«ЗИМНЯЯ ЭКСПЕДИЦИЯ 1852 Г. В ЧЕЧНЕ».

Имя Баты было давно нам знакомо по тем смелым поискам в наших владениях, которыми он так часто тревожил наши передовые укрепления и аулы, лежавшие по нижней Сунже. Особенно часто развевались значки его под стенами Умахан-юрта и в окрестностях Грозной. Личность эта пользовалась в Чечне репутациею отчаянного наездника и опытного, даже слишком опытного администратора. Впоследствии судьба свела меня с Батой, и мы даже очень близко познакомились, живя два года бок о бок: он в ауле Ойсенгуре, стоявшем под защитой Куринского укрепления, я — в самом укреплении. Мне даже удалось, благодаря его обязательному содействию, перевести на чеченский язык русский словарь, присланный с этою целью покойным Берже сначала на имя командира 2-го батальона князя Чернышева полка майора Властова, потом на мое. Бата был человек замечательный, оказавший немало услуг русскому оружию. Прежде это был один из самых беспокойных и предприимчивых противников наших; с того же дня, как он передался к нам, мы приобрели в нем незаменимого проводника. Благодаря превосходному знанию местности (только в большой Чечне), он много содействовал покорению Чечни и много русской крови сберег при ее замирении. У нас не было верной топографической [614] карты этого края, и мы ходили по Чечне ощупью, подавались вперед осторожно, шаг за шагом. Везде мерещились нам преграды, преодолевать которые предполагалось с неимоверными трудностями и огромными жертвами; сады представлялись нам чуть ли не девственными лесами, канавы глубокими оврагами, овраги бездонными пропастями. Лазутчики, проводники, влиятельные мирные чеченцы и все, имевшие в том прямой или косвенный интерес, старались поддерживать в нас эти заблуждения. Является Бата — и завеса, за которою скрывалась Чечня, не существует (В настоящем XIII т. «Сборника» помещено описание сквозного движения в 1831 году г. л. Вельяминова, которое через двадцать лет повторил князь Барятинский. Ред.): мы идем смело вперед, делаем отчаянные рекогносцировки, ночуем в неприятельских аулах, снимаем планы, составляем программы будущих экспедиций, вырубаем только те леса, которые действительно могли нам служить преградой, и почти определяем срок, до которого может продержаться Чечня. А так как Чечня служила житницей Дагестана, то и будущность этого последнего не представлялась уже вопросом слишком отдаленного времени. Вот чем обязаны мы Бате, и вот почему я назвал его замечательным человеком и помещаю здесь те краткие биографические сведения о нем, которые мне удалось собрать отчасти от него самого, отчасти, помимо него, от людей, не совсем доброжелательно относившихся к его обеспеченному положению и, следовательно, пристрастных в ущерб его репутации.

Собственные сыновья Баты, Болотай и Шамиль, а также жители Ойсенгура, называли его Буота; настоящее же его имя, как мне довелось доследовать — Батый. Бата был родом из аула Хорочай, стоявшего на одном из левых притоков Джалки и разоренного русскими во время восстания Чечни. Он носил фамилию Хорочаева, а не Шамурзова (Фамилия Хорочаева легко могла принадлежать Бате по месту его рождения или выхода его представителей из аула Хорочай и усвоиться ему случайно. Официальные же сведения того времени едва ли могут быть ошибочны, так как Бата был сам лицо официальное и даже видное. В этих сведениях он везде неизбежно именуется Шамурзовым (от имени Шамурза или Хамурза) и притом не Батыем, а Батием. Ред.), хотя в официальной [615] переписке (Донесение штаба отд. кавк. корпуса 12-го марта 1852 г. № 579.) он известен под этою последнею фамилиею. Ребенком он был взят в плен и детство свое провел в доме командира отдельного кавказского корпуса барона Розена, о котором он всегда вспоминал с благодарностью, и которого не иначе называл как Григорием Владимировичем. Впоследствии, — он не помнил в котором году — Бата уступлен был бароном Розеном бывшему наместнику Царства Польского Великому Князю Константину Павловичу, который держал его у себя до совершеннолетия, а затем предложил креститься. Бата поблагодарил Его Высочество за все милости, но креститься не пожелал, а просил отпустить его на родину, по которой, как он говорил, никогда не переставал тосковать. Цесаревич не имел причин отказать ему в этом, потому что в то время Чечня входила в состав наших владений на Кавказе. В Варшаве Бата, между прочим, выучился говорить по-польски. И так, в один прекрасный день счастливый пленник, перед которым лежала широкая дорога к почестям и отличиям, после роскошных палат наместника Царства Польского, вдруг очутился в тесной и темной турлучной сакле, в обществе телят и домашней птицы; но зато он был свободен и дышал родным воздухом. До сорок первого года Бата был человеком, маленьким; о возвращении его на родину и о похождениях в России поговорили в Хорочае и соседних с ним аулах, а потом и говорить перестали, и почти забыли о его существовании. Но когда в сороковом году Чечня, разоряемая и притесняемая генералом Пулло и его клевретами с одной стороны, разжигаемая фанатическими проповедями мюридов с другой, отложилась — Шамиль, умевший, как и все великие исторические деятели, выбирать себе сподвижников, отличил Бату в толпе, вывел его из неизвестности и сначала поручил ему управление шалинским округом, а потом сделал старшим наибом большой Чечни. С этих пор имя Баты начинает очень часто произноситься на [616] кумыкской плоскости, на Сунже, на Тереке и даже за Тереком. В 1851-м году Бата узнал, что начальником левого фланга и чеченского отряда назначается русский вельможа, богатый, влиятельный и предприимчивый; он оставил парчовый значок имама и явился с предложением услуг к князю Барятинскому (Сведения об этом переходе Баты на нашу сторону и некоторые другие о нем же помещены в VI т. «Кавказского Сборника», в статье «Погром Чечни в 1852 году».). Такое счастье выпадает на долю немногих любимцев фортуны, к числу которых принадлежал и князь Барятинский. Бата уведомил начальника чеченского отряда из Ойсенгура о выступлении Шамиля в Дагестан со всеми способными носить оружие жителями Ичкерии и Чечни, следствием чего было предпринятое князем Барятинским 6-го января движение к Автуру и Гельдыгену; Бата же дал знать в отряд о поспешном возвращении Шамиля с отборною кавалериею и всею чеченскою пехотою в Чечню; наконец, он был вызван в отряд и служил проводником барону Меллеру-Закомельскому 10-го января при движении колонны к мезоинским хуторам (За анахронизмы, если они окажутся в том месте биографического очерка Баты, который относится до его пребывания в плену, автор слагает с себя ответственность, так как передает подлинный рассказ бывшего наиба.)

Текст воспроизведен по изданию: Зимняя экспедиция 1852 г. в Чечне // Кавказский сборник, Том 13. 1889