№ 51

1730 г. июля 17. — Донесение ген.-л. А. И. Румянцева в Коллегию иностранных дел о разногласиях между османами и Сурхай-ханом казикумухским

После отпуску последнего моего покорнейшего от 11-го прошедшего июня в команде моей милостию всевышнего во благополучии обстоит, и здешние народы по-прежнему неотменную верность имеют. Посланной от Сурхая Эюп-эфенди прибыл из Генжи прямо, не занимая Шемахи, в Казыкумыки, к Сурхаю проехал и несколько дней был у него. Отправился в Шемаху также и назначенной от Порты Капичи-паша, Казбекчи-ага в Генжу прибыл, а ко мне и по се время о приезде своем ни он, ни паша не отзывались. [60]

Сурхай приездом Эюп-эфендия весьма недоволен, однако стыд свой закрыв, пред здешним народом эхо пропустил, якобы Капичи-паша прислан все границы вновь переделывать и будто повелено ему три крепости построить: 1-ю в Шемахе, 2-ю при границе у стечения рек Аракса и Куры, 3-ю близ Дербента, закрыв все куралинские деревни в Ханжарском городке.

Я против ево разглашения во всем здешнем народе, по крайней возможности моей, разгласил, что он сие вымышленно от себя эхо пустил, а от Порты никогда ему такова позволения дано не будет, понеже в строении крепостей в Шемахе и у стечения рек не может воспоследовать противность трактату ⁴³ без согласия с высоким двором российским. А в Куралях, не токмо чтоб он намерение имел строить, хоть б и указ имел, то б я до того не допустил. А о приезде Капичи-паши, по силе сообщения ко мне от резидента г-на Неплюева, тако ж всем объявил, что он, Капичи-паша, приехал не для чего иного, токмо для освидетельствования показанных от Сурхая подданным обид в Муганской степи и в Сальянах, и для окончания по трактату в Ширване неоконченных границ, что из его собственного, Сурхаева, владений, 6 человек надлежит. И здешний народ более верит моему разглашению, нежели ево, понеже разсуждают — ежели б Порта такое намерение имела, чтоб с Россиею в ссору вступать, то б Сурхай скоро мог действительные противности показать, и дознаваются, что сие вымышленное от Сурхая разглашение, а в действо ничего не производит.

Здесь же имеются ведомости, что Капичи-баша чрез письмо требовал, чтоб Сурхай ехал в Шемаху, ибо он, не видевся в ним, не может в комиссию вступить ⁴⁴, когда с нашей стороны особа прислана будет. Но он, опасаяся турок (дабы с ним так не учинили, как с Даудом), едва ли в Шемаху поедет, и звал Капичи-пашу для совету к себе в Казыкумуки, а ежели Капичи-баша к нему не поедет, то положил намерение, чтоб между Шемахою с ево владением на дороге в горах с ним видеться. Я Сурхаю внушаю, чтоб он в Шемаху не ездил, ибо турки, конечно, об нем худое намерение имеют, дабы тем ево Порте огорчить, чтоб с Капичи-башею ссорить, дабы турки явно ево непослушание к себе видели, и тем ево вымышленные противности к России опровергнут. И по сему, ежели б воспоследовало, то б не без пользы высокому интересу е. и. в. было, чтоб Сурхай явился ими недоволен. И тако, что более в сем происходить будет, то время покажет, а я по должности своей доносить не примену.

А сего 11-го получил я письмо из Гилянии от ген.-л. и кав. г-на Левашова от 29-го прошедшего июня, в котором пишет о неотменности и со умножением шахова счастия, что Амедан от турок со всею артиллериею взяли, и о россылке в народ шаховых указов, о чем здесь не распространяя, надеюся, что он г-н генерал, [в] высокоучрежденную ГКИД пространнее доносил. Он же пишет, что тамошние народы, по сщастию шахову, гордиться начинают и, хотя здесь еще в народе такой подлинной ведомости не имеется, а указы скрытые и сюды разосланы, как о том скоро доведаться невозможно, хотя я прежде для сих случаев при всех владельцах и знатных людях из их писарей, без которых им обойтиться невозможно, друзей себе имею, и обещали, когда в получении будут, о том мне объявить. Однако и утвердиться на сем невозможно, чтоб такое важное дело могли б открыть, разве владельцы по ненависти меж собою один на другова могут в том доказать. Но все сие прежде от них чинилось, что касалось до турок и до других, а о шахе и того не надеюсь, понеже генерально все к нему любовь имеют их казылбашского закону, однако я, по крайней моей возможности, того престерегать буду. Я своим слабым мнением в здешних краях еще возмущения скоро не надеюсь, понеже стало во [61] отдалении. И не надеюсь, чтоб здешней народ отважились себя так без фундаменту противными показать.

Но великое опасение имею от Муганской степи, поблизости тех мест и по неспокойству тамошнего качевного народу. И для предосторожности ген.-м. Венидиеру крепкими указами от меня предложено, чтоб поблизости смотрение над тамошними местами имел. И к ген.-л. и кав. г-ну Левашову ныне писать буду, прося мнения ево, от чего боже сохрани, ежели тамошние народы возволнуются и малолюдством в тех краях мы удержать не возможем, то в крайнем случае куды нашим людям из тех мест реитираду иметь и что с протчими крепостьми чинить имеем. А ежели для сикурсу б туды более драгунскую команду отсюды и пехоты послать, то в нынешние жары безвременно людей поморить и пользы не много найдем, как то уже опробовано, о чем и ГКИД довольно известна, что тамо новые люди нынешних жаров немало терпеть не могут. А к тому ж здешнии край оставить безлюдно великой опасности подлежит, дабы тем, здешним людем, к возмущнию не подать причины. И какой ответ противу сего от него, ген.-лейтенанта, получу, то со общаго согласия, чтоб к лутчей пользе интересу е. и. в., поступать будем во здешних же краях в крайней необходимом случае.

Я еще малую надежду имею, ежели казылбаши возволнуются, то принужден буду искать способу усмея и шамхалскаго сына и протчих горских суницкаго закона противу их употребить, дав им волю в разорении и в похищении их пожитков. Может быть, по лакомству к граблению также и по законной их ненависти на сие они поступят. Но сие уже принужден буду делать тогда, ежели они генерально возволнуются, а до того, по возможности, буду исправлять своими людьми, дабы их более в замешание не привести.

И на сие мое всенижайшее донощение ГКИД прошу о учинении милостивой резолюции без упущения времени, ибо иногда случится таких важных дел на себя и перенять невозможно. И до получения указу по моей всенижайшей должности, елико всевышней помощи подаст, к лутчей пользе е. и. в. высокого интересу престерегать буду.

О сем доношу.

Ген.-л. А. Румянцев

Июля 17-го дня 1730 г., из Дербента.

АВПР. Ф. 77. Оп. 6. 1730 г. Д. 16. Л. 88-92. Подлинник.

Комментарии

43. Имеется в виду договор, заключенный между Оттоманской империей и Россией 12 июня 1724 г. Константинопольский мирный договор (состоящий из 6 статей и Заключения) со стороны России подписал посол И. И. Неплюев, а со стороны Порты — Ибрагим-паша. Полный текст договора опубликован. См.: ПСЗ-1. СПб., 1830. Т. 7. С. 306-309; РДО. С. 297-302.

44. Образованная после заключения Константинопольского мирного договора в 1724 г. русско-турецкая комиссия о разграничении кавказской территории работала в течение нескольких лет. Османы своими необоснованными притязаниями затягивали работу комиссии. Окончательному установлению границ мешали и территориальные претензии Сурхай-хана казикумухского (см. док. № 54).