СВЯТЛОВСКИЙ В. В.

В АЗИИ

Путевые очерки и картины.

(См. № 1 Русск. Обозр. 1893 г.)

III. С Военно-Грузинской дороги.

«Терек воет, дик и злобен
Меж утесистых громад...»

Мысль описывать Дарьяльское ущелье может испугать даже очень храброго человека, и тем не менее ежегодно является какой-нибудь новый конкуррент, пытающийся затмить бессмертного творца «Демона» и его классическое описание Кавказских гор. Выходит бледно и слабо, и в лучшем случае получается Фрейшюц, разыгранный перстами робких, хотя и самонадеянных учениц

Однако ни Пушкин, ни Лермонтов не знали Военно-Грузинской дороги в ее теперешнем, так сказать усовершенствованном виде. Теперь на всем протяжении от Владикавказа до Тифлиса шоссе, соединяющее Северный Кавказ с Южным, почти не оставляет желать ничего лучшего, по крайней мере, со стороны внешнего своего благоустройства, тогда же, когда, например, Пушкин ездил в Эрзерум, оно еще вовсе не было приспособлено к экипажной езде, и местами путники должны были подвигаться вперед или верхом, или пешком. Тогда знаменитый перевал был так крут, что легкую коляску еле втаскивали тридцать две пары быков, теперь же гигантский [290] дилижанс размеров Ноева ковчега легко поднимается на высшую точку перевала простою шестеркой почтовых лошадей. Дарьяльское дефиле испокон веков пользуется славой лучшего прохода через Кавказский хребет. И кого только не видало это знаменитое дефиле, отмеченное у многих писателей из времен седой древности! И дикий Скиф, и грозный Сармат и свирепый Монгол — все ходили этою дорогой, этими воротами Аланов. По преданию за 140 лет до Р. Хр. Иверийский царь Мирван построил крепость (ворота) в теснинах Дарьяла. В V веке через эти же ворота прошли Гунны, в VIII здесь уже хозяйничали Хазары и Арабы, и наконец в XII сюда забрались сами господа Крестоносцы. Известно, что ополчения Крестоносцев третьего похода (1189 года) поссорились под Антиохией с византийским императором, который отказался дать им корабли для возврата на родину. Крестоносцы пустились в обратный путь в Европу через Кавказ в количестве нескольких десятков тысяч, с женщинами и с детьми. По пути Крестоносцы рассеялись по разным землям, нанимаясь на службу к владетелям их, а в том числе и по Кавказу. И теперь еще среди горцев Кавказа имеются три небольших удалых племени (Хевсуры, Тушины и Пшавы), которые живут близ Военно-Грузинской дороги и которых некоторые считают за остатки рыцарей Крестоносцев.

Строгая научная критика, повидимому, отвергает это предположение, основанное на некоторых чисто внешних, хотя и резких особенностях костюма и вооружения этих племен. Особенность эта состоит в нашивании разноцветных крестов на все части костюма и ношении во время сражений полного рыцарского металлического вооружения.

Наконец этой же дорогой, через Дарьял, в XIV и XV веках движутся полчища страшного Тамерлана, разорявшего несколько раз Грузию, и здесь же совершают свой путь грузинские послы, отправляемые в Россию с просьбой о покровительстве. Известно, что в первый раз еще при великом князе Иоанне III, кахетинский царь Александр отправлял посольство с просьбой о взятии страны под русское покровительство. В XVI и XVII веках и наши русские послы с невероятными трудностями отдавали визит Грузии, проходя через этот знаменитый дефиле. Даже в конце XVIII столетия (1799 г.) путь через Дарьяльское ущелье был так невозможен, что когда [291] Лазарев с знаменитым 17-м Егерским полком (ныне лейб-гренадерский Ериванский) был послан на помощь Грузии, то молодцы-егеря совершили этот двухсотверстный путь лишь в тридцать шесть дней, причем приходилось ползти на четвереньках по непроходимым горным тропинкам и кручам.

С утверждением русского владычества на Кавказе почти все выдающиеся кавказские деятели в роде князя Цицианова, Ермолова, Воронцова прикладывали свою энергию к этой дороге — и тем не менее можно сказать, что лишь в конце 70-х и даже 80-х годов текущего столетия она доведена до той степени совершенства, в которой находится в настоящее время. Однако и поныне дорога эта не вполне безопасна, и технике предстоит еще сказать последнее слово, дабы гарантировать Дарьяльское ущелье от периодически повторяющихся грозных обвалов или завалов. Завалы эти делает один из ледников горы Казбека, или Бешлам-Корта, как его называют туземцы. С вершин Казбека спускается восемь ледников, но один из них, именно Девдоракский, спускается по долине речки Кабахи в Дарьяльское ущелье. Обвалы Девдоракского ледника были в следующих годах: 1776, 1808, 1817 и 1832. Особенно грозен был обвал заваливший русло Терека в 1832 году. При своем падении он засыпал ущелье на протяжении слишком двух верст слоем снега, льда, грязи и камня толщиною или вышиною в сорок саженей. Весь объем упавшей массы, по расчету очевидца инженер-капитана Грауэрта, может быть исчислен в 1.600.000 куб. саженей. Воды Терека почти на восемь часов были совершенно запружены, образовав выше завала огромное озеро, тогда как ниже, во Владикавказе, река моментально пересохла и ее можно было переходить в брод, не замочив ступни ног. Два года не могла растаять эта масса снега, которую копил у себя на вершине Казбек в течение долгих пятнадцати лет, и в течение двух лет не могли привести в полный порядок засыпанную дорогу. Путешественников переводили по тропе, протоптанной в снегу, а в одном месте образовалась такая широкая и глубокая трещина, что через нее перевозили путников в корзине, двигавшейся на блоке но толстому канату. Среди туземцев, живущих вблизи от Казбека, существует поверье, что Казбек изредка скидает свою снежную шапку, которая будто бы и составляет Казбекский завал, но это поверье ни на чем не основано, и очевидцы [292] завала 1832 года видели белую вершину Казбека в том же положении, как она представлялась до завала и после него. Еще поэтичнее легенда, приписывающая происхождение обвалов злому духу, обитающему на вершине Казбека. Злой дух регулярно через каждые семь лет бросает в Дарьяльское ущелье громады снега, льда и камня.

Однако с 32 года прошло добрых шестьдесят лет, и злой дух, очевидно, переменил гнев на милость, так как с тех пор не было ни одного сколько-нибудь значительного обвала. В 1842 году снова ожидался громадный обвал с Казбека; он и случился, но не дойдя 4 верст до Дарьяльского ущелья остановился и постепенно в течение нескольких лет растаял на месте. В 1855 году снова ожидали завала, но он вовсе не образовался, хотя все признаки его приближения находились на лицо. В науке и до сих пор не имеется строго установленного взгляда, определяющего движение ледников. Существуют три главных теории поступательного движения ледников: теория скользения, теория расширяемости и теория растяжимости. Знаменитый Агасисс, знаток ледникового вопроса, признавал, что ледники движутся всегда в зависимости от совокупности сил, признаваемых всеми этими тремя теориями, а русский исследователь происхождения Казбекского завала, инженер путей сообщения Б. Статковский присоединяет к этому и четвертую причину: именно попеременное сжимание и расширение льда от действия температуры воздуха. Эту причину движения можно объяснить следующим примером, даваемым Тиндалем. Хоры бристольского собора были покрыты свинцовами листами. Свинец был положен в 1851 году, а два года спустя он всею массой подвинулся вниз на восемнадцать дюймов. Попытка остановить это движение вколачиванием гвоздей в стропила не удалась, потому что сила, с которою спускался свинец, вырывала гвозди. Крыша была не крутая, и свинец мог бы оставаться на ней, не скользя вниз вследствие силы тяжести. Спрашивается, какая же была причина его понижения? Свинец был подвержен перемене температур дневной и ночной. Теплота, сообщаемая ему днем, заставляла. его расширяться. Еслиб он лежал на горизонтальной плоскости, то расширялся бы везде одинаково; но лежа на наклонной плоскости, он расширялся к низу свободнее, нежели вверх. Наоборот, ночью, когда свинец сжимался, его верхняя [293] часть легче подвигалась вниз, чем нижняя поднималась вверх. Движение свинца, следовательно, совершенно походило на движение земляного червяка: днем он поднимал вперед свою нижнюю часть, а ночью верхнюю, и таким образом за два года он подвинулся на пространство восемнадцати дюймов.

Как бы то ни было, но нам крайне интересно было бы знать почему явление Казбекского завала так долго не повторялось, повторится ли оно снова и не имеется ли в руках у современной техники инженерного искусства верного средства, чтобы предупредить это явление или как-нибудь обойти его. На все эти крайне важные и далеко не праздные вопросы приходится, к сожалению, ответить отрицательно.

Целый ряд коммиссий, назначаемых для исследования Казбекских ледников, мало выяснил дело, равно не удалась и попытка, сделанная в пятидесятых годах, поднять полотно шоссе выше уровня обвалов. Остается, следовательно, терпеливо ожидать, когда всемогущее время придет на помощь и разъяснит и этот вопрос, как и многие другие. И то уже шаг вперед, что теперь к Девдоракскому леднику устроена удобная тропинка, а возле ледника выстроен небольшой домик, где живет сторож, на обязанности которого лежит донесение обо всех сколько-нибудь тревожных переменах в леднике. Во время падения завала 1832 года развился сильнейший ураган. Ветер был так силен, что часовой, находившийся в ущельи Терека, был сорван с места и отнесен по воздуху на двадцать сажень. Весьма вероятно, что не сам завал производит такой ветер, и что ураган, как явление самостоятельное, помогает в таких случаях лишь стремительности завалов. Ураганы в горах явление весьма частое; вихрь, пронесшийся в 1864 году без всякого завала у Кулагинского временного моста в Байдарской долине, не только разрушил самый мост, но сбросил в овраг двух солдат, находившихся на расчистке пути от снега, а третьего перенес через овраг на расстояние тридцати сажен. Очевидно, что такие вихри могут сами являться причиной образования обвалов.

Первые две станции по Военно-Грузинской дороге — Балтская и Ларская — идут настолько еще ровною дорогой, хотя и извивающеюся между гор, что проложение здесь рельсов не представило бы, конечно, ни малейших затруднений. Знаменитый Дарьял начинается собственно за Ларсом, и здесь на этом [294] коротеньком пространстве до станции Казбек собственно и сосредоточены самые дикие и величественные красоты всей Военно-Грузинской дороги. Зачастую любоваться дорогой ездят только до Казбека и затем поворачивают обратно во Владикавказ. Дорога до Ларса не представляет ничего особенно примечательного, хотя виды и здесь превосходные, так как шоссе огибает все время необычайно красивую Столовую гору, имеющую до 10 т. ф. высоты. На дворе было начало сентября, но горы еще были покрыты зеленью с необыкновенно красивыми желто-оранжевыми осенними переливами и тонами. На дороге встречается множество духанов с затейливыми надписями на вывесках, в роде «Не уезжай, голубчик мой» и т. д., а на склонах гор начинают встречаться заброшенные и очень декоративные сторожевые башни. Тут же до Ларса приютились и два маленькие укрепленьица — остатки некогда грозных для горцев передовых казачьих пунктов. Теперь эти укрепления (Редант и Джерах) превращены в стоянку для десятка казаков, оберегающих безопасность почтового движения. Разбой это больное место Кавказа, но в утешение для нашей культуры не мешает напомнить, что и Западная Европа, несмотря на успехи в ней цивилизации, не освободилась еще также от этого наследия варварства. Разбойничьи шайки Южной Италии, Греции и Испании перещеголяли наших кавказских разбойников, а про Турцию, Сербию и Болгарию даже и говорить не приходится. Кавказский разбойник отлично владеет не только кинжалом, но револьвером и винтовкой, и в этом отношении может дать двадцать очков вперед нашим доморощенным Ванькам Каинам с их пресловутою дубиной. Разбои на Кавказе производятся и отдельными личностями, и большими шайками, и притом в больших размерах. И хотя Россия считает Кавказ под своим владычеством около 90 лет, но мы до сих пор мало могли сделать к искоренению этих диких и грубых видов преступлений — кавказские разбои носят острый и опасный характер, так как, не встречая в населении серьезного отпора, они завоевывают себе большое поле для деятельности. Нередки нападения на больших дорогах, в деревнях, даже в городах — на улицах и в домах. На больших дорогах среди белого дня, почти на виду земской стражи, останавливается масса пассажиров, иногда до 200 человек, которых грабят разбойники без всякой церемонии. Не менее [295] часты нападения, сопровождаемые убийствами на железнодорожных сторожей и их жилища, на почты, почтовых чиновников и на проезжающих в железнодорожных поездках. Разбойники не останавливаются даже от нападения на целые учреждения, где могут встретить отпор, так как сами организуются в хорошо вооруженные шайки (Джан-Ятагское дело). Некоторые уезды сильно страдают от разбойничьих шаек, которые рекрутируются пришлыми разбойниками из Персии и Турции. До сих пор все усилия администрации не могут окончательно искоренить кавказский разбой, и здешние шайки иногда дают правильные сражения высланным полицейским отрядам, оставаясь нередко победителями. Все эти сведения сообщил нам один тифлисский приятель, член местного Юридического Общества. Он теперь готовит обширное исследование по вопросу о происхождении разбоя на Кавказе и об обстоятельствах, питающих его и благоприятствующих его развитию. На первый раз им приготовляется к печати монография о знаменитом тифлисском разбойнике Тато Цулукидзе, что в свою очередь даст возможность ближе подойти к причинам и корням, производящим эти разбои. Кавказские разбойники рекрутируются не только из числа мусульман, но и из христиан, причем все народности: Грузины, Осетины, Тушины и даже Армяне конкуррируют в создании легендарного героя, местного Ринальдо-Ринальдини, пред которым низко преклоняется народная толпа. И теперь еще почта на Кавказе сопровождается не только вооруженным почталионом, но и казаками с винтовками. И тем не менее, когда я пишу эти строки, почта ограблена близ города Шуши и ограблен ехавший с нею военный следователь. По Военно-Грузинскому тракту езда теперь почти безопасна, но очень недалеко то время, когда еще предписывалось задерживать проезжающих на станциях за два часа до сумерек и отпускать утром не ранее, чем будут выставлены дневные пикеты. Тем не менее, дня за три до нашего проезда, злоумышленники напали на почту при следовании ее со станции Казбек на станцию Ларс. Встретив отпор, разбойники скрылись в горы, отстрелив палец у казака, сопровождавшего поезд. В Терской области до сих пор так часты случаи краж, грабежей и разбоев, где виновные в этих преступлениях ускользают от правосудия, что с 1879 года в крае введены «Временные правила об имущественной охране [296] русского населения Терской области от хищничества горцев». Этими правилами установлена круговая ответственность туземных сельских обществ за всякое насилие против жизни, здоровья и права собственности населения станиц, слобод и городов. Особенно часты случаи грабежей в Сунже, населенной Ингушами. Грабежи — это как бы племенная профессия Ингушей, которые все, от мала до велика, носят оружие и нередко злоупотребляют им.

В виду холеры, движение по Военно-Грузинской дороге путешественников было очень невелико, ехавших в Тифлис пугала дезинфекция, производимая на станции Пасанаур, а в последнее время на станции Мцхеты; наоборот, ехавшие из Закавказья избегали Дарьяла, не желая попадать в сильно зараженную эпидемией Терскую область. На многих станциях Военно-Грузинской дороги были сделаны все нужные приспособления для оказания помощи путешественникам, заболевшим в дороге. Всюду выстроены были небольшие деревянные бараки, разбиты палатки, запасены медикаменты и дезинфекционные средства, но, к счастию, почти все эти приспособления оставались без употребления и холерные больные не появлялись почти ни на одной станции, и таким образом Военно-Грузинское шоссе должно рассматривать как путь, почти совсем пощаженный эпидемией, а следовательно и не загрязненный.

На третьей станции, считая от Владикавказа, именно в Казбеке мы еще засветло остановились на ночлег. Красоты пути от Ларса до Казбека, как мы уже упоминали выше, таковы, что их не в силах описать слабое человеческое перо (Человеческий язык, сказал Флобер, это лопнувший сосуд, на котором мы разыгрываем наши мелодии, как бы аккомпанируя медвежей пляске, а между тем мы желаем растрогать звезды.). Это не дорога, а роскошная сказка в пятнадцать верст длины. Только в сказках Шехерезады можно найти столько богатой фантазии, и только в поэмах Байрона столько мрачности и силы красок, как в этой дивной дороге! Для одной этой станции стоит ехать на Кавказ! За то этот кусок пути является и самым опасным местом всей дороги. Кроме ледниковых завалов, о которых мы уже говорили, на этом же участке бывают и жестокие каменные обвалы. Так, за несколько дней до нашего проезда через Дарьял здесь произошел на девятой [297] версте жестокий каменный обвал, прекративший сообщение на целые сутки. Когда едешь между Ларсом и Казбеком под нависшими над самою головой гигантскими седыми скалами, то на душе становится жутко, и отлично сознаешь, что рано или поздно именно этому участку дороги грозит жестокая катастрофа, рано или поздно придется или рвать эти скалы, или поднимать дорогу выше. Возле станции Казбек Дарьяльское ущелье сильно расширяется, и со станции получается превосходный вид на снежную вершину Казбека и соседнюю с нею гору Квенем-Мта, на которой стоит древняя каменная церковь в честь Святой Троицы (Самеба Цминда). Близ станции, тут же в ущельи расположены два грузинских аула — Гергеты и Казбек, которые нам хотелось посетить, а кстати и совершить подъем до церкви на Квенем-Мта на высоту 7,673 фута над уровнем моря.

В обоих из этих аулов холеры совсем не было, хотя оба они насчитывают у себя по нескольку сот жителей. Хотя Грузины и христиане, но эпидемические болезни олицетворяются ими в виде одушевленных существ. Конечно, я говорю лишь про сельских жителей.

Вообще на Кавказе многие туземцы представляют себе холеру в виде ангелоподобного существа, которое само боится воды и черной собаки. При встрече с ними, холера якобы превращается в иглу, которая втыкается в платье своего проводника, избираемого из числа простых смертных. Обходя все дома, холера отмечает свои жертвы, которые, впрочем, заранее предопределены, и ударяет их особыми зелеными прутиками, оставляющими синяки на теле обреченного болезни человека. Кто получил такой синяк, тот непременно умрет, простое же посещение холеры в дом хотя и сопровождается болезнью, но не смертельной. Подобное воззрение само по себе конечно не содержит ничего особенно вредного с точки зрения общественной гигиены, зато этого далеко нельзя сказать, хотя бы, например, про мусульманский обряд погребения. Собственно говоря, этот обряд содержит в себе два вредных момента особенно при погребении лиц, умерших от заразных болезней. Во-первых, омовение трупа, причем в лучшем случае вода, взятая для этой цели, выливается тут же, возле дома, а в худшем, всю эту процедуру проделывают в ручье, из которого пользуются все жители данного селения. Во-вторых, [298] до укладывания трупа в могилу (У мусульман покойников не кладут в гроб, а завертывают в белый саван и в таком виде предают земле.) происходить нечто в роде нашего отпевания: «мулла громко прочитывает главу из Корана, а тридцать человек, из знающих читать по-арабски, берут по одной тетради (из тридцати) Корана и также прочитывают их. В это время покойник должен быть закрыт шелковою или бумажною материей. По окончании отпевания эта материя снимается с трупа и распределяется между муллой и тридцатью читальщиками. Не нужно никаких комментарий, чтобы понять, какой вред могут принести обе эти процедуры, особенно в холерное время!

Крайне живописен издали вид грузинских и осетинских аулов. Подобно ласточкиным или орлиным гнездам, они ленятся на невообразимой круче, и с первого взгляда трудно отличить эти сложенные из дикого камня сакли от темно-серых скал, на которых они выстроены. Издали такие аулы имеют вид каких-то старинных рыцарских замков или недоступных разбойничьих притонов. Вблизи вся иллюзия разлетается в прах, все рыцарство сводится к полуразрушенным башням и осыпавшимся каменным заборам, а остальное состоит из камня и навоза. Действительно, трудно представить себе что-нибудь грязнее осетинского или грузинского горного аула. А их сакли бесспорно даже хуже и грязнее наших курных изб. Оговариваюсь, что я имею в виду только горные аулы, так как выстроенные на равнинах и плоскостях, представляются несравненно более благоустроенными. Обыкновенно горные аулы очень невелики, а сами сакли складываются из каменных плит, зачастую безо всякого скрепляющего цемента. Грузин-поселянин, с которым я вместе осматривал аул Казбек, обратил мое внимание на громадный величины плоскую плиту, целую скалу, которая уложена была в стене одного из лучших домов аула. Дом этот принадлежит наследникам генерала Казбека. — А, что? сказал мой проводник, — у вас в России можно найти камни такой величины? Мне не хотелось смущать душевное спокойствие вопрошавшего, и я утешил его, сказав, что у нас нет ничего подобного. Зачастую солнечная сторона постройки, имеющей обыкновенно два этажа, снабжена навесом и галлерейкой. [299]

Рыцарские башня, о которых мы только что упомянули, иногда также обращаются в жилье, причем в верхних этажах размещаются люди, а внизу скот. Самые башни эти строились в те блаженные для горцев времена, когда грубая сила являлась исключительным правом и когда все житейские дела к удовольствию той или другой стороны решались с оружием в руках. Основание башни редко имеет более трех квадратных саженей, кверху она сильно сужена, вышина нередко доходит до 10 саженей. Одно жилище обыкновенно занимается одною семьей, и только у Ингушей несколько семей соединяются в одном помещении, разгороженном на соответствующее число квартир, выходящих в общий корридор. Сакля бедных Осетин или Грузин состоит обыкновенно из одной только комнаты. Прошло не более 10-15 лет, как стали снабжать эти помещения окном, а то это были темные, законченые каменные мешки, в которых, как в курной избе, от копоти и гари ело глаза и свежий человек просто задыхался.

В редких только случаях даже и теперь можно встретить вымазанную глиной и выбеленную саклю; крыши у всех плоские, земляные, а стены голые, довольно искусно сложенные из едва отесанных каменных плит. Посреди сакли располагается очаг с традиционным котелком, в котором изготовляются незатейливые кушанья горцев. И в стужу и в жару хозяйка дома, подобно древней весталке, поддерживает огонь в своем очаге, наполняя удушливым кизячным дымом все помещение. Вдоль одной из стен тянется нечто в роде нар, которые завалены постельными принадлежностями и всевозможною рухлядью. Все это грязно, серо и крайне, нужно сознаться, непривлекательно. У нашего русского крестьянина нередко вся постель, все постельные приспособления, сводятся к одному рваному полушубку, за то у Грузина имеется и тюфяк, набитый овечьей шерстью, и одеяло и даже подушка, но все это до такой степени грязно и смрадно, что мой ямщик-бедняк мужичек из беднейшей русской губернии — объявил, что он согласен скорее лечь спать в придорожную грязь, чем на тюфяк зажиточного Грузина, который надевает чистую рубаху, только когда старая окончательно сопреет на плечах. Таким образом разрешается еще надевать белье, но снимать его не полагается ни в каком случае. Познакомившись с этими подробностями, я, признаюсь, не без [300] содрогания смотрел на всякую черкеску, которая еще так недавно представлялась мне верхом изящества и грациозности. Женский костюм также неопрятен, хотя Грузинки обязательно составляют его из очень ярких цветов; не спасают его и цветные шальвары, которыми очень дорожат кавказские красавицы. Известно, что нередко на Кавказе народные вожаки умели возбуждать волнение в массах, распуская слух, что Русское правительство собирается воспретить женщинам носить шаровары, а мужчин всех думает обратить в казаков!

Спят все вповалку, как и в нашей русской деревне. Так как постельного и ночного белья не полагается, а в сакле от неугасимого очага бывает страшно душно, то нередко спят все au naturel, то есть в костюме наших праотцев Адама и Евы.

В такие горные аулы можно добраться только пешком, да и то нужно известное искусство, чтобы взобраться по этим тропикам, которые иногда почти отвесно вырублены в скале в виде лестницы. Сообщения аулов друг с другом также самые примитивные, и там где туземец нередко пробирается с арбой, не пройти и иному пешеходу. Дорога вьется то над глубочайшей пропастью, то спускается в темное ущелье, то идет по берегу какого-нибудь бешеного, капризного ручья — оттого на Кавказе так много белых рек — вдоль которого приютились крохотные туземные мельницы, которые издали никто не примет за постройку, а просто за груду свалившихся камней.

Едят и Грузины и Осетины очень скверно. Они такие же вегетарианцы поневоле, как и наш русский крестьянин, хотя в сущности все горцы страшные охотники до мяса, в лучшей форме его приготовления, именно в виде шашлыка. Однако мясо достается горцу не особенно часто. В горах мясо принято заготовлять сразу на весь сезон. Режут сразу несколько баранов и сохраняют мясо в сушеном виде. Обыкновенно это делается в конце сентября. Бедняки едят мясо не более 10-12 раз в год, зажиточные чаще, но преимущественно за вечерней трапезой. Уверяют, что общественное мнение, которое, увы, очень сильно в горах, смотрит весьма неблагосклонно на горца, который помимо торжественного случая, ради удовлетворения мамона, решится заклясть тельца, а тем более зарезать быка. Общественный ригоризм не допускает никакой неумеренности, особенно по части еды. Любителям [301] свеженького мяса приходится пускаться на выдумки и, не дожидаясь смерти близкого приятеля, когда мяса полагается есть в волю, остается придумывать басню об издохшей овце, которую все равно нужно съесть, ибо кавказские горцы охотно едят мясо палого скота, хотя бы смерть последовала от повальной болезни. В этом случае необходимо успеть лишь перерезать горло животному и увидать хотя несколько капель крови. В горах сеют по преимуществу ячмень и изредка овес и рож. В последнее время начинают возделывать и картофель. Из ячменя горские дамы приготовляют превкусные пресные лепешки (чурек), которые впрочем очень быстро черствеют. На плоскостях ячмень заменяет кукуруза, а ячменный чурек-чурек кукурузный. Черный хлеб не в ходу, а белый, пшеничный выменивается горцами в русских селениях на другие продукты их незатейливого хозяйства. Вообще горец в еде поражает своей умеренностью. Уж на что неприхотлив русский мужик, но он просто бы умер с голоду от тех ничтожных порций пищи, которые удовлетворяют вполне горца. Зимой горец довольствуется куском сыра и чашкой кислого молока, а летом наестся черемши (Черемша — род дикого чесноку.) или луку с куском ячменной лепешки.

Осетины все по преимуществу заняты земледелием. Положение земледелия в Осетии мало у нас известно, и о нем стоит сказать поподробнее. Климат горной Осетии очень суров; зима здесь длинная и суровая, а лето очень коротко. Земля плодородной совсем не имеется, а созданная искусственно на горах и скалах, путем громадных усилий, ежеминутно подвержена разным случайностям, в роде обвалов, осовов и ливней, которые уносят не только урожай, но и почву. Главное богатство здесь сводится к альпийским пастбищам и сенокосам. Не то в плоскостной Осетии, где почва превосходна, а климат уже настолько мягок, что здесь свободно возделывается кукуруза и даже может дозревать виноград. Земельные наделы у плоскостных Осетин весьма удовлетворительны; они значительно выше самых высоких наделов наших помещичьих крестьян и приближаются к наделу государственных крестьян в черноземной трехпольной полосе. К тому же осетинские земли еще не истощены и дают, в общем, лучший урожай, чем в [302] средней черноземной полосе России. Совсем не то у горных Осетин; здесь земельный надел, в среднем, не достигает и одной десятины на каждую наличную душу мужского пола, и зачастую вся земля, которой владеет целое общество, состоит из одних громадных хребтов и скал с крутыми боками и почти отвесными спусками. Например, одно общество владеет здесь 100 тыс. десятин земли, из которой, по уверению одного большого знатока местных земель, едва ли наберется 50 десятин совершенно ровного места. Когда проезжаешь по Военно-Грузинской дороге, то не устаешь буквально поражаться той удивительной, просто нечеловеческой энергией, которую должен проявлять горец, чтобы обрабатывать свои пастбища на такой баснословной крутизне. Здесь, как и в Каталонии, горец буквально делает хлеб свой из камня; но, очистив свой участок от камня и щебня, горец не гарантирован, что его колоссальный труд сохранится на долго. Первый каменный обвал снова засорит почву, и Сизифов труд начинается снова. Навоз и плодородную землю из глубоких ущелий горец на своих плечах встаскивает на страшную крутизну, и нередко первый ливень смывает вниз всю его ниву. Когда приходится пахать на такой высоте на уклоне, доходящем до 70 градусов, нередко скот срывается с обрыва и погибает в пропасти. Пашут на быках, слабосильных и мелких, самой примитивною легкою сохой, которая царапает землю не глубже полутора вершков. На гору всю соху горец свободно несет на плече, — так она легка. Среди горных Осетин много безземельных. и потому естественно, что земли здесь ценятся чуть ли не на вес золота. Земля для горца такое же излюбленное детище, как и для русского крестьянина, и десятина пахотной земли в горах нередко стоит более 3000 рублей, а заливной луг до 700 рублей. При таких условиях, в которых поставлено земледелие, очевидно, что ни усилия отдельной личности, ни даже целой семьи не могли доставить гарантий успешной борьбы с суровою природой. А потому в горной Осетии весьма крепко общинное родовое владение, при котором, вообще говоря, землей не владеют, а лишь пользуются ею. Редактор «Терских Ведомостей» Е. Максимов высчитывает, что в среднем население Владикавказского округа ежегодно производит 195 тыс. четвертей хлеба или более 2 миллионов пудов различного зернового хлеба. Вычитая отсюда 25.350 [303] чет., идущих ежегодно на обсеменение полей, получим остаток, приблизительно 170 тыс. четвертей, служащих уже исключительно нуждам населения Владикавказского округа. Так как это последнее превышает 83 1/2 тыс. душ обоего пола, то на каждую душу приходится лишь немного более 2 четвертей хлеба, т. е. норма лишь достаточная на пропитание населения. Что касается средней урожайности, то в этом отношении северная Осетия не выделяется в Терской области ни в сторону munimum’а, ни в сторону maximum’а, и в ряду других местностей Империи занимает такое же положение, как губернии царства Польского, а также средняя полоса, юго-западные, черноземные, восточные и южные губернии (Е. Максимов и Г. Вертепов. Туземцы Северного Кавказа. 1892.).

Скотоводство у Осетин Северного Кавказа находится в весьма неблестящем положении. По числу лошадей Осетия занимает чуть ли не самое худшее место во всей России (на 100 душ населения приходится 17 лошадей) (Первое место в этом отношении из народностей России принадлежит Кабардинцам (46 лошадей на 100 жителей).). Крупный рогатый скот, т. е. волы, имеющие главное значение в живом сельскохозяйственном инвентаре, хотя и отличаются большою выносливостью, но крайне невзрачны по наружному виду. На каждые сто душ населения приходится не менее 67 голов крупного рогатого скота, и это уже такое богатство, которым не может похвалиться ни один уголок России, ни даже Финляндия, где на 100 жителей имеется около 57 голов рогатого скота. Мелкого скота, т. е. овец, коз и ослов, в Осетии также не мало, и овцеводство в общем поставлено несравненно выше огромного большинства местностей России. Свиней в Осетии совсем не разводят, и даже христиане из Осетин придерживаются в этом отношении мусульманских традиций и считают мясо свиньи нечистым и негодным для употребления в пищу. Огородничество, и садоводство не играют пока в жизни Осетии никакой роли. Из промыслов, стоящих в связи с сельскохозяйственной промышленностью, стоит отметить три: производство пива, сыра и сукон. Горское осетинское пиво, напоминающее по вкусу и цвету хороший английский портер, изготовляется самым примитивным способом; в продажу оно не пускается и, подобно русской браге, изготовляется каждой семьей исключительно на собственную потребу. [304]

Сыроделие, и по технике производства и по сбыту продуктов, выходит уже на путь чисто промышленного производства, не имеющего значения исключительного предмета, идущего для домашнего употребления. Осетинский сыр, он же «кобинский» и «трусовский», очень вкусен. Лучшие сорта его изготовляются близ станции Коби (4-я станция по Военно-Грузинской дороге). На Кавказе этот сыр имеет огромное распространение, и в каждом кавказском духане, начиная от Ростова и кончая любым закавказским захолустьем, осетинский сыр составляет любимую придачу к местному кахетинскому вину. Из первых рук сыр этот приобрести можно не дешевле 15-17 коп. за фунт, но, благодаря скупщикам, розничная продажа этого вкусного продукта всюду на Кавказе доходит до 30 и 35 коп. за фунт. Правильно устроенных сыроварен, конечно, нигде нет, и все сыры в горной Осетии изготовляются исключительно домашним образом женским персоналом семьи. Сыр готовят из неснятого, процеженного однако, молока, которое заквашивается от прибавления на ведро молока полустакана сыворотки с прибавкой бараньего или телячьего желудка. Горные альпийские травы придают молоку осетинских коров особенно приятный вкус, и нет сомнения, что при улучшении техники производства эта отрасль промышленности могла бы создать для Осетии такую же известность, какую создает сыр для маленькой Швейцарии. Размеры производства сыра в горной Осетии никому неизвестны, и даже для аула Коби мне на месте не удалось запастись сколько-нибудь серьезными данными. В горной Осетии каждый двор изготовляет не только сыр, но и прекрасное сукно, которое очень высоко ценится на всем Кавказе. Сукна здесь готовят или из козьего пуха или из шерсти горных овец. Две работницы за год могут изготовить 6 кусков сукна восьми-вершковой ширины и 16 аршин в длину, и таким образом, по вычислению знатока кавказского кустарничества Марграфа, чистый заработок семьи горных Осетин в год на сукне доходит до 25 р. Цена штуки сукна колеблется от 5 до 40 р. за штуку, причем на приготовление наиболее ценного сукна из козьего пуха на один кусок идет пух с 200 коз. Пух вычесывается от руки в течение трех месяцев, и пушинки сортируются чуть ли не по отдельному волоску. Вообще техника этого чисто женского производства крайне несложна и примитивна. Принцип [305] разделения труда заключается в том, что ткачеством и отчасти изготовлением пряжи занимаются взрослые девушки и женщины, а сортировкой шерсти и расческой ее, как занятием более легким, исключительно девочки-малолетки и старухи. Расческа производится от руки на гребне и взбивается лучком с соблюдением приемов, практикуемых и у нас в России (Взбивание лучком есть также своего рода сортировка. Шерсть размещается на решетке, причем от вибрации лучка мелкая проваливается сквозь петли решетки, а крупные шерстинки летят в сторону.). Ткацкие станки и все приспособления для прядения устроены самым примитивным способом. Сукна сбываются главным образом во Владикавказе; но и здесь сбыт не минует рук скупщиков. В самую глубь Осетии забираются горные Евреи и скупают сукна, так сказать, на корню, получая на свою долю львиный барыш.

Бурок в Осетии совсем не изготовляют, — это уже специальность Кабардинцев, причем лучшие сорта бурок изготовляются из чистого подшерстка. Маркграф исчисляет количество бурок, изготовляемых в Кабарде, в 6-7 тыс. штук на сумму в 40-50 тыс. рублей, причем хорошую бурку работница не может изготовить скорее чем в месяц. Производства пива, сыра и сукон являются, как мы сказали, чисто женскими отраслями домашней промышленности; мужских производств у Осетин совсем не имеется, если не считать земледелия, которым занимаются также не одни только мужчины, но и женщины. К числу специально мужских производств на Кавказе принадлежит седельное производство, слагающееся, в свою очередь, из трех обособленных друг от друга промыслов: шорного, арчакового (изготовление деревянных частей седла) и металлического. Все эти производства ведутся пока исключительно мужскими руками, и женщины допускаются к ним в виде исключения. Говорю пока, потому что опыт более культурных народов давно уже установил, что в промышленности не существует строго говоря ни чисто женских, ни чисто мужских профессий. Где нынче заняты одни мужчины, завтра, с изменением условий жизни, становятся женщины, и нередко профессия чисто женская в одном государстве, в другом выполняется работниками мужчинами. Наконец, чисто детскою профессией на Кавказе является нагаечный промысел, [306] то есть изготовление нагаек, без которой не может обойтись, как известно, ни один джигит. Если в ауле имеется мечеть, то при ней содержится почти всегда духовная школа, ученики которой обязательно занимаются нагаечным ремеслом, чем и зарабатывают себе пропитание. Несомненно, что такое отношение нагайки к школьнику представляется более целесообразным, чем в школах более культурных народом, и европейский школьник может позавидовать в этом отношении своему кавказскому коллеге. Горный промысел поддерживается в Осетии только казной, сам народ не принимает никакого участия в разработке своих громадных минеральных богатств, и это обстоятельство, несомненно, крайне неутешительно, так как в старину Осетины славились, как искусные рудокопы, и серебро-свинцовая руда и даже золото добывались здесь в глубокой древности. В настоящее время только в одном ущельи Осетии (в Алатри) имеется богатейший казенный завод, где добывается свинцово-серебряная руда. Народной массе, как и всегда, недостает знаний и капитала, чтоб эксплоатировать естественные богатства своей территории. — История Осетии крайне ничтожна и вся может быть рассказана в нескольких словах.

Прежде весьма в ходу было мнение, что Осетины являются предками теперешних Германцев, которые не боятся никого кроме Бога. Мнение это охотно разделяется и поднесь нашею публикой, беззаботною по части филологических изысканий, и поддерживается, главным образом, любовью Осетин к сыру и сходством некоторых осетинских слов с немецкими. Однако работы Шегрена и особенно профессора В. Миллера доказали самым неоспоримым образом, что по языку Осетины представляют собою иранскую ветвь индоевропейских народов. Блестящих периодов в истории Осетин никогда не было, хотя они и хвалятся, что у них когда-то существовала многолюдная и блестящая столица в Курталинском ущельи на реке Фиаг-Доне. В древнейшие времена главною профессией этого народа, как и многих других, была война, причем приходилось драться не только за свои личные, кровные интересы, но и служить в качестве наймитов для Византии и Грузии. Христианство здесь водворилось внешним образом очень рано, еще в IV веке, но уже в X все священники были прогнаны, и в Осетии снова установилось мусульманство. Вторично христианство проникло в Осетию в XI веке уже под [307] влиянием грузинских миссионеров. XI век вообще считается кульминационным пунктом осетинского могущества, которое, собственно говоря, представляло лишь слабое отражение тогдашнего положения Грузии, где царствовала знаменитая Тамара, взявшая себе в мужья Давида Сослана, осетинского князя. Первым супругом коварной Тамары, воспетой Лермонтовым, как известно, был Георгий, сын Русского великого князя Андрея Боголюбского, из рода Всеволодовичей. Это было, так сказать, первое соприкосновение и родство Грузии с Россией. Со смертию Тамары (1212 г.) потухло и могущество Осетии; раздоры феодалов и народная вражда к ним быстрыми шагами веди Осетию к подчинению другим государствам. Вскоре с севера их начали одолевать Кабардинцы, которые наградили их снова и мусульманством, а с юга их загоняли в горные кручи Грузины, и бедным Осетинам, отрезанным от плоскости, оставались одни бесплодные скалы ущелий, да взаимные ссоры и распри. Народ быстро дичал, беднел и опускался. Русское владычество на Кавказе встретило в Осетинах наиболее мирный элемент, с которым удалось поладить всего легче. Россия освободила в Осетии крепостных и дала новый толчок к переходу от мусульманства в христианство, но Осетины все еще плохие христиане. Насколько определенно у них понятие о Боге, можно заключить из следующего рассказа.

Несколько лет подряд Бог, или по-осетински Хцау, не давал урожая ни на хлеб, ни на сено; Осетины терпели, но наконец пришел конец и их долготерпению; они собрались всем обществом и решили написать от имени всего общества прошение к дзуарам (святым), чтоб они, посоветовавшись между собою, сместили Хцау и поставили на его место другого, который бы относился к ним милостивее. Приговор был привязан к хвосту ласточки, которую затем и пустили, чтоб она отнесла прошение общества к дзуарам. Что сказать про характер Осетин? Говорят, они веселы, добродушны и гостеприимны выше всякого описания. Отрицать этого не могу, равно как и того, что по духовным своим способностям Осетины считаются наиболее богато одаренным племенем среди всех кавказских горцев. Несомненно, что поэтического творчества им не занимать стать, и богатая фантазия их песен, легенд и сказок известна всякому этнографу. Положение женщины у этого богато одаренного племени однако [308] очень тяжелое и грустное. Самые тяжелые работы лежат на ее плечах, значение ее в семье, в смысле уважения, равно нулю, даже появление на свет девочки встречается Осетином чуть ли не проклятием. Где кроется корень этого восточного третирования женщины, понять трудно, ибо как не вертись, а все же в конце-концов женщина для человека Востока представляет собою не только вьючный скот, но и неиссякаемый источник наслаждений.

Вообще же Осетии прежде всего нужны школы и хорошие дороги. «Осетинская и всякая кавказская дичь, говорит Е. Марков, ждет от нас вперед широкой и плодотворной деятельности во всех смыслах и искреннего уврачевания старых зол, чтобы мы могли оправдать, наконец, пред всем миром и свои завоевания и свой горделивый титул цивилизующего народа, который мы так любим носить, но еще не умеем оправдывать».

(Продолжение следует.)

В. Святловский.