МУХАММАД ТАХИР АЛ-КАРАХИ

БЛЕСК ДАГЕСТАНСКИХ ШАШЕК В НЕКОТОРЫХ ШАМИЛЕВСКИХ БИТВАХ

Глава о набеге на Кучулик

Когда имам вышел для оказания этой помощи [наибу Гази-Гумука] и направил туда войска, то проклятый граф, начальник неверных, с многочисленным войском и обильным снаряжением отправился к семье имама в Дарго. Он шел со стороны Кучулика между двумя вилайетами храбреца Шуайба и Уллубия, наиба Ауха.

В это время известный храбрец шейх Мирза ад-Дилими направился к наибу Уллубию и нашел его [145] со склоненными рогами и опечаленного. Его привели в замешательство дела своей семьи и ее охрана. Затем шейх Мирза направился к Шуайбу. Его он нашел подобным льву, приготовившемуся к прыжку. Он уже устроил завалы поперек дороги, по которой направлялись русские, и решил преградить ее. Шейх Мирза спросил его: "Ну, как ты себя чувствуешь?" — "Я имею твердое намерение оказать сопротивление и не поворачивать вспять перед врагом", — ответил Шуайб. "А как твои войска?" — спросил Мирза. "Так как им надлежит быть, — ответил Шуайб. — Русские пройдут здесь через нас только тогда, когда убьют меня, выпустят по капле мою кровь и растопчут мой труп ногами".

Затем шейх Мирза вернулся к Уллубию, ободрил его и помог собраться с силами. Шуайб, да помилует его аллах всевышний, тайно приказал семье и домочадцам имама переселиться в Анди и забрать с собой туда все пожитки и их имущество и не оставлять в Дарго ничего, даже ломаной ложки. Он приказал также сжечь дома семьи имама в Дарго, если туда приблизятся русские. А публично он во всеуслышание заявлял: "Пока я жив, русские не приблизятся к Дарго". Затем, когда проклятый начальник двинулся со своими дьявольскими войсками, его удерживал бывший с русскими Хасиль Муса ал-Ях-сави. Он говорил ему следующее: "Истинно, в лесах Чечни — львы-наездники. А в вилайетах имама — самые отчаянные храбрецы. Так не ходи же к ним для того, чтобы отдать им одежды солдат и побросать трупы для собак и волков". Но он не обратил на это внимания и разговаривал с Хасиль Мусой с присущей ему гордостью и надменностью. Русские выступили с их тщеславием и кичливостью.

В течение первого дня они не встретили никого, кто бы предстал пред ними с оружием. [146]

Тогда этот начальник, издеваясь над Хасиль Мусой, спросил его: "Где же те львы и герои?" — "Подожди до завтра", — ответил ему Хасиль Муса.

Когда они пошли на следующий день, на них нападали с флангов в лесу. Начальник опять обратился к Хасиль Мусе, издеваясь над ним: "Вот это и есть борьба твоих львов и сопротивление твоих героев?" — "Подожди до завтра", — отвечал Хасиль Муса.

На третий день, когда войска графа только что собрались выступить, против них развернули военные действия и спереди, и сзади, и справа и слева войска упомянутых наибов, андальцы и Сухайб, заместитель Джавад-хана. Сам Джавад-хан был ранен до этого в одной битве и [вскоре] умер от полученной раны, да помилует его аллах всевышний.

Джавад-хан, [будучи ранен], кусал свои пальцы от сожаления, что он не мог подняться для этой битвы. Конец.

С ними [с войсками русских] сражались, их убивали и забирали в плен. Когда те приблизились к Бальгиту и Гудару, русские обратились в беспорядочное бегство. Убивали множество и косили их так, что бывало отделят отряд отступающих, напав на них спереди и окружив их, избивают до тех пор, пока полностью не уничтожат. И так продолжалось и продолжалось.

Их даже осаждали в течение 3 дней в таком месте, где не было воды, и они сдирали с деревьев кору и высасывали из этой коры влагу. Их теснили до того, что граф проклятый сказал: "Как быть? Где выход?" От них забрали обильную добычу и две пушки. Затем, по возвращении в Дарго, имам похвалил Шуайба и наградил его расшитым [золотом] драгоценным знаменем, которое ранее принадлежало Аслан-хану.

Дополнение. После этого-сражения послал граф к Шуайбу сказать: "Не превозносись и не гордись тем, что ты убил одного или двух солдат, которые отправились в лес принести дров". В ответ на это [147] Шуайб послал сказать: "Поистине, я не присутствовал при этом, однако я слышал, что наши дети, отправившись в лес нарвать «курасы», ⁷¹ перебили солдат".

Глава о нападении на Ихали

Этот проклятый граф с теми, кто у него остался, после этой битвы ушел в Шуру, а примерно через месяц выступил против селения Ихали. Туда же полетели войска имама. Поубивали их, прогнали и обратили в бегство.

Отступление кое о чем том, что произошло с посланцами имама, которых он послал к его присутствию султану Абд ал-Меджид-хану, побуждая и призывая его к газавату против этих неверных

Это было потому, что народ неоднократно советовал имаму попросить помощи у этого султана. Но имам не хотел помощи ни от кого, кроме владетеля всего сотворенного. Но когда к имаму пришло от хаджи Юсуфа, который пришел от его присутствия Ибрахим-паши, у которого он был "в черкесах", письмо такого содержания: "Если ты хочешь изложить какое-либо дело султану Абд ал-Меджиду, так посылай ко мне", то он склонился к этому.

Он позвал своего ученика Амир-хана ал-Чиркави и объявил ему о том, что он хочет послать его. Тот ответил послушанием и повиновением.

Когда вторично вступали в Гази-Гумук, имам позвал Амир-хана, шейха ал-Чиркави, Мусу ал-Балагини и приказал им, чтобы они ни на что не обращали внимания, ни к чему не склонялись и ничего не искали, кроме того, для чего они посланы. [148]

Одновременно он приказал двум товарищам подчиняться Амир-хану так же, как они подчиняются имаму. К ним он присоединил еще хаджи Иджа. Они отправились к своему проводнику в Гехи. Этот проводник был черкесский мухаджир Султан-бек. Там они пробыли около 10 дней, до тех пор, пока не вернулся проводник из какой-то поездки.

В это время русским было доставлено сообщение о том, что 4 посланца имама направляются в их сторону. Они выставили на дороге дозоры. На эти дозоры натолкнулись 4 юноши-черкеса. Их убили. Когда же узнали, кто были эти юноши, то наблюдение прекратили, думая, что сообщение было ложным. Конец.

Указанный проводник вернулся. К нему присоединились другие 2 проводника. Они отправились, идя ночью и скрываясь днем, пока не прошли Губан. Затем пошли дальше и остановились в Абазаке у хаджи Исмаила. Здесь они нашли хаджи Юсуфа и передали ему письмо имама. В письме было сказано: "Посылаю к тебе этих доверенных людей для того, чтобы ты доставил их по месту назначения". Побыв там некоторое время, они отправились с ним.

Хаджи Юсуф стал разглашать при сборищах народа и местах их отдыха содержание письма имама. Амир-хан запретил ему распространять его тайну. Но хаджи Юсуф не обратил на это внимания и грубо сказал, что здесь не бывает измены и разглашения тайн неверным, как это [бывает] среди горцев. Они шли, пока не спустились на морское побережье между крепостью русских в Анафе и крепостью в Сухуми. А между этими двумя крепостями на морском побережье, свободном от лесов, было множество маленьких крепостей. Жители же Черкесии находились в лесах, враждуя и сражаясь [с русскими]. Конец.

Хаджи Юсуф вернулся, а посланцы оставались там три месяца, ожидая посадки не судно, которое [149] должно было притти из Османлу для торговли. Но какие-то суда окружили это судно. Говорили, что это были суда русских, которые окружили стеной его для того, чтобы не сели на него эти посланцы. Тогда они отправились вверх к другому судну. Когда же добрались до места его стоянки, то нашли это судно уже сожженным и разрушенным пушками русских по той же, что и выше, причине.

Когда они находились там, у Амир-хана остановился гостем молодой человек, сын одного из знатных людей Крыма. Он рассказал, что он был среди русских в качестве заложника 10 лет. Он читал русские книги и в одной из них он нашел сообщение о том, что в некой небольшой области организуется такой строй, который сломит могущество русских в такое-то время.

Амир-хан спросил его. "Когда же наступит это время?" — "Примерно через 7 месяцев", — ответил тот. Конец.

Когда они вернулись к имаму, примерно через 7 месяцев, то нашли его уже принявшимся за установление такого строя. Он назначал наибов над сотнями и десятками. И хвала аллаху, владетелю щедрот и милостей.

Затем посланцы пошли вверх к другому судну. Когда они остановились в селении поблизости от этого судна, вдруг ночью раздался шум. Народ вышел. Когда настало утро, им сообщили, что это судно было сожжено русскими дозорами. Затем им сообщили и о том, что осталось еще повыше этого некое судно, находящееся на "опасном пути". ⁷² Амир-хан пошел туда. Он остановился у верного госте-приимца, которого звали Хасан-бей. Он заявил ему, что хочет сесть на судно для поездки в хадж. Тот ответил ему согласием и обещал устроить эту посадку. [150] Тогда Амир-хан послал к товарищам сказать, чтобы они явились.

В один из дней ушел этот хозяин в крепость русских по делу одного из заключенных. По возвращении он сказал: "Начальник русских спросил меня: «Не у тебя ли посланцы Шамиля? скажи им пусть живут там [т. е. у себя в Дагестане] спокойно»". Затем он спросил: "А вы — не эти посланцы?" Они признались ему.

Затем пришел моряк и заявил: "Я не могу везти вас. Если русские захватят меня с вами, то они живьем сожгут меня и заберут мое имущество. А если же они захватят меня без вас, то, по обычаю, существующему между ними и нами, заберут мое имущество и отпустят меня самого".

Когда они не были в состоянии избавиться от русских соглядатаев, они стали совещаться — как им поступить.

Согласились на том, что шейх пойдет с посланиями, а Амир-хан и Муса вернутся, показав для народа, что они якобы рассорились между собой. Затем на собраниях народа они начали говорить меж собой: "Если не дают нам дороги, так вернемтесь же обратно". Но шейх им возражал и, [притворно] препираясь с ними, заявил: "Я — вам не товарищ. Я хочу видеть Каабу и с вами не вернусь". Так они продолжали спорить и препираться.

Шейх и хаджи Иджа остались там, а Амир-хан и Муса вернулись, тайно договорясь между собою о том, что раз это произошло по вине хаджи Юсуфа, то они возьмут его с собою в обратный путь и убьют по дороге.

Когда они пришли к хаджи Юсуфу, то уговорили и побудили его перейти [на службу] к имаму. Однако они его не убили вследствие нужды в нем в дороге. Они вернулись, [идя по пути] среди русских, пробираясь с боязнью и опасениями. Этот хаджи Юсуф [151] даже неоднократно говорил: "Разве после этих трудностей может быть какая-либо утеха".

Что же касается шейха, то он оставался там до второй осени. Затем сел на корабль и добрался до султана. Он вручил ему письма и получил ответ: "Я тебе отвечу через 7 месяцев". Затем он отправился в хадж и умер на обратном пути оттуда. Да помилует его аллах всевышний, и да примет его хадж.

Глава о начале отливки пушки, при помощи которой усилилась мощь имама и было взято много крепостей из рук неверных

Опытный кузнец Джабраил ал-Унцукулуви отправился в хадж из Чирката без разрешения имама. Когда он находился в Египте, по возращении из хаджа, он увидел во сне, что как будто бы ему было сказано: "Вернись в Дагестан и помоги Шамилю". Он уехал из Египта, остановился в Стамбуле и оставался там, а про свой сон совсем забыл. Тогда он опять увидел во сне, что его укоряли и ему было сказано: "А разве тебе не было сказано «иди», так почему же ты не идешь? Иди!" Он отправился и поселился у имама.

Затем, он посоветовал им отлить пушку. А у них были осколки от разбитой большой пушки, которую они забрали при нападении на Кучулик. Народу эта мысль понравилась, и он захотел ее осуществления, однако имам отговаривался под тем предлогом, что "Мы не сможем ее использовать из-за недостатка пороху и снарядов". Но все-таки принялись за отливку. Когда кончилась отливка и начали стрелять из нее для пробы ядрами, то она разорвалась и разрушилась.

Тогда имам поклялся: "Клянусь, мы отольем-таки ее, хотя бы пришлось мне продать свою лошадь и ружье, дабы не посмели сказать отступники: «Шамиль взялся сделать дело и не смог завершить его»". [152]

На этот раз отлили хорошую славную пушку. Легко ее передвижение и велико от нее поражение. Определил аллах всевышний к этой пушке солдат и заставил их служить имаму. Они приводили эту пушку в действие и выполняли иные дела, кроме этого. Имам собрал для пушки порох и велел собрать ядра на местах сражений у Ашильты, Ахульго и др.

Глава о нападении на Тадбутри

Когда уклонились в сторону и возгордились жители Гази-Гумука и Ансаля и вышли из-под покровительства имама, то жители Тадбутри захотели поступить так же и насаждать на земле порок и безвластие. Они прислали сказать имаму, насмехаясь над шариатом, чтобы он пришел к ним и забрал от них обратно его шариат.

Имам послал к ним образумить их и уговорить добрым словом и наставлением и призвать их к повиновению и подчинению. Точно так же он посылал и второй раз и третий. Но это только увеличивало их гордость и неповиновение. Тогда он послал четвертый раз для того, чтобы заявить им: "Истинно, мы не оставим вас до тех пор, пока не усмирим и не приведем к повиновению. Так не принуждайте же нас к походу против вас и к трате нашего снаряжения, приготовленного для сражения с неверными, в сражениях против вас".

Но они не обращали внимания и не прекращали своих поступков. Они издевались до того, что даже заявили: "Мы сложили его шариат в кувшин и крепко заткнули горло кувшина. Так пусть же Шамиль придет и заберет его".

Тогда имам выступил с пушкой и снаряжением и собрал против них войско. Жители Тадбутри вышли для битвы на равнину. Два отряда их напали с двух сторон на войска имама темной ночью с целью [153] обратить их в бегство. Но аллах укрепил тех, кто верует, и сражение обратилось против напавших. Они были прогнаны в свои укрепления. "И они думали, что их защитят от аллаха их укрепления, но аллах настиг их оттуда, откуда они не ожидали, и поверг в страх их сердца". ⁷³ Укрепления их были разрушены, а их жилища преданы погибели. А наиб, совершенный Микаил ал-Хавкари, даже целиком истребил жителей одного селения. "И были они покорены там и превращены в униженных", ⁷⁴ покоренных и сговорчивых. Это сражение было в начале весны 1259 [1843] г.

Глава о взятии крепости Ансаль

Когда народ увидел благоприятствование времени и содействие всемилосердного в борьбе против людей непослушания и во взыскании с братьев шайтана, ⁷⁵ то усилились их желания к джихаду — встрече с врагами — и стремление разжечь против врагов огонь битвы.

Народ просил имама о выступлении в поход и неотступно требовал этого похода. Имам же отговаривался многочисленностью врагов и малочисленностью своего снаряжения. Ведь у них было орудийных снарядов только около тысячи и пороху соразмерно снарядам. И вот как раз в это время пришло письмо от Хаджи Мурада. А он был наибом селения Чох и принадлежащих этому селению местностей. В письме сообщалось, что обильными дождевыми ливнями снесено большинство мостов и остался только один какой-то мост.

Тогда имам сказал: "Не осталось для нас из обстоятельств успеха и содействия ничего, кроме [154] как принять руку [помощи аллаха]". И он приказал Амир-хану погадать на Коране. Амир-хан сказал: "Я видел во сне, что я как будто бы поднялся на Эльбрус — гору в Черкесии, говорят, что нет в мире горы выше этой. И вот, когда я думал, что я взобрался на самую вершину, передо мной появилась другая гора, выше того места, где я находился, и у меня нет сил взобраться на нее. Я думаю, что мы овладеем, кроме этой большой крепости в Аварии [другими крепостями]". Конец.

Они выступили. Имам послал гонцов для сбора ополчения по дороге [следования]. Они шли и днем и ночью, обгоняя даже вести [о их приближении]. Когда они остановились на равнине Ихали, к имаму пришел один из доверенных осведомителей хунзахцев. Он просил имама подняться прежде всего к ним. Имам ответил: "Невозможно начинать какое-либо дело со средины, надо начинать с краю".

Когда войска Багуляля и те, кто был с ними из мухаджиров Чиркея, достигли долины Ансаля, а аллах отвел глаза ансальских дозоров от этого войска, и узнали об этом приближении войск те, кто находился в селении, то выступили из ансальцев около сотни тех, кто славился среди народа храбростью и отважностью. Когда эта сотня встретилась [с войсками Багуляля], то они были биты сильным боем. Те из них, кто остался в живых, а их было около 20 человек, собрались там на одном хуторе. В это время передовые части войск имама уже вышли из Харачи. Они закричали находившимся на хуторе: "Выходите и сдавайтесь и не будет вам причинено вреда" и что это передовые части войск имама. Но те этому не поверили, они думали, что это пришла к ним помощь от русских. Они были биты так же, как и в первый раз, от их же рук не произошло никакого вреда. Ансаль остался с подрезанными крыльями. Имам .остановился в долине. Войска расположились в других [155] долинах, поджидая пока не прибудут снаряжение, пушки и остальные войска.

Постоянно идущие дожди были настолько обильны, что стали наносить вред войску. И вот в одну из ночей имам, бодрствуя, находился в своей палатке. Его товарищ Амир-хан спал рядом с ним. Имам вышел из палатки. Не было видно никого, кроме спящих, включая даже и выставленные дозоры. Имам был озабочен и скорбел о положении войск, страдающих от обилия дождей. Он тогда вспомнил предание о городе Газне. Вот это предание. ⁷⁶

"Есть поблизости от города Газны источник. Если бросить в него что-либо из нечистот или грязи, то тотчас изменяется погода. Становится холодно, поднимается сильный ветер, дождь и снег. И так продолжается до тех пор, пока не извлекут из источника эти нечистоты. Рассказывали, что когда султан Махмуд, да покроет его аллах своим милосердием, хотел взять Газну, то при каждой его попытке жители Газны бросали в тот источник что-либо из нечистот. Поднималось целое смятение вследствие сильного ветра, холода и дождя. Махмуд возвращался со своими войсками как разбитый. И вот в одну из ночей он начал молиться и взывать к аллаху. Он сказал: «О, аллах, если мое намерение взять эту страну суть приобретение только здешнего мира, то отклони мои помыслы от этого и направь меня к добру, если же мое намерение взять эту страну суть воздаяние, награда и укрепление могущества ислама, то укажи мне путь к завоеванию этого города и дай покой сражающимся за веру на твоем пути». Затем сделал земной поклон и спал преклоненным, а лицо его было на земле. И вот [во сне] пришел к нему пришедший и беседовал с ним, ясной речью говоря: «О сын Себук-тегина, если ты хочешь избавиться от этого [156] бедствия, то пошли охранять этот источник от нечистот. И если ты его охранишь, то твое старание будет вознаграждено, твои грехи — прощены, а твое дело — одобрено». Он проснулся и послал охранять источник. Затем пошел на Газну и взял ее во мгновение ока". ⁷⁷ Тогда имам склонился щекой на ладонь и поведал аллаху всевышнему свои тайные помыслы. Он сказал: "О господи, поистине, мы видим тех приносящими зло, творящими пороки, несправедливыми и угнетателями. Если это так, то даруй же нам победу над ними и облегчи для нас наше дело. Если же ты не хочешь их унижения и оставления без помощи, то верни нас сохранными без позора и сожаления". И вдруг были прочтены над ним, — а он бодрствующий еще даже не успел задремать, — с левой стороны к правой слова всевышнего: "И сколько селений погубили мы в то время, когда они были злочестивыми". ⁷⁸ Имам был обрадован. Он разбудил Амир-хана и рассказал ему об этом слышанном им чтении. Амир-хан истолковал это как [предсказание] завоевания и победы. Конец.

Явились остатки войск. Пушки и снаряжение были доставлены. Имам построил войска и назначил для каждого место битвы.

В один из дней выступили против них жители Хирига. Вслед за ними для помощи выступили их братья-отступники. Но они были прогнаны и обращены в бегство.

Однажды ночью со стороны Харачи спустилось около 600 человек русских. Они остановились на вершине горы напротив войск имама. Когда настало утро и войска имама увидели русских, то имам приказал выступить против них Войска двинулись к русским сомкнутыми рядами. Русские начали отходить обратно туда, откуда пришли. Тогда хаджи [157] Муса ал-Унцукулуви пошел с отрядом [в обход] и заставил их вернуться обратно. Русские были биты и начали отступать, а войска имама уже брали верх над ними. Имам смотрел на них в подзорную трубу. Вдруг облако на короткое время скрыло войска от взора имама, и в это как раз время началось отступление войск имама. Но прошло облако и имам увидел войска в таком же положении, как они были до наступления русских и отступления его войск. Русские были перебиты до последнего. Из них не спасся никто, кроме одного солдата, вплавь перебравшегося через реку. Говорят, что он также был убит. На второй день русские выступили против Гальбаца, наиба Каляляля. Они были в селении Харачи. С ними сражались, били их жестоким боем и прогнали позорнейшим образом. Затем войска имама повели битву против тех, кто находился в этом селении. Они его взяли. Те, кто боялся за себя и свое имущество, убежали со своими семьями и имуществом в крепость и смешались там с солдатами. Тогда разожгли битву против крепости некоторые люди. Они бросились в крепость. Но находившиеся там дали им отпор из своих укреплений. Бросившиеся на крепость отступили.

Народ с некоторыми наибами отклонился было от битвы, но имам встретил их с выговорами и угрозами, а он находился вблизи крепости, и они вернулись вновь к битве и сражались. Когда усилилась против врагов битва и осада и стал многочисленным среди них урон, они сдались и вышли на суд имама во главе с Кибидом Хаджиявом ал-Унцукулуви.

Имам забрал то, что находилось в крепости из пороха, снарядов и пушек, разделил на пять частей солдат и прочих людей и распределил их, [как было установлено]. Начальник их был сохранен. В крепости находилось множество больших бревен. Их свезли [158] туда, по приказу русских, жители Ансаля и Гимр для постройки крепости в Цатанахе. Бревна были сожжены. Пали смертью праведных в этом сражении около 120 человек и было ранено около 1520 человек.

Глава о взятии крепостей Балагин, Моксох, Цатанах, Агалич и Хоцатль

Когда было завершено покорение и подчинение Ансаля, а это был тот третий раз, о котором предсказывал его жителям павший смертью праведника Гази Мухаммед, да будет свята его душа, о чем было сказано выше, то войска имама выступили против крепости Балагин.

Находившиеся в крепости сражались немного, а затем скоро сдались. Имам преклонил голову перед аллахом в благодарность [за победу]. Находившееся в крепости снаряжение было забрано. Начальник их был сохранен, а остальных распределили [положенным порядком]. Затем отправились в крепость Моксох и завершили ее дело таким же образом. Затем пошли в Цатанах. Русские до этого строили там большую крепость, но им так и не удалось завершить эту постройку.

Завязалась сильная битва. Сражались и те, кто был в крепости, и те, кто находился в соседних с крепостью домах. Они не сдавались, пока их не взяли силой, поведя сильную атаку на них и на места расположения их пушек. Они были перебиты от первого до последнего, не осталось ни одного. Крепость сожгли.

Низамом имама было установлено, что если кого брали силой и победой над ним, то не оставляли в живых ни начальника, ни подчиненного. Если же кто сдавался добровольно, повинуясь [имаму], то их оставляли в живых. [159]

Рассказывают, что в Цатахане тогда находился один "мужлан", пришедший для наблюдения за крепостями. Когда осажденные задумали сдаться, то он им заявил: "По закону царя нельзя отдавать эти великие вещи без боя". Он был убит и осажденные перебиты. Там нашли большой погреб, наполненный порохом и ружьями, и склады, наполненные ячменем, который собрали и хранили там русские для снабжения рабочих при постройке крепостей в Анди и Ботлихе и для содержания гарнизонов этих крепостей.

Имам прославил и возблагодарил всевышнего аллаха за то, что он даровал ему это снаряжение. Патроны распределили среди войск, а остальное снаряжение было увезено про запас для последующих битв и бедствий.

Рассказывают, что когда имам послал в Цитин сказать, чтобы жители отделились от неверных и сражались против них: "Если повинуетесь мне [то будет хорошо], если же нет, то приготовляйтесь для битвы и сражения со мной", то они, т. е. жители Цитина и русские, смирились и вернули обратно в Цитин то, что было у каждого [спрятано] в разных краях — женщин, детей и имущество. Затем укрепили Цитин со всех сторон завалами и преградами для битвы с посторонними. Так было, пока не пришел имам. И хвала аллаху, владетелю щедрот. Конец.

Затем имам со своим победоносным войском остановился в Танусе. Отсюда он послал войска к укреплениям в Агалич и Хоцатль. Что касается [защитников] крепости Агалич, то они постреляли из пушек для того, чтобы говорили, что они сражались, и сдались. Защитники же крепости Хоцатль сражались до тех пор, пока их пушка не была разрушена снарядами пушки имама, только тогда они сдались. Солдаты и снаряжение были разделены на 5 частей и распределены [по положенному порядку].[160] Цена солдат упала настолько низко, что их даже не покупали за 10 шахов человека.

Затем имам послал к жителям Аварии сказать: "Если вы отделитесь от неверных, то будет вам уважение и слава". Но они этого не послушались.

Дополнение. После того, как аллах всевышний помог прогнать неверных из этой страны [Аварии] и очистить от них эту землю, ⁷⁹ имам неоднократно совещался со своими помощниками, с каждым отдельно, о том, чтобы разрушить эту страну и расселить по разным местам ее жителей. Когда он посоветовался с ученым Заголовом ал-Хараши, тот сказал: "О сын мой, я раньше отговаривал тебя от выселения прочих жителей Хунзаха ⁸⁰ из их родных мест, но дело вышло противоположно тому, что я думал, оно совпало с твоим мнением. Да ты ведь и создан для этого дела, ⁸¹ опытен и искренен в нем. Делай как думаешь, ведь аллах всевышний сказал: «Если они оба захотят ⁸² примирения, то аллах помирит их между собою»". ⁸³

Затем имам созвал по этому поводу широкое совещание ученых и умных людей. В конце концов дело дошло до выселения аварцев из этих злополучных мест и достойных порицания сборищ путем разрушения их жилищ и удаления их поселений для пресечения источников пороков и рассеяния их в разные стороны от рудников расколов и сопротивлений. Они начали разрушать свои жилища своими собственными руками и руками правоверных. И не осталось в этой стране крова, под которым можно [161] было бы укрыться, кроме часовни шейха Абу Муслима, да будет свята его душа, и хвала аллаху, владетелю мира.

Глава о переселении жителей аварских селений путем разрушения их родных мест и жилищ

Причина этого следующая. Когда имам узнал о приходе начальника русских Аргута с войсками для поддержки и помощи находившимся в большой крепости в Хунзахе, которые не могли выйти из крепости, то он послал отряд войск для сражения и дачи отпора войскам Аргута в Чальды, местность Хоцатля.

Войска там встретились. Посланный отряд бился, но вернуть войска Аргута и оказать им сопротивление не смог. Тогда они уклонились от битвы и о кружным путем вернулись к имаму. Имам собрал затем мюридов и наибов и стал советоваться с ними о том, что делать, так как русские с Аргутом уже проникли на земли Хоцатля. Собранные порешили на том, что "нужно нам вернуться с этими великими трофеями и благородной добычей, ибо обычай наших отрядов — не встречаться в битве с врагом после того, как в руки отряда попала какая-либо добыча". Тогда имам сказал: "Я не вернусь таким образом, дабы не было сказано, что «вот они убежали в страхе перед каким-то христианином с грязным сиденьем и оставили ему свои завоевания после того, как аллах всевышний даровал им славную победу, великие завоеваний, многочисленную добычу и большие сокровища». Так давайте же потерпим до тех пор, пока не пожнем одно из двух наилучших благ — победу над врагом, или смерть праведников за веру".

Тогда они, устыдясь, отказались от своего мнения и, признавая справедливость мнения имама, согласились с ним. Имам приказал сделать завалы [162] на окраинах селения Танус, укрепить его хорошими преградами, расположить в должном порядке наибов с их регулярными частями и ополчениями и приготовить места для установки пушек. Когда показался конный авангард Аргута, состоящий из отступников, то известный Шуайб ал-Чечени попросил у имама разрешения вступить в бой против них со своими чеченскими всадниками и отразить врага по их чеченскому обычаю. Когда Шуайб вышел, то навстречу ему двинулись всадники Аргута, а затем русские отступили, и Шуайб с товарищами вернулся обратно. Аргут со своим войском поднялся на плато Хунзаха. Из крепости вышел один отряд и присоединился к его войскам. Они направились против войск имама, находившихся в Танусе, [идя такими местами], где их никто не встречал и не оказывал никакого сопротивления. Когда они приблизились к Танусу, то оттуда открыли по ним стрельбу пушечными ядрами, которые нанесли им многочисленный урон. Они остановились и не могли продвигаться вперед, по ним стреляли и спереди и с правого фланга. Укрепиться там они не могли, поэтому отступили и удалились. Они остановились в безопасном месте рядом с селением Гинчук.

Затем имам спросил мнения великого ученого Заголова о том, чтобы переселить жителей селений Хунзаха и сжечь их жилища. Но тот удержал его. Он заявил: "В таком случае здесь обоснуются русские войска". Тогда имам собрал руководителей и почитаемых людей Хунзаха и спросил их совета — что сейчас делать? Среди собравшихся находился умный храбрец Тана Мухаммед ал-Хацалухи, который вплоть до этого дня шел вместе с русскими в борьбе против имама. Он сказал: "Ты управитель над всеми людьми этого округа вплоть до Гехи и знаешь что наиболее правильно". Но когда он понял, что имам ищет у них ответа, то сказал: "Мы [163] думаем, что в интересах дела нужно разрушить наши жилища, сжечь наш сжатый хлеб, [находившийся еще в снопах], а нам переселиться туда, откуда мы не вернемся до тех пор, пока русские не будут изгнаны из этой земли". Имам был доволен этими мнением и речью и назначил для выполнения этого дела Хаджи Мурада с конными войсками. И они пошли, сжигая и разрушая. Когда же они приблизились к крепости, то навстречу им вышли русские. Произошло сражение. Затем имам выслал войска навстречу отряду русских в Хоцатль для того, чтобы отрезать им дорогу к плато Хунзаха, а сам с товарищами остановился в Алладе — это край полей Буцуна, возвышающийся над Хоцатлем. Он и его товарищи оставались там, соблюдая строгую тишину. Враги вышли вслед за войсками, посланными для упомянутой цели [отрезать путь русским на плато Хунзаха], но эти войска разошлись по своим родным местам и рассеялись по своим селениям, не захотев там встретиться в битве с врагами. Они бежали, обгоняя один другого. Имам вернулся на утро, после того как провел в посте более 10 дней рамадана, невредимым, унося с собой добычу в виде хорошего обильного снаряжения и больших и малых пушек. Хаджи Мурад со своими мухаджи-рами и пушкой остался в селении Сиух, защищенном завалами и преградами. Он заявил: "Я не оставлю это селение, пока не будет победа над нами".

Глава о ночном походе известного храбреца Шуайба для захвата баранты у жителей равнины

В то время, когда имам был в этом славном походе на плато Хунзаха, вышел Шуайб с теми, кто был с ним, спустился на поля жителей равнины и пригнал оттуда множество баранты. Говорили даже, что ее было около 16 тысяч голов. Они вернулись невредимыми. В связи с этим улетели сердца жителей [164] равнины, и земля стала тесной для них, вопреки ее просторам. С этих времен расширились области, [подчиненные] шариату. Те, кто раньше отрицал шариат, начали сейчас даже опережать мюридов в его выполнении, оказании помощи его руководителям и поддержке их, с серьезностью и усердием, оказанием услуг и помощью. Надели их аллах всевышний искренностью намерений во вратах добродеяний. И хвала аллаху, владетелю миров.

Глава о взятии крепости Гергебиль, осаде крепости Тевгар-хан-шура и прочем

После того, как имам вернулся из этого славного похода, он оставался [дома] для того, чтобы разговелись и несколько дней шавваля. Затем выступил и остановился у крепости Гергебиль. Он сражался с теми, кто был осажден в крепости около недели. Затем аллах всевышний открыл ее перед ним, вопреки желаниям в ней находившихся. Были перебиты находившиеся в крепости все до последнего и захвачено все, что там было найдено.

В Гергебиль к имаму явился послом Аслан, кадий Цадакара. А кадий Акуши прислал послом покорного человека Кадиласуль Мухаммеда. Сын этого Мухаммеда, хаджи-Абакар, с отрядом из жителей Акуши отправился для грабежа имущества неверных, стараясь первым достигнуть разрыва того, что было между жителями Акуши и русскими. Но большинство его отряда вернулось с дороги, боясь того, что хаджи Абакар выступил, не попросив разрешения у своего отца. Осталось с ним только 18 человек. Они пришли на пастбище Манасу и захватили там с морского берега около 300 голов скота.

Затем собрался народ из Акуши, Тарго, Гарабудага и других селений и напал на судно русских, называвшееся "Макар", груженое разными дорогими [165] вещами и большими богатствами. Судно было разгружено на берегу моря в стороне Тарго. Они забрали с судна то, чем обогатилось большинство из них. Затем имам вышел, остановился в Джанкоте и сжег жилище Ахмед-хана. Здесь к нему пришел кадий Акуши, а также пришли акушинские войска. Затем имам остановился в доме шамхала в Казанищах, а войска расположил в селениях вблизи крепости Темир-хан-шура.

Отсюда имам послал отряды и экспедиции на равнину собрать баранту для провианта. Здесь они съели их баранты до 40 тысяч голов, из них 11 тысяч, принадлежавших жителям Чахаля, и немного — жителям Сугратля. Они осаждали тех, кто находился в крепости Темир-хан-шура. Имам послал отсюда к крепости Тарго войско вместе с жителями Акуши. Они взяли там некую русскую крепость и забрали из нее многочисленное имущество. Когда же была уже близка победа над этой крепостью в Тарго, пришла к русским помощь извне. Тогда находившиеся в крепости вышли на открытое место, рассыпавшись без строя, для битвы с войсками имама. Когда оба войска встретились, то новые акушинские войска уклонились от сражения. Пришедшие к русским на помощь вошли в крепость, а затем вышли со всеми, кто там был, забрав все там находившееся и убежали к морю на судно. Конец.

Затем имам послал войско в крепость Бурандиб, расположенную вблизи могилы шейха Асильдара. Находившиеся там сдались, и крепость была взята.

Глава об изгнании русских из Хунзаха и осада их в укреплении Зырани

Когда имам взял крепость Гергебиль и оставался со своим победным войском на просторах равнины, заколебалось дело неверных в крепости Хунзах и [166] стала узкой для них земля, несмотря на ее просторы. Тогда начальник русских начал требовать от аварского населения заложников за заложниками. Когда же население проявило в этом полное повиновение, то он возвратил им всех заложников, которые были в крепости и сообщил им о том, что они хотят уйти из крепости. Он плакал и увещевал их, чтобы они не изменили им и не ударили им в тыл после их ухода. Он сообщил также им, что при уходе они оставят огонь в пороховом погребе для взрыва, чтобы не приближались к этому погребу. Затем они уничтожили то, что не могли взять с собою из пушек, а то, что не могли уничтожить, сбросили в ущелье Арук. Когда русские собрались уходить, слепой Али-бек ибн-Хусейн советовал аварцам: "Не завязывайте с ними битвы, пока они не начнут спускаться с горы Алах, чтобы они не вернулись в крепость, так как тогда дело усложнится. Кроме того, дайте знать жителям шамхальства об этом отступлении русских для того, чтобы они присоединились к вам. Поистине среди них также есть герои".

Когда русские начали спускаться с Алаха, аварцы напали на них с тыла и причинили им многочисленный урон. Когда имам узнал об уходе русских из Хунзаха и остановке их в крепости Зырани, то он послал войска для осады их в этой крепости. Осада в этой крепости была тяжела для русских; у них истощился провиант, они голодали до того, что даже ели конину. Когда имам приказал дать им дорогу [к отступлению из крепости], они вышли оттуда после того, как побросали в Большую реку [Койсу] то, что не могли взять с собой из пушек, пороха и снарядов. Конец.

Имам сидел в Казанищах. около 23 дней. В это время к нему пришло посольство из Чиркея, состоящее из кадия Тахмаз-хана и Джемаля с товарищами. Они пришли лишь после того, как чиркеевцы объявили войну русским, которые находились у них в крепости [167] за рекой. Они отпустили к русским солдат, находившихся в укреплении в верхнем конце их селения. Они отослали этих солдат невредимыми. Затем они разрушили: это укрепление; укрепление, бывшее на их полях; укрепление, стоявшее в стороне моста, за рекой; укрепление у теснины реки; укрепление, стоявшее там на чистом месте, и церковь, находившуюся между одним из укреплений и большой крепостью. Таким же образом явились к имаму в Казанищи жители Гимр, после того как дали дорогу тем, кто находился у них в крепости, отослав их, а крепость разрушили. Жители равнины стали приходить в Тарго усмиренные и покорные имаму, кроме тех, кто убежал в крепость Темир-хан-шура, как, например, шамхал Абу Муслим и ему подобные из знати. От жителей долины имам взял и отослал множество заложников, среди них были: кривой Будай ал-Джанкоти, сын кадия Айюба и им подобные. Он отослал также заложниками семейства тех жителей Чафара, которые убежали в крепость.

Затем имам послал хаджи Кибида ал-Унцукулуви с товарищами для перенесения из Тарго останков павшего смертью праведника Гази Мухаммеда. А Кибид знал место его погребения. Они вырыли и перенесли останки в Гимры, как было описано выше.

Те, кто подчинился имаму, неоднократно его просили оставить войска там у них, так как они боялись врагов, за себя и за свои семьи, в случае, если уйдут от них войска имама и оставят их; так продолжалось до тех пор, пока не пришла к русским помощь со стороны. А было время сильных холодов. Войска имама уклонились от битвы. Они еще до этого были изнурены пребыванием там на одном месте. Тогда имам и его товарищи вернулись в Эрпели. Отсюда имам послал освободить путь тем, кто был осажден в крепости Зырани, и разрушить и уничтожить ее после ухода из нее осажденных. И да прославится аллах всевышний славой без начала и конца. [168]

Глава о взятии крепостей Янги-юрт, Цубут, Миатлы и Гельбок

Когда имам спустился на равнину, то находившиеся в крепостях Янги-юрт и Гельбок ушли, оставив в крепостях массу разного имущества, военных припасов и поделок из железа — столько, что не сочтешь и не определишь. Уходившие приказали жителям Янги-юрта и Гельбока не брать и не дотрагиваться ни до чего того, что было оставлено в крепостях до тех пор, пока не придут мюриды Шамиля и не заберут эти крепости.

Весть об этом дошла до Хаджиява, сына Шахмандара, наиба Салатау. Он отправился с салатавцами в эти крепости и увез то, что было, погрузив на арбы, взятые у жителей Янги-юрта. Рассказывают, что там имелось 14 полных арб сукна. Все захваченное доставили в селение Дилим. А большие пушки, которые не могли утащить, сбросили в Большую реку [Койсу]. Затем салатавцы направились в крепость Цубут. Жители Цубута попросили 3 дня отсрочки для приготовления к борьбе с врагами, после чего они сами [обещали] начать сражение и прогнать врагов. Салатавцы дали им эту отсрочку. И когда ночью пришел отряд русских из Темир-хан-шуры и уже был близок от входа в селение, цубутовцы повели против них сражение и обратили их в бегство. Пришедшие убежали за реку с теми, кто находился в вышеуказанной крепости. Затем после 3 дней цубутовцы начали сражаться против тех, кто был в двух крепостях, находившихся в селении. Они сдались и вышли на суд наиба. Наиб судил их по низаму Шамиля. Затем салатавцы осадили крепость Миатлы. И уже почти была, близка победа над ней, как вдруг ночью выступили против салатавцев русские, пришедшие со стороны на подмогу к осажденным. Салатавцы замешкались, а в это время пришедшие [169] на помощь присоединились к находившимся в крепости и ушли с ними, захватив то, что было в крепости и побросав в реку свои пушки, которые они не смогли утащить с собою. Когда русские ушли, салатавцы вошли в крепость и разрушили ее до основания, забрав то, что там еще оставалось.

Глава о набеге Эфенди на Хайдак и Табасаран

Омар ал-Хайдаки находился при имаме как мухаджир [т. е. перебежчик из области, не подчиненной Шамилю]. Он попросил у имама после возвращения из Казанищ дать ему войска для покорения той округи [из которой он был родом] и подчинения ее имаму. Имам послал мухаджира кривого Мухаммеда Эфенди ал-Хуми, в Хуми — селение поблизости от Гази-Гумука, — с отрядами 4 наибов, в конце зимы этого 1260 [1844] года. Он приказал Эфенди присоединить к этим войскам войска из вилайета наиба Аслана ац-Цадакари и вилайетов кадия Мухаммеда, наиба Акуши. Эфенди отправился с ними. По дороге его встретил некий ученик с письмом от кадия Акуши. И вот в этом письме сообщение для Эфенди: "Поистине, эти наши жители не будут выполнять твои приказы, пока у них хватит на это сил".

На это письмо Эфенди послал ответ: "Поистине, мы не вернемся, кроме как по приказу возвращающего". Они шли до тех пор, пока не остановились в Цадакаре у кадия Аслана. Забрали у него ополчение, двинулись дальше и остановились у кадия Мухаммеда в Акуши, вопреки желанию его жителей. Они пребывали там, набирая войско из жителей Акуши, которые втайне охотно соглашались на это. После всякого всего акушинцы послали с Эфенди свое войско во главе с хаджи Абакаром. Затем остановились в Кишабе и подчинили его жителей, назначив [170] над ними наибом мухаджира Омара ал-Хайдаки. Затем остановились в Маджалисе. Чамал-хан убежал к русским. Они пригласили в Маджалис около 60 человек знати из вилайетов Хайдака. Эта знать воспротивилась тому, чтобы войска останавливались в их селениях, и повернула обратно. Но войска пошли вслед за ними с двух сторон, и эти вилайеты не имели возможности оказать им сопротивление. Их подчинили, поставили над ними наибов, кадиев и начальников и взяли от них обязательство и обещание о повиновении имаму. Затем пригласили в Хайдак около 60 человек знати из Табасарана. Они изъявили покорность, но противились приходу и остановке у них войска до тех пор, пока они не соберут у себя общий сход. Знать повернула обратно, а войска пошли по их следам. Остановились в Табасаране, подчинили его жителей и назначили над ними наибов, кадиев и начальников и взяли с них обязательство и обещание о повиновении имаму. В итоге у них собралось многочисленное большое войско. А Аргут проклятый стоял в стороне Кура, охраняя вверенный ему вилайет. Затем пришло письмо от кадия Акуши Мухаммеда; он писал: "В интересах дела нужно разрушить и сжечь селение Даракама, а жителей оттуда переселить в наши владения". Тогда войска направились в эти селения с намерением осуществить предложение кадия.

Когда же они остановились в этих селениях, то 4 наиба [отправленные Шамилем с Эфенди] начали упрашивать Эфенди не жечь эти селения, и он согласился с ними. Затем пошли в город Баршалы. Жители Баршалы пришли к ним и стали просить не останавливаться в их городе. Они обещали выполнить все, что им будет приказано. Им было приказано доставить 600 арб провианта. Затем они пробыли в Уртамыше около 10 дней и вернулись обратно И хвала аллаху, владетелю миров.[171]

Глава о набеге Амир-хана в Эрпели и Каранай

Когда имам проходил через Эрпели и Каранай во время своего возвращения из Казанищ, то он приказал их жителям переселиться в места, недоступные для врагов. Они попросили у него отсрочки до тех пор, пока не настанет хорошая погода. В то время стояли холода. Имам дал им отсрочку. Когда же имам ушел, то они укрепили окраины двух селений, переселили жителей селения Ишкит в Эрпели и сделали завалы в этих селениях с намерением сражаться против имама. В начале весны 1260 [1844] г. имам послал Амир-хана ал-Чиркави против них с отрядами 4 наибов. Сам имам находился в Чиркате. Амир-хан условился с войсками о том, чтобы спуститься на равнину Эрпели рано утром в такой-то день. Он сам вышел с 2 наибами и спустился в нижний край селения Эрпели немного раньше наступления утра. Другие 2 наиба также выступили для того, чтобы спуститься в верхний край селения. Вдруг 2 лошади лазутчиков этих 2 наибов (чего-то испугавшись) убежали и промчались мимо дозоров, выставленных жителями Эрпели. Дозоры вышли узнать, чьи это лошади, и увидели войска. Они подняли тревогу, и жители Эрпели выступили навстречу войскам. Они вывели свои семьи из нижней части селения для того, чтобы спасти их в крепости. Амир-хан и те, кто были с ним, с нижнего конца проникли в селение. Жители Эрпели не имели возможности вести одновременно битву с двумя отрядами и были вынуждены уйти из селения со своими семьями и пожитками, кроме небольшой группы, укрывшейся в одном из домов. Они укрепились там и сражались. От их рук пал смертью праведника один человек. Их дома были сожжены. К Амир-хану явился посланец из Караная, [прося его] не выступать против них. Но Амир-хан вернул посланца обратно, приказав [172] передать, что "истинно эти вот жители Эрпели уже сдались нам. Если и вы сделаете то же самое, то добро вам, иначе же мы непременно придем к вам". Тогда жители Караная приготовились для битвы. Затем войска отправились к каранаевцам, но их на пути встретили те, кто был послан [с известием] о сдаче. Войска вошли в селение. А жители до этого приготовились уже для битвы, они разрушили крыши домов для устройства завалов и преград на улицах. Жителей с их имуществом заставили покинуть селение. Вместе с жителями был брат наиба Чечни Уллубия, его семья и жена его другого брата. Жителям Эрпели было приказано поселиться в Ургу, а жителям Караная было приказано остановиться в селении Гимры. Когда со всем этим было покончено, пришел отряд русских из крепости Темир-хан-шура для оказания помощи жителям Эрпели и Караная. Произошло сражение. Затем русские вернулись обратно.

Глава об уходе жителей Чиркея из своих родных мест

Жители Чиркея непрерывно враждовали с находящимися в их селении русскими в течение 7 месяцев, т. е. с того времени, когда они объявили войну еще до своего прихода к имаму в Казанищи, как уже выше было описано. Чиркеевцам был нанесен большой ущерб и в имуществе и в людях пушечной! стрельбой по ним и ночью и днем из находящейся за рекой крепости русских.

Враги им причиняли также много бедствий, не давая брать воду из реки, а других источников воды, кроме реки, у них не было. В начале лета этого 1260 [1844] г. против чиркеевцев выступил проклятый генерал. ⁸⁴ Тогда имам переселил чиркеевцев и тех, кто находился вокруг них, жителей Салатау и Эрпели, [173] в Цантаракан и сделал завалы на подступах к местности, носящей название "мельницаХусейна". Русские вступили с двух сторон в селение Чиркей только лишь после того, как им со стороны чиркеевцев было оказано упорнейшее сопротивление. Чиркеевцы ушли из битвы к своим семьям. Русские сожгли селение и разрушили его так, что не осталось в нем ни возвышающейся стены, ни стоящего дерева. Затем жители Чиркея рассеялись по различным местам.

Добавление об одном хорошем сражении, проведенном жителями Чиркея в дни бедствий. Это было тогда, когда русские по возвращении из Ахульго направились против чиркеевцев в связи с тем, что им стало известно о том, что чиркеевцы помогали находившимся в Ахульго и снабжали их тем, чем могли, из припасов, снаряжения, провианта и пр.

Когда чиркеевцы увидели направляющихся в их сторону русских, они увели свои семьи, захватив все, что можно было взять им с собой, в недоступные места густых лесов. Чиркеевская молодежь думала сражаться с врагами, но чиркеевская знать просила их выйти из селения и дать русским дорогу в Чиркей. Они говорили: "Русские не причинят нам вреда. Они уйдут отсюда в Индири". Молодежь согласилась и вышла за пределы селения. Генерал Клюки-фон-Клюгенау выслал вперед 3 тысячи солдат под командой Османа ал-Чиркави. Когда первый из этих солдат вступил на край селения, то молодежь открыла по нему ружейный огонь и убила его. Вдруг этот предводитель [русских] Осман сам начал сражаться против русских солдат, сказав: "Неужели же я не подвергнусь смерти в то время, когда враги овладевают родиной отцов". Он убил из них офицера и сержанта и сам был убит. Тогда молодежь перекликнулась между собой и набросилась на солдат наскоком волков, находящихся среди стада [174] баранов. Они убивали и косили их и прогнали туда, где не даст убежища один другому.

Когда отступающие достигли моста, то там на мосту сгрудились те, кто бежал и те, кто возвращался; в связи с этим множество из них попадало в реку и утонуло. Один отряд русских бросился в реку, сбившись с дороги и целиком утонул. И несмотря на это, из чиркеевской молодежи пали смертью праведников только двое и один был убит по ошибке кого-то из них же самих. Чиркеевцы захватили большую добычу, ружья, порох и пушку с лошадьми. Неверные остановились на открытом месте, думая, что чиркеевцы вновь нападут на них со стороны мельницы Хусейна.

В один из дней группа из этой чиркеевской молодежи выступила для нападений на тех русских, которые двигаются по дороге в Темир-хан-шуру. Они сражались с теми, кто там находился. Они убили около 30 солдат и взяли в плен некоего начальника и 4 его товарищей. Тогда русские послали к ним сказать: "Если вернете нам пушку и этого начальника, то вам от нас будет спокойствие и безопасность и между нами будет мир и согласие".

Все жители Чиркея упрашивали эту молодежь отдать жителям этого начальника. И они отдали его чиркеевцам, которые вернули русским и пушку, и начальника и заключили с ними мир. Неверные повернули обратно, обманувшись в своих надеждах и прежних намерениях покорить жителей Чиркея.

Рассказывали, что этот начальник был чаландар царя. Он повстречался с чиркеевцами во время возвращения с вершины [т. е. из Ахульго]. Рассказывают также, что жители Чиркея для того, чтобы посмотреть его, толпились вокруг него в каждом месте, [где только он появлялся]. Проклятый же подумал, что каждая пядь земли в Чиркее наполнена мужчинами и молодыми людьми, и сообщил об этом [175] своим братьям, среди которых еще больше увеличились страх и опасения.

Из-за этой битвы неверные уничтожили из скота чиркеевцев 50 тысяч голов баранты, 4 тысячи коров,. 500 ослов и множество мелкого скота. В это время, когда чаша весов отступников перевесила чашу сражающихся против них, жители Чиркея оказывали приют мюридам и были прибежищем для опасающихся измены. Да поселит их аллах всевышний на их родных местах безопасными и победителями над врагами.

Глава о выступлении имама в Акуши

Когда в Чиркее произошло в начале лета 1260 [1844] г. то, ⁸⁵ что предопределил аллах всевышний, имам находился там до тех пор, пока не ушел оттуда проклятый генерал и остались там только небольшие остатки неверных. Когда же имам узнал, что этот проклятый направляется в Акуши, то он оставил пехоту для наблюдения за этими остатками неверных,, а сам со всей своей конницей выступил, опережая русских путем пересечения горных хребтов, в Ишкаталы, для подчинения себе жителей Акуши и укрепления их для борьбы с врагами и стойкости в битвах.

Конница шла [без остановки] до тех пор, пока не остановилась в Акуши. Русские также достигли равнины, принадлежавшей жителям Акуши.

Когда имам узнал о приходе русских, то он вышел с теми, кто был с ним, и расположился на одной горе. Жители Акуши пытались обмануть имама, [согласившись притворно] на переселение с ним в одно неприступное место и оставление своих родных мест. Однако переселились с ним только немногие [176] из них. Затем имам ушел с этой горы и остановился в селении Баршалы. Здесь он провел ночь. Утром русские догнали войска имама. Завязалась битва. Затем имам и его войска отступили, и было так, что каждый камень или стена сражались против них. Когда достигли Цадакара, имам остановился там для того, чтобы забрать с собой тех, кто из жителей Цадакара собирался уходить, и помочь им [сделать это]. Русские в это время шли вслед за войсками имама, а там, где последние проходили, с ними сражались те из отступников, кто встречал их.

Достигнув селения Каркадан, имам здесь нашел свою пушку, которую оставил и бросил один из убежавших его наибов. Имам остановился у пушки и сказал: "Я не уйду с этого места иначе, как с этой пушкой". Его товарищи поневоле потащили эту пушку, они впряглись в нее по принуждению. К вечеру они вступили в Салатау, а враг не переставал гнаться за ними следом. Затем пошли дальше, пока не перешли через мост в селении Куруда на сторону Хоцатля, там они остановились. Они разрушили этот мост, сделали завалы и укрепили то место, где стояли. Притащив из Хоцатля пушку, они открыли стрельбу по русским, которые расположились выше поля, называемого Бири.

Имам еще раньше послал письмо, призывая пехоту, оставленную им в Акуши. Пехота пришла со стороны Хунзаха с барабанным боем и с пушкой. Сражались с русскими при помощи 2 пушек. Русским был причинен этими 2 пушками многочисленный урон. Были убиты среди русских даже некий начальник и дежурный генерала снарядом, пробившим генеральскую палатку, в связи с чем улетело сердце генерала, и он не успокоился до тех пор, пока русские на заре не обратились в бегство. А войска и имам шли с боем по их следам. Сражались и убивали. В этой битве пал смертью праведника [177] ученый Хасаниль Мухаммед ал-Иллуви, он был один из числа тех людей, ⁸⁶ которые были для имама в Хунзахе "вместилищем и бурдюком" [т. е. доверенными людьми и источником помощи и опоры]. Там впервые присоединился к имаму Данияль-султан, сделавшись мухаджиром. И хвала аллаху от начала до конца [мира].

Глава о походе Данияль-султана для взятия селения Чох и о сожжении этого селения

Когда имам вторично вернулся из Гази-Гумука, то жители Чоха сражались против него и убили одного из бывших с ним людей. Они возгордились и начали творить беззакония. Когда же имам поднялся в Тадбутри, то он приказал своему наибу Ки-биду Мухаммеду ат-Тилики выступить против Чахаля с войсками сопредельных с Кибидом наибов для покорения жителей Чахаля и устройства среди них управления по шариату. Когда Кибид с войском пришел туда, то чахальцы не повиновались введению у них шариата и установлению управления имама. Они начали сражаться. Кибид ушел от них обратно. Затем пришел в Чахаль Аргут, обманщик и соблазнитель народа, он восхвалил жителей Чахаля, роздал им многочисленные подарки и, приказав им быть твердыми и устойчивыми, назначил над ними начальником Ибрахима Мухаммеда ал-Чохи. Последний начал усилять раскол и укреплять отступничество. Жители Чахаля построили по сторонам своего селения 10 башен. Они поддерживали неверных и их главу Аглар-хана и враждовали с мюридами и праведными. И не было у них других намерений, кроме того, чтобы русские овладели этим краем. Вот поэтому то [178] и послал имам Данияль-султана ал-Элисуви с войсками горных наибов, назначив Данияля начальником над этими наибами.

В конце зимы 1261 [1845] г. Данияль расположил войско на горе Хутуб ⁸⁷ и оставался там 5 ночей. Он послал к жителям Чахаля призвать их к повиновению имаму, введению судов ислама и выдаче в этом заложников. Жители Чахаля тогда послали гонцов с просьбой о помощи к Аглар-хану, в Гази-Гумук, Акуши и Цадакар. Запрошенные о помощи замешкались с ответом. Тогда жители Чахаля сделали вид, что они согласны на мир. Но когда появился Аглар-хан с одной стороны, ацадакарцы и акушинцы — с другой, то чахальцы прогнали из селения тех, кто пришел для переговоров о мире. Они кичливо отвернулись, возгордились и стали надменны в обращении. Тогда Данияль-султан вышел с войском и расположился в нижней части селения.

В селении в это время были осажденными наиб хаджи ал-Асами с товарищами, а хаджи Муса с товарищами укрепились в одном из домов и защищали проход, через который могли бы войти войска Данияля. Данияль проник с войсками в нижнюю часть селения и послал помощь к хаджи Мусе. В селение вошло около 300 кудальцев для помощи отступникам. Аглар-хан с его войсками остановился в стороне кладбища, а акушинцы и цадакарцы расположились рядом с войсками Аглар-хана. И битва между ними пылала 8 дней с их ночами.

К Данияль-султану пришел от имама посланец с письмом. Имам писал: "Не возвращайся от них до тех пор, пока не покоришь и не подчинишь их, или пока не будут перебиты все до одного те, кто находится с тобою". И тут как раз собрались к нему [179] наибы и начали его уговаривать отступить. Они считали их дело крайне затруднительным. Данияль ответил им грубыми словами и сурово обошелся с ними. Он сказал: "Я не отступлю от приказа имама, если даже останусь один со своими товарищами".

На девятый день Данияль отдал распоряжение 4 наибам оставаться в селении, приказав им не покидать своих позиций, если даже он сам вынужден будет отступить. Затем он вывел остальных наибов с их отрядами на такое место, откуда они были видны находившимся в селении Аглар-хану и отступникам.

Он построил отдельными рядами всадников и пехоту и, приказав им не ломать строя, двинул их против лагеря Аглар-хана, всадников с одной стороны, пехоту — с другой. А до этого он послал к наибам, расположившимся на полях Чахаля, приказ о том, чтобы они двинулись против лагеря акушинцев и цадакарцев. Акушинцы и цадакарцы обратились в бегство. Побежал и Аглар-хан. Они даже оставили знамя Аглар-хана, его постель, козры и походную утварь.

Войска Данияля шли вслед за ними, раздевая и убивая. Данияль еще ранее приказал своим войскам не убивать никого из отрядов Аглар-хана, кроме тех, кто является другом или товарищем Аглара, а только раздевать их, но убивать всех, кого захватят из жителей Акуши и Цадакара. Когда отступающие были рассеяны, войска Данияля повернули против находившихся в селении. Последние собрались в некоторых домах верхней части селения. Здесь войска Данияля начали захватывать и отбирать из имущества чахальцев украшения из золота и серебра и прочие драгоценности, одежду и домашнюю утварь, и какое множество и насколько красивого и драгоценного [имущества] имелось в этом селении! [180]

Затем, при наступлении темноты, Данияль приказал посылать сотню за сотней по очереди от каждого наиба для пресечения пути к бегству тем, кто укрепился в домах [верхней части селения]. Но эти сотни от каждого наиба не собрались, так как увлеклись сбором имущества, и те на рассвете убежали с семьями, захватив с собою то, что могли взять из имущества. На завтра, в день пятницы, селение было сожжено.

Рассказ. Рассказывалось среди жителей Чахаля от старшего к старшему, со слов ученого Махада ал-Чохи, о том, что известный ученый Мухаммед, уроженец Кудуки, а родом происходивший из Ругжа, да помилует его аллах всевышний, поднялся однажды на крышу мечети в день пятницы и, смотря на селение Чох, сказал: "Истинно, оно будет сожжено в день пятницы". И вот оправдалось его предсказание. И хвала аллаху, владетелю щедрот и милостей. Данияль оставался там 4 дня. Захваченное имущество было разделено на 5 частей и были подсчитаны павшие смертью праведников в этой битве и раненые. Павших оказалось около 200 человек, раненых — около 1025 человек.

Глава о великом сражении в 1261 [1845] г., в котором был бит Воронцов ⁸⁸ и обратился в бегство с позором и огорчением ⁸⁹

Когда имам узнал о намерениях русских, то первое, с чего он начал, был его приказ об уничтожении русской знати, которую он раньше забрал в плен во взятых им крепостях. Они были перебиты и сброшены в Даргинское ущелье. Затем имам выступил [181] со своими товарищами и пушками и расположился на равнине Алмахаля. Здесь он узнал, что русские двигаются от горы Хих к Ханчи. Тогда он быстро вернулся к своей семье в Дарго, а они уже приготовили свои пожитки к переселению, совершил у них полуденную молитву и приказал им переселиться в селение Сальбари. В тот же день он сам ушел в селение Анди.

Имам еще ранее взял с наиба Анди Рамадана и его мюридов клятву в том, что они выполнят любой его приказ или его запрещение. Сейчас он [придя в Анди] приказал им сжечь их селения, начав прежде всего со своих собственных жилищ, дабы облегчить это дело для прочих ополченцев. Конец.

Он остановился в местности Буерах, а русские остановились в местности Харкабур. Здесь к имаму пришел прекрасный храбрец, проницательный Хитын ад-Данухи, и спросил: "Каковы ваши намерения?" — "Наши намерения — газават и джихад", — ответил имам. Тогда Хитын сказал: "Я не думаю, чтобы им [русским] можно было противостоять и сопротивляться из-за их силы и неприступности и многочисленности их снаряжения и вооружения". Русские оставались там больше недели. Выпал большой снег, подул сильный ветер, а время было — начало лета, лошади у русских погибли, провианту стало мало.

А имам до этого вернулся в Анди. ⁹⁰ Здесь опять к нему пришел этот совершенный Хитын и сказал: "Поистине, уже исчезла неприступность русских и погасла их мощь". [182]

Когда русские направлялись в Буерах, то андальцы и прочий народ просили у имама разрешения оказать им там сопротивление, но имам им не разрешил, и они вернулись для того, чтобы продолжать жечь свои селения. Имам послал наиба Сайда ал-Инхови в селение Зилли, наиба Гальбаца ал-Хунзахи — в селение Ригун, третьего — в другое селение и т. д., а сам с теми, кто остался с ним из багуляльцев и других, направился в селение Анди. Жители Анди оказали войскам, выступавшим вместе с имамом, сопротивление и сражались с ними. Затем они сдались. И вот, когда имам находился в доме Рамадана, пришел к нему наиб Сайд и сказал: "Жители этого селения [Зилли] нам не подчиняются и не дают жечь селение. А некоторые из них засели в укрепление для того, чтобы оттуда оказать нам сопротивление".

Имам потребовал к себе Рамадана и сказал ему; "Что это за вести? А? Рамадан?" Рамадан надел оружие, сел на лошадь и поехал один. Когда он приблизился к ополченцам Сайда, то он закричал на них, злобно ругаясь, понося и препираясь с ними: "Вы угнетаете мой вилайет, притесняете моих подданных". Затем он приказал жителям Зилли собраться на одном гумне и позвать тех, кто был в укреплении, для того, чтобы они сообщили ему, за что они порицают этих пришельцев и изложили бы ему свои жалобы на них. Пришли и те двое, которые были в укреплении. Рамадан на коне все время ездил вокруг сидящих на гумне. Когда он проезжал мимо одного из тех, кто был до этого в укреплении, он вдруг ударил шашкой по его шее — тот тотчас скончался. Ударил другого — тот также упал. Затем он приказал Сайду быть настойчивее и суровее обращаться с жителями, жечь и разрушать, а сам вернулся обратно. [183]

Глава об уходе имама из селения Анди после его сожжения и о том, что произошло после

Когда русские приблизились к Бусраху, селения были уже сожжены. Русские вошли в Анди, а имам с некоторыми войсками вышел оттуда по дороге в противоположной части селения — к горе. Большинство войск рассеялось; убегали испуганные и устрашенные, не обращая ни на кого внимания и не разбирая пути, не остерегаясь ни реки, ни падения в ущелье. Имам прилагал все усилия остановить и собрать их, но не смог. Имам ранее был уверен в том, что те, кто находились с ними на этой горе, его не оставят, однако они убежали и оставили его там с каким-нибудь десятком товарищей.

На этой горе один из наибов сказал артиллеристу, опытному стрелку хаджи Яхье ал-Чиркави: "Доставь пушку в Хиган-Биган", но тот ответил ему грубым словом. Он ему заявил: "Я не нахожусь под твоим началом [букв. твоей заботой] и подчиняюсь только приказу имама и воздерживаюсь только от того, что он запрещает". На этой горе сказал имам следующее: "Это сражение — моровая язва для отступников, думающих, что уже рассыпалась соединенность ислама. Проявляются их тайные помыслы, а их руки тянутся к мечам насилия и секирам мести". И было так, как он сказал. Конец.

Имам направлялся в Тадбутри. Некоторые наибы и их отряды вернулись по своим домам, а другие расположились лагерями.

В это время великий ученый Заголов ал-Хусдади посылал к их наибу, храбрецу Микаилу, неоднократно письма, прося его вернуться с его ополченцами. Он писал: "Что вы стоите там? Русские уже засели в Анди. Так возвращайтесь же к себе на родину для того, чтобы мы могли посоветоваться о том, [184] что нужно предпринять в это время, и мы сделаем то, что сделают жители Дагестана". Конец.

Затем вернулся имам на эту гору и послал письма, призывая ополчение. Собрались наибы и их ополчения. А русские уже расположились лагерем в Харкабуре и лагерем между селением Сахаль и Бусрахом. Отряд русских во главе с проклятым Воронцовым расположился между Гагалем и Андалем.

Русские начали там предпринимать трудные и большие дела. Говорили, что они там строят крепость для того, чтобы склонить и подчинить себе народ. Когда же затянулось пребывание русских в таком положении, имам направился к чеченским войскам, наибы которых находились в Дарго, для того, чтобы посоветоваться с ними, дать им наставление, уговорить их и расположить к себе их сердца. Имама встретили два чеченца Хан-мирза и Урсуби. Их послал проклятый Воронцов сказать: "Пусть приходит Шамиль или для мира, или для сражения". Имам ответил: "Если бы он требовал от меня мира, находясь у себя на родине, то я ответил бы ему по этому поводу речью, соответствующей и месту, и положению. Ну, а в данное время уже не будет между мною и им ничего, кроме меча и битвы. Я готов сражаться с ним в любое время и днем и ночью. Пусть приготовляет любое количество людей и их снаряжение после вашего возвращения". С этими словами он вернул посланцев обратно. Конец.

Когда имам достиг чеченцев, то нашел их жаждущими видеть его и соскучившимися в его отсутствие. Они до слез обрадовались его приходу. Они сказали: "Нет ничего над нами [страшного] после того, как мы увидели тебя и ты завел с нами дружбу. Мы до этого думали,-что ты вовсе нас оставил и променял нас на других". Когда имам увидел искренность их намерений и прекрасность стремлений, то заявил им о том, что он останется у них, [185] и поклялся им на Коране, что он не заключит с русскими мира, кроме как на основе того, что предписывает этот Коран. Точно так же поклялись и наибы и их ополчения. Он поселился там у них и призвал к себе своих товарищей. А все отряды других наибов, кроме чеченских, находились в горах Андаля.

В одно из времен к имаму явились посланцы от великих наибов, прося у него мира с этим проклятым Воронцовым, чтобы последний вернулся к себе. Они боялись, что другое русское войско уже достигло моста на реке в округе Хид. Имам забранил их, сделал им выговор, пригрозил им и, назвав их глупцами, сказал: "Истинно, этот проклятый Воронцов не будет возвращен обратно нашей к нему мягкостью. Он вернется только при условии получения того, что он хочет из заложников и договоров", и он снова поносил их и говорил по их адресу грубые слова за их слабость и бессилие.

Однажды к имаму пришел некто, сообщивший о том, что некоторые мужчины Андаля ходят тайно к русским. Имам призвал их наиба Рамадана, находившегося в Элисанджи, сообщил ему об этом и послал его отсечь головы тем, кто будет найден совершающим подобные поступки, и отправить эти головы к русским.

Рамадан пошел, сделал среди них розыск и узнал, что трое мужчин носили бурки Воронцову. Он их убил, отсек их головы и, насадив их на колья, выставил на пути русских к водопою. На лоб одной из голов привесили записку с надписью: "Это — воздаяние тем, кто ходил к вам. До сих пор мы вами не занимались. Но отныне вы увидите, что произойдет между нами и вами ".Когда весть об этом случае дошла до Воронцова, он был огорчен и не смог этого перенести. Он ругал отступника Мусу ал-Анди, который ранее призывал русских и обольщал их пустыми надеждами. Он заявил Мусе: "Поистине, ты, шайтан, раньше говорил о том, что Нахбагаль, Багуляль и Андаль придут к нам [186] покорные и подчинятся нам, когда мы спустимся на их равнины. Где же те приходящие? Да и кто придет, если они делают такие вещи?"

С этого дня исчезла неприступность Воронцова и сломалась его сила и суровость. Затем один из наибов напал с тыла ночью на вышедшую оказию русских. Рассеяли, разграбили и уничтожили ее, а те, кто был с нею, были прогнаны туда, откуда пришли. Затем преградили эту дорогу завалами и перерезали ее [для движения]. А начальник этой оказии сидел в Темир-хан-шуре запертый, растерявшийся и беспомощный. Проклятый Воронцов был вынужден отступить и уйти обратно.

Говорили, что его приход в Дарго был предпринят только с целью сокращения и облегчения пути для своего спасения.

Глава о приходе русских в Старое Дарго и о начале борьбы против них

Эти проклятые русские оставались на равнине Ансаля около месяца. В конце этого [месяца] имам узнал, что его жена Фатимат сильно больна. Он вышел из Дарго, чтобы навестить ее в Сальбари. Когда он остановился в Дарго Джавад-хана [т. е. Новом Дарго], к нему пришел сообщивший о том, что русские завтра спустятся в Старое Дарго.

Наибы Чечни и их отряды уже разошлись по своим родным местам. Тогда имам, находясь в Новом Дарго, написал письма, созывая ополчение, и разослал их в ту же ночь. К жене своей он послал одного своего товарища, а сам вернулся назад, дабы не сказали, что он убежал от наступающих русских. Когда он достиг Старого Дарго, русские показались на вершинах гор со стороны Ансаля. Небольшой отряд товарищей имама полетел навстречу русским и из леса завязал с ними сражение. [187]

Имам еще ранее приказал наибам, находившимся на равнине Андаля, спешно выйти в Дарго, в случае если туда направятся русские, с таким расчетом, чтобы они попали в Дарго раньше русских. Наибы пришли к имаму со своими отрядами, предводительствуемые Микаилом. Дома Дарго были сожжены, а войска имама вышли в его окрестности. Русские расположились на равнине Дарго и поставили свои палатки. Имам в ту же ночь послал один отряд извлечь спрятанные там пушки и притащить их. Их притащили.

На второй день русские, партия за партией, отправились к тому месту, куда были сброшены трупы их знати, перебитой в Дарго, о чем было упомянуто в начале главы [о Дарго], и возвращались обратно. Рассказывали, что направившихся туда с этим проклятым Воронцовым было 30 тысяч человек. Когда русские расположились в Дарго, имам послал забрать оттуда его семью и больную жену и перевести их в Элисанджи.

Рассказ. Родственник хозяина дома, где остановилась семья имама в Сальбари, находился среди русских. Он тайно пришел к семье домохозяина и приказал им привести в условленное место сына имама Мухаммеда Шафи, который был еще маленьким мальчиком. Он сказал: "Нам за это будет полная мерка серебра и золота". В один из дней пошли их дети [родственников хозяина] с детьми мухаджиров, а с ними был и Мухаммед Шафи, с намерением собирать зелень. Когда они зашли далеко, Мухаммед Шафи намеревался вернуться обратно, но дети хозяина не пустили его. Тогда он сказал своим товарищам [детям мухаджиров]: "Моя бабушка не оставляет меня и не позволяет мне уходить далеко, а эти ведут меня в далекое место". Тогда его товарищи закричали и начали звать на помощь. Затем эти товарищи поспешно вернулись и стали кричать издалека, снова зовя на помощь. [188]

Этот крик услышал наш брат набожный Мухаммед ал-Инхови. Он также закричал и позвал на помощь. Вышли люди и взяли Мухаммеда Шафи, он уже был близко подведен к месту, где были привязаны лошади на неровном узком спуске. И хвала аллаху, владетелю миров.

Глава о сражении в Бальгите

В один из дней имам вывел из Бальгита на смотр своих солдат с барабаном и трубами, на которых они играли и забавлялись. Против них вышли русские войска. Завязалась сильная битва. Большинство русских и два их офицера были убиты, в связи с чем истощилась их решимость и увеличилась их скорбь. В этой битве пал смертью праведника юноша-храбрец проницательный Хитын ад-Данухи, да будет свята его душа. Затем вышли русские войска на дорогу в Анди для сбора провианта. Имам послал вслед за ними наибов с их войсками. Эти войска перебили русских. Их валили, как сжатые снопы и срубленные деревья, одного на другого и забрали у них пушку. На второй день вышла оказия русских. Войска имама напали на нее и сражались с русскими и с фронта, и с тыла, и справа и слева до тех пор, пока не перебили их, как в первый день. От них забрали другую пушку, лошадей и множество различных вещей. Русским досталось провианта только небольшое количество.

Во время этого сражения Сухайб, чеченский наиб, пошел обмыться в лощину, куда никто из войск имама не спускался и нашел там около 300 русских, зарезанных и брошенных. И хвала аллаху, владетелю миров.

Глава об отступлении русских из Дарго

Русские пребывали там несколько дней, терпя сильный голод и большие трудности до того, что [189] проклятый Воронцов беспрестанно плакал и, удрученный горем и скорбью, просил аллаха всевышнего о своем спасении. Когда увидел его в таком состоянии Илия ал-Курчи ал-Иригляви, то он обнял его и сказал: "О ты, отец. Не печалься и не огорчай своих детей при трудностях. Истинно, я, сын твой, спасу тебя от этих, вынеся на своей спине". Благодаря этому стала великой мощь Илии среди русских а Воронцов сделал его приближенным к себе, так как он прекратил его скорбь и укрепил бодрость его войск. Затем в один из дней, рано утром, русские на глазах у всех принялись сжигать свои палатки. Осталось из их палаток только около 27 штук. Затем они поднялись для бегства. Войска имама в лесу напали на них с четырех сторон. Убивали их и валили, как сжатые снопы и срубленные деревья. Бывало так — окружат отряд из них, напав спереди, и избивают его до тех пор, пока не уничтожат весь и не заберут то, что есть у них из лошадей, мулов и прочего имущества. Бывало так: кто-либо из войск имама нападет на какого-нибудь русского и забирает от него то, что ему понравится. Один даже взял из рук русских повод мула, на котором везли "казну", и увел его с собой, и русские не могли помешать этому. Ночью русские расположились на холме Цамутар. На второй день они продолжали отступление, а войска имама делали с ними то же, что и в первый день. Ночевали русские на холме между Шуном и Алири. На третий день они пошли таким же образом: их избивали, косили и раздевали до тех пор, пока они не спустились в селение Шамхаль-Бирди.

В этой битве пали смертью праведников прямоидущий наиб Сухайб и передовой храбрец Ильдар. Рассказывают, что Воронцова несли в железном сундуке и рассказывают, что нес его Илия ал-Курчи на своей спине.[190]

Глава о сражении в Шамхаль-Бирди

Когда русские остановились в Шамхаль-Бирди, то войска имама окружили их и держали несколько дней в осаде. Русские зарыли в землю там и по дороге все тяжелые и дорогие вещи, как то: пушки и пр. Войска имама непрерывно нападали на них со всех сторон, они же уже не оказывали им сопротивления и не были в состоянии защитить самих себя. Там выстрелом из пушки был убит один их начальник в своей палатке. Воронцов опять там плакал, а Илия утешал его как и прежде, так как он уже плакал три раза. Русские испытывали голод и сильную жажду. Голод и жажда их едва не погубили. Они высасывали влагу из деревьев. Рассказывают о том, что один бывший среди них отступник предложил солдату 15 куршей [рублей?] за початок кукурузы. Солдат ответил: "А что я сделаю с этими 15 рублями после моей смерти?"

Рассказ. Рассказывают, что у Воронцова была молочная корова, его кормили ее молоком. И вот украл эту корову, вследствие сильного голода, Джавад-хан, сын Мустафы-хана аш-Ширвани. Он при выступлении взял с собой в поход почти сотню слуг. Корову сварили и съели ночью, а кости зарыли под палаткой Джавад-хана. Когда настало утро, стали искать корову для дойки. Когда ее не оказалось, принялись обыскивать вещи и всякие места, вызывающие подозрение. Наконец, наткнулись на зарытые кости. Когда об этом сообщили Воронцову, то он разжаловал в чинах Джавад-хана и приказал прогнать его от них. Изгнанный Джавад-хан нанял за 100 мискалей [золотых монет] в проводники одного чеченца, и тот повел их [Джавад-хана с его слугами] трудной, неровной и опасной дорогой в Темир-хан-шуру, куда он, наконец, доставил его после многочисленной гибели среди его слуг. Конец. [191]

Когда имам, таким образом, осаждал русских, к нему пришла весть о смерти его жены Фатимат, да помилует ее аллах всевышний. Он послал людей для похорон, а сам по прежнему остался при осаде. Затем пришли к нему наибы и начали упрашивать его вернуться к себе домой. Они говорили, что их одних [без имама] достаточно для [окончания] дела этих осажденных врагов. Имам вернулся домой. Наибы и их ополчения были изнурены войной; она приносила им большой урон, и они терпели от нее несчастья. Они голодали до того, что даже жарили мясо павших лошадей и ели его.

Когда русским стало известно об уходе имама, они радостно возвестили об этом барабанным боем и [игрой] на трубах. На завтра пришла к ним помощь с провиантом из крепости Гурзали. Путь между ними был очищен и подкрепление прорвалось к осажденным. В их тылу неподвижно стояло около тысячи солдат в строю, чтобы не напали на них с тыла. Они не двинулись с занимаемого ими места, хотя и были перебиты все до последнего. Рассказывают и передают, что русские, если бы остались в той осаде еще хоть день, то из-за сильного голода и трудностей все бы сдались имаму. Рассказывают также, что Воронцов, когда спасся, подсчитал павших из своего регулярного войска и других людей. Оказалось, что из войска недостает 13 тысяч человек. Он заплакал и сказал: "Грозил мне шайтан Шамиль и дело вышло так, как он сказал".

Один, бывший тогда с русскими, христианин, который затем принял ислам и стал хорошим мусульманином, сказал: "Истинно, я не совершил бы клятвопреступления, если бы поклялся в том, что с Воронцовым было 300 тысяч человек". Он сообщил также: "После возвращения Воронцова было сообщено в тех вилайетах, откуда было набрано его ополчение, о том, что из числа взятых в ополчение вернулась только [192] одна четверть". И хвала аллаху, владетелю миров. Ученый, познавший [тарикат], хаджи, знающий наизусть [Коран], Абд ар-Рахман ас-Сугратли сочинил в ознаменование этой битвы и в память некоторых тех, кто пал в ней смертью праведников, касыду, и вот она:

Хвала за милости. Благодарность за благодеяния.
Терпение при испытаниях во всех обстоятельствах.

Затем молитва над светом ясным для нас,
Избранным сейидом — лучшим из всех сотворенных,

Над семьей его вместе с сподвижниками — людьми благочестия
И чистоты и их последователями — владетелями совершенств.

Истинно, когда стала прелестной доблесть имама,
То свет его объял род человеческий.

О ты, владетель молодечества!
Люди несправедливости оказались в вечном сокрушении.

Разве в чаще лесов ты не видел этого сокрушения?
Трупы их опозорены, одежды их захвачены

С помощью и по решению владыки прямых путей.
Взоры их остекленели от страха и ужаса,

Когда распространилось и вышло за пределы противоположное их желаниям.
Благодарите Хитына ⁹¹ и просите от милости его сотоварищей,

Ибо в раю они направляются к самому высокому месту стояния.
Помни Сухайба ⁹² с его последователями — нашими молодцами,

Вот они воевали и поэтому отправились в райские сады.[193]
Проси заступничества у Ильдара ⁹³ и его сотоварищей.

Несомненно, они уже собрали счастье наград.
Нанижи на их нитку жемчуга Хаджи-бека ад-Дилими,

Ведь все братья его получили смерть за веру. ⁹⁴
Они пали смертью праведников на пути аллаха — нашего творца.

Вы лицезрели настоящую стойкость с их стороны в обстоятельствах битв.
Взамен своих жен, при помощи газавата и джихада

Они в раю получили гурий и слуг — гулямов. ⁹⁵
Они отправили душу в лучшее из мест ее пребывания —

В светлицу, очищенную от всякого запаха земной скверны.
Он, податель знаний, дал мученикам благость и милость

Во время их предсмертной агонии.
О храбрость, дарующая победу напавшему мужу!

О влечение к битве, дополняющееся пылом радости!
Народ джихада стрелял из пушек и нападал так, что любовь

К нанесению поражений заставляла забывать все несчастья.
От уклонявшегося в сторону они прежде его отклонялись.

Они дополняли стрельбу отталкиванием различных бедствий.
Наши герои били справедливыми мечами

Тела обреченных на гибель, владетелей заблуждений.
Наши храбрецы сражались за правду, только ее они сильно желали, Они не стремились к иному при встречах с врагом.

Они очистили сердце от злобы и зависти.
Это [верное] средство от смешения [доблестей] с ложной славой. [194]

Доказательство сказанному мною — победа, дарованная от простирающего [т. е. аллаха].
Оставь юношу: его мысли — несбыточное воображение.

Обязанность братьев моих — удаление душ своих
От заблуждений порока при несчастьях.

Где львы нападающие, ведущие и господствующие?
Ведь в могилах для них — благо жизни.

О владыко, дай нам в делах наших истинное направление,
Направь наши устремления на самые лучшие подвижничества.

Владетели положений прямого пути находятся в благоденствии,
Однако оно затруднилось запрещением нашим юношам хватать бешеных. ^95а

И сколько храбрецов, когда устремляются к нападению из рвения,
То щедрость завоеваний заставляет их забыть свои трудности.

Удачи победы даруют тебе их сокровища в лесу,
Где уже собрана вся совокупность добыч.

Если ты был совершившим грех и ослушание, то
Надейся на покрытие прегрешений хранителем.

Дополнение. Рассказывают, что проклятый Воронцов, когда вернулся с таким позором и скорбью и сел на свое место в Тифлисе, то было брошено в почтовый ящик ⁹⁶ его канцелярии письмо следующего содержания: "Эй, ты, собака Воронцов! Да переломает аллах ноги твои, отсечет руки твои, ослепит глаза твои и сделает немым язык твой. Ты навлек на нас несчастье. [195] Из-за твоего злополучия пали на нас пять бедствий. Ты погубил большинство наших мужчин, загнав их в место гибели. На нас напала холера. Налетели на нас тучи саранчи и навлекли на нас голод. Произошло сильное землетрясение, которым разрушены дома и некоторые селения. И все это из-за твоего злополучия. Нас обрадовали твоим прибытием и мы, радуясь тебе, зря истратили три миллиона". Конец.

То землетрясение, которое произошло там в том году, разрушило [много] высоких домов и даже одно из селений Эривани, в котором было около 500 домов. На это селение утром в день землетрясения упала скала с самой высокой горы. Из этого селения никто не спасся, кроме 2 мужчин, находившихся в городе Эривани и ночевавших там в ту ночь. Пыль на месте разрушенного селения не прекращалась около недели, а тот, кто приближался к селению, слышал грохот. Рассказывали также, что жители этого селения кызылбаши [т. е. шииты] и христиане были людьми порока и прелюбодеяния до того, что, даже брат жил со своей сестрой. Конец.

Когда прочитали проклятому Воронцову это письмо, он огорчился и не мог этого перенести. Он собрал начальников и глав, пытаясь обнаружить бросившего это письмо. Но он обнаружен не был. Весть об этом там распространилась. У Воронцова не было возможности уклониться от помещения этого письма в их газетах: газеты по их обычаю пустили его в оборот на его посрамление. Аллах всевышний — судья мудрый.

Глава о приходе русских в Карах

Когда проклятый Воронцов пошел в Анди, то Аргут, проклятый генерал, выступил в поход со своим регулярным войском, людьми и различным сбродом из отступников Чахаля, спасшихся во время взятия их селения, Цадакара, Тумаля, Гази-Гумука [196] и отступников других селений. Они направлялись из Мукарура в округ Мукраты, а оттуда, воспользовавшись оплошностью жителей, проникли в округ Караха.

Часть жителей Караха убежала в ущелья, горы и округ Киль, другая же часть осталась, намереваясь заключить мир с Аргутом. Когда русские остановились в Карахе, они уничтожили и забрали имущество части жителей. Тяжесть этого пала на тех, кто до этого был в безопасности от их вреда. Были сожжены некоторые селения. Аргут проклятый назначил над ними из их же среды чтеца для выполнения его [Аргута] приказов. Затем Аргут пошел против Кибида Мухаммеда ат-Тилики, который находился у себя дома. Аргут остановился на горе Кахит против Тиккаля. Большинство караляльцев вернулось по своим домам. Аргут потребовал от Караляля, Мукрата и округа Кинсыр помощи людьми. Тогда искренне преданные аллаху убежали в Тилик. Наиб имама с некоторыми ополченцами остался в селении Киль, а остальные послали требуемое Аргутом. Некоторые из тех, кто был послан, были ранены, а некоторые убиты руками мюридов. Эта посылка помощи Аргуту явилась причиной отвращения сердец ополченцев от неверных. Они еще до этого были раздражены посылкой [их] в войска ислама и сбором [среди них] ополчения [Шамилем]. Жители думали, что если они заключат мир с русскими, то последние оставят их пахать и жать, пить и есть. Конец.

Аргут проклятый оставался там. Он еще до этого устроил большой мост [по дороге] из Чоха, т. е. по нему приходил приходящий и уходил возвращающийся со стороны Чоха. На этом мосту неоднократно происходили сражения с совершавшими набеги мюридами. И вот в один из дней Аргут с некоторыми своими войсками направился в округ Хид для того, чтобы подняться на этот мост и соблазнить своим [197] приходом некоторых из греховодной знати этого округа. Но когда он нашел мост сожженным, то вернулся обратно.

Аргут оставался в таком положении на горе Кахит до тех пор, пока не пришло к нему [сообщение] о провале дела Воронцова и изменении его намерений. Тогда проклятый Аргут отступил оттуда, а мюриды преследовали его с тыла. Некоторые из мюридов пали там смертью праведников, среди них — наш брат, подлинный ученый и непреклонный мухаджир Мухаммед ал-Хунави, да покроет его аллах всевышний небесными щедротами. Некоторые из отступников забрали в плен моего устаза хаджи Дибира ал-Карахи ал-Мамуна. Но Аргут, стараясь снискать расположение народа к русским, освободил его с возвеличением и почестями. И хвала аллаху, владетелю щедрот и славы.

Глава о поселении в Новом Дарго

Когда аллах всевышний отстранил от них это великое бедствие, имам и его товарищи стали совещаться в отношении места, в котором они могли бы поселиться; некоторые из них указали на Старое Дарго, но имам этого не захотел. Затем они ездили и кружили по лесам и ущельям Элисанджи, но не нашли ничего подходящего. Когда они проезжали по равнине Видана, имам увидел хорошее и наиболее пригодное для поселения место, которое сейчас уже заселено. Тогда имам остановился в Старом Дарго и послал в Видан к владельцам этого участка двух своих товарищей, чтобы они посоветовались по этому поводу с ними. Те выказали удовлетворение и радость этому и продали намеченный участок имаму за наличные деньги. Тогда они расположились там со своими семьями и всем, что было с ними, и заселили этот участок. Затем в зуль-хиджа [198] этого года имам женился на госпоже Захидат, дочери шейха, наставника Джемаль ад-Дина, да помилует его аллах всевышний.

Глава о сборе имамом войск для похода в Черкесию

Это было потому, что черкесы беспрерывно присылали одно за другим письма имаму, прося его притти к ним для укрепления их строя и усиления борьбы с врагами и их противниками. Имаму говорили, что черкесы — народ порядка, режима и дисциплины. Тогда имам двинулся в 1262 [1846] г. с семью большими пушками, их снаряжением, лошадьми и солдатами, и пешим и конным войском, перед которым не устоять врагу, не встретиться и не выйти навстречу из страха.

Они шли так, пока не пересекли реку Терек. Имам думал сделать здесь остановку на некоторое время для того, чтобы испытать хваленые качества черкесов. Но когда он нашел их землю гладкой и ровной, на которой не видно ни лесов, в которых можно было бы укрыться черкесам, ни ущелий, в которых можно было бы их поселить, то пропало его стремление, и он пожалел о своем приходе. Он расположился на равнине Кабарды. Черкесы посылали к нему посольство за посольством. Свои семьи они переселили в леса. Имам назначил над ними наибов из их же среды. И вот через несколько дней, в то время когда они уже намеревались повернуть и уйти обратно, пришел к имаму один из их наибольших хитрецов. Он привел превосходную лошадь для имама и посоветовал ему в интересах дела вернуться обратно. Имам не показал ему вида, что он принимает его совет. Сразу же после его ухода они двинулись в путь. И тогда только имам послал к этому советчику сообщить ему об этом. Они шли до тех пор, пока поздним утром не достигли берега реки Терека. [199] Там находились русские войска, [пришедшие] для того, чтобы отрезать им путь. Войска имама напали на них, сражались и прогнали русских в сторону. После этого сразу же они начали переходить реку вброд, но прежде чем вышли из реки, враг открыл по ним стрельбу из пушек. Когда они перешли реку, то остановились на одном месте пообедать. Здесь к имаму пришел наиб Бута и сказал: "А разве ты не видишь этих [врагов]?" В это время русские войска уже приблизились к их тылу. Имам его спросил: "Что мы будем сейчас делать?" "Я думаю, — ответил Бута, — что нужно поторопить конницу в поход, а пехоту спрятать вот в этом лесу". Имам отверг его мнение и сказал: "Мы не бросим отставших и не оставим ослабевших, но пойдем сомкнутыми рядами. Того же, кто пойдет вслед за нами, будем бить и давать отпор. На тех же, кто нападет на нас спереди, будем наступать сами и заставим отступить". Они выступили и быстро двигались, идя днем и ночью до третьего дня, а русские шли вслед за ними без боя в боязни и страхе. Народ — и всадники, и пехота — падали от одолевающего их сна, а к имаму не приходила даже и дремота из-за одолевающих его забот об ополченцах и слабых. Когда стал тяжел для них этот быстрый безостановочный поход, имам с товарищами направился на находившуюся поблизости вершину горы и оставался там до тех пор, пока отставшие не догнали передних. Товарищи имама там спали, но к имаму не шел сон из-за одолевающих его забот.

Там мимо него проходил его наиб Халид. Имам спросил его: "О Халид, что ты сейчас больше всего хочешь?" — "Больше всего хочу спать", — ответил Халид. "А я больше всего хочу изношенную шубу", ⁹⁷ — ответил имам. Затем поднялись и пересекли реку.[200]

Пришли русские солдаты с намерением перерезать дорогу отставшим войскам имама. Тогда им навстречу с этой стороны [т. е. со стороны передовых частей] выступил хаджи Яхья с пушкой. Со стороны реки он выпустил по ним снаряд, который упал в гущу русских войск. Они рассеялись и не смогли выполнить свое намерение. И хвала аллаху, владетелю миров.

Глава о сражении в Кутиши

В начале осени этого текущего года, о котором уже упоминалось [1262 г.], имам выступил для нападения на вилайеты султана Данияль-бека, предварительно посоветовавшись с ним. Когда же они встретились в Карахе, то решили, что в интересах дела победы нужно выступить против Цадакара и Акуши. Имам направился туда и напал на жителей Цадакара. Войска забрали у цадакарцев имущество и отправили его в Салатау. Цадакар изъявил покорность и повиновение. Затем пошли на равнину Акуши. Имам послал мудира Кибида Мухаммеда и тех, кто находился под его мудирством, Гази Мухаммеда ат-Тилики, наиба округа Хид и других для нападения на Кутиши. С ними он послал свою пушку со снаряжением и приставленными к ней солдатами. А сам и те, кто был с ним, расположились в "Длинном Селении" ⁹⁸ для того, чтобы на следующий день отправиться в селение Акуши. Здесь к вечеру пришел к имаму один мюрид из жителей этого селения и сказал, что русские уже приблизились к селению и что это селение непригодно для сражения с ними. Тогда имам вышел из этого селения и расположился в другом. Он собрал мудиров и наибов и совещался с ними. Согласились на том, чтобы итти в Кутиши. [201]

Когда они остановились в Кутиши поздней ночью, к имаму пришли Кибид Мухаммед и Гази Мухаммед. Имам спросил Кибид Мухаммеда: "А укрепил ли ты завалы на окраинах этого селения высылкой дозоров и приготовлением места стрельбы для пушки?" — "Да, все это мы сделали", — ответил Кибид. Кибид встал, и имам вновь наказал ему об укреплениях. После утренней молитвы Кибид Мухаммед опять пришел к имаму. Имам послал его для построения и расстановки войск и отведения каждому наибу определенного участка обороны окраин. Затем пришел к имаму сообщивший, что русские уже близко. Имам вывел тех, кто был при нем из наибов, для того чтобы каждый из них со своими ополченцами приготовился к битве. И только что имам сделал два раката утренней молитвы, как русские всадники проникли на улицы селения. Войска имама вышли из селения. Осталась там пушка, часть лошадей, одежда и прочие вещи. Остались также осажденными в одном доме около 6 человек из округа Хид. Солдаты три раза пытались приступом взять их, но не смогли их одолеть. С наступлением темноты русские повернули обратно, а эта шестерка вышла, сняла одежду со своих убитых и присоединилась к имаму в Салатау. Имам обласкал и похвалил их. Поистине "храбрость — это терпение на час". Конец.

Так было, а всевышний аллах сказал в ясной книге откровения его великому посланцу и благородному любимцу, нашему господину и пророку Мухаммеду, да будет над ним молитва аллаха всевышнего и мир: "И те дни мы заставляли чередоваться среди людей". ⁹⁹

Я сочинил касыду с окончанием на "т" об этом отступлении с целью утешения имама и поучения благородных наибов. Вот она: [202]

Радуйся — успех уже выполнил то, что из радостных вестей
Обещали стихи истины — "А разве мы не раскрыли". ¹⁰⁰

Хвала тому, кто испытывает праведных, по мере их убеждений,
Бедствиями, в противоположность милостям.

Благодарность за его воскрешение исчезнувших было учений Мухаммеда
При посредстве одного за другим [идущих] по высоким путям тариката.

Терпенье нужно в том, чем он нас испытывает в соответствии
С его мудростью, такое же как терпенье благородных при любых трудностях.

Хвала принадлежит ему, ибо мы ему исповедуем,
Потому что он — достойный прославления — податель милостей.

Благодарность ему — обязательна, ибо за нее от него будет больше.
Если вы его благодарите, то его ответ за это придет.

Терпенье неизбежно для нас по его предрешениям,
А это терпенье бывает не иначе как только с помощью его, так же как и повиновение. ¹⁰¹

Молитва аллаха над тем, кто был первым из них, ¹⁰²
Когда начиналось творение всего, он — печать для пророчеств,

Молитва его над ним и мир за то, что он испытал
В апостольстве вкус трудностей всяких.

Над его семьей, сподвижниками, затем — посланцами и всеми
Их последователями в добрых делах и бодрствовании [на молитве]. [203]

А затем. Любое дело есть решение аллаха.
Он его выполняет по воле своей. Он — деятель соизволений.

Он устраивает каждое дело ¹⁰³ среди тварей своим могуществом
И не лишит его сил все то, что есть во всем сотворенном.

Он вращает это дело превратностями ¹⁰⁴ по своему желанию.
По мудрости он не отсутствует во всех правильностях.

Что бы вас ни постигло, ¹⁰⁵ это — из его даров.
Что за бедствие, поразившее неожиданно! Оно принесло радости.

Если вы были крайне стеснены этим испытанием,
То в его сокровищницах есть и исправление переломов.

Если от вас ушло вооружение, то у него есть помощь.
Если от вас ушли молодцы, то ведь падением за веру.

Если вас постигла тягость, то после нее — две радости,
Ибо аллах милосерднее, чем матерей милосердие.

Истинно, бедствия — мы забываем о их трудностях,
Вспоминая о величайшем. Смотри на соотношения. ¹⁰⁶

Разлука с нашим сейидом и похороны нашего избавителя
Мухаммеда по милости [аллаха] — самое губительное несчастье.

Смерть ал-Яраги, друга аллаха, тяжелее того,
Что мы испытали от некоторых поражений.

Также смерть за веру Гази Мухаммеда,
Объявителя шариата, после его исчезновения.

Тезка дяди пророка — Хамзат был убит несправедливо.
Разве может быть горе после этих несчастий. [204]

Сколько, сколько милостью аллаха отвращался ущерб,
И сколько, сколько помощью его забирались добычи.

По обилию этих милостей мы забывали кислоту наших неприятностей.
Что за кислота, коль за ней идет надежда на сады рая.

А может быть эти испытания суть покаяние,
Восходящее по ступеням, которые устраиваются только при помощи бедствий.

А может быть это — наказание за злополучие
Смешавшегося с порочностью поступков или любовью к величию?

А может быть это — предзнаменование
О внезапном нападении врагов, ведущее к осторожности перед ними?

Это то, ради чего необходимо бодрствование управителя и
Его управляемого без рассеивания внимания.

Истинно, порядок — у него совершенство такое, как множество камешков.
Не надлежит оставлять его ни при каких обстоятельствах.

Ведающий каким-либо делом — на нем обязательство
Соблюдать это дело со старанием, избегая падения и не слушая разных слов.

Поистине, охранение — приготовил его пророк так же, как и разведывание,
И придерживайтесь его (о вы, наибы) в соответствии с шариатом.

Постигайте дела, преодолевайте страсти, не будьте,
(О вы, наибы), беспечны в необдуманных решениях, поднимайтесь к искомому.

На вас — решимость и осторожность. Оставьте нерадение,
Ибо оно только посеребренное украшение, рассейте вероломства. [205]

Этого вот, что я сказал, не смогут отвергнуть
Владетели ума даже из народа вражды.

О владыко, помоги над врагами нашему Шамилю,
Нашему имаму ислама, самому усердному из сотворенных.

Охрани его войска от поражения и падения
И от обращения вспять при встрече с врагами.

Это — Мухаммед Тахир, подвергшийся искушению страсти,
Надежда его — хотя бы пылинка от владетеля заступничества.

Глава о сражении в крепости Салатау

В конце весны 1263 [1846/47] г. к имаму пришло от Идриса, наиба Гергебиля, тайное, с просьбой о помощи, сообщение о том, что русские идут против их крепости. Имам выступил с вооружением и снаряжением. Когда он достиг плато Хунзаха, его встретили Кибид Мухаммед ат-Тилики и Гази Мухаммед ат-Тилики. Они сказали имаму: "Здесь нет сведений об этом". Имам пошел дальше и остановился на равнине селения Куруда и здесь услышал грохот пушек. Имам полетел птицей и когда поднялся на гору Ифут, то увидел русских, отступающих от крепости после нападения на нее с осадными лестницами и разрушения из пушек одной ее части.

Воронцов проклятый отступил оттуда с большим уроном среди своего войска. Когда Воронцов увидел, что смерть от холеры по причине жары в той местности стала многочисленной, то отступил от крепости. Он ушел с войсками и остановился на горе Дурчали.

Затем дошла до имама [весть] о том, что Воронцов проклятый направился против крепости Салатау. Имам поднялся со своими товарищами и остановился в стороне Дарада, а наибы с их ополчениями [206] вернулись по своим местам. Проклятый оставался там около месяца, затем выступил против крепости Салатау. Имам призвал на помощь наибов с их войсками.

Затем он поставил в крепости двух наибов, каждого из них с половиной его регулярных войск, а остальных выставил снаружи для охраны дороги от выходящих из крепости и направляющихся в нее и для сражения с врагами с тыла и флангов. Неверные повели наступление на крепость с флангов, а также сверху снарядами, которые разрушали крыши и взрывали землю. Осажденные сделали вылазку из крепости. Они завязали битву и множили среди русских урон убитыми и ранеными, даже среди офицеров и глав.

Те, кто находились с проклятым Воронцовым из христиан и прочих, неоднократно беседовали между собою о том, что пули солдат не поражают цели, даже одна из сотни, между тем как те [т. е. войска имама] не сделают ошибки, у них ни одна пуля не упадет на землю. И это — помощь аллаха всевышнего. Конец.

Рассказ. В Салатау к Воронцову пришло письмо от царя: "Я посылаю к тебе молодого человека, одного из искреннейших моих приятелей и любимейших друзей для того, чтобы он приобрел у вас большой чин и высокое звание. Почти его прибытие и сохрани его достоинство".

Воронцов послал для встречи и сопровождения этого молодого человека 3 тысячи лучших всадников. Они встретили его у Кизляра и повернули обратно с ним и его слугами, радуясь и развлекаясь до тех пор, пока не приблизились к равнине Салатау. Несмотря на то, что сопровождавшие окружали его с четырех сторон и поместили его в середину, пролетела маленькая слабая пуля и со звуком "зирт" поразила этого молодого человека позади уха. Он [207] упал, его принесли к Воронцову, и он умер. Из него вынули внутренности, положили ему в нутро лекарства и отослали его труп туда, откуда он пришел. И хвала аллаху, владетелю миров.

Когда проклятый Воронцов увидел силу находившихся в крепости и многочисленность урона среди своих войск, то он погнал свои войска перерезать дорогу в крепость. Эти войска после сильной борьбы взяли дорогу. Дело стало таковым, что не осталось никакого пути для входа в крепость или выхода из нее, кроме как только посредством прорыва преград и рядов войск неверных. А наряду с этим осажденные все множили урон среди неверных до того, что они отсылали оказии с ранеными через каждые три дня.

Проклятый Аргут был ранен пулей в лицо. И сколько, сколько раненых и убитых из их больших и великих [начальников]! Три раза плакал проклятый Воронцов и рвал на голове волосы от раскаяния. Он гонял войска на штурм крепости около 16 раз. В то время была среди обеих сторон сильная холера. Затем неверные пошли на хитрость. Они построили рядом с крепостью с наружной ее стороны укрепленную башню, возвышающуюся над теми, кто находился в крепости. Они сделали под крепостью подкопы, заложили в них порох и подожгли его для того, чтобы взорвать и расколоть [стены] крепости. Когда же это не ослабило осажденных, то русские, да оставит их без помощи аллах всевышний, начали портить воду и осквернять ее, бросая туда трупы и помет животных. Таково было дело.

Имам ранее приказал тем, кто находился вне крепости, наносить ущерб неверным со всех сторон и не давать им ни покоя, ни досуга в их лагерях с целью вызвать досаду и раздражение врага до того, чтобы враги озлобились на этих [нападающих извне] и сердца их наполнились гневом и яростью. [208]

Когда осада находящихся в крепости и [лишения] различного порядка затянулись до 3 месяцев, то они ночью покинули крепость без разрешения имама. А имам уже в ту же ночь послал к ним помощь со снаряжением и провиантом. На следующий день имам при сборе наибов и ополчений сказал следующее: "Что касается этого проклятого Воронцова, то не он одержал победу над нами, а мы над ним. И этого никто не знает, кроме как я и он". Конец.

А подтверждение слов имама состоит в том, что рассказывается о войсках русских, находившихся в селении Ухлыб. Когда эти войска приготовились к стрельбе из пушек по установлению их закона при прибытии к ним Воронцова и уже выстрелили один раз, то к ним быстро побежал адъютант Воронцова и [издали] знаками показал им, чтобы они этого не делали. Подойдя же к стрелявшим он сказал, что Воронцов запретил это. Будучи спрошен о причинах подобного запрета, он ответил: "Чему ему [Воронцову] радоваться и веселиться? Разве вы не видите вон тех?" И он показал на оказию, везущую раненых. Один конец этой оказии уже достиг селения Ухлыб, а другой еще не вышел из Цадакара. ¹⁰⁷

Затем он сказал: "Поистине, эти мюриды вышли из крепости Салатау не из-за нашей победы над ними. Они оставили ее по причине осквернения воды, которой они пользовались, и из-за отсутствия мест, где ее можно достать для [нужд] их религии". Передают также о том, что убыль в их регулярных войсках убитыми в Салатау [составляла] 17 тысяч человек, кроме убитых из числа находившихся с ними жителей различных вилайетов и кроме тех, кто умер от холеры. И хвала тому, царству которого нет ни ущерба, ни конца.