А оной резидент Обрезков после того в реляции своей от 1-го октября сего же года между протчим доносил: /л. 7/ что принадлежит до престережения моего поведения Порты в разсуждении Персии, то ведая, что наименьшее вмешание ея, Порты, в дела онаго государства, по интересу соседства для в. и. в. индифферентно быть не может, не упущаю употреблять наиприлежнейшее к тому рачение; но со всем тем и ныне всеподданнейше удостоверить вольность приемлю, что нимало не приметно, чтоб помянутая Порта прямо или под рукою в персидские дела мешалась, авганцу Азад-хану помогала или же при границах находящимся пашам оному помогать повелела. Да и получаемыми французским послом и другими иностранными министрами из Басоры, Вавилона и других азиатских мест известиями, оное беспристрастное поведение Порты подтверждается и что она помянутому Азад-хану поныне одно токмо простое прибежище дозволяет. Правда, может статься, из живущих при границах курдов и других,/л. 7об./ зависящих от Порты народов, некоторые в надежде добыч и к частопоминаемому Азад-хану пристанут, но оных и на ково почитать неможно, как за своевольных и побродяг, и коим Порта по отдалению мест и по свойству народа вовсе то и возпрепятствовать не может, а малое оных число в отдаленных Персии провинциях великим почитается. Притом же и то быть может, что Азад-хан умышленно помощь Порты для ободрения партизанов его похваляется.

препровождения и на знак персиянам, что Порте весьма будет угодно, ежели примут они ево к себе по- прежнему двести человек отборных турков, с которыми, прибыв он к пограничной персидской крепости Шегрзуру, где живут собою ушедшие по умервщлении шаха Надира из армии его авганцы ж, намерен был следовать прямо в Тевриз. Но услыша, что обретающиеся тамо Фетх-Али-хан Авшар и Шахбас-хан Думбули допустить ево отнюдь не склонны и хотят в противном случае употребить к защищению от него тамошняго своего края надлежащие меры, принужден был знать дать о сем вавилонскому Сулейману-паше и просить его о снабдении себя войском, которой позволил ему набрать оное из билбаских курдов, чем пользуясь помянутой Азад-хан в скором времяни вооружил из тех курдов из шегрезурских авганцов и из вольных всякаго звания турков до шести тысяч человек и пришед с ними во урочище Соук-Булак, раз-стоянием от Тевриза на тритцать миль. А он, Мангов, тогда с прилучившимися ему попутчиками 4-го октября отбыл из Урдубада чрез Беязед в турецкой город Эрзерум, // по приезде его куда 29-го числа того ж месяца на третей или на четвертой день получен от Порты ферман (или указ), коим объявлен поход на войну с геурами (турки християн так ругательно называют). И велено после новаго их мугамеданскаго года быть во всякой готовности. С которою же християнскою державою Порта устремляется воевать, в указе не упомянуто, но прежде онаго известие было, что якобы пребывающей в Константинополе от высочайшаго императорскаго российского двора резидент [328] заарестован, и потому все в Эрзеруме турки, повеся головы свои, сказали, что им охотнее бы итти было на Персию и помогать единоверцу своему Азад-хану или бы хотя уже и на християн, токмо не на Россию, отзываясь, что война с другими — турецкая честь и слава, а с нею же — их конечная погибель. Между тем разгласилось по всему городу, что в Грузию вступила российская армия. И сей слух всех турков и самого пашу, пока не удостоверили их нарочные посыланные от них для свидетельства в Тефлис, что российскаго войска /л. 8/ тамо не бывало и нет, а командировано оное из Кизляра на чеченцов, содержал в таком несказанном страхе и ужасе, что паша, надеясь быть в правду и не дожидаясь от робости из Тифлиса тех своих посланных, писал к ахалцискому паше, воюющему от майя месяца минувшаго года с живущими при Черном море християнами, имянуемыми по-грузински имеретинцами и абазинцами, по-турецки ж башачуг, дабы он всячески старался с ними примириться, которой по получении сего письма, несмотря на успехи свои, предзнаменующие ему скорые над неприятелями победы, кое на каких кондициях мир заключил.