№ 272

Праздник в Тифлисе в честь охотников конной грузинской дружины

В прошедшую субботу, 24 числа, Тифлис был свидетелем замечательнейшего праздника, какой только можно видеть на Кавказе. Тифлисское городское общество давало обед участвовавший в славном Чолокском деле охотникам конной грузинской дружины, накануне прибывшим в наш город из Гурии и предназначенным к отправлению на Лезгинскую кордонную линию. Незастроенная оконечность Кукийского предместья, образующая обширное поле, с самого утра представляла собою любопытное зрелище. В разных местах поля развевались на древках воткнутые в землю разноцветные значки; каждый из значков охранялся вооруженным воином дружины и составлял средоточие своей сотни воинов, тут же толпившихся, сидевших или лежавших в самом живописном бивачном беспорядке. Издалека можно было узнать, где располагалась осетинская сотня, где группировались карталинцы, где тушины, где имеретины, и т.д., потому что яркие красные шапки осетин резко отличались от белых папах карталинцев, или от маленьких войлочных шапочек тушин, или от кудрявых голов имеретин, покрывающихся взамен всякой шапки лишь небольшою накладкой, когда-то употреблявшейся вместо пращи. Каждая сотня, составленная из отдельного племени жителей разноплеменной Тифлисской губернии, отличалась и особым костюмом, и особым своим значком. Мы слышали, что пришедшие в Тифлис имеретинские охотники, между которыми есть и князья, и дворяне, хотели этим отплатить визит тифлисским охотникам, бывшим в Имеретия и защищавшим её. В стороне от всех этих разнохарактерных групп, перед палаткою начальника, развевалось большое черное знамя всей дружины, прекрасное и еще новое, но уже окуренное дымом Чолокской. битвы и озаренное [511] славою подвигов, которыми под его сенью ознаменовалась храбрая дружина в этом достопамятном деле. На знамени изображен святой воин, столь чтимый в Грузии угодник божий, Георгий победоносец. Над изображением и внизу его четкими золотыми буквами по-русски и по-грузински написано: “Охотников конной Грузинской дружины, а еще ниже: “С нами Бог, разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог”.

Все это вместе составляло прекрасную воинственную картину, в которой, как в живом этнографическом музеуме, можно было изучать типы, костюмы и наречия суровых и закаленных: в бою христианских племен Закавказья, до сих пор составляющих интереснейшую загадку для остальной России и для целой Европы. Здесь на незначительном пространстве одного поля можно было увидеть почти все то, за чем многие наши туристы, живописцы и поэты гоняются по горам Кавказа с большими издержками, затруднениями и даже опасностями... Но если интересно было видеть здесь оригинальные черты всех этих питомцев гор и войны, жизнь которых, с ее самобытными, суровыми и мужественными нравами, так живо занимает нас в описаниях, то еще интереснее для зрителя было узнать, зачем и как все эти разнородные представители воинственного Закавказья соединились в одно целое, прекрасно названное дружиной.. По какому побуждению оставили они свои горы, свои семейства? На чей голос спешили они собраться под одно знамя и прославить это знамя подвигами доказанной неустрашимости?..

В самом деле, эти последние вопросы едва ли не более еще заслуживают разъяснения, чем самая картинная сторона виденного нами праздника. Побуждение преданности к русскому престолу, равно общее веем жителям как необозримых равнин, так з неприступных гор великого царства русского — вот какое побуждение соединило в одну прекрасную дружину всех этих детей православного Закавказья. Все они добровольно как охотники собрались на голос своего начальника, тифлисского военного губернатора, ахалцихского и чолокского героя князя Ивана Малхазовича Андроникова, которому принадлежит первая мысль составления конно-грузинской дружины охотников. Только [512] нынешней весною было приступлено к осуществлению этой ли при деятельном личном посредстве г. тифлисского вице-губернатора М. П. Колюбякина, и вот уже блистательным успехов оправдалась прекрасная мысль начальника губернии, не напрасно рассчитывавшего на чувства верноподданнической преданности к престолу, твердо живущие в сердцах народов, к которым обратилось теперь начальническое его слово; вот уже до восьми сот возросла эта дружина и уже доказала на деле, каким благородным самоотвержением готова она отозваться на призыв долга и любви к общему отечеству всех подданных великого государя беспредельной России.

Число добровольных охотников, постоянно увеличивающих собою состав дружины, ежедневно возрастает. И чтобы вполне оценить это добровольное воинственное движение сельских жителей Тифлисской губернии, необходимо знать, что почти все они принадлежат к сословию казенных крестьян; несут наравне с прочими казенными крестьянами все натуральные повинности; при вступлении в дружину обязаны иметь собственную лошадь и собственное свое оружие. Сообразив все это, видишь, с какими значительными для крестьянина пожертвованиями сопряжена добровольная его готовность вступить в ряды дружины, видишь все это и еще более уважаешь его благородное рвение!..

Реляция о Чолокской битве, помещенная в нашей газете, правдиво оценила действия грузинской конной дружины в этом деле. Храбрость ее доказывается уже тем, что при Чолоке было ранено из дружины 12п человек, и все — штыками!.. Но в дополнение к официальной реляции самое достоверное указание свидетельствует и о бескорыстии дружины после победы. Послушные строгим внушениям своего начальства нижние чины дружины не дозволили себе участия в добыче и ничем не воспользовались в захваченных турецких лагерях; а такая воздержанность приобретает особенную важность в глазах тех, кто знает, что по обычаям , этих племен, часто живущих войною, как, например: тушины, военная добыча составляет не только справедливый приз и даже цель победителя, но еще и доблесть, которою он гордится.

По справедливости оценивая побуждения и заслугу [513] грузинской конной дружины, тифлисское городское общество граждан возымело похвальную мысль воспользоваться проходом: ее через Тифлис, чтобы угостить ее радушным обедом, а это-то к дослужило поводом к оригинальному празднику, которого свидетелем был Тифлис в прошедшую субботу. На большом поле перед огромной палаткой, устроенной для почетнейших гостей и хозяев праздника, не на столах, потому что столы не употребляются в туземных трапезах, а прямо на земле были разостланы белые скатерти между разноцветными коврами, на которых должны были поместиться гости. Каждый прибор состоял из тарелки, на которой лежали лаваши (хлебы), огурцы, сыр и любимая туземная закуска — ароматические овощи. Между каждыми двумя приборами помещался порядочный глиняный кувшин с кахетинским вином. Все это обещало пир на славу.

К 12 часам разнокостюмные группы, рассеянные по полю и уже занимавшиеся любимыми своими забавами: борьбой и пляской под звуки родной зурны. — пришли в движение и стали выстраиваться в ряды отдельными сотнями.

В первом часу прибыл из города его высокопревосходительство, г. командующий корпусом Николай Андреевич Реад, верхом, в сопровождении своей свиты. Приблизившись к полю, г. командующий корпусом сошел с лошади и пешком направился к выстроившейся дружине. На пути он был встречен исправляющим должность тифлисского военного губернатора тифлисским вице-губернатором подполковником М П. Колюбякиным, начальником дружины, храбрым подполковником князем Джандиеровым, который отрапортовал его высокопревосходительству о состоянии дружины, и всеми офицерами дружины. Затем г. командующий корпусом обошел и приветствовал все сотни, которые на приветствие начальника отзывались громкими криками ура. Потом началось молебствие с водосвятием, по окончании которого вся дружина была скреплена освященною водою.

После молебствия начался пир. Но он начался не так, как обыкновенно начинаются подобные пиры. Он начался с заздравных тостов за тех, о которых мысль не могла не посетить душу каждого присутствовавшего при только что оконченном молебствии. Пир начался с тостов, провозглашенных г. командующим корпусом, за здравие государя императора, за здравие [514] государя наследника цесаревича, и за здравие всего августейшего дома. За каждым из этих тостов следовало продолжительное громкое ура всей дружины» сопровождаемое по здешнему обычаю бросанием в воздух шапок. И как, кстати, как уместны были эти тосты немедленно после молебствия, когда в памяти и слухе всех присутствовавших еще так свежи были звуки величественной молитвы. “Спаси господи люди твои и благослови достояние твое, победы благоверному государю нашему!..

За первыми тостами г. командующий корпусом провозгласил тост за здоровье отсутствующего наместника кавказского, незабвенного князя М. С. Воронцова, за победителя чолокского, князя Ивана Малхазовича Андроникова и, наконец, за здоровье и добрую службу грузинской конной дружины. Последний тост: за здоровье командующего корпусом, его высокопревосходительства Николая Андреевича Реада — был Колюбякиным. По провозглашении тостов г. командующий корпусом оставил празднество и празднующих и поспешил возвратиться в Тифлис. Тогда оставшиеся гости и хозяева праздника заняли свои места за длинным столом, под навесом красивой большой палатки, а нижние чины дружины разместились перед палаткой на узорчатых коврах, каждый перед своим прибором, на котором уже дымилась для каждого тарелка с горячей и жирной бараньей похлебкой... Одни кушанья следовали за другими. Пир делался шумнее и шумнее. Глиняные кувшины чаще и чаще принимали горизонтальное положение, обращаясь к жаждущим устам. Зурна и песни вошли в свои права. Через полчаса над всей этой пирующей толпой, каким-то густым, хаотическим и неумолкаемым аккордом стояли в воздухе слившиеся во что-то смутное, но нелишенное своей приятности звуки голосов и туземных инструментов. Влияние этих звуков опьяняло больше чем вино. Наконец, в рядах дружины оказалось движение. Лихие и развеселившиеся плясуны выходили поодиночке на площадку перед палаткой и с особенным воодушевлением плясали — каждый свой национальный танец, при одобрениях и хлопаньи в ладоши всех зрителей. Но вот в стороне осетинской сотни образовался какой-то хоровод. Осетинские плясуны, со своими красноверхими шапками, стали в кружок, схватились руками и начали медленно кружиться в такт собственной [515] песни. Ко всеобщему изумлению, на плечах этих молодцов утвердился другой этаж хоровода. Люди стояли и плясали на плевах у людей. Зрелище было поистине удивительное и редкое. Для такого осетинского хоровода нужна была акробатическая сила и ловкость, и, между тем, все это проделывали отнюдь не акробаты, а одаренные от природы изумительною ловкостью полудикие сыны Кавказских гор...

А сколько было непринужденности и жизни в этой пирующей толпе! Сколько признательности к своим угощателям. Последняя выразилась довольно наивно и забавно. Оживившиеся воины дружины бесцеремонно подходили к хозяевам пира, почтенным: тифлисским гражданам — и, буквально, похищая их из-под навеса палатки, подхватывали на руки и, раскачивая на руках, высоко подбрасывали в воздух: изъявление благодарности, несколько неудобное для пищеварения только что пообедавших, но все-таки это было изъявление благодарности и надо было принимать его!..

Праздник почетнейших гостей и хозяев окончился вместе с обедом. Но развеселившиеся охотники дружины пировали до позднего вечера.

ЦГИА Гр. ССР, газ. «Кавказ», № 59, 1854 г., стр. 233-235.