ДИННИК Н. Я.

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ЗАПАДНОЙ ОСЕТИИ

Долины Ардона и Архона. Архонский аул и его окрестности. Фауна и флора Архонской долины. Древние морены. Поездка к леднику. Речка Латчин-дон. Лечение чахотки горным воздухом, водою и льдом. Архонский ледник. Путь от Архона к Холесте. Аул Джими и его окрестности. Долина Джими-дона. Стоянка около Кора. Вид на Боковой хребет его ледники.

Высокий горный хребет, поднимающийся между долинами Терека и Ардона, или, тоже самое, между Военно-грузинской и Военно-осетинской дорогами, покрытый огромными массами вечных снегов и составляющий часть так называемого Бокового Кавказского хребта, на большей части своего протяжения известен до сих пор еще очень мало. Надо заметить, что этот хребет поднимается значительно выше той части Главного Кавказского хребта, которая возвышается против него, но несколько южнее, и совершенно закрывает ее с севера. Казбек (16546 ф.) Сырху-барзой (13637 ф.), Джимарай-хох (15694 ф.) и Тепли (14510 ф.) возвышаются именно на этом хребте; на нем лежат и те огромные снежные поля, которые так украшают вид из Владикавказа на цепь гор.

Эта часть Бокового хребта, за исключением восточной и западной окраин ее, где возвышается с одной стороны Базбек, а с другой Тепли и Кассара, еще ни разу не была посещена мною, и потому летом 1890 года я решил побывать на ней. В это же время прибыли на Кавказ, с целью путешествия по горам, профессор геологии киевского университета П. Н. Венюков и ассистент при гигиенической лаборатории Г. В. Шумов. Так как и они не прочь были посетить ту часть Кавказа, куда собирался я, то мы решили отправиться вместе, что было, конечно, во всех отношениях приятнее и удобнее.

В двадцатых числах июня мы прибыли в Алагир и употребили два дня с одной стороны на приискание проводников и лошадей, с другой на осмотр более интересных мест в окрестностях Алагира, которые были совершенно неизвестны моим спутникам. Проводников мы отыскали довольно скоро: один из них был нанят нами в самом Алагире, а другой на Военно-осетинской дороге, во время наших экскурсий. Оба они должны были оставаться, при нас во все время нашего путешествия по этой части Кавказа; но, кроме них, мы брали еще [52] третьего проводника; он сопровождал нас от одного пункта до другого, где мы должны были переменять верховых лошадей, находясь таким образом при нас дня два-три. Ближайшей целью нашего путешествия была долина Архона, небольшой речки, вытекающей из ледника и впадающей с правой стороны в Ардон, приток Терека.

На протяжении верст 25 нам пришлось ехать знакомой уже мне дорогой по живописному ущелью Ардона, которое составляет начало Военно-осетинской дороги и было описано мною раньше ¹. Когда мы проехали половину этой части пути, то впереди нас, вдали показалась высокая, красивая, покрытая большими снежными полями гора. Вершина ее представляет широкую площадку, заметно наклонную в одну сторону и сильно напоминающую кривой стол. Наши проводники говорили, что это гора Архон, возвышающаяся рядом с Тепли. Вправо и влево от нее также видны были высокие горы, покрытые большими массами снегов.

Верстах в 25 от Алагира мы расстались с Ардонской долиной и, повернув влево, вступили в долину Архона. Она резко отличается от первой, страшно тесна и окружена очень крутыми склонами; по дну ее течет необыкновенно быстрая и во многих местах сплошь покрытая пеной речка Архон. В ее русле всюду валяются огромные камни, частью свалившиеся с соседних гор, частью принесенные издалека; вода же в ней страшно мутна и имеет желто-серый цвет. Причина этого кроется, как мы убедились впоследствии, частью в леднике, из которого вытекает Архон, частью же в том, что речке приходится прокладывать себе путь через наносные, глинистые, сильно подвергающиеся размыванию пласты. Ширина Архона от 10-15 шагов, а длина верст 10 или немного более. Горные породы, образующие склоны долины, состоят здесь большею частью из плотного аспидного сланца, а кое-где из кристаллических пород, напр., гранита. Долина эта замечательна еще по громадным пластам глинистых наносов. которые в некоторых местах (напр. близ аула Архона) образуют толщи не менее 10-15 сажень.

В то время, когда мы попали в Архонскую долину, она была сильно выжжена солнцем, выбита скотом, почти лишена растительности и носила крайне печальный, унылый вид. Из кустарников мы встретили здесь барбарис, шиповник, калину-гордовину (Viburnum Lantana), кое где рододендроны, из деревьев березки, а травы почти не было вовсе. Обращают на себя внимание в этой долине тропинки, выбитые скотом. На склонах, обращенных к северу, где растительность меньше [53] страдает от солнца, более скрепляет почву, предотвращая сползание и осыпание ее, эти тропинки представляют замечательно красивую и густую сеть ромбов, параллелограммов и вообще многоугольников, в особенности красивую, если смотреть на нее с противуположного склона долины. При первом взгляде на эти фигуры трудно подумать, что они не сделаны намеренно человеком, а возникли, так сказать, случайно.

За все время пути от Алагира до Архонского аула мы встретили из позвоночных животных много маленьких красивых ящериц (Lacerta muralis), которая с замечательной ловкостью и быстротою лазят не только по отвесным поверхностям, но даже и таким, которые, под потолок, обращены прямо вниз; часто встречается здесь и зеленая ящерица (Lacerta viridis). Кроме пресмыкающих нам попадалось много птиц. Из них по берегам ручье в и речек мы видели чаще всего белых и желтых плисок (Motacilla alba L., Mot. dukhunensis Sykes, и Colobates sulphurea, Bechst.) и куличков-береговиков (Actitis hypoleucos L.), а в лесах и на полянах множество черноголовых соек (Garullus Krynickii Kalen.) сарычей (Buteo Menetriesi Bogd.), пеночек (Phyllopneuste), овсянок (Emberiza cia L.) и дроздов-деряб (Turdus viscivorus L.). Эти последние попадаются в горах чаще на средних и даже значительных высотах, как напр. на 8-9 тысячах футов; здесь же мы встретили множество их верстах в 7-8 от Алагира, не доезжая до ущелья Нахаза, на высоте не более 3000 ф. над ур. м.. По голым местам, в особенности где есть осыпи или кучи камней, попадается еще много чеканов (Saxicola oenanthe) и черногрудок (Ruticilla ochruros Gm.) и т. д.

Тропинка, по которой можно ехать только верхом, ведет к аулу все время по правой, более подверженной влиянию лучей солнца, стороне ущелья. В одном месте, на протяжении нескольких верст, она идет зигзагами и поднимается на большую высоту, а перед аулом, стоящим по прямой линии всего версты на 4 от слияния Архона с Ардоном, снова спускается вниз. Здесь она проходит через балку с очень высокими наносными глинистыми берегами. Они сильно размываются водою и во многих местах образуют высокие, отдельно стоящие колонны столбы и башни, достигающие нескольких сажень высоты.

За исключением раннего утра, во все время нашего путешествия по обеим долинам солнце палило немилосердно, и жара была страшная. В особенности душно было в тесных скалистых местах ущелья, где раскаленные солнечными лучами, как будто бы дышали огнем. Вероятно эта жара была причиною того, что одному из нас сделалось [54] дурно: у него начала болеть голова, явилась сильная слабость, потом тошнота и рвота.

Часа в 4 до полудни мы добрались до Архона. Этот маленький аул расположен на высоте около 4600 футов, на очень высоком почти отвесном правом берегу реки и окружен красивыми окрестностями. Около него, на склонах гор, всюду разбросаны хлебные поля, то отдельными узкими полосками, то более или менее скучено. Если смотреть на них из аула, то они имеют очень красивый вид. В них живет много перепелов, и крик их, особенно утром и вечером, раздается со всех сторон, не умолкая ни на минуту. Один из моих спутников был даже очень удивлен тем, что на этой высоте перепелок оказалось так много. По словам жителей аула, на те же поля с соседних гор прилетают и горные куропатки (Perdix chukar, Gray).

Рядом с хлебными полями здесь посеяно много картофеля, который в горах приходится видеть довольно редко. Растет он здесь по-видимому очень хорошо.

Вблизи самого аула почва покрыта густым покровом из низкого, стелящегося по земле клевера. Этот клевер, не смотря на ничтожную величину, считается горцами очень питательным и хорошим кормом. Что касается лесов, то их вблизи нет вовсе. В одном месте недалеко от аула, видна группа пирамидальных тополей; они по-видимому чувствуют себя здесь очень хорошо; кроме того на левом берегу Архона есть еще священная сосновая роща, которой никто не осмеливается трогать. Вдали, верстах в 10, на крутом оголенном склоне также красуется хорошенький сосновый лесок. Он, однако, не принадлежит Архонскому аулу и тоже считается священным. Без сомнения, долина Архона была прежде богата лесами и имела совсем не такой печальный вид. Доказательством этому служат священные рощи, уцелевшие в силу, конечно, совершенно особенных причин даже на самых неблагоприятных для леса местах, и, кроме того, существование многих отдельных ольховых лесков и рощиц выше аула, по дороге к глетчеру. Эти рощицы уцелели главным образом потому, что ольха представляет очень плохой материал, даже для топлива; кроме того зимой и добраться до этих лесков по причине большего снега, очень трудно. Из дикорастущих травянистых растений заслуживает еще упоминания персидская ромашка (Pyrethrum roseum), которую архонцы собирают на соседних горах и продают в Тифлис. На крышах некоторых хат она сушилась и во время нашего пребывания в ауле.

Кроме перепелок и горных куропаток вблизи аула попадается [55] немало других птиц. В самом ауле много полевых воробьев (Salicipasser montanus L.) и черных стрижей (Cypselus apus L.), а альпийские вороны (Fregilus graculus, L.) беспрерывно снуют взад и вперед по ущелью и своим приятным, мелодичным, звонким голосом оглашают окрестности; обыкновенный чекан (Saxicola oenanthe. L.) также попадается около аула очень часто, а несколько выше и дальше от жилья нередко можно видеть белозобых дроздов (Turdus torquatus L.) и красногрудых воробьев (Carpodacus erytbrinus). Что касается крупных млекопитающих, то они в этой долине почти совсем истреблены. Серн здесь нет вовсе, медведи попадаются как редкость, туры только зимою спускаются довольно низко, а летом изредка встречаются на труднодоступных местах вблизи Архонского ледника; в соседней же с этой, Бадской долин отделяющейся от Архонской всего одним хребтом, до сих пор уцелели серны, но они никогда не заходят, как рассказывают охотники, в долину Архона.

Несколько выше аула, на продолжении той же самой возвышенности правого берега реки, находится кладбище, большая часть памятников которого принадлежит довольно старому времени. Лишь немногие из них сложены из тесаного камня, все же прочие из шиферных обломков или простых голышей. Один только памятник имеет очень большую величину и представляет пирамиду с выдающимися в виде лестницы выступами из шиферных же плит. Очень удивило меня на этом кладбище следующее обстоятельство: на верху некоторых из здешних памятников находятся каменные изваяния баранов, передняя часть которых сделана на столько удовлетворительно, что на ней можно хорошо различать рот, уши, рога и глаза, задняя же, наоборот, отесана крайне небрежно. Она торчит в виде простого, неправильного, быстро утолщающегося придатка, на котором нельзя отличить и признака задних ног. Видно, что художник нисколько не позаботился об отделке ее. Длина таких баранов равняется приблизительно 1 1/2 — 2 футам, а число их на кладбище 4-5 штук. Так как они укреплены на самом верху памятников, то нельзя было хорошо рассмотреть, из какого камня они сделаны. Замечательно, что в других местах Осетии, а также в прочих частях Кавказа ничего подобного я ни разу не видел. Кресты находятся только на немногих памятниках.

В долине Архона находятся очень мощные эрратические образования. Весь аул и кладбище, о котором только что шла речь, стоят на древней морене. Это — довольно длинная гряда, направляющаяся вдоль ущелья и бывшая когда-то боковой мореною глетчера. Она имеет [56] огромную толщину; речка Архон размыла ее, при этом образовался отвесный уступ или стена, высотою, вероятно, сажень в 30 или 40.

Из толщи ее торчат во многих местах огромные камни, и вообще моренный характер ее ясен до очевидности. На поверхности этого вала, на кладбище и дальше за ним также валяется много очень больших гранитных валунов. Один из них имеет 5 аршин в длину, 3 в ширину и около 2 1/2 в высоту. Огромные валуны, выпаышие из отвесного уступа, который служит берегом реки, валяются и на дне ее.

В ауле нас приняли сначала не особенно любезно. Не желая стеснять себя и других, мы решили поместиться на ночь не у кого-либо из местных жителей, а, как я уже делал раньше, в так называемой канцелярии, которая находилась и в этом ауле, составляющем центр Архонского «прихода». В подобных пунктах, как известно, может быть, читателю, живет всегда писарь со старшиной, в ведении которого находится несколько отдельных меньших аулов, состоящих нередко всего из 5-7 дворов. Приехав в аул, мы разыскали писаря; но он, несмотря на наши просьбы, переданные через проводников, не хотел впустить нас в совершенно пустую канцелярию и объявил, что старшина по вызову пристава отправился в Алагир, а помощник его куда-то уехал и увез с собою ключи от канцелярии. Не желая напрасно терять времени, я предложил своим спутникам пройти еще сажень 50, выбраться за аул, отыскать ровное местечко, разбить на нем палатку и расположиться в ней. Если бы не тучи, предвещавшие по-видимому дождь, то мы, конечно, и не пытались бы искать помещение в ауле, а выбрались бы на какую-нибудь лужайку, где по близости можно было найти воду и дрова, и ночевали бы там на свежем воздухе.

Мое предложение было принято, и минут через 5 мы уже занялись развьючиванием своих лошадей и готовились разбивать палатку. В это самое время явился к нам один из жителей аула и очень любезно стал уговаривать нас, переехать ночевать к нему в дом.

Сначала мы и не думали об исполнении его просьбы; но он не переставал упрашивать нас, говоря, что если мы не захотим поместиться у кого-нибудь из жителей аула и останемся ночевать под открытым небом, притом вблизи самого жилья, то это будет оскорбление для всего аула; оскорбление в настоящем случае, как он объяснял, вовсе не заслуженно, потому что отказал нам в приеме и тем обидел нас не их собрат, а простой наемник, человек вовсе не принадлежащий к их обществу. [57]

Как мы ни старались уверить нашего собеседника в том, что разделяем его мнение, что вовсе не обвиняем в этой истории жителей аула. нисколько не претендуем на них, и если теперь не хотим перебраться в аул, то только по причине сильной усталости и нежелания снова перетаскивать свои вещи на другое место; но он так настойчиво продолжал упрашивать нас, что мы наконец должны были внять его просьбе и последовать за ним.

Когда лошади были уже развьючены, и все наши вещи внесены в комнату, вдруг мы услышали невдалеке сильный шум. Оказалось, что наш хозяин и еще некоторые из жителей аула решили наказать писаря за то, что он, припрятав ключи, не хотел нас впустить в канцелярию, и изрядно поколотили его. Спустя с полчаса после этого урока писарь уселся, как мы сами видели, на пороге раскрытых дверей канцелярии и тем самым показал, что ключи действительно были у него, а не у помощника старшины, который к тому временя еще не возвратился.

Часа за три до вечера небо совершенно очистилось от туч, и все предвещало хорошую погоду. Чтобы не терять времени, я и Ш. решили в этот же день отправиться к Архонскому леднику, отстоящему отсюда часа на два пути, и добравшись до самой верхней части долины Архона, переночевать там, а на следующий день рано утром заняться осмотром как ледника, так и окружающих его гор. Ш. думал также поохотиться на туров, если представится к тому удобный случай.

Из аула мы взяли себе в проводники охотника, хорошо знающего все соседние горы. Он должен был провести нас к глетчеру и отправиться с нами, если бы мы пожелали, на охоту.

Дорога к глетчеру идет сначала по правому берегу Архона. Здесь она пересекает речку Латчин-дон, которая вытекает из гор с правой стороны долины. Эта чудная речка, прыгая с камня на камень, быстро несется по очень крутому ложу и представляет непрерывную систему водопадов. Вода в ней чиста, как роса, и имеет необыкновенно красивый голубоватый оттенок, а от пены и бесчисленного множества брызг издали блестит, как серебряная лента. Верстах в 3-4 от аула, тропинка переходить на левый берег Архона и тянется то по открытым каменистым местам, то проходит через упомянутые уже ольховые лески или рощицы. С значительными перерывами эти рощицы тянутся очень далеко ко дну долины, и последняя из них отстоят менее чем на полуверсты от глетчера. Многие деревца достигают здесь средних размеров, т. е. 5-6 дюймов в диаметре и сажень трех высоты. Рядом с этими рощицами лежат и сугробы снега. [58]

Мы остановились на одной небольшой лужайке, отстоящей от нижнего конца ледника приблизительно на версту и лежащей футов на 800 ниже его. Высота этого места равняется 7368 ф. над уровнем моря. Ущелье здесь довольно просторно, внизу сплошь усыпано камнями, принесенными рекой, а с боков окружено высокими крутыми горами. Мы не думали встретить здесь никого из людей, за исключением разве каких-нибудь пастухов; на самом же деле и в этом царстве туманов и облаков оказались у нас соседи, и притом женщины. Одна из них была осетинка, а другая — русская, казачка, тяжело больная чахоткой и приехавшая сюда лечиться льдом, холодной водою и горным воздухом. Из разговора с нею мы узнали что муж привез ее для лечения к живущему в Архонском ауле своему знакомому; а он поместил ее, вместе с своей женой, здесь, вблизи ледника и притом под открытыми небом. Таким образом в этой глуши, вдали от всего людского, жили эти две женщины, из которых одна уже стояла на краю могилы и едва могла ходить. Муж осетинки, ее сожительницы, приходил сюда только в 3-4 дня раз, чтобы принести из аула для обеих женщин провизии, а с глетчера для больной льда, который она должна была класть в воду или молоко и потом пить их. Сильно исхудавшая, с темным землистым цветом лица и впалыми глазами, больная почти не переставала кашлять, и этот кашель производил на нас очень тяжелое впечатление. Узнав. что больная русская, мы тотчас же навестили ее; нельзя было не заметить, что это необыкновенно обрадовало ее. Действительно, живя в такой глуши, вдали от всего родного и близкого сердцу, да еще при таком состоянии здоровья, немудрено было обрадоваться встрече даже с незнакомыми людьми.

Мы довольно долго говорили с нею, и из разговоров узнали, что она в станице кашляла кровью и отхаркивала много зловонной мокроты, здесь же все это прекратилось и кроме того явился аппетит, которого у нее прежде почти не было. Таким образом, судя по ее словам, она чувствует себя значительно лучше. Надеяться однако на хороший окончательный результат такого лечения трудно, так как больной приходится жить под открытым небом и сильно страдать от холода, в особенности, когда ночью дует сильный ветер с ледника вниз по долине. Впрочем, ей обещают в самом непродолжительном времени выстроить шалаш; тогда, конечно, положение ее хотя немного улучшится. Надо еще заметить, что больную уговаривают купаться в той речке, которая вытекает из-под глетчера и имеет температуру воды не более 3-4°; она, однако, боится привести в исполнение это [59] предписание, да и мы с своей стороны старались еще более убедить ее в опасности такого способа лечения.

На следующий день я встал очень рано; утро оказалось прекрасным, и надо было поторопиться воспользоваться им.

Мне хотелось поскорее отправиться на ледник, но проводник только теперь объявил нам, что подняться на глетчер можно не иначе, как с противуположного склона ущелья, т. е. предварительно перебравшись верхом через речку Архон. С этой целью мы взяли с собою двух неоседланных лошадей и отправились. Ехать по заваленному грудами камней дну долины было очень плохо, поэтому мы почти все время шли пешком, добрались таким образом до речки, принялись искать брод. На наше несчастье, его, однако, нигде не удавалось найти. Правда, речка была совсем не глубока и воды в вей хватило бы не более как по колена лошади, но зато все русло ее оказалось загроможденным такими глыбами камня, что лошадь едва ли бы прошла через него, не поломавши себе ног или, по крайней мере, не упавши несколько раз. Надо было помнить и то, что если мы не без труда переедем речку теперь, то обратный путь через нее будет еще хуже, так как с каждым часом вода в ней начнет прибывать более и более; тогда придется бороться не с одним, а с двумя препятствиями.

Убедившись, что перебраться через речку очень трудно, мы решили идти по правому берегу ее и приблизиться к леднику настолько, насколько позволит местность. Пройдя таким образом с версту, я увидел, однако, что перед глетчером долина страшно съуживается и образует теснину, в виде мрачного корридора, длиною сажень в 200 и шириною приблизительно в 10-15; при этом отвесные стены его состоят из черного, очень крепкого аспидного сланца и имеют высоту в несколько сот футов. Внизу они сильно обмыты водою. Река здесь несется с оглушительным ревом по крутому извилистому дну и, прыгая с уступа на уступ, бьется то об один, то о другой берег. Вся она покрыта пеной, а на скалистом дне ее не валяется, вероятно, ни одного камня, потому что каждый из них, попавши сюда с ледника или со склона теснины, тотчас же уносится вниз страшным течением. Подойти к леднику и здесь оказалось невозможным, так как река, вдоль берега которой пришлось бы пробираться, во многих местах, то с той, с другой стороны подбивалась под самые стены теснины; по дну же ее нельзя было и подумать сделать хотя один шаг. Из этой мрачной расселины, как из гигантской трубы, вырывалась струя холодного, сырого, с бесчисленным множеством брызг воды, воздуха. [60]

Своим холодом он так сильно пронизывал нас, что мы не могли здесь оставаться более 10-16 минут. Нигде на стенах теснины не было заметно следов существования ледника, в виде царапин, шлифованных скал и т. д. Без сомнения, еще недавно (в последний период возрастания кавказских ледников) лед доходил сюда, но следы движения его не сохранились.

Выше этой мрачной теснины, скалы снова расступаются, ущелье разделяется на две ветви и показываются прекрасные зеленые лужайки. Одна из них находится тотчас же за концом теснины. За ними уже следуют более или менее голые скалы и вечные снега.

Со стороны теснины мне также не удалось осмотреть глетчер, так как отсюда был виден только нижний конец его. Он оказался довольно узким, да и толщина его была невелика.

После этой новой неудачи, я решил отправиться снова вниз, вдоль берега речки, и посмотреть, не удается ли мне где-нибудь пешком перебраться через нее. Действительно, хотя и не без труда и притом набравши в сапоги воды, я переправился на противуположный берег ее. Здесь тотчас начинался крутой подъем. Взобраться на него было очень тяжело, но зато с каждым новым шагом открывался все более и более обширный вид как на ледник, так и на окружающие его горы. Поднявшись таким образом на довольно порядочную высоту, я мог, наконец, хотя издали увидеть глетчерные и снежные поля верховьев Архона.

Здесь оказался, однако, не один глетчер, как я раньше думая, а два. Из них правый (если смотреть сверху вниз) значительно длиннее и спускается значительно ниже левого; вверху они почти сходятся и получают начало из обширных снежных полей Тепли. Правый, более длинный ледник оканчивается немного выше теснины, при начале крутого уступа, состоящего также из шиферных скал. Из него вытекает довольно порядочная речка. Вблизи этого места поверхность ледника очень крута и пересечена множеством трещин, средняя ширина его едва ли превосходит сажень 70; толщина же льда, как было сказано выше, также невелика. Тянется эта часть почти прямо с N на S, а потом глетчер заметно поворачивает к О. В средней части он становится значительно шире, и еще больших размеров в ширину достигает вблизи снежных полей. С боков его окаймляет высокий барьер крутых черных скал, которые с правой стороны тянутся почти вдоль всего глетчера. Это — ледник 1-го разряда, хотя и небольшой (версты в 2-3 длиною). [61]

Левый ледник значительно короче и оканчивается гораздо выше, чем правый. Лежит он в не особенно глубоком ущелье и при том довольно близко к правому. Его ущелье тянется много ниже того места, где теперь оканчивается лед и, наконец, соединяется с ущельем, по которому движется правый глетчер. Это соединение происходить немного выше начала упомянутой уже теснины. Здесь находится довольно обширная, покрытая свежей зеленью лужайка, травами которой пользуются, вероятно, одни только туры. Около этой лужайки, именно в углу, где соединяются ущелья обоих ледников, видна старая короткая, но довольно большая морена. Начала обоих глетчеров находятся в весьма небольшом расстоянии друг от друга и прежде, без всякого сомнения, оба эти ледяные потока внизу соединялись вместе. Оканчивается правый ледник очень высоко, вероятно на 8500 или 9000 ф. над уровнем моря.

Полюбовавшись ледником издали, я снова спустился вниз, перебрался через речку вброд, снова зачерпнул в один сапог холодной, как лед, воды и, пройдя с полверсты по дну долины, возвратился наконец к своей стоянке. Мой проводник уже давно был там. Здесь мы провели еще часа полтора, а затем отправились обратно в Архонский аул, где оставался И. Н. Венюков.

Из долины Архона мы должны были отправиться в следующую за нею к востоку долину р. Фиаг-дона, известную также под именем Куртатинского ущелья. Для этой цели нам прежде всего надо было перебраться через хребет, ограничивающий Архонскую долину с правой стороны, и спуститься к небольшому аулу Холесте. Мы выступили часов в 8 утра и, пройдя через узкую полосу хлебных полей Архона, начали подниматься на страшно крутую гору. Тот склон ее, по которому мы шли, был обращен на юг, сильно выжжен солнцем и почти лишен растительности: на нем всюду валялись куски гранита, принесенные водою или льдом издалека. Местами, впрочем, дорожка переходила на покатости, склоняющиеся к северо-западу: здесь почва была гораздо влажнее, и на ней появлялся очень красивый ковер из разнообразных представителей флоры среднего пояса гор (5-6 тысяч футов над ур. м.). Следующие растения встречались на этих местах в особенно большом числе экземпляров и прежде всего обращали на себя внимание: Scabiosa ochroleuca, Astrantia major, Medicago, Orchis mascula, Myosotis vulgaris, Polygonum bistorta, конский щавель, белый клевер, Salvia verticillata, Thymus serpyllum, Alchemilla argentea, Centaurea, Lotus corniculatus, Galium verum, Anemone и т. д. Самый гребень [62] хребта также был покрыт красивыми пышными лугами, но ни на нем, ни на склонах гор не было ни одного деревца, ни одного кустика. Левее дороги, но довольно далеко от нее, видны были размытые водою слои наносов громаднейшей толщины. Еще раз скажу, что Архонская долина очень замечательна в этом отношении и что интересно было выяснить причины, почему наносные образования накопились в ней в таком огромном количестве.

Чтобы попасть в Холесте, нам надо было снова спуститься в долину одной небольшой речки. Спуск оказался гораздо более короткими чем подъем, но до того крутым, что мы едва могли идти по нем, а нашим лошадям приходилось во многих местах не переступать, а сползать, или, точнее, скатываться на всех четырех ногах. Надо заметить, что этот склон вовсе лишен растительности и что тропинка, извивающаяся по нем, на всем протяжении покрыта мелко раздробленными пластинками или листочками аспидного сланца, который осыпается, ползет вниз, когда на него ступает нога, и затрудняет ходьбу еще более, чем непомерная крутизна спуска. Вообще путь через этот хребет всем нам очень не понравился: почти всюду — оголенная почва, лишенная всякой жизни, отсутствие интересных предметов в стороне от дороги и, в придачу ко всему этому, отвратительнейший спуск.

Как только кончается этот крутой склон, начинаются хлебные поля, и через них течет красивая, быстрая, горная речка. Так как мы шли часа три но безводной местности и при том перебрались через высокий хребет с очень крутыми склонами, на которых нам пришлось потеть, как в самой жаркой бане, то мы обрадовались этой речке и каждый из нас неоднократно принимался пить из нее воду. Пройдя еще с полверсты, мы остановились отдыхать на небольшой лужайке, вблизи воды и недалеко от аула Холесте. Этот последний имеет очень оригинальный вид. Он расположен на самом конце высокого, сверх притупленного отрога горы и состоит из несколько десятков хижин, среди которых красуется высокая четырехугольная старинная башня. По обеим сторонам аула на подошве того кряжа, на гребне которого он расположен, текут две быстрые горные речки, а в полуверсте от него находятся залежи свинцовой руды, которую местные жители понемногу разрабатывают для выплавки свинца. На склоне горы, в стороне от тропинки, где мы только что спускались, видно было несколько шахт, через которые выносится эта руда. Шахты имеют довольно значительную длину, и чтобы по ним добраться до месторождения руды, надо [63] иметь, как нам говорили, хорошего путеводителя и спускаться с огнем. Мы посылали одного из наших проводников, чтобы он отыскал, где-нибудь вблизи входа в шахты, хотя маленький кусочек руды и принес бы его нам. К сожалению ему этого не удалось сделать, по рассказам же наших проводников, здешняя руда совершенно сходна с тою, которая добывается в Садонском руднике и доставляется на Алагирский завод. Судя по этому, надо полагать, что здесь находится та же свинцово-серебряная руда. Жители Холесте рассказывают, что разработка ее ведется с незапамятных времен, что этим делом занимались здесь в прежние времена какие-то греки.

Дорога от Холесте до следующего аула, Джими, гораздо интереснее и веселее. Она все время тянется по левому, обращенному к северу, склону долины одной небольшой речки, и потому ее почти всюду окаймляют красивые луга, выше которых тянется почти сплошной лес. Травянистые растения, в роде Spiraea Aruncus и Aconitum с большими синими цветами, достигают здесь высоты почти сажени, рододендроны с желтыми цветами (Azalea pontica L. — Ред.) образуют в некоторых местах сплошные заросли, а из деревьев очень часто встречается береза и ольха. Что же касается обращенного к югу склона долины, то он покрыт хлебными полями, и на нем красуются кое-где отдельно стоящие деревца. Вообще эта долина по богатству растительности, по свежести ее и, наконец, по красоте окружающих гор не может быть сравниваема с местностью между Архоном и Холесте.

В час пополудни мы сделали новый привал против маленького аула Джими, расположенного на правой стороне небольшой речки Джими-дон. От Холесте до Джими мы добрались, не считая времени на остановки, за 4 часа вероятно, и десятой части этого пространства нам не пришлось проехать верхом. Место нашей стоянки имело довольно приятный вид. Везде росла, хотя и очень мелкая, приземистая, но зато совершенно свежая, зеленая трава; всюду попадались кустики, а несколько выше, саженях во ста от нас, тянулся лесок. Мы набрали здесь сухих веток, развели костер, сварили себе чай и кофе, исправно закусили после столь основательной прогулки, немного отдохнули и двинулись дальше в путь.

За Джими дорога на протяжении верст 2-3 идет вверх по речке Джими-дон. Места здесь также довольно красивы, при чем оба склона долины покрыты зеленью, из которой только кое-где торчат шиферные скалы. На левой стороне ущелья тянется почти сплошной [64] березовый лесок, в котором, как говорят, еще до сих пор водятся медведи; у нижней границы этого леска расстилаются роскошные горные луга. Богатство растительности привлекает сюда и птиц, которых мы встретили здесь гораздо больше, чем в других, уже пройденных нами местах. На ручье я видел трех водяных дроздов или оляпок, и одна из них при мне несколько раз бросилась в воду с головою, чтобы добыть себе пищу; белозобых дроздов встретили не менее десятка, а крик перепелов, не смотря на не особенно раннее время года (29 июля), беспрерывно раздавался во всех направлениях. Чеканы, щеврицы и овсянки также попадались в изобилии.

В этот же день нам предстояло еще совершить не особенно легкое дело, именно перебраться через хребет, разделяющий долины Архона и Фиаг-дона. Дорога на этот хребет, поднимающийся тысяч до 8 футов, шла сначала, как уже сказано, по долине Джими, а потом — поворачивала вправо (на юг) и выходила из долины на соседнюю гору. Здесь она также тянулась по прекрасным лугам до самого перевала. Подъем все время был довольно легок, а самый перевал представлял очень пологий, сильно притупленный сверху гребень, также покрытый прекрасною растительностью. Здесь мы снова сделали привал, не уже не столько для себя, сколько для своих лошадей, которых надо было хорошо покормить. Крик перепелов и здесь не прекращался ни на минуту, а издали, из леса довольно часто доносился до нас крик обыкновенной кукушки.

Спуск в долину Фиаг-дона хотя и уступает по своей красоте подъему на хребет со стороны Джими, но тем не менее он очень красив. Всюду расстилаются здесь по обеим сторонам дороги зеленые луга; вдали на востоке виднеется широкая просторная долина Фиаг-дона; на севере возвышается бесснежная, но очень высокая гора Кариу-хох; а на юге — Боковой хребет, покрытый на верху вечными снегами и ледниками. Значительная часть его была, однако, закрыта облаками, и потому мы не могли видеть его хорошо.

Спустившись тысячи на полторы футов ниже перевала, мы выбрали очень удобное для стоянки место и решили здесь остаться до следующего утра. Это было часа за два до заката солнца.

Местность вокруг нас имела необыкновенно живописный вид. Во всех направлениях расстилались прекрасные горные луга, со множеством разнообразных цветов; шагах в 30-40 от нашей стоянки, в узкой, глубокой балке, со склонами, также покрытыми зеленой травой, струился небольшой ручеек, а за ним тянулся, чуть не до линии [65] вечных снегов, крутой откос, внизу покрытый травой, выше же — густым, мелким березовым лесом. За этим последним, в свою очередь, вздымались темно-серые утесы скал, почти лишенные растительности. Невольно обращала на себя внимание на этом склоне красивая березовая рощица, заключающая не менее сотни стройных деревьев средних размеров. С первого взгляда можно было догадаться, что она пощажена в силу особенных обстоятельств, именно почитаясь священной. Самая замечательная картина открывалась еще дальше в южном и юго-восточном направлениях, где гигантской стеной поднимался Боковой Кавказский хребет. Внизу он также был украшен лугами, а выше, над последними зелеными уступами его, тянулись бесконечные черные галлереи скал, покрытых на верху вечными снегами и льдами. Около них клубились, медленно переползая с одного места на другое, густые, темно-серия облака, скрывавшие то ту, то другую часть их от наших глаз.

Перед заходом солнца тучи начали спускаться все ниже и ниже, предвещая ненастье в самом близком будущем. Мы поторопились разбить палатку, окопали ее канавкой, чтобы ночью, в случае сильного дождя, вода не подтекала под нас, и привели в порядок все свои вещи. Дождь, действительно, не заставил себя долго ждать, и нам пришлось перед сном закусывать под его музыку. Часов в 9 он перестал идти и дал нам покойно заснуть, а потом снова начал лить с еще большей силой. В течении ночи каждый из нас просыпался неоднократно и каждый раз убеждался, что дождь не прекращался ни на минуту. Он продолжал итти даже после рассвета и перестал только часов в 6 утра. Каждый путешествующий в горах должен мириться с подобными невзгодами и, пожалуй, еще благодарить судьбу, если они не случаются изо дня в день.

Как только дождь прекратился, мы поднялись и вышли из своего тесного, сырого убежища. Сами мы были совершенно сухи, а намокли слегка, и притом только с одной стороны, бурки, которыми мы укрывались. Трава вокруг палатки оказалась залитой водой, и потому идти куда-нибудь далеко нельзя было. Я занялся осмотром ближайших к нам предметов и заметил, что основа гор и здесь состояла из шифра, который только в некоторых местах выступал над поверхностью земли; но за то здесь же валялось множество огромных глыб известняка, скатившихся сюда по всей вероятности с известкового хребта Черных гор, отстоящих от нашего бивуака версты на три к северу. Все эти глыбы лежат па самой поверхности земли и настоящее [66] месторождение их было, очевидно, не здесь. Некоторые из них имели огромную величину (не менее 10 куб. сажень). В щели и трещины одной из них было воткнуто много палочек с навешанными на них цветными лоскутками. Без сомнения и это была какал-то осетинская святыня.

Часов в 8 утра выглянуло солнце, трава начала просыхать, а горы очищаться от облаков и тумана. Я и Шумов решили подняться на ближайший к нам склон, чтобы с него лучше рассмотреть горы, находившиеся против нас с южной стороны. Поднявшись футов на 300, мы действительно могли видеть гораздо больше, чем от палатки.

Замечательная картина открывалась нам на юге. Здесь прежде всего обращали на себя внимание два великана Царит-хох и Сырху-барзон, составляющее контр-форсы Бокового хребта и возвышающиеся первый с правой стороны долины Фиаг-дона, а второй с левой. Внизу они были покрыты зеленью, выше тянулись бесконечные галлереи черных аспидных скал, а над ними наконец вечные снега и льды.

Боковой хребет был виден отсюда на довольно значительном протяжении; были видны покрытые снегами горы в верховьях Фиаг-дона, его глубокая долина и долины двух небольших речек, получающих начало также на снегах северного склона Бокового хребта и впадающих в Фиаг-дон с правой стороны.

По мере того, как облака поднимались выше и выше и постепенно исчезали, все более и более чудная панорама гор открывалась перед нашими глазами. Необыкновенно прозрачный утренний воздух делал ее еще более восхитительной и позволял даже за много верст различать все мельчайшие подробности в строении и очертании гор. Трещины на вечных снегах и глетчерах, ямы и выступы, даже незначительные бороздки или полоски на фирне, сделанные снежным комком, скатившимся сверху, все это было видно с поразительною отчетливостью и как будто бы в расстоянии нескольких шагов.

Из трех только что упомянутых долин, восточнее всех лежит долина речки Аксау-дона, впадающей в Фиаг-дон около аула Лада. Эта речка имеет всего верст 7 в длину, а в верховьях ее находится только одно снежное поле, не особенно больших размеров которое в нижней части превращается в узкий фирн-глетчер. На средине долины он сильно съуживается, через что на нем образуется глубокий перехват. Даже издали можно заметить, что лед здесь часто трескается и обламывается, образуя ледопады; главной причиной их служит, конечно, большая крутизна склона, на котором висит [67] глетчер. Длина его, вероятно, около версты, а питается он снегами Царит-хоха. Зимою воды с него почти не течет и речка Аксау-дон, как рассказывают здешние жители, замерзает и также перестает течь.

Далее к западу находится ущелье той небольшой речки, которая впадает в Фиаг-дон с правой же стороны, но выше Аксау-дона, именно вблизи аула Хейдекуша. Верховье этой речки необыкновенно красиво; оно представляет громадный амфитеатр из черных зубчатых скал, покрытых на самом верху ослепительно белыми полями вечного снега. Из него во многих местах торчат черные, как уголь, остроконечный скалы, и кроме того отчетливо видно множество трещин, из глубины которых проглядывает не белый, а уже сильно уплотнившийся голубовато-зеленый снег, переходящий в лед. В соседстве с верховьями этой речки, горы также представляют целый лабиринт черных скал, торчащих из снежных полей. С этих последних спускается на северную сторону несколько фирн-глетчеров, из которых два тянутся значительно ниже других и сливаются внизу в одно ледяное поле, спускающееся более или менее глубоко в долину. Этот ледник носит название Касан-дур-чете. Во многих местах на фирн-глетчерах находятся большие трещины, вблизи которых, вероятно, также случаются частые ледяные обвалы. Вся нижняя часть ледянка сплошь завалена щебнем. В прошлом году Кассан-дур-чете был посещен Н. И. Кузнецовым. Он считает его за ледник первого разряда, замечая при этом, что нижняя, долинная часть его, очень невелика. По словам того же автора, этот ледник окружен мощными древними моренами, которые только версты на 2 не доходят до аула Хейдекуша ². С боков фирн-глетчеров по всем углублениям черных скал тянутся еще узкие, извилистые ленты белого снега, которые образуют в высшей степени нежную, красивую, блестящую и резко выделяющуюся на черном фоне скал сетку, вроде кружев или тонкой ажурной работы. Вместе с огромными снежными полями она больше чем что-либо придавала необыкновенную красоту этим горам.

Еще дальше к западу, от только что описанного места, тянется долина Фиаг-дона. Она гораздо шире и несравненно длиннее двух предыдущих.

Надо заметить, что Боковой хребет против истоков этой речки делает довольно значительный изгиб в виде дуги, обращенной выпуклой стороной к югу; поэтому начало Фиаг-дона находится [68] значительно южнее, чем двух его небольших притоков, и чрез это долина его должна была представляться нам значительно длиннее. Я говорю, конечно, о ее протяжении к югу; на север же она тянется на несколько десятков верст дальше, чем соседние с нею. Если за начало и конец дуги, образовавшейся вследствие изгиба Бокового хребта, принять массивы Царит-хоха и Сырху-барзона, то вся дуга окажется не менее как в 3/4 окружности и только в одном месте будет прерываться для того, чтобы дать выход водам Фиаг-дона. По бокам этого узкого прохода возвышаются Сырхн-барзонт и Царит-хох; если смотреть на них и вообще на эту часть Бокового хребта с севера, то покажется, что Фиаг-дон, подобно некоторым другим рекам Кавказа (Ардон, Терек), прорезывает Боковой хребет и получает начало не на нем, а на лежащем за ним Главном хребте; в действительности же этого нет.

Самая верхняя часть долины Фиаг-дона, находящаяся выше упомянутого прохода, была видна нам только отчасти и по преимуществу с правой стороны. Здесь тянулся высокий кряж, покрытый почти сплошными снежными полями, у нижнего края которых висели в некоторых местах фирн-глетчеры. По рассказам жителей Куртатинского ущелья, больших ледников в верховьях Фиаг-дона не существует, но есть два таких, длина которых доходит верст до двух. Один из них в общих чертах описан в упомянутой уже статье Н. Кузнецова. Этот ледник, подобно Девдоракскому, замечателен по огромными завалам, причинявшим прежде немало бед.

Окрестности нашей стоянки отличались изрядным богатством по отношению к пернатому населению. Прежде всего обратили на себя, наше внимание великаны из класса птиц умеренных стран, а именно бурые грифы (Gyps fulvus), и ягнятники (Gypaetos barbatus, L). Первых мы видели около десятка; что же касается последних, то они; здесь точно также, как в прочих местах Кавказа, да и во всех других странах, попадаются гораздо реже. Их мы видали всего два экземпляра. На одном огромном камне, лежащем в нескольких шагах от нашей палатки, мы наблюдали еще двух интересных сов. Ростом они были меньше перепелки, голову имели средних размеров, без торчащих ушных перьев и с слабо развитым веером вокруг глаз. Основной цвет их перьев, насколько можно было судить издали, шоколадно-серый или серо-бурый и на нем заметно было множество мелких пестринок. По росту и другим признакам эти маленькие совы сильно напоминали сыча-малютку (Glaucidium passerinum L), [69] существование которого на Кавказе, как кажется, еще строго не доказано ³. Я очень жалею, что не мог убить хотя одну из них, чтобы точно определить вид. Трудно допустить, чтобы это был обыкновений сыч (Ephialtes scops), которого можно отличить по заметно выдающимся перьям над ушами; кроме того я решительно ни разу не слышл голоса этого сыча в горах, что при его крикливости было бы совершенно невозможно, если бы он хотя изредка водился здесь. На тех же самых камнях мы видели пару горных вьюрков (Plectrotringilla alpicola, Pall). Они устроили здесь в трещине камня, на высоте сажень двух от земли, гнездо и во время нашего пребывания на этом месте (29-30 июня) беспрерывно таскали пищу своим птенцам. Недалеко от стоянки мы видели еще красивых каменных дроздов (Petrocincla saxatilis). О многих мелких птичках, большею частью таких же, каких мы видали во время пути, я не упоминаю.

Часов в 9 утра мы начали понемногу укладывать свое имущество, просушили палатку и еще некоторые вещи, намоченные дождем во время ночи, и часу в одиннадцатом тронулись в путь. Перед нашим выступлением случилось еще одно интересное обстоятельство. Из аула Кора, отстоящего от нашей стоянки, как было уже замечено, не более, чем на версту, явился к нам один осетин и затеял с нашими проводниками очень жаркий разговор. Когда я потом спросил их, о чем он толковал, то узнал, что мы навлекли неудовольствие жителей, остановившись на этом месте, которое считается у них священным, и потому должно не только содержаться всегда в чистоте, но и не может без особенной нужды попираться ногами людей или животных. Кроме того он говорил, что дождь, мочивший нас в течение почти целой ночи, был послан именно в наказание нам за неуважение к осетинской святыне.

Дорога от нашей стоянки шла мимо Кора вниз, к Фиаг-дону. Она спускалась довольно круто и после дождя оказалась грязной и скользк, и поэтому ехать по ней было не особенно хорошо. Солнце в это время палило так сильно, что мы, несмотря на очень изрядную высоту этих мест и близость снежных полей, должны были путешествовать в самом легком летнем платье. [70]

В полдень мы достигли маленького аула, расположенного вблизи слияния ручья, текущего мимо Кора, с Фиаг-доном. Здесь я был немало удивлен, увидев хорошенький, весьма правильно распланированный маленький садик с различными фруктовыми деревьями, на большей части которых находилось довольно много еще незрелых плодов. Такой садик в среднем поясе гор большая редкость и, если не ошибаюсь, мне пришлось видеть его всего во второй или третий раз. Существование его на такой высоте (приблизительно 4500 ф.) показывает, что фруктовые деревья отлично могли бы расти в большей частя ущелий Северного Кавказа, если бы горцы сколько-нибудь позаботились о разведении их.

ДОЛИНЫ ФИАГ-ДОНА И ГИЗЕЛЬ-ДОНА.

Река Фиаг-дон. Растительность. Древние морены. Аул Лац Дорога к Гизель-дону. Аул Дзуарикау. Долина Гизель-дона. Громадные древние морены и эрратические камни. Аул Джимара. Верховы Гизель-дона. Ледяные обвалы. Ледник Гизель-дона. Обратный путь. Аул Даргавс и дорога до Тменикау.

Проехав аул, мы очутились на самом дне долины Фиаг-дона Эта довольно большая горная речка получает начало, как уже сказано, на склонах Бокового Кавказского хребта, на протяжении верст 50 несется в горах в глубокой долине, а потом выходит на плоскость и здесь, пробежав еще около 30 верст, впадает наконец в Ардон. В том мест, где Фиаг-дон прорезывает дугу или изгиб Бокового хребта, его долина ограничивается с боков высокими горами, поднимающимися более чем до 13000 ф. С левой стороны ее возвышается, кроме Сырху-барзона, Архон и Тепли (14510 ф.), а с правой Царит-хох и Джимарай-хох ⁴. Ниже этого места долина снова делается значительно шире, просторнее и ограничивается с боков гораздо менее высокими горами, склоны которых почти лишены скал [71] и покрыты зеленой травой. Лесов здесь нет, хотя по словам жителей в прежние времена они росли в изобилии. Еще верст на 15-20 ниже первой теснины, долина Фиаг-дона снова сильно съуживается, так как река в этом месте прорезывает хребет так называемых Черных гора. Эти последние совершенно лишены вечных снегов, с южной стороны безлесны, а с северной, обращенной к раввинам Кавказа, покрыты густыми лесами. Здесь с левой стороны долины поднимается бросающаяся издали в глаза гора Кариу-хох, важная как давнишний тригонометрический пункт. — Она хорошо видна из Алагира, Владикавказа и многих мест и имеет высоту в 11164 фут.

Отсутствие лесов в продольной долине, лежащей между снеговым хребтом и Черными горами, замечается не только в этой местности, но почти на всем протяжении центральной и восточной части северного склона Кавказа. Объясняется оно главным образом особенностями в распределении атмосферных осадков.

Известно, что огромное количество их выделяется на первых уступах гор, т. е. там, где кончаются равнины и начинается более или менее значительный подъем. Таким образом часто случается, что в то время, когда напр. в Алагире или Владикавказе ежедневно идут дожди, в горах стоит засуха. Несколько раз мне самому приходилось наблюдать такое явление; о нем упоминают и другие авторы. Объясняется оно следующим образом. Воздух, притекающий с равнин, поднимаясь на горы, расширяется вследствие уменьшения давления и через это становится холоднее; кроме того, температура его понижается еще от соприкосновения с более холодными вершинами и склонами гор. Таким образом, если этот воздух будет содержать в себе пары, то ему придется вследствие охлаждения выделить большую часть их на северном склоне Черных гор; в продольную же долину, находящуюся по другую сторону хребта, он попадет, уже лишившись значительной доли своей влаги; поэтому здесь осадков будет значительно меньше, через что и растительность станет развиваться [72] с гораздо меньшей силой. На северном склоне Черных гор леса, вследствие благоприятных климатических условий, растут очень быстро и иногда вновь появляются на местах, где перед тем были уничтожены; поэтому, несмотря на страшное варварское истребление они все еще кое-как держатся; на другой же стороне Черных гор леса уже исчезли под ударами топора, а молодая поросль от уцелевших кое-где пеньков гибнет от зубов и копыт домашнего скота. Истреблению лесов способствует отчасти и относительно большая густота населения продольной долины.

Иную картину мы видим в Кубанской области, в особенности в западной половине ее. Там, как и вообще на западном Кавказе, атмосферных осадков огромное количество; очень много выпадает их и в продольной долине, о которой идет речь, поэтому она до сих пор покрыта почти сплошными лесами. Густые дремучие леса покрывают таким образом все горы, ущелья и долины в верховьях Лабы, Белой, Пшехи и некоторых других рек северо-западного Кавказа. Жители многих станиц здесь до сих пор жалуются, что им негде ни косить, ни сеять. Надо заметить, что огромные, почти сплошные леса покрывали эти места и во времена до покорения Кавказа, когда все горы были населены очень густо. Бесчисленное множество садов с прекрасными фруктовыми деревьями, разбросанных оазисами среди лесов, доказываете что здесь во времена горцев процветало и садоводство. В восточной же части Кавказа, да и во всей почти Терской области, мы встречаемся с явлениями ксерофилизации, т. е. замены лесов жестколистными, часто колючими кустарниками. К ним принадлежат таволга (Spiraea crenata), крушина (Rhamnus), барбарис и, кроме того, некоторые полукустарники, как, напр., Astragalus pseudotragacantha, колючки которых так остры, тонки и длинны, что к нему побоится даже прикоснуться какое-нибудь животное, напр. корова или овца.

Спустившись на самое дно долины, мы увидели картину, достойную внимания. После дождя, который мочил нас в течении всей ночи и, вероятно, лишь часа два тому назад перестал лить в верховьях Фиаг-дона, вода в этом последнем сильно прибыла и местами выступила из берегов. Речка эта вообще очень быстра, но теперь течение ее было поистине ужасное, а желтовато-серая вода сделалась мутной, как грязь. Всюду она была покрыта волнами, пеной, брызгами и кипела, как в котле. Так как Фиаг-дон течет здесь по долине довольно просторной, ровной и окружен низкими берегами, то мы [73] своим взором сразу могли окинуть его на пространстве версты в полторы или даже более. Он несся по дну долины, изгибаясь наподобие змеи, то в ту, то в другую сторону, и был в это время весь в движения, прыгал, метался из стороны в сторону и издавал страшный шум. В тот момент, сходство его с каким-нибудь сказочным чудовищем или гигантской змеей не могло не придти на ум. Казалось, что это чудовище находится в агонии, испытывает страшные муки, и потому бьется, мечется, извивается во все стороны, ревет, но никак не может освободиться от своих мучений.

В полуверсте от Кора мы переехали по мосту через Фиаг-дон, а дальше отправились вниз, сначала по правому берегу реки, а потом вблизи Хейдекуша снова перебрались на левый. Здесь влево от дороги были видны огромные наносы из щебня, песку и каменных глыб всевозможных величин. Без сомнения это древняя морена огромного глетчера, спускавшегося в ледниковый период с гор, в верховьях Фиаг-дона. Читателю, может быть, известно, что академик Абих, швейцарский ученый Э. Фавр и некоторые другие доказали, что в долинах, соседних с этой, или находящихся не особенно далеко от нее (долины Ардона, Терека, Уруха), эрратические образования, в виде морен, валунов, царапин и шлифованных поверхностей, встречаются всюду и при том могут быть прослежены до выхода этих долин па плоскость; поэтому трудно было бы ожидать, что в долине Фиаг-дона подобных образований не существовало. Наверно они сохранились и ниже Лаца, но там, кажется, никем не были наблюдаемы. В ледниковый период котловина, находящаяся в верховьях Фиаг-дона и теперь дающая место нескольким ледникам, была, вероятно, вся наполнена льдом, который через проход между Сырху-барзоном и Царнт-хохом проникал в продольную долину, где расположены теперь аулы Хейдекуш, Лац и т. д., останавливаясь здесь или даже спускаясь еще ниже.

Часа в 4 пополудни мы прибыли в Лац, расположенный на правом берегу Фиаг-дона и на высоте слишком 4300 ф. над уровнем моря. Лац для ближайших аулов теперь представляет некоторым образом административный центр («приход»): здесь находится канцелярия, живет писарь и старшина, в ведении которого находится несколько аулов; в нем же имеются и верховые лошади, содержимые обывателями и служащие для проезда местной администрации или других лиц, имеющих открытый лист. В Лаце мы должны были отпустить одного из проводников, именно того, который был взят нами [74] вместе с двумя верховыми лошадьми еще в Унале, в первый день нашего путешествия, нанять для себя других лошадей и на них отправиться дальше. Так как лошади находились на пастьбе и могли быть доставлены только к утру, то нам пришлось переночевать в ауле у одного из жителей, предложившего нам довольно сносную комнату. На следующий день, в 8 час. утра, мы выступили из Лаца. Чтобы миновать высокую гору, находящуюся непосредственно за аулом, мы проехали еще версты две вниз по Фиаг-дону, а потом свернули вправо и стали подниматься на хребет, по другую сторону которого тянется долина Гизель-дона. Дорога здесь шла вдоль небольшой речки Дзуарикау-дон, впадающей с правой стороны в Фиаг-дон. Русло ее замечательно в том отношении, что переполнено обломками разнообразных минералов и притом нередко довольно красивых. Здесь очень часто попадается свинцовый блеск, куски медного и железного колчедана, молочный кварц, зеленая кремнистая брекчия, известковый конгломерат и плотный глинистый сланец с прослойками кварца.

Довольно долго наша тропинка шла вдоль самого берега речки, а потом повернула вправо, на склон долины Дзуарикау-дона и потянулась по красивой местности, покрытой сплошными лугами. Здесь они были еще свежее и пышнее, чем между Джими и Кора. В некоторых местах они представлялись почти совершенно розовыми от необыкновенного изобилия шпажников (Gladiolus communis). В особенности красива была местность вправо от дороги: она представляла множество неглубоких балок и котловин, покрытых самою роскошною растительностью. Птиц, конечно, было здесь тоже немало. Мы видели нескольких черных грифов (Vultur monachus, L), красивых каменных дроздов (Petrocincla saxatilis) и много мелких пташек. С вершины хребта, разделяющего долины Гизель-дона и Фиаг-дона, открывается по обе стороны прекрасные виды. В особенности красивой показалась нам долина Гизель-дона, который разделялся здесь на многие рукава, извивающиеся по широкому плоскому дну долины и окаймленные с обеих сторон лентами из разноцветных речных валунов. Спуск с этого хребта в долину Гизель-дона по красоте местности и разнообразию растительности сильно однако уступал подъему на хребет.

Спустившись с горы, мы прошли недалеко от аулов Ламардона н Кадидура и направились вверх по Гизель-дону, к аулу Джимара.

Местность верстах в двух ниже этого аула в высшей степени [75] интересна в геологическом отношении. Здесь с поразительною отчетливостью сохранились следы ледникового периода, в виде таких громадных морен, каких почти нигде на Кавказе не встречается. Они представляют целый ряд огромных валов, идущих параллельно друг другу и разделенных глубокими впадинами. Наиболее высокие из них лежать футов 500 или 600 выше уровня реки. Громадные боковые морены бывшего ледника, расположившиеся здесь в 4 параллельных ряда, покрыты сверху травой и усеяны то более мелкими, то достигающими громадных размеров валунами. Эти морены над рекою образуют крутой, отвесный уступ, который обнаруживаем самое характерное моренное строение. Моренный ил, щебень, мелкие камни и глыбы в тысячи пудов весом, все это перемешано здесь без всякого порядка или сортировки. Такие громадные морены особенно бросаются в глава на правой стороне Гизель-дона; на левой же — они значительно меньше. Это происходить главным образом вследствие того, что левый склон долины гораздо круче и морены его подверглись более сильному сползанию и размыванию. Такие морены тянутся без перерыва до самого аула, да и этот последний построен на гребне одной из них. Огромные валуны всюду навалены по обеим сторонам реки, все русло ее почти непрерывно загромождено ими и вода с страшным шумом прорывается среди них. Многие валуны лежать в весьма неустойчивом положении над кручей, образующей высокий берег реки, и в скором времени должны будут свалиться в нее. Особенно много крупных валунов находится у нижнего конца аула; здесь некоторые из них имеют до 2 сажень в длину и почти такую же ширину и высоту, достигая таким образом объема около десяти кубических сажень; валуны же в 2-3 куб. сажени встречаются часто и их, без сомнения, можно насчитать целые тысячи. Все они состоят из одного и того же вещества, именно светло-серого кварцита.

Самое ущелье перед аулом ничего особенного не представляет, но с этих мест хорошо видны верховья Гизель-дона, высокие горы, окружающие его, огромные снежные поля и большой ледник.

В Джимара мы приехали часа за три до вечера. Это маленький аул, расположенный на левой стороне Гизель-дона на высот около 5750 ф. и, как уже было замечено, по гребню огромной древней морены. Он состоит из нескольких десятков дворов и с восточной стороны окаймляется небольшой красивой площадкой, врезывающейся углом в самый аул и покрытой светло-зеленой травкой. Мы думали сначала остановиться на ней и расположиться в своей палатке; но потом это [76] предположение нами было оставлено и мы отправились к одному из здешних жителей, человеку известному нашим проводникам с хорошей стороны.

Здесь нам отвели небольшую саклю в одну комнату, но не успели мы внести в нее свое имущество, а уже целый аул собрался смотреть на нас, как на какое-нибудь чудо. Это, впрочем, и понятно: маленький аул Джимара лежит в самой глухой части гор и в него почти никогда не заглядывает никто из русских или вообще чужестранцев, поэтому многие из жителей его, в особенности женщины и дети, наверно еще ни разу не видели русских людей. При таких условиях мы, конечно, могли казаться им чем-то диковинным. Мальчишки, девчонки, женщины и мужчины наполняли не только весь двор нашего хозяина, но и взобрались на плоские крыши всех соседних хат, осматривая нас со всех сторон. И. Н. Венюков воспользовался случаем и снял с этой пестрой толпы фотографическую карточку, оказавшуюся впоследствии очень интересной.

За час пред заходом солнца мы отправились осматривать аул и его ближайшие окрестности. Всюду нам попадались громадные эрратические валуны. Непосредственно за нашим двором с западной стороны местность поднимается уступами и здесь лежало два громадных также эрратических камня, при чем на одном из них была выстроена целая хата. Огромные валуны валяются и с северной стороны аула, у самой окраины, его. Все они совершенно сходны с теми, которые мы видели раньше по пути к аулу, и многие из них достигают объема также в несколько кубических сажень. Все русло реки и здесь загромождено огромными глыбами камня, которые не могли быть занесены сюда иначе, как только льдом.

Жители Джимара произвели на нас хорошее впечатление и мы, как кажется, пришлись им по душе, поэтому между нами скоро установились добрые отношения. Они с готовностью исполняли все наши желания и постоянно толпились около нас. Две хозяйские дочки по целому часу сидели на пороге нашей комнаты, заходили внутрь ее или заглядывали в окно. Родственники их, кажется, смотрели на это не особенно одобрительно, но так как отца девушек, человека, как нам говорили, очень строгого, не было дома, то они и позволяли себе некоторые вольности.

На следующий день, рано утром мы отправились к верховьям Гизель-дона, главным образом; с целью осмотреть его ледники, отстоящие от аула верст на 7. На протяжении первых приблизительно [77] верст 4 по самому дну долины здесь идет очень хорошая дорога, и местность по обеим сторонам ее покрыта свежей зеленой травой и почти лишена камня, дальше же она сильно изменяется и становится до крайности каменистой; наконец на протяжении последних верст двух дорога теряется совершенно. Здесь все дно долины загромождено грудами каменных обломков, частью принесенных водою, частью же свалившихся с соседних гор. Ехать тут уже было невозможно и надо было продолжать путь пешком; впрочем и идти оказалось страшно скверно; за то окружающие долину горы с каждым шагом становились все красивее и красивее.

Когда оставалось до ледника с версту, то с восточной стороны нам открылась короткая боковая долина с двумя фирн-глетчерами. Один из них имеет довольно порядочные размеры и недалеко от нижнего своего конца сильно съуживается, вступая в тесный проход между скалами.

Здесь русло его образует почти отвесный уступ. Свешиваясь с крутого склона, ледник этот, вероятно, движется сравнительно быстро и как только переходить через упомянутый уступ, то обрывается и падает вниз, сбивая на пути скалы и увлекая за собою огромное количество камней. Говорят, что такие завалы случаются здесь очень часто. Когда мы проходили против устья этой боковой долины, то наш проводник из всех сил упрашивал нас идти как можно скорее, так как, по его словам, в летнее время ледяные обвалы случаются здесь чуть не ежедневно. Это опасное место тянулось однако на протяжении сажень полутораста и представляло такой хаос, где мы должны были все время карабкаться по грудам камней; по этому пройти его менее как минут в 20 было невозможно.

Груды льда, не успевшего еще растаять и перемешанного с обломками недавно скатившихся камней, около того места, где мы шли, самым красноречивым образом говорили о том, что недаром место это считается опасным. Мне однако почему-то казалось, что обвала теперь произойти не может, и я шел здесь медленно и совершенно покойно, собирая даже на ходу кое-какие растения и минералы.

Из этого ледника вытекает небольшая речка; течет она по страшно крутому ложу и образует несколько красивых водопадов, имеющих высоту от 10 до 15 сажень. Шумом своих вод она оглашает все ущелье.

Значительно выше этого фирн-глетчера есть еще другой, относительно короткий, но очень широкий. Он оканчивается отвесной ледяной [78] стеной, вероятно, не менее 10- 15 саж. высоты и представляющей все признаки свежего излома льда. Здесь, очевидно, также происходят частые обвалы, но, по все вероятности, гораздо более внушительных размеров, чем те, о которых было уже сказано. Большая крутизна склона, на котором висит этот фирн-глетчер, служит ручательством тому, что без ледяных обвалов здесь дело обойтись не может.

С левой стороны ущелья в Гизель-дон мчится еще другая горная речка. Она разбивается па множество отдельных потоков, несущихся по страшной круче, покрытых пеной и образующих бесчисленное множество водопадов. Так как эта речка течет по склону, обращенному к востоку, то в утренние часы бывает освещена солнцем особенно сильно и блестит как серебро, усыпанное драгоценными камнями. Именно в такой момент и нам пришлось ее видеть. Несколько ниже слияния этой речки с Гизель-доном тянется небольшой березовый лесок, а над ним высокие черные скалы.

Горные породы около ледника состоят главным образом из плотного глинистого сланца (шифера) и кварцитов. Черный шифер, растертый льдом и увлеченный ручьями, текущими под глетчером, попадая в Гизель-дон, придает темно-серый цвет его водам. Что касается птиц, то в этом ущелье мы видели двух великолепных розовых горных щуров (Carpodacus rubicilla), кроме того горных, вьюрков (Plectrofringilla alpicola Pall.), овсянок (Hylaespiza cia L), завирушек (Accentor alpinus Gm.) и некоторых других; наконец наш проводник, желая рассмотреть, где можно удобнее пробраться к леднику, и поторопившись для этого уйти вперед, наткнулся на тура. Он был так недогадлив, что вздумал кричат нам и, конечно, этим заставил осторожное животное тотчас же убежать вверх, в скалы.

Путь к главному леднику долины Гизель-дона оказался отвратительными В начале мы шли по дну долины, а потом стали медленно подниматься на правый склон ее. Здесь идти было особенно трудно, так как страшно крутой склон представлял почти сплошную осыпь. Взбираться на нее можно было не иначе, как только зигзагами; перед самым ледником мы увидели еще новое препятствие, именно крутую поперечную балку, которая издали вовсе не была заметна. Один склон ее представлял сплошные осыпи, а другой крутые скалы. Около нее, и притом высоко над дном долины, мы встретили много roches moutonnees, положение которых указывает, насколько велик был ледник в прежние времена. Теперь, по моему приблизительному определению, он оканчивается на высоте около 7868 ф. [79]

В верховьях Гизель-дона находится только один ледник первого разряда, который имеет однако довольно значительные размеры. Внизу он очень узок, но эта съуженная часть тянется приблизительно только на полверсты. С левой стороны на ней морен почти нет, с правой же глетчер на пространстве третьей части своей ширины покрыт щебнем и камнями черного цвета. Несколько выше он сразу сильно расширяется, обе стороны его покрываются моренами, средина же продолжает оставаться чистой и тянется вверх на протяжении нескольких верст почти по прямой линии. На нижней узкой части ледника, в особенности с правой стороны его, много поперечных трещин; кроме того здесь находятся продольные широкие ложбины и выдающиеся между ними гребни; они явились вследствие бокового давления на ледник, который в этом месте втискивается в узкий проход между скалами. Своим нижним концом этот ледник сильно напоминает Девдоракский. Подобно ему он оканчивается узким и страшно крутым выступом, из-под которого вытекает бурная мутная речка.

Средняя, более широкая часть ледника, следующая за нижней узкой, значительно круче, и потому при начале ее ледник образует как бы перегиб, проходящий в поперечном направлении через всю ширину его. Этот перерыв хорошо заметен даже верст за 15 от глетчера. С левой стороны средняя часть ледника пересекается множеством бугров, трещин и ям; довольно много их находится и посредине ее, правая же сторона остается более или менее ровной.

В расстоянии около версты от только что упомянутого перегиба, ледник очень сильно расширяется, поверхность его становится очень ровной и пологой, и только изредка виднеются на ней кое-где ямы и трещины. Здесь по леднику проходит дорога через Боковой хребет в Трусовское ущелье, огибающее Казбек с южной и юго-восточной сторон. Выше этой пологой части, ледник уже разделяется на две ветви, которые тянутся еще довольно далеко. Западная ветвь широка и имеет порядочную длину. Она представляет ровное, чистое глетчерное поле, покрытое сверху снегом; только при начале его заметны большие трещины, через которые проглядывает зеленовато-голубой лед. Еще выше эта ветвь переходит в пологое снежное поле, окруженное в свою очередь еще гораздо более крутыми снежными же откосами. Во многих местах из них торчат черные скалы. Что же касается восточной ветви глетчера, то мы могли видеть только часть ее, которая показалась нам значительно уже западной; местные жители говорят, что она и в длину уступает последней. Обе ветви [80] разделяются высокой грядой, покрытой снегом, из которого также кое-где выдаются черные зубчатые скалы. По своей величине ледник Гизель-дона должен занимать среднее место в ряду прочих ледников Кавказа.

Все горы с боков этого глетчера покрыты очень большими снежными полями. С левой стороны его возвышается уже знакомая нам гора Джимарай-хох, а с правой другая с очень широкой притупленой вершиной, покрытой огромными сплошными полями. На пятиверстной карте Кавказа она не названа никаким именем, впрочем и жители аула Джимара не съумели сообщить мне названия ее.

Осмотрев верховья Гизель-дона, мы снова возвратились в аул, переночевали там, а на следующий день отправились дальше в долину Генал-дона, интересную как по своему довольно большому леднику, так и горячими минеральными источниками, на которые ежегодно во время лета стекается сотни 2-3 больных осетин лечиться от ревматизма и некоторых других болезней. Нам надо было вновь проехать долиною Гизель-дона, но уже не вверх, а вниз по ней. Во время пути мы еще раз посмотрели на громадные древние морены, отстоящие от теперешнего ледника верст на 10, а часов в 8 утра достигли аула Какадура. Здесь мы остановились на несколько минут, чтобы сделать фотографический снимок верховьев Гизель-дона, которые с этого места, хотя и значительно удаленного, были видны прекрасно. Нижняя и средняя части ледника, его ветви, окружающие их высокие горы и снежные поля открывались нам теперь во всей своей красе.

Еще час спустя, мы перебрались вброд через Гизель-дон, который разбивается здесь на несколько небольших рукавов, и вскоре въехали в аул Даргавс. Священник, аульный старшина и еще некоторые из более или менее влиятельных лиц аула встретили нас очень любезно, заставили выпить преизрядпое количество довольно хорошего пива, дали нам подробные указания на счет того, где и как удобнее будет остановиться нам и отыскать проводников к леднику Тменикау; все они при этом советовали обратиться к старику Типсархо Царахову, который в прошлом году вместе с топографом Пастуховым взошел на вершину Казбека и в ведении которого уже в течении многих лет находятся минеральные источники, расположенные у самого ледника. Словом, жители аула держали себя в отношении нас крайне любезно, но, к сожалению, дали нам очень плохих лошадей. Мне, напр., досталась такая, у которой вся спина была побита, а шея покрыта ранами, иначе говоря — лошадь, совершенно негодная для езды. Я, конечно, не взял ее; решили идти пешком. Когда мы выступили, то время уже [81] подходило к полдню, солнце палило очень сильно, а между тем надо было на протяжении нескольких верст подниматься на крутую гору, именно на хребет, разделяющий долины Гизель-дона и Генал-дона. Г. Шумов несколько раз предлагал мне пользоваться поочередно его лошадью, но я решил всю дорогу пройти пешком. Не отставать от лошадей, которые, как известно, должно быть, читателю, идут всегда на крутую гору очень быстрым шагом, было мне нелегко, но тем не менее возможно. Когда мы одолели последний уступ и очутились, наконец, на самой вершине хребта, где подувал свежий ветерок, я был весь мокрый, как будто только что вылез из воды. Здесь нам необходимо было с час отдохнуть.

Гребень хребта оказался пологим, притупленным и покрытым роскошной растительностью. С него также открывались во все стороны прекрасные картины, которыми мы любовались в течение целого часа. На юге, на темно-синем небе, необыкновенно красиво обрисовывался покрытый вечными снегами Боковой хребет, на вершине которого клубились в то время густые светло-серые облака, на севере — Черные горы, с одной стороны скалистые, а с другой покрытые лесом. Глубоко внизу, в долинах виднелись еще крошечные осетинские аулы, прилепленные к кручам и скалам точно гнезда ласточек, а недалеко от них — правильные, четырехугольные, светло-зеленые полоски хлебных полей.

Спуск с этого хребта ничего особенного не представляет. Перед аулом Тменикау дорога также идет вниз, переходит через речку, делает на очень красивой местности два большие зигзага, потом снова поднимается вверх и наконец входит в аул. Последний занимает очень красивое и оригинальное местоположение. Он расположен на самом конце узкого, высокого гребня, ограниченная с боков двумя ущельями глубиною, вероятно, футов 400 или 500. На дне их текут две речки Генал-дон и Кани-дон, которые почти у самого аула сливаются вместе, через что здесь и самый гребень оканчивается почти отвесным мысом. Площадка, на которой расположен аул, имеет в ширину лишь несколько сажень и с трех сторон обрывается так круто, что добраться до нее можно только по тропинкам, делающим много зигзагов. В особенности крута северная сторона, обращенная к тому месту, где сливаются обе упомянутый речки; здесь далеко внизу виднеется еще несколько маленьких аулов, расположенных почти у самого дна ущелья.

Аул этот известен под именем Верхнего Тменикау; он [82] состоит из нескольких десятков дворов и своей северной стороной примыкает к кладбищу, расположенному почти над самым обрывом. Кладбище это также довольно замечательно. Здесь находится много больших каменных памятников, снизу до верху наполненных человеческими скелетами и высохшими трупами. Через небольшие окошечки в стенах этих памятников хорошо видны одетые в бешметы, рубашки и другие костюмы почти истлевшие трупы, руки и ноги которых пожелтели и высохли, как у мумий. Небольшие башни в 2 или 3 этажа, стоящие на этом же кладбище, также до самого верху наполнены скелетами; они лежат без всякого порядка и на них еще сохранились различный одежды. Здесь же валяется множество черепов и других человеческих костей. Число этих трупов и скелетов наверно равняется нескольким сотням. Жители Тменикау говорят, что лет сто тому назад здесь был такой мор, во время которого люди умирали, как мухи, и так как хоронить их не успевали, да часто и некому было, то трупы валили один на другой в башни и памятники, построенные раньше над могилами умерших, до тех пор, пока, они не наполнялись до верху. Сколько я ни расспрашивал местных жителей, не мог однако добиться, что за болезнь свирепствовала здесь; но, припоминая рассказы, которые я слышал в Дигории о чуме, заставившей всех жителей разбегаться по лесам, и истребившей чуть не все население, я думаю, что и в Тменикау свирепствовала эта же болезнь, а самый антигигиенический способ погребения мертвых способствовал, конечно, еще большему ожесточению ее.

Местные жители говорили мне, что в течении многих лет, никто не осмеливался, опасаясь страшной заразы, проникнуть в эти башни и прикоснуться к чему-нибудь, лежащему в них; лет же десять тому назад нашлись алчные люди, решившиеся воспользоваться некоторыми из вещей, вроде колец, металлических пуговиц, пряжек, принадлежавшим покойникам. Мы два раза были на этом кладбище и очень внимательно осмотрели его, хотя оно производило на нас сильно удручающее впечатление.

Аул Тменикау нам очень понравился за свое прекрасное местоположение. Находясь в нем, можно смотреть, как с птичьего полета, на все его ближайшие окрестности; отсюда открывается великолепный вид на ледник Генал-дона и соседние с ним горы. Ледник представляется в виде длинного, спускающегося далеко вниз, до самого дна долины, языка, образующего два пологие изгиба в форме буквы S и имеющего серо-белый цвет. Вся его поверхность, изборожденная бесчисленным [83] множеством трещин, и боковые морены видны отсюда прекрасно. Аул расположен на высоте 5870 ф. и отстоят от этого ледника по прямой линии верст на десять.

В Тменикау мы остановились в одной сакле, около которой была небольшая, огороженная и покрытая травой площадка. На ней с разрешения хозяина мы разбили свою палатку и сочли за лучшее расположиться и ночевать в ней. Ночь была тихая, ясная и теплая, поэтому спать на свежем воздухе было гораздо приятнее, чем в более или менее грязной хате.

На следующее утро мы отправились к леднику Тменикау, который в сочинениях о Кавказе именуется обыкновенно Тменьковским и относится к числу восьми более или менее значительных глетчеров, спускающихся с Казбека. Лошадь, которую мне дали в этом ауле, также оказалась почти негодной для езды, поэтому я отдал ее своему проводнику, а сам отправился пешком.

Очень хорошая дорога идет вначале на значительной высоте по левому склону долины, а потом спускается к самой речке. По сторонам ее виднеются склоны, покрытые свежей изумрудно-зеленой травой, а значительно выше более или менее голые, скалистые гребни. По мере приближения к леднику эта дорога постепенно превращается в тропинку, которая становится все хуже и хуже, в особенности на протяжении 1 1/2 — 2 верст, где она извивается по грудам камней над самой речкой и пересекается множеством небольших поперечных балок. Надо заметить, что старик Царахов постоянно расчищает ее, в чем убедились и мы сами, подъезжая к леднику; но, конечно, усилия одного человека там, где ежедневно падают тысячи камней и где всяким другим неблагоприятным случайностям представляется полный простор, — черезчур недостаточны. В некоторых, хотя правда немногих, местах дорога была и не вполне безопасна, так как пролегала по сугробам снега, уцелевшего еще от зимних лавин, подмытого уже водою Генал-дона и готового каждую минуту обрушиться.

Не доезжая версты четыре до ледника, мы увидели на обоих склонах долины совершенно явственный огромные древние морены, которые от этого места тянулись без всякого перерыва до самого ледника. Наиболее высокие части их лежали по крайней мере футов на 300 выше дна долины. Что же касается отдельных эрратических валунов, то мы встретили их и значительно ниже того места, где начинаются морены, т. е. недалеко от аула.

Часа два с половиною мы употребили на путешествие от аула до ледника, причем довольно тяжело было идти только в течение [84] последнего получаса, так как в это время приходилось под палящими лучами солнца карабкаться с одной кручи на другую. Когда мы были почти у самого ледника, то увидели около десятка балаганов или небольших бараков, предназначенных для жилья больных, и около них приблизительно такое же число ванн. То и другое выстроено из камня самим Цараховым, который за известную плату (коп. 30 в сутки) отводил здесь помещение больным и лечил их горячими ваннами. В одном из таких балаганов он поместил и нас; хотя особенных удобств здесь мы не нашли, но за то были вполне защищены от дождя и резкого холодного ветра, который дует с ледника ежедневно по утрам и вечерам, да кроме того в течение всей ночи.

Ванны здесь имеют очень простое устройство. Они помещаются также в небольших каменных балаганах и представляют резервуар глубиною аршина в 1 1/2, сделанный из камня же в полу балагана. Со всех сторон резервуар окружен площадкой, на которой больные раздеваются; в каждый из балаганов ведет низкий вход, лишенный дверей, и потому никогда не закрывающийся, и кроме того проведена канавка или желобок по которому течет вода из источника. Выходя из ванн, больные очень часто подвергаются действию холодного ветра, дующего с ледника, поэтому одеваются обыкновенного в шубы. Купаются они по несколько раз в день и лечатся, сколько я мог узнать из разговора с ними, главным образом от ревматизма.

Говоря о ваннах, нельзя не сказать нескольких слов о владельце и устроителе их. Это старик, которому, вероятно, не менее 60 лет, довольно сильно сгорбленный, сухой, уже дряхлый телом, но, надо думать, бодрый духом. Он целые дни возится около ванн, балаганов или на дороге к ним, приводя то то, то другое в порядок. Нельзя не упомянуть о том, что все сооружения Царахова были несколько раз уничтожаемы до основания наступавшим ледником к снова воздвигались им, когда ледник отступал. В прошлом году, как я уже говорил, этот старик вместе с топографом Пастуховым совершил трудное восхождение на вершину Казбека, т. е. совершил дело, требующее много энергии и неустрашимости. Живет он почти исключительно доходами от лечащихся, которые, однако, часто не платят ему или платят неаккуратно, так что годовой заработок его едва ли превышает рублей 400.

Горячие источники находятся теперь очень близко к леднику, именно самый верхний из них отстоит от глетчера всего на 25 шагов. Пять лет тому назад ледник несколько удлинился и покрыл не [85] только источники, но и две ванны Царахова; тогда горячая вода текла из-под льда. В последние 4 года источники уже не покрывались льдом. Двадцать восемь лет тому назад, т. е. в 63 году, ледник также сильно отступил, и все источника открылись, а после этого он неоднократно то удлинялся, то укорачивался, хотя и не сильно. По словам Царахова за последние 20 лет ледник, подвигаясь вперед, 4 раза разрушал все его сооружения. Расположение морен также показывает, что за последние 2-3 десятка лет значительных изменений в величине ледника не происходило; лет же 60 тому назад, как рассказывает Царахов, ледник Тменикау был версты на 1 1/2 — 2 длиннее, чем теперь. Существование горячих источников и ваши в самом близком соседстве с ледником невольно заставляет обращать внимание не только на периодические колебания его величины, но постоянно следить за самыми незначительными изменениями нижнего конца его. Так как ничего подобного не делается нигде на Кавказе, за исключением разве Девдоракского ущелья, то эти наблюдения должны иметь немалое значение для изучающего Кавказские ледники. Высота, до которой спускается глетчер Тменикау, равняется по приблизительному определению 7320 фут. над уровнем моря.

Теплая, содержащая много щелочей, вода пробивается здесь из земли во многих местах; главных же источников всего пять, и они расположены по левую сторону речки на пространстве лишь нескольких десятков квадратных сажень. Температура воды в них следующая: 55°, 54°, 53,5°, 48° и 44° Ц. Источник, отстоящий от глетчера на 25 шагов, имеет температуру в 54° Д. Когда смотришь на ручейки, текущие от этих источников, то невольно поражаешься тем благотворным влиянием, какое оказывает на растения влага вместе с высокой температурой. В самом деле, те камни, по которым струится теплая вода, сплошь покрыты густой зеленью разнообразнейших водорослей и других растений, тогда как все окружающее голо и мертво.

К минеральным источникам мы приехали приблизительно в полдень и застали здесь, кроме больных и самого Царахова, еще 3 человек охотников-промышленников, которые здесь специально занимаются истреблением туров и продают мясо их больным. Еще подобного же субъекта мы встретили в Тменикау: он приезжал сюда также охотиться и, убивши несколько штук туров, возвращался домой. Здесь же и старик Царахов время от времени охотится за этой редкой дичью. О том, что в верховьях Генал-дона водится очень много туров, я слышал еще раньше и, отправляясь сюда, сам предполагал [86] поохотиться за ними; но, узнав, как преследуют здесь ежедневно этих животных, махнул рукой на охоту. В следующие дни, поднимаясь довольно высоко и нигде не встречая не только туров, но даже их следов, я действительно имел случай убедиться в том, что постоянным преследованием их заставили держаться в самых труднодоступных частях гор, с которых они спускаются только ночью. К сожалению, и последнее не спасает несчастных животных от смерти, потому что здешние охотники или, лучше сказать, истребители дичи отправляются за турами еще с вечера, ночуют нередко вблизи вечных снегов и стреляют не подозревающих опасности животных в то время, когда на рассвете они возвращаются на места, где обыкновенно проводят день. Царахов и нам предлагал отправиться за турами на ночь, но мы случайно узнали, что трое осетин уже совсем собрались на охоту и через несколько минут должны будут двинуться в путь. Так как они, без сомнения, успели бы прежде нас попасть на лучшие для охоты места, то это еще более укрепило во мне решение оставить туров в покое и отложить охоту на них до более удобного случая.

Часа в 4 пополудни я отправился осматривать ледник. Прежде всего мое внимание было обращено на страшно быстрое течение Генал-дона. Вырвавшись несколькими бурными потоками из под глетчера, он несется дальше с ужасной силой, подобно тому как напр. Терек в Дарьяльском ущелье. Осмотревши истоки Генал-дона, я взобрался на лед у нижнего конца ледника, но вскоре убедился, что пройти по нему более 15-20 сажень невозможно; поверхность его оказалась. здесь настолько крутой, что, поскользнувшись на ней и не имея возможности за что-либо удержаться, пришлось бы скатиться до самого конца глетчера и, пожалуй, попасть прямо в Генал-дон. По этой причине я снова сошел с ледника и направился вверх по его боковой морене. Пройдя по ней с полверсты, я нашел место, где легко было не только взобраться на ледник, но и побродить по нем на значительном пространстве. Посидев здесь несколько времени и полюбовавшись как глетчером, так и окружающими его высотами, я отправился обратно к нашей стоянке.

Таким образом мне удалось в этот день осмотреть только самую нижнюю часть ледника. Оказалось, что она имеет в ширину сажень около 200, причем левая половина ее более или менее чиста, правой же — полоса приблизительно в полсотни сажень шириною так загромождена щебнем и камнем, что лед проглядывает здесь лишь [87] в немногих местах. Только самая нижняя часть ледника на расстоянии приблизительно сажень 200 от конца его лишена трещин, за то она настолько крута, что ходить по ней, за исключением немногих мест, совершенно невозможно. Особенно крут ледник у самого нижнего конца, где он сильно съуживается и оканчивается клинообразным выступом, на котором очень красиво обрисовывается слоистое строение льда. Наконец, самый край нижнего конца глетчера, имеющий сравнительно небольшую толщину, встретив при своем движении груды камней, потрескался и расселся, напоминая гигантскую лапу с короткими, обрубленными пальцами.

За нижней, крутой частью ледника тянется более пологая, пересеченная множеством трещин, которые идут в косвенном направлении к длине ледника. Она простирается недалеко; за нею ледник сразу меняет свой вид и становится диким до невозможности, представляя бесчисленное множество трещин, пропастей и ям, между которыми торчат ледяные столбы, зубцы и острые гребни. Здесь по глетчеру нельзя сделать и десяти шагов, тогда как в той части, которая пересекается только косвенными трещинами, можно без особенных затруднений перейти с одной стороны его на другую.

Направляется ледник как в нижней части, так и на дальнейшем своем протяжении, почти прямо с Ю. на С., если, конечно, не принимать во внимание тех двух пологих изгибов, о которых было уже упомянуто раньше.

Я забыл сказать, что, отдыхая на окраине глетчера, заметил на противуположной стороне его три маленькие движущиеся фигурки; в бинокль можно было рассмотреть, что это три человека, пытающиеся перебраться через глетчер. Когда они были почти на средине его, то я при помощи бинокля узнал в них охотников, притом вооруженных берданками. Опять пришли мне на память несчастные туры, которым с каждым годом становится жить все хуже и хуже, так как прежде их стреляли только из плохих кремневых винтовок, а теперь из усовершенствованного, и притом весьма порядочного европейского оружия, которое все более и более распространяется между полудикими племенами Кавказа.

На возвратном пути я занялся собиранием минералов, которые представляют здесь порядочное разнообразие и являются нередко в довольно красивых формах; преобладают в этой местности, однако, две породы, именно глинистые сланцы и трахиты. Очень часто встречается красноватый или коричневого цвета плотный трахит с [88] вкрапленными в него белыми кристаллами санедина; далее трахиты пепельно-серого и черноватого цветов, вариолит, зеленая с желтоватыми и черноватыми полосками кремнистая брекчия (пистацит); серпентин, очень твердый и красивый глинистый сланец зеленоватого цвета, шифер, гнейс, кварцит и т. д.

Следующий день мы решили посвятить более обстоятельному осмотру ледника, и потому встали очень рано. Едва только успел я показаться за дверью нашего пристанища, как один из проводников подходит ко мне и сообщает, что самый завзятый из здешних охотников на заре убил тура, сделав по нему 3 выстрела, и теперь уже тащит его вниз по противоположному склону долины. Вооружившись биноклем, я, действительно, увидел человеческую фигуру, возившуюся с тяжелой ношей, которую издали рассмотреть было трудно. Вскоре, впрочем, стадо заметно, что охотник не несет тура, а без церемонии сбрасывает его с уступа на уступ; таким образом он спустился с туром к самому берегу речки, потом с большим трудом переправился через нее и поднялся к баракам. Убитое животное оказалось самкой и притом довольно молодой.

Закусивши на скорую руку, мы втроем отправились вверх вдоль ледника. На протяжении более полуверсты мне пришлось идти по знакомой уже, едва заметной тропинке, дальше же хотя и началась местность, мне не известная, но она не представляла ничего особенного. Все время влево от нас тянулся глетчер, а вправо старые морены и осыпи, а над ними скалы. В некоторых местах эти последние подходят довольно близко к глетчеру, и тогда на них можно было отчетливо видеть следы движения льда в виде стирания, шлифовки, царапин и т. д.

Пройдя таким образом еще версты полторы, мы выбрались на высокий гребень с боку ледника; с него открывался очень красивый вид не только на ледник, но и на все окружающие его высоты. Последние образуют огромный цирк, обнимающий более чем половину окружности и заваленный громадным количеством вечного снега, из которого только в немногих местах выдаются зубцы и гребни скал. Очень крутые снежные поля находятся здесь только в самой верхней части гор, несколько ниже они становятся более отлогими, хотя в некоторых местах и чередуются с крутыми уступами. Наконец, в нижней части все они мало-помалу переходят в глетчер. Верхняя часть этого последнего довольно широка и пересекается бесчисленным множеством трещин, в особенности с правой стороны. Еще ниже тянется более пологая часть, поверхность которой вдоль средины [89] ледника сильно поднята, а к краям понижена. Таким образом здесь получается высокое закругленное вздутие, простирающееся вдоль ледника. Оно также по всем направлениям изрезано трещинами и на поверхности представляет пересекающиеся под всевозможными углами крутые гребни и выступы. Наконец, за этой частью следует та, которая была иною осмотрена накануне и уже описана раньше.

С того гребня, на котором мы сделали небольшой привал для более или менее обстоятельного осмотра ледника и окружающих его гор, открывался также красивый вид на долину, направляющуюся к западу и почти перпендикулярно к той, в которой движется ледник. Она очень широка, просторна и тянется версты на 2 или на 3; относительно ровное дно ее почти всюду засыпано камнем; по дну течет довольно большая быстрая речка с такой же мутной, темно-серой водою, как в Генал-доне. В том месте, где эта долина соединяется с главной, занятой глетчером, речка уходить под лед и течет там, очевидно, до самого конца глетчера. С юга и запада над долиной поднимаются очень высокие горы, покрытый большими снежными полями, и вся вода, которая получается от таяния их, стекает в эту единственную речку. С северной стороны долины также поднимаются горы, но они относительно низки, скалисты и более или менее покрыты растительностью. Я подумывал о том, не удастся ли мне увидеть где-нибудь на них туров, и потому еще по пути к тому гребню, на котором мы сделали привал, подвигался вперед довольно осторожно и внимательно осматривал все скалы и утесы. Вместо туров я увидел, однако, осетинский скот, и тогда, конечно, всякие помыслы об охоте должен был оставить.

Долина, о которой идет речь, без сомнения была прежде занята довольно большим, широким ледником. Огромные старые морены, покоящиеся теперь на дне ее, служат неопровержимым доказательством этому. Одна большая морена, идущая поперек долины, лежит в стороне ее; она была когда-то конечной мореной ледника; другая (краевая) тянется вдоль всей долины и почти доходить до современных морен Тменикау. Во время путешествия сбоку ледника мне удалось также видеть во многих местах доказательства того, что и ледник Тменикау, подобно прочим ледникам Кавказа, имел прежде гораздо большие размеры. В том углу, где его долина соединяется с только что описанной, во многих местах на скалах заметны следы движения льда и виде бараньих лбов, курчавых скал, царапин и т. д. Некоторые из них лежат очень высоко, именно сажень на 50 выше современного [90] уровня льда. Ниже места, где обе долины соединяются, с боку ледянка Тменикау, на высоте сажень 20 над его поверхностью, также заметны обтертые льдом скалы и всюду на них характерный царапины. В одном месте, где зеленые, очень твердые глинистые сланцы чередуются с обыкновенным шифером, эти следы особенно явственны. Царапины замечены нами и на многих камнях, валяющихся у подножия этих скал.

Осмотрев верховья Генал-дона, мы возвратились в аул Тменикау, а оттуда направились к военно-грузинской дороге. С аула нам нужно было спуститься по крутой извилистой тропинке к Генал-дону, переехать его, а потом еще перевалиться через пологий, но довольно высокий хребет, разделяющий долины Генал-дона и Терека. Вся эта дорога, за исключением спуска в долину Терека, ничего особенного не представляет; но спуск замечателен в том отношения, что проходит по очень живописной местности вдоль небольшой речки, впадающей в Терек. В начале его дорога окружена со всех сторон пышными лугами, а потом вступает в лес. За двухнедельное пребывание в горах мы нигде не видели такого веселого ландшафта и такого изобилия леса, как здесь. Почти полтора часа мы шли по этому лесу и, наконец, часов в 7 вечера, выбрались на военно-грузинскую дорогу между Балтой и Ларсом.

Н. Динник.

Комментарии

1. Осетия и верховья Риона. Зап. Кавк. Отд. Геогр. Общ. Т. XIII.

2. Путешествие по Кавказу летом 1890 г. Изв. Имп. Русск. Геогр. Общ. т. ХХVІ, стр. 419.

3. Е. Менетриэ в своем Catalogue raisonne des objets zooloques (p. 28) говорит, что эта птица очень обыкновенна на Кавказе; но, как заметил М. Н. Богданов (Птицы Кавказа стр. 51), Менетриэ принял за сыча-малютку сыча обыкновенного (Athene noctua). Г. Радде говорит (Орнитолог. фауна Кавк., стр. 90), что ему только один раз, именно вблизи Боржома, удалось видеть сыча-малютку.

4. На пятиверстной карте Кавказа расположение этих вершин показано иначе. Сырху-барзон обозначен по ней не по левую сторону долины Фиаг-дона, а по правую. Я заводил об этом разговор с несколькими из жителей ближайших к горе аулов (Лаца, Хейде-куша) и они каждый раз показывали мне Сырху-барзон с западной, т. е. левой стороны долины. Кроме того на карте название этой горы «Сырху-барзой» — неправильно; правильнее будет «Сырху-барзон», что означает — красная вершина. Говорят, что на самом верху этой горы есть красные скалы, за которые она и получила свое название. Другая вершина — Джимарай-хох — на карте обозначена также не там, где указывают жители, а восточнее, именно рядом с Казбеком. Последнее также едва ли верно, так как аул Джимара находятся на Гизель-доне и весьма недалек от той вершины, которая находится между Фиаг-доном и Гизель-доном и называется местными жителями Джимарай-хохом, т. е. Джимарайскою горою.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие по Западной Осетии // Записки Кавказского отдела Императорского русского исторического общества, Книга XV. 1896