем прошение вашему величеству о том, сколь много неизлечимых бед перенесли мы и ныне испытываем от неверных лезгин или местных тиранов... 11 лет как страна Агванк является пленницей лезгин; они истребляли и уводили в плен, а оставшиеся изнывали от податей, взимаемых местными тиранами — тюрками, которые грабили и расхищали все дома, и мы, оказавшись в безвыходном положении, протянули друг другу руки; я нижайший слуга Есаи и некий муж по имени Шрван, а также Саргис, оба они из Чараберда, я Есаи Партавский и Мелик Овсеп из Ганджи совместно сплотили 10-12 тысяч человек и начали воевать как с лезгинами, так и с тюрками страны Агванской. В неприступных горах мы построили Сигнахи... имели много битв с тюрками и. одержали много побед над ними...» (См. Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 340-341).

Не трудно заметить, что приведенный отрывок не является лишь, описанием имевших место в Армении ужасных событий, невыносимых страданий населения; в то же время это достоверное свидетельство активной борьбы первых отрядов возрождаемого армянского войска, борьбы, с многочисленными армиями врага, начавшейся с 1712 года. Этот факт сам по себе характерен для интересующего нас вопроса как с точки зрения времени возрождения армянского войска, так и с точки зрения определения личностей его организаторов и первых военачальников. Несмотря на то, что приведенное свидетельство касается лишь одной части армянского войска, которое было сосредоточено в районах Северного Карабаха, следует предположить также, что для борьбы с этим всеобщим бедствием, угрожавшим армянскому народу, военные отряды были организованы также в других частях страны. Как было отмечено выше, работа по созданию подобных отрядов велась еще при Ори — под руководством Авана юзбаши. Во всяком случае, дошедшие до нас достоверные свидетельства совершенно определенно сообщают о том, что первые отряды армянского войска были организованы еще в 1711-1712 гг. Более того, к этому времени часть их была объединена под общим командованием, другими словами, был создан [67] известный в истории армянского освободительного движения знаменитый Большой Сигнах, в котором было сосредоточено около 12-тысяч бойцов. Факты говорят о том, что практически это дело было осуществлено самим Есаи Гасан-Джалаляном, католикосом Гандзасара, и его сподвижниками — военачальниками Шрваном, Саргисом, Есаи, мелик Овсепом. Причем Гандзасарский монастырь стал первым штабом восстановленных армянских вооруженных сил.

Из вышесказанного следует, что именно этот год может достоверно считаться началом возрождения армянского войска (Время создания первых армянских регулярных отрядов в XVIII в. датируется в исторической литературе разными годами. Так, проф. К. Тумаян находит, что оно имело место после 1722 г. (см. ук. соч. автора, стр. 370 — 371). Историк Лео отмечает, что «Армянское войско начало формироваться по меньшей мере после 1719 г., т. е. после того времени, когда Вахтанг «вторично воцарился в Карталинии» (см. Лео, ук. соч., т. 3, стр. 608). П. Т. Арутюнян пишет: «...Создание самостоятельного армянского войска произошло, по-видимому, в начале 20-х годов XVIII в.» (см. ук. соч., стр. 156) и т. д.). Однако заметим, что работа, которая велась в этом направлении, стала особенно продуктивной после 1716 г., т. е. с того времени, когда по приказу русского двора по маршруту Ори и с теми же намерениями в Армению был послан Минас Тигранян. Он здесь встретился с католикосами Эчмиадзина, Гандзасара и другими армянскими деятелями, рассказал им об обнадеживающих обещаниях Петра I в скором времени начать поход русских войск в Закавказье. Дошедшие до нас материалы, касающиеся миссии Тиграняна, показывают, что основной темой совещаний был вопрос оживления освободительного движения и организации армянских вооруженных сил. Ознакомившись на месте с положением дел в Армении и настроениями населения, Минас Тигранян в отчете о результатах своего путешествия в начале 1717 г. сообщает: «Народа армянского под владением вышеупомянутых двух патриархов (т. е. Эчмиадзинского и Гандзасарского) счислением может быть тысяч с двести, и то — купечество и крестьянство; и естли случай позовет к войне на Персов, то они, как он чает, совершенно все к стороне царского величества склонятся, понеже они от Персов великие на себе несут тягости». (См. Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 325)

Последующий ход событий подтвердил правильность заверений Минаса Тиграняна и других деятелей армянского освободительного движения. Воодушевленные надеждой на скорую помощь, армяне развернули большую работу по мобилизации войск, формированию новых отрядов, накоплению продуктов питания как для этих отрядов, так и для русских войск. Эти подготовительные работы велись с такой быстротой и продуктивностью, что Есаи Гасан-Джалалян счел своим правом 24-го сентября 1718 г. сообщить Минасу Тиграняну следующую многообещающую весть: «силы все в готовности обретаются и ожидают...»; при этом он поручал последнему уведомить об этом кого следует и сделать все, чтобы «в действо произвести... чтоб свободился бедный наш народ от рук тиранских» (Там же, стр. 326). [68]

Более того, в посланном через день письме Петру I Есаи Гасан-Джалалян писал: «Мы и весь народ армянской... от искренняго сердца, без премены, всею мыслию и чистою совестию по означенной нам воли вашей и обещанию, под державою вашего величества поклонитися желаем»(Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 328). В этом письме он сообщает также, что они готовы встретить русское войско: «по вашей императорской воли и по возможности, всея нашея силы, что потребно в припасах государству, по обещанию, всею мыслию, охотою и радостным сердцем фундаментально услужить потщимся» (Там же).

На основании полученных с родины сведений о тяжелом положении армянского народа и о его готовности воевать «оружием и доспехами», Минас Тигранян в апреле 1719 г. представил царскому двору прошение, в котором говорилось: «в письме ко мне от приятелей объявлено, что оное секретное дело уже ныне есть время в действо производить, ибо варвары от всех стран и внутренне бедствуют»(Там же, стр. 329-330). Заметим, что такую же обстановку обрисовывает сведущий в персидских делах посол Волынский, советуя начать немедленно военные действия с целью завоевания берегов Каспийского моря. В своем отчете, посланном в 1718 г. в Россию, он прямо пишет: «Хотя настоящая война наша (Шведская. — А. X.) нам и возбранялась, однако, как я здешнюю слабость вижу, нам без всякого опасения начать можно, ибо не только целою армиею, но малым корпусом великую часть к России присовокупить без труда можно, к чему удобнее нынешнего времени не будет, ибо если впредь еще государство обновится другим шахом, то, может быть, и порядок другой будет» (С. М. Соловьев, ук. соч., т. 18, стр. 30).

Несомненно, посол был осведомлен о положении дел в Закавказье и учитывал то обстоятельство, что народы Закавказья готовы на любые жертвы ради освобождения от персидского ига и организуемых Турцией опустошительных набегов горцев-феодалов. По его мнению, дипломатия уже сделала все, что теперь необходимо «действовать в Персии и на Кавказе вооруженною рукою, а не политикой» (Там же, стр. 32).

Разумеется, Петр I не сразу начал военные действия на юге, однако он назначил Волынского, как человека сведущего, губернатором Астрахани, дав ему задание в строго секретных условиях ускорить все необходимые подготовительные работы для войны: «дабы в случае (войны) ни за чем остановки не было» (Там же). Более того, было отмечено также: «Что он может ускорить распадение Персии поднятием зависевших от нея народов кавказских».(Там же, стр. 33) С этой целью ему поручалось установить тайные связи с грузинским царем Вахтангом VI, «так чтоб он в потребное время был надежен нам» (Там же, стр. 32) (т. е. России. — А. X.). [69]

Осуществление этой задачи особой трудности не представляло, так как Вахтанг сам искал путей сближения с Россией. Известно, что еще в бытность свою в Персии он через своего представителя Парсадана-бека сообщил Волынскому: «пора государственный дела делать»(С. М. Соловьев, ук. соч., стр. 31) и выразил готовность «принять службу русского царя». Возвратясь на родину, он отдался осуществлению именно этого дела — т. е. освобождению родины. Осуществление этого он считал возможным с помощью русского оружия. На основании этой общности интересов в 1720 г. «между Петром I и Вахтангом VI было заключено соглашение о совместных военных действиях» (См. Г. Г. Пайчадзе, ук. соч., стр. 28). Этим соглашением Вахтангу VI фактически поручалось также дело объединения вооруженных сил закавказских народов и приведения их в боевую готовность; при этом особо подчеркивалось, что царь Вахтанг должен добиться того, чтобы «все армяке приняли его сторону» (См. «Переписка на иностранных языках грузинских царей с российскими государями от 1639-1770 гг.», СПб, 1861, стр. 185; В. П. Лысцов, ук. соч., стр. 218). В то же время высокопоставленные государственные сановники России во время встреч с армянскими деятелями подсказывали им о необходимости установления связей с царем Карталинии. Другими словами, снова выдвигался задуманный еще при Исраеле Ори и царе Арчиле план объединения армяно-грузинских сил. Несомненно, как грузинские, так и армянские деятели сознавали, что лишь путем объединения их сил и с помощью России могут освободиться от турецко-персидского ига. Поэтому и само собой понятно, что в деле заключения армяно-грузинского военно-политического союза серьезных трудностей не было. Переговоры между Вахтангом VI и армянскими делегатами во главе с Есаи Гасан-Джалаляном, с целью осуществления этого союза, успешно закончились летом 1722 г. Фактически этим завершились также переговоры между руководителями освободительного движения армянского и грузинского народов и Россией, переговоры, длившиеся более 20-ти лет и закончившиеся установлением между ними военно-политического общего союза, который знаменовал собой начало нового этапа — совместных и открытых военных действий трех народов.

В данном случае важно отметить, что участники переговоров выработали общий план военных действий, в котором отразились жизненные интересы и политические стремления этих народов; причем особо подчеркивалась их решимость достигнуть национальной независимости с помощью России. Кроме того, вместо сепаратных, местных оборонительных боев против врагов теперь принималась тактика централизации сил, преследования врага решительными наступательными действиями, тактика их изгнания из страны. Для успешного осуществления своего плана, союзники предприняли ряд серьезных мер с целью новых пополнений войск и обеспечения их боевой готовности.

Вахтанг, как об этом свидетельствует историограф, в пределах своего царства «немедленно издал указ о наборе войска, и вскоре было набрано [70] большое войско из грузинского и армянского народов и никого он не отпустил от себя...». (См. Есаи Гасан-Джалалян, ук. соч., стр. 46) По всей вероятности, именно в это время, чтобы продвинуть дело организации армянских вооруженных сил, переговаривающиеся стороны пришли к соглашению об отправке армян-военнослужащих грузинской армии в Армению. Если до сих пор в исторической литературе известен был лишь факт отправки из Грузии в 1722 г. во главе с выдающимися полководцами Давид-Беком и Мхитаром спарапетом 40 военнослужащих в Сюник, то документы, собранные в настоящем сборнике, свидетельствуют также о двух других примечательных фактах. Во-первых, из них явствует, что в том же году царь Вахтанг послал из Тифлиса в Сигнахи также другую группу армянских военнослужащих во главе с одним из ветеранов армянского освободительного движения Пилибеком Басауровым. Через многие годы, в одном из прошений, посланном императрице Елизавете, в октябре 1754 г., тот же Пилибек Басауров писал: «Из отечества своего из Грузии из города Тифлиса в 1722 году от покойного грузинского царя Вахтанга... послан я был к сигнацкому армянскому народу для возмущения их против турок с таким повелением, чтоб они во всем мне были послушны и потому оные сигнацкие армяна мною против турок возмущены и в 1723-м году под Араратом имели мы с турецкой армиею баталию, на которой с семнадцать тысяч турок побили, причем и главный их сераскер Умар паша убит» (См. документ № 112). Во-вторых, выясняется, что несколько позже другой отряд, состоявший из грузин и армян, во главе с тифлисцем видным армянским деятелем Парсадан-Беком и его двумя сыновьями — Рафаелем и Тага Кузановами (Кузаненц), был послан к берегам Каспийского моря для участия в военных действиях русской армии (См. документ № 18, 101, 103 и др. Интересные сведения об этом имеются в памятной записи рукописи, хранящейся в Матенадаране имени Маштоца № 5794; автором ее является тот же Тага Кузанов. В данной памятной записи, написанной в 1746 г., говорится, что третий сын Парсадан-Бека — Абтлмасех также служил в грузинском войске и по приказу парона Грузии (т. е. Вахтанга VI) вместе с их зятем Давид-Беком был послан в Сюник «для набора войск на месте». Абтлмасех, в качестве одного из военачальников Давид-Бека, под его командованием участвовал во многих битвах против персов и османцев, погиб на поле битвы и был похоронен в деревне Хоти (Хотана) Кафанского района (см. док. № 79)).

Первые результаты мер, предпринятых по осуществлению проекта, разработанного союзниками, были настолько ощутимы и обнадеживающи, что Есаи Гасан-Джалалян еще из Тифлиса поспешил сообщить в Москву Минасу Тиграняну о том, что они готовы встретить русские войска: «понеже де, — писал он, — грузинцы и армяня ныне все в единодушном соединении пребывают и надежды ни на кого, кроме его импер. величества, не имеют и его токмо избавления ожидают» (Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 333). Он сообщает также что «ныне де армян в готовности военных людей с 40 000, а впредь, когда они увидят милость и обнадеживание е. и. в., то еще может их собратца с [71] 40 000, и что в том же намерении и грузинцы все пребывают и единодушно с ними армяны поступают и ожидают помощи и избавления». (Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 333)

Отдельные соединения этого общего армянского войска по-прежнему были размещены в крепостях и других укрепленных местностях пяти армянских меликств Карабаха — Гюлистане, Джраберде, Хачене, Варанде и Дизаке. Это обстоятельство уже говорит о том, что с организационной точки зрения отдельной военной единицей считался уезд (гавар), т. е. в пределах владений каждого мелика формировалась одна воинская единица, число воинов которой было обусловлено количеством сел и населения. При этом данные воинские соединения носили названия областей, в которых формировались и действовали во главе с меликами и юзбаши (сотник), но согласно общему плану.

Вторым центром крупного сосредоточения Армянского войска был Сюник. Здесь выдающиеся полководцы Давид-Бек и Мхитар спарапет вместе со своими соратниками по тому же принципу объединили вооруженные отряды армянских меликов Зангезура, пополнили их новым контингентом и под единым общим командованием централизовали 6628 бойцов (См. Матенадаран им. Маштоца, рукопись № 3297, л. 68-69).

Вот таким образом был восстановлен военный потенциал армянского народа, организаторы и руководители которого по праву назвали его «Армянским войском». Заметим, что под этим названием оно было известно в официальных кругах союзных государств (России и Грузии). Более того, турецкие и персидские захватчики также были вынуждены признать Армянское войско как воюющую сторону, с которой они, кроме встречи на поле брани, вели также дипломатические переговоры. (См. Есаи Гасан-Джалалян, ук. соч., стр. 47-49; С. Шаумян, Избранная история Давид-Бека... Вагаршапат, 1871, стр. 6-9, 30, 38-39, 59, 76-78; «Дневник Петроса ди Саргиса Гиланенца», СПб, 1870, стр. 39-41, 44, 53; Г. А. Эзов, ук. соч., стр. LХI, 333-334, 341 и др.; Д. Бутурлин, Военная история походов Россиян в XVIII столетии, т. IV, ч. 2, СПб, 1823, стр. 78,94. Несомненно, царившая в Армении обстановка была серьезным препятствием для создания единой армии, но тем не менее, не делала это невозможным. Исторические факты свидетельствуют о том, что армянские отряды, созданные в пределах разных ханств, преследовали одну и ту же цель и действовали по единому плану. Более того, несмотря на существовавшие препятствия, между ними поддерживалась определенная связь. Следовательно, имеющееся в исторической литературе утверждение о том, что «сыгнахци, способные, благодаря природным условиям, обеспечивать оборону страны, не имели сплоченного войска и воинских подразделений» и якобы «они были в состоянии обеспечить лишь оборону Карабаха, но вовсе не наступательные действия...» (см. Армяно-русские отношения в XVIII веке, Ереван, 1964, т. 2, ч. I, стр. XXXVIII, ХLVIII), носит односторонний характер)

Таким образом, весной 1722 г., накануне «Персидского похода» Петра I, Армянское войско (пехота и конница) в своих рядах уже имело около 50 000 бойцов.

Характерной особенностью этих вооруженных армянских войск являлось то, что они комплектовались главным образом из армянских крестьян, ремесленников, а также представителей купеческого сословия, [72] феодальных родов и духовенства, способных владеть оружием, для которых, разумеется, военная служба была тяжелым бременем и отрицательно сказывалась на их экономической жизни, и без этого переживавшей упадок. Однако несмотря на это, они видели единственный путь к освобождению родины от иноземного ига в создании армянского войска и поэтому шли служить.

Армянское войско пополнялось также за счет бежавших из персидской армии воинов-армян.

Характерным для армянских войск было отсутствие наемной системы; воины не требовали вознаграждения за свою службу; между тем, наемная система, как правило, была распространена в персидской и турецкой армиях. Данное обстоятельство само по себе повышало в армянских воинах сознание того, что они борются за свою страну. Нужды войск удовлетворялись в основном за счет скудных средств народа и пожертвований купцов, меликов и церкви. Более того, когда в 1722 г. Минас Тигранян через двух гонцов сообщил о продвижении русских войск, армяне сразу же выделили из своих средств для нужд русской армии 60 000 пудов зерна, 10 000 голов крупного рогатого скота и другие необходимые продукты (См. Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 387).

Для армянских войск самой большой проблемой был вопрос оружия и боеприпасов. Армянские деятели в своих посланиях в Коллегию иностранных дел России, говоря о вооружении войск, действовавших в Сиг- нахах, неоднократно отмечали: «Ружье (оружие) у того всего войска есть фузеи (ружья) и сабли, и сверх того у конницы пистолеты, також пороху и свинцу у них довольно, и оное ружье и порох и свинец делают они, армяня сами, понеже у них таких руд довольно. А пушек при них ничего нет, понеже хотя у них руда медная и железная есть, но мастеров пушечных нет» (Там же, стр. 386, 444-445 и др.).

Количество оружия, изготовленного армянскими мастерами, естественно, не могло удовлетворить растущих требований войск. Этот недостаток частично восполнялся оружием, которое приносили с собой бежавшие из персидской армии воины армяне и особенно «ружьями, мечами и всяким военным снаряжением», захваченным у врагов во время войн (См. С. Шаумян, Избранная история Давид-Бека, стр. 6, 33-34). Сохранились сведения также о том, что для удовлетворения нужд войск Давид-Бека, действовавших в Сюнике, была организована тайная переброска боеприпасов через Тебриз (См. документ № 3; ср. А. Г. Абрамян, Страница из истории народов Закавказья и армяно-русских отношений, Ереван, 1953, стр. 85-86). Однако, несмотря на все это, постоянные военные действия оставляли мало времени для добывания нужного количества руды и организации производства оружия.

Этот серьезный недостаток в материально-техническом оснащении сопровождался еще тем, что люди, пополнявшие ряды армянского войска, не имели соответствующей военной подготовки. Более того, они были лишены нормальных условий для регулярного обучения обращению с [73] оружием и тренировки. В действительности, отряды армянских войск формировались и закалялись в ходе войны и воины, пополнявшие их ряды, без какой-либо серьезной подготовки вынуждены были сразу же принимать участие в военных действиях против несравненно более организованных и лучше вооруженных армий врагов. Однако у них было одно важное преимущество — смекалка и храбрость, — обусловленные самоотверженным желанием освободиться от ига иноземных захватчиков. Это народное восстание принадлежит к числу тех известных в истории войн, которые Ф. Энгельсом были названы «война pro aris et focis (за алтари и очаги), народная война» (См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Собр. соч., т. 12, стр. 222). При этом в основе воспитания воинов лежала идея патриотического долга перед родиной. В тяжелые моменты военачальники, обращаясь к подчиненным, вспоминали имена и дела предков, храбро павших в боях за родину, призывали следовать их примеру. Именно этим они разжигали у воинов ненависть к врагу.

Армянский народ и деятели его освободительного движения считали восстановление Армянского войска началом «новой возрожденной армянской государственности» (См. Есаи Гасан-Джалалян, ук. соч., стр. 48).

В самом деле, внимательное изучение событий показывает, что восстановление Армянского войска было реальной предпосылкой для организации государственной власти. С этой точки зрения особенно характерно наличие в Сюнике войск Давид-Бека и Мхитара спарапета. На протяжении семи-восьми лет своего существования они не только преследовали сугубо оборонительные цели. Изгнав из страны завоевателей, они одновременно осуществляли государственную власть. Подобный же характер носила военная власть Авана и других юзбашей в сигнахах, которые одновременно были наделены и функциями государственной власти. Видные деятели армянского освободительного движения XVIII и XIX вв. именно в Армянском войске видели предпосылку восстановления самостоятельной государственности. Так, в 1780-х годах Овсеп Аргутян и Ованес Лазарян во время переговоров с политическими и военными деятелями России (А. В. Суворовым, Г. Потемкиным и др.) также расценивали характер деятельности юзбашей в сигнахах и армянских воинских соединений во главе с Давид-Беком как попытку «восстановления армянского государства»; (См. Матенадаран имени М. Маштоца, рукопись, 3607, л. 8) подобную же характеристику давал этим воинским соединениям Нерсес Аштаракеци в своем выступлении в Тифлисе перед армянским полком в 1827 г. (См. А. Ерицян, Католикосат всех армян и кавказские армяне (на арм. языке), т. I, Тифлис, 1894, стр. 271-273) Следовательно, вне всякого сомнения, что воссоздание армянского войска в XVIII в. не было самоцелью; оно должно было служить делу восстановления армянской государственности. [74]

* * *

По меткому выражению К. Маркса, русские войска, успешно закончив в 1721 г. Северную войну, открыли «Петру прямой выход в Европу» (См. История дипломатии; т. I, стр. 270). Развязав себе руки от Северной войны, Петр I получил возможность вплотную подойти к решению Восточного плана. На этот раз в центре внимания оказались берега Каспийского моря. Первоначально было решено начать поход в 1723 г. Однако тревожные сведения, сообщаемые губернатором Астрахани Волынским и послом Симоном Аврамовым о событиях, развернувшихся в Персии и на «берегах Каспийского моря, недалеко от границ России, с одной стороны, заверения армянских и грузинских деятелей о готовности к военным действиям вооруженных сил закавказских народов, — с другой стороны, заставили его начать поход раньше намеченного срока. В связи с этим примечательны следующие строки Петра I, посланные в 1722 г. Вахтангу VI: «Имелось у е. и. в. рассуждение, чтоб сие лето еще не начинать сего дела; но токмо б вышеописанныя препарации учинить, а в будущем бы году зачать, но опасались того, понеже ребелизанты персидские просили протекции турецкой, того ради поспешили, дабы хотя фут в персидских рубежах получить» (См. Материалы для истории русского флота, ч. IV, стр. 331-332; В. П. Лысцов, ук. соч., стр. 114). Для достижения этой важной военно-политической цели царское правительство весной 1722 г. двинуло свои войска сухопутным и водным путями к району Каспийского моря. В середине июня здесь уже было сосредоточено более 55 тысяч пехоты и конницы. В водах Каспийского моря стали на якорь около 274-х кораблей. Истинная цель похода маскировалась; в официальных персидских и турецких кругах русские дипломаты заявляли, что царское правительство, якобы оскорбившись ограблением богатств русских купцов в Шемахе со стороны восставших против шаха феодалов, решило само расправиться с бунтовщиками. (См. С. М. Соловьев, ук. соч., стр. 47; Г. Мельгунов, Поход Петра Великого в Персию, стр. 27-28) С другой стороны, на Кавказе и в Закавказье широко пропагандировалась легенда об «освободительной миссии» русского царизма, причем то, что в результате войны объективно могло способствовать и на самом деле способствовало освободительной борьбе народов, стонавших под персидско-турецким игом, в том числе и освободительной борьбе армянского народа, представлялось как субъективная цель «покровителя-царя».

Для непосредственного руководства военными действиями в середине июня в Астрахань прибыл сам Петр I. В его армии находились деятели армянского освободительного движения — Минас Тигранян, Петрос ди Саргис Гиланенц, Айваз Абрамов и др. Из публикуемых документов явствует, что вместе с войсками на берега Каспийского моря прибыло много армянских военнослужащих русской армии.

Будучи хорошо осведомленным о состоянии армянских и грузинских [75] вооруженных сил и правильно оценив их роль в осуществлении его восточного плана, Петр I через специальных посланников немедленно известил армянских и грузинских деятелей о предстоящих военных планах, поручив им подготовить силы для участия в походе.

Чтобы избежать столкновения с Турцией, Петр I одновременно предупреждал: «...Только надобно, чтоб прочие вашего народа христиане, которые под турецкою властию теперь находятся, никакого движения не делали, чтоб тем не привлечена была Турция напрасно к затруднению сего от бога благословенного дела» (См. С. М. Соловьев, ук. соч. стр. 72). Данное свидетельство особенно важно с той точки зрения, что оно дает ключ к правильному пониманию того, почему в западных областях Армении, стонавших под игом Турции, в 20-х годах XVIII в. освободительное движение по своим масштабам и характеру не поднялось до уровня народно-освободительной войны, имевшей место в Восточной Армении. Это, несомненно, было обусловлено также общим стратегическим планом войны, которую вела Россия в Закавказье. Причем удельный вес влияния России был настолько очевидным в политической жизни армян, что впоследствии армянские деятели неоднократно подчеркивали важную мысль о том, что «во время бывших войн и мирных трактаций с Турцией и с Персией они (т. е. армянские деятели XVIII-XIX вв. — А. X.) не упускали случая, пользуясь влиянием на нацию свою, расположить духом ея по видам России» (См. Матенадаран имени Маштоца, ф. — архив Лазарянов, п. 111, дело 36, документ 9).

По взаимной согласованности союзников встреча армянских и грузинских войск под общим командованием царя Вахтанга с русскими должна была произойти на территории, лежащей между Дербентом и Баку, откуда и предусмотрено было начать совместные военные действия объединенных сил. Предложение Петра I было горячо принято деятелями освободительного движения закавказских народов, которые немедленно привели в боевую готовность свои вооруженные силы и вышли навстречу русским войскам. В течение августа-сентября 1722 г. армянские и грузинские войска сосредоточили значительные контингенты войск в окрестностях Гянджи, на берегу реки Гочкал и в местности Чолак. Сюда, кроме прибывших с войсками Вахтанга VI армянских военных, живших в Грузии, по инициативе Есаи Гасан-Джалаляна, а также светских и духовных деятелей Карабаха (Арцаха), прибыли десять тысяч «отборных и вооруженных мужей» (См. Есаи Гасан-Джалалян, ук. соч., стр. 48) из армянских войск; ими командовали Аван, Шрван, Шахни, Сарухан. Встреча вооруженных сил двух братских народов произошла в военном лагере Гянджи, по свидетельству участников, «чрезвычайно торжественно» (Там же, с. 47). «При нашем приближении, — писал католикос Есаи в своей краткой истории, — Вахтанг выслал навстречу свое войско для нашего приветствования. При встрече войска, наши храбрые удальцы на [76] своих лихих конях джигитовали перед строем войска Вахтанга, дрожала вся окрестность от грохота их выстрелов, дым и пыль, смешавшись вместе, густым облаком заслоняли солнечные лучи и мешали отличать друг друга. При таких радостных торжествах стали мы лагерем близ Вахтангова лагеря. Вахтанг тотчас пригласил меня, медиков и начальствующих лиц и своею речью ободрил всех: «Мужайтесь, сказал он, ни от кого и ни откуда не имейте боязни, ибо настал час спасения... и на другой день всех одарил подарками» (Есаи Гасан-Джалалян, ук. соч., стр. 49).

Это общее состояние союзных армянских и грузинских войск позволило их руководителям с полным основанием заверить Петра I, что их войска готовы освободить родные земли от врагов, отвоевать их до Еревана, только ожидают выступления русских войск и повеления царя (Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 337-340; Переписка грузинских царей..., стр. 143).

И вот развевалось знамя всеобщего восстания. В течение двух месяцев под Гянджой стояло 40-тысячное войско, на виду у всех поднявшее оружие для справедливой борьбы против персидских и турецких захватчиков, для освобождения Закавказья от их ига.

Восстановление военного потенциала закавказских народов, а тем более объединение его вооруженных сил вызвало большое беспокойство у персидских и турецких завоевателей. Сначала они прибегли к хитрости, пытаясь лживыми обещаниями, задабриванием внести разлад в ряды восставших, чтобы затем разделаться с каждым из них в отдельности.

Персидские и турецкие поработители старались путем подкупа найти сторонников как среди армянских политических деятелей, так и среди отдельных военачальников армянских войск, обещая им почетные звания, высокие должности, деньги, земли и т. д. (См. документ № 111; Петрос ди Саргис Гиланенц, ук. труд, стр. 44) Потерпев неудачу в этих коварных приемах борьбы, персидские и турецкие угнетатели начали новые преследования в отношении армянского народа. Наряду с экономическим гнетом и разнузданным произволом, теперь уже массовый характер приобрели устрашения и пытки. Армяне, подозреваемые даже и в малейших связях с русскими, подвергались самым тяжелым наказаниям, вплоть до смертной казни. Персы в Новой Джуге и других местах разоружали отряды самообороны, созданные армянами для защиты от набегов афганцев, оставляя их поселения беззащитными перед врагом. Чрезвычайно характерен случай, имевший место с отрядом, созданным из армян Новой Джуги. Весной 1722 г. этот хорошо вооруженный отряд обманным путем, якобы для охраны шахского дворца, был приглашен в Испаган. Здесь персидские войска разоружили этот отряд из 300 человек, захватив имевшееся при них оружие английской и голландской системы, а отряду предложили немедленно удалиться из столицы, заявив им: «Теперь вы нам не нужны» (Там же, стр. 5).

Англия и Франция, которые были одинаково заинтересованы в том, [77] чтобы не позволить России укрепиться на берегах Каспийского моря и в Закавказье и не дать ей продвинуться к границам Ближнего и Среднего Востока, поспешили поддержать Турцию в осуществлении ее плана завоевания переживавшей кризис Сефевидской Персии, а также территорий покоренных ею народов. Причем, если Франция ограничивалась советами русскому государству: «со стороны Армении и Грузии... лучше к турецким границам не приближаться...» (См. С. М. Соловьев, ук. соч., стр. 60), то Англия не стеснялась прямо внушать Турции, «что война с Россиею не опасна» и обещала в случае войны оказать финансовую помощь и всякого рода содействие (Там же, стр. 68, 71).

Турецкие захватчики, воодушевленные воинственными обещаниями и военной помощью западноевропейских «друзей», сосредоточили силы в Карсе, Эрзеруме и в других пограничных районах. При этом Турция обещала свое покровительство реакционным феодалам Дагестана (Хаджи Дауду и другим) в их войнах против России, и, более того, под угрозой войны она потребовала у русских прекратить продвижение в сторону Закавказья, открыто проявляя свои агрессивные намерения в отношении Восточной Армении и Грузии. Для достижения этого турки, с ведома европейских государств, цинично угрожали «всех армян перебить» «за их восстание» (См. Петрос ди Саргис Гиланенц, ук. труд, стр. 53). Посол султана, получив в начале 1723 г. отказ от армян Еревана подчиниться Турции, объявил католикосу всех армян в Эчмиадзине: «был я в Эривани и в течение четырех недель, много толковал с ними (армянами). Не послушали они меня. За то уже и раскаятся. Мы выступим в поход, придем, займем страну вашу и подвергнем ее большому опустошению» (Там же, стр. 39). Он наглым тоном упрекал католикоса: «и ты сильно виноват в том, что присоединился к русским, и поднял в помощь им своих армян. Говорят, до 60 000 вполне вооруженных армян поднялись по твоему воззванию. Ты много пострадаешь за то, что захотел пропустить русских по вашей земле в наши владения» (Там же).

Вот в таких тяжелых условиях стали невозможными помощь России и соединение армяно-грузинского объединенного войска с русской армией.

Известно, что со взятием Дербента дальнейшее продвижение русских войск было приостановлено. Петр I «довольные сею кампаниею», в результате которой он создал «крепкое основание на Каспийском море» (Г. Мельгунов, ук. соч., стр. 46 (Письмо Петра I Сенату)), считал завершенным поход 1722 г. Передав командование войсками Михаилу Матюшкину и поручив ему подготовиться к новым выступлениям, он сам возвратился в Москву.

Через офицера русской армии И. А. Толстого и двух посланцев-армян — Михаила и Ивана, отправленных с ним, Петр I сообщил армянским и грузинским деятелям Закавказья о своем решении, одновременно [78] увещевал им «держаться твердо и ожидать его прихода» (См. Г. А. Эзов, стр. LХ). Несомненно, весть о том, что дальнейшее продвижение русских войск приостановлено, угнетающе подействовала на деятелей Закавказья и союзные войска, сосредоточенные под Ганджой, но, тем не менее, они не отчаялись.

В середине ноября союзные войска разошлись под Ганджой как друзья. Они возвратились в свои страны в боевой сплоченности, полные решимости продолжать вооруженную борьбу. «Мы же, — писал Есаи Гасан Джалалян, — лишились прежней надежды, возвратились к себе и укрепились в неприступных местах нашей родины» (См. Есаи Гасан-Джалалян, ук. соч., стр. 51).

С этого времени для народов Закавказья, особенно для армянского народа, создаются новые, чрезвычайно неблагоприятные условия. Для завоевания господства на Среднем Востоке и Закавказье турки, персы, афганцы, разбойничьи отряды Хаджи-Дауда, Сурхая и др. ведут ожесточенные войны между собой. Хотя и эти противоборствующие силы выступали со своими определенными захватническими планами и готовы были растерзать друг друга, но все они прилагали одинаковые усилия к тому, чтобы воспрепятствовать проникновению России к западным берегам Каспийского моря и в Закавказье. Они изыскивали возможности для достижения соглашения, чтобы совместно выступить против России. Царская Россия, учитывая создавшуюся сложную военно-политическую обстановку и исходя, первым долгом, из собственных интересов, вместе с демонстрацией военной силы искала также путей защиты своих позиций с помощью дипломатии, не желая вступить в серьезный военный конфликт с противоборствующими силами, избегая, в частности, столкновения с Турцией. В ходе этих переговоров русская дипломатия прилагала также усилие к тому, чтобы пресечь вторжение Турции в Закавказье, одновременно требуя, чтобы был гарантирован нейтралитет Армении и Грузии (См. Д. Бутурлин, ук. соч., стр. 53; С. М. Соловьев, ук. соч., стр. 71-72. Ср. В. П. Лысцов, ук. соч., стр. 136; П. Т. Арутюнян, ук. соч., стр. 196; Г. Г. Пайчадзе, ук. соч., стр. 34). Однако, как показали последующие события, одним лишь дипломатическим путем, невозможно было пресечь агрессию турок, охваченных жаждой захвата и уничтожения. Переговоры еще не были закончены, когда Турция, по наущению европейских государств, без объявления войны, в 1723 г. ввела свои войска в Закавказье. Несмотря на упорное сопротивление, туркам: тем не менее удалось ценой больших потерь захватить Тифлис, Ереван и. другие территории. Более того, турецкое командование стремилось выйти к берегам Каспийского моря, намереваясь вынудить Петра I вывести оттуда свои войска. В подобных тяжелых и в высшей степени сложных условиях 12-го июня 1724 г. в Константинополе был заключен русско-турецкий договор, по которому Турция признала права России на завоеванные ею на берегах Каспийского моря территории. Со своей стороны, поставив русскую дипломатию перед свершившимся фактом, Турция добилась уступок от России, узаконив свои завоевания в Армении и Грузии. [79]

Договор связывал руки России, и она лишилась возможности оказать непосредственную помощь народам Закавказья. В этом отношении чрезвычайно характерен ответ, данный русским двором армянским посланцам, обратившимся к России за помощью: «Мы, — писал Петр I, — им объявили, что помочь им войском не можем, вследствие заключенного с Портою договора» (См. С. М. Соловьев, ук. соч., стр. 74). Однако, несмотря на эти неудачи, армянский народ не сложил оружия и не капитулировал перед завоевателями. Следует отметить, что даже после ухода Вахтанга VI из Грузии (Вахтанг VI со своей свитой покинул Грузию и нашел приют в пределах русского государства в августе 1724 г.), армянский народ, оставаясь лицом к лицу с непрекращавшейся агрессией Турции и Персии, более десяти лет оказывал героическое сопротивление захватчикам (Подробное описание войн, которые вел армянский народ, см. в первоисточниках: С. Шаумян, Избранная история Давид-Бека; Абраам Ереванцы, История войн (1721-1736 гг.); Есаи Гасан-Джалалян, Краткая история страны Агванской, (все на арм. яз.);: Г. А. Эзов, Сношения Петра Великого с армянским народом; Лео, История Армении, т. 3.; А. Мирзоян, Армянские освободительные движения в Сюнике (на арм. яз.); А. Г. Абрамян, Страница из истории народов Закавказья и армяно-русских отношений, (на арм. яз.); П. Т. Арутюнян, Освободительное движение армянского народа в первой четверти XVIII века; З. Т. Григорян, Вековая дружба армянского и русского народов; Ашот Иоаннисян, Историческое введение к сборнику документов «Армяно-русские отношения в первой трети XVIII в.», т. 2, ч. I, и др.) в Сюнике, сигнахах, в Араратской и Ширакской долинах, Гугарке, в бассейне Севана, причем открытые бои сопровождались и дополнялись партизанской войной. Известно, что партизанская форма борьбы была знакома армянским вооруженным силам еще в далеком прошлом. В освободительной борьбе против иноземных захватчиков она всегда являлась составной частью стратегии армянских войск. И теперь она нашла широкое применение в справедливой войне, которую вел армянский народ в 20-30-х годах XVIII века. Доказательством этого может служить и тот факт, что в переписках армянских политических и военных деятелей того времени часто встречается характерное выражение: «Ныне днем мы живем как мусульмане, ночью — как армяне...». (См. Г. А. Эзов, ук. соч., стр. 428) Для оказания сопротивления захватчикам создаются «невидимые» военные силы, которые постоянно беспокоят врага, истощая его живую силу. Общим паролем для военных операций армянских войск и ополченцев против захватчиков служило выражение: «Сохраните старые семена, как надежнейшия, к произращению, истребите новые, не обещающие плодов» (См. Собрание актов, относящихся к обозрению истории армянского народа, часть 2, Москва, 1838, стр. 56-57). Как свидетельствуют авторитетные источники, именно так была организована одна из боевых операций против войска Сары Мустафа Паши в Карабахе, в результате чего многие из турецкого войска были истреблены, а паша едва спасся бегством.

Применение такой тактики вытекало из главной задачи возрожденного армянского войска — разгром живой силы захватчиков и изгнание их из пределов Армении. [80]

Таким образом, армянский народ, получая от России лишь моральную поддержку, вел неравную, по выражению русских государственных и военных деятелей, «свыше ума человеческого» войну против грозных врагов. Армянское войско, выступая под собственным национальным флагом, имея на вооружении только лишь ружье, пищали, сабли, кинжалы, пистолеты и искусно используя природные условия страны, в течение ряда лет мужественно защищало свою родину. Более того, оно своим боевым действием отстояло и сдерживало продвижение турок к берегам Каспийского моря, препятствовало усилению последних в Персии, чем и много способствовало русским войскам «свободнее... действовать и намерения свои к желаемому исполнению приводить» (См. Сборник императорского русского исторического общества, т. 55, СПб, 1886, стр. 32,74, 128) на этом театре войны. Это важное обстоятельство многократно было отмечено и высшими государственными органами (Сенат, Верховный тайный совет, Военная коллегия и пр.) царской России. Исходя из этого, они постоянно указывали своим военачальникам, находящимся в пределах Кавказа, о необходимости всячески поощрять действия армян и «трудиться (чтобы) армянское войско к себе в помощь получить» (Там же, стр. 8, 125 и др.). Именно в этих сражениях на поле брани закалялся армянский воин, совершенствуя свое военное мастерство, подымая на новую ступень развития армянское военное искусство.

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад