ДАГЕСТАН, ЕГО НРАВЫ И ОБЫЧАИ

Мусульмане вообще, а горцы в особенности, имеют дарование рассказывать свои жалобы и дела крайне растянуто: о похищении, например, у него гривенника, он будет говорить вам полчаса, начиная рассказ с предшествовавших за месяц обстоятельств; слово: «ценги», то есть, «потом», так у него и сыплется!.. Большая часть жалоб и исковых дел имеют начало за 10, 20 и 30 лет, причем представляются документы, обыкновенно сомнительного свойства, писанные на лоскутках бумаги в два вершка длиною и шириною, с подписями давно умерших свидетелей. У более склонных к тяжбам и кляузам жителей, таких документов хранится в тряпках штук десять, и они берегут их, как зеницу своего ока. Тяжебные иски, это — конек мусульман; предложите горцу простого звания, в виде одолжения, клочок собственной [164] земли, предоставив ему спокойно владеть два-три года, вам трудно будет получить землю обратно: воспользовавшийся вашим одолжением, забывая благодарность, которая далеко не в характере мусульман, непременно подаст на вас жалобу, утверждая, что эта земля — «ата-бабаден», т. е. была в его владении.

Крепостного сословия в среднем Дагестане нет; только в Аварском округе жители селений: Ках, Каниб и Тляйлюх — составляли родовую собственность владетельных ханов и носили название: «гул» — рабы. Бывший хан Аварии, флигель-адъютант Его Императорского Величества полковник Ибрагим Хан-Мехтулинский, 10 июня 1860 года, даровал им свободу. Население Ках большею частью состоит из давно взятых в плен грузин и армян, обращенных в мусульманство; люди эти отличались испытанною преданностью к своим ханам.

По туземному значению, «уздень» есть свободный гражданин не отбывающий других повинностей, кроме общественных, владеющий собственною землею и даже рабами. Во времена первобытных ханов, уздени преимущественно занимали места наибов и сельских старшин, и из них составлял владетель свою охранную стражу; после ханских фамилий, беков и чанков, уздени считались высшим в крае сословием; за ними следовали раяты (крестьяне) и гулы (рабы). Время и деспотизм новых ханов отняли от узденей их права и преимущества. Ныне, во всем Дагестане, уздени, наравне с другими низшими сословиями, обложены незначительным, впрочем, в пользу казны взносом денег и исполняют натуральную повинность. Узденей, считающих себя благородным сословием, ханы и правители округов, за преступления, нарушающие общественное спокойствие и порядок, подвергают телесному наказание, против которого, ссылаясь на свое происхождение, они не протестуют! В заключение скажу, что узденей Дагестана нельзя сравнить с узденями Кумыкской плоскости, Терской области, где сословие это, разделяясь на степени, пользуется правами и преимуществами столбовых дворян.

Хотя, на основании идеи равенства, горцы не оказывают особенного уважения своим землякам-офицерам, которые держат себя, в отношении их, совершенно на равной ноге, но, при всем том, каждый оборванный уздень, протягивая по-товарищески руку русскому офицеру, не подаст ее русскому же простому солдату.

Справедливость требует заметить, что вообще жители [165] Дагестана весьма переимчивы: они, постоянно обращаясь к русским за советами и указаниями, как им следует себя держать, чтобы не быть ни назойливыми, ни смешными, очень скоро превращаются в людей послушных, вежливых и услужливых. Хотя горец и не откажется от подарка и денежного вознаграждения за услугу, но никогда не будет надоедать вам неотвязчивою просьбою — пожаловать «на чаёк». При встречах, каждый почти горец охотно дает дорогу старшему и приветствие поклоном. Снимание папахи перед старшим вообще не означает исключительно низкопоклонничества и искательности — это обычай должного приветствуя: экрам-этмага, который запрещался только грубым и диким учением шариата! В одной из религиозных книг этого учения сказано, что «истинно правоверный мусульманин, чтобы не осквернить себя, обязан избегать общительности с гяурами, не дотрагиваться до их руки, не приветствовать и не прикасаться даже до вещей, неверному принадлежащих» (По поводу отчуждения от неверных (гяуров) говорится в Коране, гл. 3, с. 27: «Не берите в друзья, союзники и покровители неверных — кто сделает это, ничего не надейся от Бога». Стих 114-й: «Составляйте сердечные союзы только между собой; ненависть неверных проникает в их слова, но что заключается в их сердце, то еще хуже!» Гл. 4, ст. 114: «Неверные будут в огне, и ты не увидишь у них покровителя». Гл. 5, ст. 17: «Мы возбудили в христианах нелюбовь и ненависть, который должны продлиться до дня судного». Глава 60, ст. 1, 9 и 18: «Не имейте никакой связи с неверными: Бог запретил вам это», и проч.).

Мусульмане-фанатики (я говорю о мусульманах Дагестана, приверженцах мюридизма, проповедываемого бывшими имамами: Кази-муллою, Гамзат-беком и Шамилем), никогда не расстаются с религиозными атрибутами, сохранение которых при себе знаменует мусульманина праведным, строго соблюдающим правила шариата и совершающим дело богоугодное, одним словом — кандидата поступить в рай, обещанный пророком Магометом!..

Такие атрибуты суть: чалма на голове, или тюрбан (амамет); зубочистка (сивак) наподобие бритвенной кисточки в миниатюре, с лошадиными волосами в оконечности, оправленная в ручку из дерева арак, произрастающего в Аравии, или, за неимением его, в кисточку от гусиной ножки; и, наконец — серебряное, или медное колечко, носимое на мизинце правой руки. Совершение одного намаза в чалме равняется 25-ти намазам без нее, с зубочисткою и с кольцом — 60-ти намазам. Кроме зубочистки, мусульманам позволяется вытирать зубы и десны, перед молитвою, сукном или полотном, [166] но отнюдь не пальцем. Мунафики, или приверженцы древнего адата (обычая), установлениям этим вообще не следуют.

Главными качествами привилегированного фанатика, или, как мы привыкли их называть — мюрида, есть: ханжество, хитрость, притворство, обман и шарлатанство; в разговоре с русским он отлично прикинется человеком прогрессивным, для достижения предположенной цели, но хитрит даже перед родным братом, и, в намерении приобрести славу глубокого, праведного, богоугодного алима, не задумается выдавать себя за ясновидящего, подвергающегося, по благости великого Аллаха, предсказательным иллюзиям, душевному состоянию, называемому «зульмат», похожему на обморок, во время которого одержимый, сквозь пыльную призму, видит будто бы предстоящее событие!..

Глубокие фанатики, до плоти и крови враги христиан, узнаются по следующим приметам:

1) Он не пропустит ни одного намаза, ни минуты, установленной для совершения его, а напротив, к пяти обязательным прибавить тридцать необязательных, называемых «суннет», намазов.

2) Он носит карманные часы с медными досками и, из того же металла, ключиком и цепочкой.

3) Никогда не расстается с чётками, зубочисткой и кольцом на мизинце правой руки.

4) Если только предстоит возможность не быть в присутствии христиан, надевает для молитвы чалму.

5) При разговоре с христианином, постоянно шепчет губами молитву, называемую «зикру», состоящую из повторения слов: «Ля иль Алла-иль Алла».

6) Боится табачного дыму.

7) Находясь, по необходимости, между христианами, избегает быть там, где присутствуют женщины (из ханжества, а не из нежелания глядеть на прекрасное); жен своих держит взаперти и под покрывалами.

8) Не будет пить чаю и кофе с сахаром, — не из подражания китайцам, но из опасения, что сахар очищается сквозь кости, в числе которых могут быть кости животных, употребление которых в пищу считается для мусульман запрещенным (харам).

9) Не будет есть мяса от скотины и птицы, зарезанной рукою христианина (Что дозволено, и что запрещено употреблять в пищу мусульманам, объясняется в 1, 4 и 6 ст. 5-й гл. Корана, и повторяется 116-м стихом 16-й главы.). [167]

10) Ни за что не наденет европейского костюма, а эполеты, кресты и медали, если их имеет, надевает только по необходимости, представляясь начальству.

11) Не носит золотых вещей и шелковых материй, как украшений, исключительно принадлежащих будущим обитателям рая.

12) Красит бороду только тогда, когда есть надежда обмануть, или предстоит возможность бить христиан, или враждовать с ними, а, лишившись этой приятной возможности, оставляет ее седою.

13) Бреет голову и подстригает усы наравне с верхнею губою (В 80 ст. 22-й гл. Корана сказано: «Положите предел небрежности в отношении вашей наружности». Толкователи полагают, что этим стихом Магомет внушает брить бороду, стричь ногти, и проч. В 27 ст. 48-й гл. говорится: «Вы войдете в священный дом молитвы с бритой головой и коротко остриженными волосами». Тут фанатики затруднились: борода и голова выбриты, какие же волосы подстригать коротко? Они порешили: бороды не брить, а усы подстригать наравне с верхнею губою.).

14) Ест жидкости только деревянной ложкой, и т. д.

Не подлежит никакому сомнению, что мусульманин, строго сохраняющий приведенные выше правила, при случае, утопит каждого христианина в ложке воды!..

Познакомим читателей наших с легендою о колечке, носимом на мизинце правоверными поборниками ислама.

Однажды в Египте (Миссири), к пророку Магомету, совершавшему молитву в поле, приползла змея, преследуемая кошкою; испуганная грозившею ее жизни опасностью, будучи на волос от погибели, она стала умолять пророка именем Аллаха: дать ей убежище за пазухою; но когда пророк, сжалившись над несчастною, исполнил ее просьбу, то она, не считая себя достаточно обеспеченною, стала еще убедительнее умолять Магомета, на самое короткое время, скрыть ее в своих внутренностях. Увлекшись великодушием, пророк открыл рот и змея проскользнула!..

Упрекая Магомета в том, что он лишил ее добычи, предоставленной ей в пищу самим Аллахом, огорченная и голодная кошка, опустив голову, удалилась в кусты, а пророк предложил змее выйти вон из данного ей убежища. Змея, вместо послушания, заплатила Магомету изменою и самою черною неблагодарностью: она, находя, что жить во внутренностях пророка и удобно и безопасно, отказалась возвратиться на сей превратный свет, утверждая притом весьма логично, что, [168] как человек считается всегда врагом всех пресмыкающихся, а в особенности змей, то она необязана быть снисходительною к человеку.

После долгих прений, змея согласилась, наконец, выйти на свет, с условием, чтобы великий пророк дал ей полакомиться одним из членов его тела. Уступая необходимости, Магомет предложил на съедение мизинец правой руки. Змея жадно высунула свою голову и половину туловища из рта пророка и уже впилась в злосчастный палец, как появившаяся в этот момент, подстерегавшая в кустах добычу кошка схватила в свои когти изменницу, вытащила ее на землю и через мгновение змеи не существовало! В изъявление благодарности, пророк несколько раз погладил кошку рукою по спине, вследствие чего, как бы вы ни бросали ее высоко вверх, она никогда не упадет на спину, но на ноги.

Затем, раненый и обиженный мизинец униженно заявил пророку жалобу, почему именно он, из числа других членов Магомета, был предоставлен на съедение? Пророк, считая справедливым оказать обиженному вознаграждение и доставить утешение, украсил его колечком, которого не снимал никогда.

— В нашей стран есть особого рода змеи, — сказал мне однажды в беседе один из пресловутых алимов.

— Какие же это змеи в Дагестане? — спросил я.

— Есть змеи длинные, которые, зацепившись за дерево одним концом, обкручивают ногу буйвола, притягивают его к себе и потом душат!.. Об них говорится в наших книгах...

— Ну уж извините! таких змей не только в Дагестане, но и во всем Кавказе нет!

— Нет, есть, я это знаю, — стоял на своем алим.

— В каком же месте?

— Есть в Улли-Кале, есть в Могохе...

— Помилуйте! я целый год жил в Улли-Кале и около Могоха, и не только не видел подобных змей, но и не слышал об их существовании!..

— Поверьте, что есть; они просто утаскивали самых огромных буйволов, — твердил старик.

— Да у вас в Дагестане и буйволов-то нет!

— Как нет? — оспаривал мой собеседник: у имама была буйлица, у эфендия Джамал Эддина была буйлица, у Даниель Бека...

— Далеко же змеям-душителям было рыскать из Могоха в Дарго и Ириб за этими тремя буйволицами, сказал я [169] рассмеявшись, и спросил алима, верующего всему написанному неопределенно в книгах арабских, видел ли он сам лично своих змей?

— Нет, я не видел, но мне говорили! — отвечал он...

— Квартируя в Дженгутае — начал я рассказ — и находясь однажды на вечеринке (былкха), где было много женщин, моя хозяйка Бакай рассказывала, что в пустом доме за ханским дворцом поселились черти.

— Ты их сама видела? — спросил я.

— Нет, я сама не видела, но видела Айхали...

— Не я, видела Тутукуш! — отозвалась Айхали.

— Нет, я не видела, а видела Девлет-киз...

— Иох! иох! я не видела; мне говорила Манаша... — и так далее...

— Вероятно, такой же результат был бы по справкам о ваших змеях, — сказал я высокоученому алиму.

Обряд наименования новорожденных — следующий: младенца, уложенного на большой белой подушке и покрытого белым одеяльцем, отец передает на колени мулле, который, нагнувшись к дитяти, поёт ему в правое ухо, составляющие символ веры слова: «Ля иль Алла-иль Алла — Магомет расуль Алла!» затем, перевернув младенца, поёт ему то же в левое ухо, каждый раз троекратно.

— Какое имя желаешь дать своему дитяти? — спрашивает мулла у отца, присовокупляя, что у пророка их, Магомета, были дочери: Аминат, Фатимат, Написат, Умма-гульсум и Заидат.

— Умма-гульсум! — выбирает отец.

Затем мулла, нагнувшись к лицу младенца, подув направо и налево, кричит над ним троекратно: «Ей! Умма-гульсум! Ля иль Алла-иль Алла, Магомет расуль Алла!» и передает наименованное дитя отцу. Над мальчиком-младенцем производится такой же точно обряд, а потом, когда он будет в состоянии произносить слова: Ля-иль Алла — обрезание. Как у нас имя Иван, так у мусульман имя Магомет встречается чаще других имен. Женщины в обрядах наименования младенцев не участвуют. Обрезания Коран не предписывает: оно производится на основании «суннета», то есть богословских преданий. В 49-й главе Корана, стих 11-й говорит: «Не бесчеститесь между собой, не давайте себе прозвищ»; вероятно, Магомет подразумевал ругательные прозвища, но алимы, истолковав это по-своему, запретили родителям давать дочерям любимые женщинами имена, как, например: [170] Манаша (фиалка), Гюль-киз (девица-роза), Туту-куш (попугай), Девлет-кан (богатая кровь), и т. п.

Между мусульманами существуют три присяги: 1) обыкновенная клятва, с непременною оговоркою — «если Бог даст», состоит из слов: «валлаги, биляги, талаги», в роде нашей: клянусь Богом, или ей Богу; 2) тройная клятва: «таланам», относящаяся собственно до жен; если муж при обещании скажет: «клянусь тем, что твоя спина будет для меня спиною моей матери», — и не исполнит обещанного, то жена, без развода, может его покинуть; 3) клятва «отречения»; она сильнее других и формула ее следующая: «Если я напред того-то не сделаю, или того-то не исполню, то отрекаюсь от силы и могущества божьего и вступаю в свою собственную силу!» (Достоинство мусульманской клятвы определяется 91 стихом 5-й гл. Корана: «Бог не наказывает вас за промах в ваших речах, но накажет за нарушение обещания. Очищением такого нарушения будет пища 10-ти бедным, или освобождение невольника; кто не в состоянии исполнить этого возмездия, будет поститься 3 дня. Таково очищение ваших нарушенных присяг!» Замечательно толкование алимов 43-го стиха 38-й главы Корана, принятое к руководству. Иов в горячах поклялся — дать своей жене за какую-то вину 100 ударов, но потом сообразил, что жена наказания не заслужила. Бог повелел ему взять пучок травы и высечь жену: таким образом он исполнил клятву. Коран дозволяет так исполнять клятвы, данные безрассудно, или при нежелании исполнить их. Относительно клятв, 2-й ст. 66-й гл. Корана говорит: «Бог позволил вам нарушать ваши обещания. Он ваш покровитель.»).

У мусульман, слова: «сеид» и «хан» означают степень происхождения: сеидами называются потомки пророка Магомета (Завиль-Курба), ханами — удельные владетели некоторых территорий — аристократы мусульманского мира. Слова: сеид и хан, употребляются, также как прилагательные к именам собственным; так например: человек простого происхождения может называться: Сеид-ирза, Али-хан, Амир-хан, вместо: Ирза, Али, или Амир. Незнавшие этой тайны кавказские сановники, в видах привлечения к себе аристократов, пользующихся влиянием в народе, при распределении наград, нередко ошибались в обиду достойных поощрения демократов.

Вот, по подобному случаю разговор, веденный мною с милиционерами, из горцев офицерами.

За одну из удачных экспедиций воспоследовали награды.

— Кто получил награду? — спросил меня поручик Али-клич.

— Али-хан произведен в следующий чин, — отвечал я.

— А нам ничего не вышло? — спросил прапорщик Кази.

— Нет, — отвечал я лаконически.

— Али-хан счастлив тем, что носит название Али-хан, [171] а не просто Али; — родители его умно поступили, дав ему подобное имя!.. Начальство, — продолжал желчно и под влиянием зависти поручик, — читая в наградном списке имена: Кази, Исмаил, Али-хан, и думая, что первые по происхождению — плебеи, а последний — хан, конечно, не затруднится решением предпочесть хана простому узденю!..

Мне случилось однажды иметь разговор с молодым алимом, позволившим себе полиберальничать.

— Аллах — сказал он — передавал правила нашего закона архангелу Гавриилу (Джабраиль), Гавриил — пророку Магомету, Магомет — четырем халифам: Абу-Бакару, Омару, Осману и Али, халифы — четырем богословам: Шафи, Ганафи, Мелику и Ханбали, а последние — мусульманскому народу, которому оставили к руководству книги: «Суннет» и «Гадис», принявшие силу закона. Пророк Магомет сказал, что эти четыре, указанные богословами дороги, верны; кто будет следовать не отступая от них, тот истинно правоверный мусульманин. Не могу понять, отчего же предания этих четырех богословов, по многим предметам, говорят розно; так например: Ганафи говорит, что, дотронувшись до женщины хотя бы одним пальцем, чистота к молитве испортится, а Шафи утверждает, что нет; Ганафи позволяет употребление крепких напитков, а Шафи положительно запрещает, и, за несоблюдение этого запрещения, определяет телесное наказание. По моему мнению, было бы лучше придерживаться установлений одного из четырех богословов...

— Все ваши имамы и высшее духовенство — сказал я — предпочитают лучшим руководствоваться четырьмя книгами, нежели одной, — вот, например, ты человек с протекцией напился пьян, тебя требуют к ответу. Мулла роется в книгах и объявляет, что как имам Ганафи пить вино позволяет, то, следовательно, ты не подлежишь наказанию. Вслед за тобою приводят в судилище другого пьяного человека, не имеющего ни протекции, ни денег для взятки. Мулла опять роется в книгах и объявляет, что как имам Шафи пить вино запрещает, то виновного должно высечь!.. По моему мнению — прибавил я — «шииты», которых вы, сунниты, так не любите, делают отлично, руководствуясь только установлениями одного халифа Али — сына Абу-Талиба...

— Шиитов, — сказал мой собеседник, — мы не признаем правоверными мусульманами, точно также не любим их, как не любим огнепоклонников (меджюсы), поклоняющихся идолам [172] и портретам (сенам), евреев (джугут) отступников от магометанской веры (муртат)...

— И признающих Бога, в трех лицах (кяфур, или мушрик), то есть нас христиан, — заключил я.

Собеседник мой улыбнулся.

Участки, или наибства среднего Дагестана управляются наибами из туземцев, имеющими и неимеющими офицерских чинов; они ныне, с состоящими при них мирзами (письмоводителями), получают от правительства в жалованье до 700 руб. сер. в год. Для исполнения поручений, при каждом наибе состоит 6 конных всадников из рядов постоянной милиции, получающих жалованья по 120 руб. сер. в год каждый. Сельские старшины (бегоулы), старосты (карты) и десятские (чауши) жалованья от казны не получают, довольствуясь частью взыскиваемых с жителей за провинения штрафов. При настоящем управлении, они назначаются в должности по выбору обществ или местного окружного начальника; прежде же места эти переходили между более значительными и влиятельными в обществе фамилиями (тохумами) наследственно. Чауши, вступая в должность, вооружаются длинными, толстыми палками, означающими власть исполнительную. Сельские муллы, или кадии, избираются обществами на определенный срок; вместо содержания, им отводится, с согласия обществ, земля для посевов, или же собирается от жителей зерно, мерою до одной сабы, с двора. В некоторых частях Дагестана, сельские общества наделяют излишнею землею тех односельцев, у которых есть семь сыновей.

Предписанный религиею ежегодный сбор десятины (закят) со всех произведений земли и другой собственности, в пользу сирот и неимущих, исполняется жителями в точности: раздел производится или кадиями, или самими хозяевами-приносителями, что последним, по их врожденной подозрительности и недоверчивости, более нравится. Порядок взноса «закята» следующий: десятину дает хозяин, собравший с полей зерна более 60 саб, то есть, с 60-ти саб 6, с 70-ти 7, и т. д. С 30-ти штук быков, коров и телят — 1 штуку. С 40 до 100 баранов — одного, с 101 до 200 — двух, с 201 до 499 — трех, и так далее. Из собираемой при Шамиле десятины, 4-я часть отделялась в казнохранилище имамата (байтуль-мал), на покрытие военных расходов.

Жители, занимающиеся овцеводством, при перегоне своей баранты через дороги, прилегающая к чужим покосам и пастбищам, взносят хозяину их, за прогон или за ночлег, [173] определенную дань: баранами, ягнятами (ирк), маслом, или сыром. В некоторых местностях взимается подобная же дань и за перегон стад через мосты. Чобаны, или койджи, то есть пастухи, содержат, при своих стадах, большое число собак крупной породы.

Внутренняя торговля в среднем Дагестане незначительна; она состоит в сбыте: хлеба, масла, овечьего сыру (пиндыр), фруктов, кож и оружия. Произведения эти сбываются на месте приезжим торговцам и в войска, в крае расположенные, или же доставляются для продажи в укр. Темир-Хан-Шуру, уроч. Дашлагар и даже в г. Дербент. Продажею водки, торговлею мелочными колониальными и красными товарами занимаются приезжие торговцы — армяне и частью зажиточные жители наибств Чохского и Согратлинского, к чему последних приучили их соседи кази-кумухцы, ведущие значительную торговлю с закавказским краем.

В среднем Дагестане есть селения, славящиеся своими произведениями; так, например, Гунибского округа, селения: Араканы и Унцукуль — выделкою холодного оружия и трубок деревянных, изящно украшенных металлическою насечкою; сел. Чох и Согратль — серебряных вещей и оправою оружия в серебро под чернью (там есть даже часовой мастер-самоучка); селение Салты — сыромятных кож и сафьянов из овечьих шкур; селение Ругджа — седельных орчаков; селения Андийского округа — выделкою бурок; и, наконец, Аварского округа, Боголяль — выделкою азиатских сукон из верблюжьей и овечьей шерсти, преимущественно белого и желтовато-светлого цвета. В этих сукнах основа делается из шерсти, с примесью шелковых хлопок, привозимых жителями через горы из Кахетии и Грузии. Цена этих, необыкновенно мягких и легких сукон, довольно высокая: она доходит до 10 руб. сереб. за аршин. Впрочем, нужно сознаться, что ни одна отрасль промышленности, за исключением делания вышеозначенного сукна и дубления овечьих шкур, не получила здесь удовлетворительного развития.

Посевных мест немного: произрастание хлебов и трав особенно хорошо только на низменностях в ущельях и на покатостях гор, обращенных к северу. Южные склоны — песчаны и неплодородны. Впрочем, земледелие при урожае, без неблагоприятных случайностей, удовлетворяет местным потребностям. В среднем Дагестане произрастают: пшеница, магар (нечто среднее между пшеницею и рожью), ячмень, овес и просо. Овес засевается очень редко, потому что лошадей [174] здесь обыкновенно кормят ячменем. Из огородных овощей: огурцы, дыни, арбузы, тыква, морковь, лук, чеснок, бобы, фасоль и кукуруза; из плодов: яблоки, груши, сливы, абрикосы, персики, грецкие орехи, шелковица, виноград, и проч. Плоды эти потребляются на месте, продаются в ближайших городах и промениваются на другие произведения земли, или домашнего изделия жителям тех селений края, которые не имеют садоводства. Лен и конопля разводятся в небольшом количестве собственно для сбора семян, употребляемых при изготовлении медового варенья (урбечь), по убеждению местных жителей — полезного для груди. Ореховых деревьев такое изобилие, что жители рубят их без сожаления; самое толстое бревно, более аршина в диаметре, можно купить за 4–5 руб., вследствие чего, в Дагестане нет другой мебели, кроме ореховой. В Кази-Кумухском округе, только в одном сел. Курки имеется несколько десятков фруктовых деревьев, но и те плохого качества; огородов там также нет — почва не совсем благоприятна для их разведения, а, по неизобильному количеству земли, обыватели предпочитают засевать на ней хлеб, тем более, что огородных овощей они в пищу не употребляют, а лук и чеснок доставляется им в изобилии из Аварии и Дербента.

Главное занятие горцев состоит в устройстве, с тяжелым трудом, нагорных площадок, которые орошаются искусно проводимою вверх из рек и родников водою и дают хороший урожай. Площадки эти делаются следующим образом: параллельно к отлогой горе, выстраивается возможно длинная каменная на глине стена, вышиною от одной до двух саженей и шириною в 1/2 сажени; затем пространство, до уровня стены засыпанное землею, взятою с той же горы и утрамбованною, образует площадь. Несколько подобных площадок, на одной горе уступами устроенных, имеют вид ступеней лестницы.

Для торговых и меновых операций существуют базары. Более значительные в Кази-Кумухе (где собирается нередко до 4,000 человек), в Чохе и Согратле. Попытка учредить базары на Гунибе и в Хунзахе не вызвала много охотников-посетителей. На первых порах, на базарах этих продавались огурцы, куры, яйца; было несколько продавцов с красным товаром и оружием, потерявшим ныне в глазах миролюбивого горца цену, но по отсутствию запроса на предметы предложения, а, в особенности, по неимению мелкой монеты, гунибский и хунзахский базары вскоре прекратились. В настоящее [175] время, когда прежняя неудободостигаемая вершина Гуниба обратилась в городок с порядочным населением военного элемента, чохский и согратлинский базары уступили место гунибскому.

Пример евреев-туземцев, приходящих с красным товаром из Мехтулы и Шамхальства, возбудил и в горцах охоту заняться подобным же промыслом. Получив беспрепятственно отпуска в г. Кубу, Дербент и даже Шемаху, они привозят оттуда: ситец, нанку, бязь, бумажные одеяла, платки, шелковые сырцовые одеяла, и продают их односельцам и соседям, получая за провоз с рубля 25%.

Виноделием туземцы не занимаются; из остающегося от продажи винограда приготовляют хмельной напиток, называемый «джаба», и массу, похожую на мед — «душаб», употребляемую жителями в пищу и, при разведении ее водою, в питье (шербет). Самый лучший по качеству виноград произрастает в сел. Гимрах и Могохе. Некоторые мусульмане, взамен джабы, предпочитают делать из винограда вино, но, чтобы не отступить от буквы шариата, запрещающего им пить непереваренное вино, они, на кувшин обыкновенного виноградного соку, льют ложку или две переваренного, и дело — в шляпе!..

Полакомившийся виноградом из своего собственного сада раньше определенного для снятия его срока, подвергается непременному штрафу, установленному адатом. Заподозренных в нарушении этого постановления наибы сажают в яму, где держат до тех пор, пока не обнаружится некоторою поверкою: ел ли он виноград неспелый, или нет?.. Листья свежего винограда употребляются в пищу: в них завертываются клёцки из сарачинского пшена и варятся в подливке, составленной из воды, с примесью необходимой пропорции курдючего сала и чесноку.

Кроме джабы, горцы приготовляют крепкие напитки: буза или чаа — напиток, охмеляющий порядочно, хотя вкусом похожий на квас. Густая буза, не разведенная водою, называется бокача; из нее составляется напиток, дозволенный религиею, потому что, будучи разведена большою пропорциею воды, она не охмеляет потребителей. Жидкость эта, как полагать должно, по своему количеству воды, носит три названия: андаракай, нахсума и тлимча. Приготовление бокачи совершается по следующему способу: в котел воды крошатся чуреки, спеченные из пшеничной муки в роде блинов (сура); когда вода перекипит, опускается в нее ячменный солод (салат, или тый) и, наконец, из пересушенной в печке пшеницы — мука (коут). [176] Чем большая пропорция солоду, тем бокача бывает крепче. Жители Аварии, сел. Голотль, начали гнать фруктовую водку и продавать ее по 20 коп. за бутылку; но мусульмане, позволяющие себе отступать от запрещений шариата, предпочитают иметь за эту цену хлебную водку, которую именуют арак и сыпирт, и пьют не иначе, как стаканами — невоздержно!..

Шелковичных деревьев мало, и добываемый из них, в малом количестве и низкого качества, шелк-сырец, едва удовлетворяет домашним потребностям хозяек, который все без исключения шьют шелковыми нитками. Приторные ягоды шелковицы (тут), имеющие вид белой и тёмно-красной малины — любимый фрукт туземцев. Разведением табаку жители стали заниматься с прекращением учения мюридизма, навязываемого им бывшими имамами, которые охотнее налегали на исполнение обрядов, предписанных богословами, нежели самим Кораном, несравненно менее стеснявшим жизнь магометан.

В топливе — ощутительный недостаток: есть кое-где сосновые и березовые леса, но далеко не в таком количестве, чтобы они могли на долгое время обеспечить войска и местное население топливом, особенно при совершенно беспорядочной рубке этих лесов; разделить их на участки, рубить их по-очереди, дав первому время отрасти, когда дойдет очередь до вырубки последнего участка, — подобная метода горцам незнакома. Более обширные леса составляют угодья обществ селений: Игали, Чох, Боцада, Гонода, Ратлу-Ахвах, и проч. Сплав леса по реке Кара-Койсу сделался возможен, со взрывом порогов, из Боцадинского и Кулинского лесов — к Гунибу и, по реке Аварское-Койсу, из Ратлу-Ахвахского леса — к с. Голотлю и Кородахскому мосту. Только взрывом порогов и учреждением сплавки, с необходимою постройкою бонн, можно было избежать огромных для казны издержек по заготовлению для войск и управлений топлива и строевого леса для возведенных на Гунибе и около Кородинского моста построек казенных зданий. Один брус, длиною 4–5 саженей и толщиною 4 вершка, доставленный от Темир-Хан-Шуры из Агач-калинского леса — на Гуниб, обходился первоначально 16 руб.; сплавляемый же впоследствии, подобный брус, с поставкою его на Хубитль, стоил не более 4 руб., а на Кородинский мост и того меньше. Идея сплавки лесного материала принадлежит генералу И. Д. Лазареву.

Доставка дров, на коммерческом праве, обходится непомерно дорого: ни один подрядчик, даже в настоящее время, при существовании еще в крае скудных лесов, не согласится [177] доставлять их дешевле 30 руб. сер. за сажень, — на более же отдаленные пункты расположения управлений и гарнизонов, операции этой никто не примет на себя ни за какую цену. Предпринятая генералом Лазаревыми сплавка лесного материала на возможные пункты сократила огромную перевозку, по ограниченности перевозочных средств, весьма трудную для жителей, и, главное, доставила возможность сбережения скудных лесов в других местах края. Независимо от явных выгод, производство сплавки, посредством местных жителей, за определенную им плату, в нравственном отношении весьма полезно для края: мера эта приучает народ к трудолюбию и дает ему понять, что без грабежа и разбоя, сопровождавших быт мюридов, можно честным трудом обеспечить свое существование и быть хорошим, полезным гражданином.

На предложенный мне вопрос (газета «Кавказъ», № 29-й 1860 г.): каким образом гергебильские и другие жители вновь покоренного края, в продолжение многих лет окруженные всеми невыгодами военного положения края, при скудости лесов, довольствовались топливом? — отвечу следующее: не говоря о тех селениях, вблизи которых нет вовсе ни лесов, ни кустарников, где топливом служат кизяки, около многих селений, в том числе и около Гергебиля, есть горы, вершины которых, доступные лишь для привычных ног туземцев, покрыты кустарником и тощею сосною. Добывание там дров для войск и управлений сопряжено с трудом и опасностью — туземец же с эшаком вскарабкается туда свободно. Годовая пропорция дров, заготовляемых жителями для 300 семейств, соответствует почти количеству дров, потребному для батальона; притом, у горцев, которые большею частью довольствуются сухою пищею — кусочком сыра или курдючего сала и лепешкою из кукурузной муки (мучари) или, чтo уже роскошь — из пшеничной, — служат для варения пищи: стебли от кукурузы, бурьян, комок засушеного навоза и даже саман (мякина). Лишь в исключительные дни, для приготовления хинкала — клёцек из пшеничной муки на воде с курдючим салом и чесноком — потребуется хозяйке одно-другое поленце дров — и только! Летом и зимой, в каминах всегда находится большой древесный пень, добытый в лесу хозяином, тлеющийся днем и ночью около недели. Такой огонь поддерживается для того, чтобы иногда, раздув его, погреть руки и достать хозяину и гостю уголек для трубки. Хотя вся публика всегда помещается в кружок около камина, но дверь в комнату со двора весь день бывает отперта. На обязанности хозяек лежит [178] грязное занятие собирания, в поле и по улицам, свежего почти навоза, который они потом, с примесью воды превратив в мягкий комок, налепливают на обращенные к солнцу стены своих домов и конюшен, для просушки.

Месторождения каменного угля — в Гунибском округе, на уроч. Анада-майдан, между сел. Боцадою и Шуляйны, а горючего сланца — близ Кородинского моста; торф, находящийся около Кази-кумухской крепости, на уроч. Турчи-дахе в Аварии, при с. Батлухе и на уроч. Чара-майдане, между хребтами гор Тала-кора и Инчара близ с. Хунзаха, равно и кизяки послужат важным подспорьем для топлива; и, быть может, Авария, с разработкою торфа, будет обеспечена своим собственным горючим материалом. По возложенному генералом Лазаревым на майора Каменева исследованию оказалось, что на Чара-майдане толщина торфяного слоя, начиная с четверти, доходит до одного аршина; по приблизительному вычислению, площадь торфяного болота заключает в себе до 9,000 квад. саженей. Добывание торфа в Кази-кумухском округе имеет самые выгодные для казны результаты, чего нельзя сказать ни о каменном угле, ни о горючем сланце, обходящихся чересчур дорого. Неоднократные опыты над употреблением горючего сланца, для варения пищи, печения хлеба, выжиги извести и кирпича, не привели к окончательному о пользе или бесполезности этого горючего материала заключению, хотя, для опытов над ним, были изобретаемы специалистами и неспециалистами различные печи. Не подлежит сомнению только то, что сланцевый дым, отравляя воздух, имеет вредное влияние на дыхательные органы, а пламя его значительно сокращает срок служения медной и чугунной посуды.

Изменившиеся обстоятельства Дагестана, делая воинственного горца мирным гражданином, сами собою доказали истину, что, при настоящем положении края, вооружение потеряло свое значение, и что тратить деньги и время на покупку и уход за оружием нет надобности. Теперь большая часть жителей совершает свои странствования — с единственным кинжалом на поясе, без ружья, пистолета и шашки. Исподволь привыкая к труду, до 3,000 дагестанцев ежегодно отправляются летом в г. Кизляр и Дербент на заработки.

Жители среднего Дагестана характера вообще не злобного, без особенного фанатизма религиозны и весьма склонны к повиновению; испытав деспотизм имамов и их сановников, они умеют ценить кроткое и разумное управление русских офицеров. Число преступлений не может служить ни мерилом, [179] ни упреком нравственности народа, потому что убийство по кровомщению (канлу — vendetta) между мусульманами, по духу их религии не считается преступным, а воровство, по народным тенденциям, есть скорее признак удальства и ловкости, нежели порок. В последнее время, влияние людей образованных заметно изменило эти понятия и смягчило нравы. Реформы, постепенно вводимые управлениями вновь покоренного края, значительно уменьшили преступления. Постановление, чтобы, в случае неоткрытия виновных в грабеже, убийстве, воровстве и т. п. преступлениях, ответственность падала на целое общество того селения, в котором, или вблизи которого случилось происшествие — послужило действительным средством к прекращению преступлений, которые сами жители, в видах соблюдения своих интересов, стали преследовать, отказываясь скрывать грабителей, убийц и воров. Дела об убийцах и поранениях, по кровомщениям, большею частью решаются по адату, который, с падением шариата, возвратил себе силу закона; впрочем, за вторичное совершение убийства по кровомщению, подобно как за убийство с целью грабежа, виновные судятся по русским уголовным законам. То же наблюдается и по политическим преступлениям.

При каждом окружном управлении имеется народный суд (диван), для гласного разбора жалоб и тяжебных дел между жителями и решения спорных дел: по бракосочетаниям, разводам, наследствам, завещаниям и опекам над сиротами, по шариату, т. е., по правилам духовным, и для решения других дел гражданских — по адату, т. е., по обычаю. К разбору и решению дел суд приступает только после совета примириться (маслягат). В штате суда, в котором окружной начальник, или его помощник бывает председателем, по выбору обществ на двухгодичный срок, назначаются: окружной кадий и от каждого наибства по одному гласному, иди депутату, из числа почетнейших, пользующихся общим доверием избирателей-сограждан. Два переводчика, письменный и словесный, определяются к должностям по выбору начальства. Годовое денежное содержание, определенное от казны чинам суда, следующее: кадию или мулле 300, депутатам и письменному переводчику по 250, и словесному переводчику 100 р. с. Содержание, сообразно с образом жизни получателей, весьма достаточное! Для решения подлежащих разбору этого суда дел, собраны к руководству сведения о существующих в каждом обществе, по преданиям, адатах, и внесены в книгу, хранящуюся при управлении, вместе с книгою, [180] для записывания последовавших решений. В последнюю из них вносятся: на одной странице — сущность предъявленной жалобы, или иска, а на другой — последовавшее по ним решение, с которого копия выдается стороне, выигравшей дело; затем имена истца и ответчика вносятся в особую алфавитную книгу. Так как местные обычаи, большею частью, несовременны и нелепы, то окружные начальники нередко решают жалобы и спорные дела по внутреннему убеждению; подобными решениями жители остаются довольны, и, впоследствии, решения эти имеют силу адата, принимаемого к руководству.

Все, постановляемые в суде, по жалобам и искам жителей решения, записываются письмоводителем в подлежащие книги, или настольные журналы, и скрепляются подписями: истца, ответчика, свидетелей, председателя и тех членов суда, которые лично участвовали в решении дела. Правило это введено потому, что жители Дагестана, как и все мусульмане, имеют привычку, особенно при перемене начальников, возобновлять жалобы, давно решенные.

При управлениях и судах служат, с большою пользою, военные переводчики из уроженцев Земли Войска Донского, воспитанники ново-черкасской школы восточных языков; они во всех отношениях стоят далеко выше большей части их переводчиков из туземцев Кавказа, которых г. Вердеревский, в сочинении своем «Плен у Шамиля», назвал органами правительства.

Каждая возникшая жалоба или тяжба поступает первоначально на обсуждение и решение джамаата — общества сельских старшин и почетных стариков; если они сами не успеют примирить тяжущихся, тяжущиеся стороны остаются недовольны их решением, или, если дело переходить за рамку их власти, то жалоба переносится во вторую инстанцию — к наибу, и затем, если и от последнего тяжущиеся встретят неправильность разбора, то поступает на апелляцию в окружной суд, где оно утверждается, или кассируется. Решения, постановляемые по разным делам, подлежащим разбору наибов, и записываемые в имеющуюся у них на этот предмет шнуровую книгу, контролируются в окружном суде; таким же порядком решения окружного суда подлежат контролю высшей инстанции — областного народного суда.

Наказания за преступления и проступки и штрафы, определенные древним адатом — не везде одинаковы. Приведу в пример адат части Араканского, в Гунибском округе, наибства.

1) За убийство: все семейство убийцы подвергается [181] кровомщению, выходит в канлу (vendetta). В течение трех лет движимое имущество этого семейства, при возможных случаях, конфискуется родными убитого. В штраф поступает 1 бык и на саван убитому — 1 лошадь. По истечении срока изгнания, с уплатою условленной суммы, может состояться примирение, причем, возвратившееся на родину семейство обязано сделать угощение родственникам и друзьям убитого, на 50 человек. Убийца в родное село никогда не возвращается. Древний обычай этот, постепенно смягчаясь, заменился следующим правилом, действующим одинаково во всех обществах среднего Дагестана: убийца лично выходит в изгнание и объявляется предметом кровомщения, — между обоими, вступившими во вражду семействами, производится сходка (беты-гюрсетмага), и затем следует окончательное примирение и возврат убийцы на родину, при обстоятельствах, которые определяются в данном случае.

2) За сильное поранение при драках: раненому 2 быка, туземному лекарю (хакиму) 1 бык, и продовольствие им обоим до излечения раны. Штрафу — 1 бык. За легкое поранение: раненому 1 баран и 2 сабы пшеницы, содержание лекарю и штрафу — 1 бык.

3) За соблазн девицы, обвиненный выходит в канлу на год; после этого срока, совершается примирение посредством бракосочетания, или уплаты денег по условию, и угощение на 50 человек. За соблазн вдовы — канлу на 3 месяца и такое же угощение при условленном примирении; штрафу в обоих случаях по 1 быку. Пойманный или заподозренный в преступной связи с замужней женщиною мужчина в канлу не выходит, но обязан примириться, по условию, с неизбежным угощением и заплатить штрафу 3 быка. В некоторых обществах подвергались подобным наказаниям только женщины.

4) За уличенное воровство, кроме удовлетворения обиженного, штрафу 3 быка, а с остающихся в сильном подозрении — 1 бык. Адат этот заменился телесным наказанием, арестом с употреблением на работы, и за неоднократное воровство — ссылкою во внутрь России или на срок, или навсегда. За воровство, неимевшее последствием ссылки, виновный взносит штраф от 8 до 20 р., смотря по стоимости украденного.

5) За драку палками, камнями и вмешательство в драку и ссору — штрафу 1 бык.

6) За нехождение по пятницам в мечеть — штрафу, в пользу мечети, 1 саба пшеницы, и с неделающего намазов, в пользу наиба — 1 руб. Обычай этот, учрежденный во время [182] мюридизма, не соблюдается, потому что наибу, в видах личного интереса, не трудно было бы обвинять жителей в неделании намазов.

При взыскании штрафов, предъявленный виновным бык, какого бы он качества ни был, ценится в 8 руб.; от виновного зависит внести штраф натурою, или деньгами, вследствие чего он, купив какого-нибудь одра за 3–4 р., презентует его гг. судьям. Часть штрафных быков поступала, по древнему адату, в пользу сельских обществ; мясо с быков разделялось по числу дворов, кожа принадлежала картам (род сотских), а одна ляшка доставалась тому, кто резал быка; само собою разумеется, что большею частью штрафов пользовались наибы. Только после падения имаматской иерархии, наибам даны от наших управлений особые шнуровые книги, для записывания взыскиваемых штрафов, и штрафные деньги получили правильное распределение, именно: в пособие жителям, занимающим должности в сельской управе без жалованья, и на общественные потребности: устройство мостов, проведение проселочных дорог, и т. п.

Кроме штрафов, о которых говорилось выше, взыскиваются штрафы: за потраву полей, лугов и огородов, и за похищение, из общественной водопроводной канавы, воды, разделяемой между жителями, для орошения их посевов, с соблюдением очереди. По поводу этих штрафов, один из моих знакомых попался в просак. Временно управляя одним мусульманским населением и живя в деревне, он каждое почти утро, просыпаясь и заглядывая в окошко, видел двух-трех быков, привязанных к балкону своего дома. По справкам оказалось, что это были быки, взятые в штраф, выкуп за которых, по адату, должен составлять экстраординарный фонд правителя!.. Около полудня, являлась к моему знакомому целая толпа хозяев, а чаще хозяек с детьми, с просьбами, сопровождаемыми плачем и челобитьем о прощении вины, уменьшении пени и возвращении быка. Весь сконфуженный таким скандальным обычаем, и считая неприличным званию русского штаб-офицера публично торговаться и наживать подобным образом деньги, мой знакомый всегда приказывал возвращать быков хозяевам, прося их напред не оставлять скотины без присмотра и не прорывать ночью водопроводной канавы. В течение четырех месяцев, было отпущено таким образом около 20 быков. При выезде на другую должность, явились к моему знакомому четыре чауша (десятника).

— Предместник ваш — сказал один из них — [183] определил нам из числа доставленных в штраф быков — десятого быка...

— Ну так что же из этого? — спросил мой знакомец, не догадываясь в чем дело.

— Мы доставили вам 20 быков, поэтому нам приходится на долю два быка... или 12 рублей.

— Разве вам неизвестно, что я всегда возвращал быков хозяевам и не взял штрафов ни копейки?

— Это ваша начальническая воля, а нам бедным людям получить свою часть следует!

Пожав плечами, знакомец мои бросил им из своего кошелька 8 рублей, не отдавая достальных за то, что эти же самые чауши всегда бывали усердными, по привычке мусульман, ходатаями — пощадить виновных односельцев, которые, вероятно, не оставляли их без благодарности.

Во время мюридизма, замеченные в неоднократных преступлениях жители, по власти, которою пользовались наибы, подвергались смертной казни, лишению членов и другим истязаниям; оставшееся после казненного имущество поступало в их пользу, и только впоследствии часть имущества оставляема была детям казненного. Тело убитого за преступление жителя, привязанное к позорному столбу, или брошенное с кручи в овраг, оставалось без погребения. За побег к нам горцев, имение перебежчиков конфисковалось в пользу казначейства имамата и карманов его сановников. При таком порядке управления, чем больше было преступлений и преступников, тем это было выгоднее для правителей.

Даваемая мусульманами присяга, по следственным делам и другим случаям, не может быть всегда доказательною, во-первых потому, что присяга в деле против христиан, по убеждению фанатиков, считается действием вынужденным, и нарушение ее в пользу своих единоверцев не грешно, а во-вторых, что шариат научает их к каждой присяги неупустительно оговорить: «если это Богу угодно»; или: «если Бог позволит»; так что присягавший, после присяги, показав ложно, легко может сослаться, что Богу было так угодно! В книги законоведения мусульман: «Мингач», с толкованием «Маали», находятся примеры, как амириль-муминины, т. е., современники Магомета, правильно решали споры между христианами и мусульманами; но примерам этим дагестанские алимы не следуют (В 5-й главе Корана, стих 91-й говорит, мусульманам: «Очищением ваших нарушенных обещаний, когда вы поклялись, будет пища десяти бедным, или освобождение невольника. Кто не в состоянии исполнить этого возмездия, будет три дня поститься». После этого можно судить о достоинстве каждой исполненной мусульманином присяги.). [184]

Мясо скотины и птицы, зарезанной рукою христианина, мусульмане не едят, считая его пищею нечистою и запрещенною Кораном (харам); мясо тех же самых животных, зарезанных мусульманином, начавшим дело возгласом: «Бис милля рахман иррагим», т. е., во имя Бога всемогущего и милосердого — с соблюдением обряда, чтобы голова убиваемого животного была обращена к Мекке, считается пищею дозволенною (халяль), подобно тому, как у евреев есть мясо трефное и кошерное. Поэтому, все служащие по управлениям мусульманами русские офицеры, имея каждый день за своим столом гостей-мусульман, приготовляют кушанья из мяса скотины, зарезанной правоверною рукою и никогда не допускают в свое меню — свинины.

После покорения Дагестана, нищих обоего пола, особенно в Гунибском и Аварском округах, было множество; вдовы и сироты, мужья и отцы которых пали в прежних против войск наших делах, или были казнены наибами, увеличивали их число. Некоторые из них, почти умирая от голода, вымаливали у солдат наших кусок черного хлеба, или сухаря! Ощутительный недостаток продовольствия у жителей, в 1859 году и в начале последующего года, произошел оттого, что Шамиль, в последнее время своего владычества, отвлекая население для построек укреплений и оборонительных стен, по всевозможным направлениям, и содержа почти постоянно в сборе ополчение, не давал жителям времени заняться хлебопашеством, даже в таком размере, чтобы обеспечить их существование на один год. В самое рабочее время — время посевов, покосов и уборки хлебов, дозволяемо было увольнять от похода на 20 дворов одного мужчину, который был обязан работать в поле для каждого двора поочередно, вместе с женщинами, оставшимися полными хозяйками этих дворов. Одним словом, Шамиль усердно придерживался буквы Корана, в котором пророк Магомет говорит: «собирай около себя массы войск и будь осторожен!» Помощь, оказанная правительством бедным жителям среднего Дагестана выдачею им 2,000 четвертей ржаной муки, выпуск в этом крае огромной суммы денег за произведенную жителями перевозку провианта для войск, содержание, отпускаемое милиционерам, сформированным из местного населения и, наконец, щедрая плата [185] за малейшую услугу — все это дало горцам возможность мало по малу поправиться и привести в порядок свои расстроенные дела.

На урочище Улли, Араканского наибства, вблизи наших укреплений Ходжал-махи и Аймаки, была построена, с разрешения Шамиля, на самой выгодной для обороны скале Гергебильского ущелья, крепость: Улли-кала (уллинская крепость, переименованная нами в Уллу-кала — большая крепость). Сдача этой важнейшей в Дагестане имамской крепости генералу Лазареву гергебильскими жителями без боя, последовала 24-го июля 1859 года. Стены Улли-калы, по распоряжению начальства разбросанные, опрокинуты, в марте месяце 1860 года, в окружающую их пропасть и реку. Такой же участи подверглись укрепления в селениях Чохе, Ирибе и оборонительные стены в разных пунктах Дагестана. Сложенные из камня на глине прочно, аккуратно, окружавшие 300 дворов, стены Улли-калы, имели 4 въездных ворот, шириною и вышиною в две с седоками лошади. Ворота были защищаемы бастионами и бойницами и вооружены девятью орудиями; коробки, створчатые массивные двери, с крепкими железными засовами, перемычки над воротами и бойницами — все это построено было из ореховых, грушевых, яблочных и тутовых деревьев, срубленных в окружавших разоренный Гергебиль садах. Скалистая, бугроватая и тесная местность Улли-калы, трудность доставки воды из Кази-кумухского Койсу, реки, омывающей северную подошву Улли, страшный холод зимой, нестерпимый зной и пыль от известкового грунта летом, — до того прискучили жителям, что они, по разрешению начальства, перенесли свои усадьбы и основали селение на платo, по соседству с прежнею своею оседлостью, находящеюся от урочища Улли в версте расстояния, у самого входа в Аймакинское ущелье. Новое селение Гергебиль имеет совершенно отличительный от других селений Дагестана характер: в нем несколько правильные улицы, простор и изобилие воды, фруктовые сады, и водяные мельницы под рукою. Жители с удовольствием приняли предложенный и начерченный нами план распределения усадьб, так что, в сравнении с другими селениями, Гергебиль — городок! Гергебильские женщины, прежде слывшие красавицами, с перемещением в Улли потеряли свою красу, — ныне, возвратясь на старое пепелище, они надеются восстановить и прежнюю свою славу. Горцы веруют, что в тех селениях, около которых протекает река с песчаными берегами, народ бывает красивый. Гергебильцы, в свою очередь, фаталисты, поселяясь около песчаного берега реки, рассчитывают и на [186] физическую метаморфозу в пользу своей красоты и на благодать будущей спокойной жизни, без военных тревог, газавата и кровопролития. Последняя надежда их основывается на известном в горах поверье, предсказывающем: «что если Кавказ, от берегов Черного до Каспийского моря, подпадет под владычество одного царя, то в нем навсегда водворится мир и спокойствие».

Дороги в среднем Дагестане были ужасны; колесных дорог вовсе не было. Все перевозки производились на вьючных лошадях и на эшаках, привыкших везти вьюк по опасным тропинкам, имевшим очень крутые спуски и подъемы, проложенным зигзагами по каменистой отвесной почти горе, у подошвы которой, саженей 50 вниз, бушует река, переворачивая на своем дне огромные камни! На подобных тропинках, разъединенных после обрыва куска скалы, встречаются переправы; горец понатыкает в стенки, имевшие всегда расщелины, кольев, перекинет четыре балки, разместит их на 1/4 аршина друг от друга, поверх балок накладет больших плоских камней, заровняет мелкими, и воздушный, трепещущий мост — готов. Во время oно, из Гергебиля на Гуниб, через Салтинскую щель, которую прорезывает Кара-койсу, были две подобные тропинки: одна из них с воздушными кривыми мостиками, другая — без мостиков; первая вела на Гуниб кратчайшим путем, вторая, объездом, имела около 3 верст больше. Ныне проведенная казенная дорога, соединяющая укрепление Темир-Хан-Шуру, уроч. Дашлагар, Кази-Кумухский и Даргинский округи с Гунибским и Аварским, несмотря на то, что она проведена по гористым и прежде недоступным местностям, так хороша и удобна, что по ней везде усиленным аллюром можно ездить в экипажах, редко прибегая к пособию тормозов. Жители среднего Дагестана, добровольно, за умеренную плату, способствовали устройству мостов и проселочных дорог, мечтая о скорой возможности — окончательно обзавестись арбами и тем улучшить местные перевозочные средства; они поняли расчет, что одна арба, с тяжестью 25 пудов, заменит им 8 эшаков, для ухода за которыми в пути, присмотра за вьюками и неизбежного подталкивания этих полезных, но до невероятия ленивых тружеников, необходимо иметь два человека, тогда как с арбою в два быка, даже с двумя арбами легко справиться одному погонщику. Для возбуждения ретивости в эшаках, большая часть хозяев нарочно делает раны по обеим сторонам хвоста этого бедного животного; нахвостник, оконечности [187] которого привязаны к поперечной палочке, сам собою, при каждом шагу ударяя в раны, подгоняет упрямого ленивца!

Пример общей деятельности в крае заразителен, — женщины-лезгинки, в свою очередь, усердно хлопочут о наседках и огородах, рассчитывая ныне на хороший сбыт: цыплят, кур, яиц, огурцов и пр. Одни только мальчишки, не принимая участия в трудах родителей, беззаботно бегая по улицам, резвятся, или же, собравшись в кружок на площадке, отплясывают лезгинку под звуки гармоники, привезенной им из города в нескольких экземплярах в подарок. Во времена мюридского управления, однажды разнесся слух, что где-то в Дагестане из яйца, бывшего под наседкою, вылупилась ядовитейшая змея, вследствие чего, по разумному повелению властей, все курицы были перерезаны! После усиленных просьб и ходатайств, разрешено было держать хозяевам по одной курице и на два двора — одного петуха, с определением штрафа за увеличение, против нормы, куриного населения! Эта штука, вероятно, была придумана корыстолюбивыми наибами, ради предлога подвергать хозяек штрафам.

На переселочной дороге от Кородинского моста, через с. Готоч в Гуниб, встречается весьма замечательная, на протяжении до 100 саженей, расселина — естественный тоннель, пробитый течением воды; вышина его, с отверстием, наверху в сажень, в промежутке которого живописно лежат два каменные шара, как бы угрожающие ежеминутным падением, простирается до 20 саженей. Русло речки, с дорогою и с естественными нишами в боковых каменных стенах, имеет ширины до 4 саженей. Все проезжающие считают интересным, вступив вовнутрь тоннеля, потешиться необыкновенным гулом выстрелов из пистолета и резонансом разговора и песен. При выезде из этого естественного тоннеля к месту рождения каменного угля, представляется дивное явление изобретательности и ловкости горцев: на совершенно отвесной песчаной скале, в отверстиях, находящихся на высоте 40 саженей, дикие пчелы кладут мед. Смельчаки-горцы, понатыкав в отверстия прутики, длиною с аршин и толщиною не более вершка в диаметре, с продольными палочками в роде перил, смастерили как бы прилепленную к горе лестницу, достигающую импровизованных ульев, нисколько не заботясь о том, что прогулка, по подобной воздушной и нежной лестнице, сопряжена с риском сломить шею!

Радостная встреча (шадлых) возвращавшихся партий, после удачного набега на неприятельские местности, изъявлялась [188] выстрелами из ружей и пистолетов; таким же образом устраивается встреча приезжим в селение начальствующим лицам. Для этого все мужское общество выходит к въездным воротам, с хлебом-солью, с музыкою, песнями, пальбою и криком «ура!» По флангам этой неранжированной группы располагается, с одним или двумя разноцветными значками, местная кавалерия, составленная из жителей, обязанных нести конную службу. Желая не быть чуждыми церемонии, деревенские мальчишки, сделав себе значок нередко из листа писчей бумаги, пристраиваются на левый фланг, имея в своих рядах, для увеселения, двух-трех плясунов, переодетых в вывороченные шубы, с черными из войлока масками на лицах и рогами на голове (даммайляр). В минуту въезда в ворота селения, режется жертва (курбан) — бык, или баран, преклоненный к стопам встречаемого лица. Муллы и алимы приветствуют гостя сладкими словами, а муталимы — ученики при мечетях, вручают поздравительный с приездом адрес, который всегда и везде составляется на одну тему одним из грамотеев. Подобная встреча обходится посетителю не дешево, потому что, за все эти не без задней мысли почести, нужно отблагодарить таровато. Зарезанная жертва разделяется между всадниками, состоящими на постоянной службе при начальнике; всадники эти носят местное название начальнических нукеров, и выбираются из лучших людей милиции, состоящих на казенном жалованье. Квартира почетного гостя наполняется публикою; некоторые жители предъявляют ему в подарок (пешкешь) пару свежих огурцов, тарелку груш, винограду, абрикос и других фруктов; за эти приношения, по адату, нужно положить на тарелку монету, по крайней мере вдвое стоимости подарка. Каждый почти горец, получивший от вас в подарок золотую, или серебрянную вещицу, прежде, нежели поблагодарить, взвешивает ее на руке и осведомляется, без церемонии, о цене подарка. Отъезжая из селения, никогда не следует забывать подарить что-нибудь хозяйке квартиры, а иногда, в доказательство веротерпимости, пожертвовать несколько рублей в пользу местной мечети. Гостям у ханов — постель (орум) приготовляет горничная (кара-ваш, правильнее — раба). Встав утром с своего ложа, из деликатности, нужно положить под подушку монету, в виде вознаграждения трудов горничной. Впрочем, неисполнившего этого обычая никогда не преследуют докучливыми напоминаниями.

По случаю обыкновения — приносить в подарок фрукты, произошло однажды следующее: в сел. Гергебиль приехал [189] генерал; местный обыватель Гусейн, бывший наиб мюридской иерархии, принес ему тарелку свежих огурцов, и на тарелке появился червонец; через несколько минут Гусейн опять явился с тарелкою груш, — на тарелку брякнул серебрянный рубль. Разлакомившийся на деньги горец помчался домой и вновь явился с тарелкою, на которой помещалась отваренная курица. Тут уже генерал заметил ему, что он наглым образом злоупотребляет адатом.

Память умерших, безразлично, пользуется у горцев большим уважением, и в этом случае незаметно религиозной нетерпимости! Доказательством может служить то, что, по соседству их кладбищ, вы часто увидите деревянные кресты, поставленные на могилах русских солдат. Кресты эти стоят неприкосновенно, обращенные лицом к памятникам правоверных мусульман!

Простые горцы вообще очень склонны к лести, искательству, и все свои мнения подчиняют взгляду своего старшего (уллусы), считая последнее долгом деликатности. Скажите им с веселым довольным видом: «Неправда ли, какое прекрасное место, например — Аджаба-кала?» они все хором вам ответят, что лучшего места нет на свете; поверните же вопрос в другую сторону и с досадою отзовитесь, что жизнь в Аджабе-кале отвратительна, они также хором подтвердят, что хуже места «дунияде-иохтур» нет на свете! Начальнику, предполагавшему сделать набег на неприятельскую страну, нужно иметь сноровку, как расспрашивать горцев о путях сообщения.

Горский рогатый скот и лошади — породы мелкой; однако, здешние жители на своих малых лошадках делают неимоверно трудные и длинные, с небольшим отдыхом, переезды; промчаться в сутки 90–100 верст, усиленными аллюрами, для кавказца-кавалериста, не редкость: отдохнешь сутки-другие, и опять на коня! Лошадей кормят здесь ячменем, но эта роскошь достается им только дома, в поездках же на два-три дня, они пощиплют травки, иногда дубовых листьев и — сыты! Цены на рогатый скот и лошадей, относительно их породы, довольно высоки; породистых лошадей достать трудно: офицеры покупают их из Кабарды и Карабаха. Лысую, или белоногую лошадь можно всегда купить за более сходную цену, потому что туземцы не любят ездить на коне, приметы которого предвещают, будто бы, что жена седока опозорит его брачное ложе!.. Если при переправе через реку лошадь остановится для естественной надобности, то это считается дурным, для хозяина, предзнаменованием; гарантируя себя [190] от неблагоприятных казусов, он тот час променивает с товарищем или самую лошадь, или что-нибудь из сбруи — уздечку, подпругу и т. подобное. Ехавший на кобылице подвергается насмешкам; только муллы и глубокоученые алимы от них избавлены.

Коновалов по профессии нет — лошадей лечат знахари. У лошадей, потерявших свободное дыхание и храпевших при галопе, искусно вырезываются простым ножиком из ноздрей нараставшие внутри их хрящи (циль); если же у лошади чешется хвост, то вырезывается снизу репицы какая-то сухая жилка (тамур) или же вбивается медный гвоздочик в оконечность репицы, первоначально слегка прорезанной накрест. Вторая из этих операций довольно рискована: неискусный знахарь вырежет, вместо сухой, артерию, и лошадь погибла! Кровопускания производятся очень ловко, нередко с помощью самых грубых инструментов, которым подивились бы наши ветеринары. У лошадей иногда появляется опухоль живота; подобный случай был с моею верховою лошадью; когда все средства и лекарства, употребляемые нашими коновалами и мусульманскими знахарями оказались недействительными, то нукер мой, строгий блюститель интересов своего господина, обратился к искусству местной Сивиллы. Отвратительная старуха принялась за дело: сначала она нашептывала какие-то заветные слова, обходя кругом лошади три раза, потом проколов шилом под животом кожу в двух почти рядом местах, проткнула туда палочку, называемую ею: «еман-чуб». Дерево это может быть заменено палочкою из числа тех, которые всегда находятся между сухою гвоздикою (мыхек), продаваемою в лавках. Из отверстий, проткнутых палочкою, полилась грязная материя — и лошадь выздоровела. Лекарка уверяла положительно, что лошадь сглазили (гиоз-тый-ган).

Лошадиные подковы, в форме подошвы копыта, делаемые из вытянутого, немногим толще листовой жести, железа, с небольшим по середине отверстием и боковыми, кругом наружных стен, к земле загибами, прибиваются шестью гвоздями, головки которых — столбиками, вместе с загнутыми стенками подковы, заменяют отсутствие шипов. Стан этих легких подков, с оковкою, стоит 40 коп. сер. У каждого почти всадника-горца есть в сумках молоточек (чокуш) а под ножнами кинжала острый ножик, служащий и бритвою, и столовым ножом, и ножом для расчистки копыт; с помощью этих инструментов он очень искусно и скоро, без содействия кузнеца, подковывает своего коня, а нередко даже и эаковывает!.. Не имеющему под рукою молотка служит [191] вместо него простой камень. Конечно, при подобной спешной оковке нельзя ручаться за ее прочность. Для расчистки подошвы копыта, пригонки и прибивки подков, нога у лошади поднимается, после чего, поставив эту ногу на камень, поднимают другую ногу, а у стоявшей на камне закрепляют гвозди, загибая концы их вниз. Затем, обрезка копыта заканчивает дело оковки.

Жители среднего Дагестана стали поступать, для излечения болезней, в наши госпитали и лазареты, но преимущественнее с сифилитическою болезнью и чахоткою в высшей степени. Судя по примеру населения плоскости, можно полагать, что они допустят и оспопрививание, увидев в нем явную пользу.

Мусульмане Дагестана имеют огромную арабскую книгу, под заглавием: «Харидатуль-эджаиб», то есть, сумка чудесного, в которой, между прочим, описываются целебные свойства, заключающиеся в камнях, деревьях и разных животных. Так, например, они верят следующему описанию:

а) Асват (черный камень) и добытая из него, посредством рашпиля, мякоть, белого цвета, служит противоядием от жидких, а желтого — от всех густых ядов.

б) Хатаф (камень, находящийся в гнезде ласточки) белый исцеляет головную боль, а красный — укрепляет нервы, прогоняет печаль и страх.

в) Раха (мельничный камень-жернов): если частичку нижнего камня будет носить при себе женщина, подверженная выкидышам, то может разрешаться от бремени благополучно.

г) Хаят (змеиный камень, находящийся в голове змеи в форме пули), носимый на теле, избавляет от уязвления змей, останавливает всякое ненормальное кровотечение и укрепляет мысли; носимый же на шее — исцеляет головную боль.

д) Алмазад (алмаз): войти с ним к раненому все равно, что дать ему яду.

е) Джудхаджат (куриный камень, находящейся у них в желудке): если положить его на больную голову — боль исчезает, а если под подушку младенца, то он не будет во сне вздрагивать; ношение постоянно при себе этого камня укрепляет нервы, и т. д.

Суеверие жителей Дагестана доходит до смешного: они, под влиянием толкований алимов, верят всем симпатическим лечениям, всему, что написано в старых книгах. Бесплодных женщин туземные знахарки отвозят на старое кладбище и, после совершения намаза, делают там над ними какие-то нашептывания и ощупывания, потом, возвратясь домой, сажают [192] на несколько часов своих пациенток на решетчатый табурет, под которым в жаровне (мангале) курятся разные травы.

В Аварском округе, между селением Голотль и уроч. Заи, есть развалины древнего храма, по преданиям, христианского; к сожалению, бывшие на нем надписи стерты или временем, или руками невежд. Говорят, будто бы на дверной плите храма было вырезано имя «Александр» или «Алескендер», но за достоверность этого показания ручаться, конечно, нельзя. Около 18-ти лет тому назад, беглые с линии раскольники в числе семи человек, пожелав вести жизнь отшельническую, с разрешения Шамиля, поселились в этом храме и поставили в нем свои образа. Жители сел. Нитты, которым вероятно не нравилось соседство пришлецов-гяуров, подозревая, что они открыли в стенах храма клад, допытывались, содержали их в яме без пищи и, наконец, после других истязаний, всех умертвили. Шамиль строго взыскал за это самоуправство: с зачинщика была снята голова, а с остальных участников он взял в штраф по 70 р. сер. за каждого убитого раскольника...