СОЙМОНОВ Ф. И.

ОПИСАНИЕ КАСПИЙСКОГО МОРЯ

IX.

ЭКСТРАКТ ИЗ НАПЕЧАТАННОГО НА РОССИЙСКОМ ЯЗЫКЕ ОПИСАНИЯ КАСПИЙСКОГО МОРЯ.

ПРИМЕЧЕННЫЕ ВЫСОТЫ ПОЛЮСА.

Остров Четые Бугра — 45°20'

— Тюленей — 44 12

— Чечень — 43 47

Город Дербент — 42 06

Низовая пристань, или Низабат — 41 30

Два Брата, камни — 40 45

Апшерон полуостров — 40 23

Залив Зинзилинской — 37 34

Устье реки Себдуры — 37 25

Речки Мисандронские — 30 30

Залив Астрабатской — 36 40 [237]

Горы Красноводские — 39°40'

Угол Камель — 41 19

— Пещаной — 43 00

— Тюк-Караган — 44 24

Острова Кулали южной конец — 44 39 (В описании стоит 40°39' что есть опечатка, как то явствует из карты)

Устье реки Яика — 46 18

КУРСЫ И РАЗСТОЯНИЯ.

От Четырех Бугров до острова Тюленья — SZW. 17 1/4 миль

от Тюленьего до острова Чечня — S. 6 3/4 (В другом месте стоит S1/4O, то есть SZO)

от Чечня к рек Терки — WZW. 3 1/2

от Терского устья до Аграхани — S. 5

от Терского устья до проходу Учинского — OZN. 4

от Уча до Дербента — S. 23 1/2

от Дербента до реки Самуры — SOZS. 3 1/2

от реки Самуры до Низовой пристани — SSO. 6 1/2

от Низовой до Бармака — SSO. 7 1/2

от Бармака до Двух Братьев — SOZO. 7 1/2

от двух Брат. до Апшерона — SOZO. 6 1/2

от Четырех бугров до Чечня — S. 23 [238]

от Четырех бугров до Дербента — S. 48

— — — до Низовой — S. 56 1/2(В другом место стоит: от Четырех бугров до Низовой пристани S1/4O 57 миль)

— — — до Двух Братов — SZO. 70

— — — до Апшерони — SZO. 76

------------

от Апшерона до банку Шаху — SSO. 7 (В печатном описании стоит: от Четырех бугров до Банка чистого. Но видимо то опечатка, банк оной, или мель, находится подле малого острова, которой тем же именем Шах называется.)

от Шаха до острова Наргина — WZW. 4 1/2

от Наргина до острова Буйла — SWZW. 5 1/2

от Буйла до острова Свиного — SSW. 3 1/2

от Свиного до угла Везиря — SW. 2 1/2

от Везиря до восточных устей Куринских — SSW. 6

------------

от Наргина до Свиного — SSW. 6

от Свиного до острова Кура — SSW 11 1/4

от южного устья Кура до западного — WNW. 2

от западного устья Кура реки до залива Кизыл-Агачского — WZS. 3

от южного устья Кура до южного угла острова Кизыл-Агачского — SSW. 4 1/2 [239]

от Кизыл-Агачского острова до речки Астары — S. 6 1/2

от Кизыл-Агачского острова до Зинзилей — SZO. 22

от южного устья реки Кура до Зинзилей — S. 23

------------

от Зинзилей до речки Себдуры — OZS. 5

от Себдуры до Фузы речки — S. 2

от Фузы до речки Рудозели — SO. 1 1/4

от Рудозели до речек Мизандронских — SOZO. 21 1/4

от сих речек до залива Астрабатского — OZN. 15

от Себдуры до речек Мисандронских — SOZO. 24 1/4

от Себдуры до залива Астрабатского — OSO. 40

------------

от Шаха до острова Свиного — SW. 11 1/4

от Шаха до банка что южнее Свиного — SWZS. 16

от Шаха до острова Кура — SWZS. 22

от Шаха до Зинзилей — SSW. 42

от Шаха до Себдуры реки — SSW. 42 1/2

от Шаха до речек Мизандронских — SSO. 57

от Шаха до залива Астрабатского — SOZS. 61

------------

от Четырех бугров до Яику — ONO. 41 1/4

от Яику до Тюк-Карагана — SWZSю 33 1/4 [240]

от Кулалов до Пещаного угла — SSO. 26

от Пещаного до угла Камеля — SSO. 57

от Камеля до Красноводских гор — S. 25

от Красноводских гор до острова Огурчинского — SZO. 9 1/2

от южного угла острова Огурчинского до залива Астрабатского — SZO. 30

------------

от Четырех бугров до Кулалов южного угла — OSO. 22 1/2

от Четырех бугров до угла Пещаного — SO. 46 1/2

от Четырех бугров до угла Камеля — SOZS. 72

от Четырех бугров до Красноводских гор — SSO. 94

------------

от Чеченя до Кулалов — NOZO. 25 1/2

от Чеченя до Пещаного — OSO. 33 1/2

------------

от Дербента до Пещаного — ONO. 32 3/4

от Дербента до Камеля — OZS. 40 1/2

------------

от Апшерона до Камеля — NOZO. 25

от Апшерона до Красноводских гор — SOZO. 25

------------

от Жилова острова до Огурчинского — SO. 27 1/4

от Огурчинского до реки Кура — W. 35 1/2

от Огурчиyского до Зинзилей — SWZW. 42

------------

от Четыр. бугр. до Астрабата — SSO. 141 [241]

------------

О прочем содержании помянутого описания, как отправлять езду осторожно и безопасно, приведем мы токмо главнейшее, и что может быт полезно в науках.

Течение в Каспийском море бывает в Вахту [то есть во четыре часа] от одной даже и до двух мил с половиною. Но ко взысканию сего времени не до тает Навигаторских правил. Ибо в том ничего нет правильного, но паче непрестанное пременение, которому непостоянству мнится не от чего иного произходиму быть, как от понуждения ветров. Ветр, действует не токмо на поверхности моря, но и влечет с собою часть воды оного, которая как напоследок найдет себе сопротивление у противулежащих берегов: так должно ей потом и возвращаться с тою же силою. А хотя для сей причины течение бывает по большей части с ветром, и обыкновенно примечается параллельно положению берегов; однако идет еще иногда и противно ветру, и по средине моря. О сем можно себя уверить одною токмо долгою практикою, и искусной мореплавател поступит наилучше, есть ли будет наблюдать силу и продолжение ветров, и сопротивление берегов, чтоб некоим образом определишь скорость течения. [242]

По сему приведенному примечанию описывается сперва езда от Ярковского устья к Четырем Буграм, а потом примечается употребляемая притом осторожность, есть ли кто похочет итти не прямо к Тюленьему острову, но больше держась берега, к Теркам и прочая.

От устья Волги до Кумского прорана берега итти, с далеко простирающимися в море мелями. Там много речек и малых островов, в коих малые суда могут во время сильных ветров стоять безопасно. Видим, что Кумской Проран есть то место, где река Кума прежде текла в Каспийское море. От Кумского Прорана к устью реки Терки берег несколько поднимается, и сух за то и водный ход несколько глубже. Потом в Аграханском заливе идет берег опять ниско, и по нем ростит камыш. По средине оного залива глубина до двух и двух с половиною сажен грунт ил и песок. Реки Терки, Аксой, Аграхан, на устьях мели.

От Аграханского мыса, до гор Терковских берег ниский с пещаными буграми. От двух до трех миль от берега море глубиною от 10 до 15 сажен, Горы простираются до Дербента, где море глубже. В некоторых местах находятся камни [243] близ берега. Для того становятся на якорях не ближе 10 и 20 сажен от оного.

От Дербента до Низовой пристани берег ниской и лесистый. Вокруг Самурского угла очень приглубоко по берегу. Тракт пещаной и мелкая плита. Реки Илукен, [Малукенти] Самур (Сие имя у господина Ганвая часть I, стр. 277, написано Самсур. Может быть, что Персияне так произносят) и другие на устьях мелей. Горы отдалились от моря мили по три, и по четыре, даже до горы называемой Бармак, [Биш-Бармак]. Против Низовой пристани и якорные места добрые. В одной миле от берега глубина три, четыре и пять сажен. От Низовой пристани до горы Бармака берег ниской и отмелой. Везде можно стоять на якоре. Близ берегов грунты пещаные, а на глубине 15 и 20 сажен иловатые.

Между Бармаком и Апшеронским проливом есть залив, подобной малому сегменту циркуля, которой в сем описании называется Белгинским бухтом, чему причину сказать не знаем. Дно глинистое с камнями и раковинами смешанное. В средине сего бухта лежит два камня [244] к коим без опасения блиско подходить можно. Ибо вокруг оных и в самой близости глубина на восемь и 10 сажен. Сии суть так называемые Два Брата. Может быть, что во времена Вулруфа стояли они под водою, потому что неоднократно ездил он по той стороне, а их не нашел. (Ганвай, часть I, стр. 291)

Пролив Апшеронской простирается от NNW к SSO. Грунт оного песок с ракушкою и мелким камнем. Кроме островов Святого и Жилого есть еще там малой остров Лебяжей. При острове Жилом на NW лежит гряда каменная, которая треть залива занимает, и посреди пролива между Жилым островом и Апшеронским берегом находится камень Бакланей. Около оного глубина от трех до четырех сажен, обыкновенная глубина пролива трех сажен и трех с половиною.

Амбуран называется мыс Апшеронского полуострова, к юговосточной стороне. Перед оным лежит малой остров и мель Шах называемые. Салтан и Шах называются мыса, по обеим сторонам Бакинского залива, из коих перьвой лежит к мысу Амбурану. Берег от Амбурана до города Баку посредственной [245] высоты, горы голые в расстоянии мили. Якорные места грунт песку серого, глубины четыре, пять и шесть сажен. На милю и больше от берегу в море грунты ил жидкой и якорные места ненадежные. На карте означены три острова, Прочной, Клепевул и Девер, о коих в описании не упоминается. Острова Вулф и Нарген лежат перед мысом Салтаном, и между оными находится камень подводной, но можно оной проехать глубиною на три сажени без опасности. Близ островов Наргена и Вулфа и водной ход чистой, а якорные места крепкого грунта.

В заливе Бакинском глубина от 4, 5, и 6 сажен, грунты иловатые и некрепкие, токмо мало севернее города на глубине четырех и трех с половиною саженях грунт пещаной крепкой, а против города в блиском расстоянии, меньше мили, грунт иловатой с песком. На версту от города к югу видна каменная стена под водою, от которой некоторые башни по верьху воды кажутся. Глубина подле самой той стены трех и трех с половиною сажен.

От мыса Шаха до мыса, или угла, Везиря берег гористой, а от Везиря до устья реки Кура ниской с пещаными бугорками. Вдоль всего берега непримечено знатной глубины, так что на милю в море глубина на 10 и до 15 [246] сажен, а грунты иловатые. Не доходя до Везиря лежат там четыре малые острова Дуванной, Буил, Лос и Свиной, кои все обще называются Свиными островами. На четыре мили к WNW от Дуванного против берега лежит камень подводной. Впочем везе ход чистой, и при тех островах глубина от четырех до шести сажен и грунты иловатые.

От угла Везиря до устьев Куринских берег отмелой и якорные места надежные. На милю от берега глубина 9, 10 и 12 сажен, грунты иловатые с песком. Южнее Везиря на румбе SSO, а от южного устия Кура на NO, лежит банк или, мель, на которой глубина три сажени, грунт каменистый. Но мало севернее или южнее глубина семь и восемь сажен и грунты крупной раковины. На карте означены три устья реки Кура, под восток лежащие, из которых третье называется Южным. Но есть еще другие два устья оные реки, которые действительно текут под юг; но понеже морской берег лежит там к западу то одно называется Восточным, а другое Западным. Против угла, на повороте берега, лежит малой остров Кур, вокруг оного глубина семь и восемь сажен, грунт иловатой. От устей реки Кура банки очень малые, и в близости [247]   проходить можно. Что же мы не последуем обыкновенному Российскому произношению, когда вместо Кур говорят Кура, как то стоит и в печатном описании: тому причина принятое на всех восточных языках правописание.

Куринской залив лежит от западного устья реки Кура к западу, глубина от трех до шести сажен, грунты крепкие иловатые с песком. Позади сего, и так еще несколько западнее, лежит залив Кизыл-Агачской; пред входом в оной остров Кизыл-Агач, около которого никаких банков нет, но везде глубина от трех до четырех сажен, выключая токмо ход между северным концом острова и западного мыса Куринского залива, где не глубже как от осьми до девяти футов. Залив Кизил-Агачской глубиною от трех до четырех саженей, грунты иловатые с песком.

Оттуда к рекам Ленкаре и Астаре и до Зинзилинского залива морские берега ниски и лесисты, с надежными якорными местами. В расстоянии одной или половины мили в море глубина не свыше осьми и 10 сажен, грунты пещаные с илом. Подле Зинзилинского берегу до устья Зинзилинского пролива якорные места потомужь добрые, токмо берег приглубее нежели круг Астары реки. При Зинзилинском проливе [248] на глубине меньше 20 сажен грунты пещаные. Около Зинзилей при морском береге глубже нежели у Астары. Глубина считается до 20 сажен, грунт пещаной. В проливе Зинзилинском глубина между мелями на семь футов с половиною. Но во время северных ветров песок наносится, и тогда бывает мельче, а напротив того глубже, когда нагнанная вода опять в море возвращается.

Зинзилинской залив посреди и до реки Перибазара имеет глубину на 12 футов. Екатеринполь была крепость заложенная по отъезде господина Соймонова, на западном берегу Зинзилинского залива, но вскоре потом оставлена. При том месте глубина 12 и до 18 футов. Грунты иловатые, и по всему тому заливу берега камышевые, подле которых глубина шесть и пять футов, отмелей или банков никаких нет. Текущие в тот залив малые речки глубиною от трех до четырех футов на устиях.

От устья Зинзилинского с востоку до реки Себдуры берег ниской, пещаной и лесистой, токмо леса реже, нежели на западной стороне Зинзилинского устья. Глубина в одной или половине мили от берегу 8, 10 и 15 сажен, грунты песочные. На сем берегу есть не небольшой заливец Тюрюлю [249] называемой, глубиною от 10 до 12 футов; а вход в оной токмо на четыре фута. Устье реки Себдуры мелкое, но против оного якорные места весьма глубокие, как в четверть мили 20 и 30 сажен. Оттуда поворачивается морской берег к югу к рек Фузе, (Сия кажется быть Лангаруд у господина Ганвая, и Рудазар есть особливой рукав оные. Зри Вудруфову карту) после которой следует река Рудазар. Берег отмелой, и якорные места нехудые. В половину или в одну милю от берега глубина 10 и 15 сажен, а далее в море 30 и 40 сажен.

От устья реки Рудазара до речек (Настоящие ли сии речки, или токмо устья, или протоки, из лежащего близ берега длинного озера, то сомнительно по Вудруфовой карте) Мизандронских, коих пять на карте означено, глубина в ближнем расстоянии он берега 10 и 15 сажен, грунты пещаные, а потом с той глубины хотя мало в море подался, то глубина очень примножается. Во многих местах в одной миле от берега глубина по 70 и по 80 сажен; того ради северными ветрами якорные места тех мест опасные. [250]

От речек Мизандронских до залива Астрабатского берег мало отмелее, нежели к западу от тех речек, грунты такиеж. Берег подле моря ниской и лесистой. Горы в блиском расстоянии, а по всем горам от самой Гилани леса сплошные. При входе в залив Астрабатской глубина 10 фут, а оттуда к устью реки Астрабата от двух и трех саженей. Пред устьем якорное место покойное для мелкости вод; но лучше пройдя то устье, поворотить к востоку и там на глубине трех сажен стоят на грунтах иловатых, потому что там мысом прикроется от северных ветров. На средине залива глубина на три и на четыре сажени, грунты иловатые, а к берегам и в самой близости глубина две и две с половиною сажени, грунты песошные. В некоторых местах подле берегов ростет камыш, возле которого глубина семь футов, и в промежутках камышника 10 футов.

От Астрабата к северу до Огурчинского острова берег ниской и пещаной, а по нем изредка бугры высокие пещаныеж. На милю или на полторы от берега глубина четыре, пять, и шесть сажен, грунты песошные и илу белого крепкого, и отмелости ради того берега якорные места очень надежные. Тоже находится [251] и на южной и западной стороне Огурчинского острова, от южного конца оного простирается в море коса, которую объежжают на полмили в сем сажен глубины. Проходят в западную сторону того острова в расстоянии со половиною мили восемь и девять сажен, грунт пещаной. К северу того острова в расстоянии одной мили глубина 10 и 12 сажен, грунт чистых песков серых. Против Нефтянова острова в расстоянии 1 мили глубина 10 сажен грунты потомуж пещаные, но но во многих местах и каменистые. Оба оные острова не высоки; однако Нефтяной гораздо выше Огурчинского.

Оттуда начинается Красноводской залив, у коего к северу находится мыс, на котором стоят горы, по заливу Красноводскими называемые. От мыса простирается коса в море, которую объежжают в расстоянии четверть мили, глубина шесть и семь сажен. Грунт песок серой с густым илом. Против гор Красноводских в расстоянии мили на две от берега глубина 12 и 15 сажен, грунт местами пещаной, но больше из раковин каменистой.

К северу от гор Красноводских берег ниской с бугорками. На полторы и на две мили от берега глубина восемь, [252] 12, 15 и 18 сажен, и везде грунты каменистые, редко где крупные раковины. Сие продолжается почти до угла Камеля. Не дошедши до сего за милю от берега глубина 12 и 15 сажен, грунты чистые пещаные.

От угла Камеля до угла Пещаного берег равной посредственной высоты, во многих местах крутые яры, так что подле самого моря яры, и ни малого заплеску нет. Расстоянием на одну милю и меньше, и на полмили, глубина около 20 сажен. Грунты без песку и илу, одна крупная ракушка, выключая одно место мало южнее Ракушечного угла, где в глубине на десять сажен есть грунты пещаные. Сей угол означен на карте под 42°35' токмо имени не написано. От Пещаного угла есть вход в Александров залив глубина отмела, грунты мелкой ракушки с дресвою.

Потом следует, по описанию, угол Притрун, а по нем угол, или мыс, Тюк-Караган. Первого на карте не означено, да и не показано такого выгибу берега, которому бы приличествовало сие знание. Берег равной тому, что южняе Пещаного угла, також и приглуб, и грунты ракушечные. Против угла Тюк- Караганского с расстоянии одной мили глубина сем и восемь [253] сажен, грунты песок чистой. Вокруг острова Кулалов, також и к востоку острова в бухту, глубина 3, 4 и 5 сажен, грунты пещаные. О находящейся при южном конце острова Кулалов гавани уже выше упомянуто. Вход туда на восем фут глубины между банками. Посреди гавани означена на карте глубина от 12 и 13 фут.

Мертвой Култук есть имя залива, от Тюк-Карагана к востоку простирающегося. Южной берег оного высок и горист, северной мимо реки Яика, и даже до Волги, низок и равен. Пред сим везде места мелки, и обросли камышем. Пред сим в Култуке лежат острова, Орлов и Лебяжей, которые Капитан Карл фон Верден несправедливо положил блиско южного берега. Вообще весь залив получил другой вид на новой карте господина Соймонова, что есть одно из ее превосходств. Где впадает в Култук река Ем, [Емба] там на карте приписан Ембинской Проран. Из того видно, что Проран [как и у реки Кумы (Зри выше на стр. 105)] есть Географической термин вместо которого обыкновенно говорят Прорва. При устье реки Яика есть на карте погрешность гридоровальщика, [254] которую объявить должно, дабы оная от незнающих не была принята за правду, и далее бы не распространялась. Город Гурьев называется на карте город Креев, которого имя и на Вудруфовой карте несправедливо удержано.

Описание заключается ездою от острова Кулалов, к Четырем Буграм, где глубина 6, 5, 4 и 3 сажени, грунты иловатые и пещаные. Сия езда представлена на карте от острова Кулалов к NNW, и достигает берега твердой земли около 10 миль восточнее Четырех Бугров. На средине расстояния глубина шесть сажен, которая уменьшается до двух и до двух с половиною сажен, чем будет ближе к твердой земле, или к острову. Другая езда от Кулалов поперег моря Каспийского к Аграханскому мысу представлена на Вулруфовой карте. Вудруф издал также описание морских берегов и водяного ходу, (У Ганвая часть I, стр. 288) по елику Каспийское море было ему известно; однако гораздо не с такою подробностию и точностию, какая находится в описании господина Соймонова, а именно: как оное напечатано при Адмиралтейской коллегии, а не так, как здесь мы сообщили вкратце. [255]

Еще нечто должно нам присообщить о наблюденных на Каспийском море склонениях магнитной стрелки, что тем нужняе, чем примечается немалая в том разность, между Верденовой и новою картою господина Соймонова. На карте Карла фон Вердена означены следующие:

Близ Дербента — 12° 09'

Противо Низовой пристани — 12 00

Против угла Везиря — 13 51

Пред заливом Зинзилинским — 11 44

Пред рекою Себдурою — 11 57

Пред Мисандроном — 11 18

На карте господина Соймонова:

У Четырех Бугров — 6 00 W

При устье реки Яика — 6 06

При острове Кулалинском — 8 02

При Дербенте — 9 07

При Низовой пристани — 7 41

Против угла Везиря — 8 20

Против реки Астары — 8 22

Пред Мисандроном — 6 15

О сей разности рассуждать, было бы излишно. Но сего желать должно, когда уже часто усмотрены были такие перемены в одном и том же месте с одинакою магнитной стрелкою, и не объявили притом обстоятельств погоды при разных наблюдениях, то бы прилежные [256] наблюдатели с особливою точностию примечали, и записывали все обстоятельства воздуха при каждом наблюдении. Ибо что притягивающая сила магнита от тепла уменьшается, а от стужи умножается, также что склонение к западу в теплые часы дня бывает больше, а в студеные часы ночи меньше, то усмотрено опытами в наши времена, (Philos. Trans. 1759 Vol. L. I. С. I. р. 399) но оное может быть еще больше требует изъяснения.

Еще остается, по случаю сообщенным господином Соймоновым рассуждений дать некоторое известие о торгах чрез Каспийское море отправляемых; причем не будет излишнее, оглянуться назад в давно прошедшие времена, и рассмотреть, когда и как начались сии торги, и коим образом прежде отправляемы были.

X.

О ТОРГАХ ЗА КАСПИЙСКОЕ МОРЕ.

Надежных не имеем известий, чтоб Россияне произвели торги при Каспийском море до Татарского владения. Ибо хотя Булгары, или Болгары, на реке Волге, так как от них произшедшие на Дунае, вероятно были народ Славянской; и хотя в Российских летописцах находятся подлинные известия, что Российские Великие Князи около половины 12 столетия расширили свое владение до живущих при реке Волге Болгар, завоеванием главного их города Бряхимова: однако мало вероятно, чтоб Россияне, при опасности от прочих, около Волги и Каспийского моря живущих народов, не токмо чрез оное море, но и до оного отважились ездить для торгов. Паче того кажется, что гости в оные времена отправляемы были посредством Болгаров, так как и Хазары, Печенеги и Половцы в минувшие времена переводили торги между Россиею и восточными народами.

Бряхимов почитается за тот город, которого развалины известны под именем Болгар, от устья реки Камы 60 верст в южную сторону, а от Волги пять верст к востоку. Там найдены [258] Армянские надгробные надписи, которые по объявлению Армянина, списавшего оные в 1722 году, (Сии списки принадлежат к тем, о коих упомянуто выше сего в III главе на стр. 57) гораздо старее того времени, когда Татаре, под предводительством Чингиса Хана и его сына Туши Хана, а именно: около 1220 года, покорили себе сие Булгарское царство. Но Армяне издавна вдалися в купечество, и может быть жили между Булгарами, не для какой другой причины, как чтоб скупать у Россиян драгоценную мягкую рухлядь и юфти. Российские юфти издревле и ныне еще называются Булгар в Бухарии. Из того выводим мы доказательство и для Бухарцов, что они, или их предки, обыкновенно покупали сии Российские товары у Булгаров. Следовательно Бряхимов, или старой город Булгары, был то место, на котором Россияне имели с восточными народами общие торги, так что не нужно было им для сего намерения предпринимать дальные езды и мореплавания.

Под Татарским правлением было с начала подобное обыкновение, потому что в Ханской стан, или в так называемую [259] большую орду, купцы собирались, и большую часть торгов там отправляли. Но сей стан был переменной; то был он на Волге, то на Дону; то находился близ Астрахани, то близ Азова, то в средине между обеими реками. По малу Астрахань зделалась центром купечества, также и торги отправлялись с Черкасским городом Тюменью, которой после переименован Терки. Купеческие караваны редко имеют опасаться, чтоб Татаре и другие восточные народы обид им чинили, или их пограбили; следовательно можно было торгам и тогда еще продолжаться, когда Великий Князь Иван Васильевич I. свергнул иго Татарского правления, и когда он, також и сын его, Великий Князь Василей Иванович, в своих войнах протво Татар были так счастливы, что Казанское царство принуждено было принять от них указы.

Когда Венецианской Посланник Амбросий Контарени (Его путиописание глава 6) в 1475 году возвращался из Персии: то поехали с ним купцы чрез Каспийское море в Астрахань с товарами, с сарачинским пшеном, с шелком и с шелковыми штофами, чтоб продать оные Россиянам и Татарам, были [260] променять на другие товары. Он застал (Контарини глава 8) в Астрахани Российских купцов, у которых занял он денег. В Астрахани была тогда великая ярмарка, откуда благовонные вещи [Parfums] чрез Азов возили в Италию. Астраханской Князь Казинах посылал ежегодно Посланника к Великому Князю в Москву, для получения от него подарков. С ним обыкновенно ездили многие Татарские купцы. (Тамже) И так в оное время отправлялись сильные торги в Астрахани.

О торгах в Тюмень имеем мы под 6983 годом [1475] пример в российских летописях, в коих упоминается, что в сем году 40 человек Устюжских купцов, (Сии пошли в верьх по Юге, а оттуда по реки Вятке, по которой вошли они в Каму и далее с Волгу. При сем прилично упомянуть, что Плиний в Натур. истор. кн. 2. гл. 67. и Помпей Мела кн. III., гл. 5, пишут о Индейцах, которые ехавши морем пристали к морскому берегу Германии; а сии писатели, кажется, будто думали, что оные Индейцы пришли туда чрез Каспийское и чрез Ледовитое море. Положим, что так, то конечно соединение помянутых убито Казанскими Татарами. Никакой народ не был так беспокойной, как сии Татаре. Хотя осторожно с ними поступали, и в Ханы им ставили из них же: однако они часто взбунтовались, и для того многократно надлежало брать Казань новою войною. Последнее и совершенное взятие Казани учинено Царем Иваном Васильевичем в 1552 году, по коем в 1554 году воспоследовало и взятие Астрахани. Чрез то открылась безопасная езда к Каспийскому морю; чего ради и вскоре потом расширились торги до Персидской реке, подала бы сим людям кратчайшую и удобнейшую езду к Ледовитому морю, нежели Сталенберг стр. 97, описывает, когда по его мнению держали они путь вдоль рек, Камы, Колвы и Печеры. Но совсем нет никакой вероятности при сем мореплавании. Может статься, что то были Норманцы, Гренландцы, или жители северной Америки, кои ветром занесены были к Германским берегам. Римской Проконсул в Галлии может быть погрешил в имени, или признавал он Индию за общее имя, под которым разумелись все отдаленные и не известные земли. По крайней мере уже и другие находились в сем мнений, между коими сочинитель общие истории о купечестве и мореплавании част I, стр. 160. пишет, что то были Лопари, коих почли за Индейцов) с товарищами в Тюмень [261] поехавших, убито Казанскими Татарами. Никакой народ не был так беспокойной, кок сии Татаре. Хотя осторожно с ними поступали, и в Ханы им ставили из них же: однако они часто взбунтовались, и для того многократно надлежало брать Казань новою войною. Последнее и совершенное взятие Казани учинено Царем Иваном Васильевичем в 1552 году, по коем в 1554 году воспоследовало и взятие Астрахани. Чрез то открылась безопасная езда к Каспийскому морю; чего ради и вскоре потом расширились торги до Персидской [262] провинции Ширвана; а торги в Тюмени можно уже было почитать за внутренние. Ибо когда Черкасские Князья вскоре по взятии Астрахани поддались Царю своевольно: то населили Тюмень Российскими жителями, или лучше за рекою против города построили новой город, Терки нареченной. О торгах в Бухарию заподлинно не известно, отправлялись они тогда чрез Каспийское море или нет; ибо Бухарские купцы, в Москву с Татарами приходившие, может быть ездили сухим путем.

В 1553 году по счастливому случаю открыли Англичане путь морем к Архангельску городу, или по тогдашнему именованию, к Святому Николаю, (Николеской, оной же и Корельской монастырь, при западном устье реки Двины. История сего открытия описана Гаклуйтом в его навигациях стр. 259 и Климентом Адамом in Auct. rer. Moscov) ищучи дороги в Китай и в Индию чрез Ледовитое море. Царь Иван Васильевич, довольно предвидя, какая произрасти может польза его государству, чрез сию новую ветвь купечества, дал им великие вольности. Они торговали беспошлинно, где хотели, там учреждали свои канторы и магазины для поклажи товаров, и в каждом им удобном [263] месте могли они продавать свои товары. Они приняли намерение, производить торги и с Бухариею, в той надежде, не откроют ли они чрез то искомую дорогу в Индию и в Китай, к чему водяной путь по Волге и по Каспийскому морю показал им некоторую способность. Царь Иван Васильевич за благо принял сие предложение, апробовал оное без изъятия.

В 1558 году Антон Енкинсон ездил в Бухарию, которого езда им самим описана, и неоднократно в свет издана печатанием (Зри у Гаклуйта стр. 347. Тевенота Relations de divers Voyages curieux част I. Витзена Noord en Oost Tattary второе издание стр. 396. Recuiel des Vouages an Nord Tome IV. Собрание всех путиописаний част VII. стр. 520 немецкого издания). Мы приведем главнейшее из его пути описания, и присовокупим к тому собственные наши изъяснения, что особливо нужно для чиненной Енкинсоном езды по Енкинском заливе, о коем еще не могли мы привесть довольного известия.

Когда Енкинсон пришел в Москву, то уже были там Бухарские торги в нарочитом состоянии, (У Гаклуйта стр. 338) и ничто не [264] было так обыкновенно, как принимать Послов из Бухарии, и опять туда посылать. Енкинсон получил от Царя верующие грамоты ко всем Князьям и владелецам, мимо коих ему надлежало ехать; так что он больше походил на Российского Посла, нежели на купца Англинского. Однако он имел с собою всяких товаров, дабы усмотреть, какие наибольше раскупать будут, и какая из того произойдет прибыль. Из Москвы поехал он 25 Апреля 1558 года, а 14 Июля прибыл в Астрахань.

Он пишет, что земля между Волгою и Камою называется Вахень. О чем хотя мы не имеем ничего показать для изъяснения: однако должно оное примечать, потому что может быть подаст оное повод другим к иследованиям. Напротив того когда Энкинсон называет Нагайских Татар Мангат: то имеем мы от того ту пользу, что имя Манкат, у Абулгазия толь часто упоминаемое, можем из того изъяснить лучше, нежели сочинитель зделанных на то примечании. (Зри Абулгазия стр. 495)

В Астрахани застал Енкинсон Татарских и Персидских купцов, которые [265] также намерены были ехать в Бухарию. Зделав с ними сообщество, поехали вместе на одном из обыкновенных тамошних судов, и отправились из Астрахани 6. Августа. Что он шел не Ярховским устьем, коим ныне выходят в Каспийское море, то явствует из того, что он пишет: ехал де он вдоль восточного берега, реки Волги, и нашел многие кривизны и мели. И так кажется ехал он тем устьем, которое на Фон-Верденской карте называется Уваринским; оно восточнее всех прочих, чего ради более и способствовало Енкинсону к его намерению. Итак говорится о сем устье, когда он определяет оному высоту полюса.

В его путиописании полагается высота полюса Астрахани на 47° 9', а устья реки Волги на 46° 27'. Напротив того в приобщенном к пугиописанию реестр широт ставит Астрахань под 46° 31', а устье Волги, как прежде под 46° 27'. Надобно думать,что в обоих местах опечатка. В другом реестре высот полюса у Гаклуйта (Стр. 451) показано: Астрахань под 46° 10' и 46° 9', у Олеария (Путиопис. кн. 4. гл. 10. стр. 194) 46° 22', а на Фон [266] Верденовой карте означен город под 46° 15'. Хотя Уваринское устье лежит севернее Ярковского и Четырех Бугров, коих широты известны из вышеписанного: (Стр. 236) однако Уваринское устье южнее Астрахани. На Фон Верденовой карте означено сие устье под 46° 8', а на карт господина Соймонова не вступно 46°, хотя имени там не приписано. При сем надлежит объявить о погрешности на Вудруфовой карте, на которой при сем рукаве реки Волги показано, что оной впадает в Яик; также погрешил и Ганвай, (Часть І. стр. 87. немецкого переводу) поставляющий Астрахань под 47° высоты полюса, не смотря на то, что Вудруф положил оной больше полуградусом южнее на своей карте, Енкинсон считает от Астрахани до сего устья 20 Англинских морских миль, а оное почти столько же, как до Ярковского устья, потому что Ганвай (Часть I. стр. 289) полагает последнее растояние на 60 простых миль Англинских.

Теперь последуем мы Енкинсону в его морской езде, сличая притом и его карту у Ортелия [in Theatro orbis Terrar.] находящуюся. Августа 11 от устья реки Волги [267] пошедши, переехал он сем мил [разумеются Англинские морские мили, называемые Leagus] к ONO, до острова, которой по находящемуся на нем бугру, Аккургар, [на карте стоит Аурган, но чаятельно должно быть Ак-Курган, т. е. белой бугор] описывает он, яко удобной признак для мореплавающих. 10 миль оттуда пришел он к острову, которой выше прежнего, и в описании именуется Баииата, а на карт Богната называется. От сих двух островов к северу есть, по его объявлении, большой залив, которому приписывает он имя Синего моря, но то кажется несправедливо, потому что известно, что токмо Аральское море к некоторых писателей Синим морем называется. Оттуда шел он 10 мил к OZN. Противной ветр понудил его стать на якорь на одну сажень глубины. 15 числа востал штурм из SO, чего ради для безопасности старался он удалиться от берега. 16 числа ветр был северной. Держа курс к SO, перешли они восемь миль. 17 тем же курсом потерявши землю из виду, переехали 30 миль. 18 дня к О, 20 миль. Они пришли к земле Боглеата у Енкинсона называемой, под 46° 24' высоты полюса, и считали растояние 74 мили от устья реки Волги. Здесь карта ничего не служит к изъяснению, потому что помянутое имя не находится на оной; [268] как-то и ныне оное не известно. Но говорится о северном береге Каспийского моря, которой лежит SZO, и NZW на тамошнем некотором мысу отправляли мимоедущие Магометане поклонение у гроба Татарского мнимого святого.

Западным ветром пришли они 19 числа, 10 мил к OSO, пред устье реки Яика, о которой Енкинсон пишет, что она имеет начало в Сибири, и течет через землю Татар Нагайсхих. Сие говорено в оное время справедливо. Но ныне уже Нагайцы там не живут. На день езды от устья, вверьх по рек Яику, был Нагайской Татарской городок Серавик, в котором жил Князь Смилле именуемой. Народ имел пропитание от скота и разбоя. Ныне там форпост Яицких Козаков именуемой Сарачинов, 59 верст от города Гурьева, которой, как из Енкинсоновой описи видно, в его время не был еще построен. На полградуса выше при Яике, показан на карте еще другой город под именем Шакашик, о коем мы никакого изъяснения подать не можем.

20 числа прежним курсом переехали 16 миль. 21 шли чрез залив, коего ширину считали на 6 миль. По ту сторону залива показался мыс, а пред ним лежали два острова, яко хорошей признак для [269] мореплавающих. Потом поворачивается морской берет к NO, и делает другой залив, в которой течет река Ем. Собственное произношение сего имени у тамошних народов есть Джем, или Джен, а Россияне говорят Емба. Устье сей реки поставлено на карте господина, Соймонова точно под 46 градусом; чего ради сочинитель примечаний к Абулгазию (Генерал. Истор. о Татарах стр. 730) погрешает, объявляя для оного 47° 50'. Оная река, по словам Еткинсона, имеет свое начало в земле Калмыцкой, что должно разуметь о праотцах тех Калмык, кои после перешли на Волгу.

22, 23 и 24 чисел стояли они на якоре; 25, при благополучном ветре, перешед 20 миль, проехали они мимо ниского острова, около которого были многие мели. От сего острова, которой кажется одним из Лебяжьих островов, (Зри. выше сего на стр. 253) простирается большой залив к N. [или лучше к O]. Но они поворотили к S, для взятья больше глубины. И в сем курсе перешли 10 миль. Потом [26] к OSO, 20 миль, после чего показалась им матерая земля к югу. На ней было много вострых холмов, и чем далее подле оной ехали, [270] тем гористее она становилась. Они ехали 20 миль вдоль сего морского берега.

27 числа перешли они чрез залив, которого южной берег больше наполнен горами, нежели в прежних странах видны. За оным заливом простирается высокой мыс в море. Как они сей мыс проехали, то восстал жестокой штурм из востока, угрожающий им погибелью. Сей штурм продолжался три дни. Тогда уже недалеко они находились от своей меты, а именно: от гавани Мангуслава, откуда Енкисон со своими товарищами хотел начать езду сухим путем в Бухарию. В другом малом заливе надлежало им еще 12 миль переехать, чтоб туда прибыть Но штурм не допустил их, пристать в Мангуславе. Прибило их судно к противу лежащему берегу залива. Грубой народ и ниская земля, без всякой способности для судов, где никто прежде их еще не приставал, так то описывает Енкинсон сие место. Его определение высоты полюса Мангуслава, которое он нигде, как здесь, мог учинить, доказывает, что оба сии места. Но великое между собою имеют расстояние.

По наблюдению Енкинсона находится Мангуслав под 45° высоты полюса, а однако он пишет, что то ест самое [271] южное место на Каспийском море. Либо он думал, что весь южной берег Каспийского моря лежит с тем, которой он нашел 26 Августа, в равной высоте, или он хотел токмо говорить о той стране, которую он объехал. Ложное мнение издревле бывшее, якобы длина Каспийского моря простирается от востока к западу, получила от сей езды некоторое подкрепление. Енкинсон считал длину моря, от востока к западу 200, а ширину от севера к югу 150 миль. [Leagues.] Хотя Олеарий (Зри его карту о Каспийском море) доказал тому противное, однако Тевенот (В предуведомлении к Енкинсонову путиописанию [Voyages au Nord. Tome IV. p. 404.] Тепенот думал, яко бы Скалигер еще до Олеария сие же утверждал, в чем он чаятельно полагался на книгу de Subtil. Exere. L. I. p. 177, ибо там напечатано: Eius [Caspii maris] longitudo septemorionem ipectans etc. Но кто посмотрит на следующие слова, тот должен заключить, что Скалигер разумел противное) думал, что в том больше последовать должно Енкинсону. После того изведывание не токмо оправдало Олеариево открытие; но и пропорция объявленной им длины моря к ширине нашлася еще гораздо больше, как то показывает очевидность при сравнении его карты с нашими. [272]

Впрочем упоминает Олеарий, (Стр. 215) что имя Мангуслав испорчено, вместо которого должно произносить Минкишлак. Но по прямому надобно Манкишлак; ибо так и пишет Абулгазий, (В Генеал. истории О Татар. стр. 640) так и ныне еще то имя выговаривают. За несколько лет послал Его Сиятельство господин Генерал Аншеф, Сенатор и Камергер, Граф Роман Ларионович Воронцов купеческие галиоты к восточному берегу Каспийского моря, и тогда говорили, что они пошли в Манкишлак. Между тем не можно утверждать, чтоб сие было Мангуслав, где пристал Енкинсон. Галиоты делают оное сомнительным, потому что в северо-восточном заливе, для малой его глубины и многих мелей, можно ездить на малых токмо ботах, или барках. Но сие доказывает Енкинсонова езда, что Мангуслав обыкновенная была гавань, куда тогда из Астрахани, так как в наши времена в Тюк-Караган, для торгов ездили. Натурально было начинать кораблеплавание вдол берегов, пока еще не отважились ходить по открытому морю.

Но где сему Мангуславу показать настоящее место на карте? И как мы [273] решим ту разность мнений, которая причиняет толь много замешательства? По нашему мнению определенная высота полюса, 45 градусов, прмеченной Енкинсоном курс и его карта у Ортелия, не оставляет нам никакого сомнения. На какое ложное известие привело сочинителя примечание к Абулгазию (Стр. 449) ктому, чтоб Енкинсоном примеченную высоту полюса Мангуслава признать за несправедливую, и сие место превратить в город, которой будто лежит под 38° 30' на Трухменском берегу Каспийского моря? (Сие заблуждение находится и в Общей Истории путешествий, часть VII. стр. 251) Такому же положению места следовал и Страленберг на своей карте. Безъответно кажется, мужу, которой чинит наблюдения высот полюса, приписать погрешность в семи градусах с половиною. Енкинсон ничего не говорит о городе; паче того он сказывает, что тамошние народы живут не в городах но в кибитках. На Трухменском берегу, где Страленберг ставит Манкишлак, никогда не было города. Не употребил бы Енкинсон столько времени, как ми скоро услышим, на езду в Ургенчь, есть ли бы ему было ехать туды зачиная путь от Трухменского берега. Сии основания чаятель [274] но усмотрел и господин д'Анвилле, (Carte d'Asie) потому что полагает он Манкишлак по Енкинсоновой записке под 45°; но понеже не имел он лучшей карты образцом, как фон Верденову: то произошла из того та погрешность, что положил он Манкишлак в углу позади острова Кулалов, чего бы не было, естьлиб господин д'Анвилле имел лучшую карту, и наблюдал бы притом курс судна. Карта господина Соймонова решит все сомнение. С оною во всем согласуется Енкинсоново мореплавание. В крайнем углу северовосточного залива простирается под 45° высоты полюса малой уской заливец к югу, которой хотя и очень мал; однако имеет все свойства, чтоб нас уверить о подлинном месте Енкинсонова пристанища; чего ради не сумневаемся поставить Мангуслав, или Манкишлак, в крайнем култуке оного заливца. Понеже Вудруфова карта есть копия с карты господина Соймонова, то может и она служить изъяснением всего вышеписанного.

Теперь последуем мы Енкинсону в езде его, которую он сухим путем отправил. Сия езда началась 14 Сентября караваном из 1000 верблюдов состоящим. В перьвые пять дней дошли они до Тимура Султана, Князя Мангуславского, [275] которой со своим народом жил в степи, без города, или крепости. Через 20 дней пришли они к заливу Каспийского моря, о котором сказывали, что большая река Оксус прежде там впадала, но свое течение переменила, и впадает в другую реку Ардок, а сия де течет под север, и до 1000 мили под землею свое течение имевши, вливается в озеро Китай. Так то баснословили в оное время. Баснь об отведении реки Оксуса Трухменцами тогда еще не известна была, да не можно бы было тогда еще объявить о страхе тамошних народов от Россиян, яко о причине отведения реки оные.

Тевенот зделал при сем много примечаний, что оно темно. Но можно здесь воперьвых признать залив Балхан, или Красные воды, в которой прежде тек Оксус, и оной может отстоять от Мангуслава на 20 дней езды караванной. Потом вместо реки Ардок можно разуметь Аральское море. А о озере Китае известно, что оно разнится от Аральского, и что оное то, из коего река Об, под именем Би, протекает. На карте поставлена река Сир, в Китай озеро втекающая. Можно сие, також и подземельное течение на 1000 миль, без сомнения почитать за баснословное прибавление. [276]

От помянутого залива в два дни дошли они до залива Селлизуре, [на карте Шайсуре] которого ныне больше не находится. (Сочинитель общей истории путешествий часть VII. стр. 250 и 524. мнит, что Селлизур может быть есть увеселительной дом Саллизарай; но на чем основана сия догадка, того там не показано) Там жительствовал Хан, над Туркоманами [Трухменцами) правление имевшей. Земля была плодородна, преизящными дынями и арбузами изобилующая. Но Енкинсон переменил имена сих плодов; потому что арбузы, которые из его описания так признавать должно, называет Российским именем дыни, а малые сахарные дыни, кои не много больше огурца, именует карбузами. Известно уже из Олеария, (Путиописание кн. 4. гл. 10. стр. 195) что Татара не говорят Арбуз, но Карбуз. Жители имели также некоторый род жита, сорочинскому пшену подобной, по их Егур называемой. Оно росло кистьми на больших стеблях, как на сахарном тросник. Может быть, что то было Бухарское просо, или Турецкая пшеница, Маис именуемая.

От Селлизура, или Шайсура, пришли они в три дни ко городу Ургенеч, или [277] лучше Ургенчь, потом в 18 дней в Каит, или Кат [на карте стоит Каит, а тут же показано устье реки Ардоха к Оксу.] А наконец в 16 дней в Бухары, главной город той земли. Особливые обстоятельства пути, опасности от разбойников, и достопамятности мест не принадлежат к нашему намерению. На Англинские товары мало было расходу, поточу что много оных привезли и из Алеппо и Смирны. Енкинсон не мог свои товары отдавать так дешево, как другие продавали в Бухарах. Дорогая езда, пошлины и неминуемые везде подарки возвышали оных цену. Да сверьх того караван от Усбеков к грабительству склонных часто находился в превеликой опасности; чего ради Енкинсон не мог советовать своим землякам, чтоб продолжать торги в Бухарию. Теперь упомянем еще кратко о возвратной его езде.

От города Бухары до Мангуслава ехал Енкинсон пять недель и несколько дней. Он нашел свое судно на том же месте, на котором оное оставил; но без якоря, без канатов и без парусов. Имея с собою пеньку, скоро зделали потребные канаты, а парусы из выбойки. Вместо якоря служилоб тележное колесо, естелиб не пришла Российская барка из Астрахани, на которой было два якоря. [278] Один из сих купил Енкинсон, и таким образом отправлялась езда благополучно. Маия 28 дня 1559 года возвратился Енкинсон в Астрахань. Июля 10 отправился он в Москву, а 2 Сентября туда прибыл. Он был в состоянии рассказывать Царю Ивану Васильевичу о тех странах, в коих он был, много неизвестного; он искупил 25 человек Россиян из неволи; от Ханов, Бухарского, Балханского, Ургенческого, и от других Князей пришли с ним шесть Посланцов, его смотрению порученные: и так можно ему поверить, когда он хвалится, что Государь Царь его принял с особливою милостию.

В присообщенной росписи высот полюса показано: Ургенчь на 20 дней езды от Каспийского моря; а именно от Мангуслава, под 42° 18', Бухари на 20 дней езды от Ургенча, под 39° 10'.

Англичанин Рихард Ионсон, бывшей в сем пути с Енкинсоном, привез с собою известие о пути караванов в Китай (которое записал он в Бухарах по словесному объявлению разных людей. Сие известие можно читать у Гаклуйта, (Navigations p. 387) [279] Тевенота, (Relations de divers Voyages. Tome I. Voyage de Ienkinson p. 26) Витзена, (Noord en Oost Tartaiye, 2 издание стр. 404) и в северных путешествиях. (Voyages an Nord. Tome IV. p. 507)

Потом Англичане устремились на торги с Персидскою провинциею Ширван, и то был опять Енкинсон, которой к тому положил начало. (У Гаклуйта стр. 359 и след) Королева Елисавет снабдила его поверенными письмами к Государю Царю Ивану Васильевичу и к Шаху, с коими он 14 Маия 1561 года поехал из Лондона. Июля 14 дня приехал он к Святому Николаю, или к устью реки Двины, а 20 Августа прибыл он в Москву. В самое то время сочетался Царь Иван Васильевич, браком с Черкасскою Княжною Мариею Темрюковною. Его Величество не токмо дозволил Енкинсону продолжать путь свой, но и поручил ему важную комисию для исполнения в тех местах, куда он придет. Персидской Посланник, в то время в Москве бывшей, с ним отправился.

Из Москвы поехали они 27 Апреля 1562 года, а Июня 10 дня прибыли в [280] Астрахань, Июля 15 был Енкинсонов отъезд из Астрахани, а Персидской Посланник прежде его в путь отправился. Кажется, что Енкинсон начал свою езду тем же рукавом реки Волги, коим он ехал идучи к Мангуславу, ибо устье, по его описанию, лежало к SO. И он считал туда, как и прежде, 20 миль Английских. Оттуда показано к SW 9 миль до трех островов, потом SSW 40 миль до четырех круглых островов, один подле другого лежащих, кои называет он Халлика, или Шаллика. Да не потребуют от нас изъяснения на такие испорченные и из употребления вышедшие имена. Имена Тюленей, Чечень, Уч, Аграхан им не упомянуты, может быть потому, что оные тогда еще были не известны. Как он держался по прежнему SSW от Шалликанских островов, то на другой день оказалась земля Туке и Тыимень. [должно быть Терки и Тюмень.] Но они не отважились там приставать, опасаясь разбойников. Хаталет, или Шаталет, остров, на 100 миль от Шаллики, проехали они при противном ветре. Потом пред землею Шавкал [Шамхал] на глубине трех и до четырех сажен стали на якорь. Здесь претерпел Енкинсон великую опасность от штурма семь дней продолжавшегося. От Шаталета шел он 150 мил к Ширванскому [281] берегу, а потом 30 миль до Дербета. Но какие должны здесь разуметь мили? Англинские морские мили, [Leagues] коих считается, 20 в одном градусе, здесь и приличествуют, разве сказать, что Енкинсон весьма ошибся в счислении курса. Но от Астрахани до Волжского устья бесспорно считает он морскими милями; а простые Англинские мили на море неупотребительны.

По сему известию лежит город Дербент под 41° высоты полюса. Может статься, что то опечатка. Енкинсон чаятельно написал 42°. Его известие о сем городе согласно с общим слухом, что оный построен Александром Великим. Холм, на котором стоит город, будто называется Кастове, а большая Кавкасская стена простирается до Тифлиса главного города в Грузии.

Ехавши 80 миль SO и SSO, пришли они к Шабрану, где судно выгрузили. Тамошней начальник Алкан Мирза был муж обходительной и услужливой. Енкинсон получил от него 40 человек для караулу, дабы жители его не ограбили. Товары его навьючили на верблюдов, а сам он ехал на лошадях, так в шесть дней прибыл он в Шамахию. Здесь княжил Абдулла Хан под владением [282] Шаха; его не было в городе, он жил за 30 мил оттуда в горах под шатрами для прохладного воздуха. Енкинсон поехал к нему, и принят учтиво. Также получил он от него всякое вспоможение, чтоб удобно и безопасно доехать в Касбин, где тогда Шах находился.

От Шамахии считают 30 мил до Явата [Джеват] при рек Куре, где Абдулла Хан имел изрядной дон с наполненными всяким плодом садами. Оттуда в 10 дней пришел Енкинсон в Ордовиль, [Ардебиль] не находя на дорог ни города, ни другого недвижимого жилища. Тамошняя земля плодородна, [Моганская степь] а жители кочуют в кибитках; четыре дни езды от Ардебиля к западу стоит город Тебрис, или Таврис, где Шах имел прежде столицу, пока опасение от Турецкого оружия его не побудило оной оставить, и переехать в Касбин. В сей город надлежало еще Енкинсону ехать. На езду туда употребил он 10 дней.

Шах Тахмас заключил тогда мир с Турками, он же и ненавидел Християн для их веры: сии две причины удерживали его, чтоб не принять заблаго Енкинсоновы предложения, к учреждению беспоредственной комерции между Англиею и Персиею. Поверить можно, что Турки, [283] дабы не претерпеть им убытка в торгах с Персиею, употребляли всякие средства, к уничтожению намерений Англичан. Сказали, якобы Енкинсон шпион, посланной от Португальцов, владеющих тогда Ормусом. Немного не дошло до того, что с посольством, от Шаха Тахмаса в Константинополь отправляемым, не послали его в подарок великому Султану Солиману. И так еще за счастие почитать ему долженствовало, что получил позволение, прежнею дорогой ехать назад, препроводивши всю зиму в Казбине.

Приехавши в Джеват, где Абдулла-Хан в то время находился, принят он был опять весьма дружелюбно. Аблулла-Хан и в отсудствии старался о Енкисоне, и много помог, что ему в Касбине ничего худого не приключилось. Ныне дал он Англичанам жалованную грамоту, чтоб торговать в его земле со всякими товарами беспошлинно, и отправил с Енкинсоном Посланца к Государю Царю Ивану Васильевичу, дабы и с Россиею, для пользы обеим нациям, содержать доброе согласие.

В Шамахии пришел Армянин от Грузинского Царя к Енкинсону с представлением: "что сей Государь, для непрестанных обид от Турков и Персиян [284] претерпеваемых, желает отдаться в российское покровительство, есть ли он может надеяться на Царское вспоможение". На сие бы Енкинсон дал свое мнение, и показал бы средства, как Грузинскому владельцу отправить Посланца в Россию. Ответ Енкинсонов был такой: "Грузинской Государь без сомнения получит от Царя все по его желанию, а для Посланца удобнейшая дорога, ехать чрез Черкасскую землю [Кабарду], где от Князя Темрюка, коего дочь Царь взял за себя в супружество, может надеяться всякого вспоможения." Сие почесть должно за перьвое начало тех переговоров, которые с того времени непрерывно продолжались между Россиею и Грузиею.

Судно, на котором приехал Енкинсон по Каспийскому морю в Шабран, служило ему и к возвратному пути. Но о сем никаких обстоятельств в описании его не показано. Возвратное его прибытие в Астрахань было 30 Маия 1563 года, 20 Августа приехал он назад в Москву. Следующею зимою учредил он новое отправление в Персию с Англинскими товарами, под смотрением Факторов Томаса Алдкока и Рихарда Шейния. [285]

Томас Алдкок (Зри у Гаклуйта стр. 374, где хотя и поставлен 1563 год для его езды, но может быть то опечатка) отправился из Ярославля 10 Маия 1564 года, а 24 Июля прибыл в Астрахань. Езда его чрез Каспийское море продолжалась одну токмо неделю, то есть с 4 до 11 числа Августа. Он пристал к берегу в Медии, [Ширван] а 21 Августа прибыл в Шамахию. Оттуда поехал он с Касбин, где нарочитая была ему в торгах удача. Но на возвратном пути напали на него разбойники, и он убит недалеко от города Лепакта. (Лепакта без сомнения есть также опечатка, а должно быть Джепат. Ибо притом упомянуто что Абдулла Хан там находился) Рихард Шейни на другой год возвратился в Россию, откуда он купеческой компании в Лондоне учинил предложение, чтоб впредь учинить отправление в Гилань, а главное дело употребить бы ктому смирных и трезвых людей, в чем он своего последователя Рихарда Ионсона не очень похваляет.

С Рихардом Ионсонсм ездили Александер Кичин, которой умер в Шамахии, и Артур Едвардс. От сего остались [286] письма, напечатанные у Гаклуйта, (Стр. 376 и 385) из коих можем мы привесть некоторые до сей езды надлежащие обстоятельства. Они ехали на Краере, точно для того в Ярославле построенном. 15 Маия 1565 года был их отъезд из Ярославля, а 30 Июля из Астрахани. От противных ветров езда зделалась несколько продолжительна, так что уже 23 Августа прибыли к назначенной им пристани Назовое [Низабат]. С великим трудом ввели они свое судно в небольшую реку. От морского берега ехали они 5 дней на верблюдах до Шамахии, где Абдулла Хан 2 Октября скончался к немалому сожалению Англичан, которым он всякую оказывал благосклонность. Артур Эдвардс поехал 26 Апреля 1566 года из Шамахии в Касбин, куда он прибыл в 30 дней, и от Шаха Тамаса принят по его желанно. Что еще никто не мог исходатайствовать, то получил Эдвардс, а именно: жалованную грамоту для торгов Англичанам в Персии без всяких пошлин. Но что сие тогда так беспрепятственно происходило, и что Шах желал видеть еще больше распространенное купечество, то зделалось от препоручительных писем двух  [287] знатных Ширванцов, которые Эдвардсу были; приятелями, и от угрожения Турецкого Посла, бывшего за год пред тем у Шаха, яко бы Турки хотят пресечь Персиянам весь привоз Европейских сукон.

Июля 15 числа отправившись из Касбина, приехал Эдвардс 29 тогоже месяца назад в Шамахию, и кажется, что он пробыл там до следующей весны. Ибо последнее его письмо писано из Астрахани 16 Июня 1567 года. Все его письма наполнены обстоятельными до купечества касающимися о тех странах известиями и предложениями, как торги Англичан с Персиею могут приведены быть в большее приращение. Эдвардс также думал, что должно учредить в Гилани факторство, потому что там шелк изобильнее, лучше и дешевле, нежели в Ширване; такожде отправлять торги чрез Персию в Ормус, и стараться, оттуда доставать Остъиндские товары и пряные зелья. Но в Ярославле строить бы лучшие и большие суда, в кои бы от 50 до 60 ластов вмещалось, а ходили бы не глубже пяти или шести футов. Гилань имела тогда собственного своего Хана, от которого Посланец в тоже время был с Эдвардсом в Касбине, и уверял, что торги Аргличан его Государю не меньше приятны будут. [288]

Потом воспоследовала сего Артура Эдвардса вторая езда в 1568 году, при которой еще и другие Англичане находились, а она описана Лоренцом Шапманом.(Гаклуйт, стр. 413) Отправившись из Ярославля в Июле месяце тогож года, прибыли они 14 Августа в Билбиль, а оттуда поехали в Шамахию. Но какое то место Билбиль? Не та ли река, которая Низабат и Мушкуру отделяет от Шабрана, и у Гербера (Сочинения на Сентябрь 1760, стр. 205. и 213) Белбелей называется, или место Бибили, о котором упомянуто тутже в примечаниях, (Стр. 212) может быть оба имена значат токмо одно место. Тамошней народ, под владением Эразбега Султана состоявшей, мало смотрел на жалованную грамоту Шаха, которую Англичане им показывали. Все тюки были раскрыты. Купцы ценили товары по своей воле, что нельзя было запретить, дабы не претерпеть еще большего зла. Напротив же того Эразбег старался о скорой поставке верблюдов, к продолжению их пути в Шамахию потребных.

Эдвардс поехал из Шамахии в Касбин, и получил еще больше вольности в [289] путешествии, потому что Шахова склонность к Англичанам непрестанно умножалась. Купчина Грузинского Царя Леонтия обнадеживал Англичан, что они его Государю толь же будут приятны; там могут они также торговать беспошлинно, и на то получить жалованную грамоту. Но от сего ничего не воспоследовало. Все те страны стали вскоре от Турок очень опасны. Шапмана послал Эдвардс в Гилань для усмотрения, какое так купечество учредить можно. Туда итти ему было очень трудно, земля опустошена была Персиянами, которые не задолго перед тем оную завоевали и разграбили. Но он надеялся, что купечество со временем будет там знатно и прибыльно. Лайгоне, Лангрое, и Розаре объявлены городами в Гилани, из коих два перьвые известны под именами Лагеджан и Лангеруд, но какое место было Розаре, есть ли не разумеется чрез то Ряще, не известно.

На смену вышеписанных Англичан отправлены были Томас Банистер, Ефрей Дукет и Лионель Плумтре, (Гаклуйт стр. 419. Хотя и поставлен там 1568 год для начала езды: но связь обстоятельств и осаждение Астрахани доказывают, что в том погрешено) которые [290] 3 Июля 1569 году из Ярославля поехали, и 20 Августа в Астрахань прибыли. Как они недалеко от Астрахани находились, то едва Нагайские Татара их не разграбили, или умертвили. Сшибка продолжалась два часа, на которой побито до 120 человек Нагайцов. В Астрахани принуждены они были пробыть шесть недель, потому что тогда Турки и Крымские Татара с войском до 70000 человек простирающемся держали город в осаде, и назад не отступили, пока зима не настала, и не распространился слух о поспешающей к освобождению города Российской армии. (О сей осаде пишет Одеборн обстоятельнее в житии Царя Ивана Васильевича. Aust. rer. Moscov. р. 272. Князь Кантемир упомянул об оной; но токмо о канале при Камышенке, которой Турки и Татара копать начали на время сего военного похода. Hist. Othom. Tom. II, р. 4) Не смотря на сию остановку и на позднее время, поехали Англичане чрез море тойже осени, и в исход Октября прибыли в Билсиль, откуда пошли они в Шабран, а потом сухим путем в Шамахию. Здесь пребыли они до Апреля следующего 1570 года, после чего поехали они в Ардебиль, и там прожили до шести месяцов. [291]

По Шахову указу велено им явиться в Касбине, куды Томасх Банистер немедленно и поехал. Все происходило по их желанию. Шах сам покупал много Англинских товаров, и иногда, не получа еще оных, деньги платил наперед. О чем представили по купеческим делам, то так и зделалось, кроме токмо сего, когда Банистер просил, чтоб ему дозволено было послать несколько своих людей в Индию, то Шах в том ему отказал. По прошествии шести месяцев, и так было то весною 1571 года, поехал Банистер в Таврис, а оттуда в Шамахию, для отправления изготовленных там товаров в Англию. По учинении сего поехал он в Арраш. Сей город, о коем упоминается и в некоторых других известиях тогдашнего времени, и но ныне об оном не известно, стоял от Шамахии на четыре дни езды, по пути в Грузию. Банистер хотел там накупить шелку сырцу. Но там он умер, так как и Лоренц Шапман. Начальник того города, запечатал Англинские товары, думая, что по правам должны оные достаться в Шахову казну. Но Ефрей Дукет, в Таврисе оставшейся, туда пришел, и требовал тех пожитков именем всего Англинского купечества. Однако должен был он наперед ехать к Шаху в Касбин, пока ему оные возвратили. [292]

Между тем, как Дукет находился в Касбине, зговорился Плумтре с некоторыми Бухарцами, чтоб ехать с ними в Китай. Он выехал тайно из Шамахии. Но Гумпрей Гинзель, служитель при факторстве, которой после в Ормусе от Португальской инквизиции жалостно сожжен, донес дело Султану Эразбегу с такою опасностию, что сей велел воротить Плумтрея с дороги, дабы он не претерпел несчастия.

Мы умалчиваем о езде, которую Дукет яко бы предприял из Шамахии в Кашан мимо развалин древнего города Персеполя, потому что оная с известным положением сих мест ни коим образом не согласуется; притом же сказано, что Кашан отстоит токмо на четыре дни езды от Шамахии. Без сомнения произошла здесь ошибка в реляции, что тем легче учиниться могло, что оная писана по словесному объявлению Лионеля Плумтрея. Пробыв в Кашане 10 недель, возвратился Дукет в Шамахию.

Еще пробыли они там несколько времени для покупки шелку сырцу и других товаров, а потом пошли в Шабран, где стояло их судно. 8 Маия 1578 года отправились они в море. Противными ветрами носило их по морю 20 дней. 28 Маия, [293] когда стояли они на якоре, приплыли к ним на разных ботах Козаки разбойники, и под притворным дружеством взошли на судно. Но только вступили они на дек, то стали рубить топорами матрозов, которые по большей части состояли из Россиян. Ефрей Дукет, Лионель Плумтре, шкипер Виллиам Шмит, муж отважной, и некоторые другие Англичане оборонялись мужественно; отбили они топоры у некоторых Козаков, и порубили сами 14 человек; а 30 сильно ранили. Но Козаков было до 150 человек, кои имели также огнестрельное и другое оружие, чего ради напоследок Англичане, получивши также многие раны, принуждены были им уступить. Зделали договор, в котором Англичане отдали Козакам судно со всем грузов, а выговорили себе токмо живот, что Козаки подтвердили клятвою. Козаки дали Англичанам бот и несколько лошадиного мяса и свинины на прокорм; с тем они прибыли в Астрахань.

Дукет приносил свою жалобу Астраханскому Воеводе, и просил у него людей и судов, чтоб у Козаков, есть ли возможно будет, отнять назад судно. Воевода послал 500 человек из тамошнего гарнизону на 40 барках, и дал им своего сына в предводители. Они застали [294] судно на якоре. Но приближась к оному забили в барабаны, что слышав Козаки отрубив якорь, пошли в море. И так сии посланные не окончавши дела возвратились в Астрахань. Другие партия, на 70 барках отправленная, была счастливее. Сии пришли на место, где множество Козаков находилось на берету, и похоронивши убитых Англичанами своих товарищей, часть добытых на том судне пожитков закопали в землю. Козаков они всех порубили, а пожитки привезли в Астрахань, которые Воевода Астраханский возвратил Англичанам. Цена оных простиралась от 30 до 40000 фунтов стерлингов. За сим, а за излечением раненых своих товарищей, пробыли Англичане в Астрахани два месяца, потом с полученными назад от Козаков своими товарами поехали они вверьх по Волге. Как недалеко уже находились от Ярославля, то в начале Октября зделался толь жестокой мороз, что река в одной ночи замерзла, и их боты льдом раздавило. Тогда паки претерпели они великую опасность для своего живота и пожитков. Что они в та время спасли, того большую часть послали сухим путем на Вологду, а оттуда к монастырю Святого Николая, для поклажи на Англинские корабли; а некоторые товары привезли Дукет и Плумтре с собою в Москву, где Царь Иван [295] Васильевичь, сожалея о их несчастии и великом убытке, купил у них оные, и заплатил щедро.

Однако Плумтре, от которого произошло сие известие, уверяет, что от их езды не было никакого убытку Англинской купеческой компании. А естьлиб и приключилось несчастия от Козаков, то думает он, что снисканная ими в Персии прибыл была бы толь значительна, какой еще никогда Англинские купцы не видывали.

Отчасти опасность от Козаков удерживала Англичан несколько лет от продолжения торгов чрез Каспийское море; отчасти же было (Зри Энкинсоново посольское известие 1571 года у Гаклуйта стр. 426. в сравнении с Камденом Hist. P. III. ad a. 1583 р. 64 fg. Ралин Тоейрас в том погрешил, что не упоминает ни словом о Царском брачном намерении. Зри Англинскую оного историю часть V. стр. 171. немецкого издания) тому причиною тогдашнее негодование Царя на Англинскую нацию, для того, что не удалось Его Величеству браком сочетаться с Королевою Елисаветою. Козацкие грабительства так умножились, что и самые между Россиею и [296] Персиею ходящие Посланники, претерпели от них великие досады. Наконец Царь Иван Васильевичь принужден был послать против сих воров особливое войско (Зри о том в Сибирской Истории. Стр. 192), чрез то восстановилась опять общая безопасность, и Англичане предпринимали в 1579 году новую езду, о котороый мы здесь так же приобщим известие.

Сия та езда, которую описал Гаклуйт (Стр. 440) под именем Христофора Бурруга, потому что известия собраны из Бурруговых писем, а Бурруг был токмо факторский прикащик, Факторы же были: Артур Эдвард, Виллиам Турнбул Матфей Талбонс и Петр Геррард. Июля 22 числа 1579 года прибыли они к монастырю Святого Николая, с таким намерением, чтоб еще до наступления зимы итти чрез Каспийское море. Потому так они и поспешали, что их езда примером чрезвычайной строгости быть может. А именно:

Июля 25 был их отъезд от монастыря Святого Николая на дощенниках.

27 Июля прибытие в Колмогоры.

29 — отъезд из Колмогор. [297]

2 Авг. прибытие в Устюг.

15 — прибытие в Тотьму.

19 — прибытие в Вологду.

30 — отбытие из Вологды с 25 нагруженными телегами.

7 Сент. прибытие в Ярославль.

14 — отъезд из Ярославля с тремя стругами.

17— прибытие в Нижней Новгород.

22 — прибытие в Казань

26 — отъезд из Казани.

28 — прибытие в Тетуши.

5 Окт. прибытие в Уеак.

20 — прибытие к Переволок.

25 — прибытие в Астрахань.

Не бесполезно будет сообщить некоторые примечания на сию роспись: что не упоминается здесь о городе Архангельском, то служить к доказательству, что тогда еще оной не был построен. Но еще до прибытия Англичан стоял там монастырь, во имя Архангела Михаила сооруженной. О начале города, по монастырю проименованного, не имеем другого известия, как что оной построен во время государствования Царя Федора Ивановича. В Колмогорах, что тогда знатное было место, имели Англичане первые свои кладовые анбары и кантору. Другая кантора была на Вологде, до коего места ходили они водою по Двине и Сухоне. Третья [298] в Ярославле, возъимевшая свое начало от торгов Персидских, потому что нагрузили они там свои суда на Волге. При том же для пути в Москву было оное место способно к сложению товаров. Но кантора их в Москве, по справедливости была из всех главнейшая, потому что по указу Государя Царя Ивана Васильевича построен там для Англичан собственной каменной дом. (Оной был уже в 156З году, когда Посланник Томас Рандолф приехал в Москву. Зри его посольское известие у Гаклуйта, стр. 401) Посольский Двор называемой; которой Государь Царь Алексей Михайловичь негодуя на Англичан за убиение Короля их Карла І, превратил в типографию.

В вышеприведенной же росписи находится одно имя, которое не токмо ныне со всем неизвестно, но и прлежной Олеарий об оном не упоминает. Уеак есть то место, где, по объявлению Бурруга, был каменной, но развалившийся замок на западной стороне реки Волги, на половине дороги от Казани в Астрахань. Бурруг определяет оному высоту полюса на 51°30', и еще прибавляет, что близь оного стоял город, которой будто, и [299] с частью замка, в наказание за грехи поглащен землею. Великолепные могилы, надгробные камни с вырезанными фигурами, и с Армянскими и другими надписьми свидетельствовали, что там погребены знатные люди. Мимоидущие могут впредь упражняться в исследовании сего места, как то и все южные страны России, особливо при больших реках, имеют безчисленные достопамятности, достойные испытания для большего изъяснения истории. Примеченная высота полюса показывает, что место Уеак должно искать не далеко от Саратова вниз по реке.

Место Переволока называемое, изъясняет Бурруг справедливо чрез узкую землю, лежащую между реками Волгою и Доном, где сии реки одна к другой блиско подошли. Но имя значит страну, где суда перетаскиваются из одной реки в другую. А именно: сим способом пользовались Донские Козаки, когда они переходили с Дону на Волгу, для искания себе добычи на оной и на Каспийском море. Для препятствия им, поставлен был, во время Бурруга, караул с 50 человек стрельцов состоящей на острове Царицыне. После построен там город Царицын. Тогда еще было пять таких караулов от Царицына до Астрахани, кои Бурруг следующими именами называет: [300]

Каменной караул, 120 верст от Переволоки.

Ступин караул, 50 верст от Каменного.

Полой караул, 120 верст от Ступина.

Кичур караул, 50 верст от Полого.

Ичкибрей караул, 30 верст от Кичура.

А оттуда еще 30 верст до Астрахани.

Впрочем как Бурруг, так и бывшие прежде его товарищи, не говорят ни о каких жилых местах от Казани вниз по Волге; из чего заключить можно, что находящиеся ныне там города во оное время еще не было.

Судно, на котором Англичанам ехать по Каспийскому морю, стояло готово в Астрахани. Но там получено было известие что Турки при помощи Крымских Татар, завоевали незадолго перед тем всю Ширвань и еще некоторые другие Персидские провинции. И для того советовали Англичанам, чтоб остались они на зиму в Астрахани; потому что, есть ли они по своем прибытии к Персидским берегам не найдут себе выгоды, то будет им не возможно, зимним временем возвратиться в Астрахань. Сему совету они последовали.

Ноября 19 зделался сильной мороз, от которого на другой день замерзла [301] Волга, а вскрылась не прежде как к святой Пасхе.

13 Генваря 1580 года было большое лунное затмение, которое началось ночью в 12 часов, и продолжалось до половины второго. Луна была с полчаса вся мрачна.

Февраля 26, был ночью пожар в Татарской слободе, Юрт называемой, которые половина сгорела. Ногайские Татара, яко Российские подданные, жительствовали там в домах, вместо того что их земляки кочуют переежжая с места на место в кибитках. Числом их с женами и детьми было до 7000 человек. Марта 7 появилось под Астраханью множество Крымских и Нагайских Татар, или хотели учинить на город нападение. Но Воевода Князь Федор Михайорвичь Троекуров привел все в доброе оборонительное состояние, и 15 числа опять они уехали.

Апреля 17 примечено склонение компаса в Астрахани 13° 40' к W. Высота полюса оказалась то 46° 10', то 46° 9'

Пришло известие, что супруга Шаха [потому что сей был слеп] напала (Сей был Шах Махмет Ходабенде, сын Шах Тахмаса, которой вступил на престол в 1577 году, на место своего брата Исмаиля, бывшего два года при правлении. Персидские историки не пишут, что он был слеп, но токмо, что имел тупое зрение, и для того мало выходил из своей комнаты) [302] на Турков в поле, и одержала знатную победу; а город Дербент и большая часть Ширвани остались еще в Турецких руках.

Англичане сие услышавши, приняли намерение оставить половину своих товаров в Астрахани под смотрением Артура Эдвардса, которой после там умер, прочим же с другою половиною товаров ехать в Ширвань, и есть ли будет там не по них то продолжать путь в Гилань. На такой конец нагрузили они свое судно, и взяли также у Персидских купцов, Тизихов, [лучше Тадзиков] товары. А до отъезду послали они известие в Ярославль, с приказом, есть ли сего года придут из Англии товары для Персидского торгу, чтоб не присылал оные до тех пор пока не услышать, что с Персии происходт.

Маия 1 отправилось судно из Астрахани. Либо оно было перегружено, или в то время была вода чрезвычайно ниска. Ибо шли они 16 дней до Четырех бугров, которое расстояние считали Англичане на 100 верст. Употреблялось несколько [303] лихтеров, а по тамошнему Павозов, для облегчения судна, дабы оное чрез многие мили переходило. Тогда был один токмо учуг, за 60 верст от Астрахани, о котором говорит Бурруг, что то слово Татарское, и значит рыбный закол. Сия езда достопамятна по разным рассуждениям. Чего ради об ней объявим несколько пространнее.

Маия 17 пошло судно от Четырех бугров в море, и в 12 верстах оттуда стало на якорь в пять с половиною сажен глубины, где товары переклали из Павозов опять на судно.

18. Примечена высота полюса 45° 20'.

20. Курс был SZW и SSW на 3 мили, [Leagues] потом ветр утих. Стали на якорь в 6 сажен с половиною. Высота полюса 45° 13'.

21. Пред полуднем курс QZW и S, на 9 сажен глубины. В полдень 3 с половиною сажени. Высота полюса 44° 45'. От Четырех бугров считали 50 верст. По полудни SZO 5 с половиною миль, на 5 с половиною сажен глубины. Вода до сего места была еще несколько пресна. [Brack Wasser] Потом до полуночи SZO с половиною мили, и О 10 миль, на 11 сажен глубины. Вода соленая. [304]

22. С четвертого часу по утру 3 с половиною мили, на 16 сажен глубины, и до полудня SZO 7 с половиною миль. Высота полюса 43° 17'. Глубина 28 сажен. По полудни до вечера около 8 часов SZO 7 миль с половиною. Глубина 43 сажени.

23. В пятом часу по утру SSW 3 мили с половиною. Глубина больше 52 сажен. До полудня S, 9 миль. Высота полюса 42° 24'.

От того времени до 24 в полдень SZW 17 с половиною миль. Высота полюса 41° 32'. Потом до вечера до 8 часа SSW 4 мили. Увидели землю в W в расстоянии на 12 миль. Горы покрыты были снегом, на 200 сажен грунта не найдено. Потом до полуночи SW, 3 мили,

25. От полуночи до пятого часа утра W, 3 мили. Не далеко находились от земли, и ветр зделался весьма сильным. Чего ради убавили парусов, дали судну дрейфовать. Высота полюса в полдень 40° 54'. На 200 сажен не было грунта.

Как около четырех часов по полудни восстал опять ветр из NW, то ехали 26 числа до полудня OSO, четыре мили. Потом до девятого часа вечера SW, три мили, при северном ветре. Сей ветр в ночи так усилился, что до второго часа утра переехали они восемь миль WSW. [305]

27. С третьего до пятого часа утра SWZ, одну милю. Между тем рассвело, и могли ясно видеть землю, в расстоянии не больше трех миль. То было превысокой и изрытой берег. Некоторые камни лежали мил на пять от земли в море, Бармак Таш называемые, (Уповательно те камни Два Брата, о коих часто упомянуто нами) между коими и твердою землею был ход. Поутру в шестом часу прошли они гавань Билбиль, где было им пристать, и по полудни в третьем часу пришли в Билдиг, что есть место в Ширвани, где стала на якорь в пять сажен глубины.

Тогож дни по полудни пришел к берегу бот, на котором были два Турчанина и пят или шесть человек Персиян. Они показывали свою радость о прибытии Англичан, и обнадеживали их о добром принятии. От них слышали, что Турки владеют всею Ширванскою землею; Паша, или главной командир, живет в Дербенте, Шамахия вся разграблена, и почти без жителей. Еще слышали они, что от Билдига один токмо день езды, около шести миль, прямо чрез землю в Баку. Туда послали сии [28 числа ] [306] Тадзика, или Персидского купца, которой с ними пришел из Астрахани, с одним из, факторских своих служителей, и приказали объявить тамошнему Коменданту о их прибытии, что они купцы, и просят у него покровительства, дабы торговать им вольно и беспрепятственно,

По прибытии сих в Баку, приняты они Турецким Комендантом весьма благосклонно, и того же еще дня назад отправлены. Комендант обещался сам притти следующего дня на судно, что и учинил. Поднесли ему подарки, и имели с ним очень дружелюбной разговор. Англичане просили, чтоб он позволил им ехать в Дербент, и отдать поклон Паше; в чем хотя им не отказал, однако предлагал им опасность, которой они на дороге подвержены будут, а для того за лучшее признал, наперед уведомить Пашу о их прибытии, и ожидать указу. Некоторые Англичане пошли с Коммендантом в лежащую за 10 миль от берега деревню, в которой они переночевали. Между тем вознамерился коммендант отпустить Англичан в Дербент, и послал лошадей к судну, чтоб желающие ехать, к нему явились. По прибытии сих, поехали все в Баку, откуда Коммендант отправил их в Дербент с безопасным конвоем. [307]

Паша принял их также весьма милостиво. Они просили у него позволения, чтоб в той земле торговать свободно. Но он им советовал, для военных случаев, привести судно в Дербент, где им будет удобнее продавать свой товары, и напротив того другие закупать себе могут, в чем он сам помогать хощет. По сем один из их компании поехал в Билдиг для объявления сего на судне оставшимся.

Высота полюса в Билдиге по разным наблюдениям найдена 40° 25', а склонение магнитной стрелки 10° 40' к W. От Дербента в Билдиг считали 46 миль сухим путем, от Дербента в Шамахию 45 миль, от Шамахии до Баку 10 миль и от Билдига до Баку пять или шесть мил сухим путем, а водою 12 миль. Высота полюса в Дербенте примечена тогда по разным наблюдениям 41° 52'. Склонение магнитной стрелки 11° к W. Меряли стены в Дербенте, кои были девять футов толщиною, а 28 до 30 футов вышиною. Где оные смыкаются с Каспийским морем, там считали от стены до стены 160 геометрических шагов, или 800 футов.

Июня 11 получено помянутое приказание на судне в Билдиг, но за противным [308] ветром простояли они до 16 числа, потом 22 Сентября прибыли в Дербент, и прямо пред городом на четыре сажени с половиною глубины стали на якорь.

Товары перевезены были в Сад Паши. Там принуждены были Англичане заплатить первую пошлину, от чего они прежде, когда оная земля состояла под Персиею, со всем были свободны. Брали у них с дватцати пяти штук по одному, тоесть четыре процента. Потом выбрал Паша для себя, что было ему угодно, за что он хотя и платил шелком сырцом; однако не так щедро, чтоб Англичане были тем довольны. Вскоре оказалось, что им все товары не можно распродать в Дербенте. Для того рассудили они за благо, послать часть оных, ценою на 1000 фунтов стерлингов, в Баку, что Паша и дозволил.

Сие учинилось 19 Июля на малом боту. 25 пришел бот в Билинг, оттуда перевезли товары сухим путем. Но продажа не была толь прибыльна, как бы для дорогого перевозу желать было надлежало. Между тем Бакинской коммендант показывал факторским служителям всякое дружество и угодности. Один такой служитель хотел из Баку ехать в Шамахию, чтоб посмотреть, в каком сей [309] город состоянии находился; но напали на него разбойники, и едва живота его не лишили.

Между тем спознали Англичане в Дербенте, что их судно очень худо, и в некоторых местах так сгнило, что пальцами крошить можно. Того ради, дабы на возвратном пути не подвергнуть себя опасности, купили они у Арменина бусу от 35 ластов, которая тогож года пришла из Астрахани, и стояла близь Билдига. Они думали на оной возвратиться в Астрахань; но находившиеся в Баку факторские служители должны были привести оное в Дербент, о чем к ним и писано. Сии поклали свои товары на бусу, а лиш только хотели отъехать, то востал жестокой штурм, коим разбило судно при каменистом береге. Всяк старался спасти живот свой, и сколько можно из товаров; но большие кипы потонули, так како и сундучек с вырученными с Баку за товары деньгами. Оной сундучок упал промеж камней, где найти было не возможно.

Сентября 20 получено в Дербенте известие о сем несчастии, которое причинило, что Англичане старое свое судно починили, и свои товары на оное поклали, дабы еще заблаговременно возвратиться в [310] Астрахань. Они хотели оставить посланных в Баку факторских служителей, коих рекомендовали Паше. Но как 2 Октября находились они в готовности, чтоб итти в море при благополучном ветре: то пришло известие, что едут их товарищи из Баку на малом боте вдоль берегов, и уповательно скоро в Дербент прибудут. Для сего отложили они отъезд, и ждали до 5 Октября. Как в тот день никто еще не показался, то поехали они своим землакам на встречу, и нашли их у Низабата. Между тем прошло еще несколько дней, пока все собрались на судно со своими товарами.

Два Ишпанца, которые взяты были Турками в полон при Гулете, что есть замок при Тунисе, [1574] с того времени в Турецкой армии против Персиян служили, пришли также на судно, и рассказывали, как произошло завоевание сей страны, и какой Турки урон претерпели от Персиян. Войско состояло из 200000 человек Турков и Крымских Татар, которое в 1577 году (У Ганвая показано несправедливо 1557) напало на Ширванскую землю. Осман Паша, тот же что тогда еще находился в Дербенте, был предводителем оного войска. Как сие учинено [311] почти без всякого от Персиян сопротивления: так Турки в надежде на неизнеможение Персиян вдались в оплошность. Осман дал абшид большой части своего войска, или оное назад отослал. Он довольствовался, чтоб знатнейшие места снабдить Турецким гарнизоном. Сам он жил в Шамахии. Когда Персияне о сем спознали: то Царица, главнейшая супруга Шаха, собрала многочисленное войско, и повела оное в Ширван. Тогда все огнем и мечем Персияне опустошили, дабы Турки не могли пользоваться тою землею. Царица пришла к Шамахии, которой город не так был крепок, чтоб Паша мог в нем защищаться. И так он для своей безопасности пошел в Дербент. Потом Персияне вошедши в город весь разграбили и опустошили. К Дербенту приступить они не отважились, ведая, что сие место за недостатком хорошей артиллерии, не инако, как голодом, к здаче принудить можно; чего ради возвратившись, стали они в Тебрисе [Таврис]. Здесь произошел вопрос у войска: повиноваться ли еще повелениям Царицыным? (В Англинском известии стоит: Where there growe some question among them for the Kingdom, что едва можно ли изъяснить инако, как здесь учинено. Впрочем не упомянуто в Турецких Историях о храбрых делах Персидской Царицы. Они пишут токмо о победах Османа Паши, как то видеть можно в Отоманской истории Князя Кантемира в жизни Амурата II и хотя Туан L. LХХХІV. и другие упоминают о Персидских выигрышах, но по их свидетельству получил оные Эмир Эмза, или Гамзе Мирза, старшей сын Шаха Ходабенда. Толь особливое обстоятельство не можно со всем оспорить для приведенных здесь одновременных свидетельств, хотя и то правда, что оное восточным обыкновениям кажется противным) Но [312] Турецкая новая армия, в Ширван пришедшая, решила оной вопрос. Царица пошла со своими Персиянами на встречу оной, и учинила толь щастливое нападение, что Турки были со всем побиты и рассеяны. С того времени помышлял Осман Паша в Дербенте о своем токмо защищении. Он слышал, что Персияне вознамерились осадить город Баку. Тогоже опасался он для Дербента; чего ради часто ходил осматривать каналы, через которые снабдевается город пресною водою, и что было худо, то велел он починить. В сем состоянии находилась Ширвань, когда Англичане оставили оную страну. Шах Аббас I, которой в 1565 году правление принял, паки соединил сию землю с Персиею. (Зри Олеария кн. V. гл. 32) [313]

Октября 18 поехали Англичане от Низабата. Как могли они надеяться, что прибудут еще до наступающей зимы, и до льду вход в Волгу запирающего, в Астрахань? С начала был им ветр благополучной; ибо 23 увидели они уже Четыре Бугра в западной стороне: но чтоб доехать до сего острова, и войти в Волгу, то было им за противным ветром невозможно. По многократным тщетным опытам стали они за 60 верст от Четырех Бугров на якоре. 25 послали одного из факторских служителей, и несколько Российских работных людей, на малом боте к Волге. Служителю надлежало из Астрахани привести павозы: а работным людям было приказано, купить на Учуге съестных припасов, потому что на судно опасались недостатка. То и другое учинено; но посланные не пришли прежде назад как 5 ноября, и и павозы остались у Четырех Бугров, поджидая судна, однако оное не могло итти против ветру. Наконец пришли павозы к судну; товары и съестные припасы переклали в оные, и все люди надеялись возвратиться на оных в Астрахань. Но как 13 числа они поехали: то у Четырех Бугров встречаемы были толиким множеством льду, что далее итти было не возможно. Льдом несло их к SO, пока 16 числа море замерзло. Не можно без сожаления читать, что они [314] претерпели, когда в самой жестокой мороз, и с малым числом съестных припасов, принуждены были итти пешком по льду до Учуга, по которой дороге блудили они пять дней, и притом еще ограблены были Татарами. Сия трудная езда кончилась 30 Ноября их прибытием в Астрахань. Между тем судно их льдом раздавило. А товары из замерзлых павозов, которые они для предосторожности, в случае что павозы от льду повредятся, из них выбрали, и на лед поклали, перевезены были в Астрахань нарочно туда посыланными людьми. (Господин Ганвай говорит также и о сей езде, часть I. стр. 8; но кажется, не справясь с описанием Бурруга у Гаклуйта)

По толь многим злоключениям не удивительно, что Англичане со всем отказались от кораблеплавания по Каспийскому морю. Ибо описанная здесь езда была последняя, которую предприяли они для торгов в Ширвань. Посольское путешествие Кавалера Роберта Ширлея, которое, по объявлению Ганвая, (Часть I. стр. 7) чинилось в 1626 году к Шаху Аббасу Великому, сюда кажется не принадлежит, потому что тогда намерение Англичан больше [315] клонилось к торгам по Персидскому заливу. Напротив того известно, что между тем Российское купечество за Каспийское море с Персиею всегда больше умножалось, и что оное гораздо бы зделалось знатнее, есть ли бы Козаки своим грабительством толь часто оного не пресекали.

Сюда принадлежит и то, что Царь Федор Ивановичь учинил завоевания в Дагестане, которые Царь Борис Годунов, думая оные распространить, паки потерял от неверности Горских Черкас. (Опыт новейшие Российской Истории в Сочинениях на Март 1761, стр. 241) Такожде Царь Борис с Шахом Аббасом Великим, в добродетелях и пороках ему подобным Государем, завел дружество, которое с обеих сторон не на иное что клонилось, как токмо к лучшему учреждению коммерции. (Опыт там же стр. 234) Потом произошли внутренния беспокойствия, коими все добрые предприятия на долгое вреня отставлены были. И хотя благополучное возшествие на Всеросссийской престол Государя Царя Михайла Федоровича, подавало надежду в сем деле к новым приращениям; однако трудно было удержать Козаков от всегдашних [316] их грабительств, и чрез то учинить купечество совершенно безопасным. Олеарий (Стр. 192) описывает при случае города Черного Яра, что оной для разбойнического нападения Козаков, учиненного на Российской караван, построен за десять лет до его путешествия, то есть в 1627 году, а в 1634 перенесен на нынешнее место, Российской караван состоял из 1500 человек, а Козаков было не больше 400 человек. При караване было несколько судов со стрельцами для защищения. Но как сии наперед поехали, то Козаки чинили на купеческие суда такое нечаенное нападение, что больше половины купцов умертвили, пока поспешающие назад стрельцы, для быстроты реки, могли подать им помощь. Как они пришли, то уже Козаки ускакали на лошадях с знатною добычею. О сем приключении упоминают также Страусен (Пути описание стр. 100) и Ганвай, (Часть I. стр. 77) хотя несколько с отменными обстоятельствами. Также и в Олеариево время, а именно около 1636 года, было весьма опасно на Волге, потому что из разных мест его пути описания явствует, что Голстинское посольство употребило [317] всякую осторожность в случаи от Козаков нападения. Около тогож времени и город Ряще Козаками был разграблен, (У Олеария стр. 369) как мы о том уже выше упомянули. (На стр. 119)

Намерение Голстинского посольства клонилось также на Персидские торги. Но мы ничего не можем о том сказать обстоятельно, потому что Олеарий, которой о истинном основании оного, но учиненном для сего с Персидским двором переговоре, мог бы подать наилучшее известие, описал токмо то, что принадлежит к Географии и Истории. Вообще заключить должно, что трудно было произвести в действо оное намерение, чего ради не признавали за потребное, известить о том потомство. Известной путиописатель Шардин (Voyages. Tome II. p. 100. Ed. in 4) упоминает, что для Персидских торгов учреждена была в Гамбурге купеческая компания по советованию Оттона Брюгемана, и с позволения тамошнего Магистрата, которая выпросила себе у Герцога Голстинского, чтоб ей торговать, для большой безопасности, под его именем и [318] защищением. И понеже надобно было отправить посольство, дабы испросить к тому у Персидского Шаха позволение, а у Российского Царя свободного проезду чрез Россию, к чему город Гамбург не был в силах: то Герцога к тому склонились, что отправил он своим именем посольство, на некоторых обеими сторонами положенных договорах. Но Брюгеман обманулся в основании дела, думая, что от Персидского шелкового торгу получают Голландцы великую прибыль, которую он у них пресечь, и своей компании доставить хотел, однако де Голланлская Остъиндская компания получает от оного торгу мало прибыли, и не брала бы определенного числа кип шелку за положенную цену, естьлиб к тому не принуждена была, для данного ей в Персии уволения от пошлины. Брюгеман, бывшей один из Посланников, обещал за свободной пропуск Российскому двору гораздо больше, нежели все купечество прибыли принести могло. Сие же подтверждает и Пуфендорф, (De Reb. Svec. L. XI. § 85. p. 391) объявляя: что Брюгеман мог бы исходатайствовать у двора Российского оное позволение за 10000 талеров, за которое обещал 600000 талеров, которая сумма, потому что ежегодно оную платить [319] надлежало, превосходила чаемую из торгов прибыль. Шардин еще пишет, что Голстинские Посланники, при своем прибытии в Персию, и по исчислении иждивения за провоз товаров, и на другие росходы, нашли, что хотяб им купить так шелк и за полцены, однако иждивения были бы гораздо больше, нежели сколько хотели они в Германии выручить из шелку. Для того узнавши свою ошибку, и не отважась для главного дела учинить Персидскому двору предложения, переменили они намерение своего посольства, говоря токмо о начинаемой против Турков войне, и что Персидские торги в Италию хотели отправлять чрез Гамбург вместо того, что они прежде ходили чрез Турцию. И сие де учинили они с таким замешательством, что Персидской Шах непристойное их предложение усмотревши, сказал: "разве нет никакого средства, чтоб проведать, для чего сии Посланники к вам приехали? Я бы желал оказать им свою благосклонность." И сию де благосклонность оказал он им при случае их отъезду, потому что Шах не токмо одарил Посланников богато, но и дал им денег на возвратную езду, в чем у них был недостаток. Брюгеман по возвратном его прибытии казнен смертию, не толь за бездушные его в Персии поступки, но больше за то, [320] что склонил он город Гамбург и Герцога, к толь малоосновательному предприятию.

Произходило ли все сие так, как Шардин списывает, оное не можно изъяснить без доказательств из Шлезвиг-Голстинской и Гамбургской городской Архивы. Но когда Францусской Посланник Шанут, в 1649 году при королевском Шведском дворе бывшей, в своих записках объявляет, (Memoires de Chanut Tom. II. p. 44. Слова его находятся у Трейера de perpet. amicia Germ. inter et Ruff. Imp. p. 59) что тогда чрез Немецкого Полковника Рейснера, которой де находился прежде при Голстинском посольстве, известны стали важнейшие государственные тайности, которые Ишпанской, Датской и Голстинской дворы при сем случае в действо произвесть хотели: то можно напротив того приводить не малые сумнительства. Шанут пишет о Рейснере, что он был вторым Посланником, и с Брюгеманом о всем ведал; но его имени не находится у Олеария, (Стр. 30 и 35 пути описания) ни между посланникаии, ниже в прочей свите. А Витзен (Стр. 700) хотя и упоминает [321] о Полковнике Руйсере, которой находясь в службе у Герцога Голстинского, ездил вниз по Волге до Астрахани, и сообщил ему некоторые до Волги и Каспийского моря надлежащие известия: однако может быть состояла его служба в одних токмо приготовлениях к той езде, и из того не следует, что он с Брюгеманом был Посланником в Персии; к томуж и его известия о Каспийском море суть не таковы, какие бы быть могли, естьли бы он сам по оному ездил. Самая тайность Шанутом объявленная в том состоит, яко бы в 1638 году Короли Гишпанской и Датской, и Герцог Голстинской, заключили союз, для уничтожения купечества Соединенных Нидерландов, и для завоевания Швеции. А уничтожению Нидерландских торгов надлежало учиниться чрез отвод Персидского шелку, дабы оной не шел больше в Голландию, но впредь отправлялся бы чрез Голстинию. Сие ни мало сходствует со временем Голстинского посольства, которое 1633 года в перьвой раз отправлено было в Россию, а 1638 уже было в Персии. И был ли Персидской шелк одним токмо предметом Голландского купечества? Отправленный в 1639 году Ишпанской флот, Голландским Адмиралом Тромпом разбитой, яко бы и назначен был помогать Дании для завоевания Швеции. Но для чего сие не другими способами известно стало? Изъ [322] яснение толь важного обстоятельства оставляем мы ученому господину Шлегелю, когда он при описании история Короля Христиана IV, дойдет до сих произхождений. Голландцам яко бы хотели пресечь путь в Бальтийское море, проведением канала чрез Голстинию, и загащением Зунта. Но мало вероятно, чтоб благоразумной Король Христиан IV, как бы ни великое между ним и Голстинским Герцогом было дружество, хотел в угождение Герцогу остановить толь прибыльное ему чрез Зунт мореплавание. И так мы не можем сии мнимые анекдоты принять в историю, и толь же мало согласуется и с теми, кои осуждали большое великолепие, с коим произходило оное посольство. Такое великолепие было потребно, дабы Персидскому двору подать о себе доброе мнение, и доказать, что в состоянии будут, откупить весь в Персии деланной шелк, и тем пресечь вывоз оного в лежащие при Средиземном море и Персидском заливе порты.

Впрочем может быть, что судно, на котором ехало Голстинское посольство, было такое, что прежде того в России и на Каспийском море толь великого не видали. Российские плотники строили оное в Нижнем Новегороде под смотрением Голстинского корабельщика. Оно было [323] длиною 120 футов, о трех маштах, глубиною шло в семь футов и было подобно галере, в том, что на нем в 24 весла грести могли. Ноября 15 числа 1636 село сие село на мель у Низабатского берега; чего ради Голстинские Посланники принуждены были ехать сухим путем, как в 1638 году возвращались из Персии. После того с Голстинской стороны ни чего больше для Персидских торгов не предпринимали.

Как Государь Царь Алексей Михайловичь во многих делах положил основание к тем поправлениям, которые после ПЕТРОМ Великим коль разумно, толь и благополучно, введены были: то оное учинено и в рассуждении кораблестроения; а тогда его намерение склонялось токмо на Каспийское море, чтоб тамошние торги зделати прибыточное, и оные от нападения Козаков защитить. Для сего призваны были (Ио. Ианс. Страусена достопамятные путешествия. Амстерд. 1674 в лист, стр. 64 и след) в 1667 и 1668 годах из Амстердама разные корабельные плотники и другие на кораблях потребные люди, на Государевом жалованье, которые при деревне Деденеве, [324] ниже устья реки Москвы, на Оке построили корабль, Орел называемой, на коем 6 Июня 1669 года поехали они в Астрахань, а 13 Августа туда прибыли (К Страусенову путиописанию присовокуплены два письма, кои кажется предпочтены быть должны его известиям, чего ради мы оным и последуем в счислении дней. Ибо Страусен полагает отъезд из Деденевы 12 Маия, а 22 Июля прибытие в Астрахань; но о сем мы показываем токмо для того чтоб дать опыт неисправности сего путиописателя, которой по всему виду сочинил свою книгу из одной памяти, и вмещал многие вымышления, между коими непоследняя есть и та о горе Арарате, хотя и хотел он то доказать письменным свидетельством. Зри о том II. Авриля Voyages en divers Etats d'Europe et d'Asie p. 58) Страусен (Путешествия стр. 100) подает о тогдашнем купечестве в Астрахани следующее известие: "Астрахань есть изрядной купеческой город, не токмо для Бухарских, Нагайских и Калмыцких Татар, но и для Персиян, Армян и Индейцов, которые чрез Каспийское море приходят туда на своих судах грузом до 40 ластов. Трудно им ходить на своих Бусас по Каспийскому морю, и всегда должно им иметь способной ветр, а с половинным ветром ходить не могут, потому что оные [325] опрокидываются." Конечно в то время так было. Ни в то самое же время сие цветущее купечество бунтующими Донскими Козаками под предводительством Стеньки Разина со всем уничтожилось.

Здесь не можем мы обстоятельно говорить о сем бунте. Желающие могут о том читать известие у Страусена, также в Шурцфлейшевой диспутации (Conf. Sam. Schurzfleisch Stephanus Razin Donicus Cosacus perduell's, Vitenb. 1674. Оная числом 45-я в собранных его диспутациях, а in Operibus ejus Historico-Politicus находится на стр. 719) и в смертном приговоре Стенке Разину, которой внесен Вебером в переменную его Россию. (Часть I. стр. 317) Одинакие приключения описаны у Витзена в разных местах, а о том, что он зделал в Ряще и Ферабате; можно видеть у Шардина. (Voyages Tome iv. р. 315 и 323) В то время сочинена на Российском языке реляция о Стенькиных злодеяниях, по которой можно поправить многие в смертном приговор у Вебера находящиеся испорченные имена; сия ниже сего сообщена быть имеет. Мы объявим токмо то, что принадлежит к настоящему нашему намерению. [326]

Уже два года препроводил Стенька в беспрестанных разбоях и смертоубийствах на Волге, Яике, и на Каспийском море, пока Российское войско, при устье реки Волги, у Четырех бугров его обступившее, и еще больше чрезвычайной недостаток в съестных припасах принудили его просить Царской милости и прощения. Астраханской Воевода обещал ему прощение Царским именем, с тем чтоб он возвратился на Дон, жил там смирно, и не подавал бы причин к жалобам. Почти в то время пришел корабль Орел в Астрахань. Стенька получив прощение стал еще худшие чинить злодеяния. Он требовал, чтоб в город Астрахань приняли его, как знатного господина, со встречею. Он шел в город превеликолено. В Баке, Ширване, Ряще, в Ферабате и Астрабате похищенные им сокровища, много золота и серебра, раздавал он народу щедро. От того присообщилось к нему великое множество злых людей. Воевода Астраханской доволен был, что Стенька токмо выехал из города. Препроводивши зиму на Дону, паки появился он на Волге весною 1670 года с новою партиею Козаков разбойников, взял хитростью город Царицын, и пошел прямо под Астрахань, откуда Воевода послал ему на встречу 2600 человек военных с 50 полевыми пушками, под предводительством [327] Князя Семена Ивановича Львова. Но сие войско передалось к Стеньке, как скоро сошлися вместе, а верные Офицеры были порублены. В Астрахани слышали также беспрестанно бунтовские речи, коих никто запретить не мог, а оные еще более умножились, как Стенька подошел к городу. Люди с корабля Орла еще остались, на которые полагал Воевода свою надежду. Он призвал их в город, дабы помогли оному защищаться. Давид Бутлер, Капитан того корабля, употребил с начала всякое ктому старание; ибо он и Англинской Полковник Томас Байлей, которой не задолго перед тем укрепил город Терки, разделили по себе команду при защищении города. Но как Козаки показались токмо пред ворота и города, то общей зделался в городе бунт. Никто не хотел больше повиноваться своим начальникам, многие Офицеры порублены были от своих подчиненных и служителей. Некоторые с корабля, и в том числе Страусен, с самого начала ушли из города искать себе спасения на Каспийском море. Наконец последовал им и Капитан Бутлер, которого хотя Козаки и нагнали, однако после нашел он случай итти за прочими в Персию. В Испагани 6 Марта 1671 года писал он то письмо, которое находится при Страусеновом пути описании; во оном сообщены о [328] несчастии города Астрахани чтения достойные известия. Июня 25 предался город свирепству Стеньки, которой велел Воеводу Князь Ивана Семеновича Прозоровского збросить с городской стены, а двух его сыновей повесить на оной за ноги. Корабль Орел сожжен. некоторые из работных людей, и в том числе корабельной плотник Карстен Бранд, возвратились от побега в Москву. Сей Карстен Бранд достоин памяти для малого бота, которой он Государю Царю Алексею Михайловичу в Москве строил. ПЕТР Великий нашел оной в 1622 году во Измайлове, и с того времени возжглася в нем чрезвычайная охота учиться мореплаванию и корабельному строению. Государь Император обыкновенно называл оной малой бот дедом своего флота, так же он и историю оного и учрежденного им кораблестроения сам написал с предисловием к морскому уставу или регламенту. (Устав морской, на Российском языке в Санктпетербурге напечатан 1720 года в лист. Находится еще издание в 8 часть листа с Голландским переводом того же года. Зри также известие о малом боте, яко о начале Российского флота, в известиях господина Профессора Мартини стр. 93) Перевезен он в 1721 году в Санктпетербург, а от всего флота в Кронштате принят с великим [329] торжеством, а потом для вечной памяти поставлен в Кронверке Санктпетербургской крепости.

Как таким образом высокополезные намерения Царя Алексея Михайловича были предупреждены Козацким бунтом, то много лет прошло, пока нечто паки было предприято к исправлению кораплеплавания и торгов на Каспийском море. Хивинской Посланец, в 1691 году в Москве бывший, просил о свободном купечестве, (У Витзена стр. 705) и, учинил для построения города, или крепости, при Каспийском море в соседстве его земли, такие же предложения, какие мы уже слышали от другого Посланца сегож народа. (Зри выше стр. 6) Но тогда было не то время, чтоб оные предложения произвесть в действо. О карте Каспийского моря, по указу Государя Императора ПЕТРА Великого в начал нынешнего столетия сочиненной, упомянуто в известии о сухопутных и морских, картах Российского государства. (Ежемес. Сочин. на Ноябрь 1761 года стр. 429)

Помалу в Персидских около Каспийского моря торгах усилились живущие в [330] Дзулфе и Астрахани Армяне, которые ктому и тем способнее были, что разумели Персидской язык, и в обеих землях имели свои канторы. Персидской шелк возили они чрез Россию и от Архангельского города за море в Голландию, и привозили Голландские сукна и другие в Персии надобные товары с которых Россия получала провозную пошлину. В указах 20 Маия 1716, 6 Июня 1719, 26 Июля 1720 упоминается о договоре, которой Государь Император заключил с ними для Персидских торгов. Хотя году не означено, в котором оной договор заключен: однако по некоторым обстоятельствам явствует, что то учинено прежде 1711 года. По силе оного надлежало всему Персидскому шелку итти в Россию, а ничего не вывозить в Турцию, на что и Шах согласился; и как он дал Армянам привилегию, отправлять шелковые торги в его государство, то он также повелел всем своим подданным, чтобы они никому другому, как Армянам, свой шелк не продавали. Армяне получили за то при проезде чрез Россию некоторое облегчение в пошлинах. С драгоценных камней и жемчугу перестали с них брать пошлину с 1711 года, и когда они в Астрахань, или в Терки, прибыли, то давали им конвой для их безопасности чего прежде никаким иностранным [331] купцам не чинилось. Но после усмотрено, что они не исполняли по своим обязательствам; что сами возили они множество шелку в Турцию; и когда надлежало бы им токмо валом продавать свои товары в России, то продавали оные по малым частям, и везде по городам завели свои лавки, не что Российское купечество справедливую имело причину жаловаться. Для того Государь Император в 1719 году лишил Армян данных им торговых вольностей; но в 1720 году паки им даровал оные, потому что они обещались точно поступать по заключенному с ними договору.

При всем том продолжались и торги Российских купцов в Персидские провинции, сколько их знание, искусство и прочие обстоятельства дозволяли, не без успеха, чему в доказательство должно точно привести один большой урон, которой в 1712 году претерпели Евреиновы при разграблении города Шемахии Лезгами. Господин Ганвай (Часть I, стр. 8) объявляет, что Государь Император ПЕТР Великий в 1718 году издал указ, коим он как всем иностранным, так и своим подданным, дозволил, привозить шелк сырец из [332] Персии и других мест в его государство. О сем не знаем мы привести ничего в подтверждению: но есть ли оное чинилось, то без сомнения разумелись иностранными, одне токмо восточные народы, а не Европейцы, дабы привезенной из Персии шелк доставался только Российскому государству, и Российские фабрики, которые Государь Император всегда умножать и в лучшее состояние привесть старался, имели бы от того пользу. Мы видим оное также и из того, что когда в 1716 году предложены Князь Борису Ивановичу Куракину в Гаге представления от Англинских Министров, дабы Англичанам иметь участие в Персидских торгах, однако то им не позволено. Но после Англичане по силе заключенного с 1734 году купеческого с Российским двором трактата, в восьмом артикуле оного, в 1738 году заводили факторства в Гилани, и посылали туда товары Англинские, также и Персидские вывозили чрез Россию. Какой сие имело успех, и как Англинские торги к Каспийскому морю, для худой поступки Капитана Элтона, в 1746 году опять пресеклись, о том пространно объяснил господин Ганвай в частоупомянутой книге: Account of the British Trade over the Caspian Sea, или как гласит Немецкой титул: Zuverlassige Beschreibung seiner Reisen von London durch Russland und Persien, то есть: [333] Надежное описание его путешествий из Лондона чрез Россию и Персию.

Из сего описания о том, что в прежние времена для Персидских торгов в России предприято было, легко понимается, что наблюдать должно, дабы учинить сии торги для России прибыточными и цветущими. Господина Соймонова предложения, к его журналу присовокупленные, также клонятся ни к чему иному, как к такому исправлению. Сперьва показывает он, какие он имел для того разговоры со знающими Персидские торги Россискими купцами; а потом дает собственное свое мнение, о способных к употреблению на Каспийском море судах, также и о гаванях, в которых наилучше приставать, и торги отправлять можно.

Российские купцы, с коими советовался господин Соймонов, думали, что должно торги отправлять не каждому порозно, но многим сложившимся вместе, и так, как делается в Голландии, Англии и Франции, составить купеческую компанию, в кою также принять поселившихся в России Армян, потому что оные наибольше знают о тамошних странах, и как прибыточнее торги отправлять. Естьли же капиталу к тому не достанет, то можно надеяться, что из [334] государственной казны снабдены будут знатною суммою. Главной канторе и большому магазину, откуда бы в Персидские провинции всегда и по состоянию обстоятельств довольно товаров отправить, должно быть в Астрахани. Другуюбы учредить в Испагани, а третью в Тифлисе. В Шамахии, Ряще и Астрабате надлежит быть малым канторам. На Тюк-Карагане такого учреждения учинить не возможно; но и туда отправлять торги; однако чтоб суда, для известной неверности тамошних народов, приставали не там, но в гавани острова Кулали. В Персию возить товары наилучше пшеничную муку, саври (Изъяснение сего слова находится выше на стр. 38) и сукна, напротив того можно оттуда вывозить шелк, сорочинское пшено и хлопчатую бумагу, а от Тюк-Карагана овчинки, лисицы, овечью и верблюжью шерсть. Сие приведенное советывали купцы, а следующее есть господина Соймонова предложение.

Наилучшие суда для Каспийского моря суть гукеры и галиоты, от 60 до 70 футов длиною, и которые не глубже 8, или 9 футов ходят, с среднею маштою и с малым безаном. Большие суда не [335] могут входить в Волгу, потому что Ярковское устье токмо в 8, а при южном ветре в 9 футом глубиною бывает. В избирании судов должно располагать свое намерение по тамошним сильным ветрам, кои летом по большой части из юга, а осенью дуют из севера, однако всегда с положением берегов параллельно. Апшеронской пролив и залив реки Кура суть одни токмо места, в коих суда от всех ветров стоять могут безопасно. в прочих же местах вся надежда состоит в якоре; но и в том не страшно, есть ли токмо судно довольно крепко, потому что по всему западному берегу якорные места весьма надежные. Естьли же стоять на якоре, то удобнее с одной маштою, нежели с тремя. При сильном ветре дрейфовать, как на больших морях, здесь за малою глубиною около берегов, и что суда плоскодонные, не возможно. Ктомуж на гукерах большая райна и стеньга, а на галиотах гафел во время сильных ветров спускаться могут. А наконец могут сии суда быть управляемы малым числом служителей. Для гукера определяет господин Соймонов двух в навигации искусных Унтер-Офицеров, одного Ботсмана, или Ботсманмата, одного повара и 12 матрозов, а для галиота двумя матрозами меньше. [336] Такие советования, от искусного мореплавателя происходящие, и на многолетном испытании основанные, не отменно достойны общего подтверждения.

Потом показывает господин Соймонов гавани, в которых, по его мнению и испытанию, корабли удобнее приставать, и свои товары выгружать, а другие загружать могут. Низовая пристань, или берег Низабатской, для судов, каковые он предлагает, не способен. Но есть ли купцы похотят торги свои туда продолжать, и по сей причине прежние Бусы предпочтут гукерам и галиотам, то однако самое дело покажет, что его суда и там не бесполезны, потому что в некотором расстоянии от берега безопасно на якоре стоять могут. Весьма бы полезно было, при одном из устьев реки Кура заложить гавань и купеческое место, как то и Государь Император ПЕТР Великий имел к тому крепкое намерение. Туда можно привлечь все купечество из Грузии и Ширвани, и сие бы место со временем могло быть перьвым купеческим городом для всего западного берега Каспийского моря. Хотяб судам и стоять в Апшеронском проливе, где никакой им опасности нет, то можно бы товары из Шамахии возить туда сухим путем. Правда, что туда далее как до Низовой пристани: но дорога [337] не так гориста. В залив Зинзилинском будет для гавани и для возимых в Персию и оттуда товаров, вторая удобная гавань. Но господин Соймонов говорит о том токмо кратко, потому что в его время торги там уже учреждены были, и Гилань состояла под Российскою державою. В третьих город Астрабат может служить гаванью для торгов в восточные страны в Хоразан, Бухары, Самарканд, Балх, и в самую Индию, чего ради, есть ли сие место, по силе заключенного с Измаилем Бегом трактата, России уступлено не будет, то надлежит о том учинить с Персиею новой договор.

О восточном берег Каспийского моря не предлагает господин Соймонов для неверных и хищных Трухменцов, и потому что разбойнической город Хива, пресекает их отдаленные торги. Токмо на Тюк-Карагане можно так как и прежде отправлять торги, и употребить на то малые суда, кои в гавани острова Кулали удобно стоять могут, дабы нужды не имели, подвергать себя опасностям при береге матерой земли.

Еще предлагает господин Соймонов чтоб в Апшеронском пролив, а особливо на острове Жилом, учредить [338] магазин для всяких корабельных потребностей, и содержать там постбот с одним Унтер-Офицером, одним поваром и шестью матрозами, которой бы ходил по всем гаваням, и оттуда приносил бы в Астрахан известия. Также бы дозволить людям, от рыбной и тюленьей ловли прокормление себе желающим, поселиться там домами. Охотники бы к тому нашлися. Сии могли бы в разных рукавах реки Кура такие же, как на Волге, зделать Учуги, или рыбные заколы, потому что белуги, осетры и севрюги в реку Кура заходят, так как в Волгу. Иногда сих рыб бывает такое так множество, что оных баграми из воды таскать можно, как то господин Соймнонв сам видел в Зинзилинском проливе. Но тамошние народы оных не ловят, разве когда нужен им клей на собственное их употребление. Для сей рыбной ловли должно держать особливые суда, как для езды из Апшеронского пролива к реке Куру, так и для развозу соленой или сушеной рыбы в Астрахань, или в другие при Каспийском море Российские города.

Здесь бы мы оканчали сие Описание Каспийского моря, есть ли бы не было нам говорить еще о некоторых особенных материях, и привести в заключение господина Соймонова примечания о делании [339] шелку в Гилани; причем оставляем мы читателю, сносить оные с Ганваевыми (Часть I, стр. 305) известиями о сей же материи.