ПО СЛЕДАМ НИКИФОРА ИРБАХА

ОРМУЗСКИЙ РЕГИОН В ПОЛИТИЧЕСКИХ ИНТЕРЕСАХ ВОСТОЧНОГРУЗИНСКИХ ЦАРСТВ КАРТЛИ И КАХЕТИ

(Продолжение, начало см., «Мацне», серия истории, № 2, 1991)

Прежде чем высказать некоторые соображения о причинах крайней засекреченности посольства Никифора Ирбаха в Западную Европу, представляется не лишним в историческом ракурсе коснуться Ормузской проблемы, чтобы в общих чертах восстановить политическую обстановку, сложившуюся в этом важнейшем торгово-экономическом и стратегическом регионе Персидского залива к концу первой трети XVII века.

Известно, что еще в средние века остров Ормуз, расположенный при входе из Аравийского моря в Персидский залив и окаймленный Ормузским проливом, занимал один из самых удобных перекрестков караванных путей в осуществлении торгово-экономических связей западноевропейских стран с Китаем и Индией. В более широком толковании Ормузский регион, объединявший этот сравнительно небольшой остров, пролив и город с таким же наименованием, приобрел постепенно совершенно особое значение и как стратегический плацдарм. Вряд ли было случайным, что на этот красивейший и во многих отношениях выгодный уголок Персидского залива, который служил притягательным местом для купцов и коммерсантов не только Малой и Передней Азии, но и всего Ближнего и Среднего Востока, первыми среди европейцев обратили взоры португальцы, являвшиеся пионерами колониальных завоеваний. Им же принадлежит известное изречение о том, что «если бы мир был золотым перстнем, то Ормуз был бы его алмазом», которое воздавало должное, как нам кажется, не столько природной красоте этого региона, сколько возможностям его практического использования.

Началом обоснования и более чем векового колониального господства в этом регионе португальцев считается октябрь 1507 года, когда Ормуз был завоеван известным конкистадором Афонсу да Альбукерки, который наложил на местное население тяжелую контрибуцию. С того времени не ослабевала ожесточенная борьба за Ормуз между, с одной стороны, Португалией — некогда мощной, но уже заметно сдавшей свои позиции морской державой и, с другой стороны, — Персией, которая также значительно была ослаблена нескончаемыми войнами с Турцией и внутригосударственными противоречиями. Персию в этой борьбе нередко поддерживали конкурирующие с Португалией и Испанией за приоритетное положение в этом регионе другие европейские державы, особенно Англия и Голландия. В качестве неких этапных событий в истории этого перманентного военного конфликта следует расценить присоединение в 1580 году Португалии к Испании и [78] восшествие на персидский престол в 1587 году молодого наместника Хорасана — продолжателя династии Сефевидов, прославившегося впоследствии под именем шаха Аббаса I (великого).

Первое событие способствовало превращению Испанской монархии в гигантскую колониальную империю, хотя оно не имело своим следствием полное совпадение политических интересов и действий двух объединившихся государств, о чем, наряду с другими симптомами, свидетельствовала также последующая эпопея единоборства за обладание Ормузским регионом.

Осуществлению второго события — восшествию на шахский престол Аббаса I — среди приближенных последнего, как об этом хорошо известно в нашей историографии, с особым усердием способствовал омусульманившийся грузин, впоследствии зять шаха (супруг его сестры) именовавшийся Аллаверди-ханом Георгий Ундиладзе. Будучи крупным военачальником и доверенным человеком шаха, он по личному распоряжению последнего был назначен бегларбегом (губернатором) крупнейшей в стране провинции Фарса. Тогда же Аллаверди-хану было вменено в обязанность опекать весь Ормузский регион и быть главнокомандующим над всеми сосредоточенными в округе персидскими войсками, предназначенными для боевых операций против расположенных неподалеку португальских гарнизонов.

С этим поручением шаха Аббаса Аллаверди-хан справлялся довольно успешно, чему во многом способствовало крайне негативное отношение к португальцам местного населения региона. Персидские войска во главе с Аллаверди-ханом нанесли португальцам не одно поражение. Следует отметить также, что в годы правления шаха Аббаса

Персия значительно окрепла и восстановила не только государственную целостность, но и ранее вынужденно утраченные в различных регионах свои позиции. Вследствие мира, заключенного в 1612 году в Стамбуле, Персия получила возможность упорядочить свои внутри- и: внешнеполитические проблемы, среди которых шах в качестве первоочередной определил «наказание» восточно-грузинских царств Картли и Кахети якобы за непоследовательность в исполнении ими своих вассально-союзнических обязанностей по отношению к шаху в период персидско-турецкой войны. На самом же деле основополагающими являлись цель и задача аннексии и полной ассимиляции коренного христианского населения восточно-грузинских царств с включением его в орбиту политических, экономических и прочих интересов персидского государства.

Почти одновременно с трагедией, обрушившейся на Картли и Кахети в 1614-1617 годах, когда население этих восточно-грузинских царств наполовину сократилось путем его истребления и насильственного переселения в Мазандеран, Ферейдан и другие провинции Персии, шах Аббас предпринял энергичное наступление и на позиции португальцев в Ормузском регионе, откуда намеревался полностью их вытеснить при поддержке военных кораблей Англии и Голландии. Как и в предшествующие годы, персидскими войсками в борьбе за овладение Ормузом предводительствовал владетель Фарса Аллаверди-хан, рядом с которым вскоре встал и старший его сын, также омусульманившийся Имам-Кули ан Ундиладзе Ощутимые результаты общего руководства персидскими войсками отцом и сыном Ундиладзе не замедлили сказаться: сперва был отвоеван у португальцев сильно укрепленный ими город Гомрун, названный позднее Бендер-Аббасом, вследствие чего от колонизаторов была высвобождена персидская часть побережья залива; [79] затем последовало освобождение от португальцев в 1616 году Сохара, а в 1619 году — Рас эль Хайму. Бесплодными оказались также действия военного флота португальцев в Персидском заливе: в 1601 году он потерпел поражение в сражении с голландской эскадрой при Маскате, а затем англичане около Сурата дважды взяли верх над ним в 1612 и 1615 годах. Этим и было вызвано в июне 1619 года вступление в Персидский залив португальской «великой эскадры» во главе с Руи Ферейрой Д’Андрада. Несмотря на это, к концу 1620 году Ормузский остров, который являлся цитаделью португальских владений в регионе, фактически оказался блокированным: противоположное острову персидское побережье залива находилось в руках Аллаверди-хана, а форт, который португальцы вслед за утратой ими бендер-Аббаса спешно выстроили на острове Кешм, откуда Ормуз обеспечивался питьевой водой и продовольствием, был осажден войсками Имам-Кули Ундиладзе. Основной опорой португальцев служила вошедшая в Ормузский пролив эскадра Руи Ферейры, которая, однако, весьма напряженную обстановку в регионе лишь минимально уравновешивала, не обеспечивая даже бесперебойного снабжения гарнизона водой и продовольствием.

В этих условиях правительство Испании оказалось вынужденным требовать снятия осады, в противном случае оно угрожало объявлением войны Персии. Но благодаря политической прозорливости и военному опыту Имам Кули-хана контрмеры испанцев удалось опередить: в начале февраля 1622 года он обратился с просьбой к капитанам вошедших в Бендер-Аббас английских военных кораблей поддержать его осаду с моря Просьба была исполнена и военные подразделения, подчиненные Имам Кули-хану, уже 11 февраля штурмом взяли форт, воздвигнутый португальцами на острове Кешм. Во время сражения штурмующими был пленен сам Руи Ферейра, которого англичане вместе с другими захваченными в плен высокопоставленными португальскими офицерами отправили в Сурат в качестве заложников. Спустя неделю после падения форта, Имам Кули-хан высадил свои десантные части на остров Ормуз и штурмом взял главный город острова, тогда как гарнизон португальцев, понесший значительные потери и укрепившийся в цитадели, спустя два месяца (23 апреля) вынужден был сдаться победителям. Шах Аббас высоко оценил усердную службу Имам-Кули Ундиладзе, возведя его в достоинство хана-владетеля богатейшей Ширазской провинции. Он же способствовал возвеличиванию Имам Кули-хана при шахском дворе в качестве одного из первейших вельмож государства.

Ормузская эпопея на этом однако не завершилась. Она имела большой резонанс в Западной Европе, особенно при мадридском дворе, где ее восприняли как верный симптом крушения португальской колониальной системы в Персидском заливе. Последовавшие почти два десятилетия XVII века подтвердили правильность такого прогноза. Но невольно возникает вопрос: какая могла быть связь между Ормузской проблемой и грузинским посольством в Западную Европу, если оно тем более было отправлено туда не в самый напряженный период его решения (1619-1622 гг.), а спустя три с половиной года после завоевания острова Имам Кули-ханом (1625-1629 гг.)?

Дело в том, что незадолго до отъезда Никифора Ирбаха из Грузии в Западную Европу португальцы возобновили в Ормузском регионе боевые действия, вылившиеся в кровопролитные сражения с персидскими войсками. Это стало возможным лишь после того, как уже [80] знакомому нам Руи Ферейре удалось вырваться из плена: сбежав от англичан, он собрал вокруг себя португальские войсковые соединения, разбросанные в разных местах Ормузского региона, и оказал упорнейшее сопротивление штурмующим персидским войскам. Это сопротивление оказалось настолько эффективным и сравнительно продолжительным, что португальцам удалось отвоевать и некоторое время удерживать в своих руках Сохар и Хор-Факан, а на побережье Оманского залива, в 'частности между Джаском и Бендер-Аббасом — стереть с лица земли расположенные там селения, воспрепятствовав одновременно внешним связям персов, обосновавшихся на Ормузе.

Именно с этой конкретной политической обстановкой, сложившейся в Ормузском регионе к исходу первой четверти XVII века, и увязывается, как нам кажется, непосредственно посольство Никифора Ирбаха в Западную Европу и хронологически, и, особенно, своей сверхсекретной целенаправленностью. Эта разумно взвешенная дипломатическая акция восточно-грузинского царя, как можно будет убедиться в этом ниже, была рассчитана не столько на успех действий восставшего Руи Ферейры, сколько на успех своих тайных планов в Персии. Такое предположение не расходится с действительностью, ибо основано на подлинных фактах.

Как явствует из рассмотренных выше архивных документов, своевременному отпору со стороны персов и локализации боевых действий Руи Ферейры в Ормузском регионе после его побега из плена воспрепятствовал грузинский заговор против шаха Аббаса I, обнаружившийся во время сражения при Марткопи в 1625 году. Если попытаться коротко изложить сущность этого заговора, который был связан не только с Марткопским сражением, но и с целом рядом предшествовавших событий, надо хотя бы вскользь коснуться некоторых из них, вызвавших его к жизни и стимулировавших действенный характер политических мероприятий заговорщиков.

Опустошительные нашествия персидских войск на восточно-грузинские царства Картли и Кахети в 1614-1617 годах создали, по мнению шаха Аббаса I, благоприятную обстановку для инкорпорации этих царств и окончательной ассимиляции их коренного населения. Этой основополагающей цели служила, в частности, шахская политика насильственного переселения грузин в пределы Персии и планомерного водворения в восточно-грузинские провинции туркменских кочевников племен «Борчалу», равно как и политика «кнута и пряника» в деле принуждения родовитых грузин, особенно представителей династии Багратиони, к принятию ислама. По хитроумной мысли шаха, на массу восточно-грузинского населения можно было воздействовать примером вероотступничества их венценосцев, но с самого начала реализации этой мысли он столкнулся со стойким сопротивлением достойных представителей царского рода Багратиони.

Среди находившихся тогда в Персии в качестве заложников представителей этого рода именно в связи с отказом принять мусульманство в 1620 году в Гулабской крепости был казнен (удавлен тетивой) картлийский царь Луарсаб II (1606-1620). Некоторое время спустя после этого в Ширазе, где наместником шаха уже был назначен Имам Кули-хан Ундиладзе, были оскоплены двое сыновей Теймураза I Леван и Александр, скончавшиеся тотчас по совершении этого варварского акта. Здесь же, в Ширазе, отдельно от своих внуков содержалась в заточении и мать Теймураза, вдовствующая царица Кахети Кетеван. [81]

В 1624 году в связи с тем, что она решительно отвергла предложение шаха о вероотступничестве, ее казнили четвертованием, а святые ее мощи католическими миссионерами, которые наблюдали за казнью и первыми причислили ее к лику святых, позже были вывезены частично в Грузию, Индию и Западную Европу.

Почти одновременно с совершением этих преступлений, шах Аббас I отправил в Восточную Грузию большое войско во главе с ближайшими своими сардарами, вероотступниками Карчиха-ханом, армянином по происхождению, и Георгием Саакадзе, грузином но происхождению, который превратностями судьбы и вследствие феодальной междоусобицы в Грузии вынужден был стать военачальником шаха. Персидскому войску, прибывшему в Грузию, формально вменялось в обязанность поддержание порядка в царствах Картли и Кахети в условиях, когда в первом, после умерщвления в Персии законного царя Луарсаба II, престол оставался вакантным, а во втором, — хотя царь Теймураз I и здравствовал, но не признавался шахом законным государем своей страны и преследовался.

По прибытии персидского войска в Картли Георгию Саакадзе — крупному полководцу и большому патриоту своей родины, — случайно удалось узнать о коварном замысле шаха: вероломно истребив наиболее боеспособные силы картлийцев и кахетинцев, лишить их всяких надежд на независимость и положить тем самым начало фактической аннексии Картли и Кахети. Тогда и сработал впервые вышеупомянутый грузинский заговор против шаха Аббаса I: благодаря энергичным действиям Георгию Саакадзе удалось наладить связь с Теймуразом I и согласовать с ним план нападения картлийско-кахетинских отрядов на персидское войско, которое расположилось в пригороде Тбилиси, на Марткопском поле. Именно здесь 25 марта (по новому стилю — 4 апреля) 1625 года произошло кровопролитное столкновение грузин с численно во много раз превосходившими силами персов, вошедшее в историю Грузии под именем Марткопского сражения, в результате которого не только был сорван коварный замысел шаха, но и было провозглашено объединение восточно-грузинских царств Картли и Кахети под скипетром Теймураза I.

На основании новых фактических сведений по истории Грузии, грузино-персидских и грузино-испанских отношений, в том числе обнаруженных в архиве Симанкас, выясняется, что грузинский заговор против шаха Аббаса I во время Марткопского сражения проявился не полностью, а лишь частично, что существовал также другой аспект этого заговора, нити которого увязывались с самыми высокопоставленными кругами как шахского и султанского дворов, так и некоторых западноевропейских держав. Речь идет, прежде всего, о негласных, тайных сношениях между Теймуразом I и такими видными деятелями тогдашней Персии, какими являлись два сына к тому времени уже покойного Аллаверди-хана Ундиладзе — Имам Кули-хан, владетель Шираза и вельможа шахского двора, продолжавший командовать персидскими войсками в Ормузском регионе, и Дауд-хан, бегларбег Гянджа — Карабахской области, которая непосредственно граничила с Грузией. Не исключено, что налаживанию связей между Теймуразом I и братьями Ундиладзе способствовал не кто иной, как сам Георгий Саакадзе, который, находясь в Персии, поддерживал с последними дружеские отношения. Сохранилось свидетельство армянского историка XVII века Захария Саркавага даже о том, что Дауд-хан Ундиладзе [82] был связан с Марткопским восстанием против шаха ¹⁷. Надо полагать, что Георгий Саакадзе и после Марткопского сражения вплоть до его разногласий с Теймуразом I, которые во многом обострили и накалили внутригосударственную обстановку в Восточной Грузии, оставался активнейшим участником антишахского грузинского заговора.

В свете отмеченного совершенно особый интерес представляют взаимоотношения между Теймуразом I и братьями Ундиладзе как заговорщиками против шаха Аббаса I. В тех конкретных условиях политического положения в Персии, когда одно упоминание имени свирепого шаха повергало в ужас, вступление на чрезмерно опасную стезю заговорщиков против Аббаса I, который к тому же, как известно, являлся благодетелем и доброжелателем большой семьи омусульманившихся Ундиладзе, для братьев Имам-Кули и Дауда, по нашему мнению, могло быть продиктовано каким-то особенно сильным чувством, способным вытеснить другое не менее сильное чувство признательности и благодарности за благодеяния. Таким чувством, как нам кажется, могла быть постепенно взрастившая себя ненависть к шаху за ту бесчеловечную жестокость, которую он постоянно проявлял, в частности, к соотечественникам братьев Ундиладзе. Последней каплей в день ото дня накапливаемом сосуде ненависти к шаху для братьев Ундиладзе вполне могла послужить трагедия 1620-1624 годов, когда пролилась, невинная кровь, в том числе в Ширазе, при невольном участии самого Имам Кули-хана, исполнявшего волю шаха, — молодого царя Луарсаба, юных царевичей Левана и Александра, а также необычайно сильной духом и удивительно стойкой в христианской вере царицы Кетеван.

В силу чрезвычайной засекреченности грузинского заговора против шаха Аббаса I круг его участников должен был быть небольшим, хотя он, наверное, не ограничивался четырьмя вышеотмеченными историческими персонажами. Небезынтересен вопрос о возможных практических контактах между заговорщиками, которые, как об этом свидетельствуют сохранившиеся источники, необходимой информацией между собой обменивались не только через доверенных вестовых, но и непосредственно. Согласно грузинским источникам, наиболее тесное общение имело место между Теймуразом I и Дауд-ханом, который, по-видимому, являлся связующим звеном, особенно при обмене информацией, между старшим братом и грузинским царем. Любопытно в этом смысле несколько необычное и маловероятное свидетельство одного из источников о «пребывании царя Теймураза в Ширазе на банкете, устроенном Имам Кули-ханом в ознаменование взятия Ормузской крепости» ¹⁸. В роли «связного» между Теймуразом I и Имам Кули-ханом, как [83] нам кажется, мог бы выступить и Никифор Ирбах, который, согласно рекомендательному письму патриарха Феофана, до начала осени 1626 года находился в Иерусалиме, проследовав туда, по-видимому, в качестве паломника, скорее всего, через Персию и Багдад (на самом деле для переговоров с патриархом и, возможно, для передачи ему пожертвований на содержание грузинских монастырей в Иерусалиме).

Независимо от того, насколько убедительны эти свидетельства и предположения, активный характер деятельности грузинских заговорщиков против шаха Аббаса I сомнений не вызывает. Об этом, наряду с итогами Марткопского сражения 1625 года, свидетельствует и сам факт отправления в том же году посольства Никифора Ирбаха в Западную Европу, которое, как теперь выясняется, находилось в русле насущных интересов заговорщиков, пожалуй, несколько запоздало стремившихся воспользоваться стратегическими возможностями в Ормузском регионе в своих политических интересах. Иными словами, хронологическое совпадение победоносного для Грузии Марткопского сражения с посольством Никифора Ирбаха в Испанию в свою очередь указывает не только на хронологическую общность, но и на прямую смысловую взаимосвязь, а в определенном толковании — даже и на взаимозависимость этих двух событий грузинского масштаба с событием международного резонанса, а именно с возобновлением военных действий в Ормузском регионе после побега из английского плена командующего португальской эскадрой. Как уже известно, эта эскадра, вместе с расположенными здесь португальскими гарнизонами, ранее потерпела поражение от персидских войск исключительно благодаря умелому руководству ими со стороны Имам Кули-хана Ундиладзе.

Такая взаимосвязь и даже взаимозависимость между вышеотмеченными «грузинскими» событиями и действиями Руи Ферейры после его побега из плена явились следствием новой расстановки противоборствующих политических сил в Закавказском и Ормузском регионах, чему во многом способствовало Марткопское сражение и его итоги. Согласно свидетельству отдельных документов из испанского архива, итоги этого сражения настолько обескуражили и нанесли столь существенный урон военным возможностям Персии, что шах Аббас не смог вовремя и должным образом отреагировать на вылазку Руи Ферейры, позволив ему стабилизироваться и распространить свое влияние на ряд важных районов региона: «так как в это время персидский король — говорится в одном из документов, — был измотан этим королем (Теймуразом I — Д. В.), он (шах — Д. В.) не смог подать помощь (своим) людям в Ормузе против оружия вашего величества (Филиппа IV — Д. В.)» ¹⁹.

Под вынужденной скованностью шаха Аббаса I перед возникшей в Ормузском регионе политической напряженностью после побега из плена Руи Ферейры в испанских документах подразумевается следующее конкретное обстоятельство. Вслед за Марткопским сражением, как и следовало ожидать, мстительный шах спешно снарядил новое карательное войско, предназначенное для разорения Восточной Грузии и искоренения там христианской веры. Именно в связи с тем, что такое персидское войско во главе с зятем шаха Иса-ханом Корчибаши было направлено в Грузию, шах не смог дополнительными силами подкрепить свои войска в Ормузе, что и позволило Руи Ферейре консолидировать разрозненные в регионе португальские военные подразделения [84] и оказать стойкое сопротивление войскам Имам-Кули Ундиладзе, который к этому времени, возможно, и не очень стремился его подавлять.

Что касается карательного персидского войска, направленного в Восточную Грузию, оно сразилось с объединенными картлийско-кахетинскими отрядами во главе с Теймуразом I при селении Марабда. Несмотря на значительное численное превосходство персов над грузинами, которое сыграло решающую роль в Марабдинском сражении, его исход, судя по значительности урона в живой силе с персидской стороны, трудно назвать полноценной победой шахского войска. Неслучайно, что в соответствующем документе из архива Симанкас речь идет о двух крупных победах, одержанных грузинскими войсками во главе с Теймуразом I над персами, под которыми подразумеваются Марткопское и Марабдинское сражения ²⁰.

Именно таким являлся статус-кво политического положения в Грузии и Ормузском регионе накануне отправки посольства Никифора Ирбаха в Западную Европу. Грузинские заговорщики спешили выяснить не только степень заинтересованности и готовности испанского правительства к негласному военному союзу и сотрудничеству с ними против персидских интересов в Ормузском регионе (в соответствии с предлагаемым ими через грузинского посла планом конкретных военных действий), но и уточнить политические гарантии для защиты интересов восточно-грузинских царств в случае успеха совместных усилий в Персидском заливе. Поэтому существо засекреченных устных переговоров грузинского посла в Мадриде с испанским королем и его доверенными лицами должно было заключаться, на наш взгляд, примерно в следующем: в случае готовности правительства Филиппа IV к военному сотрудничеству с заговорщиками (об этом Никифор Ирбах, по-видимому, должен был их известить незамедлительно), Имам Кули-хан, как главнокомандующий персидскими войсками в Ормузском регионе, должен был способствовать успеху испано-португальского оружия с тем, чтобы впоследствии воспользоваться им в прямом или переносном смысле в политических интересах восточно-грузинских царств Картли и Кахети.

Правда, засекреченная часть протоколов «двух закрытых собраний относительно предложений короля Иберии» Государственного совета Испании ²¹, равно как и содержание устных конфиденциальных переговоров Никифора Ирбаха с Филиппом IV и его доверенными лицами не сохранились, но у нас нет сомнения в том, что Ормузская проблема в призме интересов восточно-грузинских царств Картли и Кахети должна была присутствовать в переговорах грузинского посла в Испании примерно в предлагаемом нами контексте. Иначе трудно объяснить несомненную, на наш взгляд, взаимосвязь, в частности, между следующими фразами из испанского перевода эпистолы Теймураза I к Филиппу IV и экстрактов на том же языке из рекомендательного письма иерусалимского патриарха Феофана и одного из собеседований с грузинским послом, предназначенных для испанского короля, в первом случае: «вверяем вашему величеству тайну, которая должна быть сохранена до тех пор, пока бог не положит этому конец своей святой волей» ²²; во-втором случае: «указанный патриарх просит ваше величество отнестись с вниманием к упомянутому послу (Никифору [85] Ирбаху — Д. В.), который является лицом благородным и знатным, и соизволить дать помощь указанному королю (Теймуразу I — Д. В.) через Ормуз» ²³; и в третьем случае: Король грузин «решил предпринять некие действия, и указанный посол сообщит на словах то, что касается времени и способа этих действий, поскольку это тайна огромной важности, так как речь идет о жизни многих христиан и гибели и возрождении многих провинций и королевств. Послу запрещено его королем иметь дело с кем-либо, кроме вашего королевского величества и тех, кому ваше величество весьма доверяет... Прежде всего, указанный король грузин Теймураз желает и просит на вечные времена — мира, дружбы, союза и установления отношений с вашим величеством, предлагая для служения вашему королевскому величеству свои королевства, свое оружие, свое состояние и всю свою мощь против любого врага вашего величества и особенно против персов в тех предприятиях, которые ваше величество имеет в Восточных Индиях ²⁴.

Итак, приведенные выдержки из архивных документов не вызывают сомнения в том, что первостепенной и безотлагательной политической проблемой для Теймураза I и его единомышленников, заставившей их адресоваться в Испанию и искать взаимозаинтересованного военного союза с Филиппом IV, являлась проблема Ормузского региона. Решение этой проблемы с желаемым исходом могло гарантировать Восточной Грузии пусть относительную для того времени независимость от персидских притязаний, а испанской короне — стабилизацию политической обстановки в регионе для последующей реализации «предприятий в Восточных Индиях». Но вместе с тем содержание процитированных и ряда других документов из испанской архивной связки свидетельствует о том, что, наряду с этой выгодной для Испании и Восточной Грузии проблемой, существовала также и другая, почти в равной степени важная и взаимозаинтересованная для обеих сторон проблема совместного нападения на Оттоманскую порту. Судя по фактическим данным из той же связки документов, именно эта, вторая проблема оказалась в центре внимания при обсуждении политических предложений Теймураза I на закрытых заседаниях Государственного совета Испании.

(Продолжение следует).

Комментарии

17. В. Н. Габашвили. Феодальный дом Ундиладзевых в Иране XVI-XVII веков (по грузинским источникам) — в сборн. «Вопросы истории Ближнего Востока», II, Тб.; 1972, с. 69. О жизни и деятельности представителей рода Ундиладзе в Персии и их связях с Грузией см. также: Н. Г. Гелашвили. Восстание Давуд-хана и Теймураза I по данным «Продолжения» («Зейл») Искандера Мунши» — «Мацне», 1977, № 2, с. 103-111; Т. Г. Натрошвили. Восстание Теймураза I и Имам Кули-хан Ундиладзе — «Ближневосточный сборник», Тб., 1983, с. 165-173; Г. Г. Жордания. Царь Теймураз и братья Ундиладзе — «Мнатоби», 1984, № 5, с. 138-147 и другие.

18. Б. Г. Гиоргадзе. По поводу альбома де Кастелли и его сведений. Тб., 1977, с. 14-15.

19 АGS, указ. арх. св., с. 83.

20. Там же, с. 61.

21. АGS, указ. арх. св., с. 11.

22. Там же, с. 65.

23. Там же, с. 66.

24. Там же, с. 84-85. Разрядка наша.

Текст воспроизведен по изданию: По следам Никифора Ирбаха // Известия Академии наук Грузии. Серия истории, археологии этнографии и истории искусства, № 3. 1991