АДЫЛЬ-ГИРЕЙ КЕШЕВ

(КАЛАМБИЙ)

ЗАПИСКИ ЧЕРКЕСА

О НЕЗАМЕТНОМ ВЫМИРАНИИ ГОРСКИХ ПЕСЕН И ПРЕДАНИЙ

Наши кавказские горцы, как и вообще все народы, не выработавшие самостоятельной письменности, удовлетворяли свои невзыскательные умственные потребности запасом изустных преданий и песен, переходивших от поколения к поколению, вместе с другими предковскими заветами. Пока каждое племя жило отдельною, самостоятельною жизнью, оно дорожило этими скудными остатками народного творчества, потому что находило в них источник для знакомства со своим прошлым и в то же время пример и науку для настоящего. Но едва только рушилась цельность раз установившегося племенного быта, произведения народного ума начали утрачивать прежнее свое значение, ибо народу, озабоченному вопросом о своем существовании, некогда уже было думать о песнях и рассказах. Люди, знакомые с горцами, могли заметить у них подобное явление со времени переселения части туземцев в Турцию. Последовавшие затем преобразования в быту горцев, подорвав в корне все основания в начале народной жизни, заставили народ окончательно забыть о скудном умственном завещании его предков, так что в настоящее время можно сказать — горцы совсем перестали петь и рассказывать, по крайней мере, как бывало это прежде. А нельзя не пожалеть об этом. Мы вообще очень мало сделали до сих пор в деле изучения прошлой жизни кавказских племен и потому не должны бы дать погибнуть бесследно единственным памятникам этой жизни — народным сказаниям и песням. Если справедливо вообще мнение, что без знания прошлого нельзя составить себе верного памятника о настоящем, что даже с чисто практической точки зрения (не говоря уже о научном интересе), подобное равнодушие к горской старине является совершенно неизвинительным, ведь приносятся известные материальные и иные жертвы для достижения и не столь важных по своим последствиям целей, какою по справедливости нельзя не признать возможно основательное изучение кавказских племен в историческом, этнографическом, лингвистическом и т. п. отношений. [260]

Между тем у нас до сих пор не было сделано ни официальным, ни частным образом сколько-нибудь серьезной попытки с целью собственно собирания на месте сохранившихся у различных племен Кавказа песен и сказаний. Единственным в этом роде предприятием можно считать еще «Сборник сведений о кавказских горцах» ⁸³, о котором не раз уже говорено в нашей газете, если бы только он не ограничивался печатанием того, что поступает со стороны и нашел бы, вместе с тем, возможность рассылать сведущих людей для собирания материала во все места, снабдивши их надлежащими инструкциями, как и что записывать. Кроме того, в силу самого своего происхождения, издание это поставлено в такие условия, что рассчитывать ему на сколько-нибудь значительный круг читателей, — хотя бы, например, такой круг, при котором мыслимо было бы печатание в нем более или менее самостоятельных исследований горского быта, — совершенно невозможно. А других изданий, периодических или повременных, которые бы приняли радушно не только какие-нибудь сухие лингвистические изыскания о горских языках, но даже общедоступные и, пожалуй, не лишенные интереса для многих описаний из горского быта — в настоящее время, сколько нам известно, — нет в целой России. И это совершенно понятно: издания эти печатают только то, что в данную минуту может интересовать их, читателей, а большинству читателей, успевшему ознакомиться с Кавказом по прежним описаниям, нет никакой надобности изучать быт каких-нибудь кавказских горцев, когда можно читать романы Шпиль-гагена ⁸⁴ и подобных ему иностранных и отечественных авторов. Чтобы слова наши не показались голословными, укажем на то, что в наших литературных журналах, имеющих более или менее обширный круг читателей, за последние 3 — 4 года не появилось ни одной сколько-нибудь заметной статьи, касающейся Кавказа, а единственное в этом роде сочинение г. Дубровина «Адыге» (черкесы) помещено в специальном органе военного министерства ⁸⁵, тогда как ему скорее следовало бы появиться в каком-нибудь из более распространенных журналов. Вывод из всего этого представляется сам собою: хотя у нас существуют и литературные журналы и специально-научные издания; тем не менее, однако, лицам, которые вздумали бы посвятить несколько лет своей жизни разработке какой бы то ни было стороны горского быта, грозит печальная участь — остаться самим единственными созерцателями своих трудов, потому что едва ли найдется настолько наивный издатель, который бы решился рискнуть своим капиталом, взяв на себя печатание подобных трудов; ввиду этого нельзя, само собой разумеется, удивляться тому, что у нас вообще мало еще людей, имеющих желание и возможность предаться изучению истории и этнографии Кавказа (не говорим уже об [261] языках, хотя практическое знание их для служащих на Кавказе было бы несравненно полезнее, чем переливание из пустого в порожнее на французском диалекте).

Кому в самом деле придет охота терять время и труд на заведомо бесплодное предприятие? Разве уже какому-нибудь чудаку, для которого собственное сознание исполненного долга заменяет все мирские блага, но таких исключительных субъектов в наше практическое время можно поискать со свечой; большинство же современных деятелей науки и литературы, как известно, весьма сведущи в политической экономии и не любят работать ради одного удовольствия.

Можно бы, конечно, приискать множество оправданий такому положению научно-литературного дела по отношению к Кавказу, но вопрос не в оправданиях, так как здесь никто и не обвиняется, а в том, как помочь самому делу. Ведь если невозможно приняться за что-нибудь в обширных размерах, из этого вовсе не следует, что нужно совсем отказаться от дела. Напротив, практика и здравый смысл предписывают примиряться с малым, когда нельзя рассчитывать на великое, — словом, лучше сделать хоть что-нибудь, чем ничего не делать. Например, допустим, что у нас найдутся люди, имеющие желание и возможность посвятить часть досужего своего времени собранию и обработке сведений о наших горцах, сношения с которыми, кстати, с каждым днем становятся чаще и теснее и что они будут стремиться к невозможному, т. е. к тому, чтобы сразу прославиться и зашибить деньгу, а зададутся более скромной задачей — принести посильную пользу ближнему и вместе с тем доставить себе удовольствие занятием, никому не вредящим, а напротив, могущим, пожалуй, кому-нибудь послужить и в пользу. Что мешает таким людям, не подвергая себя различным мытарствам и напрасным унижениям, неизбежным при сношениях с промышленниками-издателями, помещать свои труды хотя бы в местных губернских ведомостях, имея, разумеется, при этом в виду не полное вознаграждение за свой труд (на которые такие издания не могут быть щедры), а скорее для того, чтобы труды эти не пропали совершенно бесследно, что всего печальнее для произведений ума, без различия их относительного достоинства. По крайней мере, мы думаем, что наши «Терские ведомости», поставившие себе задачей, между прочим, посильное собирание и разработку этнографических, исторических и других сведений, касающихся не только одной области, но и вообще горского населения Кавказа (мало чем отличающегося вообще друг от друга), охотно приняли бы всякий труд, в каком-либо отношении знакомящий с бытом этого населения. Мы даже слышали, что за подобные труды областное начальство не прочь бы назначить и небольшое вознаграждение авторам.

Газ, «Терские ведомости», 1871, № 20.

Комментарии

Текст воспроизведен по изданию: Каламбий (Адыль-Гирей Кешев). Записки черкеса. Повести, рассказы, очерки, статьи, письма. Нальчик. Эльбрус. 1988