О плавании винтового корвета «Кречет» в Чёрном море.

С 11 февраля по 3 марта сего года.

(Рапорт командира корвета, кап. 2 р. Добровольского).

Вследствии предписания начальника Сухумской станции, корвет «Кречет», 11 февраля, в 6 часов пополудни, снялся с Сухумского рейда, с целью осмотреть береговую линию Кавказа и преследовать вооружённой силой турецкие кочермы, занимающиеся контрабандной торговлей с горцами. Имея в виду начать подробный осмотр берега с Адлера, я рассчитывал ходом корвета так, чтобы с рассветом подойти к означенному месту. 12 февраля в 7 часов утра мы подошли на 1 1/2 мили от Адлера; остановив ход, я осмотрел развалины прежде бывшего укрепления, но не нашёл там ни малейшего признака жизни. Пустив в ход машину, корвет пошёл вдоль берега, уменьшив расстояние ещё на полмили, так что глубокое и узкое ущелье реки Хасти прошли в одной миле. По берегу от Адлера до Сочи виднелись аулы горцев, раскиданные в небольшом расстоянии друг от друга. Пройдя же укр. Сочу, заметили кочерму, вытащенную на берегу у реки Лаупе. По долине этого ущелья, в порядочном расстоянии от морского берега, расположен аул, защищённый с моря густо-растущими деревьями; вправо от ущелья при самом береге сделан на протяжении 50 сажен каменный завал. Подойдя малым ходом, по лоту, на глубине 30 фут, или на расстояние четырёх кабельтовых, и поставив корвет правым бортом против кочермы, я приказал пробить полную тревогу. Когда батарейный командир, лейтенант Артюхов, донёс о готовности батареи, то получил приказание, для первоначальной пробы, открыть огонь по порядку нумеров, и самому, совместно с своими помощниками, полубатарейными командирами, указывать комендорам и прислуге все приёмы действия, во избежание несчастных случаев. Но так как команда корвета, вся без исключения, ещё впервые слышала свит ядер и боевой грохот орудий, то весьма понятно, [17] что первые выстрелы не могли быть удачны. Когда же при пальбе по порядку нумеров, каждое из пяти орудий сделало по три выстрела, я приказал пробить тревогу для батального огня. Между тем ветер, который мы имели с левой стороны, понемногу сбивал корвет к берегу и расстояние до него постепенно уменьшалось. После нескольких выстрелов ловкие и отчаянные убыхи стали собираться со всех близлежащих аулов; одна значительная партия заняла вышеозначенный завал, другая расположилась в рассыпную по левой стороне ущелья, не возвышенном утёсе, покрытом густым кустарником, и как только корвет приблизился на расстояние ружейного выстрела, они открыли беглый огонь из винтовок. На корвете тотчас же вызвали стрелковую партию под начальством лейтенанта Федотова, которому в помощь я определил штабс-капитана Перлика (офицера генерального штаба, назначенного на корвет для крейсерства по особому предписанию от кутаисского генерал-губернатора). Первый полувзвод стрелковой партии, под распоряжением г. Перлика, был рассыпан по правому борту корвета; второй полувзвод, под начальством командира партии и его второго помощника гардемарина Григоренки, был послан на марсы. Как только рожок проиграл сигнал к открытию батального огня, наши штуцерные пули в один момент согнали убыхов с ближайшего утёса и принудили скрыться за противоположный скат. Между тем ядра и гранаты наши стали ложиться так удачно, что после полуторачасового действия с некоторыми интервалами, кочерма была до такой степени избита, что левый борт ея представлял большую брешь; руль и киль были отбиты; мачта и рей переломлены. Но чтобы окончательно привести её в совершенную негодность, я приказал сделать с каждого орудия по одному выстрелу древгаглами. После этих выстрелов кузов и палуба кочермы походили на решето. Пули убыхов оставили следы по правому борту корвета, на фока-рее и грот-мачте; преимущественно выстрелы их были направлены на марсы и площадку. Вреда, более существенного, они не могли сделать, потому что прислуга у орудий была защищена высоким бортом, который на 2 1/2 фута выше большого роста; стрелки же на марсах были защищены барикадами из двух рядов коек.

Только одна пуля, ударившись в карниз площадки отбила его кромку и потеряв силу, рикошетным движением, задела за погон кафтана унтер-офицера Дремлюги, стоявшего около грот-мачты. Видя, что дальнейшее действие бесполезно, потому что кочерма была совершенно разрушена, я приказал пробить отбой.

Продолжая путь, корвет, в 1/2 2-го часа по полудни, заметил [18] не доходя Псезуапсе, на довольно большом расстоянии от морского берега, смело расположившегося контрабандиста, против речки Гомех. В расстоянии 200 сажень внутрь от берега виднелись три сакли, и местность представляла обширную лощину, совершенно открытую; речка Гомех вливается в море несколькими рукавами и, при таянии снегов, разливается, судя по признакам, на большое пространство; глубина моря около берега незначительная, так что корвет, подойдя на глубину 20 фут, был в расстоянии от берега, на пять кабельтовых. По пробитии тревоги батарея открыла огонь, и в этот раз опять от пальбы по порядку нумеров перешли к батальному огню; расстояние 5-ти кабельтовых и незначительная цель – площадь кормовой части кочермы, при неопытности комендоров, были причиной, что выстрелы наши не имели той удачи, как с первой кочермой, но всё таки я неиначе пробил отбой, как после четырёх весьма значительных продольных и сквозных пробоин; кроме того, ядра наши значительно повредили сакли, находившиеся по направлению выстрелов. Горцы хотя и собрались в большом количестве, но за дальностию расстояния не могли открыть огня.

Продолжая путь вдоль берега, в расстоянии самом незначительном, корвет в 4 часа подошёл к Туапсе, где нашли три кочермы различной величины, вытащенные около большого числа духанов, расположенных в 50 шагах от берега, по речке; местность представляла обширную долину, покрытую рытвинами и курганами значительной величины, на опушках которых устроены завалы и засеки. С приближением корвета заметно было большое движение около кочерм и духанов; черкесы выносили тюки товаров. По первому выстрелу горцы разбежались в разные стороны, остались только двое, которые обкладывали низ кочермы землей, желая предохранить её от ядер; но первое ядро, упавшее весьма близко кочермы, вынудило их скрыться. К сожалению, не имея на корвете зажигательных снарядов, которые при этом случае могли бы служить с пользой, я приказал чрез два выстрела ядром, на третий, посылать гранату; три кочермы и порядочное число деревянных духанов заставили меня действовать усиленно, почему я продолжал бомбардировку кочерм до позднего вечера. Все три кочермы приведены в совершенную негодность, а у многих передовых духанов были пробиты стены и крыши снесены; один духан начал было загораться, но в скором времени огонь потух. Горцы, видя наше усиленное действие и в ожидании, быть может, со стороны нашей десанта, собрались в [19] огромном числе; пущенные за завалы бомбы, да и вообще осколки разрывающихся гранат, как должно предполагать, нанесли им порядочный вред. Штурманский офицер и его помощники кондукторы, присматривая за рулём и лотом, в то же время наблюдали за полётом наших снарядов и видели как несколько человек были унесены в дальние аулы. В 1/2 7 часа вечера, пробив отбой, я отошёл от Туапсе и направился к Феодосии, имея в виду на возвратном пути начать такой же осмотр берега от Фальшивого Геленджика.

Получив разрешение на осмотр северной станции кавказского берега, корвет «Кречет» 2 марта в 2 ч. ночи снялся с феодосийского рейда для следования в Керчь за почтой, а оттуда в Сухум.

3-го марта, в 7 часов утра, подойдя на 1 1/2 мили к Фальшивому Геленджику, я приказал лечь вдоль берега. В балке, где было прежде укрепление Михайловское, развалины которого и по настоящее время существуют, мы увидели вытащенные на берег две кочермы; небольшой аул был расположен в глубине этой балки, на значительном расстоянии от берега. Завидев приближение корвета, горцы тотчас стали выбирать товары из кочермы и уносили их в глубину балки. Подойдя на расстояние, как дозволяла глубина, и поставив корвет левым бортом против кочермы, я открыл огонь. На этот раз прислуга у орудий действовала расторопно, свободно, с ловкостью искусных артиллеристов. После пробных выстрелов, которые определили точное расстояние до цели, был открыт батальный огонь. В настоящем случае достаточно было сделать по 15 выстрелов из пяти орудия, чтоб привести кочермы в совершенную неспособность плавать по морю. Продолжая путь далее, в балке же, у речки Джуб, близ Шапсуго, были усмотрены ещё две контрабандные кочермы.

Пройдя траверз Шапсуго милях в 10, в довольно обширной балке, образующей речку Плаху, около левого берега самой речки возвышается значительный утёс, покрытый кустарником и обгорелыми пнями, а на берегу насыпан довольно высокий курган, по хребту которого сделана оборонительная насыпь; на правом скате этого кургана, около речки, в небольшом расстоянии от берега расположен значительный аул и духаны, против которых, на гладкой площадке и были вытащены замеченные нами кочермы. Осмотрев местность и убедившись, что наши ядра и гранаты могут принести значительный вред шапсугам, я подошёл с корветом, по лоту, на весьма близкое расстояние, так что орудия действовали на 3/4 и 1/2 градуса возвышения; шапсуги тотчас заняли утёс и рассыпались в большом числе между [20] кустарниками; другая более значительная партия расположилась за оборонительною насыпью. Приближение корвета они встретили сильным винтовочным огнём, вследствие чего, я тотчас приказал командиру стрелковой партии, лейтенанту Федотову, и его помощнику штабс-капитану Перлику, рассыпать стрелков по борту, другую же часть послал на марсы. Когда стрелки были по местам, то подан был сигнал открыть огонь. Беглый и весьма удачный огонь наших штуцеров тотчас же принудил шапсугов, расположенных на утёсе, скрыться за обрыв, а огонь из-за оборонительного завала притих моментально, только изредка были слышны одиночные выстрелы. Между тем батарея действовала с величайшим успехом: почти ни один снаряд не пропадал даром; в особенности хороши были выстрелы второй полубатареи под присмотром мичмана Самойловича и его помощника гардемарина Славича. Опять пришлось сожалеть о брандскугелях, которыми можно было бы положительно сжечь весь аул и духаны; такого рода наказание могло бы сильно подействовать на шапсугов и навести страх на контрабандистов. От действия наших гранат загорелась одна сакля, но храбрые шапсуги, под выстрелами, разобрали её и тем не допустили огню распространиться. Кочермы были до того избиты, что повалились на бок; и когда открылись для цели их палубы, лейтенант Артюхов назначил два орудия действовать ядрами в палубы, а остальные три – гранатами по аулам и духанам. Один удачный выстрел с бакового поворотного 36-ф. длинного орудия отбил нос двухмачтовой кочермы. Убедившись в окончательном разрушении кочерм, передовых духанов и сакль, корвет уже намеревался отойти от берега; но в это время заметили в лощине большое движение горцев и после нескольких минут, на скате кургана показалась толпа, везущая полевое орудие. Дерзость эта вынудила меня остаться, чтобы наказать смельчаков, которые, поставя орудие на большое возвышение кургана за оборонительною насыпью и раскопав амбразуру, открыли огонь. После первого их неудачного выстрела, я приказал батарейному командиру назначить одно орудие действовать против неприятеля. Горцы плохие артиллеристы, ядра их то недолетали, то перелетали чрез корвет. Мичман Самойлович, по 6-му выстрелу, наведя орудие своего плутунга, сбил орудие с лафета. В отчаянии горцы вновь открыли беглый винтовочный огонь; но с уничтожением орудия, я считал дело моё конченным, и корвет пошёл вперёд.

Таким образом вверенный мне корвет, обойдя дистанцию южную, перешёл на северную, где и истребил девять кочерм.

Текст воспроизведен по изданию: О плавании винтового корвета «Кречет» в Чёрном море. С 11 февраля по 3 марта сего года. (Рапорт командира корвета, кап. 2 р. Добровольского) // Морской сборник, № 9. 1862