Дополнительные известия о возмущении в Закатальском военном округе

В последнем «Обозрении» мы сообщили некоторые подробности о неожиданном возмущении в Закатальском округе, вспыхнувшем в начале июня. Из новых документов, обнародованных по этому делу, обнаруживается, что хотя возмущение вспыхнуло и внезапно, однако подготовлялось в течение года. Оно было результатом мусульманского фанатизма и нового учения, распространяемого разными сектами в западной Азии; следовательно, источник его таился в той вечной вражде, которою преисполнены последователи корана к христианам и которою всегда и везде умели пользоваться на Востоке люди предприимчивые для своих целей. Кази-Мулла и Шамиль доказали это на Кавказе. Основные начала нового учения заключают в себе то же, что предписывает и коран: пост, молитва, сострадание к ближнему, поборание страстей: но как на умы восточных народов все мистическое имеет чрезвычайно сильное влияние, то проповедники всякого мусульманского учения прибегают к таинственным изречениям, выставляют в перспективе неизвестное, но скорое будущее, и при этом непременно с сожалением указывают на упадок, в данное время, мусульманской религии. Вся цель подобных проповедей клонится единственно к возбуждению фанатизма, [233] который в окончательном результате своем ведет к войне с «неверными», по точному смыслу предписаний корана.

Не удивительно, что при возбужденном, в течение целого года, состоянии умов в Закатальском округе, второстепенные причины могли содействовать восстанию и ускорить его. В числе таких причин были: 1) подчинение этого округа гражданскому ведомству и общие формы письменного судопроизводства, не соответствующие ни понятиям, ни потребностям народа, хорошо помнящего свой прежний быт; 2) злоупотребления, хотя и неважные, низших полицейских властей и 3) ошибочные действия генерал-маиора князя Шаликова. Нет сомнения, что, в действиях своих, покойный князь Шаликов руководствовался добрыми намерениями, но они были или преждевременны, или недальновидны относительно народа полудикого, смотревшего на них, как на посягательство на свою религию. Желая способствовать распространению христианства, князь Шаликов увлекался слишком далеко: так, например, он прекращал преследование уголовных преступлений, если преступник принимал христианскую веру, позволял женам мусульман креститься без согласия мужей и родителей.

Скорому прекращению мятежа много способствовало, независимо от принятых энергических мер и быстрого сосредоточения войск, прибытие в Закаталы 2 000 человек аварской и других милиций, собранных генерал-адъютантом князем Меликовым в среднем Дагестане и в Даргинском округе. Зачинщики беспокойств распустили слух, что дагестанские горцы придут к ним на помощь, и были крайне озадачены, когда их единоверцы стали действовать с нашими войсками. Впечатление, произведенное неожиданным оборотом дела на жителей, было так велико, что все селения поспешили выдать коноводов мятежа и главных участников в злодействах, которыми он сопровождался, именно виновников истребления довольно значительного числа наших солдат. До 55 человек из мелких команд, находившихся в разных местах округа на покосах, по найму у самих жителей, были обезоружены и умерщвлены самым бесчеловечным образом поодиночке. Из 80 человек команды линейного № 25 баталиона, бывшей под начальством поручика Савицкого, в 15 верстах от Закатал, уцелело не более 10 человек, [234] большею частию раненых: все остальные изрублены, вместе с офицером. Таким образом, считая и 55 человек, убитых в команде штабс-капитана Серафимовича, печальное событие в Закатальском округе стоило жизни 180 человекам.

Хаджи-Муртуз еще не пойман. Говорят, что он скрывается в лесах Белоканского ущелья с 4-5 сообщниками; но семейство и родственники его арестованы.

Из донесения командующего войсками Дагестанской области, генерал-адъютанта князя Меликова, Великому Князю Наместнику, видно, с какими затруднениями сопряжено было движение к Закаталам его колонны, сформированной им в Ирибе из двух баталионов Ширванского полка, двух горных орудий, Дагестанского конно-иррегулярного полка, постоянной и временной милиции округов: Гунибского, Казикумыхского и Даргинского. Кратчайший путь из Ириба на Закаталы лежал через хребет Сары-даг и перевал Гудур-даг, но этот путь был непроходим, по причине глубокого снега, покрывавшего хребет и перевал: потому князь Меликов направился через сел. Арчи, перевал Дюльты-даг, Дюльты-чай, перевал Гельмиш-даг, сел. Баш-Мухах, перевал Динди-даг и Мухахское ущелье. Выступив с кавалерией 14-го июня, он приказал пехоте следовать за ним: но в ночь с 14-го на 15-е число погода, уже бывшая дурною двое суток, сделалась холодною и тропинка на перевале через Дюльты-даг оказалась засыпанною снегом до такой степени, что для отыскания ее послана была целая сотня дагестанской постоянной милиции. Люди, увязая в снегу по грудь, должны были протаптывать тропинку до самого гребня. При движении, по этой обледенелой тропе, кавалерии, много лошадей упало в кручу. Спуск представлял не меньшие затруднения и опасности, равно как и переход, 16-го числа, через перевал Гельмиш-даг 17-го июня князь Меликов перешел через Динди-даг, а 18-го прибыл в Закаталы с одною только милицией и конно-иррегулярным полком, потому что на пути получено было известие об освобождении блокированной крепости и о подавлении восстания, вследствие чего баталионы Ширванского полка, с двумя орудиями, возвращены в Ириб. Прибытием в Закаталы 2 000 лезгин из Дагестана, генерал-адъютант князь Меликов хотел показать джарцам, что дагестанские общества, чуждые духа мятежа, всегда готовы, [235] напротив, содействовать его подавлению. Эта цель, как сказано, была достигнута.

В рапорте подполковника Романова (коменданта Закатал и командира линейного № 25 баталиона) командующему войсками на бывшей лезгинской линии заключаются дополнительные подробности о покушении Хаджи-Муртуза против Закатал и о мужественном сопротивлении гарнизона. Гарнизон состоял, включая и больных, из 247 человек означенного линейного баталиона, 3 обер-офицеров и 43 нижних чинов-артиллеристов, при 17 крепостных орудиях, 22 казаков и 175 жителей города, способных носить оружие; следовательно, всего было около 487 человек. Северо-восточный и большую часть западного фасов крепости (имеющей вид неправильного треугольника), со стороны гор, подполковник Романов принял в свое распоряжение, сохраняя и общее начальство; остальная часть фасов северо-западного и большая часть юго-западного была поручена плац-маиору Саханскому, а часть юго-западного фаса начальнику Закатальского округа, штабс-ротмистру Тархан-Моуравову. В первый день, т. е. 4-го июня, Хаджи-Муртуз стоял в трех верстах от города, отрезав сообщение с Закаталами со всех сторон; на другой день, 5-го июня, в 7 часов утра, толпы лезгин появились в полуверсте от крепости, но были рассеяны выстрелами из орудий и нарезных ружей и скрылись в садах и балках, облегающих город почти со всех сторон. В два часа по полуночи, с 5-го на 6-е июня, раздались, в расстоянии не более 50 шагов от крепости, крики: «Алла-иль-Алла!», последовал залп и началась атака на северо-восточный фас и на батарею № 10 в исходящем углу, образуемом двумя фасами. Одновременно с наступлением на этот фас, был произведен штурм и на юго-восточный, самый длинный, который, отделяя крепость от города, имеет кругом берму от 7 до 14 футов шириною. Здесь лезгины без выстрела подлезли под самые края бермы, возвышающейся над городом от 40 до 60 футов, и успели приставить к стене более 20 лестниц. Собственно штурм на всех фасах продолжался более часу, а весь бой 2? часа. Из каждого орудия было сделано не менее 65 выстрелов; ручных гранат брошено более 700; каждый стрелок выпустил 60 патронов. Неприятель потерял до 400 человек убитыми и ранеными; [236] под стенами крепости оставлено им 26 трупов. Наша потеря состояла из одного убитого и двух раненых нижних чинов и двух раненых жителей армян.

В рапорте своем подполковник Романов свидетельствует, что не только женщины, но и дети носили патроны и орудийные снаряды и воду истомленным жаждою защитникам. На военном совете положено было, при несчастном исходе штурма, отступить гарнизону до церкви и, защищаясь до последней крайности, взорвать парк.

В ночь с 6-го на 7-е июня, которая была довольно светла, неприятель опять стал показываться вокруг крепости, но, встречаемый выстрелами, не мог близко подступить. С таким же неуспехом пытались лезгины подкрасться с лестницами в полночь с 7-го на 8-е число, и все смельчаки, которым удалось подойдти к стенам, около батареи № 1, и приставить лестницы, заплатили за то жизнию. Во рву осталось 15 неприятельских трупов. На рассвете 9-го июня, Хаджи-Муртуз, узнав о движении отряда барона Врангеля, снял осаду Закатал.

Что же касается до подробностей истинно-геройского подвига поручика Серафимовича, то они заключаются в рапорте этого мужественного и распорядительного офицера командиру линейного № 25 баталиона.

5-го июня, в 10 часов утра, командир Тифлисского гренадерского полка послал из Лагодех поручика Серафимовича, с ротою Его Высочества Великого Князя Константина Константиновича, в числе 3 обер-офицеров и 111 нижних чинов, чтобы форсированным маршем догнать начальника верхнего Дагестана, генерал-маиора князя Шаликова, который шел со сборною ротою, под командою прапорщика Ганзиели, в числе 3 офицеров и 105 нижних чинов к Закаталам. Поручик Серафимович догнал его на половине дороги к сел. Белоканам и направился с ним дальше. 6-го числа, в 6 часов утра, узнав о штурме Закатал, в ночь на это число, князь Шаликов приказал колонне идти, усиленным маршем, на подкрепление гарнизона осажденной крепости, в обход мимо Белокан, где к ней присоединились около 300 конных и 150 пеших лезгин, как из этого селения, так и из ближайших к нему. Они изъявили желание сопутствовать князю Шаликову до Закатал. После проливного дождя, [237] продолжавшегося от 5 до 7? часов, колонна приблизилась, около 8 часов утра, к Цуаркатскому перевалу на ружейный выстрел. Гребень горы и крепкие засады над самым проходом были заняты большим скопищем лезгин, под начальством Муртуз-Аджи, тех самых лезгин, которые, не задолго перед тем, были отбиты закатальским гарнизоном. Генерал-маиор князь Шаликов, остановив колонну перед перевалом, на площади, окруженной с трех сторон дугообразным продолжением горы Цуарката, а с юга и юга-запада густым лесом, стал обозревать, под ружейными выстрелами, местность и неприятеля. В этот момент, конные лезгины, сопровождавшие генерала, приняли к лесу, а пешие, прокравшись к опушке, зашли в тыл колонны и открыли по ней огонь. Тогда князь Шаликов приказал поручику Серафимовичу рассыпать роту и наступать цепью, а прапорщику Ганзиели, идти, вслед за цепью, на штурм колонною, которая с барабанным боем и криком «ура!» бросилась на гору. Чтобы ободрить солдат своим примером, генерал, находившийся между взводом верхом, первый поскакал к завалу: здесь он был поражен несколькими пулями в ту минуту, когда слезал с коня своего, раненого и поднявшегося на дыбы. Виновники смерти князя Шаликова все пали под штыками солдат, устремившихся на завал с прапорщиками Ганзиели и Христовским, но тело его не могло быть спасено, несмотря на усилия состоявшего при покойном князе прапорщика Сараджева, который, два раза, пытался взять его сперва юнкером Никольским и тремя солдатами, а потом с унтер-офицером Ружицким и двумя милиционерами грузинской дружины. При этом погибли трое солдат и один милиционер.

Началось геройское наступление к Закаталам горсти храбрых, при стремительных атаках сзади и с боков. Распоряжения поручика Серафимовича были следующие: вперед он выслал цепь с нарезными ружьями, под командою прапорщика Андриевича; прикрывать стрелками тыл поручил прапорщику Херодинову; отбивать неприятеля с боков — прапорщикам князю Черкезову и Христовскому; заведывать всею заднею частию колонны — прапорщику Ганзиели. Сам поручик Серафимович наблюдал за передовыми. Лезгины, чтобы отрезать малочисленную колонну, поскакали вперед, к [238] Муртузу-Аджи, усевшись по-двое на лошадь, но до 400 человек остались нападать на колонну со всех сторон. «С этой минуты — говорит поручик Серафимович в своем донесении — каждый шаг пришлось покупать кровью, и потому мы дали обет: или умереть с оружием в руках, или придти в Закаталы».

Под перекрестным огнем колонна приблизилась к Катехам. Жители этого селения, в числе более 150 человек, вышли навстречу нашим войскам с изъявлением покорности и желания помогать. Поручик Серафимович предложил им прикрывать хвост колонны, и они заняли свои места; но старшины скоро уехали под разными предлогами, а катехцы открыли по колонне огонь и присоединились к преследователям. Между тем, обскакавшие колонну лезгины начали располагаться, вместе с конницею, за каменною стеною, которая идет по дороге вдоль селения, предполагая, что наши войска двинутся чрез Катехи. Поручик Серафимович, чтобы поддержать горцев в этой мысли, направил на них передовую цепь, но сам взял вправо, чтобы быть вне выстрелов засады, и пошел в обход деревень, примыкающих к Катехам. Хотя лезгины и бросились с криками и пальбою, однако хладнокровная и меткая стрельба солдат удержала их от рукопашного боя.

После этого, пешие лезгины, в числе около 700, рассыпались по всем направлениям, продолжая свои ожесточенные атаки, а конница опять заскакала вперед и сделала засаду у крутых берегов Катех-чая. Колонне надлежало идти по руслу этой реки, до поворота в Мацехи. Она проложила себе путь штыками и провожала выстрелами бежавших горцев. В Мацехах, все конные и пешие, преследовавшие колонну от Цуаркатского перевала, заняли проход шириною в 50 шагов и в длину более 500 шагов, защищаемый с одной стороны двумя каменными башнями, каменною оградою и заборами садов, вдоль дороги; с другой — горою, поросшею густым лесом. В это время неприятель усилился уже до 2 000 человек толпами, вышедшими из деревень. Движение через узкое дефиле было неизбежно; кроме того, прежде надлежало переправиться через глубокую и быструю реку, а люди дрались уже семь часов, прошли более 25 верст без пищи, без отдыха, по грязи, по чалтыкам и речкам, тогда [239] как неприятель, в превосходных и свежих силах, занимал выгодную позицию. Момент был критический! Посоветовавшись, на походе, со своими товарищами, поручик Серафимович, с целию облегчить людей, решился побросать в реку все казенные и собственные солдатские вещи (ружья и патронташи от убитых, шинели, казакины и мешки с хлебом от раненых) и идти напролом; но об этом положено было объявить только пред входом в дефиле, чтобы не уронить дух изнуренных физически людей. К счастию, такая предосторожность оказалась не нужною: подойдя к реке и увидев местность и неприятеля, сами солдаты обратились к офицерам с просьбою: «позвольте нам бросить лишние вещи: мы их заслужим опять». Тогда поручик Серафимович приказал бросить в реку все оружие от убитых, кроме патронов, собственные солдатские и казенные вещи и оставить на себе только ружья и патронташи.

Колонна, переправясь через реку, построилась в каре, внутри которого были помещены раненые; но по вступлении ее в дефиле оказалось, что дорога завалена бревнами, а прилегающая к ней узкая полоса засеяна чалтыком, наполненным водою. Не более как в четверть часа герои, дружным натиском, пробились на сухую дорогу, несмотря на грязь выше колена, на адский огонь, на ожесточенные нападения многочисленного неприятеля в шашки и кинжалы. Четыре раза лезгины бросались в шашки, но всякий раз были останавливаемы штыками и батальным огнем, который продолжался во все время штурма дефиле. Это был бой грудь о грудь с противником вдесятеро сильнейшим. Лезгины, не поспевая опережать наших чудо-богатырей, провожали их выстрелами и по выходе из страшной западни, засевши за кустами.

Колонна вышла из огня около четырех часов пополудни; следовательно, в течение восьми часов и на протяжении слишком тридцати верст, она прокладывала себе путь штыками, отражала несоразмерно большие и постоянно свежие силы неприятеля, не отдыхала, не подкрепляла себя пищею и, в добавок, следовала по грязи, речкам и чалтыкам, под сильнейшим перекрестным огнем. Патронов было выпущено 8 000.

Понятно, что, при таких условиях, нельзя было не [240] понести чувствительного урона. Убито: 54 нижних чина и один милиционер; ранено: обер-офицеров два (прапорщик Ганзиели пулею в правое плечо, на вылет, и прапорщик Христовский в поясницу), унтер-офицеров и рядовых 55 человек; контужено: один обер-офицер и 37 нижних чинов.

Поручик Серафимович свидетельствует, что и товарищи его, офицеры, и все нижние чины являли в себе «те редкие качества мужества, храбрости и находчивости, которые отличают кавказского солдата».

Прочитав рапорт поручика Серафимовича, Государь Император изволил положить на нем следующую резолюцию: «Это точно геройский подвиг. Всех уцелевших нижних чинов наградить георгиевскими крестами и дать по 2 р. сер. Об офицерах буду ожидать представления. Серафимовичу дать прямо от Меня Георгия 4-й степени».

Текст воспроизведен по изданию: Русское военное обозрение // Военный сборник, № 9. 1863