ЖАН ШАРДЕН

(1643-1713 гг.)

Жан Шарден родом из Парижа, по профессии ювелир. В 1644 г. был послан своим отцом, тоже ювелиром, на Восток для закупки драгоценных камней. Первоначально предполагалось, что Шарден проедет в Индию, но он задержался в Иране (Персии), прожив несколько лет в Исфахане, где хорошо изучил персидский язык, приобрел доверенность шаха Аббаса II и получил официальное звание шахского купца.

В 1670 г. Шарден вернулся па родину с поручением шаха Аббаса приобрести для него различного рода ювелирные изделия.

Через год Шарден с большим количеством драгоценностей, которые его то заказу были изготовлены в лучших ювелирных мастерских Франции и Италии, отправился обратно в Иран.

Выехав из Ливорно в ноябре 1671 г., Шарден морским путем добрался до Константинополя в начале марта 1672 г. Однако далее через Турцию Шарден не рискнул ехать ни сухим путем, ни морем на Трапезунд, как это обычно делали коммерсанты, отправлявшиеся в Иран, а проехал под видом католического монаха в Крым, в Каффу (Феодосию), оттуда к устью Дона, в Азов, а затем вдоль Кавказского побережья в Мингрелию, к устью реки Ингура. Эта часть путешествия, которая продолжалась с 27 июля по 10 сентября 1672 г., дала ему возможность собрать некоторые сведения о черкесах (адыгах), абхазах, карачаевцах.

Шарден прибыл к берегам западной Грузии в очень неблагоприятное время. Весь край был охвачен феодальными междоусобицами, происходившими между владетелями Мингрелии, Гурии и Имеретин. Не спокойно было и в других частях Закавказья. Стремясь найти наиболее безопасный путь в Иран, Шарден несколько раз менял свой маршрут, прежде чем избрал путь на Тифлис, Ереван, Джульфу. 14 апреля 1673 г. он переправился через Араке и 24 июня этого года прибыл в Исфахан.

Еще после своего первого пребывания в Иране, Шарден опубликовал в Париже в 1671 г. «Рассказ о короновании персидского шаха Солимана III». С 1686 г. Шарден, переселившийся к этому времени в Лондон, начал публиковать различные варианты описания своего второго путешествия на Восток, которые привлекли к себе большое внимание европейских читателей того времени. При жизни Шардена это описание было переведено с французского на английский, голландский и немецкий языки и переиздавалось несколько раз (последнее, полное издание — в Амстердаме в 1711 г.)

Описание Шардена, являющееся в общем весьма ценным источником, [104] в части, касающейся Северного Кавказа, страдает существенными недостатками. Не побывав лично в этом районе Кавказа, Шарден должен был довольствоваться информацией, получаемой из вторых рук. К тому же кратковременное пребывание в Каффе, Азове и поездка вдоль черкесского побережья были лишь случайным эпизодом в «восточном» путешествии Шардена, не позволившим ему собрать более подробные и достоверные сведения о черкасах (адыгах) и других народах Северного Кавказа, упоминаемых, в его сочинении.

Недостаточная осведомленность Шардена сочеталась с презрительным отношением к местному населению, которое он считал «дикарями» и «разбойниками». Правда, немалую роль при этом сыграло то обстоятельство, что Шарден был весьма озабочен сохранением своего драгоценного груза и испытывал постоянный страх, боясь быть ограбленным.

(«Путешествие господина дворянина Шардена в Персию и другие восточные страны», т. I. Амстердам, 1711 — перевод с французского А. И. Петрова (публикуется впервые))

ПУТЕШЕСТВИЕ ГОСПОДИНА ДВОРЯНИНА ШАРДЕНА В ПЕРСИЮ И ДРУГИЕ ВОСТОЧНЫЕ СТРАНЫ

VOYAGES DE MONSIEUR LE CHEVALIER CHARDIN EN PERSE ET AUTRES LIEUX DE L' ORIENT

Крепость Азак находится в пятнадцати милях от реки.

Турки имеют две небольшие крепости, где они содержат гарнизон, находящийся в устье Танаис на его берегах. Они закрывают это устье толстой цепью и препятствуют московитам и черкесам отправляться в набеги в больших барках по болоту и морю. Прежде чем две эти крепости были построены и эта цепь протянута через устье, эти народы спускались по Танаис со своими кораблями и отправлялись во все стороны. В настоящее время этот проход закрыт для их больших барок. Иногда по ночам и с помощью людей они проводят легкие корабли через цепь, но они редко отваживаются на это из-за риска быть пущенными ко дну пушками двух крепостей. От пролива Палус Меотийского до Мингрелии тянутся на шестьсот миль гористые холмы. Эти горы все очень красивы, покрыты лесами и населены черкесами. Турки называют эти народы «черкесами» или «керкесами». Древние называли их общим именем заги (зихи. — Ред.), а также жителями гор; это соответствует определению «ченж даги», которое некоторые восточные географы дают этому народу, т. е. «пять гор». Помпоний Мела называет их «саргасы»; они не являются ни подданными, ни данниками Порты. Климат в их краях довольно плохой, холодный и сырой. Пшеница у них не произрастает. Там нет ничего особенно редкого. Это является причиной того, что турки оставляют эти большие страны тем людям, которые там проживают, так как они не стоят того, чтобы их завоевывали и ими управляли. Корабли из Константинополя и Каффы, идущие в Мингрелию, бросают на своем пути якорь во многих местах на этих берегах. Они пристают на день или два в [105] каждом из них и в течение этого времени берег усеян этими дикарями, полуголыми и жадными, которые спускаются толпами со своих гор с самым разбойничьим видом. С черкесами можно вести переговоры только с оружием в руках. Когда кто-нибудь из них хочет подняться на корабль, им дают заложников, и они поступают так же, когда кто-нибудь с корабля хочет спуститься на землю, что случается редко, так как на черкесов очень трудно полагаться. Они дают в качестве заложников трех человек за одного. Им привозят те же товары, что и в Мингрелию, так как их страна еще более бедная. У них берут в обмен людей обоего пола и любого возраста, мед, воск, кожу, шкуры шакалов (это животное похоже на лисицу, но гораздо больше), «зедрава», шкура которого подобна куньей, и других животных, встречаемых в горах Черкесии. Вот все, что можно получить у этих народов. Обмен совершается следующим образом: лодка с корабля подходит близко к берегу. Те, кто находится в ней, хорошо вооружены. Они позволяют приблизиться к месту встречи только такому числу черкесов, которое равно их числу. Если они видят, что приближается большее число, они отплывают от берега. Когда они совсем приблизились друг к другу, они показывают товар, подлежащий обмену. Они сговариваются об обмене и производят его. Однако, надо всегда быть очень осторожными, так как черкесы — сама неверность, само вероломство. Они не могут спокойно видеть возможность для воровства, чтобы не воспользоваться ею.

Эти народы совсем дикие. Некогда они были христианами, в настоящее время у них нет никакой религии, даже языческой, так как я не принимаю в расчет несколько суеверных обычаев, которые они якобы восприняли частично от христиан, а частично от своих соседей магометан. Они живут в деревянных хижинах и ходят почти голые. Каждый человек — заклятый враг всех окружающих. Жители берут себе рабов и продают своих соплеменников туркам и татарам. Землю у них обрабатывают женщины. Черкесы и их соседи питаются тестом, сделанным из мелкого зерна, похожего на просо; Те, кто проплывал вдоль этих' берегов, рассказывают о тысячах варварских обычаев у этих народов. Однако, нет достаточных оснований верить всем этим сообщениям об образе жизни народов этого края, так как никто не ездит туда, а все, что об этом становится известным, получено от рабов, уводимых оттуда и являющихся дикарями, так что все, что можно через них узнать, очень ненадежно. Это как раз и помешало мне обозначить больше мест, чем я это сделал на моей карте Черного моря, находящейся в начале этого тома, так как я предпочел оставлять пространство, занимаемое черкесами и абхазцами, пустым, чем заполнять его сведениями, полученными на веру от людей настолько невежественных, что они обычно не умеют даже отличить-север от юга.

С черкесами граничат абхазцы. Они занимают: побережье [106] моря длиной в сто миль между Мингрелией и Черкесией. Они не такие дикари, как черкесы, но имеют ту же склонность к воровству и разбою. С ними торгуют, принимая упомянутые мною предосторожности. Они нуждаются во всех товарах, как и их соседи, и не могут, как и они, дать ничего другого в обмен, кроме человеческих существ, мехов, шкур dain и тигров, сученого льна, самшита, воска и меда. В своей «Истории войны против персов» Проколий называет эти народы абасками.

Обычное зерно мингрелов — «gom». Это зерно мелкое, вроде кишнеца и очень похоже на просо. Его сеют весной тем же способом, что и рис. В земле пальцем делают ямку, куда кладут зерно, и засыпают его. Из зерна произрастает ствол толщиной в большой палец и высотой в человеческий рост, на верху которого находится колос, имеющий более 300 зерен. Ствол «gom» весьма похож на сахарный тростник. Его срезают в октябре и сразу же развешивают на плетне, довольно высоком и обращенном к солнцу. Это делается для того, чтобы его высушить. После двадцатидневного пребывания на плетне стебли обмолачивают. Зерно очищают только по мере того, как его употребляют в пищу и варят непосредственно в часы еды. Варится оно очень быстро, менее чем в полчаса. Как только вода, в которую его бросили, начинает закипать, его начинают медленно перемешивать маленькой деревянной лопаткой, и оно постепенно, без особых усилий, превращается в тесто. Когда все зерна разварились и тесто хорошо перемешано, уменьшают огонь, выпаривают воду и сушат тесто в том котле, в котором варилось зерно.

Это тесто очень белое, как снег, но безвкусное и тяжелое.. Его подают маленькими лопаточками из дерева, которые специально изготавливаются для этого. Турки называют этот хлеб «пастой», мингрелы — «том». Он крошится пальцами без труда. Его качество чрезвычайно низкое вне зависимости от того, потребляют его в холодном виде или разогретым. Черкесы, мингрелы, грузины — данники Турции, абхазцы, жители Кавказа, то есть все те, кто живет по побережью Черного моря от пролива Палус Меотийского до Трапезуада — питаются только этим тестом. Это их хлеб и они не имеют другого. Они так сильно привыкли к нему, что предпочитают его пшеничному хлебу. Я это заметил в большей части страны. Я не удивляюсь этому: я сам, когда необходимость заставляла меня питаться одним английским пудингом (а по вкусу это нечто единственное в своем роде), в конце концов так к нему привык, что потом с трудом расстался с ним, чтобы возвратиться к простому хлебу.

Царство Имеретии несколько больше тех стран, о которых,я только что говорил. Это Иберия древних. Оно расположено между Кавказскими горами, Колхидой, Черным морем, княжеством Гурия Грузией. Длина его 26 миль, ширина — 60. [107] Народами Кавказских гор, с которыми оно граничит, являются грузины и турки на юге, а на севере — оссы и карачиолы, которых турки называют кара-черкесами, т. е. «черными черкесами». Карачиолы, или «черные черкесы», являются как раз тем народом, которого европейцы прозвали гуннами и которые произвели все те опустошения в Италии и Галлии, о которых говорят историки, и между ними Седренус. Язык, на котором они говорят, имеет много общего с турецким.

...Я должен был сесть на корабль, но мне помешало известие о том, что у берегов Мингрелии появились барки черкесов и абхазцев. Это оказалось правдой, и они захватили множество судов и среди них то, что предназначалось мне. Невыразимая тоска, в которую меня ввергла эта задержка, объяснялась не только темп опасностями и постоянными невзгодами, которые приходилось переживать, но и тем, что мне казалось, я навсегда обречен не покидать этих мест.

Будучи в Тифлисе, я сльшал, что эти города некогда были большими и поражали великолепием; такое впечатление действительно создается, когда рассматриваешь то, что еще не совсем разрушено в них, и развалины прежних строений. Это маленькое королевство Кахетия было разрушено северными народами Кавказских гор — аланами, суанами, гуннами и другими народами, прославленными своей силой и храбростью и, по сообщению многих людей, также и амазонками. Амазонки граничат с ним с северной стороны. В этом согласны древняя и современная география. Птоломей помещает их страну в азиатской Сарматии, которая называется теперь Тиртарией, к западу от Волги, между этой рекой и горами, т. е. как раз в северной части королевства Кахета. Квинт Курс говорит в том же смысле, что царство Талестрис лежало близко от реки Фазиза. Страбон придерживается того же мнения, говоря об экспедициях Помпея и Каннидиуса. Я никого не видел в Грузии, кто бывал бы в стране амазонок, но я слышал многих людей, рассказывавших о ней; мне показали у одного князя больших размеров одежду женщины из грубой шерстяной материи, совершенно своеобразной формы, которую, как говорили, носила одна из амазонок, убитых недалеко от Кахетии во время последних войн. Вскоре можно будет получить известия об этих знаменитых воительницах, так как капуцины Тифлиса сказали мне, что они отправят весной двух миссионеров в их страну; их приказала отправить туда конгрегация... По этому поводу я имел довольно долгую беседу с сыном князя Грузии...

Все различные народы, населяющие Кавказские горы, находятся всегда в войне друг с другом: ничего нельзя добиться, стремясь заключить с ними мир или соглашение, так как это дикие народы, не имеющие ни религии, ни полиции, ни законов. Те, которые находятся всего ближе к Кахетии, часто совершают туда набеги. Это заставляет старшего сына [108] грузинского князя всегда держаться наготове для отпора этим варварам.

Я рассказал этому молодому князю то, что греческие и римские историки повествуют об амазонках. После дискуссии об этом предмете в течение некоторого времени, его мнение было таково, что, должно быть, это был скифский кочевой народ, вроде туркменов и арабов, который предоставил власть женщинам, подобно тому, как делают ахинойцы, и что эти царицы окружали себя представительницами своего пола, которые следовали за ними всюду. По нашему мнению, нет ничего удивительного в том, что они умели ездить верхом и были вооружены, как мужчины, так как на Востоке все женщины ездят верхом, как мужчины, и некоторые из них так же хорошо; княгини носят на поясе Сбоку кинжал. Что же касается уничтожения грудей и других особенностей, что рассказывают об амазонках, мы все это приняли за сказки, которыми лживая Греция имела бесстыдство наводнить историю, как говорит один латинский поэт.