СОЙМОНОВ Ф. И.

ОПИСАНИЕ

КАСПИЙСКОГО МОРЯ

И ЧИНЕННЫХ НА ОНОМ РОССИЙСКИХ ЗАВОЕВАНИЙ,

ЯКО ЧАСТЬ ИСТОРИИ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА

ПЕТРА ВЕЛИКОГО,

трудами
Тайного Советника, Губернатора Сибири и Ордена святого Александра
Кавалера
Федора Ивановича Соймонова,

выбранное из журнала Его Превосходительства, в бытность его службы морским Офицером,
и с внесенными, где потребно было, дополнениями
Академии Наук Конференц-Секретаря, Профессора Истории и Историографии,
Г. Ф. Миллера.

В Санктпетербурге
при Императорской Академии Наук
1763 года.

I.

О ПРЕЖДЕЧИНЕННЫХ ОПЫТАХ И ОТКРЫТИЯХ.

Намерения нашего нет, чтоб говорить здесь о перьвых опытах, Агличан, во время государствования Царя Ивана Васильевича на Каспийском море учиненных, ни о кораблеплавании Голстинского в 1636 году в Персию отправленного посольства, ниже о достохвальных Царя Алексея Михайловича приготовлениях, чтоб учинить исправное кораблеплавание по Каспийскому морю, которые уничтожены известным бунтовщиком Стенькою Разиным. Сии дела известны по Гаклуйту, Олеарию, Страусену, также из предисловия к морскому регламенту. Мы приведем токмо то, что какие труды прилагал ПЕТР Великий, чтоб собрать лучшие прежних известия о Каспийском мор, и о пограничных оного землях; труды, которые причислить должно к важнейшим делам бессмертного сего Монарха, потому что чинились они не для одного токмо [4] любопытства, но и в том полезном намерении, чтоб границы государства своего привести в безопасность, и показать подданным своим новую отрасль купечества по разным Азиатским провинциям.

Экспедиция Черкаского Князя Александра Бековича уже некоим образом списана в сочиненных 1760 года на Генварь месяц страница 21 и след. и здесь мы сообщим полнейшие и исправнейшие известия, которые основаны отчасти на журнале господина Соймонова, отчасти на словесных объявлениях господина Генерала Маиора Тевкелена, которой при тойже экспедиции был, и на письменных доказательствах самого Государя Императора ПЕТРА Великого. Есть ли же затем найдется недостаток, либо в чем погрешено, как то при словесных известиях легко учиненные может, или есть ли о каком естественном к делу принадлежащем обстоятельстве умолчено, то мы предаем оное для исправления потомству.

Тух-Караган, или по Трухменскому произношению Туп Караган, как как, которой с Восточной стороны под 24°44' высоты полюса нарочито далеко простирается в Каспийское море, и с Северной стороны имеет залив в которой впадают реки Яик и Емба. Месту [5] Мангустану, где пристал Енкинзон, надлежит быть далее вверьх по оному заливу, потому что он означил тамошнюю высоту полюса на 45 градусов. Издавна Россияне и Татара ездили из Астрахани Компаниями на малых судах в Тух-Карагач, и там имели торги с Трухменцами или Туркоманнами. Такой Астраханской компании, бывшей там в 1713 году, явился знатной муж Ходжа Нефес, Трухменского колена Садыр, и просил, чтоб его взяли с собою в Астрахань, потому, что он имеет Российскому Императору учинить предложения, касающиеся до великой пользы Российского государства. В Астрахани жил тогда Персидской Князь из Гиляни, крещенной в Христианскую веру, коего по российски называли Князем Самановым. Он познакомился с Нефесом, и вскоре так подружился, что Нефес открыл ему свои предложения, состоящие в том, чтоб Государь Император ПЕТР Великий взял под свое владение страну при реке Аму-Дарье, где находится песошное золото, в чем де ему помогать могут Трухменцы. А хотя устье Аму-Дарьи, которым сия река прежде впадала в Каспийское море, Усбеками и запружено, и река отведена в Аральское море, не для чего иного, как дабы им быть в безопасности от Россиян; но можно де плотину перекопать, и опять восстановить [6] старое течение реки. Салманов, радуясь такому предложению, и надеясь от того и себе получить прибыль, проводил Трухменца в Москву в Санктпетербург. При прибытии их в столицу, приехал туда и Князь Гагарин, Губернатор Сибирский, с предложениями своими о имеющемся в малой Бухарии песошном золоте. Сие было весною 1714 года. По случаю Салманов спознался с Черкасским Князем Александром Екепичем, которой будучи Капитаном-Порутчиком гвардии, находился в великой у Государя милости. Чрез его были они представлены Императору. Посол Хивинского Хана (Сей есть без сомнения Усбекской Посол Ачерби, которого пребывание в Петербурге описывает Ребер в премененной России. Часть I, страница 142) утверждал, что подлинно в тамошних реках находят песошное золото, и притом учинил еще представление: Чтоб Государь изволил приказать на том месте, где прежде Аму-Дарья втекала в Каспийское море, построить город, и оной снабдить гарнизоном, из 1000 человек состоящим.

Но хотя то было мало вероятно, чтоб люди толь неискуссные и никаких к тому служащих способов не имеющие, каковы Усбеки, были в состоянии, удержать [7] течение такой большой реки, и отвесть оную в Аральское море; чего ради гораздо легче себе представить можно, что премененное течение рек Аму- и Сыр-Дарьи причинилось от землетрясения, которое возвысило землю на Восточной стороне Каспийского моря, и что от того произошло Аральское море, о котором древние Географы никакого известия не имели: Но притомже было не безъизвестно, что действительно такие большие реки, как Оксус и Яксарт, прежде впадали в Каспийское море, также и страх Усбеков от россиян очень казался возможным и потому заблагорассуждено исследовать, находятся ли еще следы прежнего течения Аму-Дарьи, и можно ли надеяться, чтоб оное паки восстановить. Какое Великого Императора притом намерение было, легко угадать можно. Он желал по овладении Восточного берега Каспийского моря доставать песошное золото во свою землю чрез купечество. Также казалось, что великое его намерение, открыть России новую для торгов дорогу в Индию, чрез то в действие приведено быть может. Князь Бекевич, человек молодой и бодрый, Татарской язык знающей, и браком своим с Княжною Голицыных укрепленной к Российскому интересу, имел все те качества, кои к произведению такого дела казались потребными. Чрез него Трухменнец [8] имел доступ до Государя с представлениями своими. Он умел рассказать Государю приятным образом о пограничных Каспийского моря странах. И так он был избран к исследованию премененного Аму-Дарьи течения.

Вскоре потом Бекевич отправившись из Санктпетербурга заежжал в отечество свое Кабарду, чтоб некоторых верных приятелей взять с собою, и пошел весною 1715 года из Астрахани водяным путем к Восточному берегу Каспийского моря, для искания того места, где прежде впадала Аму-Дарья. Следы, оное показывающие, появились ему в Заливе, который по Российски Красноводским называется; и он подлинно думал, что есть ли далее поедет сухим путем с довольным числом людей, то найдет и плотину, которою течение реки удержано, и отведена в Аральское море. С сим известием возвратился Бекевич поспешно в Россию, и Февраля 1716 года застал Государя Императора в Либаве в Курландии на пути в Копенгаген, подавающий превеликую надежду о добром окончании сего предприятия, за что он тогда же и пожалован был Капитаном гвардии.

Не задолго перед тем послал Государь от флота Лейтенанта Александра Кожина к Каспийскому морю, чтоб оное [9] со всеми берегами, реками, гаванями и островами описал по морским правилам, и положил на карту. Кожину дан был указ в 27 день Генваря 1716 года, в коем между прочим повелено, что есть ли он встретится с Бекевичем, которому также поручено сочинить карту пути его и Восточному берегу Каспийского моря, то посмотреть описи и карты Бекевичевой; и ежели прямо зделаны, то туда не ездить, ежели же не прямо, то самому то учинить

Бекевич действительно привез с собою карту, на которой был представлен Восточной берег Каспийского моря. Но сия сочинена больше по словесным известиям, нежели по собственному его исследованию. Потому учинилось, что как она довольное время была для помянутой страны основанием изданным о сем море картам, то при повторительном прилежном исследовании, те берега в разных местах со всем другой вид получили.

Тотчас учинено было определение, чтоб Бекевич вторично ехал туда же. На такой конец дана ему от Государя инструкция, которую мы внесем здесь слово в слово:

1) Надлежит над гаванию, где бывало устье Аму-Дарьи реки, построить [10] крепость человек на тысячу, о чем просил и Посол Хивинской.

2) Ехать ему к Хану Хивинскому Послом, а путь иметь подле той реки, и осмотреть прилежно течение оные, також и плотины, ежели возможно оную воду паки обратить в старой ток, к томуж прочие устья запереть, которые будут в Аральское море.

3) Осмотреть место близ плотин, или где удобно настоящей Аму-Дарье реки, для строенияж крепости тайным образом; а буде возможно будет, то и тут другой город зделать.

4) Хана Хивинского склонить к верности и подданству, обещая наследственное владение оному; для чего представлять ему гвардию к его службе, и чтоб он за то радел в наших интересах.

5) Буде он сие предложение охотно примет, а станет желать той гвардии, и без нее не станет ничего делать, опасаясь своих людей: то оному ее дать, сколько пристойно, но чтоб были на его плате; а буде станет говорить, что перьво нечем держать, то на год и на своем жалованье оставить, а впредь чтоб он платил.

6) Ежели сим, или иным образом склонится Хивинской Хан, то просить [11] его, дабы послал своих людей [при которых и наших два бы человека было] водою по Сыр-Дарье реке вверьх до Еркети [Еркеня] городка, для осмотрения золота.

7) Также просить у него судов, и на них отпустить купчину по Аму-Дарье реке в Индию, Наказав, чтоб изъехал ее, пока суда могут итти, и оттоль 6ы поехал в Индию, примечая реки и озёра, и описывая водяной и сухой путь, а особливо водяной к Индии тою или другими реками, и возвратиться из Индии темже путем, или ежели услышит в Индии еще лучше путь к Каспийскому морю, то оным возвратиться и описать.

8) Будучи у Хивинского Хана проведать и о Бухарском, не можноль его хотя не в подданство [ежели того нельзя зделать] но в дружбу привести таким же маниром; ибо и там також Ханы бедствуют от подданных.

9) Для всего сего надлежит дать регулярных 4000 человек, судов, сколько потребно, грамоты к обоим Ханам, также купчине к Ханам же и к Моголу.

10) Из морских Офицеров Порутчика Кожина и Навигаторов человек пять или и более послать, которых употребить [12] в об посылки, перьвая под образом купчины, другая к Еркети.

11) Инженеров из учеников Колоновых дать двух человек.

12) Нарядить Казаков Яицких полторы тысячи, Гребенских 500, да 100 человек драгун и доброго коммандира, которым итти под образом провожания Каравана из Астрахани, и для строения города. И когда оные придут к плотине, тут велеть им стать, и по той рек, где плотина, прислать к морю для провожания его, сколько человек пристойно. Вышеписанному командиру накрепко смотреть, чтоб с обывателями земли ласково и без тягости обходился; и для делания там города отпустить с помянутыми конными несколько лопаток и кирок.

13) Порутчику Кожину приказать, чтоб он там разведал о пряных зелиях и о других товарах, и как для сего дела, так и для отпуску товаров, придать ему Кожину двух человек добрых людей из купечества, и чтоб оные были нестары.

По сим пунктам Господам Сенату с лучшею ревностию сие дело как наискоряе отправить, понеже зело нужно.

Подписано рукою Царского Величества

ПЕТР.

В Либаве в 14 день
Генваря 1716 года. [13]

Подобная инструкция, которая на вышеписанное ссылалась, послана к Порутчику Кожину, и Адмирал, которой после был Генералом Адмиралом, Граф Федор Матвеевич Апраксин, получил в Санктпетербурге указ, чтоб он Кожину дал наставление в его должности, для исполнения того, что ему поручится от Князя Александра Бекевича, и на его место послать другого искусного морского Офицера, для снимания карты Каспийского моря. К тому избрал Адмирал от флота Лейтенанта Князь Василья Алексеевича Урусова, которой в 1741 году скончался Генералом Порутчиком при Оренбургской экспедиции. Но сие отправление не пришло тогда в совершенство; и как Князь Урусов чрез два года потом был послан к Каспийскому морю, то его комиссия, как после окажется, заключалась в одном токмо пункте.

Все лето 1716 года прошло в езде Бехевича в Астрахань и в приготовлениях к морскому пути. В Казани набрал он шквадрон драгун из тамошних Шведских пленников, и поставил над ними начальником искусного и храброго мужа Маиора Каспара Франкенберга, дворянина родом из Шлезии. Но из сих пленников не было ни одного природного Шведа, а все были Немцы, коих Король Карл XII набирал в Саксонии, и на возвратном [14] своем походе из Немецкой земли. Сии никакого не получа содержания из Швеции, уже наперед вознамерились поступить в российскую службу, и тем охотнее то учинили, что их употребили к такому походу и которой до войны против Швеции ни мало не касался.

Бекевич принял еще в Казани Пензинской полк, который ныне состоит в Оренбурге гарнизоном. Из Воронежа придан ему Крутоярской полк, а в Астрахани принял он Риддеров полк в свою команду. С сими тремя конными полками пошел Бекевич в море. Драгуны и Козаки остались, потому что было им определено на следующей год вступить в Поход сухим путем. Белевича провожала из морских Офицеров Капитаны Лебедев и Рентель, Лейтенант Кожин, Унтерлейтенанть Давыдов и штурман Бранд (Сей был природной Калмык, но имел Немецкое прозвание по Голландскому купцу, бывшему после Российским резидентом в Амстердаме, господину Бранду, у которого он служил в своей юности). Такожде были с ним корабельные мастера и всякие ремесленные люди, кои казались быть нужными к произведению в действо сего намерения. Трухменец Ходжа [15] Нефес стал также в его свите. Некоторые морские суда в Астрахани находились уже в готовности, другие вновь построены в Казани. Все число состояло почти из 100 судов, которые в Сентябре 1716 года под командою Князь Александра Бекевича вышли из Астрахани в море.

Сперьва пристали к мысу Тук-Карагану, где Бекевич, для поспешествования сообщения с Астраханью, заложил первую крепость, которая от того места получила себе имя Тук-Караганская. Оттуда, считали до Гурьева городка при устье реки Яика стоящего 350, а до устья реки Эмбы 250 верст [или может быть до оного 250, а до сей 350 верст]. Впрочем место было от натуры довольно крепко и удобно, токмо недоставало пресной и текущей воды. А хотя и думали себя содержат копанием колодезей, и нашли в пещаной земле везде свежую воду без великого труда: но чрез сутки делалась вода горькою и противною. Потому были принуждены, беспрестанно копать новые колодези, которая неусыпная работа народ утомила, и причинила болезни. Здесь поставил Бекевич Пензинской полк гарнизоном. Командиры оного полку были Полковник Федор Сентов сын Хрущев, Подполковник Иван Иванов сын Анненков, и Маиор Петр Алексеев сын Соковнин. [16]

От Тук-Карагана к Югу, расстоянием на 120 верст, под высотою полюса, 43° находится залив, которой уским каналом соединяется с Каспийским морем, и по имени Александра Бекевича прозван Александр-Бай. Там Бекевич построил при канале другую крепость. Место казалось по своему положению быть безопасным от всех неприятельских нападений. Для того определил там Бекевич токмо три роты гарнизону под командою одного Маиора. Она преименована Александрова, или Александробайева.

Потом воспоследовало строение третьей и знатнейшей крепости при начале залива Красноводского, в котором думали, что нашли следы прежнего течения Аму-Дарьи. Сия заложена под высотою полюса 39°50', на мысе в Каспийское море простирающемся, и полуострову, подобие имеющем. Залив Карабугаев, в коем сказывали быть пучине, куда уходит вода из Каспийского моря, которое мнение потому казалось основательным, что приметили сильное стремление из Каспийского моря в сей залив, находится от Красной воды к Северу под высотою полюса градуса. В сей крепости остались два полка, Крутоярской и Риддеров, кроме тех трех рот, которые оставлены гарнизоном в Александр-Байевой крепости. [17] От Александр-Байя до того места считают около 300 верст, и не много больше будет оттуда до Астрабата.

Но токмо одна часть сего залива называется Красная вода. Другая часть именуется заливом Балханским, по высоким горам, кои при конце оного лежат на твердой земле, и называются Балхан. Отделение произходит от двух островов; кои больше длинны, нежели широки, и концами стоят один против другова. Один остров называется Дарган, а другой Нефтяной, потому что найден на нем Нефтяной ключь. Против отдаленного конца острова Даргана, от гор Балхан к Северу, а от помянутой крепости больше 100 верст было по объявлению, то место, на котором Аму-Дарья имела прежде свое течение в Каспийское море.

Бекевич обретши сие место шел по следам несколько верст внутрь земли. За пять верст от залива нашел он еще раковины. Но далее пропали все признаки, чтоб река прежде имела там свое течение. А Порутчик Кожин утверждал, что мнимые следы состояли в одном токмо воображении, и ничего того, что им доказать надлежало, не доказали. Впрочем статься может, что сперьва [18] следы находятся, а далее скрыты. Сие может также быть доказательством для нашего мнения, что река не отведена, но земля возвышена землетрясением. Бекевич мог бы оное легко найти Ватерпасом, естьлиб ему на мысль пришло, что такое случиться могло. Но поверя крепко тому, что ему сказано об отведении реки Усбеками, при том остался мнении, что он конечно найдет плотину, есть ли он, по намерению, следующего лета пойдет из Астрахани с драгунами и козаками сухим путем мимо Аральского моря.

Сия езда была и кроме того нужна, для исполнения положенной на Бекевича Исольской комисии у Хивинского Хана. Туда надлежало ему ехать на лошадях. Но лошадей не можно было перевести чрез море. На такой конец Бекевич с некоторых числом людей, и с ним Порутчик Кожин, возвратился в Астрахань Февраля 1717 года, оставя Полковника фон дер Вейдена начальником в крепости Красноводской. Он принужден был ехать через Гурьев городок, потому что зима пресекла водяной ход в Волгу.

Между тем Бекевич находясь опять в Астрахани, и все приготовляя к своему походу, посылал трижды вестников в Хиву, для уведомления Хана о наступающей [19] его езде. Толь часто повторяемая посылка казалась быть нужною, потому что дороги по ту сторону Яика в то время [как и ныне отчасти еще бывает] очень были опасны от Киргис-Казаков. Также не известно, все ли три вестника благополучно пришли в Хиву. Ибо ни один оттуда не возвратился. Перьвой был Грек именем Кириак. Второй Астраханской дворянин Иван Воронин. Третьего имя не известно.

Сам Бекевич отправился в сей последней свой путь в Июле 1717 года. Но он еще до Пасхи послал наперед часть своего войска в Гурьев городок. Весь караван состоял: 1) из вышереченного шквадрона Шведских драгунов; 2) из двух рот пехотных, кои однако, как все прочие, служили на конях; 3) из некоторых артилерийских Офицеров и служителей с пушками и довольною аммуницею; 4) из разных морских и адмиралтейских служителей; 5) из Астраханских Российских дворян, Мурз и Нагайских Татар 500 человек; 6) Гребенских Козаков 500 Человек; 7) Яицких Козаков 1500 человек под командою Атамана их Никиты Бородина; 8) купцов с товарами, отчасти российских, отчасти Татар и Бухарцов и других вольных, которых Бекевич из [20] большого числа явившихся выбрал 200 человек. Один токмо Кожин, которому вместе итти надлежало, остался в Астрахани, обещаясь чрез несколько дней за ними следовать. Но как Губернатор Астраханской хотел понудить его к отъезду, то он закричал на Бекевича, яко на изменника, которой объявленные следы Аму-Дарьи утверждал токмо для того, чтоб порученное ему войско отдать в руки варварам. Сие привело Губернатора в сомнение, и Кожин остался в Астрахани.

Бекевич ехал морем из Астрахани до Гурьева городка с находящимися при нем людьми. От Гурьева городка шел он сухим путем в два дни прибыли к реке Эмбе, чрез которую переправились на плотах. В пятый день пути их от Эмбы получил Бекевич, от Государя Императора собственноручной указ, по которому велено ему отправить надежного и тамошние языки знающего человека чрез Персию в Индию, и оному приказать, чтоб о всех обстоятельствах тех стран, чрез которые он поедет, особливо о песошном золоте, прилежно наведался, и возвратился бы чрез Китай и Бухарию. К тому избрал Бекевич Мурзу Тевкелева, нынешнего Генерала-Маиора, которой тогда находился в его свите. [21] Тевкелев хотел чрез море итти в Дербент, а оттуда сухим путем в Шамахию и в Испагань. Но погодою занесло его в Астрахань, где тамошней начальник Сефи Кули Хан его арестовал. Как он нашел случай, уведомить о своем состоянии находившегося тогда в Испагани Российского Посланника Артемья Волынского, то сей выходил у Шаха указ о его освобождении. Между тем приключилось Бекевичу и его команде то нещастие, которое мы теперь описать имеем. Услышав о том Тевкелев поехал назад в Астрахань.

Целой месяц прошол в походе каравана, и на прибытии в область Хивинского Хана. Они прошли уже самые трудные места, в которых наипаче пресной воды: не доставало, как и то место, где город Ургенч стоял к югу от Аральского моря, так что до Хивы не больше 100 верст осталось. Вдруг увидел Бекевич, сверьх всякого чаяния, себя окруженного многочисленным неприятельским войском. Сие состояло из 24000 человек Усбеков, Трухменцов, Киргис-Кайсахов и других соседственных народов, коими сам Хивинской Хан Ширгази предводительствовал. Три дни препровождены в непрестанных сшибках. Коль жестоки были нападения, толь храброе чинилось [22] сопротивление. Между тем Бекевич всегда вперед подвигался, и наводил такой страх на неприятельское войско, что оной и до Хивы простиралось. Многие жители сего города старались уже себя и пожитки свой спасти бегом, потому что признавали Россиян за победителей, кои скоро в городе торжественное возъимел действие.

В сем нужном случае предстал Сарт, или Бухарец, имянем Досим Бай, которой служил у Хана Казначеем, и почитался за весьма умного и хитрого человека. У сих народов нет такова обыкновения, чтоб оказывать своему Хану великое почтение. Подданной живет со своим Владельцом, яко бы он ему был равной, и он без опасения дерзать ему в глаза сказать горчайшие укоризны. И так Досим Бай представлял Xану: "что он безрассудно поступает, надеясь Россиян, коих всяк за непобедимых почитает, победить силою оружия; сие учиниться токмо может хитростию и обманом. Надлежит стараться, чтоб предводителя достать в свои руки, потом прочее получить не трудно". Хан рассуждал о сем с знатнейшими своего народа. Потом дошло до переговоров. [23]

Два мужа из неприятельского войска показались пред российским лагерем, из коих каждой в руке нес значек, которым по тамошнему обыкновению дали знать, что они от своего Хана нечто донести имеют. Они были приведены к Бекевичу, и говорили: "Предприятие с Хивинской стороны сопротивление произходило токмо от того, что не знали, с кем они имеют дело, и в каком намерении пришли русские в их землю; ныне их Хан уведомился чрез приятеля своего Калмыцкого Аюку Хана, что Князь Александр Бекевич отправлен в Хиву Послом от Великого Государя Императора Всероссийского, и того де ради он тотчас приказал, все неприятельские прекратить действия; он готов принять Посла с надлежащим почтением, и для того желает, есть ли то ему угодно, послать несколько знатнейших народа своего в Российской лагерь, кои с ним о принятии его договор учинили".

С сего дня были неприятели действительно спокойны. С начала Бекевич не хотел поверит коварному извинению, потому что он не мог себе представить, чтоб никто из трех из Астрахани в Хиву посланных вестников туда не дошел. Он думал не без вероятности, [24] что они задержаны были из злого намерения, дабы он о неприятельских приготовлениях Хана, в избирании толь великой силы, никакова не получил известия. Россиские и Немецкие Офицеры; были сего же мнения. Но Князь Саманов, которого советы у Бекевича прочим предпочтены были, сказал: "что можно ошибиться в принятом подозрении; Бекевич может к себе допустить посланных от Хивы; лучше вступить в мирные переговоры, и намерение посольства совершить, нежели судьбу свою поручить неизвестному решению оружия", и прочая. Естьли еще к тому присовокупить, что некоторые подтверждают, и что приведено в Генваре месяце 1750 году Ежемесячных сочинений на стр. 5 что Бекевич лишившись любезной своей супруги впал в великую печаль: то легко понять, как ему можно склониться, чтоб поверить ласкам неверных неприятелей, и наконец отдать себя в их руки.

И так пришли присланные от Хана в Российской лагерь. Не скоро соглашенось. Переговор четыре дни продолжался. Между тем часто приходили посланные, для подтверждения Ханской склонности к миру. Наконец положили, чтоб Бекевич в провожании 500 человек вооруженных пошел в Ханской лагерь на [25] аудиэнцию; и дабы ни подданные ни союзники Хана от Россиян, ниже сии от оных никакова не имели опасения: то обе партии, каждая по своему обыкновению, учинили взаимную присягу.

Потом пошел Бекевич с некоторыми Офицерами, в провожании 500 Яицких казаков, в неприятельской лагерь, которой от Российского так далеко отстоял, что оставшиеся Россияне не могли ничего слышать, что в оном произходило. Вместо того, чтоб пустить его на аудиэнцию, был Бекевич со свитою по прибытии своем тотчас окружен множеством неприятелей, и взят под караул. Кто хотел обороняться, тот тут же и срублен, а кто здался тот лишился своей волности. Макр Франкенберг определен был Бекевичем в Россиском стану начальником над всем оставшимся Российским воском. Но чтоб и сих в свою власть получить, то неприятели понуждали Бекевича послать к Маиору приказ, чтоб он разделил свое войско, и для большей способности к их содержанию вступил в квартиры, кои по приказанию Хана будут им показаны. Думают, что тогда Бекевич с печали и сам не знал что делал, или что крайняя опасность живота его принудила, исполнять по всем требованиям вероломных неприятелей. [26]

Франкенберг, довольно сие разумев, не хотел по полученному приказу чинить исполнения. Он получил еще другое и третие приказание: но он был непоколебимым в своем мнении. Он ответствовал: "Не трудно понять, что Бекевич, чинить сии приказания принужденным образом; есть ли он сам будет опять находиться в российском лагере, и он де Франкенберг такое приказание из его уст услышит: то де он готов повиноваться его повелениям". Потом прислано четвертое приказание с угрожениями, что Франкенберг, яко ослушник команд, имеет ожидать всякие за такое преступление положенные наказания, есть ли он тотчас не разделит войска в показанные квартиры.

Чрез то сей как предосторожной, так и храброй муж пришел в сомнение. Он положился на власть Божию, ожидая, какую она ему и порученному ему войску определит судьбину. Но как только войско было разделено и разведено по разным местам: то напало на них множество неприятелей; и те, кои здаться добровольно не хотели, порублены, а прочие в плен уведены. Как сие учинилось, то и Бекевичу отсекли голову; а Саманова, с ним бывшего, изрубили в мелкие части. [27]

Хивинской Хан думал, что он учинил Геройское дело, и отправил к Бухарскому Хану посольство с таким известием, что Посланника Великого Императора Российского, очень знатного мужа, от которого оба Хана имели опасаться, чтоб не потерять своих владений, истребил он со всем при нем находившимся народом, посылая ему притом и голову сего Посланника, дабы он мог о том радоваться. Но Бухарской Хан, который о сем дел еще до прибытия посольства получил известие, ужаснулся такому делу, и будучи не намерен Хивинских Посланников допустить на аудиэнцию, послал им вестника на встречу, и приказал у них спросить: "Человекоядець ли их Хан? Есть ли то так: то бы они отнесли голову назад к своему Хану, а он не хочет в толь безчеловечном деле иметь участия". И так Хивинские Посланцы не окончав посольства принуждены были назад возвратиться.

Хотя Государь Император ПЕТР Великий и весьма сожалел о сем злоключении: однако тогдашния обстоятельства не дозволяли, отомстить Хивинскому Хану за его неверность. Но справедливая поступка Бухарского Хана, которому Государь удивился, и для того новую возъимел надежду к заведению торгов с [28] Индиею, подал повод, что через Персию отправил к нему Посланником, Италианца Флорио Бенепени, которой разумел Персидской, Турецкой и Татарской язык, и служил Секретарем при Коллегии Иностранных дел. Что потом далее воспоследовало, то отчасти не принадлежит к настоящему намерению, а отчасти мы и не в состоянии, сообщить о том достоверные известия.

По сему злоключению не можно было ожидать оставленным в трех крепостях при Каспийском море гарнизонам благополучных успехов. Они услышали о приключившемся Беневичу нещастии. Вся надежда изчезла, чтоб предприять нечто полезное для российского интереса. И так каждая партия токмо о том помышляла, как бы возвратиться в Астрахань. Еще были у них суда в готовности, на коих по большей части отправлялась их езда благополучно.

Но токмо в Красноводской крепости претерпел Полковник фон д-р Вейден еще нападение от Трухменцов. Сей неукротимой народ, которой прежде весьма ласкал Россиянам, и обещал служить и помогать во всех их предприятиях, думал толь же легко, как Хивинцы с Бекевичем, управиться с сим остатком Российского войска. Добыча съестных припасов, которую [29] они получат, и пленники, коих они могут продавать невольниками в Хиву и Бухарию, придавали им смелость. Но шанцы из мучных кулей, которые Полковник фон дер Вейдем велел набросать на перешейке, коим Красноводской полуостров соединяется с твердою землею, были в состоянии, удержать неприятелей. Как часто они покушались, переступить мучные шанцы, то были они назад отбиваны с великим их уроном. Напоследок фон дер Вейден не хотел больше вдаваться в сию опасность. По отходе его служили шанцы голодным неприятелям на пищу. Но 400 человек солдат его команды разбило на двух судах о камень при западном береге Каспийского моря, из коих токмо немногие спаслись.

Около того времени поехал Порутчик Кожин из Астрахани в Санктепетебург; и как ему в Саратове рассказал Хан Анюка, какую Бекевич имел кончину: то он думал, что довольное может принести оправдание, для чего он с ним не поехал. Но Государь Император не мог удержаться, чтоб не отдать его под военной суд, за его ослушание. Отговорка, что в Красноводском заливе никаких не имеется следов старого течения Аму-Дарьи, произвела ме [30] дление в решении. Сие дело надлежало снова разъискивать. Для того в начале 1718 года отравлен туда от флота Порутчик Князь Василей Урусов вместе с Порутчиком Кожиным. Но как Урусов в Маие оного года поехал из Астрахани к морю, и по прибытии своем прилежно изъискивал дело в помянутом заливе: то и он не мог найти никаких следов, кои бы то, чего искали, бесспорно доказывали.

II.

ОПИСАНИЕ ЗАПАДНОГО БЕРЕГА КАСПИЙСКОГО МОРЯ

В 1719 и 1720 годах.

Распространение безопасность купечества было одно из главнеших дел, о которых Государь ПЕТР Великий имел всегдашнее помышление.

С Персиею имела Россия торги еще со времен Царя Ивана Васильевича. Но оные никогда не были тем важны, как бы мне быть надлежало, естьлиб оба народа знали истинной свой интерес, и отвратили бы приращению оных противляющие препятствия. Мы не будем здесь говорить о караванах, кои прежде в [31]   Дагестан и Ширване подвержены были безчисленным опасностям, и часто в один час лишались плодом к несколько лет великими трудами собранных. В 1712 году произшедшей бунт Лезгин и других горских народов, во время которого город Шамахия разграблен, и у некоторых Россиян похищены великие капиталы, принадлежит к особливым случаям, кои хотя и требуют сатисфакции, однако в общем деле не важны. Надлежало некоторые утвердити обязательства, хоть далеко один народ имеет в земли другого возить товары свой, какою ему там пользоваться вольностию, платить ли пошлину и другие подати, или от оных быть уволену, каких судей над купцами определить в чужом государстве, и что больше есть таких обстоятельств, о коих в купеческих трактатах обыкновенно чинятся договоры и установления.

Но как того еще никогда прежде не было учинено с Персиею: то Государь Император в 1711 году отравил Подполковника Артемья Волынского, бывшего потом Губернатором в Астрахани, и наконец Кабинет-Министром, в Посланники к шаху Гусейну, чтоб с оным заключить коммерческой трактат и предложить ему вспоможение против Авганского [32] бунтовщика Мирвейса с сообщниками его. Волынской выехал из Санктетербурга 7 июня 1718 года, и назад прибыл 12 Декабря 1718, заключив с Хивинским перьвым Министром Эхтима-Девлетом трактат, которой обоими Монархами ратификован.

Тогда Волынской учинил предложение, чтоб Государь Император лежащие подле Каспийского моря Персидские провинции, в великой опасности состоящие, чтоб Авганцы ими не овладели, принял в защищение для безопасности границ Российских, и населил бы оные Российским войском. Но как сие намерение не можно было инако, как водяным путем чрез Каспийское море, произвести в действо, и притом езда чрез море, с положением берегов и удобностьми гаваней еще мало была известна: то заблаго рассуждено, послать некоторых искусных морских Офицеров к Каспийскому морю, которые бы все точно приметили, и на карте представили берега, реки, гавани и весь ход водяной от Астрахани до Дербента и далее, мимо Гилана и Мазандерана до Астрабата.

Сие также было весьма полезным делом для купеческих судов, кои прежде яко в темноте блудили по Каспийскому [33] морю без всякого наставления. Польза общих торгов служила тогда наружным видом сего предприятия; и назначенным в оную посылку Офицерам предписано было в инструкции, чтоб они сие намерение везде распространяли, хотя другие словесные и тайные приказания ни мало до купечества не принадлежали.

1719 году Генваря 8 дня определены были в сию комисию Капитан Лейтенант Карл фон Герден и Лейтенант Федор Соймонов, кои оба несколько лет служили под собственным Императорским Смотрением на военном корабле, Ингерманланд называемом, на котором Его Величество обыкновенно ездить изволил. И чрез то получили случай, снискать себе особливую от Государя похвалу за верность свою и искусство. Еще им приданы унтер-лейтенанты Дорошенко и Золотарев, с довольным числом Унтер-Офицеров и рядовых, так что всех считалось 89 человек.

Из Санктпетербурга отравились они в конце Февраля, и пробыли в Казани до исходу Апреля. Между тем состроен в Казани большой корабельной бот, на котором и на трех других малых судах, они ехали в Астрахань. 3десь нашли они в готовности три хорошие морские судна, [34] Шнавы называемые: также они застали Лейтенанта Князя Урусова, для вспоможения им в делах определенного. Карл фон Вердер взял Шнаву, Святый Александр называемую, Князь Урусов Шнаву Астрахань, а Соймонов Шнаву Святую Екатерину. Большой корабельной бот достался Дорошенку, а маленькой Золотареву. Гардемаринам, Унтер-Офицерам и рядовым, с 150 человеками солдат из Астраханского гарнизону, отведены места на всех судах.

Что им тогда было известно о положении Каспийского моря, то состояло отчасти в Олеариевой карте и описании оного моря, а отчасти в сочиненной Лейтенантом Кожиным карте о восточном береге оного. Но не можно им было ни на какую из сих карт надеяться, а особливо на последнюю, потому что Кожин по большей части наведывался сухим путем, ехавши по берегам на верблюдах. В имевшем для того советовании соглашалось, чтоб Унтер-Лейтенанты Дорошенко и Золотарев на ботах описали берега и водяной ход от устья Волги до устья реки Терека; а трем Шнавам итти прямо к Тюленью острову, и оттуда начать описывать. По сему распределению вступили они в морской путь в исходе Маия месяца. [35]

Пространно бы было, привесть подробно день от дня все их упражнения. Что они приметили, то на карте видно, которая под именем Капитана Лейтенанта, бывшего потом Капитаном, Карла фон Вердена напечатана. Мы тем будем довольны, чтоб показать токмо их курс вообще, и с примеченными высотами полюса, из чего будет видно, от коих стран их карта основана на собственных их примечаниях. Притом мы покажем, что им случилось при берегах, или что они сами о том записали достопамятного.

Ярки есть крутой берег при устье главнейшего рукава реки Волги, для сей причины Ярковским устьем называемого. Не далеко оттуда по правую сторону находится остров Четыре бугры под 45° 20' высоты полюса. Там расходились суда каждое в назначенной свой путь. Три Шнавы пошли к Тюленьему острову. От Тюленьего острова, под 44° 12' высоты полюса лежащего, ехали они к устью реки Терека, а оттуда промеж острова Чеченя под 43° 47' и мыса Учя к Дербенту, где они несколько дней разъежжали по морю. Мыс Уч называется и Аграханским полуостровом, по имени малой реки Аграхана, которая из реки Сулака происходит, и при соединении оного [36] полуострова с твердою землею впадает в Аграханской Залив. Оной полуостров изобилует хорошими паствами. Покатое положение города Дербента к морю, по которому весьма удобно было, оное осмотреть с судов, подало повод господину Соймонову, чтоб сочинить проспект сему городу и около лежащим странам, в коем очень ясно представил он те три отделения, которыми разделен Дербент на верьхней, средней и нижней город. Он также приметил там высоту полюса на 42° 6', а Олеарий нашел токмо 41° 50' и Христофор Бурро у Гаклуйта (Navigations p. 448) 41° 52 минуты. Мы не имеем нужды говорить больше о Дербенте, потому что положение и состояние сего города описано уже в известиях Полковника Гербера в ежемесячных сочинениях 1760 году на Сентябрь месяц стр. 196. Тогда был нижней город еще пуст, как во времена Олеария. Кроме садов ничего в нем не имелось. Около города видны были многие деревни, и по обеим сторонам города оказались могилы с великими над оными поставленными белыми камнями, которые издали яко войско очам представлялись. Сады были наполнены плодами, яблоками, [37] грушами, сливами, персиками, смоквами и проч. Виноград вился по деревьям; на поле сеяли сорочинское пшено, пшеницу, ячмень и много шафрану. Позади Дербента казались внутрь земли высокие непроходимые горы.

От Дербента ехали они к берегу Низабатскому, или к Низовому, которое последнее звание и нискому оного положению прилично. Здесь Российские суда из Астрахани обыкновенно приставали для Персидского торгу: потому то место и наречено Низовая пристань. Она лежит по примечанию мореплавателей наших под 41° 30' высоты полюса, напротив того Олеарий 15' меньше означил. Разные реки, общее имя Низовые имеющие, впадают там в море. Тогда находились там два Русские, да три Персидские суда [Бусы] на берегу, потому что там нет гавани. Судовая садка на мель есть там общее обыкновение, отчего для мягкого грунта, никакого вреда не приключается. Когда опять в море итти захотят, то весьма удобно с мели спускаются. Там была беспрерывная ярманка между Российскими и Персидскими купцами, кои жили в худых шелашах, потому что никаких прямых жителей, ниже домов, в близости не было. Знатнейшей торг состоял в шелку сырцу. Персияне и Армяне [38] привозили оной шелк на верблюдах и лошаках из Шамахии. Из Российских товаров по большей части там продавались: сукна, полотна, юфти и разные мелочи, как: иглы, наперстки, зеркала и проч. Из юфтей наипаче употреблялись токмо задки, кои у Персиан Сапры называются. Они себе делают из них Хози, или туфли, которые в грязную погоду, и во время дальней ходьбы, сверьх своих сафьянных сапогов надевают, и есть ли они в дом придут, то оставляют оные у дверей. Торги были тогда в Низабате не так велики, как в прежние времена, когда еще Грузинцы и Мингрельцы обыкновенно привозили туда товары свои, что приписывали взбунтованию Лезгов, разбоям Даудбека, которой насилием своим запер все дороги. О сем человеке пространнее объявил Полковник Гербер в своих известиях.

Вообще надлежит примечать об оной стране, что хотя горы от Дербента идут к югу; однако до берега не касаются, но от оного в некоторых местах на 50 верст отстоят. Таким образом между горами и морем находится обширная ровнина, многими речками и лесами испещренная, и по ее плодородию безчисленными населенная деревнями. Там имеются хорошие скотские заводы, [39] пашни и сады с изрядными плодами. Сию страну можно почесть за наилучшую при всем Каспийском море. Туда принадлежит и Низовая пристань. При хребте Биш-Бармак, от Низовой пристани к югу лежащем, паки проходят Дербентские горы до морского берега.

Мореплаватели наши, пробыв несколько дней у Низовой пристани, взяли Свежей воды, и запаслись другими потребностями. Для продолжения пути своего поехали они в конце Июня месяца к Апшеронскому проливу не отдаляясь нигде от берегу. Апшеронской пролив имеет название от мыса Апшерона, которой от города Баку к востоку нарочито далеко простирается в Каспийкое море. Оной состоит из уского водяного ходу, между твердою землею и некоторыми островами.

Берег от Биш-Бармака то горист, то низок. И нигде лесу не видно. Подле берега есть почти везде хорошей грунт для метания якорей. Два камня, два брата называемые, лежат в море под 40° 45' высоты полюса. Известно было мореплавателям нашим, что их остерегатся надлежит: но лоцманы их были толь неискусны, что они то место указать не знали. Для предосторожности при наступающей ночи стали на якоре на 12 [40] сажен, а не задолго перед тем была глубина 25 сажен. По рассвету увидели пред собою два камня так блиско, что Шнава Святая Екатерина отстояла от одного камня не далее, как на якорной канат. Они казались выше воды на подобие обороченных корпусов посредственных судов. Естьлиб хотя не много подались к Востоку, тобы легко одна из Шнав могла разбиться о сии камни. Послали туда, описывать их положение. Они лежат один близ другова, на 6 сажен глубины, но в малом расстоянии гораздо глубже.

Тогоже дня около полудни прибыли они в Апшеронской пролив, которой начинается при острове, называемом Святым. Сей пролив почитается за наилучшую гавань на Каспийском море, потому что суда стоят в оном от всех ветров безопасно. Также ночью въезжать можно, есть ли токмо виден берег матерой земли и северной конец святого острова. На восточной стороне острова простирается гряда, скрытых камней в южновосточную сторону нарочито далеко в море, которая мореплавателям очень опасна, и по тамошнему языку называется Уранос. Остров Святой потому так назван, что некоторой Дервиш, за святого почитаемой, там погребен. Для того [41] приходят Персияне с твердой земли на остров, и отравляют у гроба свои молитвы. Там находятся две могилы, одна Дервишева, а другая слуги его. Перьвая под тремя покрышками, под одной холщевой и двумя шерстяными. Другая без покрытия. Притом стоят многие лампады с деревянным маслом, и малые восковые свечи, или огарышки оных. Всякой приходящей приносит с собою свечи, или лампады с маслом, которые горят у гроба до тех пор, пока все изойдет, или по случаю угаснет. Остров длиною на 7 верст, и шириною в некоторых местах на версту, а в иных меньше. Кроме одного шелковичного дерева чрезвычайной величины, ничего больше на нем не росло, да и ни травы на нем не было. Однако живет на острову много диких коз, которые там плодятся, и не известно чем они кормятся, разве ростущим на камнях мохом. Многие журавли, дикие гуси и другие птицы, рыбою питающиеся, имеют на оном гнезда свои на сучьях великого шелковичного дерева видели черных змей чрезвычайной величины, в сажень длиною и в поларшина толщиною, коих сперьва почитали за ядовитых, но после матрозы брали некоторых в руки без малейшего себе вреда. Берега матерой земли суть ниски и безлесны. Находятся там два выкопаные колодезя, в [42] коих есть пресная вода. На пригорке стоят три башни из тесаного камня, в расстоянии одна от другой на версту и меньше. Оттуда к Северу стоят еще десять таких башен. Персияне говорят, будто оные построены Александром Великим: но они никакова к тому доказательства не приводят. При конце пролива, по несколько в сторону, стоит остров Жилой, однако на нем жилья нет. Сказывают, что потому так именован, что известной Донской Казак Стенька Разин, разбойничая на Каспийском море, жил там несколько времени. Матрозы ловили там много тюленей

Апшеронской мыс лежит под 40° 23', и пред собою имеет известную мель издревле Шах называемую. Проехавши сии места прибыли они к городу Баку. Сей город лежит в залив, которой вдался в землю на подобие полукруга. Весь залив надежен для кораблей, и везде хорошей грунт для броcания якорей. Пред оным лежат два острова, Нарген и Вульф, кои так названы по их сходству с лежащими пред Ревелем островами. Баку обведен тремя стенами из белого пещаного камня. Наружная стена вышиною в один, середняя в два, а внутренняя в три сажени. Кроме разных мечетей примечания достоин в городе [43] большой каменной дом славным Шахом Аббасом I, построенной; и оной стоит пуст. Пред городом увидели они много торговых судов, кои там нефть брали, для развезения по другим Персидским гаваням, в чем состоит торг немалой для великого расходу сего земляного масла. В то время, когда Баку состоял под российскою державою, еще больше о том уверенось.

Жители города Баку махали нашим судам, чтоб они подошли ближе, а мореплаватели наши дали им приятельские знаки для призыву их к себе на суда. Но с обеих сторон один к другому приехать не осмелились. Суда лавировали по заливу, и чинили свои примечания токмо на море, не приставая к берегу.

Из Бакинского залива ехали они к устью реки Кура, на котором пути нашли они четыре малые безлесные острова, на коих кроме некоторых малых нефтяных колодезей, не было ничего примечания достойного. Везирь есть простираюшейся в море мыс, пред которым лежит остров Спиней. От Баку до Везиря берег посредственной высоты, и некоторые тут есть небольшие горы. Но оттуда до реки Кура места все ниские, на коих и лесу никакого не находится. [44] Сей мыс лежат под 39° 40' высоты полюса, а северное устье реки Кура под 39° 20'.

Пришедши к оному устью, стали они на якорь на 12 саженях глубины. У реки Кура по обоим берегам на 10 верст места все ниские и мокрые, где только ростет камыш; и так далеко ехали они вверьх по сей реке в шлюпках. Как стали появляться берега сухие и к селениям способные, то они далее итти не отважились; да и должность их того не требовала. Возвратившись к своим судам по общему совету определили они, за поздым временем, заключить на сей год исследования свои, и запастись токмо пресною водою и рыбою, для возвратного их пути в Астрахань.

Между тем жители земли Саллиана, приметив издали Российские суда, желали знать, с каким намерением они туда приехали. Мореплаватели наши сего не чаяли. Офицеры вышли в малолюдстве на берег, чтоб посмотреть чинимые при пещаном заплеске от устья реки Кура к северу рыбьей ловли. При них никакого не было оружия, кроме некоторых охотничьих фузей для стреляния птиц. Ибо всяк думал, что ниские мокрые места защищают их от всякого [45] нападения. Но едва токмо начали ловить рыбу, то до 300 человек конных, с огненным ружьем, и копьями вооруженных, из за камышей появилось, которые ехали на рыболовное место. Страх то причинил, что Офицеры почли их за великое войско. Они видели опасность свою, но пособить себе не знали, потому что и гребцы были у невода; чего ради ничего бы не помогло, естьлиб они хотели бежать на шлюпки, и так они не показав никакого знаку робости, где были, тут и стояли. И сие служило им в пользу; ибо Саллианцы пришед от того в размышление, за 100 сажен от них остановились; может быть они думали, что такая бодрость происходит от надежды на другую, хотя невидимую, большую силу. Наконец двое начальников и 20 или 30 человек рядовых отважились ближе подъехать, кои поздравя спросили, что за люди мореплаватели? и куда едут? На сие ответствовано чрез толмача краткими словами; а когда они больше любопытствовать начали, и между тем их беспрестанно больше народу подъехало, то Карл фон Верден велел им сказать: "Что он такой же или больше их Офицер и командир пред ними стоит, а они сидят на лошадях, для того с ними и говорить больше не хочет». Сказав сие пошел он с прочими Офицерами к шлюпкам, [46] на кои между тем и гребцы убрались; а Саллианцы остались на своих местах. Таким образом мореплаватели наши избавились опасности, которая. как они после слышали, была немалая, потому что оной Саллианской народ во время общего мятежа также отложился от Персидского правления. По отъезде Россиян думали они показать свою храбрость и искусство, скаканием на лошадях по пещаному берегу, и метанием копей. Напротив того с судов давали им страх Российской силы, несколькими выстрелами из пушек, но без ядер.

Следующего дня все три шнавы в возвратной путь вступили, и 7 Сентября прибыли к устью реки Волги, а 12 в Астрахань.

До зимы оставалось еще времени, которое лучше употребить не могли, как чтоб осмотреть и описать разные устья реки Волги, и оные положить на ту карту, которая сочинялась о учиненном кораблеплавании. На такой конец Капитан Лейтенант фон Верден и Лейтенант Соймонов сели в осмнадцативельные шлюпки; и как они сперьва приехали к знатнейшему и большому Ярковскому устью, то потом осматривали и все прочие устья, и ехали по западному берегу до угла двенатцати Колков, где лежит [47] остров сего же имени. Они хотели возвратиться в Астрахань, но восставшей северной ветр им в пути воспрепятствовал.

Между разными устьями Волги ростет на ниских местах много камышу, в котором звериные промышленники бьют кабанов, а на берегу ставят капканы для воков и лисиц. Сии люди называются там Камышчиками, или и Гулебщиками. Они живут в камышах зиму и лето, и во весь год не приходят в город. Таких наши Офицеры нашли камышников, кои им указали место, где стоять между камышами, на малых по их наречию сухих Гривах. Простоя там несколько дней, увидели они, что вода вся сбежала от сильного Северного ветра в море, и что их шлюпки, ходящие на четырех футах, стали на суши. Также и на морском берегу, сколь далеко видеть могли, все было сухо. Тогда руками брали множество сазанов в ямах, в коих вода осталась; а как Северной ветр утих, то вода из моря по прежнему прибыла, и они продолжая путь свой благополучно возвратились в Астрахань.

Как скоро они журнал мореплавания своего переписали, и по оному сочинили карту, то господин Соймонов поехал в Санктпетербург, для поднесения оных Государю, что учинилось Ноября 30 дня. Чрез несколько недель отправлен он [48] назад в Астрахань с таким повелением, чтоб следующего лета продолжить описание Каспийского моря до Астрахани.

Сия вторая поездка отправлялась летом 1720 года онымиж персонами и на техже трех шнавах. Отшедши от Астрахани в конце Маия месяца, поехали они прямо к устью реки Кура. Но Кур кроме известного по прежней езде устья, имеет еще четыре другие рукава, устьями своими в море впадающие, из коих два текут паральлельно с перьвым рукавом, и впадают к востоку; а другие два отделившись от прочих текут к югу; и понеже берег имеет там положение от востока к западу, то устья оных двух рукавов находятся по сему берега и положению, и не столь к открытому морю, как в заливе. Изо всех последней, или из южных западной, есть самой большой рукав. Несколько в стороне лежащий и по имени реки названной Кур остров, лежит под 39° 3' высоты полюса.

Находившись в заливе реки Кура, обрели они и остров Кизил-Агач в малом расстоянии от берега, и позади оного простирающейся от севера к югу перешеек, за коим есть другой залив Кизил Агацким называемой. Не много подалее впадают три реки в море, Дошит, [49] Ленкара и Астара. При устье Астары реки, которое на карте означено под 38° 30' высоты полюса, вышли они на берег; и тогда приметил их тамошней Бег, или начальник, которой поздравя их по дружески, просил к себе в гости. Карл фон Верден, Князь Урусов и Соймонов пошли к нему с тремя гардемаринами.

Бег ввел их в стоящей на берегу шелаш, зделанной на четырех столбах и камышем покрытой. Как Офицеры с ним сели, то он спросил: Кто таковы прочие трое? указывая на гардемаринов. И как ему сказали, что то молодые дворяне мореплаванию учащиеся, то просил он, чтоб и они сели. Он подчивал наших принесенными при них из его деревни Персидским кушанием и напитками. А напиток состоял из густо-сваренного виноградного соку, которой по их Душап называется. Сей сок так густ, как жидкой мед. Когда пить его хотят, то мешают с водою. Притом играли его музыканты, и знатнейшей из них бил в бубен, на коем железные кольцы навешены, и пел песню, о которой Бег сказывал, что оная зделана в похвалу славного их Персидского Шаха Науширвана, которого память для его правосудия они паче прочих почитают. "Такой же похвалы, [50] продолжал он, достоин и ваш Император, о чем я больше ведом, нежели прочие мои земляки, потому что я был в Алеппе и Смирне, и о великих делах его много слышал». Потом спрашивал он о причине их езды; на что ему ответствовали, что то делается для одного того, чтоб Российские торговые суда могли ходить без опасения. Хотя он сие и хвалил словами: однако в самом деле видно было, что он иного мнения был, нежели чтоб то для одних торговых судов зделалось. «Всякое семя», сказал он «во свое время плод свой приносит». На что как спрашивали изъяснения, то он токмо усмехнулся, и склонил речь на другую материю. На обнадеживания в рассуждении торгов ответствовал он таким образом: "что ему весьма приятно будет видеть их яко знакомых приятелей пришедших в нему с товарами». Больше ничего не могли из него выведать. Офцеры благодарили его за приятельское угощение, и простясь с ним просили его к себе на суда. Но он тем отговаривался, что будучи на воде всегда ему голова болит. При отъезде от сего места поздравили они учтивого своего хозяина семью пушечными выстрелами.

Отсюда продолжалась езда в Гилан к морскому заливу Зинзили называемому, [51] которой собственно есть озеро на 20 или больше верст в обширности, в пространной горами окруженной равнине, куда ходят из Каспийского моря уским каналом, длиною верст на 10. Берег от реки Кура до того места состоит из высоких гор, а ниские места между гор и моря, також и нижние и средние и высокие горы, все лесом покрыты, а наипаче плодоносными деревами. Между лесами видны были многие деревни, и строение каменное красною черепицею крытое, преизрядного виду. Когда ночью тихою ветр с земли веял, то ощущали приятной запах от плодоносных дерев, помаранцов, гранатных яблок и проч. Водяной ход везде чист и безопасен, грунт песчаной, и якорные места способные, пресной воды везде довольно в малых из гор в море текущих речках.

Пришедши пред Зинзилинской залив, стали они на якорь, где хотя и есть хорошие якорные грунты: но судам от северных ветров и от сильного морского волнения не без опасности. Следующего дня шли они на трех шлюпках каналом в Зинзилинской залив, и чрез оной в малую реку Перибазар, на которой они расстоянием 5 верст прибыли к деревне тогоже имени, и от жителей учтиво были приняты. В Ряще итти они не посмели. [52] Надлежало во всем наблюдать вид, что их изъискивания касаются токмо до купечества. Для того почитали они за довольное, чтоб в Перибазаре запастись съестными припасами, и возвратились к своим судам. Высота полюса усмотрена в Перибазаре 37° 34'.

От Зизилинского залива пришли они к реке Себдуре [Сефид-руд] под 37° 26' высота полюса, а оттуда к реки Фузе. По сей ехали они вверьх 6 верст, и к их удивлению увидели в малой деревне великолепной каменной мост о пяти сводах, которой, по скаскам жителей, построен ІІІахом Аббасом великим. Таких мостов много есть в Гилани, не токмо чрез большие реки, но и чрез малые речки.

Потом езда отправлялась подле берега провинции Мазандеран, или по Российскому произношению Мизандрона. Сей берег лежит от востока к западу под 36° 30' высоты полюса. Около средины оного притти они к пристани, где в то время была ярманка. По большой части товар состоял в муравленой глиняной посуде. Везде были ровные места, и лесистые и жилые. Горы казались в нарочитом отдалении. Сие же состояние земли продолжается даже до Астрабата. [53]

У Астрабата есть большей морской залив, и удобные для морских судов пристанище. В залив течет река Астрабат, а подалее в оном лежит город Астрабат, и коем господин Соймонов пишет, что оной свойственнее Ферабатом называется. Въезд в залив глубиною на восемь футов, пред устьем реки Астрабата глубина в 10 футов, а самая река не глубже четырех футов. Высота полюса 36° 43 минуты.

Таким образом мореплаватели наши исполнили по данной им инструкции в описаний западного и южного берега Каспийского моря и находящихся при оных островов, заливов и гаваней. Для проведывания и описания восточного берега, не имели они повеления. Однако продолжали они свою езду на 24 мили подле оного берега, и потом шли чрез море назад к вышепомянутой реке Фузе, дабы им познать точную ширину Каспийского моря. По учинении сего следовали они прямо в Астрахань, и при благополучном ветре прибыли в 12 дней к устью река Волги.

Из Астрахани поехали все Офицеры вместе в Санктпетербург, до Саратова водою, а оттуда сухим путем. По прибытии их в Санктетербург [54] поднесли они Государю Императору сочиненную ими о Каспийском море карту, которая как содержала токмо западной и южной берег, то Государь повелел, на оной также означить северной и восточной берега по описанию князя Александра Бекевича и Порутчика Кожина. Таким образом зделалась та карта, которая в 1721 году послана от Государя в Парижскую Академию Наук. Всяк оную принимал с пристойными ей многими и хвалами. Да и самым делом должно приписать сей карте, что истинное положение и вид Каспийского моря, по издании толь многих Географами неисправных представлений, которые сам ученой и прилежной Олеарий токмо мало мог поправить, с подлинною достоверностию известны стали.