БАТУМ

(Путевой очерк).

I.

Слишком двадцать лет тому назад, прямо с университетской скамьи, мне представился редкий случай сопровождать в заграничном путешествии одного из наших известных профессоров-ботаников.

На высотах восточных Альп Швейцарии, в верхнем Энгадине, в скромном горном городке Понтрезина, окруженный снежными вершинами Бернина, Мортерач и Лангуард, я впервые познакомился, заочно, с Кавказом, по живым и мастерским рассказам профессора, по стоянию сравнивавшего все видимое и изучаемое нами с такими же явлениями на Кавказе, где он прожил долго, и который он знал основательно. Тогда же возгорелось во мне неотвязчивое желание побывать непременно на Кавказе, чтобы воочию убедиться в превосходстве его видов, грандиозности его гор и роскоши их растительности.

Желанию этому, однако, не суждено было осуществиться скоро; оно почти заглохло совсем, как вдруг пришлось ему воскреснуть с новой силой. Я получил приглашение приехать в Батум для применения, к вновь выстроенным деревянным баракам для проходящих войск, противопожарных средств моего изобретения. В числе причин, побудивших меня принять эту работу, в таком дальнем и неведомом крае, немаловажную роль играло старое желание увидеть Кавказ. [376]

Бесконечно длинными казались нескончаемые переговоры, пока дело, наконец, уладилось и в середине прошлого декабря варшавский поезд мчал нас по направлению к Одессе, чтобы, затем, оттуда морем ехать в Батум. Последнее однако не осуществилось — в этот раз морем ехать не пришлось, вследствие непогоды, и хотя избранный путь на Полтаву, Гостов, Владикавказ и Тифлис, оказался и очень кружным и долгим, но за то вознаграждал необходимостью проехать вдоль всего почти Кавказа.

Верстах в ста от Ростова, уже явно заметны признаки приближения к горной стране. Необозримая дотоле ширь степей все суживается, и на горизонте вдали виднеются дымчатые очертания гор. Кругом снегу нет, и поля выглядывают в осеннем наряде. Со станции Крыловской характер пробегаемой поездом местности становится гористым, но возвышенности еще мягкого очертания, все покрытые лесом, следовательно, не слишком круты и высоки. В быстро наступившей ночи, при свете полной луны, окрестные виды замечательно хороши, а воздух напоминает ранний, весенний. За контурами ближайших гор, на темном фоне безоблачного неба, то тут, то там, мелькает дальняя снежная вершина.

С конечной станции Ростово-Владикавказской дороги — Владикавказ и города того же имени, с широким бульваром и улицами и очень опрятным видом, кончался железнодорожный путь. Дальше путь лежал на лошадях по известной своей дикой живописностью военно-грузинской дороги.

Описать бегло эту прелестную во всех отношениях дорогу нельзя; подробности же займут слишком много места, да при том она была не раз описана и изображена во всех своих более живописных или замечательных пунктах, пером, карандашом и кистью, и первых мастеров и простых туристов. Скажу только, что перевал через Большой Кавказ, на высоте 8,000 ф., в сильную метель, как нам это пришлось сделать, хотя и оставляет неизгладимое впечатление, но довольно утомителен.

Величавая грандиозность и суровость общего вида гор этой части Кавказа, действительно, единственная. Еще может идти в сравнение небольшой участок дороги из города Коира (Хура) в Понтрезина, в Швейцарии, так называемый Альбула-пасс; все же остальное — подавляет, прежде виденные, горы, своей грандиозностью и, если можно так выразится, непомерным пространством, занятым неисчислимым количеством вершин, скал и утесов, нагроможденных кругом и около, покуда глаз может хватить. Только последние две станции до Тифлиса теряют этот характер непрерывного горного ущелья, так как здесь долина расширена значительно. [378]

Характеристическую особенность этих кавказских исполинов составляет их построение, заключающееся в том, что до самых высоких вершин, пласты наслоения идут, не разрываясь, параллельно друг с другом; невидно, на глаз, следов разрушительной вулканической деятельности, вероятно, не сладившей с мощностью этих масс и ограничившейся лишь их поднятием.

Проезжая по теснинам и ущельям, тесно обступающим, в первой половине пути, реку Терек, а во второй — реку Арагву, вечно бешено мчащие свои воды, с массой утесов кругом, зачастую увенчанных развалинами замков — крепостей, становятся понятными те неимоверные трудности, с которыми приходилось считаться на каждом шагу первым покорителям Кавказа, но вместе с тем становится ясным и понятным та привязанность, которую питает туземец к своей чудной стране и которая переходит нередко и к не туземцу, по каким-либо обстоятельствам попадающему на более долгое пребывание сюда и сродняющемуся с краем.

Прожив несколько дней для устройства кое-каких дел в Тифлисе, я отправился по закавказской железной дороге в Батум — конечную цель моего путешествия.

От Мцхета дорога круто поворачивает на запад по направлению к Черному морю и вплоть до станции Михайловской идет по широкой долине, пробегая много живописных мест, из которых в особенности выдается город Гори, своей крепостью — цитаделью, украшенной четырьмя угловыми башнями и колоссальною лестницей с одной стороны. Тут же, но с другой стороны дороги, лежит оригинальнейший древний подземный городок, состоящий весь из пещер, ныне, сверх исторического интереса, представляющий громадный запас овечьего гуано, набирающегося в этих пещерах из года в год от загоняемых в них стад. Для предприимчивого человека это обстоятельство могло бы послужить средством составить себе большое состояние.

Дорога, приближаясь к Сурамскому перевалу, заметно идет в гору; поезд двигается значительно медленнее, хотя от станции Сурам везут два локомотива, один спереди поезда, другой сзади. Тот и другой пыхтят усиленно и распространяют тяжелый запах специфической копоти, так как топятся мазутом, т. е. нефтью. С заметным усилием поезд встаскивается по извивающимся зигзагам склона Сурамских гор, которые теперь, своими голыми скалами, заслонили до тех пор ясно видневшуюся, направо, цепь гор Большого Кавказа. Верхушки утесов одеты колоссальными кустами альпийской розы — рододендронов и отвесные бока их усеяны струйками сочащейся сверху воды, иногда переходящей в небольшие водопады. На рубеже перевала лежит станция Пони, построенная на краю обрыва голой [379] горы, у подножия которой, далеко внизу, раскинулась прелестная долина, окаймленная широкими волнообразными возвышенностями, с рассеянными по ним большими деревьями.

У следующей станции — Ципа — лежащей уже ниже Поти, виднеется, за долиной, большая цепь гор; у подошвы одной из них явствен рельсовый путь и масса каменного щебня и бревен; в самой же горе виднеется небольшое темное пятно, оказывающееся отверстием Сурамского туннеля, строящегося в обход только что пройденного нами перевала. Для керосина, главнейшего груза закавказской дороги, туннель имеет громадное значение, сокращая трудный подъем и такой же спуск, но с прорытием его дорога потеряет один из оригинальнейших участков своих. До следующей станции Бежатубань мы быстро спускаемся, непрерывно сопровождаемые неприятным звуком торможения поезда.

Характер гор резко изменился, представляя теперь свои юго-западные склоны, отличающиеся обильной растительностью, ютящейся на каждой пяди горизонтальных площадок утесистых гор. Весь участок дороги, до выхода на долину, при приближении к Кутаиси, представляет ряд живописнейших пунктов, не того грозного вида, как военно-грузинская дорога, но едва ли менее красивых и более приветливых массой растительности и замечательным разнообразием очертаний и освещения, соединенных в одной картине, оживляемой, то селением, то одинокой церковью, то виноградниками и фруктовыми рощицами, у берега быстрой речки, то чередующимися, на последней, мельницами.

Далее поезд бежит мимо плодородных полей Имеретии, мимо Кутаиси, Риона и у станции Ланхуты поворачивает на юг, все ближе и ближе подходя к Черному морю. Уже издали, направо, виднеется его безграничная водяная площадь, окаймленная в этом месте некрасивыми, пустынными пространствами. Давно стемнело; воздух совсем теплый, как у нас в конце хорошего апреля. Море почти омывает полотно железной дороги и лениво разбиваются его волны о насыпь ее. Впереди, правее, ярко горят какие-то два света — один красноватый, другой совсем белый — это маяк Батума и электрический фонарь, освещающий работы на новом моле. После небольшой остановки у въезда в город, поезд, описав огромную дугу по самому городу, подкатывает к очень невзрачной деревянной станции — Батум и мы наконец у цели своего путешествия.

На станции обычная при приходе поезда суетливая толкотня. С подъезда виднеется масса извозчиков, выкликивающих названия разных гостиниц. С первого взгляда извозчики поражают видом своих экипажей, так называемых фаэтонов, и [380] недурными лошадьми, да и сами возницы одеты чисто, а некоторые даже с щегольством, в длинный грузинский кафтан, подпоясанный кушаком с серебряными украшениями, на голове же папахи различной формы и цветов.

Через несколько минут по приезде мы находились уже в гостинице, на берегу моря, и с плоской крыши ее любовались батумским рейдом, блиставшим массой сторожевых огней судов и электрическим фонарем на новом моле. Воздух был совершенно весенний и из-за высот окаймляющих город с востока выплывал большой серп луны.

II.

В административном отношении Батум и его округ ныне причислены к Кутаисской губернии. До присоединения же он был главным городом Лазистанского санджака, который, однако, присоединен к нам не весь. Из семи составлявших его каз (уездов) отошли к нам четыре — Батумская, Аджарская, Ливская и часть Хоппской, в составе одного округа (нахе) Гопийского, другой же округ этой казы и еще три казы — Архавская, Хемшинская и Атинская, — остались за Турцией. Таким образом общая граница батумской области составляет линию от поста св. Николая, по прежней границе Озургетского уезда Кутаисской губернии, далее — линия Ахалцыхского уезда, Тифлиской губернии, — Ардаганского уезда Карской области и по границе упомянутых и оставшихся за Турцией частей Лазистацского санджака и, наконец, по Черному морю.

Батумская и Карская области, эти единственные реальные выгоды нашей последней войны с Турцией, уступленные нам по берлинскому договору, в момент фактического принятия их от турок, доставляли нам не малую заботу, как вследствие обычной медленности и увертливости турецких властей, так в особенности, вследствие тревожных слухов о готовившемся будто бы сопротивлении жителей, вызванном английскими агентами. Ничего подобного однако, к счастью, не произошло — все обошлось благополучно, мы мирно вступили в Батум и, конечно, навсегда останемся в нем.

Действительная история возникновения Батума неизвестна, хотя уже в начале II века по Р. X., он упоминается не раз под именем Bathys, как римская военная станция. До конца XV века всей страной владели представители туземного княжеского рода Гуриели, но в это время один из них, в несчастливой войне с турками, потерял свои владения, которыми и овладели турки. В 1564 г. эти последние вновь были вытеснены одним из [381] князей Гуриели, по имени Ростома, но не надолго. Затем батумская страна много раз переходила из владения своих местных князей во владение турок, укрепившихся в ней окончательно с 1610 года. Сначала управление страною все-таки предоставлялось местным правителям — бекам, и так как владычество турок выражалось слабо, ограничиваясь лишь небольшой данью с жителей, то управление беков было почти неограниченным. Этот порядок, однако, мало-помалу, изменялся последующими турецкими правителями и при одном из них, ахалцихском паше Ахмете, силою были введены прямые налоги, обязательная военная повинность и турецкое чиновничество; при преемнике же Ахмета, Абдуле-паше, местные беки потеряли и свои земельные владения и должны были довольствоваться простым получением жалованья. Таким образом, эта область была сравнена, по управлению, со всеми остальными частями Турции.

В начале нынешнего столетия Батум описывается посетившими его путешественниками как большая деревня, со значительным числом жителей, но с совершенно ничтожной торговлей и тем более промышленностью, ограничивавшейся рыболовством. Таким застает Батум и наша крымская война; в момент же перехода его в наши владения в 1878 году, в нем насчитывалось до трех тысяч жителей; в 1884 году это число, по официальным данным, определялось в четыре тысячи; в настоящее же время оно должно быть, по крайней мере, утроено. [382]

Общий состав населения области крайне разнообразен и состоит из кобулетцев, армян, греков, черкесов, курдов и лазов, в городе же к этим представителям разных племен, присоединяются еще евреи, иностранцы-европейцы разных наименований и небольшое число татар и турок.

Основное население — кобулетцы, составляют грузинскую отрасль и говорят языком ничем не отличающимся от гурийского говора. Типы их, костюмы, нравы, обычаи — тоже гурийские,

Мужчины носят, вместо головного убора, башлык (такия) живописно обернутый кругом головы или одетый просто, как капюшон западных монахов и придающий их строгим, задумчивым лицам какой-то библейский вид. Платье состоит из плотно облетающих стан жилета (элеги) и такой же куртки (чаха). Башлык и куртка всегда темного цвета, жилет же часто ярких цветов и в разводах. На ногах шаровары, отличающиеся бесчисленным множеством складок в поясной части, в особенности сзади, отчего они походят на турнюр. Нижняя же часть шаровар, доходящая обыкновенно до колен, наоборот очень узка. Как шаровары, так и куртка, обыкновенно изготовляются из домашнего грубого сукна из покрашенной шерсти. Обувь составляют классические чувяки — род туфель-ботинок, зачастую из цельного куска кожи, даже без особой подошвы.

Женщины заплетают волосы в бесчисленное множество косичек, прикрывают голову серо-синеватой чадрой, называемой чарчабе, под которую иногда надевается еще феска. Покрывало это спускается по всему платью, состоящему, во-первых, из рубашки по колена, называемой перанга, такой же длины юбки с талией и передника, зачастую богато расшитого. На ноги надеты тоже шаровары, только значительно шире, чем мужские, и более длинные, доходящие до щиколотки.

Греки и армяне живут только в городе и исключительно занимаются торговлей, кроме того, греки содержат съестные лавки и мелкие рестораны.

Курды не составляют оседлых жителей и появляются лишь зимою в долине реки Чороха, около Кахабери.

Что же касается знаменитых лазов, о восстании которых так много говорилось при занятии нами края, то их оказывается в батумской области самое ничтожное количество, так как из местностей области лазами населены лишь две деревни — Макриели и Марадиди.

Черкесов еще меньше лазов, всего около 500 человек, но и это малое количество не долюбливается коренными жителями, потому что черкесы крайне беспокойные и вороватые соседи.

Турков тоже очень немного и они живут преимущественно в городе. Между ними есть несколько очень богатых и [383] почтенных людей, скромно и тихо живущих в Батуме и редко, разве по случаю каких-либо особенных обстоятельств, появляющихся в обществе.

Представители же различных европейских наций составляют небольшой контингент служащих лиц в разных иностранных торговых конторах, которых немало в Батуме.

Наконец, что касается до евреев, то их довольно много и они, как и везде, исключительно проживают в городе, занимаясь торговлей, и еще более различными агентурами, в особенности по керосиновому делу и число их, конечно, увеличится еще более, после воцарения на керосиновом и нефтяном поприще Ротшильда и, мне кажется, Батуму скоро придется посерьезнее взглянуть на возрастающий наплыв этих мало удобных новых сограждан.

До сих пор мы еще не упоминали о представителях нашего народа, т. е. о русских. Их не особенно много и они составляют преимущественно контингент служащих в различных ведомствах, если не считать двух мелочных торговцев, торгующих на улице, без особого помещения, прямо раскладывающих свой товар по тротуару и на заборе. Один из них [384] добродушнейший толстяк и весельчак, торгует лакированной деревянной посудой московского изделия, народными книжонками и лубочными картинками. Другой, длинный, худой, тип ярославца, помещается рядом и торгует скобенным товаром, клеенкой и отчасти картинками. Место выставки их товара, занимающее несколько сажен по забору главной турецкой бани, служит до позднего вечера толчеей самых разнообразных посетителей. В особенности длинная вереница лубочных картин и разложенный скобенный товар привлекает массу туземцев, подолгу стоящих и рассматривающих выставленное, при чем происходят оживленные беседы и своеобразные объяснения. Русских же мастеровых и рабочих, кроме одного плотника, я не встречал.

Общий облик Батума на столько же неопределенный, насколько разнообразны по типу его жители. Для беглого обозрения города хорошим пунктом служит громадная плоская крыша Центральной гостиницы, большого здания с фасадом на три улицы, крайне безвкусно выкрашенного в черный цвет, какой-то смолою, для предохранения стен от сырости. С этой крыши виден весь город во все стороны. К северу виднеется безграничная площадь моря, с прекрасным и оживленным рейдом и пристанями у берега и вдоль последнего с массой судов всякого рода и под различными флагами, три четверти из коих, т. с. судов, грузятся керосином. К востоку рейд окаймляется рядом гор, принадлежащих к группе Чаквинских, Цихидзирских и Махинджаурских высот, и вдали за ними, к морю, на самом горизонте тянется в туманных контурах Большой Кавказский хребет. Ближе же к городу и к югу встают, вершина за вершиной, высоты Малого Кавказа и Аджарских гор. По этому направлению лежит старая часть города, отличающаяся своим несомненно восточным характером, вследствие множества зданий с плоскими крышами, своеобразных куполовидных крыш бань и двух минаретов. Прямо к юго-западу лежит новая часть города, со зданиями на европейский лад, оканчивающимися у слабой еще зелени городского сада недавнего насаждения. К северо-западу лежит остальная часть города, тоже преимущественно европейского вида с большими зданиями, между которыми одиноко, но очень красиво, на чистой синеве небес и дальнего моря, рисуется большой, каменный, белый минарет главной мечети, а сзади нее высокие насыпи и откосы форта Бурун-Табия и батумский маяк; левее их, вдоль моря, тянется узкое, длинное насаждение различных деревьев с дорожками, именуемое бульваром.

По направлению с востока на запад и затем с отклонением на север, подходя почти к морю, проходит по всему городу железная дорога. Прежний город обрывался у линии дороги, [385] но теперь, разрастаясь, он уже перешагнул четырьмя или пятью кварталами за линию дороги, на места, где еще недавно прогуливались ночью лишь шакалы, а теперь стоят лучшие дома Батума и где больше всего на высоких флагштоках развеваются флаги, указывающие местопребывание консулов различных государств.

Все дома в Батуме поражают непривычный глаз одной особенностью: одна сторона их, и именно западная, всегда обита листовым железом, большей частью выкрашенным под цвет крыши или остальных стен. Возводить подобные стены заставляют жителей присущие Батуму дожди, отличающиеся своей продолжительностью и силой. Оригинально выглядят с такой же предохранительной стеной, но только из белой блестящей жести от остатков керосиновых фляг, — турецкие лачужки — домики, выстроенные, по меткому местному определению, из макаронных ящиков.

В домах на европейский лад имеются ночи разного рода, в турецких же домах печей нет, как и во всех лавках и магазинах. Согревание происходит посредством мангал — обыкновенной высокой жаровни на ножках, в которой тлеет древесный уголь, изредка с примесью каменного. Чтобы разжечь такую мангалу, уголь обыкновенно обливают. керосином, а потому, независимо от легкого угольного чада, получается еще довольно сильный и крайне неприятный запах, или просто вонь, пригорелого керосина, — характерный запах всего Батула в дождливое или прохладное время, убийственный для непривычного носа. на этих же мангалах варят и жарят разное кушанье, в том числе и традиционный шашлык.

В городе поражает значительное число каких-то довольно странных, не то заброшенных, не то недоконченных построек, видимо подготовлявшихся для помещения магазинов. Большая часть их действительно имели такое назначение, но теперь заброшены совсем, после уничтожения порто-франко Батума.

Между тем Батум положительно страдает недостатком жилых помещений, вследствие постоянного наплыва жителей, особенно служащих и холостых, более всего чувствующих этот недостаток. Меблированных комнат, в столичном смысле, в Батуме нет совсем; они здесь заменяются номерами гостиниц и хотя последних довольное количество, но они постоянно все заняты, так что найти подходящее, и, в особенности, недорогое помещение в Батуме составляет немаловажное затруднение. Отдельные квартиры, или, по местному обычаю, чаще небольшие отдельные дома, хотя и имеются, но они непомерно дороги. За небольшие 4 — 6 комнат, без всяких удобств, нужно заплатить не дешевле 900 рублей. Вода в дома не проведена; хотя Батум и имеет водопровод, но его вода для питья считается мало [386] пригодной и ее приходится брать из двух городских фонтанов, около которых целый день толчется куча народу, преимущественно женщин, приходящих за водою с характерными узкогорлыми, высокими и пузатыми глиняными кувшинами.

Заговорив о воде, скажем кстати кое-что и о банях, которые в ряду других зданий города, выделяются своими крышами, представляющими цементные купола полушарообразной, а иногда и грушовидной формы, усеянные небольшими выпуклыми круглыми стеклами. Самая обширная из бань — это так называемая губернаторская — довольно неуклюжее здание из дикого камня, увенчанное пятью куполами, при чем средний больше всех. Входные сени и предбанник составляют обширный зал, с мраморным полом; кругом стен идет галерея, поддерживаемая весьма красивыми колоннами. Под галереей двери в отделения — большие, общие и небольшие отдельные. Как в зале, так и в каждом отделении, имеется по фонтану. Женская половина совершенно отделена и по устройству ничем не отличается от мужской половины.

Посещаются бани очень усердно, во все дни недели и преимущественно вечером. Турчанки и вообще женщины имеют свой день — четверг.. Баня для турецкой женщины заменяет вполне клуб, — только здесь она может, без всякого стеснения обыкновенным этикетом, наболтаться со всеми своими знакомыми, а потому и неудивительно видеть у бань, в особенности вечером, много экипажей, ожидающих у подъезда, иногда часа по четыре и более, своих владетельниц.

На сколько зимою посещаются бани, на столько же весною и летом посещается купание в море, происходящее по всему берегу, но преимущественно вдоль бульвара, где в одном месте, для этой цели имеется небольшой купальный дом, конечно, далеко не могущий вместить всех желающих, и потому последние раздеваются и купаются вдоль всего бульвара, при чем, надо заметить, купальные костюмы не в моде.

Почти все улицы Батума мощеные обыкновенным булыжником, собираемым для этой цели тут же вблизи, на берегу моря, Жаль только, что многие улицы мощены не сплошь, а только по середине, отчего оба закрайка являются источниками непомерной пыли. Вообще мостовая содержится довольно порядочно, кроме одного пути, представляющего верх безобразия, по совершенной непроездности своей. Ухаб на ухабе, весь разъезженный глубокими колесными колеями, в небольшой даже дождь, превращающийся в сплошной серый кисель, местами в добрые две четверти глубиною и сверх всего этого в одном месте еще пересеченный ручьем, — таков непреувеличенный вид главной и чуть ли не единственной дороги, по которой, без устали, целый [388] день происходит подвоз керосина к набережной, для нагрузки на суда. Сцены, которые приходится видеть по этой дороге, даже в сухую погоду, и страшные мучения, выносимые несчастными лошадьми, не поддаются по своему безобразию решительно никакому описанию.

В общем, однако, Батум довольно чистый город, кроме, конечно, некоторых окраин, например за турецким кварталом или за городским садом. Кому, впрочем, обязан город этой относительной чистотой — сказать трудно: полицейский штат ничтожен по количеству; дворников, как у нас, в Батуме нет совсем; приходится, следовательно полагать, что главный радетель чистоты, это довольно частые и обильные дожди, да разве еще несметное количество собак являющихся главными блюстителями чистоты около мясных рядов, базаров турецкого и европейского.

Оба эти базара, то есть собрание легких деревянных будок для торга живностью и овощами, и небольшой рыбный базар, на набережной — составляют центр, где сосредоточивается все съестное, потребляемое жителями Батума, При ближайшем ознакомлении с торгом этих базаров выяснилось странное обстоятельство, что все появляющиеся на них продукты, за совершенно ничтожным исключением, привозятся очень издалека, а ближайшие окрестности Батума не доставляют ничего. Так вся битая домашняя птица и дичь доставляются, без исключения, из Кутаиси, оттуда же идут и овощи; сыр и масло — из Тифлиса и Одессы; мясо — из Кутаса и только баранина местного боя, а потому совершенно понятны поразившие меня, вначале, высокие цены всех этих продуктов, почти равняющиеся нашим столичным ценам. Местные же продукты, как, например, некоторые овощи (редис, брюква, морковь) обличают полнейшие неумение ухода и выращивания их. Фрукты тоже дороги и хотя по виду крупны и приглядны, но от плохого ухода обладают терпким вкусом; виноград продается по нашим петербургским ценам и даже дороже; одно только вино относительно дешево и при том очень хорошее.

Причина подобного отсутствия окрестного производства и, следовательно, необходимость дальнего привоза, как говорят, лежит в недавно уничтоженном порто-франко Батума. За время порто-франко, все южное побережье Черного моря, и в особенности Константинополь, поставляли в Батум решительно все, начиная с капусты и кончая разными деликатесами, — всего привозилось много, цены стояли невысокие и следовательно производить самим жителям не было никакого расчета. Затем порто-франко уничтожилось, прекратился привоз и, хотя требование вследствие увеличившегося числа жителей и возросло, но производство [389] местных продуктов еще не образовалось, несмотря на то, что по почве и, в особенности по климату, это дело обещает в будущем умелому предпринимателю и хороший сбыт и хорошие барыши.

Характерную особенность овощного торга составляет множество разного рода пряных и душистых трав, продаваемых для потребления в сыром виде. Хороший туземный стол изобилует ими и их едят безостановочно между блюдами. Последнее в местном обеде довольно однообразны, так как преимущественно все вертится на баранине, в многоразличном только виде приготовления. Главнейшее блюдо составляет шашлык; этим именем, впрочем, называется но только одна баранина жаренная на вертеле, но и другие мяса зажаренные тем же способом. Затем более всего в почете жаренная птица — курица и индейка, изредка фазан и в определенное время дичь, между которой больше всего попадается род куропатки — турач, а по-грузински — каха. Далее главную еду составляет рыба: кефаль, кал-бала и султанка (мелкая рыба) — местного лова; остальные сорта рыб — судак, щука и форель, по-грузински кормахи — привозные. Рыба, изловленная в батумском заливе, вся пропитана вкусом и запахом керосина и потому понятно, что как вареная, так и жареная, она крайне неприятного вкуса; однако народ видимо свыкся с этим и покупает рыбу местного лова в значительном количестве, не имея возможности платить дороже за ловленную в других местах побережья.

Как питье, исключительно в ходу вино, как местное, так и кахетинское. Сверх того, Батум потребляет много сельтерской воды и лимонаду, что доказывается существованием трех заводов искусственных вод.

Для полноты перечисления всего потребляемого, следует еще упомянуть о местах продажи хлеба и готового кушанья. Употребительнейший хлеб белый, в роде нашего петербургского, известного под именем ситника, но много хуже выпеченный и тяжеловатый; затем идут разные местные печенья, в числе коих видное место, по потреблению, принадлежит небольшим круглым булочкам из кукурузной муки, называемым чуреки и тонким огромного размера лепешкам-лавашам — служащим при еде и как хлеб, и как тарелка, и как салфетка. Как признак нашего влияния, встречаются в некоторых пекарнях бублики или баранки, очень хорошо сделанные и так и называемые «русскими».

Что касается мест продажи готового кушанья, то это обыкновенно весьма небольшие, тесные помещения, всегда находящиеся в нижнем этаже, со входом прямо с улицы. От входа сделано большое окно, но без рам, в котором выставлен ряд весьма ёмких и своеобразных кастрюль, отличающихся опрятностью и [390] содержащих различные изготовленные кушанья, исключительно туземной и греческой кухни. Изготовление происходит тут же, так как рядом с выставкой, занимая не редко более полкомнаты, помещается и варительная печь, около которой всегда хлопочет хозяин-грек, в красной феске на голове, готовящий, режущий, наливающий и разносящий посетителям произведения своего кулинарного искусства. Меню очень разнообразно; всегда имеется на лицо два, три супа и пять, шесть отдельных блюд, опрятно и вкусно изготовленных и в этом отношении совсем не гармонирующих с тесным, невзрачным помещением и посетителями, большей частью, рабочим людом.

Для людей достаточных существуют много кофейных, различных как по обстановке, так и по посетителям. В одной из них мы были однажды свидетелями оригинальной картины. За столом, перед стаканом вина, сидел молодой человек в туземном костюме и громко распевал какую-то песню. Воодушевляясь все более и более, он своим пением видимо воодушевлял и всю окружавшую его публику, принявшуюся вторить припевом каждому куплету песни певца. Он пел всё громче и громче и песнь его лилась, то бравурным темном, то медленно и грустно, то переходила в скороговорку, то слышалось подражание выстрелам. К сожалению, содержание песни оставалось для меня непонятном, по слишком малому знакомству с языком, но мне сказали, что это эпическое стихотворение, в котором изображается военный эпизод из схваток туземцев с турками. Этой песне по-видимому не было конца — куплет следовал за куплетом, при не ослабевающем пафосе певца и присутствующих. Наслушавшись вдоволь, я ушел, но звуки песни еще долго провожали меня по улице.

Мест для гулянья в Батуме немного. Для этой цели служит городской сад и так называемый бульвар; первый, однако, посещается меньше, вероятно потому, что он лежит на окраине города и представляет мало тени, по молодости своих насаждений. Сад этот интересен собраниями своих растений, между которыми есть по мало представителей более теплых стран: распланировку его нельзя назвать удачной и еще менее, — избранное под него место, плоское и голое кругом; только, омывающее сад с одной стороны, небольшое озеро несколько разнообразит крайне унылый и пустынный вид этой местности.

Бульвар тоже совсем молодое насаждение, вдоль морского берега, относительно узкое, но очень длинное, посреди которого стоит беседка с площадкой на верху, откуда открывается прелестный вид на, море. Деревья бульвара хотя и немного больше чем в саду, но они едва ли когда-либо разрастутся вполне, так как слишком подвержены иногда сильным ветрам с моря, [391] омывающего бульвар во всю его длину и зачастую, при сильном волнении, заливающего далее крайнюю дорожку.

По части же умственной пищи актив Батума очень слаб. В нем только одна первоначальная и две частные школы. Впрочем, недавно открыта еще ремесленная школа. Для чтения имеется одна библиотека недавно перебравшаяся из Кутанса; в ней же помещается единственная книжная торговля. Библиотека снабжена сносным выбором книг, имеет почти все наши большие журналы и кажется не может пожаловаться на отсутствие подписчиков; отдел же продажных книг ничтожен. Кроме того, имеет свою библиотеку военное общество, состоящее почти исключительно из артиллеристов, и помещающееся вне города, в так называемом военном городке, расположенном у подножия окружающих Батум возвышенностей.

Санитарное и гигиеническое состояние Батума без всякого сомнения значительно улучшилось со времени его присоединения, хотя, по некоторым условиям местности, город сохраняет за собою славу рассадника упорных и злокачественных лихорадок, обусловленных как высокой средней, так в особенности, летней температурами при обильных водяных осадках. Кроме того, к одной из немаловажных причин такой дурной славы, следует причислить довольно обширное болотистое пространство, окаймляющее город с востока, вдоль линии железной дороги и у подножия ближайших возвышенностей. Болотистое пространство это, кишащее почти круглый год разными представителями земноводных и заросшее болотистыми растениями, при наступлении более теплой погоды быстро пересыхает и теряя, таким образом, необходимую для его обитателей влагу, быстро начинает загнивать и без всякого сомнения составляет причину развития малярии. Высушка этого болота и уничтожение кустистых зарослей с массами огромного папортника-орляка, много способствовало бы оздоровлению окружающего город воздуха.

Многими врачами Батум с некоторых пор рекомендуется как санитарная станция для туберкулезных больных, при чем это указание основывается, очевидно, на общепринятом основании приморского положения города; но следя внимательно за ходом атмосферических изменений Батума, нельзя согласится с таким взглядом на его санитарные качества. Повышение температуры весенней на летнюю идет слишком быстро, и потому скоро наступают жаркие дни, мало умеряемые близостью моря, и при отсутствии настоящей растительности — воздух скоро становится душным, сухим и, при бездождии, пыльным, а это, конечно, не может благотворно действовать на слабогрудых и легочных больных. Зимний же сезон слишком обилен водяными осадками. И действительно для многих больных этого рода, приезжающих в Батум, он оказывается последней земней станцией. [392]

Затронув в беглом очерке все более или менее выдающиеся черты, характеризующие Батум, следует в заключение упомянуть и о его окрестностях, тем более, что одна из них имеет бальнеологическое значение и следовательно подходит непосредственно к только что упомянутому нами вопросу.

Эта местность есть одно ущелье Махинджаурских возвышенностей, лежащее в верстах в двенадцати от Батума, почти по линии железной дороги и известное под именем Панцыря. Особенность этого пункта состоит в том, что здесь имеется серный источник, при котором выстроено, довольно бестолковое, здание, с небольшим подобием ванн для купанья. Все устройство принадлежит инициативе теперешнего владельца Панцыря, родом баварца, оригинального и надо сказать мало умелого или скорее неудачливого пионера этого дела. Даже право владения его этой местностью находится под каким-то сомнением, а эксплуатация как источника, так в особенности остального хозяйства, отнюдь не оправдывает выдержку и практичность, обычных в представителях нации теперешнего владельца Панцыря. А между тем, как свойства и качества источника, так равно и близкое (версты две) расстояние от железной дороги, дают право предполагать, что в будущем, в особенности при затрате известного капитала, Панцырь сделается непременно одной из известных лечебных станций. Само ущелье, несколько мрачное по своей уз кости, тем не менее крайне живописно склоном гор, густо усеянных превосходными и громадными деревьями вперемежку с кустами рододендронов.

Посреди пути, от Батума к Панцырю, на берегу моря, лежит небольшая возвышенность, конусообразной формы, по которой вьется дорожка, приводящая на вершину горы к находящимся на этой вершине развалинам замка Тамары. Склоны горы усеяны различными плодовыми деревьями, между которыми живописно извивается и образует целые заросли плющ и розы. В особенности хороша небольшая верхняя площадка у подножия развалин, с прелестным видом на море и белеющий вдали Батум, с одной стороны, и бесконечную цепь гор, с другой стороны. Этот пункт излюбленное место гулянья батумцев.

Вблизи города находится еще очень красивое место называемое Саук-су, от ручья здесь протекающего. Отсюда самый лучший вид на Батум, лежащий внизу как на ладони, а за ним беспредельная площадь Черного моря, не оправдывающего в прекрасный весенний день своего названия, так как оно совершенно голубое.

В противоположную сторону от описанных окрестностей Батума, по направлению к юго-западу, по Артвинскому шоссе, идет дорога к одному из мест также посещаемых всеми, у [393] слияния реки Чороха и Аджарис-цкали. Дорога сначала идет по плоской местности, затем вдоль незначительных возвышенностей, сплошь покрытых до самой вершины кустами понтийской азалии. Далее возвышенности становятся выше и выше и в плотную подходят к реке Чорох, быстро несущей мутные весенние воды свои, мимо отвесных уступов, по которым, извиваясь проложена дорога. Слева, в одном месте, в неглубокой каменной расселине ниспадает, точно по отшлифованным утесам, небольшой водопад, разбившийся на несколько потоков. У самого слияния Чороха и Аджарис-цкали возвышается оригинальнейшая гора — совершенно правильный конус, до верху покрытый большими деревьями и сплошными кустами, а дальше за этим конусом, по ущелью реки, виднеются вдали снежные вершины. Немного далее этого пункта, по направлению к Артвину, шоссе прекращается и затем идет простая дорога, могущая по красоте окрестных видов Аджарских гор вполне соперничать с военно-грузинскою дорогою.

Н. Спешнев.

Текст воспроизведен по изданию: Батум. (Путевой очерк) // Исторический вестник, № 11. 1889