№  256

Краткое описание о кабардинских народах, сделанное в 1784-м году ген.-порутчиком Павлом Потемкиным /л. 1/

/л. 2/ Приложив всевозможное старание познать нравы и состояние всех народов в Кавказских горах и вокруг оных обитающих, не пропустил я ничего, что только мгло мне подать об них познание, и, собрав разныя сведения по объявлениям наилучших людей, нахожу достойным описать кабардинцов, яко главнейших между всеми народами, занимающими все пространство земли, лежащей у подошвы Кавказских гор, между Каспийским и Черным морем. Кабардинцы разделяются на два рода, а именно: на Большую и Малую Кабарду. Последняя из них лежит по реке Тереку, а первая по речкам Байсану, Чегему и протчим, и простирается до вершины реки Кубани. Кабардинцы между всеми горскими пародами, кроме дагестанцов, имеют преимущество, все протчия роды, как-то: кумыки, чеченцы, карабулаки, аксайцы, андисцы, асетинцы, абазинцы, беслинейцы, кигушевцы и протчия не только подражают оным во нравах, во всех обычаях, но отчасти от них зависели и платили им дань. А понеже оные толь знаменитыя в здешнем краю, я рачительно желал узнать /л. 2об./ их законы и их управления, и, войдя во все подробности изыскания, нашел, что они никогда и никаких законов не имели и не имеют, и следуют издревле одним обычаям токмо по преданию. Нравы их совершенно испорчены, ибо междоусобное несогласие застарело и вкоренилось так далеко, что и звание правды почти им чуждо. Большая Кабарда разделяется на три поколения, а именно: 1-ое Атажукино, 2-е Мисостово, 3-е Джанбулатово. Все сии три колена род свой выводят от одного князя, называемаго Кес, которой, как сказывают, выехал из Аравии и учинился владельцом всех горских народов. Сей князь имел двух сыновей: первой назван был Иналом, а старший Шамбока. От младших детей Инала произошли все три вышеозначенные поколения владельцов кабардинских; но он имел еще старшаго сына, о котором сказано будет ниже. От Шамбока произошел род владельцов беслинейских и абазинских. Ипал, как выше сказано, имел старшаго сына именем Шеченуха. Поколение же сие /л. 3/ было в Кабарде во особливом уважении. Старший из онаго составлял род самовластна владельца, но в конце прошлаго века по ненависти к нему [360] других князей, не терпя его гордости, учинен был заговор, и истребили сие колено даже до младенца. От Джанбулатовой фамилии произошли все те черкеския князьи, которые ныне находятся в России под названием Алеуковых и Бековичев.

Ныне число владельцов столь размножилось, что уже лишаются они способов к достойному себя продовольствию. Они то, переменя первобытное учреждение доходов, возприемствовали весь тот безпорядок, каковой чрез несколько лет между ими вкоренился; а по мере разпро[стра]няющегося безпорядка, дошли уже до того, что весь предмет жизни их состоит только в грабительстве. Первое правило каждаго владельца есть отнять и украсть все, что в глаза может представиться. Сие правило, так сказать, всасывают они со млеком /л. 3об./ матерним. Ибо как скоро у владельца родится младенец мужескаго полу, отдают его на воспитание кому-либо из узденей (род дворян), которой должен уже до самаго возраста его воспитывать и содержать его на собственном своем иждивении. Оной надзиратель младенца приучает к праворству и краже, ибо награда за его воспитание есть та, что когда питомец возмужает, то всякой добычи им приобретенной отдает он девять доль воспитателю, оставляя себе последнюю, и называет воспитателя дядькой. Из сего единого видеть можно коль нравы их должны быть порочны.

Что касается до их обрядов во управлении, никогда и никаких законов они не имели; будучи подчинены силою или добровольно вышесказанному Несу, верховное управление оставалось наследственно в его роде. Прежде воля князя составляла весь закон, но со умножением князей изволении начали разделяться, а из сего нечувствительно завелись советы, на которые по времени /л. 4/ начали приглашать узденей, а случившияся между народом неудовольствии, наконец, были причиною, что уже и народных старшин к важным советам приглашают. Глас общаго совета есть положение, вместо законов служащее на сохранение сих установлений, но никогда не бывает прочным. Клятва над алкораном есть главнейшее их обязательство, но понеже закон магометанской не в давных временах между ими поселен, да и непостоянство им свойственно, почему и редко сохраняют они клятву далее одного года. Легкомыслие делает их всегда клятвопреступниками. Не искав давновременных примеров, упомяну бывшее недавно [у]словие (В тексте документа ошибочно: сословие) между всеми кабардинцами: нет еще десяти месяцев как все владельцы, уздени и весь народ в общем кругу условились единогласно и утвердили присягою, чтоб никогда армян не пускать в свои жилища, ныне паки владельцы просят армян, чтоб они посещали их селении. /л. 4об./

Помянув об общем круге, должен я здесь объяснить онаго знаменование. Общей круг или общей совет между ими имеет в себе нечто важное и весьма достойное и которое б с лучшим намерением исполняться долженствовало. Всякое предложение, каково б роду ни было, последует от владельцов, по мнению одного, двух или многих; старший летами из владельцов повещает узденям и старшинам народных селений собраться в назначенное место; как скоро оные соберутся, разделяются они по степеням, а имянно: владельцы, уздени и народные старшины, каждой род особенно. Владельцы, условясь о каком бы то деле ни было, предлагают намерение узденям, сии разбирают пользу или вред его, но однако же почти всегда соглашаются со мнением владельцов, понеже они от них зависят, и, согласись, представляют заключение обоих родов на мнение народу, называя их притом подданными. Глас простаго народа решит уже законодательное положение; он властен принимать и отмотать предложение владельцов и согласие узденей; положение народное служит силою закона: князья [361] ни что иное, как /л. 5/ наблюдатели власти закононоложительной, уздени же суть исполнители владельческих повелений, их должность при том есть стараться соглашать народ со мнением владельцов. Никакой князь, или владелец, не имеет ни малейшей собственности, некоторые уздени имеют собственное, впротчем, все принадлежит народу, но звание князя столь для него священно, что никто не должен щадить не только своего иждивения, но и самой жизни. Издревле князья, назвавшись покровителями народа, каждой имеет от себя больше или меньше зависимых, которых называют они своими подданными. Князь может взять у своего подданнаго все его достояние, может взять у него всех его ясырей, или пленников, и продать их, может, наконец, отнять его дочь, жену, но не властен над его жизнию. Есть некоторые старшины из корени кабардинскаго народа, которых и сами владельцы почитают и которых мнение в общем кругу сильнее и действительнее гласа владельцов. Корыстолюбие однако ж есть поводом самых злейших злоупотреблений, так что владельцы грабят не только обыкновенных подданных, но и их /л. 5об./ старшин, которых они уважают, отчего народ вознегодовал. Князья в отмщенье ведомой ненависти к себе, стали умножать грабительство. Прежде делали они некоторое различие между коренными подданными и ясырями, потом без всякаго разбора стали отнимать их скот, пажить, жен и детей.

Ныне, когда народ находит покровительство под благословенною державою ея величества, начинает он оживотворяться от крайняго утеснения своего, и сия то главная причина побудившая владельцов вымышлять разные предлоги, якобы они от заведения линии утеснены; в самом же деле утеснением почитают они то, что оружие наше служит преградою их безчеловечия. Народ, видя способы находить покров от угнетения, ободрился; владельцы ж с своей стороны ищут мстить оным; между тем взаимная злоба и ненависть возрастают; многие из народу, угнетены будучи, в крайности своей искали убежища и покрова от нашего оружия и поселились за линию; неведомо каких ради притчин их паки владельцам возвращали.

Тогда то мщение владельцов возрасло до /л. 6/ крайняго мучительства, и народ впал в отчаяние и потерял было всякую к ним доверенность, так что едва не разрушилась цепь, связывающая покровительство наше с народным на нас упованием, все то однако ж предупреждено и исправлено.

Но крайность состояния каждаго из сих народов требует особливаго попечения, чтоб подать им некоторое правило ко управлению их вообще п ко взаимной связи между ими. Ибо положение, в каком они находятся, не может остаться, а должно, чтоб оное или переменилось к лучшему, или кончилось с совершенным разрушением кабардинскаго народа. Но я надеюсь, что бог благословит труды посредника, ищущаго поставить сей храброй народ сообразно кротости премудрой нашей самодержицы и предписанием главнаго повелителя. Доколе нравы кабардинцов не испортились, во многом они уподоблялись древнему Лакедемону, остатки онаго еще виделись. Рыцарство есть предметом славы каждаго, и роскошь еще не вкралась в сердца сего народа. Злато и сребро ставят они ни во что, или за весьма мало, напротив того всякие доспехи и оружие ставят за драгоценное. Пища их /л. 6об./ одинакова повсюды, и естли у них нет так, как у спартанцов, публичных столов, то в сходство оным каждое семейство от прадеда и до позднаго поколения живет нераздельно и пищу употребляют из одного котла, и по сему самому здесь народ не говорит «сколько семей или дворов», но «сколько котлов».

При рождении младенца не погружают его в воду, но оставляют на воздухе одне сутки, без всякаго призрения; по прошествии года подают ему оружие и что-нибудь скудельное, и естли он примет первое, отцы и все семейство празднуют. При воспитании приучают их быть смелу, бодру, живу и проворну. По прошествии семи лет учат владеть конем, стрелять [362] из лука и ружья. Сказано выше сего, что отцы отдают детей своих на воспитание другим, дабы чрез то не допустить юность вкусить негу, на которую горячность родителей невольно иногда попускают. (Так в тексте) Возмужавшей возвращается в дом отца своего. Юность обоих полов могут видеться свободно; во дни праздничные бывают пляски, где они между собою знакомятся; вступая в брачный союз, жених должен платить за невесту калым, то есть вывод, рыцарскими доспехами, как-то: панцырями, наручнями, ружьем и тому подобным. Женившиеся /л. 7/ должны весьма скрыто и, так сказать, украдкою иметь супружеское сообщество.

Сходство их обычаев с спартанцами близко во всем, даже до порочных обыкновений. Ибо позволяется у сих, так как и в Лакедемании, красть, но только чтоб покраже сокрыт был всякой след, подобно тому спартанцу, которой хотел допустить лисице погрысть чрево свое, безмолвно. Всякой черкес согласится лучше умереть, нежели обличение потерпеть. Отличившиеся в таковых добычах, коих следы бывают сокрыты, особенную имеют знаменитость. Наконец, старость лет между ими, так как и у спартан, в крайнем почтении, и никакой молодой человек перед стариком ни малейшей невежливости сделать не дерзает.

До сего объяснял я сходство обычаев между кабардинцами и лакедемонянами, сдесь должен объяснить совершенную между ими разность в свойстве и умоначертании их, ибо как тверды были народы в Спарте, так непостоянны, ветрены и вероломны в Кабарде, впрочем любящие вольность свою до безконечностя, и равно как те. Один владелец, Хаимурза называемой, сказал, что он хижину свою не променяет на лучшей и великолепной дом в Европе: «В больших домах, — говорит он, — стены убраны, но сердце спутано, кажется с домами вместе построены и мысли и сердце, но мы пользуемся свободным воздухом, и я легко переношу хижину /л. 7об./ свою по всему пространству той земли, где наш народ обращаться властен». А таков образ мыслей и между всеми.

Общее заключение всех, что непостоянство сего народа вкралось с тех пор, как сделались они магометанами, весьма то вероятно. Ибо слабое исповедание веры сей может быть виною вероломства их. Прежде сего были они християне, многие и доднесь сохраняют предание християнскаго закона, почитают некоторые праздничные дни со всяким благоговением. Есть место одно в пределах Кабарды, называемое Татартуп, где древле был, конечно, храм божий по образу християнскому сооруженный и который, временем и обстоятельствами раззорясь, представляет ныне единые развалины. К сему храму сохраняют они толь великое благоговение, что в чрезвычайных между собою обязательствах заклинаются оным и никогда уже сей клятвы не преступают. Гонимый или обидимый, ищущий убежище у Татартупа и добежавший до того места, остается всеконечно невредим. Говорят, что есть многие места в Кавказских горах, где видимы знаки бывших церквей, и между протчими есть одна еще целая, где и доныне хранят церковный книги и куда жители никого не впускают, яко в самое освященное место, куда смертные входить не должны. Проповедь слова божия ныне паки распространяется. Многие асетинские народы приемлют Я крещение; так что естли бы были /л. 8/ священники одаренные знанием и приличным к сану их смирением и кротостию, без сомнения скоро б они пролияли свет благодати по всем народам разсеянным в горах.

Описав кратко основания роду владельцов кабардинских, их нравы, образ управления и положения всего народа, коснуся их обычаям и образу жизни их. Издревле и доныне обращаются владельцы с узденями, да и с народом просто и одинаково. Старшей и самой богатой владелец живет почти в хижине; пища их состоит: немногопросы, сваренной в воде, и [363] кусок печеной или вареной баранины. Смотря иногда на приготовление пищи кабардинских владельцов, напоминался мне род жизни греческих царей под Троею, и нередко бывает за часть баранины между ими ссора, подобно как у Агамемнона с Ахиллесом, которую стихотворческое перо Гомера украсило. Питье их есть обыкновенно буза и у богатых весьма дурной ставленной мед. Здесь должно заметить, сколь равенство повсюды драгоценно, и что всякаго рода сообщество, худо или добро установленное, силою природы к нему привлекаемо. Я уже сказал, что владельцы не имеют ничего у себя собственнаго, всякое продовольствие имеет от подданных, и пользуясь сим правом безвозбранно берет все, следовательно, и пропитание. Но владелец с своей стороны не должен отказать подданному ни в чем. Естли кто проходящий видит сидящаго владельца за обедом, он может войти ко владельцу и обще с ним вкушает приготовленную пищу.

Естли уздень увидит у владельца /л. 8об./ деньги, хорошее платье, шапку или другое, что ему понравится, владелец оному отказать не может и не должен. Сие на первой взгляд казалось бы некоторым равновесием в общей связи или, лучше сказать — воздаянием за тягость, какую владельцы народу причиняют, но щедрота не есть дар всякому свойственный; скупость находит всегда убежище в сердцах слабых и корыстолюбие не имеет пределов. Владельцы под предлогом будто опасаются разориться, ходят весьма мерзко, так что, видя их и [узденя] (В документе ошибочно: владельца) вместе, можно принять по одежде узденей за владельцов, а сих за простолюдинов. Во время праздных дней собираются они между собою беседовать; юность забавляется плясками, музыка их состоит из 2 или 3 длинных дудок, с тремя дырами, и одной балалайкой; пляска их обыкновенная роду азиатскаго, но есть в ней некоторая ухватка. Всякой раз, когда бывает свадьба, сбираются все жители того селения, где оную совершают, и тут употребляют они все наряды, какия только кто по состоянию имеет, холостые надевают все свои доспехи, девушки лучшия платья; молодые люди все рыцарские ухватки изъявляют и проворством ознаменившейся заслуживает похвалу от стариков, имеет право плясать с тою девкою, с которой пожелает, чего непроворной сделать не может. По окончании празднества расходятся в свои домы и уводит невесту или новобрачную, и жених должен столь украдчиво к ней войти, чтоб, конечно, никто не /л. 9/ приметил, а иначе подвергнет себя крайнему безславию и навлечет крайней стыд жене своей.

Воспитание девушек не имеет в себе ничего примечательнаго; всякая мать, какова бы роду не была, отдает дочь свою по рождении на воспитание в чужие руки. С 7-ми лет обшивают девушку в лайку, от сего всегда имеют оне стан весьма стройной; когда возрастет, начинают учить их шить золотом и шелком, простым шитьем, плести тесемки, шить платья, и они уже по замужестве служат вместо кравцов и мужьям и себе. Девушки с замужними различия не имеют в одежде, но только головной убор их различает, ибо девушки носят шапку, а по замужестве, доколе не родит, не должны снимать оную, а по рождению перваго младенца, в первой раз от самаго рождения, отец новобрачнаго увидит и сына своего и, увидясь, снимет он шапку с головы невестки, и сына дарит домом, скотом, и что по состоянию каждаго возможно. По смерти отца, мужа или ближней родни, всякая женщина должна разцарапать лицо и грудь до кровавых ран, и чем больше окровенит себя, тем паче ознаменит свою /л. 9об./ привязанность. Мущины ж должны сечь себя плетью, чтобы лоб был, конечно, в синих пятнах, но сие варварство с некоторых лет начало убавляться, или оттого, что почувствовали они глупость обычая сего, или уменьшили любовь к родству. Вот все, что я о сих отличных народах собрать мог. Соседствующие им чеченцы, абазинцы и другие народы, кроме кумык, [364] которые ведут свое поколение от венгров из Мозарии и никакого о произведении рода своего другаго сведения не имеют; впротчем, каракалпаки, паатари, андисцы, атагинцы, гребенчуновцы, кигушевцы, асетинцы, тигорцы и до ста разных народов во всем подражают не токмо во нравах, но во образе жизни, и во образе одежды, кабардинцам. А понеже из тех народов под названием чеченцев и кумык, никто не составляет настоящей нации, но каждое селение имеет своего владельца, свое /л. 10/ управление с некоторою малою отличностию, то находя во множестве оных подробности маловажные, но общее основание нравов и одинаковой род жизни, то, описывая кабардинской народ, и подаю понятие и обо всех живущих в горах и у подошвы Кавказских гор.

ЦГВИА, Военно-ученый архив, д. 18473, лл. 1-10. Список ⁴⁷

Опубл.: Описание горских народов (Вурнашева), Курск, 1794 г.

Комментарии

47. В материалах Военно-ученого архива ЦГВИА, в деле №  18473, хранятся два списка с рукописи П. С. Потемкина «Краткое описание о кабардинских народах» (1-й на лл. 1-10, 2-й на лл. 11-21), имеющие незначительные разночтения. Для публикации принят 1-й список, как наиболее близкий к тексту, опубликованному современником Потемкина С. Д. Бурнашевым и 1794 г.