ДИННИК Н. Я.

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ПШАВИИ И ТУШЕТИИ

II.

Утро под перевалом Сакинбо-геле. Подъем на перевал и спуск с него. Долина Ори-цхали. Обилие снегов и следи древних ледников. Дорога в Тушетию. Аул Весто-мта и стоянка около него. Животные и растения. Горы над Тушинскою Алазанью и спуск с них. Селение Бочорма. Горы между Тушинской и Пирикительской Алазанью. Вид на Квавло-мта и соседние с нею вершины. Аул Дартло. Поездка к [114] ледникам Квавлос-мта. Дорога вверх по Пирикительской Алазани. Животные, водящиеся в ней. Гора Малый Качу. Речка Наровани. Стоянка в верховьях ее.

Перед светом мы прозябли настолько сильно, что поневоле должны были встать очень рано, т. е. тогда, когда только что начала на востоке заниматься заря. Всюду вокруг нас было мокро, темно и холодно, и все мы чувствовали себя далеко нехорошо. Особенно несчастным в это время выглядывал наш Егор, все одеяние которого состояло из черкески да бурки среднего качества. Чтобы согреться, мы решили поскорее укладывать вещи, седлать лошадей и двигаться в путь. На наше счастье все тучи рассеялись, и надо было ожидать хорошей погоды. В 5 часов утра мы уже тронулись; солнце в это время взошло, но высокий хребет, поднимающейся с восточной стороны, надолго скрыл нас от его лучей; по этому вокруг нас было по прежнему холодно и сыро.

Подъем на перевал оказался очень крутым, и нам пришлось не более десятой части его проехать на лошадях, все же остальное пространство мы должны были пройти пешком. Пробираться пришлось то по снегу, то по осыпям или скалам, и не смотря на то, что за ночь наши ноги успели порядочно отдохнуть, мы все-таки были принуждены карабкаться на эту гору слишком два часа; вчера же, без предварительного отдыха, нам необходимо было бы употребить на этот подъем, действительно, не менее четырех часов. Таким образом мы поступили вполне благоразумно, избрав место для ночлега перед этим перевалом.

Перевал Сакинбо-геле только на 500 ф. ниже Мтид-гверди и представляет неглубокую седловину в скалистом гребне, состоящем все из того же аспидного сланца. По ту и по другую сторону перевала тянутся порядочные снежные поля, на нем же снег не держится вовсе; вероятно его сдувает ветер. С этого перевала мы в третий раз увидели ту чудную картину, которой дважды любовались вчера.

За перевалом следует бесконечно длинный спуск, ведущий наконец уже в самую Тушетию. Вначале тропинка тянется то по снегу; то по осыпям и скалам, а потом переходит на склоны, покрытые мелкой тощей и приземистой травкой, перемешанной с крошечными цветами. Не более вершка длиною, прекрасного синего цвета генцианы (Gentiana pyrenaica) [115] прежде всего обращают на себя внимание; рядом с ними растут крошечные незабудки (Myosotis silvatica Hoffm.), колокольчики (Campanula Adami), камнеломки (Saxifraga levis, S. exarata), Gnaphalium, Draba rigida W., Cerastium и чаще, всего, Trifolium ambiguum М. В.

Этот спуск приводить наконец к речке Ори-цхали; но здесь, на самом дне более или менее глубокой долины ее, снова начинаются снега, и мы снова должны идти по ним не менее версты. Они с обеих сторон окружены зелеными склонами и представляют собою ничто иное, как остатки множества лавин, скатившихся зимою или весною на дно долины Ори-цхали. Эти снега так сильно завалили долину, что речка даже летом на протяжении целых верст течет под ними и только в очень немногих местах пробивается из под них на свет. Вода в Ори-цхали чиста, прозрачна и имеет прекрасный сине-зеленый оттенок, течет она очень быстро, и там, где снега кончаются совершенно, представляет бесконечную серию красивейших водопадов.

Долина Ори-цхали замечательна еще по тем следам, которые оставил здесь ледниковый период. На правой стороне речки, у самой тропинки, ведущей вниз, во многих местах торчат из земли скалы, состоящие из очень твердого аспидного сланца, и на некоторых из них видны ясные следы ледниковых царапин. Большая часть таких скал расположена по правую сторону долины, у самой дорожки. Царапины, находящиеся на них, представляют целую систему параллельных линий, длиною сажени в 2. Некоторые из таких скал имеют сглаженные и исчерченные ледниками поверхности в несколько квадратных сажень. На высоте 600-700 футов над тропинкой также находятся сошлифованные скалы; они показывают, что ледник, существовавший здесь в прежние времена, достигал очень больших размеров и толщина его была никак не менее 100 сажень. Явственных морен вблизи этих мест незаметно, но и здесь, на очень крутых склонах, им трудно было уцелеть в течение многих веков, протекших после ледникового периода.

Долина Ори-цхали в этих местах совершенно безлесна; даже хороших лугов в ней нет. Из кустарников мы встретили здесь, и то лишь в одном месте, таволгу (Spiraea crenata L.), которая в других ущельях Кавказа [116] принадлежит к самым обыкновенным растениям. Значительно ниже, на высотах от 5 1/2 до 6 1/2 тысяч футов, но Ори-цхалн, леса занимают уже довольно большие пространства.

В том месте, где в Ори-цхали впадает с левой стороны небольшая речка, на высоте около 6 1/2 тысяч футов, мы сделали часа на 2 привал, а потом пошли дальше. Тут снова пришлось нам взбираться на очень крутую гору, подняться не менее как футов на тысячу и затем тотчас же снова начать спускаться. Дороги в этой части Кавказа могут привести путешественника в крайнее раздражение. Они вовсе не похожи на дороги Кубанской или Терской областей, где приходится ехать по долинам рек целые дни и не встретить иногда ни одного большего и крутого подъема или спуска; здесь же по нескольку раз в день приходится подниматься на очень высокие и крутые горы, с тем, чтобы тотчас снова начать спускаться. Если бы не вещи, и в том числе теплое платье, без которого путешествовать в таких местах невозможно, то здесь не стоило бы даже нанимать лошадей, так как в некоторые дни путешественнику ездить на них почти не приходится.

На всем протяжении последнего подъема и спуска растительность была очень бедна. В одном только месте мы встретили несколько штук Spiraea crenata, а других кустарников или деревьев не видели вовсе; почва же здесь была более или менее тощая, глинистая и образовалась без сомнения путем разрушения все того же аспидного сланца.

Спустившись с горы, мы попали в долину другой речки, также впадающей в Ори-цхали с левой стороны. Ее наш Михако называл Весто-мта-цхали. Мы остановились на правом берегу ее и так как перед этим в течение пяти дней шли форсированным шагом, то решили здесь сделать привал, приблизительно на сутки.

Долина Весто-мта-цхали в этом месте тянется почти прямо от востока на запад. Она, как и большая часть долин Тушетии, имеет небогатую растительность и потому более или менее унылый вид. Причиной этого надо считать конечно большое количество скота, а в особенности овец, разводимых Тушинами. Горки, окружающие эту долину, почти вовсе лишены скал, в особенности с левой стороны, где на них виднеется много узких полосок хлебных полей, а [117] кое-где и небольшие березовый заросли. В одном только месте красуется здесь маленькая сосновая рощица; вдали же, на востоке видно значительно большее количество леса, который растет частью по склонам этой же долины, а частью по Ори-цхали. Из травянистых растений, кроме различного рода злаков, здесь чаще всего попадается обыкновенная генциана (Gentiana verna), конский щавель (Rumex crispus), чемерица (Veratrum album), царский скипетр (Verbascum), розовая ромашка (Pyrethrum roseum), невабудки (Myosotis silvatica), клевер (Trifolium pratense и Tr. alpestre), Cucubalus, Geranium pratense, Polygonum bistorta, несколько видов Veronica, Alchemilla vulgaris, очень красивая и пышная Betonica grandiflora и т. д. Птицами долина Весто-мта-цхади также небогата. Даже самых обыкновенных горных птиц, альпийских ворон и галок (Fregilus graculus и Pyrrhocorax alpinus) мы видали здесь очень мало; попадались красногрудый воробей (Fringilla erythrina), горная овсянка (Emberiza cia), дрозд-деряба (Turdus viscivorus), сарычи (Buteo Menetriesi Bogd.) и крошечный, с гранатово-красным лбом, корольковый вьюрок (Metoponia pusilla Pall.). Из насекомых больше всего попадалось жужжелиц из рода Plectes, которые лезли в нашу палатку, в особенности вечером, чуть не десятками. На левой стороне реки, по склону, обращенному к солнцу, растительность была несколько богаче. Здесь часто попадались Cynoglossum, Borago, Scrophularia, а из деревьев береза, верба и рябина. Что касается хлебных растений, то мы встретили здесь только ячмень и рожь.

Против нас, на левой стороне речки, было расположено несколько маленьких тушинских поселков. Один из них состоит всего из трех хижин, другой из четырех, и, наконец, еще два, именно Весто и Весто-мта, из 12 или 13 хижин каждый. Все они расположены по склоны горы на пространстве приблизительно квадратной версты.

На стоянке против этих крошечных аулов мы переночевали, а на следующий день, часов в 12, хотели было ехать дальше, но дождь, продолжавшийся до самого вечера, заставил нас остаться здесь до следующего утра.

Дальнейший наш путь проходил мимо Весто, по направлению к Тушинской Алазани. Переехав через Весто-мта-цхали, мы в течение приблизительно получаса поднимались, по левому склону долины ее на невысокий хребет, находящийся [118] между Тушинской Алазанью и Весто-мта-цхали. Гребень этого хребта очень широк, сильно притуплен и покрыт густой, но низкой травкой. Здесь в сороковых или пятидесятых годах долго стояли лагерем русские войска, защищавшие Тушетию от нападений Шамиля. Не смотря на полсотни лет, прошедших с того времени, следы лагеря, в виде множества четырехугольных валиков, окружавших когда-то палатки, сохранились до сих пор прекрасно.

Проехав по гребню несколько десятков сажень, мы начали спускаться в глубокую долину Тушинской Алазани. Этот склон очень крут, обращен к северу, всегда более или менее влажен, и потому покрыт довольно порядочным лесом. Большие сосны, достигающие обхвата в толщину, растут на нем в довольно значительном количестве; кроме того здесь много берез, попадается можжевельник (Iuniperus communis L.), смородина и красный, с крупными, розовыми цветами шиповник; в одном месте мы встретили здесь небольшую группу красивых осин. Травянистый Heracleum villosum достигает тут размеров целого дерева. С этого склона долины Тушинской Алазани хорошо виден и противуположный ему, обращенный на юг. Леса на нем нет, а растут, и при том только в немногих местах, отдельно стоящие сосенки, в виде кустиков, не более сажени высотою, да березки, за то все более или менее пологие места его испещрены узкими полосками хлебных полей.

Переехав по мосту через Тушинскую Алазань, которая представляет здесь довольно большую речку, текущую в глубоких берегах, мы направились по дороге, ведущей к аулу Бочорма, и не доезжая до него приблизительно с 1/2 версты, остановились на полчаса на маленькой, ровной и красивой лужайке. С нее открывается прекрасный вид на долину Ори-цхали, в особенности на верховья ее, представляющие целую систему разветвлений, получающих начало частью на Главном хребте, частью на его отрогах. Многие из этих второстепенных долин покрыты березовыми лесами; через них в виде длинных, узких лент, идущих сверху вниз, тянутся сосновые насаждения, которые высотою деревьев и своим темно-зеленым цветом резко выступают над светлой зеленью берез и придают склонам гор очень красивый ж оригинальный вид. С этой же лужайки открывается [119] прекрасная картина на очень высокий, покрытый большим количеством снега и кроме того ледниками Богосский хребет, возвышающийся к востоку от Тушетии.

Бочорма была первым сколько-нибудь значительным аулом, попавшимся нам на пути. Он состоит из нескольких десятков дворов, имеет лавочку, в которой торгует разными мелочными и бакалейными товарами грузин из Кахетии, в нем же живет и серебряк, обделывающий в серебро оружие и изготовляющий серебряные пряжки, пуговицы и прочие вещи для поясов, уздечек, седел и т. д. Лавочка; могущая считаться для Тушетии некоторым образом роскошью, нам очень пригодилась, так как наш сахар и спички приходили к концу, а между тем мы должны были пробыть в горах Тушетии еще около недели.

За Бочорма дорога пересекает несколько балок и, постепенно поднимаясь, выходит наконец на самый гребень хребта, отделяющего две главнейшие долины Тушетии, именно долину Тушинской и Пирикительской Алазани. Первая лежит между Главным хребтом и тем, о котором идет теперь речь, а вторая между этим последним и Пирикительским. Так как Пирикительский хребет поднимается значительно выше лежащей против него части Главного и покрыт гораздо большим количеством вечных снегов, то и Пирикительская Алазань является более многоводной речкой, чем Тушинская.

Хребет, на котором мы теперь находились, был уже отчасти знаком мне. Это тот самый, который представлялся нам с Мтид-гверди в виде ряда зубцов, торчащих над поверхностью облачного моря, затоплявшего тогда все долины Тушетии.

Теперь на нем не было ни одного облачка и с него открывался прекрасный вид на Пирикительский хребет, отстоящий от нас в настоящий момент уже не на 30 верст, как прежде, а всего лишь на 8 или 9. Все вершины его, снежные поля, глетчеры и вытекающие из них речки были видны, как на ладони. Глубоко внизу, в огромном ущелье, виднелась Пирикительская Алазань. На берегу ее как раз против нас располагался аул Чиго, а значительно дальше и немного левее поднималась высокая гора, покрытая огромными снежными полями. Это Квавлос-мта, имеющая 13423 ф. в [120] высоту. Ее широкая зубчатая вершина способствует обильному накоплению снега, которого на этой горе в действительности гораздо больше, чем на любой из соседних с нею вершин, превосходящих даже ее своею высотою. На Квавлос-мта, как мы увидим, существуют даже глетчеры. Левее этой горы видны другие вершины хребта, о которых говорилось уже раньше, а правее аула Чиго тянется долина речки, вытекающей со снегов Квавлос- и Донос-мта (13736 ф.). В верховьях своих эта речка разделяется на несколько отдельных потоков, получающих начало на фирновых полях упомянутых гор. Ледников здесь не видно, да, вероятно, их и нет вовсе, или, быть может существуют только маленькие фирн-глетчеры. Долина этой речки с обеих сторона окружена высокими крутыми черными скалами, но на них снега нет совершенно.

Спуск с хребта, по которому мы должны были пробираться к Пирикительской Алазани, очень крут, кроме того камениста, а местами очень грязен. Почти весь его нам также пришлось пройти пешком. В нижней части он был завален огромной снежной лавиной, которая, поваливши множество деревьев, скатилась почти до самого дна долины Пирикительской Алазани против аула Дартло. На большей части протяжения этот спуск тянулся по лесу и под конец был так крут, что по нему не легко было даже свести лошадей.

Спустившись с горы и пройдя еще несколько десятков сажень по ровной почти местности, мы добрались до моста через П. Алазань и по нем перешли на другую сторону ее. Эта речка имеет здесь шагов 20 или 30 в ширину и очень быстро течет в глубоком русле. Переехав еще через небольшую, но также очень быструю речку, Квавлос-цхали, мы попали в селение Дартло и в нем решии переночевать с тем, чтобы на следующий день рано утром отправиться к ледникам Квавлос-мта. Для ночлега мы выбрали небольшую, но довольно ровную лужайку перед самым селением и на ней разбили свою палатку. Спустя несколько минут после нашего приезда, к нам пришел священник этого селения, человек высокого роста, с приятным выразительным лицом в большой седой бородой. К сожалению он не знал ни слова по-русски, и мы не могли с ним ни о чем побеседовать.

Селение Дартло расположено на левом берегу [121] Пирикительской Алазани в полуверсте от нее, на высоте 6060 ф. над у р. моря. С восточной стороны его протекает Квавлос-цхали, впадающая в Алазань и получающая начало на ледников Квавлос-мта. Она несет холодную мутную воду. Все селение состоит из полусотни хат, сложенных как и все тушинские постройки, без всякого цемента из аспидных плит. Перед селением находится красивая площадка, покрытая густым приземистым клевером (Trifolium ambiguum М. В.); она служит выгоном для небольшого числа коров, телят или лошадей, летом случайно попадающих в селение; на север же от этого последнего тянутся крутые откосы, которые по мере удаления от дна долины поднимаются все выше и выше, доходя таким образом до самых снегов Квавлос-мта. С южной стороны, по другую сторону Алазани, возвышается крутая гора, покрытая на большей части своего протяжения лесом. В нем, как заметил Г. Радде, венчаются растения, принадлежащие северу Европы, напр. водяница (Empetrum nigrum), черника (Vaccinium myrtillus) и брусника (Vacc. Vitis Idea) и т. д. Около Дартло разбросано много известковых глыб, относящихся к позднейшим геологическим образованиям и напоминающих плотный известковый туф; на горе же с северной стороны виднеется немало лугов и хлебных полей. В одном месте, среди них, на страшно крутом выступе находится живописная группа домиков, составляющих крошечный аул Коло.

Я забыл сказать еще о старинных башнях этой местности. В Дартло их 3, при чем одна уже наполовину разрушена. Кроме того 3 башни находятся вблизи дороги, ведущей в Дартло с востока, т. е. со стороны Дагестана. Очевидно, они должны были препятствовать вторжению в Дартло непрошенных гостей. Сооружение этих башен относится к давним временам, но и в дни владычества Шамиля они, вероятно, также играли видную роль в деле обороны. Все эти башни очень высоки и имеют по 5 этажей. Еще более высокая, в 6 этажей, башня находится в Коло. Стоя на высокой горе, над самой кручей, снизу она кажется еще выше, чем в действительности, и, вероятно, в прежние времена производила внушительное впечатление на врагов Тушетии. В Дартло также находится разрушенная христианская церковь. От нее уцелели лишь три стены, которые сложены не из плит [122] шифера, как все хаты, а из известняка, добытого около самого селения.

Долина П. Алазани вообще довольно узка, а на юго-восток от Дартло в особенности. Здесь между горами, идущими по ту и другую сторону речки остается лишь узкий просвет в виде ворот, служащих как бы для соединения Тушетии со всем остальным миром. Необыкновенно красивым показался он нам вечером, с час спустя после захода солнца, когда в нем всплыла почти полная луна и своим магическим блеском осветила одни из склонов гор, тогда как на других продолжала лежать глубокая тень.

В Дартло я собрал некоторые сведения относительно фауны Тушетии. Из рассказов нескольких охотников я узнал, что здесь не встречается ни кабанов, ни оленей; истреблены также медведи, которые в таком изобилии встречаются повсеместно в горах Кавказа. Даже туры (Capra Pallasii Rouill.), постоянно преследуемые тушинскими пастухами-охотниками, забились в такие трущобы, куда человек почти не может забраться. Только ночью они спускаются более или менее низко. Значительно чаще встречается другой вид козлов, именно черный или лесной козел (Hircus Aegagrus Gm.), который, живя часто не на открытых местах, а в лесах, растущих по скалам, легче укрывается от преследования охотников. Черные козлы встречаются даже недалеко от Дартло, на горах с правой стороны П. Алазани. Тонкие, длинные и очень красивые рога этого козла я купил за 2 рубля у одного из здешних немвродов и видел у него же рога Capra Pallasii. Hircus Aegagrus по словам всех здешних охотников чаще встречается в горах на восток от Дартло, где больше лесов; туров же сравнительно много на Тебулос-мта и в особенности на чеченской стороне Пирикительского хребта, принадлежащей, впрочем, уже не Тушетии.

На следующий день, рано утром, мы, взяв с собою проводника из местных жителей, отправились к Квавлос-мта. Дорожка шла здесь круто на гору между хлебными полями и лугами, потом мимо аула Коло, а за ним сворачивала вправо, снова вниз и дальше уже извивалась вдоль левого берега Квавлос-цхали. Эта речка имеет верст 8 в длину, и мы на путешествие от аула Дартло до истоков ее [123] употребили ровно два часа, при чем около половины этого пространства прошли пешком.

Не доехав версты полторы до ледников, мы оставили на одной из лужаек своих лошадей и дальше отправились пешком. Здесь долина Квавлос-цхали сильно расширяется и образует почти круглую котловину, а сама речка разбивается на несколько отдельных потоков. Ее русло, берега и все соседние склоны гор завалены обломками темно-серого аспидного сланца, к которым изредка примешиваются и другие минералы, как напр. кварц. Растительность здесь становится уже очень бедной: между камнями там и сям виднеются белые цветочки роговика (Cerastium Kasbek. Part.), камнеломок (Saxifraga levis, S. exarata, S. sibirica), Gnaphalium dioicam, Lamium tomentosum W., крошечные Draba rigida W. и т. д. но зато чудная, чисто альпийская картина открывалась нам впереди. Вся широкая многораздельная зубчатая вершина, или правильнее гребень, Квавлос-мта, огромные снежные поля, каких нет ни на одной из вершин Тушетии, за исключением, может быть, Тебулос-мта, 4 более или менее значительные ледника, начинающиеся на снежных полях горы и спускающиеся к верховьям Квавлос-цхали, множество трещин и пропастей, бороздящих их в разных направлениях, причудливые черные скалы, торчащие из снега даже на самой вершине горы, и мрачные утесы, окружающие вечные снега и ледники с нижней стороны. Все это, благодаря прекрасной погоде и прозрачному горному воздуху, было видно с поразительною отчетливостью.

Вершина Квавлос-мта довольно сильно отличается от вершин большей части высоких Кавказских гор и представляет собою целую систему более или менее остроконечных зубцов, то черных скалистых, то заваленных снегом. Все вместе они образуют огромную подковообразную арку или цирк, очень благоприятный для накопления большего количества снегов и возникновения значительных глетчеров. Если бы такая высокая и при том е подобной вершиной гора находилась в западной части Кавказа, то на ней существовать бы непременно огромный ледник; но на Пирикительском хребте, где атмосферных осадков выпадает гораздо меньше, дело ограничилось лишь образованием 4 более или менее значительных фирн-глетчеров. [124]

Выдающимися из снега гребнями скал фирновые поля, находящиеся на сев. склоне горы, разделяются на мееньшие цирки, и каждый из них дает начало отдельному фирн-глетчеру. Если бы эти последние спускались значительно ниже, то должны были бы внизу соединиться вместе и образовать один более или менее значительный глетчер; но они всего лишь футов на 500 или 600 переходят за снежную линию. Толщина ледяного пласта здесь, как кажется, тоже не особенно велика. Г. Радде называет ледники Квавлос-мта мощными глетчерами. Это совершенно верно по отношению к Пирикительскому хребту, вообще бедному ледниками; но в сравнения с глетчерами центральной части Кавказа они вовсе невелики. Три из них хорошо видны снизу, четвертый же, лежащий восточнее прочих, отчасти скрывается на выдающимся мысом свалы. Все эти глетчеры тянутся почти с с. на ю. Только самый восточный в нижней своей части заметно отклоняется к западу. Вода Квавлос-цхали, в самых истоках ее, очень мутна, но не настолько, как в тех речках, которые вытекают из больших глетчеров.

Явственных древних морен вблизи ледников Квавлос-мта я не заметил, но за остатки их могут быть принята многие нагромождения, в виде бугров и валов, лежащих на склонах долины Квавлос-цхали. Без сомнения во времена ледникового периода здешние ледники спускались гораздо дальше и внизу соединялись в одно глетчерное поле, но их морены уже успели смыться водою. Не видно здесь также ни курчавых скал, ни так называемых бараньих лбов, ни ледниковых царапин; но их отсутствие без сомнения надо приписать геологическому характеру склонов долины, состоящих исключительно из аспидного сланца, не отличающегося твердостью и не могущего по этой причине сохранить на своей поверхности в течении многих веков каких-либо следов царапин, полировку и т. д. Г. Радде указывает, впрочем, на один огромный эрратический валун со следами царапин, который он нашел в долине Квавлос-цхали значительно ниже конца ледника ⁴.

По кучам аспидных плит и по осыпям мы поднялись до высоты 10300 ф., откуда все ледники южного склона Квавлос-мта были видны прекрасно, а дальше уже не пошли. [125] Оконечности ледников были выше нас еще футов на 400, т. е. приблизительно на высоте 10700 ф. над ур. моря ⁵.

Во втором или третьем часу дня мы возвратились в Дартло. Здесь мы едва могли достать, за деньги, конечно, курицу да фунтов 5 хлеба, а один из наших проводников получил еще в подарок кусок сырой баранины. С этим скудным запасом провизии, половина которого съедена еще в Дартло, нам надо было двигаться в путь, вверх по Пирикительской Алазани.

Выступили мы часа в 4 пополудни, т. е. часа два или три спустя после возвращения из поездки к ледникам Квавлос-мта. Дорога наша теперь тянулась по левой стороне П. Алазани, пересекала сначала две небольшие речки и потом более или менее значительную Дано-цхали, отстоящую версты на две от селения Дано. На верховьях этой речки видны очень высокие черные скалы, покрытые однако лишь небольшими снежными полями. Ничего похожего на глетчеры здесь не видно, да и вода в речке не на столько мутна, чтобы можно было предполагать существование сколько-нибудь значительных глетчеров в верховьях ее.

Верстах в 3 за Дано-цхали мы переехали еще довольно большую быструю речку, впадающую в П. Алазань с левой же стороны. Одни из Тушин называли ее Комитос-цхали, а другие Чешо-цхали. По словам тех и других в верховьях ее, где она разбивается на много отдельных ручьев, есть несколько фирн- глетчеров, но меньших еще, чем на Квавлос-мта.

Чтобы хотя издали взглянуть на верховья этой речки, тающей в длину всего верст 7-8, я оставил своих спутников внизу и отправился вверх по долине ее. Пройдя таким образом некоторое расстояние, я увидел, что вправо от истоков Чешо поднимается высокая остроконечная черная вершина Большого Качу, влево от которого горы сильно понижаются, а потом снова повышаются; при этом можно было заметить, что на Б. Качу снегов очень мало, снежных полей даже не видно вовсе, а есть только снежные пятна, полосы и ленты, лежащие в углублении скал. Что касается, собственно, [126] долины Чешо-цхали, то она очень глубока, узка и имеет крутые боковые склоны и лишь при начале покрыта небольшими рощицами из мелких березок и сосен; дальше же в ней видны только луга, осыпи и скалы.

Возвратившись в своим спутникам и перебравшись вместе с ними еще через одну, средних размеров, горную речку, а потом проехав селение Чешо, мы после заката солнца остановились для ночлега на прекрасной лужайке вблизи другого селения — Парсмы. Вечер был довольно теплый, тихий, а небо и горы совершенно свободны от облаков; словом, все предвещало хорошую погоду в следующие дни. К сожалению и в Парсме мы кроме десятка яиц не могли достать ничего съестного. Странно, что нигде в Тушетии не удалось нам купить даже сыру, которого тушины, занятые почти исключительно скотоводством, приготовляют очень много.

Маленькое селение Парсма расположено на левом берегу П. Алазани, на высоте около 6600 ф. над ур. моря. Оно состоит из нескольких десятков каменных хат и, благодаря множеству поднимающихся между ними высоких четырехугольных старинных башен, издали обращает на себя внимание каждого, посетившего его окрестности.

Переночевав на открытом воздухе вблизи Парсмы, мы на следующий день двинулись в дальнейший путь вверх по П. Алазани. Верстах в 4 от Парсмы эта речка составляется из двух отдельных: собственно П. Алазани и Наровани. Первая получает начало из Тебулос-мта и кроме того из отрога, соединяющего Главный Кавказский хребет с Пирикительским, вторая же частью из только что упомянутого отрога, а частью из хребта, который отделяет долину Наровани от долины Тушинской Алазани. По величине обе эти речки друг от друга почти не разнятся, сливаются же они на высоте приблизительно футов 7000 над ур. моря.

Пирикительская Алазань, как и оба ее истока, имеет очень быстрое течение вследствие огромного уклона ее русла. В самом деле расстояние напр. от Парсмы до Дартло прямой линии всего верст 7, а по течению реки, вероятно, 10 или 11, и на этом пространстве река падает почти на 500 ф. (высота ее у Парсмы 6532 ф. а у Дартло около 6060 ф.), т. е. футов 45-50 на версту. Долина П. Алазани почти везде более или менее тесна и узка. С правой, стороны ее [127] возвышается уже известный нам хребет, отделяющий эту долину от Тушинской Алазани. Хотя некоторые вершины его поднимаются более чем до 10000 (вершина около перевала Caцхенис-геле имеет высоту 10452 ф., а Магротелис-мта 10148 ф. ⁶, но снегу на нем в летнее время бывает очень мало; поэтому с него в П. Алазань не течет ни одной сколько-нибудь значительной речки. Наоборот, с Пирикительского хребта, вершины которого поднимаются до 13 и даже 14 тысяч футов и покрыты гораздо большим количеством снега, стехает в Алазань около десятка, хотя и коротких, но очень быстрых и многоводных речек. К числу их принадлежат уже упомянутые мною Квавлос-цхали, Даноц-хали и т. д. Правый склон долины П. Алазани почти на всем ее протяжении поднимается гораздо круче и является поэтому более коротким, чем левый, принадлежащий Пирикительскому хребту. Это также должно считать одной из причин, препятствующих существованию на нем сколько-нибудь значительной речки. Лесами эта долина вообще бедна, и встречаются они почти исключительно на крутом, обращенном к северу, правом склоне ее. Нужно впрочем заметить, что долина Алазани лежит очень высоко и что даже самое дно ее только вблизи ее слияния с долиною Тушинской Алазани, спускается ниже 5 1/2 тысяч футов; на всем же пространстве от Дартло до Чонтио, самого верхнего селения, расположенного на высоте слишком 7600 ф., в этой долине нет ни одного пункта, расположенного ниже 6000 ф. над уровнем моря.

Принимая во внимание, что верхняя граница произрастания березы, всего менее чувствительная к холоду дерева, определенного для этой местности академиком Рупрехтом, совпадает с высотою в 8400 ф., мы увидим, что значительная часть гор Тушетии окажется выше границы произрастания большей части лиственных пород деревьев. Бук, напр., который редко где поднимается на Кавказе выше 5 1/2 тысяч футов, здесь вовсе не мог бы расти; тоже можно сказать про дуб, ясень и многие другие деревья. По Наровани леса даже вовсе нет, и только кустарники, которые, конечно, поднимаются выше деревьев. Из них Rhododendron caucasicum по определению Радде распространяется в горах Тушетии до [128] высоты 10000 ф. ⁷. Наибольшее количество лесов встречается в Тушетии в долине Ори-цхали и соседних с нею речек. Здесь, как уже было сказано, встречаются и сосны довольно порядочных размеров.

Что касается птиц, то их в долине Пирикительской Алазани нам попадалось немного. На берегах ручьев и речек я видел несколько раз оляпку (Cinclus aquaticus), желтых плисок (Motacilla sulphurea), на скалах и старых башнях много диких голубей (Columba livia L.), черногрудок (Ruticilla phoenicurus и R. Thitys), а также несколько видов чеканов, на лугах попадались горные овсянки (Emberiza cia), луговые чеканы (Pratincola rubetra) и т. д. Альпийские вороны и галки (Fregilus graculus и Pyrrhocorax alpinus) встречаются в Тушетии очень часто; тоже можно сказать про белозобого дрозда, которого мы часто вспугивали из густых бурьяников Caltha palustris, конского щавеля (Rumex cripus) и прикрыта (Aconitum), растущих по берегам горных речек. Наконец горная индейка (Megaloperdix caucasica) и горная курочка (Perdix Chucar Gray) также встречаются здесь довольно часто. Что касается минералов и горных пород, то здесь мы не видели ничего кроме серого глинистого сланца, который вообще распространен во всей этой местности в огромном количестве.

В полуверсте от Парсмы в П. Алазань впадает довольно порядочная речка. На пятиверстной карте Кавказа она не наименована никак, Радде называет ее Базо-цхали (около нее стоит небольшой аул Баво), местные же жители называли мне ее Хачос-цхали. Вытекает она из Малого Качу, который у Тушин носит название Хачос-мта; вероятно, название «Качу», встречающееся как на картах, так и в некоторых сочинениях о Кавказе, есть неправильно переданное Хачос. Речка Хачос-цхали меньше, чем Доно и Базо и несет еще более чистую воду, указывающую на отсутствие в ее верховьях больших ледников. Последнее, впрочем, подтверждается и рассказами местных жителей.

Ущелье Хачос-цхали очень круто и скалисто; таким характером отличается и вход, ведущий в него с долины П. Алазани. В верхней части оно замыкается высокой [129] остроконечной горой, у которой только самый шпиц покрыт почти сплошным снегом. Это все тот же Качу или Хачос-мта. Его я заметил еще с перевала Мтид-гверди и мне казалось, что он своей высотою превосходил все вершины Пирикительского хребта, которые были тогда перед нашими глазами. На картах Кавказа Большой Качу обозначен верст да 6 восточнее этой вершины, она же названа просто «Качу». В отличие от Большого Качу ее можно бы наименовать Малым Качу (или Малым Хачос-мта). Так поступил Г. Радде. Высота ее, как кажется, еще не определена, но судя по тому, какой она представляется издали, ее по-видимому правильнее было бы назвать Большим Качу. С вершин Главного хребта заметно также, что на вершине ее и снегу больше, чем на Большом Качу. Вообще это самая стройная, красивая и изящная из вершин Тушинских альп. Своей остроконечной вершиной, окруженной почти отвесными скалами, она напоминает Маттер-горн Швейцарии и подобно ему, вероятно, долго будет считаться недосягаемой. Особенно красив ее левый, самый высокий зубец, имеющий высоту, по всей вероятности, не менее 14000 ф. (высота Большого Качу 14027 ф.) и покрытый сплошным блестящим, ослепительно белым снегом, из которого только в одном месте выступает узкая полоска черных скал, идущих сверху вниз по южной стороне горы. Несколько ниже черные скалы, торчащие из снега, попадаются уже чаще. С перевала Мтид-гверди эта вершина кажется еще острее и, кроме того, на восточной стороне ее виднеется маленькое фирновое поле, а на западной довольно пологий скат в виде котловины, также наполненной снегом. Вообще сплошной снег лежит только на самой вершине этой горы и занимает очень ограниченное протяжение, а ниже его тянутся лишь узкие снежные полоски. Вследствие отсутствия больших фирновых полей здесь не может быть и сколько-нибудь значительных глетчеров. Конечно, я говорю только о принадлежащем Тушетии южном склоне горы; северного же склона Пирикительского хребта, обращенного к Чечне, я не видел. Рядом с М. Качу стоит острая, как пика, очень высокая черная горец на которой, не смотря на ее огромную высоту, снег образует лишь 3 или 4 маленьких пятнышка, а к западу от нее, по направлению к горе Кериго, хребет сильно понижается и совершенно лишается снежного покрова. Здесь через [130] него проходит тропинка в Чечню, к верховьям Аргуна. Таким образом вся осмотренная нами часть Тушинских альп, за исключением Квавлос-мта, очень бедна снежными полями и вовсе лишена ледников первого разряда, всегда более или менее глубоко спускающихся в долины.

Верстах в 6-ти от Парсмы, в том месте, где сливаются оба истока П. Алазани, мы переехали через Пирикитель-цхали, вступили в узкое скалистое ущелье Наровани и отправились вверх по левой стороне ее. Мы решили в верховьях этой речки перевалиться через горы, отделяющие ее от Тушинской Алазани, перейти эту последнюю и потом, вблизи г. Борбало, перебраться на южный склон его, в долину Пшавской Арагвы, через Главный хребет и спуститься. Таким образом в течение дня нам предстояло совершить один за другим два, более или менее трудных перехода через хребты, высотою в 10 или 11 тысяч футов, при чем на одном из них оказалось, как мы увидим вскоре, большое количество снега.

Направляясь к верховьям Наровани, мы попали в небольшое селение Эго и, проезжая мимо одного из дворов, увидали порядочную кучку людей. Когда мы поравнялись с нею, то из нее вышел к нам навстречу один молодой тушин и, попросив нас остановиться, начал довольно горячо рассказывать что-то нашим проводникам. Сначала мы не понимали, в чем дело, но потом Егор объяснил нам, что эта хозяин дома, около которого мы стоим, и что он просит нас зайти к нему на поминки его брата, умершего ровно год тому назад. При этом Егор добавил, что у тушин существует обычай, приглашать на поминки каждого, кто проезжает или проходить мимо дома, где они совершаются, и что мы обидим этого тушина, если не захотим зайти в нему. С одной стороны не имея ни малейшего желания, делать что-либо неприятное незнакомому нам человеку, а с другой рассчитывая на то, что он угостить нас хотя сыром (кроме черствого хлеба у нас ничего теперь уже не было), мы охотно приняли его предложение. Накормил он нас, как оказалось, гораздо лучше, чем мы ожидали: нам был подан довольно вкусный хлеб, прекрасный тушинский сыр и кахетинское вино, за которым брат покойника нарочно ездил в Кахетию. Он не отпустил нас до тех пор, пока мы вчетвером не выпили целой тунги этого вина. Таким образом [131] мы выехали из Эго в более или менее веселом настроении.

Менее чем через 1/2 часа мы спустились к Наровани и должны были переехать вброд. С громким шумом несется она в глубоком, заваленном камнями русле, имеет довольно порядочные размеры и очень внушительный вид. Воды в ней было много, а потому переезд через нее был до некоторой степени рискованным; но так как мостов по этой речке не существуете вовсе, а наша дорога тянулась дальше по другой стороне ущелья, то переехать ее надо было во чтобы то ни стало. Когда мы въехали в грязную, мутную воду, то она пенилась и бушевала вокруг нас с такой страшной силой, что лошади едва могли держаться на ногах. Чтобы легче было бороться с быстрым течением, мы старались держаться наискось, вниз по реке, и вздохнули свободно только тогда, когда наши лошади ступили уже на противуположный берег ее.

Выше этого переезда долина или, правильнее сказать, ущелье Наровани сделалось страшно тесным и скалистым. Узенькая, во многих местах едва заметная тропинка извивалась все время по страшно крутому откосу правой стороны ущелья, причем с одной стороны ее поднимался чуть не отвесный уступ, а с другой до самой речки обрывалась круча, не менее как в 500-600 футов. В этом месте достаточно было бы человеку или лошади сделать один неверный шаг и ступить мимо тропинки, чтобы скатиться на самое дно ущелья, прямо в речку. Ехать здесь было опасно и мы решили идти пешком до тех пор, пока не кончится этот крутой откос. Тропинка, извивающаяся вдоль него, была неудобна еще и тем, что несколько раз то поднималась на высокую гору, то спускалась почти к самой речке. Почва и здесь была глинистая, а растительность очень бедная.

Пропутешествовавши по таким местам в течение нескольких часов, мы только перед заходом солнца добрались наконец до верховьев Наровани. Здесь характер местности стал совершенно иным. Долина расширилась, скалы и кручи исчезли, река освободилась от окружающих ее крутых берегов и разбилась на множество отдельных потоков, которые образовали красивую сеть на широком, просторном дне долины. Здесь же появилось довольно много зелени, в виде рододендронов с белыми цветами и разнообразных [132] горных трав и цветов; более всего, однако, и в этом месте росло мелкого густого клевера (Trifolium ambiguum М. В.), который образовал сплошной дерн, покрывающий большую часть склонов гор. Только на вершинах их виднелись скалы, а впереди нас, кроме того, громадные массы снегов. Через них лежал наш путь в долину Тушинской Алазани.

Для ночлега нами была выбрана прекрасная лужайка, недалеко от одного из истоков Наровани, на высоте почти 500 ф. Местность вокруг нас была в высшей степени живописна. Всюду расстилались зеленые луга, пересеченные то группами свал, то горными потоками, вдали виднелись красивые горы, также зеленые и покрытые травой, а над ними более или менее крутые утесы. В некоторых местах рядом с ними лежали еще, как уже было сказано, огромные массы снега. Погода стояла прекрасная. Чистое небо имело густой темно-синий цвет и на горах не было видно ни одного облачка. Опечалило нас, и то лишь на время, одно только обстоятельство, именно полное отсутствие деревьев и кустарников в этой части долины и, следовательно, невозможность добыть дров для приготовления чая; но Михако и здесь выручил нас из беды, отправившись довольно далеко вниз по долине и притащив оттуда большую охапку сухих рододендронов. Можно было, впрочем, пожалеть еще и о том, что было довольно холодно, а именно вскоре после захода солнца термометр показывал всего лишь 5° тепла.

На завтрашний день нам предстояло снова немало потрудиться. Прекрасная погода, стоявшая в это время в горах, подавала, правда, надежды совершить более или менее свободно в течение длинного июньского дня два перехода через высокие хребты, покрытые во многих местах даже снегом, но, не смотря на это, надо было дорожить временем и не тратить его непроизводительно. Чтобы утром не возиться долго с укладкой вещей и выступить пораньше, мы даже не разбивали палатки, с вечера уложили в сумки все, что можно было, и как только стемнело, улеглись спать под открытым небом.

III.

Верховье Наровани. Обилие снегов. Перевал к Тушинской Алазани. Древние морены. Восхождение на Главный хребет. Верховья [133] Кахетинской Алазани. Тропинка по гребню Главного хребта и по склону Манго Борбало. Вид на верховья Аргуна. Стоянка в верховьях Пшавской Арагвы, спуск в долину ее. Отсутствие дороги. Долинаа Пшавской Арагвы. Капище Лашарис-джвари. Поездка к верховьям Иоры. Селения Артани и Капари. Путешествие от Капари в долину Арагвы.

На следующий день мы поднялись очень рано и в половине пятого утра уже тронулись со своей стоянки. Наша тропинка шла вначале с боку речки, которая имеет здесь от 15 до 20 шагов в ширину, при глубине около 3/4 аршина, и течет подобно тому, как большая часть горных речек, вблизи их верховьев, очень быстро.

Едва успели мы отъехать от стоянки версты полторы, как речка исчезла из вида, скрывшись под громадными сугробами снега. Таким образом она текла под ними на протяжении верст двух. По сторонам ее, в этих местах расстилаются сплошные горные луга, поднимающиеся на многие сотни футов выше уровня реки; это показывает, что снег, заваливший русло ее, скатился сюда весною или зимою с соседних гор в виде лавин. Такое предположение подтверждается с одной стороны сильной сплоченностью этого снега, а с другой — существованием по обеим сторонам реки длинных, довольно крутых, гладких склонов, с которых неизбежно должны зимою скатываться лавины.

По сугробам снега, завалившим реку, тянется довольно проторенная тропинка, по которой тушины в этом году, вероятно, уже не раз гоняли своих овец в горы. По ней пришлось отправиться теперь и нам. Идя здесь по снегу, мы часто слышали под собою глухой гул и стук больших камней, которые катила речка, текущая под сугробами. В некоторых местах, где снеговой свод был толще или тропинка шла не непосредственно над рекою, он до нас уже не доносился; за то в других местах мы слышали его так явственно, что пробираться здесь по снегу было как-то жутко и неприятно. В самом деле, кто мог поручиться, что снеговые своды, с каждым днем делающиеся тоньше и тоньше, не рухнут сегодня под тяжестью человека в том месте, где они более или менее свободно выдерживали тяжесть его вчера, и что человек не очутится мгновенно в холодной, как лед, воде, которая унесет его в мрачное подземелье, заваленное угловатыми и часто очень острыми обломками скал. [134]

На путешествие по этому склону мы употребили около часа и добрались наконец по нем до самых верховьев Наровани. Снегов вокруг нас здесь оказалось еще больше, и снежные поля всевозможных размеров, форм и очертаний в виде веера раскидывались теперь во все стороны от центра той котловины, из которой вытекает речка Наровани. Надо заметить, что такое большое количество снегов лежит в этом месте не каждое лето, а только после более или менее снежных зим, как напр. после зимы 1888 г.; но большей или меньшей величины фирновие поля остаются здесь, очевидно, из года в год, и они обозначены на пятиверстной карте Кавказа ⁸.

От верховьев Наровани мы повернули влево почти под прямым углом и направились на юг. Проехав по снегу с полверсты, мы должны были слезть с лошадей и вести их за собою, так как здесь они глубоко вязли в снегу, да и подъем был очень крут. Пройдя таким образом еще с полчаса, мы вдруг очутились на самой вершине хребта, возвышающегося между Тушинской Алазанью и Наровани. Это случилось раньше, чем я предполагал, именно в 5 ч. 50 м. утра, таким образом мы употребили на весь подъем, начиная от нашего ночлега, только час и двадцать минут. Это, конечно, было для нас очень приятным сюрпризом, так как мы думали, что восхождение на хребет займет по крайней мере часа 3-4.

Только что упомянутый хребет представляет часть или продолжение того самого, который разделяет обе Алазани Тушетии. Как уже было сказано, он в некоторых местах очень высок и покрыт снегом. Перевал Сацхенис-геле, находящийся на нем, имеет напр. вышину в 10452 ф., а некоторые отдельные зубцы его поднимаются еще выше; но в самых верховьях Тушинской Алазани и Наровани, где этот хребет должен бы быть еще выше, в нем образовалась очень глубокая седловина; на ней мы теперь и находились. Высота ее гребня, или, иначе говоря, перевала, не была мною определена, но, вероятно, она не превышает 10000 ф.; горы же, возвышающаяся по сторонам его, достигают тысяч 11 футов, если не больше. Как на самом перевале, так и при подъеме [135] на него, из царства минералов не встречается ничего, кроме аспидного сланца; что же касается растительности, то ни трав, ни цветов на перевале не было вовсе, а попадались только маленькие лишайники, прилепившиеся кое-где к камням; по пути же к перевалу на скалах и вокруг них мы венчали довольно много различных мелких альпийских растений с красивыми цветками. Здесь попадались крошечные генцианы (Gentiana pyrenaica), Campanula несколько видов, камнеломок (Saxifraga), незабудки (Myosotis silvatica), Gnaphalium с пушистыми листьями и белыми цветами, Alchemilla argentea и т. д. Из птиц мы видели завирушек (Accentor alpinus), альпийских ворон (Fregilus graculus) и кроме того несколько раз слышали крик горных индеек. Ни туров, ни серн, ни их следов на этом перевале, также как и на Мтид-гверди, мы не видели вовсе, да, вероятно, летом такие осторожные животные и не заходят в эти сравнительно доступные и часто посещаемые людьми места.

Спуск с перевала к Тушинской Алазани оказался гораздо длиннее, чем подъем на него со стороны Наровани; но так как он обращен к югу, то снег на нем уцелел только в немногих местах, все же прочее было покрыто плитами и обломками аспидного сланца. Еще ниже начинались уже горные пастбища, покрытые той мелкой, приземистой, густой травкой, которая обыкновенно растет на самых верхних горных лугах.

В конце спуска с перевала мы встретили хорошо сохранившиеся древние морены. Одна из них представляла огромный вал, идущий поперек долины и имеющий высоту в несколько сажень. Во многих местах, на верху его, торчали из земли огромные эрратические валуны. Еще ниже, именно там, где сливаются два истока Тушинской Алазани, нагроможден другой подобный же вал; он прорезан этими истоками в двух местах и разделен таким образом ими на три части. Средняя из них выдается в виде горы, по обеим сторонам которой несутся быстрые речки, и, без сомнения, составляла прежде, вместе с двумя крайними, один непрерывный вал.

Недалеко от этого вала мы повернули направо, т. е. вверх по ущелью Тушинской Алазани, переправились на противуположный берег ее, проехали еще с версту вдоль него, [136] а затем, поднявшись немного на правой склон долины, сделали привал на красивом горном лугу, вблизи которого находились небольшие березовые заросли. Здесь мы решили отдохнуть с час, закусить, напиться чаю, а потом уже предпринять восхождение на Главный Кавказский хребет с тем, чтобы перебраться через него и к вечеру спуститься на южный склон в долину Пшавской Арагвы.

Перевал, через который мы должны были теперь переходить, лежит в северо-западу от Мтид-гверди и отстоит от него верст на двадцать. Дорога, ведущая через этот перевал, пересекает Главный хребет у горы Борбало, где от Главного хребта отходит кряж, соединяющий его с Пирикительским хребтом и отделяющий верховья Аргуна от верховьев Тушинской и Пирикительской Алазани. Перевал этот во всех отношениях гораздо лучше Мтид-гверди. Правда, местами он довольно крут, зато ни на нем, ни по дороге к нему вовсе нет скал или осыпей, и только одно место на всем пути чрез него можно считать, при том лишь в дурную погоду, не безопасным.

Отдохнув не более часа, мы начали взбираться на Главный хребет, направляясь почти прямо на запад. В это время был девятый час утра. Подъем при самом начале оказался очень крутым, но за то почти всюду был покрыт мелкой, густой травкой. Кое-где нам приходилось взбираться пешком, но большую часть подъема мы сделали верхами. Надо заметить, что тропинка, которая вела к перевалу, приблизительно на половине горы разделяется на две новых: левая направлялась через Главный хребет к верховьям Алазани, в Кахетию, а правая к верховьям Арагвы, в Пшавию. Последняя особенно удобна для перехода или переезда через Кавказский хребет.

Поднимаясь шаг за шагом то пешком, то на своих лошадях, мы по истечении двух часов достигли наконец гребня Главного хребта, пройдя по снегу не более 30-40 сажень, и очутились в это время между вершинами Большого и Малого Борбало, при чем первый был влево (на юг) от нас, а второй вправо (на север). Вершины этих двух гор отстоят одна от другой версты на две, основания же их сливаются вместе. Обе они состоят из черных шиферных скал и огромных шиферных же осыпей. Вершина М. [137] Борбало находится чуть-чуть севернее гребня Главного хребта, а вершина Большого Борбало отстоит от него немного на юг. На первой из этих вершин снега было очень мало, и к концу лета он наверно стаял совершенно, на второй же находись средних размеров фирновые поля, но ледники отсутствовал вполне. Вершина Большого Борбало ⁹ поднимается, как известно, до 10807 ф. над уровн. моря, Малый же Борбало заметно ниже.

Прежде чем спускаться в долину Арагвы, мы должны были пройти довольно значительное расстояние по хребту, вдоль его гребня. Вначале на пространстве сажень 70 нам пришлось пробираться даже по самому гребню, и здесь влево от нас зияла страшная пропасть, глубиною, вероятно, не менее тысяч двух футов. На дне ее течет Кахетинская Алазань, принадлежащая южному склону Кавказа и получающая начало с юго-восточной стороны Большого Борбало. На пятиверстной карте это ущелье названо Циплованис-хеви, и ограничивается оно с одной стороны Главным Кавказским хребтом, а с другой горами, отделяющими верховья Алазани от верховьев горы и Пшавской Арагвы. Ущелье это узко, страшно глубоко в представляется сверху, как я уже говорил, ужаснейшей пропастью, скалистая стены которой обрываются почти отвесно. Когда мы шли над самым краем этой пропасти, дул по направлению к ней сильный ветер, и надо было иметь крепкие нервы, чтобы спокойно шагать по узенькой тропинке, взвивающейся над страшной бездной.

Пройдя это место, мы продолжали путь по южной стороне Малого Борбало. Тропинка здесь идет очень высоко, понятному, лишь на несколько десятков сажень ниже самой вершины горы и представляет продолжение той, о которой только что говорилось; но здесь она извивается уже не по гребню хребта, а по крутому косогору, покрытому мелкими, сыпучими, пластинчатыми обломками шифера. Только на самой тропинке они были более или менее утоптаны, по сторонам же ее представляли такую зыбкую массу, на которую нельзя было поставить ногу, чтобы она вместе с кучей обломков не сползала вниз. Влево непосредственно от самой тропинки тянется гладкий, но страшно крутой откос, все малейшие неровности [138] которого тщательно засыпаны и выровнены мелкими пластинками того же зыбкого шифера. Этот откос тянется лишь сажень на сотню, а за ним тотчас следует почти отвесный уступ, обрывающийся до самого дна пропасти, по которой течет Алазань. Когда мы проходили по этой местности, сильный ветер продолжал дуть по-прежнему. Порывы его временами были настолько стремительны, что надо было употреблять порядочное усилие, чтобы сохранить равновесие и не слететь вниз. Только пройдя это опасное место, тянувшееся на протяжении около 1/2 версты ¹⁰, мы могли спокойно посмотреть вниз и полюбоваться новой дивной картиной на верховья Кахетинской Алазани. Чудное смешение лесов, горных лугов, отвесных скал и кое-где снегов было так красиво, что описать его нет никакой возможности. Другая такая же прекрасная картина открывалась нам на востоке, где видна была долина Тушинской Алазани и все окружающие ее горы.

Когда мы прошли весь косогор, и вершина М. Борбало осталась позади нас, то дорожка продолжала извиваться по сыпучему шиферу, но уже над верховьями Аргуна. Отсюда также открывался целый лабиринт долин, ущелий и разделяющих их горных хребтов, которые принадлежали частью Хевсурии, частью Чечне. В это время в непосредственном соседстве с нами тянулись альпийские луга, а далеко внизу, на дне и склонах долин, зеленели леса; видно было отсюда и несколько скалистых вершин, покрытых снегом.

Пройдя вдоль гребня Главного хребта еще версты две, мы сделали привал уже над верховьями Пшавской Арагвы. Вскоре к нам подошли пастухи-пшавы. Мы подробно расспросили их о дороге до ближайших пшавских селений и здесь расстались с Михако, нашим незаменимым проводником, который по своим домашним делам должен был возвратиться в Тушетию.

Место, на котором мы теперь находились, названо на пятиверстной карте перевалом Андаки. Через него проходит дорога из Пшавии в Тушетию, именно к верховьям Тушинской Алазани, и в Хевсурию, к верховьям Шаро-Аргуна. Перевал этот почти вовсе лишен скал и представляет [139] не крутые откосы, покрытые бедной, однообразной растительностью, состоящей из мелких злаков, вроде Alopecurus vaginatus Pall., некоторых видов осоки, напр. Carex nigra All., камнеломок, драб (Draba rigida W., D. siliquosa M. B.) и т. д. Высота его равняется приблизительно 9500 ф. ¹¹.

Мы отдохнули на этом перевале с час времени, а потом начали спускаться вниз, в долину Пшавской Арагвы, по довольно хорошей тропинке, извивающейся по горным лугам. С нее открывается очень красивый вид на долину Пшавской Арагвы и бесчисленные балки и ущелья, примыкающие к ней с боков. Почти все они внизу поросли лесом, а отделяются друг от друга более или менее высокими хребтами, покрытыми горными пастбищами.

Спуск к Арагве тянулся на протяжении нескольких верст и привел нас наконец к одному из истоков ее в ущелье Ленс-хеви. На берегу речки, саженях в пятидесяти от крошечного поселка Гокци и на высоте 6 1/2 т. ф. над уровнем моря мы сделали привал; но так как здесь оказались у нас под рукой дрова и вода, то решено было на этом же месте и переночевать. На следующее утро мы думали спуститься по ущелью еще ниже и выйти на самую Арагву, к селению Уканапшави, откуда идет уже хорошая дорога до Жинвани, Тионет и т. д. Прежде чем прийдти к окончательному решению относительно дальнейшего пути, мы сочли, однако, за лучшее поговорить о дороге с жителями Гокци, и они к большому неудовольствию всех нас объявили, что наши предположения на этот раз неосуществимы, так как тропинка по дну Ленс-хеви в одном месте с самой весны завалена камнями и снегом и сделалась по этой причине непроездной. Таким образом оказалось, что мы совершенно напрасно спускались в Ленс-хеви и потому завтра должны будем снова взбираться на очень высокую гору, поднимающуюся с левой стороны его, а потом тотчас спускаться с этой горы в другое ущелье; только по нем можно будет направиться вниз, к Арагве, на правом берегу которой расположено селение Уканапшави. Рассчитывая добраться от Гокци без малейших затруднений до густонаселенных мест, [140] имеющих уже хорошие пути сообщения, и порядочно утомившись длинными, крутыми спусками и подъемами Тушетии, мы были теперь очень опечалены подобным известием.

Чтобы убедиться в справедливости рассказов жителей Гокци о дороге, я с своим спутником Т. отправился вниз по ущелью, к тому месту, где дорога, судя по рассказам, должна оказаться заваленной камнями и снегом. Вскоре мы действительно добрались до этого места и тотчас убедились, что человек мог бы еще кое как пробраться здесь, но что провести лошадей немыслимо. Таким образом на следующий день нам снова предстояло карабкаться по крутым, высоким горам и потратить на это немало трудов и времени.

Утром мы встали очень рано и двинулись в путь до восхода солнца, чтобы прежде наступления жары совершить большую часть подъема. Глухая тропинка тянулась здесь по лесу, была вообще страшно крута и в некоторых местах поднималась чуть не на отвесную стену, при чем должна была делать множество зигзагов. Таким образом нам пришлось, обливаясь потом, взбираться по ней в течение нескольких часов. Когда лес кончился, то тропинка потянулась через заросли рододендронов и альпийские луга. Часов в 8 мы выбрались на вершину хребта, но здесь должны были испытать новое горе: наша тропинка совершенно исчезла, и мы не знали, куда двинуться. Все старания отыскать следы подков или копыт на горных лугах не увенчались никаким успехом, и мы, зная лишь приблизительно направление, по которому следовало идти дальше, решили продолжать путь без дороги. Проплутавши порядочное время по склону горы и спустившись не без труда на дно долины, мы встретили там несколько пшавов и при помощи их выбрались наконец на настоящую дорогу. Переехав потом через один из истоков Арагвы и через нее самую, мы попали в селение Уканапшави, расположенное на левом берегу реки, на высоте в 5538 ф. над уровн. моря, и здесь остановились у тамошнего священника (деканоза) Михаила Чихаидзе.

В Уканапшави я нанял на несколько часов проводника из местных охотников, чтобы вместе с ним отправиться на один из ближайших гребней и взглянуть оттуда на юго-западную сторону Б. Борбало. Мы направились снова вверх по Арагве, а потом свернули влево в небольшое боковое [141] ущелье правой стороны долины. Это более или менее скалистое ущелье было почти сплошь покрыто кустарником и мелким лесом; дороги в нем не было, и потому мы при начале его должны были оставить своих лошадей и отправиться дальше пешком. Взобравшись на один высокий косогор, мы увидели наконец вершину Большого Борбало. Это очень красивая гора в 10807 ф., с верхней частью, имеющей вид совершенно правильного и очень тупого конуса, одетого сплошным снежным покровом. Только вблизи самой вершины его, с правой стороны горы, заметны были в бинокль темные выступы скал. Снега спускаются здесь, однако, очень недалеко от вершины горы, приблизительно футов на 400, считая по вертикальному направлению, т. е. до высоты около 10400 ф. над уровн. моря. К концу лета их граница поднимется, конечно, еще выше. Таким образом с этой стороны горы снегов почти столько же, сколько и с противоположной ей; что же касается ледников, то они и здесь отсутствуют совершенно.

Окрестности Уканапшави оживляются довольно порядочным количеством птиц. Я видел здесь нескольких удодов, кукушек, белозобых дроздов (Merula torquata L.), красногрудых воробьев (Carpodacus erythrinus), стрижей (Cypselus apus), пустельгу (Tinnunculus alaudarius), овсянок, завирушек и т. д.; присутствия же крупных зверей и здесь не было заметно. Вовсе не было видно напр. разрытых муравейников, которые едва ли не прежде всего обнаруживают присутствие медведей. Впрочем, и по рассказам жителей этот зверь здесь попадается крайне редко. Туры и безоаровые козлы, в особенности последние, встречаются тоже в очень ограниченном количестве; но здесь также, как и в Тушетии, мне говорили, что оба вида козлов на чеченской стороне гор водятся в гораздо большем количестве, чем в Пшавии или соседней с нею Хевсурии.

Из Уканапшави мы отправились вниз по Арагве, к святыне здешних мест, Лашарис-джвари, к которому стекаются из года в год тысячи людей. Это место расположено на довольно пологом гребне высокой правой стороны долины, верстах в 4-5 от Уканапшави. Крупные, раскидистые ясени покрывают гребень косогора и ближайшие к нему склоны, а дальше за ними тянется уже более или менее смешанный лес. Под тенью ясеней устроен из камней жертвенник, [142] вышиною аршина в полтора. На нем разбросано множество различных вещей, как-то: медных колец, лоскутков материй, ленточек, кусков стекла, разбитых зеркал, гвоздей и т. д. На жертвеннике стоит также жестяная чаша с кропилом из ясеневых ветвей и образ Георгия Победоносца, а около него растет большой ясень, также обвешанный разными, ничего не стоящими предметами. Шагах в 6 от него находится яма, глубиною, как говорят, сажени в две и шириною в аршин. Сверху она более или менее покрыта каменными плитами, при чем между ними остается квадратное, величиною в пол-аршина отверстие. Над этой ямой режут всех жертвенных животных, кровь которых через упомянутое отверстие стекает в яму и, по словам пшавов, в самый разгар празднества наполняет ее почти до краев. Множество валяющихся около ямы и в некотором расстоянии от нее бычачьих, а в особенности овечьих, ног свидетельствует о том, что здесь во время празднеств убивается очень много животных. Рога их также в изрядном количестве развешаны на растущих около жертвенника деревьях. Не далеко от него сложена еще из камней небольшая хатка. На ней и внутри ее валяется около дюжины рогов.

В нескольких десятках шагов от жертвенника находится довольно большое, сажень в 15 в длину и ширину, огороженное пространство. Внутри его построено нечто вроде часовни, с крышей из белой жести и крестом над нею. От одного ясеня к куполу часовни протянута веревка и на ней развешано множество очень маленьких медных колокольчиков. Недалеко от часовни находится длинный сарай, на крыше которого навалено много оленьих рогов, а несколько выше его, но внутри того же обнесенного изгородью пространства, сложена из шиферных плит ступенчатая 4-х-угольная пирамида. Во время нашего посещения этого места мы не встретили в нем никого из молящихся, а лишь несколько человек чеченцев, приехавших сюда на время здешних праздников с целью сбыта грузинам своих произведений: бурок, сукон и т. д. За то мы застали здесь целые десятки ворон, коршунов, орлов и грифов, прилетевших попользоваться теми гниющими остатками, которые валяются здесь. Надо заметить, что около Лашарис-джвари гниет так много крови, внутренностей, ног, кусков кожи, что вонь стоит невыносимая. [143]

Осмотрев Лашарис-джвари, мы двинулись вниз по Пшавской Арагве. Она течет здесь по довольно широкому дну долины, по сторонам которого поднимаются горы, не особенно богатые растительностью. В особенности это можно сказать про правый склон, обращенный на юг и покрытый лишь тощей, сухой травой и мелкими кустарниками, вроде шиповника, барбариса, таволги (Spiraea crenata) и т. д..

Верстах в 13 ниже Лашарис-джвари сливаются оба главные истока Пшавской Арагвы ¹². Это место находится на высоте 3676 ф. над ур. моря. Здесь выстроена хевсурская кузница, которая пришлась нам очень кстати, так как в ней мы могли перековать наших лошадей, подковы которых пришли уже в негодность; кроме того у кузнеца я добыл себе два сацерули, т. е. железные с острыми шипами кольца, которая хевсуры надевают на большой палец правой руки и в драке наносят ими своему противнику в лицо раны. В этой кузнице мы застали двух молодых хевсурок, пришедших сюда набрать железных оскоблин, которые они употребляюсь, в смеси с отваром древесной коры, для окраски тканей в черный цвет. Одна из них своею наружностью произвела на нас очень приятное впечатление, была высокого роста, очень стройна, красива, имела темные волосы, нежный цвет лица и прекрасные голубые глаза.

Ниже слияния упомянутых двух истоков характер долины Пшавской Арагвы сразу сильно изменяется: долина становится значительно просторнее, голые скалы, кручи и осыпи в ней почти исчезают, а леса наоборот все более и более завладевают обоими склонами ее. Долина приобретает таким образом очень нежный, мягкий и красивый колорит. Берега Арагвы окаймляются здесь узкими перелесками из ольхи, осины и вербы, за ними тянутся часто более или менее широкие полосы лугов, а еще дальше горы, покрытые сплошным лиственным лесом. Только кое-где, среди зелени его, виднеются группы небольших скал. Из деревьев здесь встречаются бук, дуб (Quercus robur), ясень, клен (Acer campestre) и т. д. Одно место этой долины интересно еще в том отношении, что здесь на довольно порядочном пространстве растет [144] много красивых и довольно крупных тиссовых деревьев (Taxus baccata L.), которые в других местах Пшавии мне не встречались вовсе.

Проехав вниз но этой долине до селения Тваливи, мы свернули влево и по узкой тропинке стали взбираться на средней высоты хребет, разделяющий долины Арагвы и Иоры, потом спустились с него и через селение Тушури снова попали в Тионеты.

Отдохнув в Тионетах сутки, я предпринял еще небольшую экскурсию вверх по долине Иоры. Мы выступили часа за 4 до восхода солнца, рассчитывая проехать верст 15 до селения Артани и переночевать у тамошнего священника отца Александра, который хорошо знает русский язык и вообще пользуется прекрасной репутацией. Дорога от Тионет до Артани все время тянется вдоль правого берега Иоры, по обеим сторонам которой разбросаны небольшие пшавские деревушки. Сама долина имеет здесь мягкий и очень живописный вид. Скал в ней не видно вовсе; горы, идущие по сторонам ее, поднимаются всего на тысячу или тысячи на полторы футов над дном ее и покрыты лесами, среди которых виднеется много небольших полянок, испещренных хлебными нивами.

Место, на котором расположено Артани, очень красиво. Это маленькое селение находится на правом берегу реки и почти на самом дне долины. В нем есть небольшая церковь и довольно много чистеньких каменных домиков. Они совершенно не похожи на хаты тушин, хевсуров и прочих представителей полудиких племен Кавказа, построены очень аккуратно из хорошо отесанного камня, имеют черепитчатые крыши и нередко вдоль всего переднего фасада широкую крытую галлерею. Против селения, по другую сторону Иоры, поднимается довольно высокая гора, поросшая сплошным лесом, а несколько ниже ее, от главной долины отходить другая, второстепенная. В этом месте, где они сливаются, находится еще небольшое пшавское селение, а над ним гора, на которой узкие полоски леса чередуются с хлебными полями С западной стороны Артани также поднимается крутой косогор, покрытый густой, но низкой, приземистой травкой, а еще выше тянутся заросли из орешника, лычи, боярышника и т. д. Воздух в Артани необыкновенно чистый, здоровый. Ветров здесь почти не бывает, всюду кругом зелень, болот нет, [145] о пыли не может быть и речи, и температура круглый год очень умеренная.

Из Артани открывается красивый вид на верховья Иоры, где долина ее разделяется высокой горой, внизу покрытой лесом, а вверху горными пастбищами, на две части. По словам здешних жителей в Иоре водится немало рыбы, именно форели и усачей; кроме того долина ее оживляется порядочными количеством птиц. Мы видели здесь много горлиц, ветютеней, соек, иволг, чижей, снигирей, воронь, чеканов, черных и белозобых дроздов; наконец с полей и лугов беспрерывно доносился до нас крик перепелов и коростелей.

На следующий день, часов в 7 утра, после чая и закуски у гостеприимного отца Александра, мы двинулись в путь вверх по долине Иоры. Она и здесь сохраняет тот же мягкий, приятный для глаз колорит, только горы, идущие по обеим сторонам ее, становятся значительно выше. Растительность и здесь одевает почти сплошным покровом как дно, так и склоны долины; леса, состоящие из дуба, бука, клена, ясени, груши, орешника, ольхи (Alnus incana), черноольхи (Alnus glutinosa), боярышника и т. д., пересекаются множеством красивых полян. Только в немногих местах из этой сплошной массы зелени выступают камни и небольшие скалы. Очень красиво выглядывают здесь и те многие короткие боковые долины, которые присоединяются к главной с правой и левой стороны. В каждой из них течет по небольшой горной речке, впадающей потом в Иору. Такой характер сохраняет долина до самых верховьев реки и тем сильно отличается от соседней с нею долины Арагвы, которая в верхней своей части скалиста, бедна лесом и вообще зеленью.

Во время путешествия по долине Иоры мне пришлось проезжать мимо нескольких священных рощ и полян. Некоторые из них имеют маленькие часовни или домики, где живет обыкновенно так называемый хевис-бери, т. е. отшельник, отказавшийся от своих родных, детей, если они у него были, и проводящий жизнь вдали от суеты людской. Жители ближайших селений доставляют ему пищу и часто одежду, а он молится за них, служит им молебны, панихиды и т. д. Читает он то христианские молитвы, как, напр., молитву Господню, то им самим составленные, часто даже [146] импровизированные, и при этом держит иногда, подобно священнику, крест в руках. У хевис-бери бывает иногда помощник, известный под именем дастули. Что касается образов, то в часовнях чаще других бывает образ Георгия Победоносца, св. Тамары, а также образ Божьей Матери. Рядом с ними лежать иногда более или менее ценные вещи, а чаще предметы, не имеющие никакой стоимости, как это уже было упомянуто при описании Лашарис-джвари. Эти святые места, луга, поляны и рощи часто бывают обнесены валом из камней, а иногда и настоящей стеной. В долине Иоры, около местечка Хилиани, находится особенно почитаемая пшавами священная грушевая роща.

Часа в 4 пополудни мы добрались до Капари, последнего в верховьях Иоры селения, и здесь, повернув влево, начали взбираться на хребет, возвышающийся между долинами Иоры и Пшавской Арагвы. С него мы надеялись увидеть все горы, окружающие верховья Иоры. Действительно, когда мы поднялись на более или менее значительную высоту, то перед нами открылся прекрасный вид на все ближайшие хребты, долины, балки и ущелья. Видно было, как Иора образуется здесь из нескольких отдельных небольших речек, при чем те из них, который текут с восточной стороны, получают начало на склонах горы Масарис-мта (10129 ф.), возвышающейся между долинами Иоры и Алазани, другие же, лежащие западнее первых, начинаются от горы Ураоба и соседних с нею. Большая часть склонов всех этих гор покрыта травой, снегов на них очень мало, а на Масарис-мта — нет вовсе; что касается глетчеров, то о них здесь не может быть и речи.

Подъем на хребет был очень крут, во благодаря совершенному отсутствию на тропинке камней и скал, можно было большую часть его проехать верхом. Часа за полтора до захода солнца мы взобрались почти на самый гребень хребта и расположились на ночлег по соседству с грузинскими пастухами, прикочевавшими сюда из Алазанской долины. Место это лежит очень высоко, именно на 8200 ф. над ур. моря, сильно продувается ветром и оказалось на этот раз таким холодным, что мы большую часть ночи провели здесь без сна и еще до рассвета должны были приняться разводить костер и приготовлять чай. На наше горе и погода стояла очень [147] плохая, все горы были окутаны облаками, а мелкий дождик, начавшийся еще с вечера, не переставал идти почти всю ночь. Само собой разумеется, что развесть востер при таких условиях нам удалось только после продолжительных усилий.

На следующий день погода была также плоха, как и ночью. До самого обеда почти не переставая шел дождь и только по временам ветер разгонял облака и давал нам возможность взглянуть на соседние горы. Тогда показывался из-за туч и наш старый знакомый — Борбало, значительно побелевший от выпавшего на нем ночью снега. До вершины его было теперь не более десяти верст.

С этого места нам надо было отправиться в обратный путь. Долго ждали мы напрасно того момента, когда перестанет дождь; но так как он не прекращался ни на минуту, то решили выступить, не обращая на него внимания. Самая удобная дорога к Анануру пролегала отсюда по знакомой уже нам долине Арагвы. Чтобы попасть в нее приблизительно хотя к Уканапшави, мы должны были спуститься на 3000 ф. по крутой скользкой тропинке, которая тянулась все время по мокрому, измельченному в порошок шиферу. Само собой разумеется, что весь этот длинный спуск мы должны были пройти пешком, употребив на это более двух часов. Дождь и в это время не прекращался ни на минуту. Растительность здесь была довольно бедна и однообразна, а лески начали попадаться нам только вблизи Арагвы. При начале спуска, на высоте тысяч 7 1/2 фут., мы встретили 2 небольшие озерца и с одного из них вспугнули стайку уток.

Перед вечером мы добрались до Арагвы, переехали ее и еще через полчаса мокрые, усталые и голодные вступили в Уканапшави, где и остались до следующего утра.

Н. Динник.

Комментарии

4. Хевсурия и Хевсуры. Зап. Кавк. Отд. Геогр. Общ. Т. ХІ, стр. 284.

5. Радде определяет эту высоту 10600 ф., но это было 15 лет тому назад я с тех пор этот ледник, подобно почти всем Кавказским, вероятно, успел уже заметно отступить.

6. На пятиверстной карте Кавказа ее назвали «Макротельтана».

7. Хевсурия и Хевсуры, стр. 19.

8. В этом месте на названной карте значится гора Альуго.

9. Большой Борбало пшавы называют Ботанис-мта. Об этом говорит и Г. Радде.

10. Во время дождя по мокрой, скользкой тропинке пробираться еще труднее, но в хорошую тихую погоду путешествие по ней не представляет никакой опасности.

11. Основание конуса Б. Борбало акад. Рупрехт определяет в 9656 ф. над уровн. моря; на такой же высоте приблизительно лежит и этот перевал.

12. Один из них называется обыкновенно Хевсурской Арагвой, так как в его долине живут исключительно хевсуры.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие по Пшавии и Тушетии // Записки Кавказского отдела Императорского русского исторического общества, Книга XV. 1896